НЕ ЗАБЫТЬ!!!
Уничтожить Бюнса.
8. Жало
Бизнес‑план производства биологически разлагаемых подгузников Пауэра признан выдающимся документом. На тридцати с лишним листах типового формата в деталях расписаны преимущества чудо‑подгузников и блестящие перспективы завоевания ими рынка. Бизнес‑план содержит полный обзор конкурирующих товаров, перечень экологических достоинств и подробный, шаг за шагом, план производства. Цифры впечатляют, не страдая при этом чрезмерным оптимизмом. Над продуктом работала первоклассная команда, причем особо отмечен сам изобретатель, Джозеф Р. Пауэр, в свое время принимавший участие в разработке космической программы «Аполлон». Патент на изобретение биологически разлагаемых подгузников только предстоит получить, однако блестящая заявка не оставляет сомнений в том, что это произойдет со дня на день.
Жаль даже, что исключительность документа сможет оценить один‑единственный человек: рыночной мишенью чудо‑подгузников Пауэра должны стать не миллиарды детских попок, а задница мистера Кристофера Бюнса.
Бюнс только что назначен главой отдела рискового капитала, что крайне удачно с двух точек зрения. Во‑первых, проще подтолкнуть его к вложению крупных средств в бредовую идею моего папули: авантюры стали частью должностных обязанностей Бюнса. Во‑вторых, Вероника Пик, второй человек в отделе, надеявшаяся на повышение, рвет и мечет при одном упоминании имени этого выскочки и уж конечно не станет указывать новому шефу на возможные недочеты. Скорее, наоборот, с дружелюбной улыбкой подтолкнет его к пропасти.
Пятница, «Топлес‑клуб», полдень
— О'кей, давай еще разок. — Кэнди злится и не скрывает этого. — Итак, твой знаменитый папаша, который к уделанным младенцам сроду не приближался, изобрел подгузник, способный перевернуть мир детства. Однако ты испробовала прототип на своем Бенджамине, и когда Бенджамин усра…
— Кэнди, прошу тебя!
— Ладно… и когда Бену захотелось ка‑ка, подгузник развалился. Наша задача? Наша задача — втюхать проект новому шефу отдела рискового вложения капитала. Будучи мерзавцем и педиком, который смыслит в детских задницах еще меньше твоего папаши, он вложит тысячи долларов в «Авантюру Редди» и прогорит, потому что… Напомни‑ка мне, Кейт, почему?
— Потому что фирма отца погрязла в долгах, все вложенные в нее деньги «ЭМФ» тут же уйдут кредиторам, проект с подгузниками будет свернут, а Бюнс останется без штанов, рубашки, носков, трусов и в таком виде будет выставлен на всеобщее обозрение. Есть возражения против плана, Кэнди?
— Ни малейших, все просто великолепно. — Она втягивает воздух, как будто принюхивается к новым духам. — Хотелось бы уточнить лишь одну деталь: каким образом сохранят работу две бабы, одна из которых вот‑вот станет мамашей‑одиночкой, а вторая уже стала и пребудет в этом качестве, пока Тормоз Ричард не вернется на ранчо Редди?
— Кэнди, это дело принципа.
Она не на шутку встревожена:
— Вон оно что! Ясненько. Наш старый приятель Оутс.
— Кто?
— Оутс. Снежный человек. Про которого ты Роду рассказывала, помнишь? «Прошу меня извинить, джентльмены, я ненадолго выйду. Возможно, задержусь». Черт побери, Кейт, это не заговор, это благородный акт бессмысленного самопожертвования. Оч‑чень по‑английски. Но мы, янки, такие чудные типы: любим, понимаешь ли, чтобы хорошим парням в конце фильма сохраняли жизнь.
— Не всякое самопожертвование бессмысленно, Кэнди.
На язвительный хохот Кэнди оборачиваются все до единого посетители клуба: беременная, да еще и идиотка.
— Тпру, Кейт Редди! Ты прекрасна, когда провозглашаешь этические принципы.
— Обещаю, Кэнди, о твоей связи с этим делом никто не узнает.
— Ага, зато все дорожки приведут к ее благородию Редди, так? Ты хоть отдаешь себе отчет, что поставишь крест на своей карьере? Тебя даже факсы бумагой заправлять не возьмут.
Выдав это зловещее предсказание, Кэнди подается ко мне, берет мою ладонь и прикладывает к животу. Я отчетливо слышу стук пятки изнутри. Подруга в первый раз позволила себе признать существование ребенка как нечто постоянное, и я боюсь ляпнуть что‑нибудь невпопад.
— Часто толкается?
— Угу. Когда купаюсь, она просто с ума сходит. Шоу «Девочка и дельфин», ей‑богу.
— А вдруг мальчик?
— Еще чего. Я девочка, и она девочка. — Кэнди ловит мою улыбку и суровеет: — Могу ведь и на удочерение отдать.
— Само собой.
Если не ошибаюсь, идея собраться в «Топлес‑клубе» принадлежала Кэнди. Она решила, что тайное сборище семи женщин будет выглядеть не так подозрительно в заведении интимного свойства, нежели, скажем, в ресторане с полностью одетыми посетителями. Устроившись за столиком, я жалею, что нет «Поляроида»: отщелкала бы своих подруг, которые при входе в клуб менялись в лице. В случае с Момо, правда, воспитание мгновенно взяло верх, и моя юная помощница любезно осведомилась у встречающей блондинки:
— Давно открылись?
Мы не единственные женщины в центре мужских развлечений, что в двух шагах от мирового финансового центра, но у всех прочих дам прикрыта лишь нижняя половина тела. Каждой участнице сегодняшнего ланча отведена важная роль. Зная Криса Бюнса, я не сомневаюсь, что алчность и амбиции толкнут его в авантюру, не дав посоветоваться с кем‑нибудь из коллег (какого черта он должен делиться доходами и славой?).
Однако я понимаю и другое: чтобы Бюнс заглотнул наживку, нам всем придется потрудиться. Папиных россказней недостаточно. Нужен рекламный буклет, знание рынка, поддержка солидного коммерческого юриста. Набирая номер Дебры, я, признаться, опасалась отказа: даже долгая дружба может не выдержать многомесячной пытки неудавшимися ланчами. Дебру не пришлось просить дважды. Бюнса она в глаза не видела, но с ходу поняла, что он за тип и какой участи заслуживает.
Итак, шайка заговорщиков уже состоит из Кэнди, меня, Дебры и Момо, Джудит и Кэролайн — моих подруг из группы «Мать и дитя». Ждем только Элис. Телевизионный продюсер Элис — главное звено моего плана. Позвонила она лишь сегодня утром — уезжала на съемки, в восторге от будущей встречи, только немного запоздает.
Бывший патентовед Джудит написала заявку на подгузники, причем настолько убедительную, что я готова с ходу заказать вагон для моего Бена. Кэролайн, художник‑дизайнер, принесла готовый буклет, подчеркивающий экологические достоинства подгузников. На мой взгляд, снимок ее собственного малыша Отто на горшке из листьев салата — настоящий шедевр рекламного искусства.
Дебра заверяет, что «ЭМФ» не сможет предъявить моему отцу серьезных претензий.
— На мошенничество никак не тянет, Кейт. Некрасиво, но не противоречит закону. Покупатель должен проверять качество товара, а если ему лапшу на уши навешали — его проблемы.
Деб выступит в качестве юриста моего отца на его встрече с Бюнсом; мы уже договорились о номере в «Савойе».
— Я ж гений таких штук! — восклицает Деб, листая подготовленные документы. — Как обзовемся? «Семь жутких сестер»?
— Деб, это не шутки.
— Знаю, знаю, но я так не развлекалась с… черт знает каких времен! Ох и соскучилась же. А ты, Кейт?
Момо получила задание изучить мировой рынок подгузников, и за несколько дней она умудрилась стать экспертом в промокательно‑вонятельной сфере.
— Прошу прощения, Кейт, а вы знаете, какое количество продуктов жизнедеятельности организма ребенка может удержать средний подгузник?
— Только без подробностей, мне этих продуктов дома хватает.
У Момо взволнованный вид:
— Ничего не выйдет, правда?
— С нашим планом?
— Нет, с подгузником.
— Ни за что на свете.
— Почему вы так уверены? Если Бюнс победит, я… я этого не вынесу.
— Подгузник Пауэра изобрел мой папочка, следовательно, это гарантированная катастрофа. Вдобавок я испытала его на Бене.
— И что?
— Стоит ребенку пукнуть, и подгузник разваливается. Перебор с биологическим разложением.
Элис приезжает прямо со встречи с коллегами из Би‑би‑си. Кивает на полуголых девиц на пятачке и одними губами, не пытаясь перекричать громыхающую музыку, интересуется:
— У нас прослушивание?
Элис предстоит вступить в игру после того, как Бюнс вложит средства в проект. Этот прием я позаимствовала у генералов — победителей всех известных мне великих сражений. Называется «захват в клещи»: атака с одного фланга подкрепляется молниеносным отрезанием путей отхода с другого. Руководству «ЭМФ» недостаточно будет самого факта безалаберности Криса Бюнса, вложившего крупные средства в явную авантюру. А вот если он наплетет ерунды с экрана, то дискредитирует фирму перед клиентами, и тогда уж его точно подвесят на крюк и выставят на мясном рынке.
Согласно отчету Элис, она уже созвонилась с Бюнсом и пригласила принять участие в программе «Они делают деньги» на канале Би‑би‑си‑2.
— Ну и как? — Момо нервничает больше всех. — Как он отнесся?
— Чуть не кончил прямо в трубку, — ухмыляется Элис. — Без проблем разговорим красавчика.
Моя попытка призвать подруг к порядку проваливается под вой «Mamma mia» из колонок. Я пускаю по кругу список того, что еще нужно сделать, и фотографию Криса Бюнса, которую Кэнди скачала с веб‑сайта «ЭМФ». Жестами объясняю, что отлучусь в туалет.
В угловой кабинке рядом со входом темнеет смутно знакомая фигура. Еще несколько шагов — и фигура обретает имя.
— Джереми! Джереми Браунинг! — Энтузиазм моего приветствия будет песней звучать в душе клиента до конца его дней. — Надо же! Какой сюрприз, Джереми! Встретить вас здесь… А это, если не ошибаюсь… Аннабель, не так ли?
Юная прелестница, примостившаяся на коленках у моего клиента, отзывается презрительно‑самодовольной улыбкой, в которой тем не менее светится и надежда: мол, пока не миссис Браунинг, но, если шанс выпадет, не откажусь.
Я протягиваю руку красотке, но Джереми опережает свою спутницу:
— Боже, это вы, Кейт! Не ожидал вас здесь увидеть. — Он с жаром трясет мою ладонь.
— Рынок развлечений исследую, пора его осваивать. Не поможете? Я в этой области дилетант. Прошу прощения, мне пора. Приятно было познакомиться?..
— Шерель.
— Приятно было познакомиться, Шерель. Берегите его.
И я удаляюсь уверенной поступью. По крайней мере один мужик теперь точно в моей власти.
К моему возвращению тема разговора за нашим столом кардинально изменилась. Кэнди по очереди тычет в девиц на сцене, у которых, по ее мнению, бюст претерпел хирургическое вмешательство.
— Ой, мамочки, вы только гляньте на ту, рыжую. А я‑то, наивная, считала, что Британия уничтожила все свое ядерное оружие.
— Ты бы видела мои сиськи после рождения близнецов, — хихикает Джудит, размахивая уже третьим бокалом «Май‑Тай».
Я с ужасом смотрю, как предмет обсуждения покидает сцену и надвигается на нас, поддерживая груди ладонями, как ветеринар — щенят.
— Вот это я понимаю фокус! — одобрительно вопит Элис. — Работа и удовольствие в одном флаконе! Точно, Кейт?
— А у этой с паховыми мышцами наверняка проблем нет, — замечает Кэролайн, кивая на танцовщицу, которая дергается так, будто собралась родить лоток с мороженым.
— Каких проблем? — хором спрашивают Момо и Кэнди.
— Растяжение тканей во время беременности даром не проходит, — сообщаю с мрачным видом. — Потом всякие неприятные казусы могут случиться, если не тренировать мышцы.
Кэнди, убежденная, что дородовая гимнастика — это происки коммунистов, кривится от отвращения.
— Но ведь после родов все встает на свои места, верно?
Стены дрожат, мамаши за столом хохочут до слез, а у мужиков в клубе неловкий вид, потому что женский смех выводит их из себя.
Я поднимаю бокал:
— Сплотимся в смелости и неудачи не потерпим!
— «Крепкий орешек‑2»? — спрашивает Момо.
— Нет, «Леди Макбет». Чему их только учат?
9. Ланч с Робином
Робин Купер‑Кларк, если он не в своей тарелке, выглядит как человек, решивший арестовать сам себя: одна рука обхватывает грудь, вторая цепляется за шею. Именно так он и шагает всю дорогу к «Суитингс», куда пригласил меня пообедать через три дня после заседания «большой семерки» в «Топлес‑клубе». Ресторан находится довольно далеко от офиса, но Робин настаивал именно на нем, а у меня не было причин отказывать. Делать нечего, я вприпрыжку скачу за ним — три моих шага на один семимильный его.
«Суитингс» — типичное для Сити заведение. Рыбный ресторан под личиной рыбной лавки, панибратские возгласы, суета, мраморные прилавки. Рыбный рынок для имущих. У входа узкие стойки с табуретами, в глубине — зал с длинными, как в школьной столовой, столами.
Садимся на дальнем от входа конце общего стола.
— Неприятная история с этим Бюнсом, — бормочет Робин, изучая меню.
— Угу.
— Момо Гьюмратни, кажется, славная девочка.
— Бесподобная.
— А Бюнс?
— Стрихнин.
— Понятно. Что закажем?
Над нами уже застыл официант с карандашом наготове. Я перевожу взгляд на Робина и в первый раз замечаю, какой у него странно неряшливый вид. Кончик воротника загнут, на мочках запятые от пены для бритья. Джилл такого не допустила бы.
— Так, ну что ж… Даме, пожалуй, кого‑нибудь позубастее, а мне из вымирающих видов. Черепаховый суп, к примеру. Или лучше отведать трески, которую распроклятые испанцы всю повылавливали? Как думаешь, Кейт?
Еще не отсмеявшись, я вновь слышу голос Робина:
— Я женюсь, Кейт.
Зал немеет, будто кто‑то отключил звук кнопкой пульта. Народ по‑прежнему открывает и захлопывает рты, но беззвучно, как рыбины из ресторанного меню.
И я понимаю, почему он привел меня именно сюда: здесь не закричишь от боли или гнева, разве что пожуришь по‑дружески. Это уголок мужского мира. Сколько страдающих сердец здесь поджарили с любезной улыбкой на губах, сколько карьер поломали за бокалом шабли и искренне приятельской беседой? Теперь вот и Джилл Купер‑Кларк отправили в отставку, а от меня ждут любезной улыбки. Здешний этикет предписывает скроить заинтересованную мину, а еще лучше — радостную, но уж никак не устраивать сцен. Здесь наложили вето на то единственное, что я сделала бы с превеликим удовольствием: отшвырнула стул, перевернула стол и оставила бы изумленное мужичье разевать рты над салфетками и рыбьими костями. Господи, всего‑то полгода прошло с ее смерти…
А Робин уже углубился в рассказ о некой Салли. Милая, несказанно добрая, любит мальчиков, своих двое. До Джилл, конечно, далеко, но с Джилл ведь никто не сравнится. Он с беспомощным видом пожимает плечами. А в Салли все же много хорошего, и ребятам — Алексу во всяком случае, ему всего десять — нужна мать.
— А тебе… — я нахожу наконец силы протолкнуть слова сквозь пересохшее горло, — тебе она нужна?
— Э‑э… Да, Кейт, мне нужна женщина. В одиночку мы не справляемся. Понимаю, что для тебя это… — Он жестом отказывается от предложенного соуса «тартар».
— Для меня — что?
— Признак слабоволия, наверно. — Поставив бокал, он по привычке трет переносицу. — Никто мне ее не заменит, если ты это хотела спросить.
А к чему тогда пытаться заменить незаменимое? Мне тоскливо, как в день похорон Джилл. Прежде я всегда знала, где найду Робина, такого основательного, глубоко семейного, надежного. Больно видеть его потерянным. Мужчина без жены — все равно что без матери: скорее сирота, чем вдовец. Мужчина без жены теряет опору, он не способен ходить, пену с ушей стереть и то не способен. Мы нужны мужчинам больше, чем они нам; не в этом ли тайна мироздания?
— Я очень за тебя рада, Робин. Джилл была бы довольна. Уверена, она не вынесла бы мысли, что тебе плохо.
Робин благодарно кивает: груз признания сброшен с плеч. Управившись с горячим, мы снова изучаем меню, внимательно, как лист с экзаменационным заданием.
— Не возражаешь против пирога с патокой? Одного на двоих? — спрашивает Робин. — Говорят, под давлением возмущенной общественности кулинары ищут другое имя для «крапчатого члена».
— «Крис Бюнс».
— Что?
— «Крис Бюнс» — идеальное название во всех смыслах. Во‑первых, отрава, как и пудинг с изюмом, а во‑вторых, ходячий сифилис. Любая секретарша в офисе подтвердит.
Робин промокает губы салфеткой.
— Злишься?
— Еще как.
Меня подмывает поделиться с Робином планом мести, но в качестве моего начальника он вынужден будет дать красный свет, а в качестве старшего друга тем более.
— Не думаю, Робин, что это правильно — терпеть рядом дерьмо только потому, что кому‑то оно полезно.
Робин сигналит официанту, что готов рассчитаться.
— Джилл всегда говорила, что мужчину можно подтолкнуть к чему угодно, если только он не заметит давления.
— А с тобой она этот фокус проделывала?
— Не замечал.
