УПП

Цитата момента



Ничто так не портит цель, как попадание в нее.
А мы поставим новую!

Синтон - тренинг центрАссоциация профессионалов развития личности
Университет практической психологии

Книга момента



С ребенком своим – не поругаешься, не разведешься, не сменишь на другого, умненького. Поэтому самый судьбинный поступок – рождение ребенка. Можно переехать в другие края, сменить профессию, можно развестись не раз и не раз жениться, можно поругаться с родителями и жить годами врозь, поодаль… А ребенок – он надолго, он – навсегда.

Леонид Жаров, Светлана Ермакова. «Как не орать. Опыт спокойного воспитания»

Читать далее >>


Фото момента



http://old.nkozlov.ru/library/fotogalereya/d542/
Сахалин и Камчатка

07.57

Вот мы наконец и заявились — с полным отсутствием раскаяния на лице и букетом разномастных извинений. Пробки виноваты, дождь, расположение звезд. Знаешь ведь, Кейт, как оно бывает. Еще бы мне не знать. Прицокиваю и вынужденно‑сочувственно вздыхаю, пока наша няня заваривает себе чашечку кофе и равнодушно просматривает мой список дел на день. Справедливо указать на то, что все двадцать шесть месяцев работы в нашем доме Пола умудряется опаздывать каждое четвертое утро? Это почти наверняка скандал, а скандал отравит воздух, которым дышат мои дети. Следовательно, скандала не будет. Уж во всяком случае, не сегодня. До отхода автобуса три минуты, а до автобусной остановки шагать восемь.

08.27

Опаздываю на работу. Непристойно и беспардонно опаздываю. Автобусы торчат в пробках. К чертям автобус. Пулей по Сити‑роуд, через Финс‑бери‑сквер, прямо по лужайке, где меня догоняет возмущенное «Эй!» дедули, чья работа и заключается в том, чтобы орать на бегунов по лужайкам.

— Эй, мисс! А вкругаля, как все, никак?

Неприятно быть объектом подобных окриков, но я, кажется, начинаю бессовестно радоваться, если мне на людях говорят «мисс». На тридцать шестом году жизни, когда сила земного тяготения и двое малолетних детей так и норовят пригнуть тебя к земле, отмахиваться от комплиментов не приходится. Кроме того, пробежка напрямик экономит минуты две с половиной.

08.47

Здание одного из старейших и самых безобразных учреждений Сити, фирмы «Эдвин Морган Форстер», находится на углу Броудгейт и Сент‑Энтониз‑лейн. Крепость постройки девятнадцатого века с внушительным стеклянным носом века двадцатого, оно выглядит так, будто гигантский морской лайнер врезался в универмаг и застрял в нем. На подступах к главному входу я притормаживаю для мысленной инспекции.

Обе туфли на ногах? Парные? Проверено.

Детской отрыжки на пиджаке нет? Проверено.

Юбка в трусы не засунута? Проверено.

Лифчик не торчит? Проверено.

О'кей, захожу. Марширую через мраморный холл, сую пропуск под нос охраннику Джералду. После ремонта полуторагодичной давности вестибюль «Эдвин Морган Форстер», прежде похожий на операционный зал банка, стал смахивать на вольер зоопарка, спроектированный русскими конструктивистами для нужд пингвинов. Все до единой поверхности слепят глаза арктической белизной — за исключением задней стены, выкрашенной точнехонько под цвет бирюзового подарочного мыла фирмы «Ярдли», которому моя тетушка Филлис отдавала предпочтение тридцать лет назад. Дизайнер, однако, описал данный колер как «океанский цвет мечты и перспективы» и за этот огрызок мудрости получил семьсот пятьдесят тысяч долларов от фирмы, специализирующейся на сохранении и приумножении капиталов.

Нет, вы только вообразите себе это здание! Четыре лифта на семнадцать этажей. Разделите на четыреста тридцать сотрудников, помножьте на шесть тычущих в кнопки недоумков, прибавьте двоих стервецов, не желающих придержать двери, и Розу Клебб с ее буфетной тележкой — в результате получаете четыре минуты ожидания. Или пешком по лестнице. Я выбираю лестницу.

На тринадцатом этаже, вся из себя лилово‑багровая, иду прямиком к главе отдела инвестиций Робину Купер‑Кларку, нашему денди в полосочку. Стычка ароматов столь же молниеносна, сколь и убийственна. Оба благоухаем. Я — туалетной водой «eau de Испарина», Робин — «Флорис Элит» с легкими нотками компьютерного «железа» и офисных аксессуаров орехового дерева.

При крайне высоком росте Робин обладает талантом смотреть на тебя сверху вниз, при этом не смотря сверху вниз, то есть ни в малейшей степени тебя не принижая. Признаться, я нисколько не удивилась, узнав в прошлом году из некролога, что его отец был епископом и кавалером ордена Военного креста[4]. Чувствуется в Робине что‑то святое, вечное; за время моей работы в «ЭМФ» случались моменты, когда мне казалось, что без его доброты и чуточку смешливого уважения я бы не выжила.

— Восхитительный цвет лица, Кейт. Пробежалась на лыжах? — Уголки рта Робина приподняты в обещании улыбки, но седая кустистая бровь изогнулась дугой в сторону часов над столом.

Притвориться, что тружусь с семи утра, а сейчас просто заскочила за чашкой капуччино? Стреляю глазами по офису: мой помощник Гай многозначительно ухмыляется у автомата с водой. Черт. Гай явно узрел меня в ту же секунду, потому что его взывающий ко вниманию начальства глас уже летит над склоненными головами маклеров с прижатыми к подбородкам телефонными трубками.

— Бумаги от Бенгта Бергмана я положил тебе на стол, Катарина, — объявляет Гай. — Мои соболезнования. Опять проблемы со временем?

Обратите внимание на слово «опять» — каплю яда на кончике жала. Гаденыш. Что такое был Гай Чейз три года назад, когда мы финансировали его учебу в Европейской школе бизнеса? Сплошной головной болью, деревенщиной с дипломом Баллиольского университета в кармане допотопного костюма и острым дефицитом по части личной гигиены. Вернулся он в дымчатом костюме от Армани, с миной магистра из «Слепых амбиций». Полагаю, что не погрешу против истины, назвав Гая Чейза единственным сотрудником «Эдвин Морган Форстер», которому мое материнство доставляет радость. Ветрянка, летние каникулы, школьные рождественские спектакли — далеко не полный перечень шансов для Гая блеснуть в мое отсутствие. Мелкими пакостями он, как вы уже поняли, тоже не брезгует. В данный момент Робин Купер‑Кларк смотрит на меня выжидающе. Соображай, Кейт, соображай.

Оправдать опоздание — в Сити не такая уж проблема. Главное в этом деле — выдать достойную причину из серии тех, что моя подруга Дебра называет «мужскими предлогами». Руководители среднего звена кривятся от живописаний ночного несварения желудка у годовалого младенца или самоволок няньки (услуги няньки оплачивают обычно оба родителя, но ответственность за ее расхлябанность загадочным образом перекладывается на материнские плечи), зато с превеликим удовольствием проглатывают любую ахинею на тему двигателя внутреннего сгорания. «Мотор заглох I в машину врезалась». «Видели бы вы, что творилось (вставить красочное изображение аварии) на перекрестке (вставить названия улиц)». Пройдет на ура, уверяю вас. В последнее время к перечню мужских предлогов добавилась забарахлившая сигнализация, поскольку, несмотря на откровенно дамские симптомы, как то: капризная непредсказуемость и визгливость, сигнализация тем не менее относится к мужским игрушкам и в случае поломки может потребовать срочной отлучки на станцию техобслуживания.

— Видел бы ты, что творилось на развязке в Далстоне, — с чувством сообщаю я, натягивая на лицо маску стоического возмущения прелестями мегаполиса и разбрасывая руки, чтобы помочь Робину представить масштабы автомобильного побоища. — Какой‑то придурок в белом фургоне такое выкинул! Светофоры будто взбесились. Уму непостижимо. Застряла минут на… минут на двадцать, не меньше.

Робин понимающе кивает:

— По Лондону ездить — хуже некуда. По лесу и то проще.

В наступившей секундной паузе я пытаюсь сформулировать вопрос о здоровье Джилл Купер‑Кларк — летом у нее обнаружили рак груди. Робин, однако, принадлежит к англичанам, с колыбели оснащенным системой заблаговременного оповещения, с помощью которой они легко предугадывают и блокируют любые вопросы личного характера. Имя Джилл не успевает слететь с моих губ, как Робин говорит:

— Попрошу Кристину заказать нам столик на ланч. У Олд Бейли[5] погребок оборудовали — не иначе как свидетелей на вертеле подают. Занятно, верно?

— Да‑да, конечно… Я только хотела узнать…

— Вот и отлично. Там и поболтаем. Пока.

Самообладание возвращается, едва я добираюсь до тихой гавани своего рабочего стола. Видите ли, какая штука: я люблю свою работу. Вам так не показалось? И тем не менее это правда. Обожаю биржевую горячку, кайф ловлю, оказываясь одной из немногих явно деловых женщин в зале ожидания аэропорта, а возвращаясь из командировок, с удовольствием расписываю друзьям кошмары перелетов. Я без ума от гостиниц с их сервисной службой в номерах, смахивающей на джинна из арабских сказок, и от белоснежных простыней, дарящих мне такой нужный сон. (Прежде я мечтала оказаться в постели с кем‑нибудь; сейчас, при наличии двоих детей, я жажду постели для одной себя, желательно на полсуток без перерыва.) Но больше всего я люблю саму работу, головокружительное чувство удовлетворения от собственного профессионализма, ощущение контроля хотя бы в этой области, если вся остальная жизнь — сплошь жуткий хаос. Обожаю цифры за то, что исполняют мои приказы, не подвергая сомнению их целесообразность.

09.03

Включаю компьютер, жду соединения. Интернет сегодня работает в черепашьем темпе; смотаться в Гонконг на личную встречу с чертовым Ханг Сенгом, пожалуй, было бы быстрее. Выстукиваю пароль (памперс) и с ходу ныряю на сайт Блум‑берга — глянуть, чем дышали вчера рынки. Индекс Никкей стабилен, бразильский Бовеспа, как обычно, отплясывает свою дикую самбу, а в Доу‑Джонс жизнь едва теплится, как у безнадежного пациента в реанимации. Мама родная, что‑то холодом потянуло, да не только от тумана, окутавшего город за окном офиса.

Проверяю курсы валют на предмет всяких неожиданностей, после чего знакомлюсь со сплетнями из мира крупных корпораций. Сегодняшний хит связан с Гейл Фендер, биржевой маклершей, а точнее, экс‑маклершей. Она подала иск на свою фирму за дискриминацию по половому признаку, поскольку сотрудники мужского пола получают у Лоуренса Герберта несравнимо больше за куда худшую работу. Заголовок гласит: «Снежная королева остыла к мужчинам». Для средств массовой информации женщина в Сити — либо Елизавета I, либо стриптизерша на покое. Иного не дано. Похоже, все старые девы и вышедшие в тираж шлюхи обречены на появление в «Уолл‑стрит джорнал».

Лично мне всегда импонировала идея стать Снежной королевой. Где костюмчик отыскать, не подскажете? Отороченное мехом платье, туфельки на каблуках‑сталактитах и подходящий по дизайну ледоруб? Что касается Гейл Фендер, то ее историю наверняка ждет конец всех подобных: потупив взгляд и бормоча «без комментариев», дама покинет зал суда через служебный выход. Сити душит бунт в зародыше: у нас есть собственный способ прихлопнуть мятежникам рот. Достаточно заткнуть глотку пятидесятидолларовыми купюрами — вот и весь фокус.

Щелкаю по значку электронной почты. В ящике сорок четыре новых сообщения. Проглядываю, избавляясь от мусора.

Бесплатный экземпляр нового журнала по инвестициям? Долой.

Приглашение на берег озера Женева на конференцию по глобализации, с угощением от всемирно известного шеф‑повара Жана‑Луи?.. Долой.

Отдел трудовых ресурсов желает знать, не появлюсь ли я в новом рекламном ролике компании.

Ради бога. Предоставьте только личный фургон с Ричардом Гиром, привязанным к кровати.

Не поставлю ли я свою подпись в защиту бедолаги из финансового отдела, уволенного по сокращению штатов? (По слухам, Джефф Брукс уходит добровольно, однако репрессии явно не за горами.) Всенепременно.

Верхнее в списке письмо от Селии Хармсуорт. Глава отдела трудресурсов сообщает, что мой босс Род Тэск отказался от проведения ознакомительной беседы со стажерами «ЭМФ». Не буду ли я так добра взять на себя эту задачу? «Ждем Вас в конференц‑зале на тринадцатом этаже с часу дня!»

Нет! Нет и нет. К пятнице нужно написать девять фондовых отчетов, а в половине третьего у меня запланировано посещение важнейшего мероприятия — школьного рождественского спектакля.

Разделавшись с рабочим мусором, перехожу к главному, к почте содержательной, а именно: письмам от друзей, шуткам и анекдотам, что летят по миру как конфетти. Наше поколение называют изголодавшимся по времени. Если это правда, то электронная почта для нас — эдакий деликатес, съедаемый на скорую руку, но с наслаждением. Вряд ли мне удастся в полной мере объяснить, до чего сытно меня кормят постоянные электронные корреспонденты. А их немало. Дебра, к примеру, задушевная подруга еще по колледжу, нынче мать двоих детей и юрист фирмы Эддисона Поупа, что через дорогу от Банка Англии, в десяти минутах ходьбы от нашей конторы. Думаете, мы часто видимся? Ничего подобного. С тем же успехом я могла бы работать на Плутоне. Еще есть Кэнди. Языкатая помощница менеджера по фондам, гений всемирной паутины, моя сестра по оружию, дама, гордо несущая знамя достижений мирового бюрократизма. Мой любимый персонаж — Розалинда из «Как вам это нравится»; Кэнди же предпочитает Элмора Леонарда[6], и ее любимец — пацан в футболке с надписью «Вы меня с кем‑то спутали. Мне все по фигу!».

Кэнди обретается прямо здесь, за колонной, метрах в пяти от меня, но вслух мы за день редко когда двумя словами перекинемся. Экран монитора — другое дело. Тут мы встречаемся с регулярностью дружных соседок.

От кого: Кэнди Стрэттон, «ЭМФ»
Кому: Кейт Редди, «ЭМФ»
Привет, Кейт.
В. Почему замужние женщины толще одиноких?
О. Одинокие приходят домой видят что у них в хол‑ке и ложатся в постель. Замужние приходят домой видят что у них в постели — и идут к хол‑ку. Ты как? Я с циститом. Перебор с sexом.
ц.

От кого: Дебра Ричардсон, «Эддисон Поуп»
Кому: Кейт Редди, «ЭМФ»
Доброе утро.
Как слетала в Шв‑ю и Н‑Й? Бедняжка. Феликс упал со стола и сломал руку в четырех местах (понятия не имела, что в руке есть столько мест для слома). Кошмар. Шесть часов в «скорой». Руби вчера объявила, что любит няньку, папочку, зайчика, брата, всех телепузиков и мамочку. Порядок сохранен. Приятно знать, что жизнь проходит не зря, так, нет?
Про ЛАНЧ в пятницу не забыла? Скажи, что придешь.
ц. Деб.

 

От кого: Кейт Редди
Кому: Кэнди Стрэттон
Отрывалась на полную катушку. Стокгольм, Нью‑Йорк, Хэкни. До рассвета крушила кексы для рождественского концерта Эмили — вспоминать тошно.
Плюс: наша Пол Пот заделала Бену жуткую нацистскую стрижку, а я не смею жаловаться, потому что не была дома, а значит, потеряла все права на родительский авторитет. Плюс: сегодня надо напомнить боссу Тэску, что с полдня ухожу на концерт. Есть предложения, как бы это провернуть без слов: а) ребенок, б) ухожу?
ц.
P.S. Sex — это что? Вертится на задворках сознания.

 

От кого: Кэнди Стрэттон
Кому: Кейт Редди
зайка пошли всех пол‑потов к чертям, посмотри прочим мамашам в глаза и заяви «да, я работаю и горжусь этим» иначе отдашь концы уроду тэску скажи что у тебя дикая менстр‑ция и сит‑ция мужики наших проблем не выносят пока‑пока ц.

Оглядываюсь как раз вовремя, чтобы увидеть, как Кэнди салютует мне банкой колы. До недавнего времени рацион Кэнди состоял в основном из колы — диетической и не‑диетической, — что сохраняло ей тонкую, как карандаш, фигуру с существенным бюстом, что, в свою очередь, обеспечивало массу любовников, но куда меньше любви. Годом старше меня, тридцатишестилетняя Кэнди перманентно одинока, и мне случается завидовать ее возможности совершать самые фантастические поступки. К примеру, выпить где‑нибудь после работы или появиться в офисе с запавшими глазами оттого, что всю ночь занималась сексом, а не появляться в офисе с запавшими глазами оттого, что всю ночь успокаивала ревущий плод занятий сексом. Пару лет назад Кэнди обручилась‑таки с неким Биллом, консультантом из фирмы Андерсена, но, к сожалению, именно в тот момент у нее подоспел финал работы с германским пенсионным фондом, и Кэнди пропустила три свидания подряд. В третий раз, дожидаясь ее в ресторане в Смитфилде, Билл поболтал с медсестричкой из больницы Барта. В августе они поженились.

Кэнди говорит, что не собирается терзаться по поводу угасания способности к деторождению до тех пор, пока у «Картье» не начнут выпуск биологических часов.

От кого: Кейт Редди, «ЭМФ»
Кому: Дебра Ричардсон, «Эддисон Поуп»
Дебра, дорогая,
Здорово опоздала, долго писать не могу. От ланча ни за что не откажусь.
Почему это правдивые женские оправдания никогда не принимаются с такой легкостью, как лживые мужские? В недоумении,
К.

 

От кого: Дебра Ричардсон
Кому: Кейт Редди
Потому что мужики не желают знать о том, что у тебя есть своя жизнь, дурочка.
До завтра.
Д.

В конце концов я решила не мозолить глаза Роду Тэску с личным напоминанием о школьном рождественском концерте, а вставить в постскриптум к рабочему е‑мейлу. Солиднее выглядит. Не одолжением, а мелким жизненным фактом. Ага, вот и ответ пришел.

От кого: Род Тэск
Кому: Кейт Редди
Господи, Кэти, как время‑то бежит . Не вчера ли ты на собственном рождественском концерте выступала? Само собой, уходи когда нужно, но ок. 17.30 мы должны поговорить. Кстати, тебе придется еще раз слетать в Стокгольм, подержать Свена за ручку. В пятницу подойдет, куколка?
Привет,
Род.

 

Нет. В пятницу мне не подойдет. Поверить не могу, что он намеревается отправить меня еще в одну командировку до Рождества. Это значит пропустить праздничную вечеринку на фирме, снова отменить ланч с Деброй и поставить крест на подарках, которые я так и не купила.

Офис наш спланирован по открытому типу, но директор по маркетингу занимает одно из двух помещений со стенами; второе отдано Робину Купер‑Кларку. Кабинет Рода, куда я марширую со своим протестом, пуст, но я задерживаюсь, глядя на вид из громадного, во всю стену, окна. Внизу, прямо подо мной, каток Броудгейт — ледяное блюдо в обрамлении ступенчатых башен из бетона и стали. В этот час каток пуст, если не считать одинокого фигуриста, высокого парня в зеленом свитере, выписывающего лезвиями коньков фигуры, которые я поначалу принимаю за восьмерки, но в результате, перечерченные поперек, они оказываются знаком доллара. Клубы тумана, накрывающего Сити, наводят на мысль о военном времени, когда после бомбардировок гарь рассеивалась, чудесным образом являя купол собора Святого Павла. Обернитесь — и в окне напротив увидите башню Канарской пристани, подмигивающую нахальным циклопом.

Выйдя из кабинета Рода, я влетаю прямиком в Селию Хармсуорт. Впрочем, столкновение для обеих сторон проходит безболезненно — я просто‑напросто амортизирую от выдающегося бюста Селии. Когда английские дамы не без родословной достигают пятидесяти лет, обыкновенные женские груди трансформируются у них в грудь, а то и в бюст — в зависимости от площади наследуемых земель и ветвистости генеалогического древа. Если груди идут в парном комплекте, то бюст всегда в единственном числе. Бюст отрицает саму возможность разделения на полушария или подпрыгивания при ходьбе. Если груди фривольно просят: «Ну-ка, подойди, поиграй!» — то бюст, подобно тупорылому автомобильному бамперу, предупреждает: «Прочь с дороги!» Наша королева — обладательница бюста. Селия Хармсуорт тоже.

— Катарина Редди. Как всегда в спешке, — брюзгливо комментирует она.

На месте главы отдела трудовых ресурсов Селия так же естественна, как и в роли одной из наименее человечных личностей в компании: бездетная, бесцветная, ледяная как охлажденное шабли, она мастерски заставит вас ощутить себя бесполезным и использованным одновременно. Вернувшись на работу после рождения Эмили, я как-то обнаружила, что Крис Бюнс, менеджер по страховкам и самый высокооплачиваемый работник в «ЭМФ», подлил водки в сцеженное грудное молоко, которое я держала в офисном холодильнике. Тогда я подошла к Селии и спросила, как женщина женщину, что она посоветовала бы сделать с этим кретином, который к тому же в ответ на мое возмущение заявил, что алкоголь в питании трехмесячного младенца — «Этта та‑акой при‑икол».

До сих пор помню презрительную гримасу Селии, предназначенную отнюдь не этой свинье Бюнсу.

— Включите свои женские чары, дорогая, — ответила Селия.

Сейчас она милостиво говорит, что в восторге от моей готовности в обеденное время пообщаться со стажерами.

— Род сказал, что презентацию вы и во сне проведете. Слайды, легкая закуска — и все. Не мне вас учить, Кейт. Только не забудьте о Декларации Высшей Цели.

Быстренько прикидываю в голове: напитки, сэндвичи, ознакомительная речь — примерно час; остается полчаса, чтобы поймать такси, пересечь город и успеть к началу концерта. Времени как будто хватает. Должна справиться, если только новички обойдутся без своих чертовых вопросов.

13.01

— Добрый день, дамы и господа, меня зовут Кейт Редди, и я рада приветствовать вас на нашем тринадцатом этаже. Бытует мнение, что тринадцать — число несчастливое. Возможно. Но только не здесь, в «Эдвин Морган Форстер», фирме, входящей в десятку лучших в своей области в Великобритании, в полсотни лучших в мировом масштабе и названной фирмой года. Наши доходы за прошлый год составили более трехсот миллионов фунтов стерлингов, что и позволило нам не жалеть средств на сэндвичи с тунцом в качестве сегодняшнего угощения для вас.

Род прав. Презентацию я способна провести и во сне; собственно, я ее по большей части и провожу во сне, потому что перелет начинает сказываться, затылок наливается свинцом, а ноги дрожат, будто меня втолкнули босиком в ледяную воду.

— Не сомневаюсь, что термин «менеджер по фондам» вам уже знаком. Если в двух словах, то менеджер по фондам — это игрок высшего класса. Моя работа заключается в том, чтобы изучить возможности самых различных компаний по всему миру, оценить продвижение их товаров на рынке, проверить послужной список их жокеев, после чего поставить солидный кусок на фаворита и молиться, чтобы он не рухнул после первого же барьера.

Смех в зале; послушно благодарный смех двадцатилеток, разрываемых между горделивым осознанием собственной значимости — как-никак выиграли схватку за шесть стажерских мест в «ЭМФ» — и младенческим страхом изобличить себя.

— Если лошадки, на которых я поставила, все-таки сваливаются, приходится решать — то ли пристрелить их на месте, то ли попытаться вылечить сломанную ногу. Запомните, дамы и господа, сострадание — штука зачастую дорогостоящая, но далеко не всегда бесполезная.

Двенадцать лет назад и я была стажером. Сидела в таком же зале, то забрасывая ногу на ногу, то прижимая одну к другой, не в силах решить, какой из образов хуже — герцогини Кентской или Шарон Стоун. Единственная девушка в своем выпуске, я была окружена сплошь парнями, сильными самцами в ловко сидящих элегантно‑полосатых шкурах. Куда мне было до них: черный креповый костюмчик из «Уистлз», на который я ухлопала последние сорок фунтов, делал меня похожей на школьную инспектрису.

Обвожу взглядом новичков. Типичная стажерская группа: четыре парня, две девушки. Ребята, втягивая головы в плечи, всегда кучкуются сзади; девчонки устраиваются в первом ряду — с прямыми спинами, вооруженные авторучками, чтобы дословно записать абсолютно бесполезные сведения. Со временем я научилась моментально распознавать, кто есть кто. Вот, к примеру, мистер Анархист с бачками и суровой миной а‑ля Лайам Галахер[7]. По такому случаю при костюме, но мысленно все еще в кожаной куртке. Думаю, в колледже был рьяным активистом. Изучает экономику ради подготовки к борьбе за права рабочих и при этом исподтишка всучивает соседям растворимый кофе высшей паршивости из слаборазвитых стран.

Сидя сейчас в конференц‑зале «ЭМФ», он обещает себе потратить два, максимум пять лет на Сити со всем его предпринимательским дерьмом, обеспечить себе солидную финансовую поддержку и выступить в крестовый поход за счастье всего человечества. Мне его почти жаль. Лет эдак через семь, прочно обосновавшись в каком‑нибудь из модерновых мавзолеев на Ноттинг‑Хилл с двумя ребятишками, которым нужно дать приличное образование, и транжиркой‑женой, наш анархист точно так же, как и все мы, будет клевать носом перед ящиком, с нераскрытым номером «Нью стейтсмен» на коленях.

Остальные три — желторотые отпрыски с детсадовскими проборами. У одного из них, по имени Джулиан, адамово яблоко работает с интенсивностью поршня в давильне винограда. Девушки, как обычно, — уже вполне женщины, в то время как молодые люди едва ли не школьники. Женская часть стажерской группы «ЭМФ» охватывает весь диапазон прекрасного пола. Вот рыхлая провинциалка с доброй сдобной мордашкой и бархатным ободком в волосах, непременным украшением ей подобных. Кларисса как‑то‑там. Список кратких биографий стажеров сообщает, что Кларисса закончила курсы «современных наук» при университете Питерборо. Типичная конторская крыса. Племянница кого‑нибудь из директоров, не иначе; попасть в «ЭМФ» с таким дипломом можно исключительно по кровно‑родственной к большим деньгам дорожке.

А вот соседка ее куда интересней. Родилась и выросла в Шри‑Ланка, но закончила женский колледж в Челтенэме и Лондонскую школу экономики. Истинная внучка Великой Британской империи, из тех, кто в тонкости манер, отточенности языка — словом, в английском духе даст фору англичанам по крови. Со своими восхитительными раскосыми глазами, взирающими на мир сквозь очки в черепаховой оправе, и безмятежной грацией кошки Момо Гьюмратни так хороша, что даже в супермаркет ей не стоит ходить без вооруженной охраны.

Я оцениваю стажеров, они меня. Интересно, что они видят? Светлые волосы, очень неплохие ноги, стройности в фигуре достаточно, чтобы не напрашиваться на ярлык «мамаша». Уроженку северных графств они во мне тоже не распознают (акцент отшлифован еще во время учебы). Может, они даже побаиваются меня. Рич как-то сказал, что я его временами пугаю.

— Уверена, что все присутствующие здесь обращали внимание на строчку в самом низу банковских счетов, напечатанную такими крохотными, едва различимыми буковками? «Помните, что ваши инвестиции могут не только возрасти, но и упасть в цене!» Видели? Так вот, за этой строчкой стою я. Если я напортачу, вы потеряете деньги, но все мы в «ЭМФ» очень стараемся, чтобы этого не случилось, и чаще всего добиваемся успеха. Лично я, выбрасывая на рынок акции авиакомпании на три миллиона долларов, как, к примеру, сделала сегодня утром, не позволяю себе забывать о том, что моя ошибка может оставить старушку из Дамбертона без пенсии. Но не стоит так волноваться, Джулиан, стажеры ограничены в размерах совершаемых сделок.

Для начала получите пятьдесят штук баксов. Чтобы поднабраться опыта — достаточно.

Прежде морковные, щеки Джулиана становятся малиновыми, а рука толстушки выстреливает вверх:

— Не могли бы вы сказать, почему продали сегодня именно эти акции?

— Хороший вопрос, Кларисса, очень хороший. Объясняю: у меня на руках было акций на четыре миллиона, их стоимость росла и продолжает расти, однако за последнее время мы достаточно заработали на повышении, к тому же в деловом мире ходят слухи о спаде в авиакомпаниях. А работа менеджера по фондам в том и заключается, чтобы вытащить деньги клиентов на пике стоимости акций. Я постоянно пытаюсь балансировать между более крупным наваром и какой‑нибудь пакостью, которую в любой момент может устроить великий и беспощадный бог торговли.

Мой опыт подсказывает, что самое важное для стажера «Эдвин Морган Форстер» — не умение мгновенно ухватить суть инвестиционной политики или с ходу обеспечить себе место на автостоянке. Только способность выслушать Декларацию Высшей Цели нашей компании с невозмутимым лицом покажет, из какого теста вы слеплены. Известная среди сотрудников как «пять столпов мудрости», Декларация представляет собой пример запредельной белиберды. (Что за дикий зигзаг истории превратил ядро капиталистов конца двадцатого столетия в попугаев, тупо талдычащих речевки китайских крестьян, которым даже личный велосипед не дозволялось иметь?)

— Итак, пять золотых правил «ЭМФ» гласят:

1) Взаимовыручка!

2) Абсолютная честность с коллегами!

3) Стремление к наилучшим результатам!

4) Забота о клиентах!

5) Настрой на успех!

Дейв мужественно сдерживает ухмылку. Хороший мальчик. Я скашиваю глаза на часы. Ничего себе! Пора двигать.

— Ну а теперь, если больше вопросов нет…

Черт. Вторая стажерка тянет руку. Хорошо хоть на парней можно положиться: эти вопросов никогда не задают. Ни за что не зададут, даже если ни черта не знают, как нынешняя четверка, и уж конечно не на презентации, где задать вопрос — значит признать, что кое‑что в этом мире выше твоего разумения.

— Прошу прощения, — осторожно начинает юная шриланкийка, словно извиняясь за совершенную ошибку. — Я знаю, что в «ЭМФ»… м‑м… словом, не могли бы вы, мисс Редди, поделиться своими ощущениями как женщина — как вам работается в этой сфере?

— Что ж… Мисс?..

— Момо Гьюмратни.

— Ну что вам сказать, Момо. Во‑первых, среди шестидесяти менеджеров по фондам женщин только три. «ЭМФ» придерживается политики равных возможностей, и политика эта будет работать до тех пор, пока к нам приходят такие стажеры, как вы. Во‑вторых, мне известно, что японцы уже работают над камерой, где можно будет выращивать младенцев вне материнского лона. К тому моменту, когда вы решитесь завести детей, камера будет усовершенствована, и нам, таким образом, выпадет честь заполучить первого искусственного младенца. Уверяю вас, мисс Гьюмратни, весь штат «Эдвин Морган Форстер» будет праздновать это событие.

На мой взгляд, достаточно, чтобы остановить поток вопросов. Ан нет — Момо, оказывается, не так пуглива. Оливковые щеки чуть темнеют от румянца, но она вновь тянет руку и подает голос в тот момент, когда сама я тянусь за сумочкой в попытке поставить точку на встрече.

— Прошу прощения, мисс Редди. А можно узнать, если ли дети у вас?

Нет, нельзя.

— Да. Когда я в последний раз пересчитывала, было двое. И позвольте совет, мисс Гьюмратни: не стоит начинать каждый вопрос с «прошу прощения». Очень скоро вы обнаружите, что в «ЭМФ» приветствуется масса полезных слов, но «прощение» не из их числа. На этом, если нет возражений, мы и закончим. Нужно бежать, проверять рынки, выбирать лидеров, вкладывать деньги! Благодарю за внимание, леди и джентльмены. Последняя просьба: при встрече не стесняйтесь, подходите, я проэкзаменую вас на предмет знания пяти золотых правил «ЭМФ». А если вам очень повезет, то сообщу и шестое, свое собственное.

Во взглядах всех шестерых — немой вопрос.

— Правило номер шесть: если деньги отвечают вам взаимностью, вашим достижениям в Сити предела нет. Деньги не ведают разницы между полами.



Страница сформирована за 0.77 сек
SQL запросов: 169