Вторая неделя
Утром в понедельник капитаны брызжут мне слюнями в трубку, восторженно рассказывая о растяжках.
Все-все сделали. Некоторые не с первого раза, но те, кто сделал первым, не отставали от остальных, пока те не добились результата.
Вот это я понимаю, – команда!
Капитаны тоже выполнили задание. Кроме того, вчера вечером игроки всей группой собирались у Димы в офисе и обсудили растяжки. Говорят, было очень весело.
Преобразившейся Свете, расправившей плечи и нахально поигрывавшей туфелькой, все мужчины сказали, что они ее уже практически хотят и готовы подождать до окончания Игры.
Саша вошел во вкус служения настолько, что наливал всем чай, приносил сахар и мыл кружки. Этот тип успел-таки познакомиться там с парой медсестер.
– Вдруг через два месяца я не надумаю оставаться с женой, вот и пригодится, – пояснил он ехидно.
Анжела сидела тихая и много не рассказывала.
Миша выглядел как наркобарон.
Напоследок выбрали Сашу, как тем не менее самого эффективного командира, руководителем общественного проекта.
Сегодня с утра все в драйве и считают, что после растяжек море по колено и деньги у спонсоров на операцию просить – это вообще не задача.
Ну, ну! Я так не думаю, но энтузиазм поддерживаю. Иногда на нем можно многое сделать, главное – не впасть от него в зависимость.
Антон во время звонков был формален и сух. Обиделся, что ли? Что это еще за игры?
– Поддерживайте их, – прошу я капитанов.
Просьба бессмысленная в силу своей формальности, и говорю это исключительно, чтобы показать, что я правильный координатор. Первый признак паранойи и неуверенности.
Интересно, это Артем на меня так повлиял?
Ко вторничному собранию у нас свежая новость: Анжела переспала с Сонечкиным парнем. Зайдя с капитанами в офис, мы находим Соню в слезах и соплях.
– Как ты могла?! – кричит она на Анжелу.
– А что? – ухмыляется Анжела в ответ. – Ты же с ним завязываешь. Какая тебе разница?
– Да ты что?! Совсем уже? Я даже еще не разъехалась с ним.
– Вопрос времени. Тебе не нужен, а мне вполне подходит. Нечего парню бесхозным пропадать.
– Какая же ты свинья! – Сонечка рыдает.
Сима бросается утешать ее, уговаривает не плакать.
– Да не трогай ты ее, – ворчу я. – Что за привычка такая «не плачь да не плачь». Пусть плачет, если хочет. Что у нас, законодательством плакать запрещено?
Сима перестает причитать, но гладит ее по волосам. Все девчонки, втихую ненавидевшие утонченную Сонечку, вдруг оказываются на ее стороне и набрасываются на Анжелу.
– Как тебе не стыдно? Разве можно так больно человеку делать? Что, у тебя вообще никаких моральных принципов нет?
– Каких еще принципов, дуры? У меня есть цель – замуж выйти, ребенка родить. А у нее просто самолюбие взыграло. Что он за ней не бегает, не страдает, а другую нашел, раньше чем ее бросил.
– Да он не будет с тобой жить! – кричит Сонечка. – Он меня любит. А ты себя в зеркале-то видела? Он, просто чтобы мне больно сделать, так поступил. Доказать что-то. Переспит пару раз и бросит.
– Пусть доказывает! В зеркало видела. Не все красотой делается. А насчет «не будет жить» – посмотрим.
Анжела похожа на самоуверенного крысеныша, загнанного в угол. Привычное поведение. Ей больно и страшно, оттого что ее право на счастье никто не признает. Оттого что все на стороне красивой Сонечки, у которой и так все есть и которая осмеливается добровольно отказаться от красивого и богатого мужчины только потому, что, видите ли, не чувствует любви. Но Анжела свою боль и страх не привыкла демонстрировать никому. Даже себе самой. Поэтому на ее лице злая усмешка. Она в глухой обороне.
Девчонки обступают плачущую Соню, молча стоят, сопереживают. Если бы Анжела позволила себе быть искренней, показала свою боль, ей тоже достались бы любовь и сочувствие, но у нее другой способ выживания. У Сонечки слабость, у Анжелы – сила. На самом деле Соня не такая уж слабая, а Анжела не такая уж сильная. Просто модели поведения.
Пока девчонки делятся на лагери, парни в растерянности.
– С одной стороны, Анжела права, логически, но с другой стороны – Сонечку жалко, – озвучивает общее мнение Егор – партнер Анжелы. – Как-то не очень красиво.
Знаменитая мужская логика борется с чувствами. Что касается нас с капитанами, то мы довольно спокойны. У меня профессиональный цинизм, и я терпеливо жду, пока схлынет накал. Эмоциями тут точно ничего не изменишь. Капитаны тоже закалены в боях плюс доверяют мне. Иногда они поглядывают на меня и, видя мое спокойствие, тоже молчат. Когда слезы иссякают, слово берет Антон.
– Девчонки, мы не можем двигаться дальше, пока вы не разберетесь.
Все молчат в надежде на то, что Антон сейчас все разрулит.
– Вам надо поговорить и разобраться, я думаю, – продолжает капитан.
– Я не собираюсь с ней разговаривать! – вскидывается Сонечка.
Анжела молчит. Она ждет больше информации, чтобы можно было максимально безболезненно приспособится к ситуации. Хитруша.
– Надо, Соня. Пока в команде нет единства, ничего не получится.
– Я не буду! – упрямится Соня.
– Будешь!
И тут он озвучивает все мои мысли. Про Анжелину боль и страх. Про то, что это всего лишь их способы влиять на события – сила Анжелы и слабость Сони. Про право на счастье. Даже про сомнения мужчин. Все, о чем я думала последние полчаса, практически теми же словами.
Он что, мысли мои читал?
Когда люди плачут, мне совсем их не жалко. Очень хорошо, думаю я в такие моменты. Пусть плачут. Плакать полезно: стресс снимается. Главное, чтобы при этом дело делалось. Профессиональный цинизм. Хотя я и сама реву то и дело.
У меня, кстати, врачи знакомые в кардиореанимации работают, так те вообще ни от чего не вздрагивают в этой жизни. По фигу им все. Философы и алкоголики через одного.
Когда я лежала в больнице, ходила к ним в отделение почти каждый день. Вернее, почти каждую ночь. Мы пили там в ординаторской и болтали. Что характерно, они очень тепло относятся к своим пациентам. Душевно так о них рассуждают.
– Вот дедуля у нас отличный, в седьмой. Веселый! Все шутит, смеется, медсестер за задницу норовит схватить. Уже всех перехватал. Они не обижаются, больно уж дед позитивный. И лечить не мешает. Песни поет. Надо ему зарплату выписать за то, что всех остальных пациентов тонизирует. А в третьей вот тетка – забодала! Все скандалит: то не тем лечим, то не так.
Через день захожу, спрашиваю с порога:
– Как дедуля?
– Какой дедуля?
– Из седьмой палаты.
– А. Зачехлился сегодня. Иди сюда, я тут спирт как раз разлил.
– За… Что?
– Зачехлился. Умер.
– Ничего себе! – Я в шоке. – Жалко.
– Ага, не говори! Лучше бы тетка та, из третьей. Ну, да это уж как Бог… Иди пить скорее, че встала-то!
Однако у нас проект стоит. К тому же все уже сказали по поводу ситуации все, что могли, поэтому лишний раз воздух сотрясать незачем. Мы на время оставили в покое травмированных девушек и взялись за дело.
Игроки носятся, как угорелые, продвигаются к цели, ищут деньги, общаются между собой. Они попробовали, что такое сверхзвук и кайф от него. После растяжек они стали дружнее. Даже Сонина трагедия не понизила энтузиазм.
Все поочередно ведут с ней и Анжелой переговоры по поводу встречи и примирения. Егор, партнер Анжелы, молодец – не отстает от нее, несмотря на то, что не очень-то понимает, что с этим делать. Вот ведь парочка – панк и хитрожопая сучка. С Сонечкой он тоже встречается – уговаривает ее понять Анжелу.
Может, нам с капитанами категорично потребовать, чтобы они разобрались немедленно?
Как-то не хочется. Сами не маленькие.
Иришка наконец поговорила с мамой о примирении с отцом. Мама сильно удивилась, но согласилась ради дочери. Они разговаривали полночи. Вдруг, когда Ирина позволила себе рассказать маме о своей боли, отношения изменились. Из формальных превратились в теплые и дружеские. Они сидели на кухне, вспоминали смешные случаи из Иринкиного детства, плакали, делились важным, говорили о любви…
Настя сама чуть не заплакала, рассказывая мне об этом. Уф, аж мурашки по коже!
У Саши сегодня крайне важная встреча. Речь идет о покупке целого колбасного завода. Дружно держим пальчики крестиком.
Засада в том, что они все равно опаздывают на звонки. Но мы с капитанами решили не заморачиваться по этому поводу до собрания, хотя, естественно, докапываемся до причин опоздания.
В общем, все в тонусе, кроме меня. Я борюсь с двумя вещами. Первая – паранойя. Вторая – желание позвонить Артему. Пока счет один – ноль. То есть Артему не звонила, паранойя продолжается. Внешних причин для нее нет, ругаюсь я с Артемом, естественно, не первый раз, однако сейчас я все по-новому рассматриваю.
Работа координатором заставляет видеть вещи по-другому. Когда говоришь разные правильные слова, то начинаешь и к себе их прикладывать. Я требую честности от игроков. А если честно посмотреть на мои отношения с Артемом? Не хочется даже думать об этом.
На звонках мне полегче – там некогда думать о своих бедах, весь фокус на игроках и капитанах, – но как только трубку положишь, так накатывает.
Антон все же уловил, что я не такая, как обычно.
– С тобой что-то случилось? – спросил он.
– Нет, все нормально, – вежливо отрезала я.
– Ну смотри.
Я кладу трубку и немножко плачу. Если бы я была игроком, я бы пожаловалась всей команде, и они бы что-нибудь придумали. Если бы я была капитаном, я бы поделилась переживаниями с капитанами, и они бы меня, как минимум, пожалели. А я координатор. У меня единственной даже партнера в Игре нет. Одна.
Какая же я все-таки глупая. У меня же есть мой офис, и я прекрасно это помню. Это те, кто является моими равноправными партнерами. Те, кому я должна звонить в случае побед, поражений, сомнений и уныний. Те, кто видит меня со стороны, так же как я игроков, и всегда готовы высказаться по поводу того, что видят. Но я этого не делаю. Я их боюсь. И поэтому вру и притворяюсь. Хотя ведь я их нежно люблю, этих маленьких придирчивых мартышек. Порою.
Но даже когда я говорю правду, мне не верят. Потому что я говорю об одном, а думаю о другом. Порою рассказываю о чем-то радостном, а сама боюсь.
Страх правит миром. И радость. Или страх, или радость. И мы всегда делаем свой выбор – от чего отталкиваться в каждую секунду жизни. На чем основывать свои действия. Из чего исходить прямо сейчас. Из страха или из радости?
А сейчас?
А сейчас?
Можно делать одни и те же действия исходя либо из страха, либо из радости. И результат будет разным. Он может быть одинаковым внешне. Но на самом деле все равно разным.
Он будет нести в себе другую информацию.
Я уже не говорю о разнице ощущений в процессе достижения.
Как бороться со страхом? Никак. Его нужно просто видеть, замечать. А увидев, делать выбор – продолжать дальше или выбрать что-то другое? Радость, например.
Почему мне легко на собраниях игроков? Мною движет радость. Почему?
Потому что я знаю – я хороший координатор. Потому что они, игроки, так давно со мной. Многие из них, бывших, звонят, пишут, приходят в гости. Многие стали настоящими друзьями. Даже когда я осталась без любимой работы, игроки были рядом. Любили меня, заботились.
Почему я так тяжело переношу собрания офиса? Потому что мною движет страх. Чего я боюсь? Не справиться. Не быть оцененной должным образом. Не быть понятой. Быть преданной. Быть отвергнутой.
Откуда этот страх? Из прошлого. Так уже было.
Но это же было давно. В другой ситуации. В другой компании. С другими людьми. Я была другая. Можно сказать, что это все было в другой жизни. Значит, боль трансформируется в страх, а страх остается с нами, подобно шраму.
Мне ужасно дискомфортно на собрании. Они меня еще плохо знают, я попала под пристальное изучение офиса.
Они буквально выискивают мои ошибки. Хотя много труда для этого не надо, они практически на поверхности. Я пытаюсь прикрыть их тонким слоем притворства, но это не помогает. Притворство расползается, как истлевшая тряпка.
Зачем я их прячу? Ведь ошибка – это не преступление. Обычный рабочий процесс. Все ошибаются. А мне страшно – вдруг очередная из них будет критической?
Я знаю, что прятать бесполезно. Ведь все же все узнают. И все равно прячу. Страх побеждает. Они узнают, недоумевают, злятся. Получается, что мое притворство и есть самая главная ошибка.
Проще показать промах. Рассказать подробно. В рассуждениях понять, найти выход, все исправить.
Легко сказать! А вдруг не поймут? Не поверят? Ведь так уже было.
Конечно, мне попало за то, что я не потребовала немедленных разборок Анжелы и Сони.
За то, что проект еще ни на шаг не сдвинулся. За то, что Маша не ищет свои места. За то, что все опаздывают на звонки. За то, что я в паранойе.
– Какое право ты имеешь быть в таком состоянии? – возмущается маленькая Ленка. – Опять что-то с Артемом у тебя?
– Да, – говорю я.
– Может, ты уже разберешься наконец во всей этой заварушке?
– Да что там разбираться?
– Слушай, – удивляется Олег, – я тебе поражаюсь. Ты же все очень тонко чувствуешь. Я вижу, как ты разговариваешь с игроками. Они тебя слушают, потому что ты все видишь и понимаешь. Все, что ты говоришь им, всегда в тему, потому что от души и честно. Но вот беда, как только дело коснется тебя, так ты словно слепнешь и глохнешь. Получается, что ты завралась. Врешь сама себе. А врешь ты потому, что если честно посмотреть на вещи, то придется принимать решение. Ты боишься, что это решение будет не таким, о каком ты мечтаешь. И будет опять больно. Так?
Я молча киваю.
«Ладно, – думаю я, – отстаньте только сейчас от меня, я об этом подумаю позже».
После собрания я кладу голову на стол. Подумать. Ленка подходит и ерошит мне волосы.
– Да не парься ты! – восклицает она.
– Да как тут с вами не париться, суками безжалостными?
– Ну почему безжалостными? Мне тебя жалко. Я тоже женщина, и мне тоже бывает очень плохо. Я все понимаю. Думаешь, у меня с Петькой все здорово? Фиг! Просто мне тебя жалко в частном порядке, а по работе нет.
Слово «суки» возражения не встречает.
Может, правда, позвонить Артему и сказать: «Знаешь, милый, меня такие отношения не устраивают. Давай или все менять, или расставаться».
Ага, а вдруг он скажет: давай расставаться?
Глеб недавно рассказал о том, как он экспериментировал со звуком. Оказывается, мы различаем сторону, с которой доносится звук только по скорости. Если левое ухо услышало раньше, чем правое, – значит, и источник звука слева. А если звук строго спереди? Или строго сзади? А тогда никак не отличить! Но если хоть чуть-чуть повертеть головой, то все встает на свое место и мы в то же мгновение понимаем, откуда он, звук. То есть наш мозг перерабатывает и анализирует информацию просто со страшной скоростью.
Что ж мы все такие задумчивые-то тогда? Почему эти длительные мыслительные процессы, размышления, поиски ответов?
В связи с этим мне представляется, что когда человек думает, то он совсем не думает, а занимается чем-то другим. В лучшем случае перебирает информацию в надежде выудить из файлов какой-нибудь наиболее приемлемый в данной ситуации ответ.
А что в худшем?
Я провела грустный день, размышляя о своей жизни.
А вечером, как ни в чем не бывало, позвонил Артем, и я наплевала и на сегодняшний разговор, и на все размышления.
«Да что за паранойя! – подумала я. – Все просто отлично».
Впрочем, разговаривая с ним, я была стервозной. Для профилактики, видимо.
Утром мы, по обыкновению, встречаемся с капитанами в 6.30, недалеко от офиса, чтобы пообщаться вживую и зайти вместе. Дабы всем было ясно, что мы команда, а не стадо разрозненных овец.
А хорошо бы нам еще было одеться так, как Тринити, Морфеус и Нео. Заходим такие, в черном, очки, плащи развеваются… «Стоп! – орем мы хором. – Вы, сукины дети, еще начать свою программу не успели, а уже нарушаете договоренности!!!» «Что за срань?!» – орем мы дальше, достаем свои пистолеты… Круто.
Боюсь, мою идею не поддержит руководство компании. Придется так обойтись, без очков и пистолетов. Зато представляете, как было бы эффективно? Больше они бы никуда никогда не опаздывали.
Впрочем, придется действовать традиционными методами.
Я целуюсь с сонными капитанами и, дождавшись, пока наши стрелки, настроенные по НТВ, покажут 6.55, мы идем в офис.
Света опять спирохета. Денег опять нет. Миша потух. И далее по списку. Результатов нет, и они переживают. Чувствуют себя виноватыми и боятся, что мы опять будем наезжать. Заранее готовы к обороне.
А мы вот возьмем и не будем. Пока рассаживаемся, мы с капитанами успеваем отменить все предыдущие планы и договориться о том, что действуем по обстановке.
Я очень доверяю им. Настя и Антон все видят, Вера не так чувствительна, но максимально требовательна, да и в целом мы понимаем друг друга очень хорошо.
Ничего особенного в этом нет. Просто опыт. К концу Игры игроки в плане командности, требовательности и чувствительности уже ничем не будут отличаться от нас, сегодняшних. Правда, мы ускачем за это время на три месяца вперед и освоим новые территории.
Ну что ж, собрание началось.
Мы с капитанами молчим, они, ничего от нас не дождавшись, начинают сами. Ура, слава богу, инициатива! Может нам вообще пропустить пару собраний, чтобы они на нас не ориентировались. А то мы же умные крысы, болтаем все время, не даем им самим осознать какие-то вещи, делать свои открытия.
Я подумаю. Возможно, еще рано, надо сначала научить нескольким категориям Игры.
– Ну что, – начинает Саша, – опять не выполнили обещаний?
– Нет, – коротко отвечает за всех Юля Симакина.
Инициативу всегда проявляют одни и те же. Вот когда Миша начнет собрание, тогда можно будет отдыхать. Игра удалась, все плотно, в сверхзвуке.
– Плохо. Кто какие обещания давал? – продолжает руководитель проекта.
– Все всякие, – бессодержательно отвечает жених Дима.
– Ты, например, какие?
– Найти два косаря баксов.
– Нашел?
– Нет.
– Почему?
– Не получилось. Искал.
– Что значит «не получилось»? – агрессивно наезжает Саша.
Наезд с его стороны – это ошибка. У себя в колбасной фирме он может разговаривать с сотрудниками любыми способами. Он им деньги платит. А тут командовать бесполезно. Можно конструктивно выяснять, требовать, настаивать и прочее. А главным быть бесполезно. Тут, кроме него, еще человек пятнадцать главных, считая меня и капитанов.
Причем мы четверо – источники структуры и изначально наделены авторитетом от лица компании, а он нет. Поэтому Саша сейчас получит в нос.
– А ты сам‑то что сделал? – отфутболивает Дима. – Начинай с себя.
Насчет того что с себя, это он точно сказал. Однако Сашин вопрос, если абстрагироваться от формы донесения, не пустой. Что значит – «не получилось»? Какова смысловая нагрузка?
