— Не беги, упадешь! — останавливает бабушка Дина Алешу, мчащегося по дорожке сада. — Тише! Тише, ты, угорелый! Расшибешься!
— Молодец! Хорошо бегаешь! А еще быстрее можешь? — подзадоривает папа в подобных случаях.
— Да ведь убиться может! Тут под горку, да еще шлак, — беспокоится бабушка.
— Ну что с ним будет? Подумаешь, скорость у него — двухгодовалого! Самое большое — нос обдерет! — успокаивает бабушку папа. — Да и падает ведь он просто мастерски. Нам с вами далеко до него. Вчера Алеша увидел, что мама идет с работы — и как припустит навстречу! А там под горку. И споткнулся на всем лету. Я думал: нос уж он расквасит обязательно. А он изогнулся дугой и, как конь-качалка, перекатился с живота на грудь, а потом на руки. И носа даже в пыли не выпачкал. Вскочил как ни в чем не бывало — и дальше. А посмотрите, как он со стульев падает! — продолжает папа. — Это же виртуоз своего дела. Глядя на Алешу, можно книгу написать «Как падать и не расшибаться при этом».
Но разве бабушке докажешь? Она все свое:
— И зачем это нужно? Как будто без этого нельзя обойтись!
Да, представьте себе, даже сейчас это бывает необходимо! Сколько раз Алешу и Антона выручали крепкие и, главное, цепкие ручонки? Вот мама посадила младшего в коляску, дала игрушку, а сама занялась чем-то на кухне. Вдруг Антон громко заплакал. Она к нему. И что же: Антона в коляске уже нет, но ручонками он так крепко успел ухватиться за край коляски, что застрял на полпути. Висит и не падает на пол. Тут его мама и выручила. А упади он на пол, головенкой мог бы сильно удариться.
У Алеши — страсть к поездам. Он может подолгу стоять у окна и ждать, когда поезд покажется вдали. Но окно высоко, и Алеша использует велосипед в качестве подставки: руками ухватится за раму, а ноги на педалях. Поезда все нет и нет, стоять становится скучно, и Алеша начинает раскачиваться на педалях туда-сюда, туда-сюда. Вдруг неловкое движение — обе ноги соскочили с педалей, и Алеша повис, крепко вцепившись в раму руками и поддерживая себя даже подбородком. Ноги разыскивают ускользнувшие педали, а руки надежно держат его у рамы. И Алеша нашел педали, и снова встал на них, и снова стал покачиваться туда-сюда. Не упал он потому, что не только крепко висит, но даже может подтянуться вверх. Ему и невдомек, какой опасности он избежал, не свалившись верхом на зубчатое колесо.
Да! Во многих случаях жизни могут пригодиться и силенка, и цепкость, и ловкость. «Плохая» мама и «хорошая» бабушка
Гора посуды на кухонном столе — у мамы. Гора игрушек на маленьком складном столике — у Алеши. Оба заняты делом: мама, напевая, моет посуду, а Алеша погружен в обычный утренний «осмотр своих владений». Каждую игрушку он осматривает, пробует ее «на стук», «на зуб», «на вкус», затем, не глядя уже на нее, бросает на пол, а иногда следит, наклонившись через перильца, как она ударится и стукнет об пол. Этого занятия ему иногда хватает на полчаса. Когда игрушки иссякают на столе, мама на ходу подсовывает Алеше то кружку, то крышку от кастрюли, то большую ложку.
Когда все испробованное и надоевшее валяется вокруг, Алеше становится «скучно». Он тянет ручки к маме и сначала тихонько, а потом все громче начинает похныкивать. А маме некогда.
— Подожди, Алешенька, еще немного осталось. Давай-ка с тобой поговорим лучше… — успокаивает она его.
А Алеша, вместо того чтобы успокоиться, может заплакать, но не надолго — на полминутки, на минуту. Мама это знает и, не беря его на руки, продолжает «разговор» с ним. Алеша, успокоившись, начинает ей «отвечать»:
— Тя-тя-тя… дя-дя.
— Дядя, Ка-тя, Алешенька, — в тон ему говорит мама.
— Ки-ки-ки, — тоненько пищит Алеша.
— Ки-са, — тоже тоненько тянет мама, а сама радостно смеется. Улыбается и Алеша, глядя на маму, и вдруг начинает уморительно хохотать. Оба довольны.
Переделав все дела на кухне, мама переносит Алешу в комнату и кладет в кроватку. Он тут же поднимается и, ухватившись за перильца, пускается в «путешествие» по кроватке. Надолго останавливается у полотенца: берет его и сваливает к ногам; кряхтя, наклоняется, при этом стукается лбом о перильца кроватки, всхлипывает, но полотенце все-таки поднимает и… снова роняет. Наклоняясь в третий, четвертый раз, он уже жмурится и с опаской поглядывает на близкие перильца, но лбом не задевает их.
А мама тем временем убирает в комнате, протирает полы, ладит бельишко и даже иногда записывает в дневнике про Алешкины успехи.
И только немного освободившись, она берет Алешу на руки. Тут начинается «борьба» на диване и «цирковые номера». Алешка, голенький, радостно хохочет, охотно и долго прыгает на диване, держась за мамины пальцы. А мама еще напевает в такт прыжкам:
Вот как мы попрыгаем,
Ножками подрыгаем,
Ручками помашем,
Попоем и спляшем,
— или:
У Алешки все в порядке
От макушки и до пятки.
Надо с этакой фигурой
Заниматься физкультурой,
— вообще какой-то набор слов на разные мотивы. Это у мамы отдых на 15-20 минут, а у Алеши «спортивные занятия».
Потом Алеша получает бутылочку с кефиром или кашей и, опорожнив ее до дна, засыпает. А проснется — снова возится с игрушками в кроватке.
Со всем этим бабушки еще мирятся, хотя и ворчат, что «мы мало уделяем ребенку внимания». Но если они слышат Алешкин плач, то тут уж, мама, берегись!
— Ты разве не видишь, что ребенок надрывается? Уже час целый, наверно, кричит! — обрушиваются обе бабушки на маму, хотя в действительности может и двух минут не пройти.
— Зачем же доводить ребенка до крика? Ребенок должен меньше плакать. От плача у него нервная система расшатывается, — научно обосновывает бабушка Дина свои советы.
А бабушка Саша просто хватает Алешу на руки и уносит к себе. Первым делом она «успокаивает» его, причитая:
— Бедный ты мой! Дорогой ты мой! И никто тебя на ручки не берет. Все забыли Алешеньку, — и она бережно носит его по комнате, покачивая и приговаривая. Алеша тут же умолкает, и она начинает угощать его. У нее всегда припасено что-нибудь вкусненькое для Алеши, и ей кажется, что он вечно голоден. Только покормив его и напоив, она чувствует себя спокойнее.
Вот бабушка начинает играть с ним: посадит Алешу на одну ладонь и, придерживая грудку второй, «пляшет» с ним, высоко поднимает его в такт припеву. Алеша блаженно обмякает в ее полных руках, головенка у него раскачивается — он доволен. Но стоит только Алеше дать первый знак неудовольствия или пресыщения этой игрой, бабушка мгновенно прекращает ее. Тогда она укладывает его на большую мягкую кровать и играет с ним в «козу». Сделав пальцами два «рога», она «бодает» его в животик, в грудку, под мышки, и Алеша хохочет, приводя этим бабушку в восторг.
Пока Алеша у бабушки Саши, он в сытом безмятежном бездействии. Если лежит, то на самом мягком, что может найти бабушка. Если сидит, то так, чтобы его «слабая» спинка не напрягалась. А чтобы ему не было скучно, бабушка Саша его непрерывно развлекает. А надоест ей все это, она укачивает Алешу и сонного, сытого приносит маме. Это означает: «Вот как надо с ребенком обращаться!»
И если после этого Алеша не хочет оставаться один в кроватке или на стуле, часто начинает проситься на руки и хнычет, то в этом бабушки обвиняют нас. Сначала мы еще пытались «оправдываться» и что-то доказывать.
— Ведь Алеша привыкает к рукам. На ваших руках он бездействует, а когда играет сам, ему приходится работать собственной головенкой и руками. А это ему и полезней и интересней.
Мы решили настойчиво отстаивать свою «линию» в воспитания, приучать малыша, не докучая взрослым, самому находить для себя интересные занятия.
И стало легко. Алеша уже мог часами ползать по полу террасы (благо — лето!). Остановится около коляски и примется «исследовать» колесо. И одной ручонкой, и другой пытается стащить его, а колесо не поддается. Малыш начинает сердиться, хныкать, хватать и дергать колесо резче, но все бесполезно. Сколько движений, сколько трудностей, какая энергичная деятельность! Мы невольно сравниваем ее с блаженным лежанием у бабушки на руках или с бесконечными забавами, когда бабушки заняты внуком, а внук — бабушками. Все дела при этом останавливаются — бабушки заняты «воспитанием». Когда же время на «воспитание» иссякнет — надо же и другие дела делать! — бабушка Дина говорит маме:
— Да забери же ты Алешку, у меня ни секундочки свободной, а он лезет, спасу нет!
И мама «забирает» Алешку к себе. Ей-то ребенок никогда не мешает. Она успевает делать с ним все домашние дела, и даже общественные, не отводя никакого специального времени на воспитание и постоянно ощущая светлую и ясную радость оттого, что ее сынишка с нею рядом.
Бабушка Дина говорит иногда:
— Хоть я и люблю детей, все равно самый тяжелый труд для меня — нянчить маленьких. Своих еще ничего, а вот чужих и вовсе не могу: вечное беспокойство, вечная ответственность, да и физически трудно — поди-ка целый день с одним побудь, умаешься хуже любой работы.
А мама слушает и удивляется:
— Зачем же все твои разумные, проверенные, испытанные, разнообразные способы воспитания, если они делают жизнь с детьми такой тяжкой обузой! Нет, пусть для меня она будет радостью!
И папа с ней согласен. Без ходунков
Алеше восемь месяцев. Недели три тому назад он первый раз самостоятельно встал, держась за перильца, а сейчас уже «путешествует» довольно свободно по всей кроватке.
Папа дает ему два больших пальца, ставит повисшего на них Алешу на пол и пробует идти с ним по комнате. Первые шаги получаются неудачными. Одна нога часто наступает на вторую, и тогда следующего шага сделать нельзя. Алеша повисает на папиных пальцах, поджимает ножки и ставит их снова на пол, но уже рядом, а не одну на другую. Такие «прогулки» ему нравятся, и как только папа подходит к Алеше, тот поднимает вверх обе ручонки: возьми, мол, меня!
В комнате стоит низенькая раскладушка. Папа превратил ее в настоящий «тренировочный снаряд» для ходьбы. Приведет Алешу папа к середине кровати, даст за нее схватиться, а сам уйдет к краю и растопырит все десять пальцев: хватайся, Алеша, за любой!
Малышу очень хочется ходить, и он тянет ручонку к папиным пальцам, но они далеко, и он хватает только воздух. Тогда он берется снова двумя руками за раскладушку и делает шажок к папе. Но и отсюда он не может достать папины пальцы, как ни тянет к ним ручонки. Алеше становится грустно, он жалобно похныкивает и вот-вот расплачется.
Мама видит Алешины «страдания» и очень сочувствует ему.
— А может, тебе немножко ближе стать? — говорит она. Но папа чувствует, что у Алеши «есть еще порох», и не уступает. И Алеша снова делает шаг, пробует схватить пальцы — снова неудача, снова хватается за кровать и снова крошечный шажок к этим, таким желанным папиным пальцам.
Зато какая радость у Алеши на личике, как смеются папа и мама, когда наконец Алеша крепко хватается сначала одной, а потом другой ручонкой за папины пальцы и отправляется в награду в длительное путешествие по всей комнате.
Очень трудны первые шаги и первые уроки. Трудно Алеше, папе, маме, но каждый раз Алеша все быстрее добирается до пальцев и через два дня уже не собирается хныкать, а бодро, разговаривая сам с собой — «тя-тя-тя», пробирается вдоль раскладушки и так увлекается, что отпускает одну ручонку и тогда начинает терять равновесие. Чтобы не упасть, он отставляет ногу назад, как штангист, и, зажмурившись (ведь возможно, что придется шлепнуться на пол), отчаянно хватается второй рукой за кровать. Но… равновесие восстановлено, сердца папы и мамы поднимаются на свои места, а Алеша продолжает победно и невозмутимо двигаться дальше.
А еще дня через три Алеша уже обходит — и довольно быстро! — раскладушку кругом. Она становится в буквальном смысле слова «пройденным этапом».
Зато по комнатам Алеша по-прежнему очень любит путешествовать, крепко держась за папины пальцы. И вдруг однажды — что такое? — один из пальцев перестает служить Алеше опорой! Куда его Алеша не потянет, туда палец и движется. Как же быть? И Алеша через несколько минут бросает его, целиком держась за прочный и надежный, как раскладушка, второй палец. Так мы переходим к хождению по комнате с одной «опорой», а потом, недельки через две-три, когда папа почувствует, что силенок у Алеши уже достаточно, то и эта единственная «прочная опора» начинает становиться все менее прочной. Алеше приходится все больше и больше полагаться на свои силенки, и они быстро растут у него. К девяти месяцам папин или мамин палец — уже почти условная опора — так, на всякий случай, и на десятом месяце Алеша уже идет сам.
На первых порах получается еще плохо: неуверенно, тяжеловато. Падает Алеша довольно часто; после этого иногда рев. Бабушки советуют:
— Купите «вожжи» или, еще лучше, — «ходунки», ведь какая прелесть! Вы видели? Рама такая с колесами, ребенка поддерживают лямки, он на них даже повиснуть может — и ничего, никакого риска. Пустил в «ходунках», он себе и бродит — не наткнется ни на что, не упадет. Какой-то умный человек придумал…
— Умный? Я бы этого «умного» самого в «ходунки» на день посадил. Ни нагнуться, ни присесть, ни взять в руки ничего нельзя. Равновесие держать не нужно, осторожности соблюдать не надо. Не «ходунки», а лучший способ затормозить развитие ребенка, — возмущается папа. — Ребенок не будет уметь падать и, главное, не научится быть осторожным! И тогда любое падение будет для него страшный! Как вы не можете понять этого? Нет уж! Избавьте Алешу от этой «прелести»! Пусть учится падать, и это надо уметь делать в жизни.
И Алеша действительно в несколько дней научился ловко «приземляться». Если он теряет равновесие и начинает падать назад, то сразу складывается вдвое и плюхается мягким местом, если вперед — сгибает коленки и выставляет вперед ручонки. В первые дни, конечно, получалось не всегда удачно, доставалось иногда и голове. Но скоро он стал это так легко делать, что на падения и внимание перестал обращать.
А через 8-10 дней, когда Алеша сам начал вставать на ножки уже без всякой опоры и без чьей-либо помощи, совсем стало хорошо. Только слышно по комнатам, как босые ножонки: топ, топ, топ! А потом шлеп, стук! Это значит Алеша «приземлился», но неудачно, и стукнулся головой. Чаще всего после этого тишина — Алеша поднимается, а через несколько секунд опять частые и бодрые звуки: топ, топ, топ!
Гораздо реже рев — это значит, что удар оказался чувствительным. Но через несколько секунд рев прекращается, и снова слышится деловито-поспешное: топ, топ, топ, топ.
Только один раз Алеша при падении ударился очень сильно, но виноваты в этом были бабушка и папа. Папа как-то привел его домой от бабушек, где он пробыл полдня, и пустил шагать, как обычно, одного по комнате. Не успел Алеша пройти несколько шагов, как покачнулся назад и стал падать, но так странно и необычно, что у папы сердце похолодело. Вместо того, чтобы сесть, он падал на спинку плашмя и даже изогнулся назад! Папа бросился к нему, но не успел: Алеша ударился затылком о пол так сильно, что несколько секунд беззвучно открывал ротик, а потом залился отчаянным плачем. Папа держал его уже на руках и ничего не мог понять. В чем дело? Почему он так странно падал? Куда девалось Алешино умение «приземляться»?
Разгадка пришла вечером, когда бабушка Саша пришла к нам в комнату. Алеша сидел у нее на коленях, а когда сполз на пол и хотел сам идти, она пошла за ним, заботливо поддерживая одной рукой его затылочек. Если бы он вдруг качнулся назад, то затылок встретил бы бабушкину руку.
Все сразу стало ясно: полдня бабушка ходила следом за Алешей, поддерживала его затылочек, и он «забыл», как надо падать назад. «А КИРПИЧ ВКУСНЫЙ?»
Первая весна в жизни человека — немалое событие, особенно если этот человек впервые пробует босыми ножками землю. Дома — гладкий пол, бегать по нему — сплошное удовольствие, а тут что-то колет пяточки — не очень-то разбежишься! И на каждом шагу — новое, и все надо рассмотреть, пощупать и, конечно, попробовать на вкус: а вдруг вкусно? Новой травки еще нет — ведь только середина апреля, нет еще и листочков на деревьях. Зато все камешки на дорожке, промытые весенним дождиком, хорошо видны. И Алеша сосредоточенно разглядывает черные блестящие угольки, серые голышки, красные осколки кирпичей. Один ярко-оранжевый кусочек ему особенно понравился, он его взял, подержал, рассмотрел, постучал им по земле и… отправил в рот. Папа стоит рядом и смотрит на это спокойно. Ведь надо же малышу узнавать свойства вещей! Даже про взрослых говорят «Глазам своим не верит, пощупать должен», — а Алеше обязательно еще нужно и на зуб, на вкус попробовать — других-то способов исследования у него нет.
— Алешенька, невкусно, — предупреждает все же папа сынишку и ждет. Алеше действительно скоро становится «невкусно», и он, кривясь, выплевывает кирпич на землю. Во рту остался противный песок. Алеша недовольно морщится и наконец со слезами бросается к папе.
Всю эту сцену видит из окна бабушка Саша и, возмущенная, выскакивает на крыльцо.
— Кирпичом накормил! Стоит и смотрит, как ребенок в рот кирпич засовывает! Нет бы отобрать, а он еще подзуживает!
Пока бабушка высказывает свое возмущение, папа успевает очистить Алеше рот от песка и вытереть ему нос. А затем пытается объяснить бабушке свое поведение.
— Ну а если бы нас тут не было, он бы все равно попробовал. Если я сейчас не позволю, он без меня кирпич в рот засунет.
— На то и глаза, чтоб за ребенком смотреть!
— Нет уж, — решительно возражает папа, — пусть сам знает, что можно и чего нельзя. Это надежнее и папиного и бабушкиного глаза. Вы думаете, он теперь будет брать в рот кирпич? Насильно не заставите. Попробуйте!
Папа протягивает Алеше кусочек кирпича, но тот, морщась, отворачивается: кирпич-то, оказывается, невкусный!
«Попробовав» так на зуб мыло, свечку, песок и другие «невкусные» вещи, Алеша стал настолько осторожным, что даже съедобные вещи, новые для него, он отказывался сразу брать в рот.
Что ж! Осторожность, добытая собственноручно и собственнозубно, ему не повредит! А папе с мамой можно не волноваться за Алешу. Горячий чайник в роли учителя
Пока сидишь в очереди к врачу детской консультации, чего только не наслушаешься!
— У вас уж малыш-то ходит, — завистливо вздыхает молоденькая мамаша, завертывая в пеленки двухмесячную дочку, — а моя-то когда еще пойдет — и не дождусь, наверно. Нянчись вот с ней, а то бы сама бегала — все забот меньше.
— Не завидуй, милая, — замечает старушка в платочке, — ребенок не ходит, еще благодать, а как пойдет — смотри в оба: все будет хватать и к себе в рот тащить. Только и жди какой-нибудь беды. Там и иголки, и булавки — да мало ли чего! Разве за ним усмотришь?
— Верно, верно, — соглашается мать двухлетнего карапуза, которой позавидовала было молодая женщина, — и не говорите: прямо сладу никакого нет. Уж я все прячу от него: и нитки, и иголки, и ножницы — ну все, все, а вчера смотрю — откуда только он взял! — тащит в рот английскую булавку.
— Батюшки! Ну-ну! И что же?
— Ну, отняла, конечно, а он в рев, тянется к ней, да и только! Спрятала подальше. Что же еще сделаешь?
Папа с Алешей тоже ожидают очереди к врачу и слышат этот разговор.
— А как же он узнает, что булавка острая, что она делает больно? — не выдерживает папа.
— Что ж, ему булавку в рот пихать, что ли? — недоумевает женщина.
— Да нет, конечно, но он же должен знать, что булавка колется?
— Ну и что?
— Надо, чтоб он хоть раз укололся, надо так сделать.
На это женщины отвечают все разом:
— Да кто ж это сможет?!
— Господи, да что ты говоришь-то!
— Как же собственному ребенку больно сделать? Что вы!
— Разве можно это? Да рука не поднимется.
— Будет чепуху-то молоть, милай, — выражает общее мнение старушка в платочке. — Не зря вон написано на стенах, что беречь от всего надо ребенка.
И правда, со стен требовательно кричат плакаты:
«Прячьте спички от ребенка!»
«Берегите глаза детей!»
«Не оставляйте детей с огнем!»
Где уж тут спорить? Да еще в детской консультации! А дома мы делаем иначе.
Вот Алеша уже сам пошел по комнатам. Сколько новых вещей для него и сколько опасностей! Даже безобидный стул становится опасным, когда Алеша опрокидывает его на себя. А он уже может потянуть его так, особенно со стороны спинки, что стул свалится. Спички и иголки можно спрятать подальше, а как быть с печкой, электроплитой, горячим чайником? Да и надолго ли спрячешь спички, иголки, ножницы? Ими так часто пользуются взрослые, что рано или поздно они все равно попадут малышу в руки. И если тут не окажется рядом взрослых? Может случиться несчастье, и, может быть, непоправимое!
А если «знакомить» со всеми этими опасностями малыша? И знакомить тогда же, когда жизнь сталкивает с ними? Зная опасность, он станет осторожнее. Да и «знакомство» это будет происходить на наших глазах, и тяжелых последствий можно будет избежать. Ведь даже шестимесячный Антоша, стукнув себя по лбу погремушкой, начинает ее остерегаться. Берет погремушку ручонкой, а сам заранее жмурит глазки — вдруг стукнет его погремушка опять!
Так и решили: опасностей не скрывать.
Вот сели все завтракать. Алеше пошел уже второй год, он сидит на своем высоком стуле. Мама поставила на стол горячий чайник.
— Чайник горячий! Видишь, пар идет? — показывает папа Алеше. Что такое «чайник», Алеша знает. Спросит мама: «Где чайник?» — Алеша показывает на него пальчиком. А вот что такое «горячий» — неизвестно. Он снимал крышку с холодного чайника и решил сейчас сделать то же…
— А-а-а! — и горячая крышка катится по столу, а Алеша тянет обе ручонки к маме. Во всех бедах своей маленькой жизни он находит у нее утешение.
— Не надо брать чайник! Он горячий! — беря Алешу в руки, успокаивает мама. Но теперь слово «горячий» заставляет сынишку пуще прежнего залиться плачем. «Горячий» — это больно. И Алеша отворачивается от чайника, пряча от него свой носик у мамы на плече.
«Какие жестокие родители!» — подумают некоторые читатели. А наша бабушка Саша так и сказала:
— Ну разве это родители? Обожгли-таки ребенку руку!
Бабушка, конечно, сильно преувеличивала. Ожога никакого не было. Но теперь попробуйте (а прошел уже год) заставить Алешу взяться за горячее! Если от каши или от чая идет пар, мальчуган и за ложку не возьмется, а отодвинет блюдце или тарелку подальше от себя.
— Галяцая, дуть, мисять надя! — говорит Алеша. И только тогда, когда папа или мама сами попробуют и скажут: «Нет, не горячая, уже подули и помешали. Тепленькая», — тогда только он примется за еду.
Были у Алеши и «холодные» уроки. Вот стоит на скамейке рядом с ведрами большая кружка. Обычно эта кружка бывает пустая, ею наливают воду из ведра в умывальник и в чайник. А сейчас она почти полна. Но Алеше этого не видно, и он, как обычно, резко сдергивает ее со скамейки: горестный плач, большая лужа на полу и холодная ванна Алешкиному голому животу и ногам. Приходится тащить в кухню большущую половую тряпку, размазывать всю эту лужу по полу и относить тряпку на место в коридор. Когда вам идет второй год, знаете, какая это крупная неприятность!
