Священник
На следующую субботу мы снова приходим мыться. После купания экономка говорит нам:
— Пойдем в кухню. Я вам дам чаю и хлеба с маслом.
Когда мы едим хлеб с маслом, входит священник.
Мы говорим:
— Доброе утро, сударь.
Экономка говорит:
— Святой отец, это мои подопечные. Они внуки старухи, которую кличут Ведьмой.
Священник говорит:
— Да, я их знаю. Идите за мной.
Мы идем за ним, проходим через комнату, в которой ничего нет, только большой круглый стол со стульями вокруг да распятие на стене, потом входим в довольно темную комнату, от пола до потолка заставленную книгами. Напротив двери — божница с распятием, у окна — стол, в углу — узкая кровать, у стены три стула. Больше мебели нет.
Священник говорит:
— Вы сильно изменились. Вы чистые и выглядите просто как два ангела… Садитесь.
Он пододвигает два стула к столу, мы садимся. Сам он садится за стол, достает конверт и вручает его нам:
— Вот деньги.
Мы принимаем конверт и говорим:
— Скоро можно будет перестать давать им деньги. Летом Заячья Губа и сама справляется.
Священник говорит:
— Нет. Я и летом буду помогать этим двум женщинам, Мне стыдно, что я не делал этого раньше. А сейчас поговорим кое о чем другом, ладно?
Он смотрит на нас, мы молчим. Тогда он говорит:
— Я никогда не видел вас в церкви.
— Мы не ходим в церковь.
— А вы молитесь когда-нибудь?
— Нет, сударь. Не молимся.
— Бедные заблудшие овечки. Я сам буду молиться за вас… Читать-то вы хоть умеете?
— Да, сударь. Умеем.
Священник дает нам книгу:
— Вот, прочтите это. Вы найдете здесь прекрасные рассказы об Иисусе Христе и о святых.
— Мы знаем все это, сударь. У нас есть Библия. Мы уже читали и Ветхий Завет, и Новый.
Священник поднимает темные брови:
— Что? Вы прочли все Святое Писание?
— Да, сударь. Мы даже знаем некоторые главы наизусть.
— Какие, например?
— Некоторые главы книг Бытия, Исхода, Екклесиаста, Откровения Иоанна и других.
Священник какое-то время сидит молча, затем говорит:
— Стало быть, вы должны знать и десять заповедей. А соблюдаете ли вы их?
— Нет, сударь, не соблюдаем. Да и никто не соблюдает. Сказано «Не убий», а все только и делают, что убивают.
Священник говорит:
— Что поделаешь… Война…
Мы говорим:
— Мы бы хотели прочесть и другие книги, кроме Библии, но у нас других книг нет. А у вас книг много. Вы могли бы давать их нам почитать.
— Эти книги будут слишком сложны для вас.
— Они сложнее, чем Библия?
Священник смотрит на нас пристально и спрашивает:
— Какие же книги вы хотели бы прочесть? ' ;
— Книги по истории и географии. Книги о реальных вещах, а не выдуманных.
Священник говорит:
— К следующей субботе я подберу вам подходящие книги. А теперь оставьте меня. Ступайте на кухню и допивайте ваш чай…
Экономка и денщик
Мы с экономкой собираем в саду вишни, когда подъезжают на джипе денщик и иностранный офицер. Офицер идет мимо нас прямо в свою комнату, денщик останавливается и говорит:
— Доброе утро, маленькие друзья, доброе утро, красавица! Вишня уже есть, спелый? Я сильно любить вишня, я сильно любить молодой красавица!
Офицер зовет его из окна, денщик уходит. Экономка говорит:
— Почему вы не сказали мне, что в вашем доме есть взрослые мужчины?
— Они же иностранцы.
— Ну и что? Офицер-то красавец…
Мы спрашиваем:
— А денщик вам, значит, не понравился?
— Он толстяк и коротышка.
— Зато он неплохой человек, и веселый. И хорошо говорит по-нашему.
Она говорит:
— Мне все равно. Мне нравится офицер.
Офицер выходит из дома и садится на скамейку под окном.
Корзинка экономки уже полна, она может возвращаться в дом священника, но она не уходит. Она поглядывает на офицера и громко хохочет. Она хватается за ветку дерева, повисает на ней, раскачивается, спрыгивает и падает в траву, наконец она срывает ромашку и кидает ее к ногам офицера. Офицер встает и уходит в комнату. Вскоре он выходит, садится в джип и уезжает. Из окна высовывается денщик и кричит:
— Кто может помочь несчастному человеку убирать один очень грязный комната?
Мы говорим:
— Мы поможем.
Он говорит:
— Надо женщина для помогать. Надо молодой красавица!
Мы говорим экономке:
— Пойдем поможем ему.
Мы втроем входим в комнату офицера. Экономка берет веник и начинает подметать. Денщик садится на кровать и говорит:
— Я спать. Я видеть принцесса во сне. Принцесса должен щипать меня, чтобы будить.
Экономка хохочет и сильно щиплет денщика за щеку.
Денщик кричит:
— Теперь я просыпался! Я теперь тоже хочу щипать злая принцесса!
Он хватает экономку и щиплет ее за зад. Экономка вырывается, но денщик держит ее крепко. Он говорит нам:
— Вы, на улицу! И закрыть дверь!
Мы спрашиваем экономку:
— Нам остаться с вами?
Она смеется:
— Зачем это? Я могу и сама о себе позаботиться!
Тогда мы выходим и закрываем дверь. Экономка подходит к окну, улыбается нам, захлопывает ставни и задергивает занавески. Мы идем на чердак и через дырки в полу наблюдаем за тем, что происходит в комнате офицера.
Денщик и экономка лежат в постели. Экономка совсем голая, на денщике только рубашка и носки. Он лежит на экономке, и оба дергаются вперед-назад и вправо-влево. Денщик всхрапывает, как бабушкин кабан, а экономка вскрикивает, будто ей больно, но в то же время она смеется и говорит:
— Да, да, да! О! О! О!..
Начиная с этого дня экономка часто приходит к денщику, и они запираются вдвоем. Мы иногда подглядываем за ними, но не каждый раз.
Денщик больше всего любит, когда экономка встает на четвереньки, тогда он берет ее сзади.
Экономка больше любит, когда денщик лежит на спине. Тогда она садится к нему на живот и начинает приподниматься и опускаться, словно едет верхом.
Денщик иногда дает экономке шелковые чулки или одеколон.
Иностранный офицер
Мы в саду занимаемся упражнениями в неподвижности. Очень тепло, мы лежим на спине в тени грецкого ореха. Сквозь листья мы видим облака и небо. Дерево и его листья неподвижны; облака тоже кажутся неподвижными, но если смотреть на них долго, можно увидеть, как они меняют форму и медленно движутся.
Бабушка выходит из дома. Проходя мимо нас, она поддает ногой песок и камушки так, что они летят нам в лицо. Она бормочет что-то себе под нос и уходит в виноградник на свою сиесту.
Офицер сидит на лавке под своим окном, голый по пояс. Он сидит на самом солнцепеке, закрыв глаза и прислонившись к беленой стене. Неожиданно он поднимается и подходит к нам, говорит что-то, но мы не отвечаем и не глядим на него. Он возвращается на свою лавку.
Позже денщик говорит нам:
— Офицер хочет, чтобы вы идти говорить с ним.
Мы не отвечаем. Он снова говорит:
— Вы вставать и идти. Если не слушаться, офицер сердитый.
Мы не шевелимся.
Офицер говорит что-то, и денщик уходите дом. Мы слышим, как он поет, прибираясь в комнате.
Когда солнце касается крыши дома возле трубы, мы встаем. Мы идем к офицеру и встаем перед ним. Он зовет денщика. Мы спрашиваем:
— Чего он хочет?
Офицер спрашивает что-то, денщик переводит:
— Офицер спрашивать, почему вы не двигаться, почему молчать?
Мы говорим:
— Это было наше упражнение в неподвижности.
Денщик опять переводит:
— Офицер говорить, вы два делать много упражнений. Другие упражнения тоже. Он видеть, как вы бить друг друга ремнем.
— Это было упражнение в перенесении боли,
— Офицер спрашивать, зачем вы делать все это?
— Чтобы привыкнуть к боли.
— Он спрашивать, вам есть удовольствие от боли?
— Нет. Мы хотим только уметь преодолевать боль, жару, холод, голод — все, что причиняет страдания.
— Офицер восхищаться. Он думает, вы необыкновенные.
Офицер добавляет что-то. Денщик говорит:
— Хорошо, это все. Теперь я должен идти, Вы тоже идти, ловить рыбу.
Но офицер придерживает нас за руки, улыбаясь и знаком отсылая денщика. Денщик отходит, потом оборачивается:
— Вы уходить! Быстро! Идти гулять в Городок!
Офицер смотрит на него, и денщик идет к калитке. От калитки он кричит снова:
— Уходить прочь, вы! Не оставаться! Вы не понимать, дураки?!
Наконец он уходит. Офицер улыбается нам, потом ведет к себе в комнату. Там он садится на стул, притягивает нас к себе и сажает к себе на колени. Мы обнимаем его за шею, прижимаемся к его волосатой груди. Он качает нас на коленях.
Потом мы чувствуем, как под нами, между ног офицера, как будто что-то движется. Мы смотрим друг на друга, потом пристально глядим в глаза офицеру. Он мягко сталкивает нас с колен, ерошит нам волосы и встает. Затем он вручает нам две плетки и ложится лицом вниз. Он произносит одно слово — мы понимаем его, даже не зная его языка.
Мы бьем его, нанося по очереди удар за ударом.
На спине офицера появляются багровые полосы. Мы бьем все сильнее и сильнее. Офицер стонет и, не меняя позы, стягивает до щиколоток галифе и кальсоны. Мы хлещем его по ягодицам, по бедрам и икрам, по спине, по плечам и пошее, хлещем изо всех сил, и скоро его тело все становится красным..
Тело офицера, его волосы и одежда, простыни, половики, наши руки — все становится красным. Кровь брызжет нам даже в глаза, смешивается с нашим потом, но мы хлещем, пока офицер не издает последний, уже нечеловеческий крик, и тогда мы без сил валимся в ногах его кровати.
Иностранный язык
Офицер приносит нам словарь, по которому мы можем выучить его язык. Мы учим слова, денщик поправляет наше произношение. Через несколько недель мы уже бегло говорим на новом языке. Мы учимся, и вскоре денщику уже не надо переводить. Офицер очень доволен нами. Он дарит нам губную гармошку. Еще он дает нам ключ от его комнаты, чтобы мы могли заходить туда, когда захотим (мы и раньше заходили туда, открывая дверь своим ключом, но тайно). Теперь нам больше не надо прятаться и мы можем делать что хотим: есть печенье и шоколад, курить сигареты.
Мы часто ходим в комнату офицера, потому что там очень чисто и гораздо спокойнее, чем на кухне. Теперь мы обычно занимаемся в комнате офицера.
У офицера есть граммофон и пластинки. Мы слушаем музыку, валяясь на кровати. Однажды мы, чтобы сделать офицеру приятное, поставили пластинку с гимном его страны. Но он рассердился и вдребезги разбил пластинку кулаком.
Иногда мы спим на кровати — она очень широкая. Как-то утром денщик застает нас в кровати, и это ему не слишком нравится:
— Вы есть очень неосторожные! Вы больше не делайте такой глупый вещь. Что будет, если офицер прийти ночью?
— А что будет? Постель широкая, всем места хватит.
Денщик говорит:
— Вы есть очень глупый. Однажды вы будете платить за вашу глупость. Но если офицер вас обидеть, я его буду убить.
— Он нас не обидит, не беспокойтесь,
Однажды ночью офицер приходит домой и видит нас на своей кровати. Мы просыпаемся от света керосиновой лампы и спрашиваем:
— Нам в кухню уйти?
Офицер треплет нам волосы и говорит:
— Оставайтесь тут. Оставайтесь…
Он раздевается и ложится между нами. Он обнимает нас и шепчет нам на ухо:
— Спите. Я люблю вас. Добрых снов.
Мы засыпаем. Позже, уже под утро, мы хотим выйти, но офицер удерживает нас:
— Не вставайте.. Спите.
— Но нам надо выйти. По нужде.
— Не ходите. Делайте это здесь.
Мы спрашиваем:
— Где — здесь?
Он говорит:
— На меня. Да. Не бойтесь. Писайте же! Мне на лицо!
Мы делаем, как он просит, а потом выходим в сад, потому что постель совсем мокрая. Солнце уже встает, и мы принимаемся за свою утреннюю работу.
Друг офицера
Иногда офицер приводит домой своего друга, тоже офицера, молодого. Они проводят весь вечер вдвоем, а потом друг остается на ночь. Мы наблюдаем иногда за ними через дырку в потолке.
Летний вечер. Денщик готовит что-то на керосинке. Он застилает стол скатертью и ставит на стол цветы. Потом офицер и его друг сидят за столом и пьют. Потом они едят. Денщик ужинает, сидя на табурете у дверей. Потом офицеры снова пьют. А мы в это время заводим музыку. Мы меняем пластинки и крутим ручку граммофона.
Друг офицера говорит:
— Эти дети раздражают меня. Отошли их.
Офицер спрашивает:
— Ты что, ревнуешь?
Его друг отвечает:
— К кому, к ним? Не говори глупостей! Это просто два маленьких варвара-туземца…
— А они красивые, разве нет?
— Возможно. Я не разглядывал.
— То-то и оно, что не разглядывал. Так взгляни!
Друг офицера краснеет:
— Что ты хочешь сказать? Они меня раздражают своей настороженностью. Будто они слушают нас и следят за нами.
— Они и правда нас слушают. Они великолепно говорят на нашем языке. И они все понимают.
Друг офицера бледнеет и встает из-за стола:
— Ну, знаешь, всему есть граница! Я ухожу немедленно!
Наш офицер говорит:
— Не дури. А вы, ребята, ступайте!
Мы выходим и поднимаемся на чердак. Мы смотрим в дырки и слушаем.
Друг офицера говорит:
— Ты выставил меня в идиотском виде перед этими маленькими дебилами!
Офицер отвечает:
— Эта парочка — самые умные дети, каких я когда-либо видел.
Друг говорит:
— Это ты нарочно так говоришь, чтобы задеть меня побольнее. Ты все делаешь, чтобы унижать и мучить меня. Однажды я убью тебя!
Наш офицер кидает ему свой револьвер:
— А пожалуйста. На, держи. Давай убей меня!
Друг хватает револьвер и целится в офицера:
— Я сделаю это. Вот увидишь, сделаю. Только заговори еще хоть раз про того, другого,— и я убью тебя.
Офицер прикрывает глаза и мечтательно улыбается:
— Да, он был красив… молод… силен… грациозен… строен… нежен… такой утонченный, такой мечтательный, смелый… дерзкий… Я любил его. Он погиб на Восточном фронте. Ему было всего девятнадцать! Я не могу жить без него…
Друг офицера швыряет револьвер на стол и кричит:
— Свинья!
Офицер открывает глаза и оглядывает своего друга:
— Ну и трус же ты. Слизняк.
Друг говорит:
— Раз ты такой смелый, сделал бы это сам. Раз ты так убит горем, Не можешь жить без него? Так иди за ним. Или ты хочешь, чтобы я помог тебе? Не выйдет, я еще с ума не сошел! Хочешь сдохнуть? Подыхай! Подыхай один!
Тогда офицер берет револьвер и приставляет себе к виску. Мы спускаемся с чердака. Денщик сидит возле распахнутой двери. Мы спрашиваем:
— Он что, правда хочет убить себя?
Денщик смеется:
— Вы не надо бояться! Они всегда так делать, когда выпивать слишком много. А я раньше того разряжать их револьверы.
Мы заходим в комнату и говорим офицеру:
— Если вы хотите, мы можем убить вас. Дайте нам ваш револьвер.
Друг офицера говорит:
— Вот маленькие ублюдки!..
Офицер улыбается и говорит:
— Спасибо. Это очень любезно с вашей стороны, но мы просто шутили. Идите спать.
Он встает, чтобы закрыть за нами дверь, и видит денщика:
— Ты что, все еще здесь?
Денщик говорит:
— Вы меня не отпускали.
— Пошел вон! Я желаю, чтоб меня оставили в покое! Ясно?
Мы слышим через дверь, как он говорит своему другу:
— Это тебе урок, трус несчастный!
Мы слышим звуки драки, ударов, грохот перевернутых стульев, шум падения, тяжелое дыхание. Потом все стихает.
Наше первое представление
Экономка часто поет. Она поет старые популярные песни и новые, про войну. Мы слушаем эти песни и разучиваем их мелодии на нашей губной гармонике. Еще мы просим денщика научить нас песням его страны.
Однажды поздно вечером, когда бабушка уже легла спать, мы идем в Городок. Мы встаем напротив одноэтажного дома неподалеку от замка. За открытой дверью — лестница, ведущая вниз. Из-за двери слышны голоса и шум, валят клубы табачного дыма. Мы спускаемся вниз по каменным ступеням и оказываемся в подвале, где устроено кафе. Оно полно людей — кто стоит, кто сидит на лавках и бочонках, и все пьют вино. Большинство здесь — старики, но есть и люди помоложе, а также три женщины. На нас никто не обращает внимания.
Один из нас начинает играть на губной гармошке, а второй поет известную песню о женщине, которая ждет мужа: муж ушел на войну и скоро вернется с победой.
Понемногу все посетители кафе поворачиваются к нам; голоса и шум стихают. Мы играем и поем все громче и громче, мы слышим, как отдается под сводчатым потолком подвала наша песня — как будто вместе с нами поет кто-то еще.
Когда мы заканчиваем песню, мы смотрим на усталые, пустые лица. Одна из женщин смеется и хлопает нам. Молодой однорукий парень с шелушащейся кожей на лице просит:
— Еще. Спойте еще что-нибудь!
Мы меняемся ролями. Тот, кто играл на гармошке, отдает ее второму, и мы поем новую песню.
Тощий человек, шатаясь, подходит к нам и кричит нам в лицо:
— Молчать, щенки!
Он грубо толкает нас так, что один отлетает направо, другой налево. Мы падаем, роняем губную гармошку на пол. Тощий, держась за стену, поднимается по лестнице, и мы слышим, как он, уже на улице, орет: «Молчать! Всем молчать!..»
Мы подбираем нашу губную гармошку и обтираем ее; кто-то говорит:
— Этот парень глухой…
Еще кто-то добавляет:
— Он не только глухой, он еще и ненормальный. Полный псих.
Старик гладит нас по голове. Из его глубоко запавших, обведенных темными кругами глаз текут слезы.
— Эх, жизнь несчастная!.. Бедные вы ребята! Бедный наш мир!..
Одна из женщин говорит:
— Глухой, ненормальный — а вернулся все-таки. Вот и ты вернулся… Она садится на колени к однорукому, тот говорит:
— Это точно, красотка. Я-то вернулся. А только как мне теперь работать, а? Пилить, скажем, — и то, чем доску держать стану? Рукавом пустым?.. Другой парень, который сидит на скамейке, невесело смеется:
— Вот и я тоже вернулся. До пояса — человек, а ниже — паралитик. И ноги не работают, и все прочее. И уж, говорят, никогда не поправлюсь. Так лучше бы меня разом убило…
Другая женщина говорит:
— Ну, вам, мужикам, не угодишь. Вот в госпитале, где я работаю, только и слышишь от умирающих — мол, каким ни есть, а выжить бы, вернуться домой, мать увидеть, жену, еще хоть чуток пожить…
— А ты заткнись. Бабы войны не нюхали!
Женщина отвечает:
— Не нюхали, говоришь? Гомик недоделанный. Это мы все тянем на себе — и работу и заботу. Кто детишек поднимает, кто вас продырявленных выхаживает? Вот кончится война, вы, мужики, враз все героями заделаетесь. Помер — герой, выжил — герой, калека — тоже герой, Потому вы, мужики, войну и придумали. Это ваша война, вы ее хотели — ну так теперь не жалуйтесь. Герои. Герой управляться с дырой!
Все начинают спорить и кричать. Старик рядом с нами повторяет:
— Никто этой войны не хотел, никто.
Мы выходим из подвала и идем домой.
Улицы и пыльная дорога, которая ведет к дому бабушки, ярко освещены луной.
Мы расширяем репертуар
Мы учимся жонглировать фруктами: яблоками, грецкими орехами, абрикосами. Сначала двумя — это просто, потом тремя, четырьмя и, наконец, пятью.
Мы придумываем фокусы с картами и сигаретами.
Мы разучиваем акробатические номера. Мы можем ходить колесом, делать сальто вперед и назад, хорошо ходим на руках.
Мы одеваемся в очень старую одежду, которая нам сильно велика, мы нашли ее в сундуке на чердаке. Это рваные клетчатые куртки и широкие, мешковатые штаны — их мы подвязываем веревкой, Еще мы нашли в сундуке круглую черную шляпу-котелок.
Один из нас привязывает на нос стручок сладкого красного перца, другой нацепляет усы из кукурузных метелок. Нам удается раздобыть губную помаду, и мы рисуем себе рты до ушей.
Одетые как клоуны, мы идем на рынок. Там много лавок и всегда много народу.
Мы начинаем представление, и для начала изо всех сил дудим в губную гармошку и колотим в барабанчик — мы сделали его из большой тыквы-горлянки, которую мы выскребли и высушили. Когда собирается достаточно народу, мы жонглируем помидорами и даже яйцами. Помидоры настоящие, но яйца мы выпили и наполнили скорлупу песком. Люди этого, конечно, не знают и аплодируют, когда мы делаем вид, что едва не роняем яйцо и подхватываем его в последний момент.
Потом мы показываем фокусы и акробатические номера.
Пока один из нас ходит колесом и крутит сальто, второй обходит зрителей — он идет на руках, держа в зубах шляпу.
Вечером, одевшись уже в обычную одежду, мы обходим городские кафе.
Вскоре мы уже знаем все кафе в Городке, погребки, где хозяева продают вино собственного изготовления, распивочные, где пьют стоя, заведения получше, куда ходит хорошо одетая публика и офицеры, которые ищут девушек.
Пьющие легко расстаются с деньгами. Они так же легко доверяются другим. Поэтому скоро мы знаем очень многое о разных людях, даже их тайны.
Часто люди угощают нас или покупают нам вино, и постепенно мы привыкаем к алкоголю. Еще мы курим — нас угощают и сигаретами.
Наши выступления повсюду пользуются большим успехом, Люди считают, что у нас хороший голос, хлопают нам и все время просят повторить наши номера.
