СОЗНАНИЕ
Что это такое, мы не знаем. Но этого не знает и официальная наука. Все, что мы можем делать, это выстраивать гипотезы.
Одно и тоже явление можно описать в разных терминах и образах. Рассуждать об устройстве сознания мне кажется удобнее в категориях, предложенных российским этнопсихологом А. А. Шевцовым, возродившим целый пласт народной русской культуры под названием ТРОПА. Он говорит о предмете образным, народным языком, который позволяет и нам, дилетантам, вникать в суть описываемых процессов.
Взгляды А.А.Шевцова подчас идут вразрез с существующими научными представлениями, но они «достаточно безумны», чтобы в какой-то момент в будущем оказаться истинными.
Итак, по А.А.Шевцову «многовековые, никуда не ведущие споры философов о сознании вполне трезво разрешаются, если задается вопрос: «а может ли сознание быть не идеальной и внепространственной способностью ума думать о самом себе, а вполне материальной, хотя и не изученной средой, которую можно назвать полем?» Эта среда способна принимать в себя впечатления, превращенные в образы. А образы простейших взаимодействий с миром создаются каждый раз, когда ты «еще совсем бессмысленным ребенком» сталкиваешься с этим миром, то есть с вещами… Из простых образов рождаются сложные, которые называются понятия, они закладываются в памяти. Другая часть памяти оказывается несущей основой разума. Она называется у А. Шевцова Образом Мира. Образ Мира - вполне определенное психологическое явление, складывающееся из простейших взаимодействий ребенка с телом матери и окружающими его дом предметами. Образ Мира медленно развивается, так как включает все больше знаний об устройстве мира и о том, как в нем жить. Мы не помним и даже вообще не замечаем, как получили эти «знания», но именно они определяют наш рост и развитие. Самый ранний слой этой информации связан с взаимодействиями с природными явлениями. Но с возрастом человек все больше познает Мир-общество, и это познание тоже осуществляется через боль. Любой городской человек знает Мир-природу в достаточной степени. Но большая часть его внимания направлена на Мир - общество, устройство которого выявляется в правах и правилах.
Образ мира - это весь набор нечаянно или сознательно собранных представлений обо всех явлениях и взаимодействиях двух миров - миров природы и общества. Этот образ чаще всего состоит из зрительных впечатлений, но видим мы его не глазами, а тем, что еще не понято наукой - внутренним зрением, которое к глазам никакого отношения не имеет».
Воздействовать на ребенка с тем, чтобы помочь ему начать внутреннюю метаморфозу можно только тогда, когда в нем самом появятся сомнения в истинности его негативного Образа Мира.
Итак, ребенок под давлением новой реальности начинает отказываться от привычного Образа мира. Состояние сомнения, нестабильности - это больно и опасно, здесь,- как и в хирургии, нужны особые условия, чтоб не нанести еще больший вред.
Ребенок, теряющий старый Образ мира, очищающий свое сознание от программы, записанной болью и обидами после длительного периода адаптации в Китеже, получает возможность вернуться к ценностям реальной жизни, адекватно строить отношения с социумом, стать хозяином своей судьбы.
Мир Природы ребенок познает своим телом, начиная с рождения. Он ползает по дому, бьется об острые углы, упирается в плотности, колется, режется. Информация о Мире Природы записывается болью на разных участках его тела, заставляя ощущать границы этого тела, а также обучает запоминать качества предметов, составляющих его среду обитания: это жжется, это режется, а здесь мягко и безопасно. И пока тело ему служит, эта информация будет храниться в сознании.
Ребенок отбирает информацию для программы на всю жизнь в том возрасте, когда сознание существует, но еще ничем не заполнено. Вот те образы предметов и взаимодействий, которые будут заложены в первую очередь, и станут основой программы будущего отбора и оценки информации. В сознании ребенка как бы образуется матрица для дальнейшего отбора информации. Даже став взрослым, он не сможет изменить основу этой программы, то есть матрицу, на которой построена его личность; наверное, в этих начальных взаимодействиях и закладывается код, делающий ребенка частью человечества. Попав к волкам, человеческий детеныш принимает в свое сознание иные начальные образы, которые в процессе по иному организованного отбора информации превращают его в волка.
Гипотеза
Первые пару миллионов лет эволюции человеческий разум «затачивался» в основном общением с природой. Когда людям удалось стать «окончательно разумным», они сами для себя стали реальной угрозой. Все тигры мира не загрызли столько людей, сколько вожди народов. Для выживания стало куда важнее … Не так. Начну еще раз.
Для нашей части человечества дикие звери и катаклизмы как бы потеряли свою вещественность, они остались в Мире природы, а она в свою очередь уместилась в экран телевизора. Зато приблизились другие опасности. Для цивилизованного человека теперь жизненно важно вовремя познать безопасные тропы, места кормежки и хищников, которые существуют в Мире обществе.
Мы можем представить себе, что от внешнего мира сознание человека отделено некой границей, которую известный психолог, создатель теории психосинтеза Ассаджоли уподоблял мембране. (Я не горячий сторонник его теории, но мне нравятся образы, которыми он пользуется). За этой границей находится вся непознанная часть мира. Некоторые люди пытаются эту границу постоянно расширять, других вполне устраивает уютная ограниченность собственного сознания.
Так вот, новорожденный еще не имеет плотной мембраны, отделяющей его от мира. Или, вернее будет сказать, что он не осознает границ своего сознания или собственного «Я». Поэтому он познает новые явления без каких-либо внутренних ограничений, так же естественно, как дышит.
В непроявленном сознании маленькой личности появляется осознание, лишенное словесной формы: мир кружится вокруг меня.
Мир управляем, причем легко управляем. Стоит пожелать и подается еда, меняются пеленки. Ребенок чувствует, что это он сам как бы творит блага мира. Потом в этом мире появляются лица взрослых. Они осознаются как слуги, призванные опять же исполнять малейшие прихоти. Иногда они, правда, бывают непонятливы: тащат не ту игрушку.
Для взрослого сознания, отформатированного логикой выживания и сохранения энергии, поведение младенца, направленное на спонтанный поиск нового, кажется лишенным смысла, но, судя по всему, это есть самый быстрый способ набрать информацию для начала операций в сознании.
От камня, упавшего в воду, разбегаются круги во все стороны, а теперь представьте ту же картину в объеме. Это и есть способ освоения мира младенцем - сферическая волна. Пробудившийся познавательный интерес у личности, еще не умеющей производить сознательный анализ и отбор поступающей информации, направлен сразу вовсе стороны. Таким образом, сфера или поле сознания расширяется равномерно во всех направлениях. Только какие могут быть стороны или направления и насколько вообще применимы пространственные категории для описания природы сознания?
Нам просто необходимо договориться о словах. Когда мы вступаем в область объяснения новых явлений, мы волей-неволей должны идти по пути поиска аналогий, используя слова родного языка, которые хоть с оговорками, но могут вызвать в вашем сознании образ, соответствующий явлению, которое я пытаюсь описать. Когда я говорю о пространстве сознания, я совсем не уверен, что оно тождественно физическому пространству.
Но для нас всех будет понятны образы, например, такие: «Сознание этого человека вместило весь мир» или «Его сознание ограничено лишь собственными интересами». Продолжая рассуждать о свойствах сознания, мы должны упомянуть еще об одной особенности.
По прошествии нескольких месяцев, у нашего малыша в операционной среде - сознании начинают набираться первые байты информации, они складываются в образы, заполняют пустое пространство внутреннего мира, которое он потом назовет Я.
А потом в его сознание вторгнется нож смысла, которым взрослые начинают «обкарнывать» его картину мира.
Отделившись от матери физически, дитя продолжает жить в сфере ее сознания. Ребенок никогда не бывает один - он всегда Часть системы, он растет и начинает расширять границы своего невидимого тела в сфере сознания родителей, претендуя на все больший его Объем. Он донимает родителей нескончаемой чередой вопросов, требует внимания, капризничает, провоцирует. В ответ папы и мамы, чтобы не сойти с ума, вынуждены оказывать сопротивление, не позволяя ребенку целиком заполнить их сознание, вжимая его в определенные границы; сначала это делается бессознательно, потом - намеренно: не шали, не ори, иди спать, я работаю. Любознательность подталкивает растущего ребенка удлинить свои путешествия в окружающий мир, а там - новые люди и вообще новая среда обитания. И в этой среде первейшее значение имеет знание и соблюдение договоров, а для этого нужно владеть речью. Фактически, выходя из кокона сознания матери, ребенок попадает в мир человеческих взаимоотношений, простите за образность, в среду, сотканную полями сознаний окружающих людей. Теперь благополучие растущей личности зависит от ее умения различать качества этих невидимых полей. Разумеется, на первых порах ребенок не различает ни острых углов, ни плотных препятствий. Поэтому он ушибается, вновь через боль, осознавая границы своего нового тела. Только это тело уже ограничено полем договоров, ожиданий и обид, которые приносит ему общение с окружающими.
Так нас всех отучают от самостоятельного поиска и непредвзятого взгляда на мир, зато делают частью человеческого общества.
Так и вижу: юнец, завернутый в шкуру, морща низкий лоб, пытается запечатлеть в памяти образцы поведения: от тигра убегают, к змее не подходят, к кабану подкрадываются с подветренной стороны. Те, кто плохо учился, погибали, не успев дать потомства. Выживали, прежде всего, те, кто не тратил время на размышления, а быстро доставал из памяти подходящие образы поведения.
Что помогает выжить? Способность сознания принимать любые образы, то есть быстро приспосабливаться во имя решения главной задачи - биологического выживания, В подавляющем большинстве случаев именно умение некритически перенимать опыт старших гарантировало выживание юным членам первобытного племени.
Способы, реакции поведения в ответ на «увиденное» закладываются в нас обществом с момента рождения слой за слоем. Чтобы не тратить времени на раздумья в экстремальной ситуации, наш ум соединяет в единую цепочку воспринимаемый образ и реакцию на него. Увидел тигра: беги, услышал рык, тоже беги, даже если просто шорох в кустах от большого тела: беги; те, кто действовали по- иному не возвращались к общему костру, чтобы поделиться опытом. Страх за жизнь - лучший проводник новых образов в долгосрочную память.
Очевидно, привычка действовать по готовым образцам передается с тех пор генетически. Но выражается она у разных людей в разной степени. А на противоположной стороне той же шкалы находится творческое стремление найти новое нестандартное решение, отбросить старый образец просто в силу того, что он старый и скучный.
Но таких решительных мало. Средний человек следует простому сценарию : совершает ошибки, запоминает их, учится не повторять, завивает нить опыта в кокон очевидностей, потом закукливается и дальше пребывает в безопасности. Но кокон, спасая его, препятствует метаморфозе и значит, новому развитию. Вопрос о самореализации больше не встает. Задача выживания отметает все остальные жизненные цели.
Ребенок, пару раз избежавший проблемы посредством слез, дальше принимает это как форму защиты на всю жизнь и просто перестает искать другие формы, если близкие люди не помогут ему сменить программу. Привычка - наш главный тюремщик.
Нина: «Саша сказал мне: иди за тряпкой. А я не хотела. Он меня прогнал. Я и пошла… плакать» (девочка рассказывает это спокойным голосом, просто констатируя, что в сложной ситуации он включила обычную программу).
Инстинкт самосохранения или заботливые наставления родителей начинают укладывать в сознании новый слой - образы действий при встрече с другими разумами.
И вот мы оказываемся в привычных рамках, из которых так трудно вырваться. Но вырываться приходится.
Звучит вполне безобидно но, по сути, эти перемены знаменуют начало кризиса. Мы о нем писали. Но это настолько важно, что я обращу ваше внимание на весь механизм «потери божественности» еще раз.
То есть под давлением обстоятельств, чаще всего случайных или, повинуясь воле родителей и воспитателей, ребенок начинает усваивать определенные образы поведения, которые облегчают ему взаимодействие с миром взрослых. Мне хочется еще раз очень аккуратно подчеркнуть, что этот процесс может быть управляемым, целенаправленным и вполне предсказуемым, если взрослые готовы затратить определенные усилия.
Никому в действительности не хочется соблюдать договора. И одной только родительской любовью к этому не принудить. Вам предстоит захватывающая и интересная борьба. Просто порадуйтесь этому.
ОБИДА
Размер своего физического тела ребенок изучил, ударяясь об углы в доме. Теперь он изучает размер своего общественного тела, которое А. Шевцов назвал ТЕЛОМ СПРАВЕДЛИВОСТИ. В этом теле записаны все права человека. Границы его у ребенка определяет ваша похвала или ваши нахмуренные брови.
Помните, вы всегда взаимодействуете с ребенком, даже когда абсолютно не взаимодействуете, - попытка не замечать, равнодушное созерцание - это ведь тоже вполне очевидная для ребенка демонстрация вашего к нему отношения. Давайте признаемся, что мы очень хорошо представляем, как можно «наткнуться» на холодный взгляд или удариться о равнодушие близкого вам человека. Боль, которая переживается как обида, в таких случаях бывает острее и ощущается дольше, чем от удара об угол стола или дверной косяк. Значит, невидимому телу можно нанести ущерб, просто выказав равнодушие, забыв предложить помощь. Больно бьет по общественному телу растущей личности брань соседа или коллективное осмеяние друзьями. Во времена моей юности бывало, что и кулаки парней с соседнего двора очень четко показывали мне границы моего невидимого общественного тела.
Любой родитель, подводящий юношу или девушку к испытаниям, показывающим границы их сил и возможностей, рискует потерять контакт, если не оговорит заранее условия договора.
«В 15 лет я понял, что родители мне врали: мир не таков, каким мне его описывали».
«Я понял, что меня никто не любит и я никому не нужен». «Я отвергаю прогнившие ценности вашего лживого общества».
Ничего удивительного в такой реакции нет, просто молодой человек, начав пользоваться мозгами, впервые увидел всю сложность окружающего мира. Ему стало страшно. Страшно переходить во взрослое состояние, страшно просто признать, что битва за жизнь может оказаться ему не по силам. После этого включается механизм компенсации: поиск виновных. Жить-то надо. Для того чтобы не лишиться самоуважения и избежать битвы, надо найти виновных в твоей слабости. На эту роль очень часто и незаслуженно попадают родители, против которых используется неотразимое оружие, о котором я уже говорил - ОБИДА. Это так важно, хоть и непривычно, что я повторюсь.
Обида означает, что родители нарушили какой-то договор, который был у них заключен с дочкой или сыном. Причем, этот договор мог быть заключен в очень раннем возрасте, но не отменен. Например: «Вы меня должны любить, кормить и никуда не уходить» (хоть по возрасту этот отпрыск уже и сам мог бы работать и кормить родителей).
Например, вот как описала одна мама опасные симптомы в поведении шестнадцатилетнего сына: «Меня беспокоит его безынициативное, равнодушное поведение. Он не способен отстаивать свои интересы в классе… И еще молчит, когда я на него кричу». А сын молчит, потому, что за годы совместной жизни со своей матерью понял бесполезность любых попыток привлечь ее внимание к своим собственным интересам.
Как-то вижу - Святослав рыдает во весь голос. Я подбегаю, опять старая история: «Меня Вадим дураком назвал».
Удар словом оказался для Святослава болезненнее, чем удар рукой. Вадим стоит тут же. На его лице удивленно-виноватое выражение. Он никак не ожидал такой реакции. Ему пять лет, и он уже прошел испытание детским домом, где эти слова ничего особенного не значили. Он и не думал, что причиняет боль. Два различных Образа мира, предопределили и различие реакций. Однако ребятам жить в одном коллективе, а потом выходить в большой мир, где уж точно будет не до сантиментов. Я радуюсь душевной открытости своего сына, но теперь я должен дать название его чувству и научить правильному с ним обращению.
«Сынок, (слово поддержки) Вадим не хотел тебя обидеть. Ты не должен на него обижаться и так переживать. Сам не обзывайся никогда! Видишь, как это неприятно, но научись не придавать значения чужой брани». Это длинная фраза, сложная. Но он действительно запомнил, что словами можно нанести боль, и почти никогда не обзывался на других детей. И тут же, пока он в слезливом, расслабленном состоянии готов слушать и воспринимать утешения, я даю следующую установку - короткую формулу: «Мужчины не плачут». При том уровне доверия, который установился между нами, эти слова воспринимаются некритически и входят в основу Образа Мира.
И тут же проверка. На другой день Святослав бежит, падает, поднимается и, сморщившись, шепчет сам себе: «Мужчины не плачут».
Антон
Его родители умерли от радиации и пьянства после аварии на атомной электростанции. Возможно, радиация как-то впоследствии отразилась и на развитии ребенка. По крайней мере, когда его привезли, он даже среди детдомовцев отличался маленьким ростом и физической слабостью. Но эти недостатки заставили его в условиях детского дома развить хитрость и изворотливость. Он обладал великолепной способностью врать, увиливать от любых обязанностей. И еще, он не доверял никому, категорически противясь установлению любой более-менее постоянной привязанности. В Китеже он сменил три семьи, пока не нашел ту, в которой его просто не трогали. Уроки не учил, зато заливался слезами при каждой попытке учителя поинтересоваться его знаниями. Мы ничего не могли сделать -оставалось просто ждать, пока он дорастет до интеллектуальных бесед. Когда в результате общего взросления и накопления информации об окружающем мире у него появилась способность рассуждать о своем будущем, нам удалось убедить его, что карьера бизнесмена даст ему независимость и богатство. С нашей стороны это была манипуляция чистой воды. Но надо же было сформировать у восьмиклассника хоть какой-то интерес к учебе, увлечь его мечтой. Он, не имевший всю прошлую жизнь ни одной приличной рубашки, чисто по-детски мечтал компенсировать все жизненные проблемы, весь дефицит деньгами. Иллюзия достаточно распространенная в современной России даже во взрослой среде. Но в нашем случае, выбирать пока не приходилось.
Он начал учиться, читать книжки. Особенно любил бестселлеры в стиле Сиднея Шелдон о жизни богатых людей, которые сами сколачивали свое состояние. Тогда же он захотел, чтобы на него обратили внимание девочки. Но там не на что было обращать внимание, ведь внешне он оставался хилым, а характером отличался обидчивым и сварливым. Короче, его не любили - это возбудило в нем целую гамму новых чувств, почти взрослые протест и обиду, которые я предложил ему излить в нашей китежской компьютерной газете. Так он увлекся журналистикой. После этого его заметили. У него появилось ощущение собственной нужности. И ПОСЛЕ ЭТОГО ОН ДЕЙСТВИТЕЛЬНО НАЧАЛ ФИЗИЧЕСКИ РАСТИ. Сразу после восьмого класса группа наших школьников, в их числе и Антон, отправилась на месяц в горы. Оттуда он вернулся новым человеком. Все, что копилось в нем в течение нескольких лет, наконец, проявилось во внешней форме. Он вырос, изменилась его осанка. Он почувствовал силу.
И именно тогда он начал вспоминать прошлое и рассказывать об этом мне и своим друзьям во время наших терапевтических душевных бесед. Это означало, что он стал сильнее, и у него появилось доверие к окружающему миру.
«Моя новая приемная семья пыталась меня любить только две первые недели, а потом они меня эксплуатировали. Стоило что-то не то сделать -они сразу наказывать. Кто-то из ребят брагу поставил, а моей курткой вытер. Мне из дома запретили выходить. Я весь дом перемыл, чтоб меня простили… Хорошо, Володя (приемный отец) выходит и говорит: «Кто ж у нас брагу поставил? Наверное, Катя. А ты иди гулять». Простил меня.
- А ты их все еще нет.
- Я старался быть хорошим, я стихи учил, убирался, но у меня с непривычки плохо получалось.
- Что ты думал об остальных взрослых?
- У Влада (один из приемных родителей, в семье которого Антон жил после того, как ушел по собственному желанию из семьи Володи) было хорошо. Там картошку жарили, он добрый был. Родной сын Влада - Мишка, говорил про меня гадости отцу, и отец ему верил. Потом я несколько месяцев жил у Сержа. Он ко мне был добр, а вот в его семье что-то было не так.
- А когда ты все-таки решил, что надо учиться?
- Совсем недавно. В восьмом классе я не учился. Я знал, что надо, но ничего для этого не делал. Я не представлял, что будет, если я не буду учиться. Вы меня пытались предупредить, но я не понимал ваших слов.
- Что в тебе изменила жизнь в горном лагере?
- Не знаю. У меня появилось уважение к старшим. Я пытался давать советы, как-то влиять на окружающих. Я командовать что ли пытался… Как в Китеже. Еще я увидел то, как в Китеже нас приучают к разным ситуациям. Там был один парень, которому было семнадцать, он говорил, что нашел жизненный путь - деньги, карьера, девушки. В общем, казался таким идиотом. На самом деле у меня весь день сплошные проблемы с собой. Я пытаюсь понять, что я хочу от остальных. Что я хочу, заслужил я или нет. Я к себе стал внимательнее относиться.
С взрослыми я пока мало общаюсь и ни на кого из вас похожим быть не хочу. Я смотрю на себя в зеркало и не могу представить, что это мое лицо. Я себя изнутри вижу по-другому. Недавно впервые я самому себе приснился с правильным, реальным лицом.
Он не стал красавцем, но зато приобрел уверенность в себе. В начале девятого класса он пришел на собрание наставников и магистров и буквально потребовал для себя испытания. Скоро он стал членом Малого совета, бросил курить и начал получать «пятерки» в школе. Потом, разумеется, большая и безответная любовь, давшая дополнительный стимул для того, чтобы разобраться в своих чувствах и начать писать стихи. «Порок дает нам жизнь среди порогов, а жизнь дает нам шанс, споткнувшись, снова встать». По-моему, здорово, даже если и непрофессионально.
Вот так бы эффектно и закончить эту историю, но я пишу не роман, а реальную жизнь, в которой никто не отменял закона борьбы противоположностей и отрицания отрицания. Антон достиг нового этапа развития и, естественно, вошел в новый кризис. Вполне в соответствии с научными теориями, но абсолютно бессознательно, он начал пересмотр своей системы ценностей, целей и ожиданий. И все это снова, но уже почти по- взрослому излилось в форму претензий к окружающему миру. Если маленький мальчик еще не знал о своем праве на обиду, хотя и пользовался им инстинктивно, то теперь выросший Антон начал поговаривать: «Я сирота, у меня было трудное детство, поэтому и учиться мне трудно и вам, взрослым, никому не верю!» Так, неформально, по-родственному, он парировал наши усилия заставить его лучше учиться или бросить курить. Впрочем, то же самое он говорил, когда кто-то пытался в душевной беседе уговорить его поработать над своим дурным характером, не хамить друзьям, и, вообще, перестать быть таким откровенным эгоистом. Мы знаем, что «байроновское» отношение к окружающим, «которые не способны понять» свойственно всем молодым поэтам в возрасте шестнадцати лет, но в условиях китежского социума Антон являл собой дурной пример для более юных учеников, пока еще склонных выполнять домашние задания, верить взрослым и уважать ровесников. К тому же Антон уже стал членом Совета наставников, куда входили молодые учителя и несколько учеников старших классов. В этом новом кругу он открыл и совершенно новые для него отношения заботы, ощущение единства и увлеченности общей целью. Ему понравилась атмосфера, царившая на Совете. Общение со старшими подняло его самооценку, дало ощущение взрослости. Но внутренне он оставался ребенком, и даже в кругу наставников не всегда понимал, о чем идет речь, но всегда внимательно отслеживал, как к нему относятся окружающие, не ущемляют ли в правах. Так что, поднявшись по ступеням детской иерархии, он одновременно расширил и поле для возможных обид. Теперь он был полон взрослых претензий, но чисто по- детски не хотел брать ответственность за свои решения и дела на себя. На занятиях он не мог сосредоточиться, а полученные «двойки» множили число обид. Если раньше он мог зайти к кому-нибудь из взрослых поболтать о жизни, то теперь ему казалось, что это требует слишком много сил, так как разговор неизбежно касался неприятной темы: «Что с тобой происходит?» Антон попытался и сам выбраться из этой ситуации, как-то переосмыслить жизнь. Вот что он написал взрослым к новому 2006 году:
Спасибо за то, что родились на свет,
Спасибо за то, что живете на свете,
Спасибо за веру и множество лет,
Которые вы нас ведете к победе;
Спасибо за ласку, спасибо за боль,
Которыми лечите нас постоянно;
Спасибо за Грея и за Асоль -
Простите, что это нам не понятно;
Спасибо за труд ваш не легкий во всем;
Спасибо за правду, за честность, терпенье;
Спасибо за то, что ходили конем,
Когда мы все пешки отдали в съеденье;
Спасибо мы вам говорим от души;
Спасибо - обычное, жалкое слово
И каждый, забыть ты его не спеши,
Никто ведь не скажет спасибо такого!
Ему аплодировали. Он радовался, осознавая, что творческое напряжение принесло победу и признание. Не сомневаюсь, что слушая похвалы, он принимал решение упорным трудом доказать всем, что он имеет право на равную долю нашего взрослого мира. Но через три дня привычная окружающая среда стерла остроту осознания. Опять приходилось корпеть все вечера над уроками, и это напряжение пока приносило слишком мало аплодисментов. Он опять скатился на «тройки» и «двойки», его критиковали на том самом Совете наставников, участие в котором до этого было предметом гордости. В конце концов, количество обид, столкновений и неудач достигло критической стадии, парализовав волю юноши и создав у него ощущение обреченности попыток изменить ситуацию.
Надо было срочно помогать «больному» разобраться с ворохом проблем, чтобы вернуть самоуважение, оптимизм, силы, необходимые для дальнейшего развития.
Особенно важным казалось продемонстрировать Антону, что в реальном мире его право на обиду не будет иметь никакого значения для директора фирмы или старшины в роте. «Москва слезам не верит», «На обиженных воду возят». Мы пытались объяснить Антону, что обида - это детский способ управления теми, кто тебя любит. У взрослого она проявляется, только если он не проработал какие-то свои детские комплексы, и быстро трансформируется в некий защитный механизм. Можно напрягать свои силы и достигать цели, но можно и не пытаться, а просто обидеться, найти виновных в своих провалах и слабостях. Это тоже приносит странное, но удовлетворение.
Но Антон сам должен был осознать это и совершить очередной пересмотр своей внутренней программы. Решением педсовета Антон был отправлен в Орион - наш новый строящийся поселок.
Смена обстановки позволила ему оторваться от старых программ, привычных реакций. Новое окружение и новые люди заставили его выстраивать новую последовательность действий. В то же время мир, в который он попал, оказался намного проще, чем мир Китежа. Общаться приходилось из мужчин с одним Дмитрием, человеком спокойным, немногословным и для Антона понятным и предсказуемым. Распорядок дня проще некуда: пол дня - работать, пол дня - читать книги. Работать Антон не боялся - сил хватало, читать, как все поэты, любил. Жизнь стала проще, с новыми вызовами справляться было легко, а значит, у Антона стала накапливаться внутренняя энергия, необходимая для размышления о тех проблемах, которые раньше вызывали страх и неприятие.
С другой стороны, живя в замкнутом мирке, под жестким контролем, Антон избавился от соблазнов, которые отвлекали его в Китеже, теперь он мог сосредотачиваться на том, что реально происходит вокруг него, не боясь этой реальности, а подчиняясь необходимости, обижаться на которую было так же бессмысленно, как на силу гравитации или на погоду.
Всего две недели в жестких, но понятных и предсказуемых условиях позволили Антону накопить силу, выйти из позиции жертвы и начать задумываться о возвращении в более сложные условия. Оставить его в Орионе надолго означало бы остановить его развитие.
Тут и он со смирением, сказал, что хочет вернуться в Китеж, в свою приемную семью, при этом особо подчеркнул, что это не бегство из Ориона, где ему тоже нравится, просто надо помогать отцу и всем взрослым Китежа строить новый мир.
Простая жизнь Ориона, полная понятных и приемлемых вызовов, помогала многим нашим воспитанникам. Девятиклассница Маша С. -далеко не отличница, хотя и умная, талантливая девочка, вконец замученная, как она сформулировала «собственной слабостью и придирками учителей и родителей» была отправлена в Орион на две недели. Там она с утра до вечера училась, писала картины и работала на кухне, при этом излучая радость и счастье. По возвращении в Китеж заявила на педсовете, что вновь хочет вернуться в Орион, который позволяет ей «жить более насыщено и сосредоточено».
Но вернемся к описанию развития сознания ребенка. Мы оставили нашу абстрактную растущую личность, когда она только научилась ползать.
Ударяясь об углы и стены, ударяясь о плотности человеческих отношений, о наши замечания и наказания, растущий человек обучается видеть то, что может принести физическую и душевную боль. Так он начинает видеть мир таким, каким требуют те, кто ласкает и наказывает. И отчасти изменяется в соответствии с нашими ожиданиями. Можно сказать, что мир обтачивает мягкое существо, придавая ему форму более удобную для выживания.
Люди развиваются в разных условиях, наделены от рождения разным запасом сил, творческим потенциалом, типом психики, поэтому, так разнятся их внешние облики. Впрочем, тела меняются все-таки меньше, с годами лишь затвердевая, укрепляясь и покрываясь шрамами, а вот Образы мира у разных людей, попавших в разные условия, могут изменяться в очень широких пределах. Одни миры в процессе жизни становятся все богаче и красочнее, обретают многомерность. Другие - превращаются в пустыни. Большинство же довольствуется достаточно серыми, плоскими, зато надежными Образами мира, с неизменными законами, исключающими развитие.
Столкнувшись несколько раз с болью (ударился в стену, обжегся, отшлепали, обругали), ребенок запоминает, что извне может прийти крайне нежелательное воздействие. Вот это «извне» и оказывается главным открытием, заставляющим ощущать границу между собой и внешним миром. Стихийные внутренние силы, накапливаясь, требуют расширения сознания, но в то же время, приобретенный опыт боли ставит все больше преград на пути этого расширения.
Возможно, боль, полученная в начале познания мира, как бы вырезает один маленький сегмент в окружности, и он перекрывается следующим слоем. Но в том направлении рост прекращается.
Постепенно пространство сознания заполняется. Ребенок ползает, потом начинает ходить, потом читать и путешествовать. Увеличивается его личный опыт, увеличивается его знание о внешнем мире и, соответственно, мы можем сказать, что «расширяется поле его сознания».
Сознание способно накапливать свое содержание. Оно заполняет свое внутреннее пространство образами предметов и взаимодействий, полученными в результате опыта. Причем, эти образы увязаны в причинно-следственные цепочки, да еще и залегают пластами.
Принцип, по которому эти пласты формируются, еще ждет своего исследования. Ясно, что некоторая часть опыта попадет в корневой каталог, как результата сильного переживания, а некоторая просто случайно подхватывается из жизненного потока. Сознание не разбирает. Оно вбирает всю ситуацию целиком, со всеми сопутствующими явлениями.
Охотник получал заряд адреналина в кровь, лишь услышав рык льва или шорох или просто крик птиц… Лучше лишний раз поволноваться, чем упустить мелочь и погибнуть. Так закладывалась способность, которая сейчас мешает, - переживать события прошлого с остротой, свойственной сиюминутной реальности.
Воспоминание врывается в нас всем объемом реальности, когда-то уложенной в память вместе с сопутствующими цветами, звуками, ощущениями.
Мой первый опыт падения головой вниз на каменный бордюр клумбы связан с мгновенным удивлением и ощущением падения, запахом земли, страхом при виде своей крови и облегчением, потому что мама подбежала и можно просто упасть ей на руки; а также с выводом, который отпечатался в моем подсознании, набором жестких предписаний, часть который я могу теперь сформулировать так: не просовывай голову между перил, не подходи к краю пропасти, бойся высоты.
Убеждает только личный опыт! Прежде, чем впустить в себя новый опыт, который может привести к перестройке всего образа мира, ребенок должен быть уверен, что этот опыт соответствует истине. Ложный опыт ведет к гибели!
Так вот, ребенок, переживший насилие или заброшенность, закукливается, закрывается в панцирь и становится стабильным. Один может быть излишне спокойным, скрытным, другой, может, наоборот, демонстрировать эмоции, пытаясь истериками отодвинуть опасности внешнего мира. Ребенок в любом случае пытается придерживаться одной линии поведения, уже когда- то доказавшей свою эффективность и безопасность.
В основе его образа мира навсегда запечатано знание о том, что взрослые способны причинить боль, что мир построен на беспощадной борьбе за существование, что агрессией можно отбить атаку. Поэтому их внимание просто не улавливает тонких отношений любви и понимания, которые существуют между людьми. Многие из детей, прошедших через детский дом, не способны и ощущать те невидимые границы, которые разделяют людей в мире-обществе, будь то личное пространство, чувство семьи, частная собственность. Дети, выросшие в обстановке борьбы за существование могут показывать чудеса выживания в городских трущобах. Наши питомцы рассказывали мне о том, как воровали хлеб из магазина, охотились на голубей, находили места для ночлега. Но при этом они демонстрировали полную беспомощность при необходимости общаться с чиновниками, договариваться об устройстве на работу. Для них было проблемой просто непринужденно сходить в гости.
Отделяя себя от окружающих людей и от всего человечества в целом, многие из этих детей лишаются внутренних нравственных ориентиров. В их образе мира не содержится запретов, табу, свойственных любому цивилизованному человеку (не убий и не укради). Именно поэтому выпускники детских домов часто прямо из школы попадают в колонию или тюрьму. Жизнь не научила их различать невидимые границы, которые нельзя пересекать.
Вы уже догадываетесь, какой должна быть окружающая среда для нормально развития ребенка? В ней должно быть достаточное количество тайн и неожиданностей, чтобы удовлетворить страсть к поиску и открытию. В ней должны быть плотности и препятствия, способные причинить боль, но и подарить радость преодоления. В ней ребенок должен чувствовать себя свободной личностью, но при этом ощущать защиту родителей. Кстати, защита от контроля отличается в сознании ребенка только одним - контроль это защита, о которой не просили, чаще всего выставленная до того, как произошла сшибка с реальным испытанием.
Социум полон вирусов, но только в социуме личность сталкивается с реальной жизнью, которая и обтачивает ее (личность) под существование, вернее выживание в обществе, в котором довелось родиться.
А там и хорошее и плохое вперемежку, и не известно, что из этого зацепит ребенок.
Поэтому даже самый талантливый воспитатель не может нейтрализовать негативное влияние социума. А значит, или найдите для ребенка такой социум, который будет усиливать, а не уничтожать ваши воспитательные усилия, или развивайте в себе способность быть всегда в курсе того, что происходит с вашим чадом, чтобы не пропустить момент получения нового осознания и успеть дать ему нужную интерпретацию. Это - высший пилотаж. Тут вам понадобится свободное время, собственное открытое сознание, любовь и доверие того, кому вы хотите передать свой способ видеть мир и оценивать события.
Но нам всегда некогда. Мы не знаем, то ли помогать ребенку постигать величие мира, то ли просто заставить его быстренько вымыть руки, съесть йогурт, вызубрить заданный в школе урок. А еще надо, чтобы не забыл почистить ботинки, а в субботу - поехать с ним к любящей бабушке…
Бесконечный набор традиционных предписаний, дел, кажущихся необходимыми, в силу их заданности ожиданиями учителей и родных. Насущные жизненные заботы отвлекают от более общих задач, сужают горизонт, к которому в идеале должен стремиться родитель.
Святослав в шесть лет и три месяца:
- Папа, человек должен сам заботиться о своем счастье? Да?
Моя первая мысль - где он это почерпнул? Кто-то ему это сказал, а он теперь повторяет. Значит, это важно для него. Но почему ударение на слове сам? В какой ситуации ему эту истину сообщили? А что для него понятие счастье, если я и сам-то не очень представляют, что это такое.
Как видите, при таком количестве вопросов сказать просто ДА, означает позволить ему опустить в память некую истину или ситуацию, о которой мне ничего не известно… Попросить его рассказать подробнее -рискованно: он или не вспомнит или собьется, застесняется, устанет и не сможет в достаточной степени сосредоточиться на моих последующих разъяснениях. Работать с осознаниями надо быстро, легко и радостно… Значит, надо воспользоваться уже созданной ситуацией, пойти вглубь осознания и попытаться наполнить его своим содержанием.
- Скажи, сынок, а что такое мое счастье? В чем оно?
- Твое?
Сразу посерьезнел.
- В Китеже, в общине.
Вот эти ценности у него от нас. Значит, он вполне понимает, о чем я говорю и способен перенести это на себя. Я продолжаю, пытаясь расширить его представление о моих собственных ценностях и закладывая важные понятия.
- Мое счастье не только в Китеже, но и в тебе, в маме, в любви к вам…
Делаю паузу, чтобы он услышал и осознал.
- Значит, чтобы мне быть по- настоящему счастливым, я должен заботиться…
Тут я замолкаю и смотрю на него выжидающе. Я подвел его к ответу. Но открытие он должен сделать сам. Только тогда это будет его истина и его радость достижения!
- Обо всех нас, кто вокруг!!! - радостно выкрикивает Святослав. Открытие сделано. Святослав переживает радость от того, что сам догадался. Он еще больше поверил в свою способность думать и решать задачи. При этом он явно получил удовольствие от разговора с папой и это тоже большое достижение. Но самое главное - он теперь знает, что его счастье зависит от того, как он строит отношения со окружающими его мирами - миром семьи и миром общества. Теперь он будет куда более осмысленно налаживать отношения, и в будущем это ему пригодится.
В своих взаимоотношениях с ребенком необходимо исключить свойственную всем взрослым автоматичность. Каждый момент общения с ребенком требует полной концентрации, так как только так обеспечивается участие в процессе не только мышц языка, но и души.
Это не так трудно, как кажется на первый взгляд, так как к контактам с вами ребенка неудержимо тянет одна из сил, заложенных от рождения. Эта стихийная сила - ЛЮБОЗНАТЕЛЬНОСТЬ.
Стремление к получению сильных впечатлений, потребность в удовлетворении любознательности есть такая же базовая потребность организма, как пища или безопасность. Иначе, зачем бы мы вешали в коляски яркие погремушки.
Удовлетворяя эту потребность, ребенок получает радость, а иногда и ощущение блаженства, то есть, радость высшего порядка.
Из чистой радости от получения новых сильных впечатлений потом произрастают такие тонкие явления человеческого сознания, как мечта, восторг, воодушевление - это возможность для выросшего ребенка получать высшие радости, иногда их еще называют духовными в противовес самым простым, «материальным» радостям (сон, еда размножение).
Эти состояния доступны многим взрослым. Что же в таком случае говорить о детях! Первые годы детской жизни наполнены открытиями, творческими взлетами и озарениями. Этому не учат ни в одной школе, а между тем, именно с этой «гигиены разума» и начинается искусство жить. Факт биографии, заставивший меня дополнить перечень базовых потребностей организма - Святослав впервые вывалился из коляски на пол не потому, что был голоден и искал еду, а потому, что ему стало ИНТЕРЕСНО поиграть с собакой! Он, можно сказать, жизнью рисковал ради познания. И, несмотря на испуг, после падения он не отказался от последующих аналогичных попыток изучения мира.
В ноябре 1999 года восьмимесячный Святослав был спущен нами со второго этажа для того, чтобы учиться прямохождению, вернее, прямостоянию. Это трудное занятие в тот момент забрало все свободное внимание младенца. Он покачался, проверил ногой доску пола, еще покачался, укрепился на двух ножках, выпрямил спину и только тогда позволил себе оторвать взгляд от собственных ног. Вот тогда-то его взор устремился на окно. А ТАМ ШЕЛ ПЕРВЫЙ СНЕГ - и первый в его жизни. Его глаза широко распахнулись, изо рта вырвался восторженный вопль. Слов он, разумеется, еще не выговаривал. И тут он стал подрагивать на своих пока полусогнутых ножках (это, очевидно, должно было означать попытку танцевать от восторга) и всплескивать руками. Движениями он пытался передать нам свое состояние.
Кто научил его так выражать свои чувства? Откуда в нем вообще взялось чувство всепоглощающего восторга, мгновенно излитое в движения?
Не значит ли это, что программа переживания высшей радости от встречи с новым и прекрасным была в нем с рождения? С моей точки зрения это единственное рациональное объяснение силы и четкости его реакции. Воспоминание о пережитой радости скоро заставит ребенка дальше переступать ногами, смотреть из окна, ожидая чего-то нового, что принесет ему радость.
Но в детях, переживших столкновение с жесткой реальностью, страх забивает ростки любознательности. И даже если боль была получена в пять лет, тень ее окрашивает в серые тона всю последующую жизнь.
