Бабушка Саша опять на нас ворчит:
— Додумались оставить полную кружку, — вот ребенок и разлил!
Сама она до сих пор старалась оставлять на скамейке только пустую кружку. А папа с мамой организуют «тайный заговор»:
— Обязательно надо оставлять в кружке воду! Даже поставить еще две маленькие кружки — на кухонном столе и на скамейке. Будет внимательней.
И Алеша оправдывает наши надежды. Среди такого количества «водяных ловушек» он ходит сухим. Всего две кружки он опрокинул на себя (и не подряд, а с перерывом в несколько дней), и теперь не только кружки, но и стаканы, чашки, кастрюльки он снимает осторожно, двумя руками, предполагая, что из каждой может на него что-нибудь политься.
Постепенно мы все больше убеждались, что лучше сделать «предохранительную прививку», лучше доставить маленькую неприятность малышу, но научить его быть осторожным, чем держать его в неведении об опасностях, которые могут свалиться на него совсем неожиданно. Ведь он даже не будет знать, откуда их ожидать.
Особенно убедила нас в этом поучительная история с костром. Многому научила она и папу, и маму, и Алешу. А дело было так.
Все вышли в сад на первую уборку. Сгребли сухие листья, веточки, бумагу, мусор. Большой костер запылал посреди двора, и столб дыма поднялся высоко-высоко к небу. Алешу бабушка Дина тоже вывела в сад. А в саду что-то странное появилось. Такой высокий белый столб, и весь он движется, колышется. Алеша сразу заметил его и теперь не может отвести от него глаз. Даже шаги замедлил, и бабушке приходится тянуть его за ручонку.
Но вот костер совсем близко, языки пламени тянутся ввысь, блестят искорки над ними, и что-то иногда трещит. А когда папа бросит охапку сухих листьев, из костра вдруг повалит густой белый дым. Ну как можно оторваться от такого зрелища? Алеша, словно зачарованный, сначала смотрит на дым, искры, веточки с огоньками, потом ему хочется подойти поближе.
— Нельзя, Алешенька, подходить близко! Уфф, обожжешься! — оттаскивает его подальше от костра бабушка.
Но как можно уйти от костра, от этого приятного тепла? Алеша пробует сопротивляться, упирается и начинает даже хныкать, но бабушка неумолима. Она крепко держит Алешу за руку и все дальше уводит его вверх по дорожке сада.
Как ему не хочется уходить! Он еле передвигает ножками, почти висит у бабушки на руке и крутит головенкой то вправо, то влево, чтобы хоть одним глазком увидеть еще раз это удивительное чудо.
Папа все это видит н понимает, как Алеше грустно. Папе самому так приятно стоять в тепле костра и смотреть на огонь. Есть что-то манящее в его пламени. Мелькает мысль: сказать бабушке, пусть мальчонка посмотрит. Нет! Лучше не надо — опять может подумать, что ее учат, еще и обидится. Папа только иногда поглядывает на удаляющуюся белую рубашонку Алеши и продолжает орудовать граблями.
А бабушка что-то рассказывает Алеше, дает ему палочку и решив, что он уже забыл о костре, отпускает его руку. Алеша минуту или две возится около, садится на корточки, ковыряет палочкой землю, потом незаметно для бабушки отправляется к таинственному костру.
Первая половина пути проходит благополучно, но потом бабушка замечает исчезновение внука и пускается в погоню:
— Алеша, не ходи туда! Нельзя туда ходить! — громко кричит она ему вслед. Но ее крик только ускоряет Алешины шаги. Надо добежать до костра, пока бабушка снова не взяла за руку. И он уже не идет, а бежит что есть мочи, чуть переваливаясь и косолапя. Скорее, скорее! До костра всего несколько шагов, а под горку бежать так легко.
Когда папа увидел его, до костра оставалось всего два-три шага, но Алеша и не думал остановиться или замедлить бег. Еще одна, две секунды — и он будет в костре!.. Папа бросился к нему и схватил у самого огня.
Прижимая крошечное тельце сынишки к груди, папа тут только почувствовал, как громко ухает его сердце. Ведь не будь он так близко — произошло бы нечто страшное. На его глазах малыш вбежал бы в костер. Воображение уже рисует папе все ужасы — страшные ожоги личика и ручонок, мучения малыша, а может быть, и… смерть!
«Что делать? — лихорадочно быстро работает мысль. — Унести его отсюда и оставить в комнате? Это значит, что он бросится в другой раз или в другой костер. Не отпускать его от себя? Но ведь надо работать, да и костер не будет от этого менее страшен».
А Алеша не подозревает, что делается с папой. Он только удивлен: почему это папа так крепко прижимает его к себе? Его глазенки опять ищут костер, и он протягивает навстречу его по-прежнему таинственному теплу свою ручонку.
И папа решается. Опускает осторожно Алешу на землю дает ему свой мизинец, за который он по привычке крепко берется, и тихонько подходит к костру. Костер сейчас уже не полыхает, начинает угасать. От него идет приятное тепло, папа с Алешей присаживаются перед ним на корточки. Бабушка Дина тоже подошла поближе: что это отец опять выдумал?
Алеша немножко посидел, посмотрел, а потом тихонько тянет ручку к горящему с одного конца прутику. Папа чувствует за своей спиной возмущенный взгляд бабушки, но молчит. А Алеша уже вертит прутиком, на конце которого ярко светится уголек, и пытается схватить его свободной ручонкой. Ручки его еще плохо слушаются, и проходит несколько секунд, пока уголек касается второй руки.
— А-а-а-а! — захлебываясь от обиды и боли, заливается Алеша и бросается к папе на шею.
— Да что же это делается? — не может удержаться бабушка от возмущения. Но папа делает вид, что не слышит ее, и смотрит с плачущим Алешенькой, где «огонек сделал ему больно». Ожог совсем маленький, с полноготка, да и то на одном пальчике. Алеша через минуту-две успокаивается, а папа решает «проверить» его:
— Пойдем опять к огоньку? — спрашивает он. Алеша отворачивается от костра и едва сдерживаясь, чтобы не заплакать снова, торопливо произносит:
— Неть!
Бабушка слышит все это, но думает иначе, чем папа. Ее возмущает «бессердечность» отца, который «нарочно обжег ребенку руку». Но папе не до бабушкиных переживаний, его страшит, что Алеша не будет впредь осторожен. И он предпринимает еще одну «проверку». Уносит Алешу в конец двора, ставит на дорожку и предлагает ему:
— Пойдем к маме! А чтобы пройти к ней, нельзя миновать костер. Дорожка в одном месте подходит совсем близко к костру, и Алеша, не сводя с костра немного испуганных глаз, идет в этом месте медленно и бочком, держась от «огонька» как можно дальше. И только миновав «опасное место», пускается бегом, как будто опасаясь, что огонь может догнать его.
Нервное напряжение этих минут наконец спадает. Папа теперь уверен, что Алеша знает, какая это опасность — костер, и уж не бросится в него со всего разбега. Его можно пустить бродить по саду и одного.
Что говорить — успех достался нелегко: и слезы Алеши, и обожженный пальчик, и бабушкино негодование. Ведь оно не кончилось репликами в саду. Об этом говорилось вечером и на другой день. Только главного бабушка по-прежнему не видела: ее возмущала «жестокость» отца, а то, что теперь Алеша знает об опасности, которую таит в себе костер, и будет осторожным, ее почему-то почти не интересовало.
За два года Алешиной жизни в роли его «учителей» побывали многие опасные предметы. Зато Алеша теперь хорошо знает все домашние опасности. Знает, что иголка колется до крови, что топящуюся печку трогать нельзя, что Алеше можно брать только свою маленькую пилу, а к большой поперечной пиле, с острыми зубьями, лучше не подходить. Даже электроплитка, на вид такая нестрашная, может быть очень горячей, и Алеша, прежде чем прикоснуться к ней, осторожно подносит свою ладошку — не чувствуется ли тепло?
Вообще к новым для него вещам Алеша стал относиться с некоторой осторожностью. Мало ли каких неприятностей можно ожидать!
— Вы никогда не видели, как животные относятся к незнакомым предметам? — спросил однажды вечером папа. — Я сегодня видел документальный фильм: два медвежонка впервые встретились с лягушкой. Вот зрелище-то! И комичное и поучительное.
— Что ж там поучительного? — спрашивает бабушка Дина.
— А вот послушайте. Лягушка сидит посреди дорожки, и на почтительном расстоянии от нее две любопытные медвежьи мордочки. Медвежата крутят головами, нюхают воздух, протягивают лапы к лягушке, хотя до нее еще добрых два шага. Обходят, не приближаясь. Вы понимаете? Не приближаясь! Так и кажется, что они решают вопрос: что это такое? А не опасная ли это зверушка? Надо по осторожнее с нею, мало ли что может случиться! Только постепенно они приближаются к ней на шаг. Но глаз не сводят, ушки настороже. Лапы в любой момент готовы к прыжку. И вдруг лягушка прыг! Медвежат в тот же миг как будто что-то подбросило. Они метнулись от лягушки с такой быстротой, какую трудно было от них ожидать.
Мама и бабушка рассмеялись.
— Ну, действительно потешная сценка, — согласилась бабушка, — но что тут поучительного?
— Как что? — удивился папа. — Да сколько несчастных случаев с детьми было бы предотвращено, если бы наши ребятишки имели хотя бы десятую долю осторожности этих медвежат!
— Да что же ты сравниваешь ребят со зверятами? — возмущается бабушка. — У животных инстинкт, а у ребят…
— Голова на плечах! Вы попробуйте узнать в «Скорой помощи», при каких обстоятельствах происходит большинство несчастных случаев с детьми? И увидите две главные причины — незнание, что это опасно, и отсутствие осторожности. А кто виноват? — горячится папа. — Вот такие, как вы, сердобольные мамы, бабушки, тети, няни, не дающие ребенку ни шагу ступить самому! Ну как этого не понять?!
Но бабушку это обижает, а не убеждает, и снова мы расходимся, недовольные друг другом.
А вскоре после «урока с костром» папе встретилось в одной из книг изречение Ганди, индийского философа и гуманиста: «Мудрые родители позволяют детям совершать ошибки. Детям полезно время от времени обжигать пальцы».
Папа едва дождался, пока приехал домой из Москвы, — и прямо к маме:
— Смотри, смотри, что я нашел!
Мама прочла и засмеялась:
— Ты хочешь сказать, что мы относимся к мудрым родителям?
— Конечно, немножко хочется, — признался папа, чем рассмешил маму окончательно.
— Подожди, — вдруг перестала смеяться мама, — а ты знаешь, ведь это очень серьезно. Это просто замечательно сказано! Помнишь наш спор в детской консультации? Вот какой плакат надо было бы там повесить! СООБРАЗИЛ!
У Алеши трудная задача: хочется ему вытащить из Антошкиной кроватки подушку, а она толстая — между планками не пролезает. Что тут делать? Алеша пробует и так и сяк…
— Ника-а-ак! — огорчается Алеша и с силой тянет подушку за углы к себе. Ручонки срываются — и Алеша плюх на пол!
— А-а-а! — громко плачет он от обиды.
Бабушка Дина спешит ему на помощь, но папа останавливает ее на полпути.
— Пусть сам сообразит!
И Алеша, видя, что «скорая помощь», к которой он часто прибегает, остановлена, перестает хныкать и быстро находит выход. Он подставляет к Антошиной кроватке табуретку, мигом влезает на нее и через верх вытаскивает злополучную подушку.
— Саабазий! — удовлетворенно повторяет он папино любимое слово и мчится с подушкой к бабушке в комнату.
— Ну вот! Видите! — не может удержаться папа от улыбки по адресу бабушки.
Ей на этот раз нечего возразить. Она молча улыбается и идет за Алешей.
А на другой день послала мама Алешу отнести кастрюльку с остатками каши на кухню. Алеша остановился перед закрытой дверью и не знает, как быть.
— Никак! — произносит он с сердцем. Мешает кастрюля в руках. Бабушка Дина слышит Алешино досадливое «никак» и спешит ему на помощь. Но папа уже начеку и опять отрезает ей путь.
— Это задача, каких в жизни бывает много. Пусть попробует решить ее сам.
— Но ведь он еще не знает, как ее решать. Ему в первый раз надо показать, рассказать, научить надо. А ты требуешь от него невозможного, — энергично протестует бабушка Дина.
— А кто первый раз объяснял, как надо спутник запускать? Или космические корабли? — не сдается папа. — Додумываются же люди до всего? И никто им даже первый раз не объясняет!
Алеша не ждет конца этого спора, ставит на пол кастрюльку и, ухватившись за ручку двери, открывает ее. Это, конечно, не открытие Америки, но это одно из решений задачи.
— Вот вам и невозможное! — радуется папа новой Алешиной победе. А бабушке приходится молчать. Она только что доказывала, что в первый раз это невозможно.
На самом деле Алеша, конечно, не думает о том, первый или пятый раз он решает эту «задачу». И знаменитое «я сам!» к нему еще не приходило. Он подходят ко всему гораздо проще. Бабушки делают за него, и когда он их просит, и когда они сами считают нужным помочь ему, и Алеша пользуется этим вовсю.
Папа с мамой так не делают. Ну, что ж! Приходится соображать самому. И он быстро «перестраивается» в зависимости от обстановки. Через час-два он уже входит в курс дела и ведет себя, как надо взрослым.
Вот идет папа за водой к колонке. В одной руке у него два ведра и китайское коромысло (короткое, с веревочками), а в другой Антоша. Алеша в саду с бабушкой. Он бегает по дорожке и поливает из своей маленькой лейки камешки, щепочки и даже иногда грядки. Но бабушками командует бойко:
— Налей исё вадицьки! — и одна бабушка наливает ему из ведра воды.
— Дай паицьку Аёсе! — и другая бабушка подает ему палочку.
Папе такая готовность бабушек угодить Алеше очень не по душе, и он приглашает его с собой:
— Идем водички принесем!
Алеша, не долго думая, мчится с лейкой к закрытой калитке на улицу.
— Папа, акой пазянстя! — просит он, останавливаясь перед калиткой.
— Ты сам, Алеша, открывай, — предлагает ему папа.
— Нии-как! — пробует разжалобить папу Алеша.
Но это не дает результата. Тогда Алеша ставит в сторону лейку и двумя ручонками открывает калитку. Папа проходит с Антошей, Алеша бежит следом, но… без лейки.
— Куда же тебе воду наливать? Где лейка? — спрашивает папа, открывая кран.
— Патияй, — удрученно произносит Алеша и бежит к калитке. Папа наблюдает за ним.
Алеша с ходу, толчком, открывает калитку, пробегает мимо лейки и прямо к «скорой помощи»:
— Бабуська, леицьку!
— А ты куда ее девал? — бросает свою грядку бабушка и спешит навстречу.
— Патияй! — огорченно разводит ручонками Алеша.
— Ну, пойдем поищем! — и, взяв Алешу за руку, бабушка ведет его к калитке, около которой стоит «потерянная» лейка.
— А это что? — показывает бабушка на лейку.
— Леицька! — обрадованно хватает ее Алеша и тут же, берясь одной рукой за калитку, просит бабушку:
— Акой, пазянстя! — и та с готовностью открывает ему калитку.
Улыбающийся Алеша мчится к папе.
«Вот как тут быть? — думает папа. — Алеша только что сам открывал калитку, а тут попросил бабушку. Мог бы сам найти лейку, а это сделала бабушка. А если так всегда и всюду? Если никакие обстоятельства не заставят его самого «решать задачи»? Если всегда рядом будет для этого «бабушка»? ПРО ШТАНИШКИ
К полутора годам мама сшила Алеше несколько трусиков, коротеньких, на резинке, а спереди на каждые трусики пристрочила красный треугольничек.
— Ну-ка, давай найдем, где тут красный треугольничек! — предложила утром мама Алеше, но положила (хитрая какая!) трусики так, что ничего красного не было видно. Алеша стал искать красный треугольничек. Поднял трусики, но под ними на кроватке тоже ничего не оказалось.
— Куда же он девался? — удивленно сочувствовала мама Алеше. И Алеша полез в трусики. Не залез ли треугольничек внутрь? И там ничего не было. У Алеши даже складочка на лбу от сосредоточенности. И вдруг круглая Алешина рожица расплылась в улыбке.
— Насёй! — протянул он маме трусики, крепко ухватив их за красный треугольничек.
— Не спрячется он теперь от нас, — тоже улыбается мама. — Мы его вот так положим, — укладывает трусики отметинкой наверх. Ножки уже Алеша умеет протягивать, чтобы помочь маме надеть штанишки, но теперь мама не подтягивает их наверх, а говорит Алеше:
— Давай-ка штанишки подтянем! Берись за резинку! Раз-два! И готово! — Алеша серьезно тянет на животик резинку.
— Где у нас красный треугольничек? — спрашивает мама.
— Пуицьки (на пуговичке), — это бабушка называет Алешин пупочек «пуговичкой». Но теперь это «обозначение» пригодилось. Алеша запомнил, что красный треугольничек на «пуговичке», и на другой день долго сидел утром на кровати и крутил свои трусики так и сяк. Но надел трусики самостоятельно. Правда, потом он частенько еще предпочитал бегать голеньким, чем надевать трусики, а если ему досаждали: «Надень!» — он просил это сделать кого-нибудь из старших. Все-таки вначале трудновато было справиться со штанишками. То две ноги попадут в одно отверстие, то не найдет Алеша, куда совать вторую ногу. Но через месяц-полтора уже не только снять трусы, но и надеть их стало для Алеши сущим пустяком. И поесть спокойно не дадут!
Воскресное утро проходит в обычных будничных хлопотах: папа с Алешей убрали свои кровати, принесли воды, сделали еще кое-какие дела «по хозяйству». По дороге остановились у турников и минуту-две позанимались на них. После такой зарядки позавтракать неплохо. И Алеша уже в кухне около мамы.
— Сейчас картошка дожарится, и будем завтракать, — говорит мама. — Ты пока разверни плавленый сырок!
Алеша влезает на стул и сосредоточенно принимается за работу. Вот обертка снята, сыр лежит на тарелке, ароматный, вкусный. Не удержавшись от соблазна, Алеша тянет сыр в рот.
— Подожди, Алешенька, сырок будем есть вместе с папой. А сначала картошку поедим, — останавливает его мама.
Алеша, помедлив секунду, нехотя кладет сырок на тарелку, немного огорченный слезает на пол и бежит к папе.
— Папа, идем! — зовет он папу и тянет за руку в кухню. Но картошка еще не готова, и папа с Алешей успевают принести масло, нарезать хлеб и еще помочь маме кое в чем.
Бабушка Дина тут же готовит завтрак для своих «больших детей»: дяди Володи и тети Тани — и наблюдает за Алешей. А Алеша снова на скамейке у плавленого сырка, не сводит с него глаз.
— Мама, маа-инький кусёцек? — и Алеша складывает щепоткой два пальчика. Слово «маа-инький» он произносит таким трогательный тоненьким голоском, что бабушка не выдерживает:
— Лена! — обращается она к маме. — Картошка когда еще изжарится, а ребенок будет ждать, нервничать. Покормите его — он успокоится.
— За пять минут от голода еще никто не умирал. Даже медицина не знает таких случаев, — говорит мама, — пять минут потерпеть тоже надо уметь…
Наконец картошка готова, мама ставит сковородку на стол и часть откладывает Алеше на тарелку. Теперь не до спора, Алеша, надувая щеки, студит свою картошку и, поддев вилкой кусок, осторожно подносит к губам. Картошка на сковороде заметно тает. Аппетит у всех завидный. Покончив со своей порцией, Алеша «берет на буксир» папу с мамой, и сковородка быстро очищается.
Чай еще горяч, и, пока он остывает, мама намазывает масло на хлеб, а Алеша приподнимается и пытается через весь стол дотянуться до печенья. Животиком он опрокинул свою чашку: лужа на столе, лужа на полу — беда! Алеша наш в слезы.
— Что ж вы смотрели? Ребенок чашку близко к краю поставил, надо было отодвинуть! — замечает сердито бабушка.
— Нет, он должен смотреть сам, — отвечает папа и этим совсем выводит бабушку из себя.
Но это только начало сраженья, легкая перестрелка. Главная баталия начинается после того, как папа говорит, что Алеша больше чаю не получит. Тут не выдерживает даже Алеша, очень мужественно ходивший за тряпкой и вытиравший лужу. Утихнув было, он вновь громко плачет, и это дает бабушке право идти в атаку.
— Но он же хочет пить, тем более после картошки! Дайте ему чаю!
— Свой чай он разлил. Пусть теперь пьет воду, — не отступает папа.
Алеша, видя бабушкину поддержку, заливается пуще прежнего.
— Черт знает что такое! — хлопает дверью дядя Володя.
Сражение в полном разгаре. Нам припоминается все, делаются самые ужасные предположения и предсказания.
И чай у нас уже остыл, и Алеша перестал плакать, заедая свое горе печеньем без чая, а бабушки все продолжают возмущаться. И чудесное, солнечное воскресное утро потускнело, померкло. Настроение у всех испорчено…
— А может быть, и не надо всего этого? — иногда сомневается мама. — Может быть, это действительно пустая трепка нервов для всех, и в первую очередь для Алеши?
Но когда за обедом и на следующий день мы видим, как Алеша предусмотрительно отодвигает от края стола стакан, как осторожно переставляет чашку с молоком, всякие сомнения пропадают: надо делать так, как мы делаем.
Теперь, когда кто-нибудь удивляется свободе и непринужденности поведения Алеши за столом, папа говорит:
— О! Он у нас теперь человек опытный, знает, что стакан легко опрокинуть, а кашей можно обжечься. Теперь все трудности уже позади, и мы «пожинаем плоды».
Действительно, опыт Алеша начал приобретать давно. «Самостоятельно» есть он начал с восьми месяцев, когда мама впервые дала ему в руки бутылочку с кефиром. А к одиннадцати месяцам он уже делал первые попытки есть кашу ложкой. Но каждый раз папа или мама «мешали» (бабушкам было чем возмущаться): то ложку не так взял, то кашей капнул на клеенку.
— Давай сюда ложку! Не умеешь еще! — говорили мы, и ложку приходилось отдавать. Обидно все-таки!
Но когда Алеше исполнился год, папа сам привез ему три легкие чайные ложки.
— Возьми, как папа! — и Алеша берет почти верно. Папа чуть-чуть только его поправляет.
Месяца через три Алеша не только ложкой, но и вилочкой справляется с картошкой и макаронами. Его уже можно сажать одного за маленький столик, и каша из блюдца попадает в рот, а не на пол и не на столик.
И теперь на Алешу за столом действительно приятно посмотреть — так ловко он орудует и вилкой и ложкой. Ест он быстро, по-деловому, даже чуть серьезно, пока не наестся. А потом говорит:
— Пасиба, наейся, — и вылезает из-за стола.
А его аккуратностью за столом мы можем даже гордиться.
Как-то мама усадила за стол вместе с Алешей и его 6-7-летних приятелей. Ели кашу. Справились с кашей почти все одновременно. Ребятишки, поблагодарив маму, убежали домой, а мама и Алеша стали убирать со стола. Алеша при этом заглянул под стол.
— Мама, кьёски!
Оказывается, убирать-то надо было не столько на столе, сколько под столом: там была каша, но была она под всеми стульями, кроме Алешиного.
А однажды Алеша сделал замечание даже маме. На завтрак мама сварила макароны. Алеша ест вилкой и только в трудных случаях помогает ручонками. Макароны попадаются длинные. Он очень сосредоточен. А мама «невнимательна» и уронила на стол макаронину.
— Мама, наканяйся! — серьезно советует Алеша маме и придвигает тарелку поближе к ней. Мама смущенно улыбается и старательно наклоняется над тарелкой, поднося вилку ко рту.
— Наклоняюсь, Алешенька, наклоняюсь! — говорит она Алеше, а сама смотрит на папу. Тот с трудом прячет улыбку, а потом говорит:
