1.3. ДОБРО И ЗЛО; Ф. НИЦШЕ. "К ГЕНЕАЛОГИИ МОРАЛИ"

 Добро и зло - предельно общие императивно-оценочные понятия морального сознания и категории этики. С помощью этих понятий выделяется нравственный аспект деятельности, взаимоотношений людей. Добро чаще всего понимается как синоним нравственно-положительного, а зло - как синоним безнравственного.

 Добро и зло связаны друг с другом: добро - это то, что желательно, ценно само по себе, то, что необходимо сохранить, утвердить, воплотить в своем поведении, а то, что оценивается как зло, - устранить, преодолеть, не допустить. Ценностно-нормативное содержание добра и зла определяется содержанием идеала - представления о нравственном совершенстве. Если идеал понимается как отношения солидарности и гуманности между людьми, то добро заключается в установлении отношений доверия, согласия, взаимопомощи, а зло - в отношениях отчуждения, разобщенности, недоверия, вражды между людьми. Объективным основанием добра является потребность людей друг в друге, во взаимном общении и согласовании своей деятельности. Добро существует и как наиболее общая оценка (нравственно-положительное), и как идеал моральности (абсолютное добро), и как наиболее общее моральное требование, и как реализованная в поведении ценность.

 Взаимообусловленность добра и зла обнаруживается явственнее всего в нравственных отношениях: выполняя моральные требования, воплощая требование добра в жизнь, в реальные отношения, люди тем самым расширяют его сферу и ограничивают сферу зла. Нацеленность на добро, решимость его отстаивать может потребовать и активной борьбы со злом, поэтому для реализации идеи добра необходимы не только такие качества, как доброжелательность, милосердие, деликатность, но и такие свойства характера, как мужество, настойчивость, целеустремленность, способность к самоограничению, дисциплинированность и т.д. Добро, таким образом, - это требование совершенствования по меркам человечности, обращенное как к действительности - обществу, его институтам, отношениям людей, так и к самому субъекту морального действия. Идеал добра побуждает к самосовершенствованию, к формированию в себе таких нравственно-волевых качеств, которые позволили бы максимально полно реализовать ценностное содержание этого идеала.

 Зло существует либо в форме стремления к самоутверждению за счет других, либо в форме безволия, неспособности сопротивляться давлению обстоятельств или устоять перед искушениями (жестокость, своекорыстие, подлость, ложь, трусость, малодушие, распущенность и т.д.). Оценить намерение или действие как аморальное, постыдное возможно лишь в том случае, если в культуре, сознании четко выявлены, очерчены, обозначены нравственные ценности, которые злым поступком попираются. В свою очередь, реально существующее зло питает силу сопротивления тех, кто отстаивает добро; горький опыт соприкосновения со злом стимулирует поиск более человечных, более комфортных психологически взаимоотношений между людьми.

 В большинстве случаев человек скорее интуитивно чувствует, чем знает, что такое добро. Идея добра является внутренним импульсом поиска действительного содержания нравственного, "подлинно человеческого" не только для индивидуального, но и для общественного морального сознания. В ходе исторического развития морали эта идея расшифровывается, истолковывается в контексте реальных общественных отношений, развивается, углубляется, получает новые конкретные значения по мере появления все новых и новых возможностей ее реализации. Последующие поколения могут не улавливать произошедших изменений в содержании, поскольку внешняя форма выражения смысла - понятие добра - не изменилась. При этом нередко то, что считалось злом, по истечении какого-то времени может оцениваться как добро, и наоборот. Историческое движение общества неизбежно связано с оскорблением каких-то культурных святынь, в том числе и нравственных. Зло может быть также и средством утверждения добра, но нередко обстоятельства не оставляют никакого иного выбора, кроме выбора между большим и меньшим злом. Кроме того, наряду с явлениями нравственной жизни, которые оцениваются как безусловное добро или зло, существуют и такие, которые невозможно оценить столь же однозначно, по поводу которых в общественном сознании существуют противоположные мнения, оценки. Поэтому, если мы исключим из морали нравственно-отрицательное (зло), мы не сможем ни понять исторические изменения морали, ни охватить всю палитру оценок одного и того же явления разными людьми, ни осознать весь драматизм реального морального выбора.

 Добро и зло - это понятия, с помощью которых оцениваются свободные, т.е. сознательные и намеренные, человеческие действия (поступки). Как отдельные люди, так и сообщества людей, как правило, сознательно ориентируются на добро и отождествляют свою деятельность с добром. Зло обычно не декларируется открыто в качестве цели деятельности, оно либо оправдывается как вынужденная мера ввиду угрозы и во избежание еще большего зла, либо вообще камуфлируется нравственно-положительными мотивами и таким образом выдается за добро. Противоположность добра и зла представляется очевидной и абсолютной, тем не менее ни моральное сознание, ни этика не располагают средствами строгого их разграничения. Мораль сама внутренне противоречива: ее предписания ориентируют на служение человеку, но допускают и использование другого как средства, идея равного воздаяния сосуществует с идеей воздаяния по заслугам, свобода - с требованием самоограничения и т.д. Содержание и границы применения понятий добра и зла связаны с пониманием сущности морали, ее назначения в обществе и места в жизни человека, с философско-мировоззренческими представлениями о природе человека, идеале общества и человека1. Другими словами, чтобы оценить любое моральное явление и саму мораль в целом, их необходимо рассмотреть не изолированно, а в более широком историко-культурном и философском контексте. Примером такого рассмотрения является сочинение Ф. Ницше "К генеалогии морали".

 В оценке морали Ницше исходит из идеала суверенной творческой личности, организующей свою деятельность по принципу causa sui. С точки зрения этого идеала мораль выглядит неоднородным, противоречивым в ценностном отношении образованием. Ницше выделяет в ней аристократическую мораль, которую рассматривает в качестве одного из способов реализации человеком его родовой сущности, и "мораль рабов"- систему ценностей, подавляющую, убивающую человеческое в человеке. Ницшевское понимание природы человека становится причиной и основанием для "переоценки ценностей".

 Ф. Ницше - один из самых цитируемых авторов XIX в. Его имя называют среди тех философов, которые во многом определили и проблематику, и исследовательские методы философии XX в. Так, К. Ясперс считал, что облик современной философии сложился под влиянием Киркегора, Маркса и Ницше: "Они высказывали мысли, которым суждено было прийти к власти, они снабдили двадцатый век символами веры и лозунгами дня" (21, 108). Многие (П. Рикер, Р. Рорти, Ж. Делез и др.) относят Ницше наряду с Марксом и Фрейдом к основателям методологии разоблачения мифов сознания современной цивилизации. "Философская ситуация нашего столетия, - пишет Г.-Г. Гадамер, - восходит в конечном счете к той критике понятия сознания, начало которой было положено Ницше" (4, 16).

 Ницше осознает свое время как пороговое, переломное в мировой истории: "трухлявая, сомневающаяся в себе действительность" таит в себе, по его мнению, величайшую опасность, но и открывает невиданные прежде перспективы для человека. Ницше чувствует себя провидцем, открывателем неочевидного, призывает усомниться в привычном и других, показывает иные возможности самоосуществления человека.

 Свои идеи Ницше выражал в форме проповедей, мифов, намеков, деклараций, ядовитых памфлетов. Полемичность, афористичность, метафоричность особенно характерны для его последних работ. Силу убеждения в его работах часто заменяет сила эмоционального воздействия. Блистательная литературная форма, меткость суждений, резкость характеристик не оставили равнодушными ни сторонников, ни противников идей Ницше.

 Сочинение Ф. Ницше "К генеалогии морали" относится к периоду "яснейшей ясности и острейшего прозрения" (М. Хайдеггер) - 1887-1888 гг. - в его творчестве и было задумано как приложение к работе "По ту сторону добра и зла". За полемическим стилем этого произведения хорошо просматривается его логика. Эта работа является ключом к этике Ницше, вскрывающим подоплеку многих его афоризмов, мифов, парадоксальных высказываний, расшифровывающим их смысл.

 Существенной составляющей ницшевского исследовательского метода является его нравственная установка. Ницше называет два необходимых качества философа: честность перед самим собой и "злую" совесть. Подозрительный взгляд философа все ставит под сомнение, беспощадно срывает маски с освященных временем идеалов и оценок - ничто не должно приниматься на веру. Философ же, мужественно свергающий авторитеты и разоблачающий беспочвенные претензии, не должен страшиться той новой картины мира, которая ему в результате открывается, не должен бояться быть непонятым и отвергнутым оскорбленными обывателями. Ницше сам демонстрирует то, что его восхищало в Шопенгауэре: героизм мысли, не пугающейся никаких выводов.

Генеалогический метод Ф. Ницше

 Работу "К генеалогии морали" Ницше в "Esse Homo" называет "самым зловещим" из того, что было до сих пор написано. Целью работы заявлена критика моральных ценностей: "сама ценность этих ценностей должна быть однажды поставлена под вопрос" (9, II, 412). Для реализации этой цели Ницше применяет генеалогический метод, который в данном сочинении демонстрируется "в действии" как индивидуализированный метод, где личность исследователя и метод неотделимы. Суть этого метода, по Ницше, заключается в том, что за ценностями посредством выявления "условий и обстоятельств, из которых они произросли, среди которых они развивались и изменялись"(9, II, 412) и критики их "подозрительно косящегося смысла"(9, II, 418) вскрываются, во-первых, исток рассматриваемого явления и, во-вторых, причины сокрытия и (или) деформации его первоначального смысла. Ницше не только осознанно применяет свой метод, но и уже заранее представляет себе, какой результат собирается получить (доказательство задним числом). Он прямо говорит о своем методе как противостоящем "моральному истолкованию мира", долгое время господствовавшему в классической метафизике и религиозном миропонимании: "Рассматривать природу, как если бы она была доказательством Божьего блага и попечения, интерпретировать историю к чести божественного разума как вечное свидетельство нравственного миропорядка и нравственных конечных целей… со всем этим отныне покончено…" (9, II, 523). Ницше осуществляет редукцию по отношению к смыслу: он исходит из недоверия к лежащему на поверхности смыслу, отыскивает его социально-психологические основания, которые, в свою очередь, сводятся к психобиологическим проявлениям жизни (стремлению к росту, могуществу, выживанию и т.д.). Идея воли к власти как конечного основания ценностных суждений направляет философскую интуицию Ницше, вооруженную "филологизирующей герменевтикой" (3, 53). Попытку Ницше возвысить плоть над духом М. Хайдеггер осудил как пример вывернутого наизнанку платонизма.

 Центральным понятием генеалогического метода Ф. Ницше является понятие ressentiment. Французский термин ressentiment Ницше употребляет ввиду отсутствия соответствующего аналога в немецком языке. По этой же причине вынуждены пользоваться им и мы. Речь идет о сложном в смысловом, содержательном отношении социально-психологическом явлении, заслуга открытия которого принадлежит Ф. Ницше.

 Самым глубинным основанием ressentiment Ницше считает волю к мощи, силе, власти у неудачников, униженных, слабых, a ressentiment - превращенной формой этой воли. Ницше указывает на эмоционально-психологическую составляющую ressentiment, но в качестве неявной предпосылки этого феномена у него просматриваются и социально-исторические факторы. К таким социальным предпосылкам ressentiment относятся социальное неравенство, сопоставление, сравнение себя с другими, идеологически инспирированные притязания (идеи равенства, братства, справедливости), вступающие в противоречие с реальным положением человека в обществе и связанными с ним возможностями самореализации.

 Необходимой предпосылкой ressentiment является негативный эмоциональный фон: враждебность, злоба, жажда мщения, зависть, ревность. Для ressentiment характерен, по Ницше, поворот оценивающего взгляда - он обращен не к себе, а вовне. Это "Нет" (внешнему, иному, несобственному, удачливому), которое становится творческой силой, творческим деянием. Ressentiment развивается от конкретно-детерминированных форм переживаний (например, вытесненная ненависть бессильного, вознаграждающего себя воображаемой местью) ко все новым и новым формам духовности, вплоть до высших ее форм - идеалов и ценностей, выступающих орудиями в подспудной борьбе против всего, по Ницше, действительно высокого, могучего, здорового, сильного, великодушного, жизнеутверждающего. Он ставит задачу расшифровать то, что было бессознательно зашифровано "волей к власти", и объявляет великий поход на мораль и ценности европейской культуры. Ницше описывает две модели ressentiment - экстравертированную ("восстание рабов в морали") и интравертированную ("аскетический идеал").

 По мнению М. Вебера, генеалогический метод далеко не так универсален, как это представлялось Ницше. Так, например, буддизм не имеет ничего общего с моралью ressentiment, это "религия спасения интеллектуалов, последователи которой почти все без исключения принадлежат к привилегированным кастам". И хотя псалмы действительно преисполнены жаждой мести, даже применительно к иудаизму, считает М. Вебер, было бы большим преувеличением "считать чувство мести собственно решающим элементом исторически сильно меняющейся иудейской религии" (2, 161-165).

Ницше о двух типах морали

 Центральной проблемой первого исследования-разоблачения работы ("рассмотрения") является вопрос об основании суждения ценности, и прежде всего добра и зла. Имеющиеся объяснения, в первую очередь утилитаристские, Ницше считает несостоятельными. Он приходит к выводу о том, что противоречивость моральных суждений связана главным образом с фундаментальным различием двух типов морали - морали "аристократов", "господ" и морали "рабов", низших1. Это две кардинально отличающиеся системы ценностей, каждая из которых имеет свои социально-психологические основания, свой механизм формирования и функционирования, а потому различие между ними вечно и неустранимо.

 Мораль "господ", "преимущественная мораль", изначальна, "естественна", самодостаточна, "произрастает из торжествующего самоутверждения" человека как необузданной силы природы. "Предпосылкой рыцарски-аристократических суждений ценности, - пишет Ницше, - выступает мощная телесность, цветущее, богатое, даже бьющее через край здоровье, включая и то, что обусловливает его сохранность, - войну, охоту, танец, турниры и вообще все, что содержит в себе сильную, свободную, радостную активность" (9, II, 422)2. Мораль же "рабов" вторична, это не спонтанный порыв, "не акция, а реакция", ответ слабых, немощных, "вытесненная ненависть, месть бессильного", ressentiment. Ницше использует этимологию моральных терминов как доказательство этого своего исходного положения: понятие "знатный", "благородный" в сословном смысле постепенно эволюционировало к понятию "добра", "хорошего", а "пошлое", "низкое", "плебейское" ("schlicht" - простой, простолюдин) - к понятию "зла", "плохого" ("schlecht"). Изначально как "хорошее" воспринимали себя и свои деяния знатные и могущественные в противоположность всему пошлому и плебейскому. "Из этого пафоса дистанции, - пишет Ницше, - они впервые заняли себе право творить ценности, выбивать наименование ценностей: что им было дело до пользы!" (9, II, 416). Таким образом, делает он вывод, "хорошее" в аристократической морали не связано необходимым образом с "неэгоистическим", попытки же их отождествления свидетельствуют лишь о неблагополучии в аристократической морали, о ее упадке.

 Возникновение морали второго типа Ницше связывает с "восстанием рабов в морали" и произведенной ими первой "переоценкой ценностей".

 Высокородные, будучи цельными, активными, преисполненными силы, были счастливы, умели "не отделять деятельности от счастья", в то время как неудачники, люди ressentiment, вынуждены были искусственно конструировать свое счастье, внушать и лгать самим себе.

 Благородный человек честен, доверчив и открыт, даже откровенен, наивен по отношению к себе и другим, тогда как человек ressentiment лишен этой честности и прямоты, злопамятен, скрытен, "его душа косит", а изворотливость ума - первостепенное условие его выживания.

 Человек благородный и врага себе требует равного по достоинству, в котором "нечего презирать и есть очень много что уважать", - только такого врага можно любить искренне, не кривя душой. Творчество же человека ressentiment сводится к тому, что сначала он демонизирует своего врага, превращает его в носителя зла, а затем противопоставляет ему выдуманного себя - "доброго" - в качестве антипода.

 Исходным и основным понятием благородного является "хорошее", "доброе" и лишь затем - плохое. Исходным морали рабов является "злое", и злым оказывается "как раз благородный, могущественный, господствующий, только перекрашенный, только переиначенный, только пересмотренный ядовитым зрением ressentiment" (9, II, 427). Ницше не отрицает, что для такого представления о "благородных" у тех, кто знает их "лишь в качестве врагов", достаточно оснований. Если в своей среде, в отношениях друг к другу они проявляют такт, сдержанность, уважение, благодарность, чуткость, верность, то за пределами своего круга "ведут себя немногим лучше выпущенных на волю хищных зверей", смакуя свободу от всякого социального принуждения.

 Таким образом, "хорошее" благородного отнюдь не тождественно "доброму" плебея. Первое проистекает из полноты жизни и обозначает ее, второе - порождение ressentiment. "Плохое" благородных - лишь контрастное по отношению к "хорошему", "отголосок, дополнительный цвет"; "злое" же рабов в морали - оригинал, начало, "выкипевшее из котла ненасытной ненависти". Поэтому, уточняет Ницше, "по ту сторону добра и зла…" - "это по меньшей мере не значит: "по ту сторону плохого и хорошего" (9, II, 437).

Сущность "восстания рабов в морали"

 Истоки "восстания рабов в морали" Ницше видит в жреческом способе оценки, который возникает на основе рыцарски-аристократического, но затем вырастает в его противоположность1.

 Жречество, выходцы из касты благородных, для обозначения своей специальной функции начинают использовать особые предикаты. Так, понятия "чистый" и "нечистый" начинают употребляться в качестве сословных, а позднее понятия "хороший" и "плохой", наоборот, уже не в сословном смысле. В образе жизни и мысли, привычках жреческой аристократии Ницше отмечает нечто "изначально нездоровое", принципиально опасное для существования человека: и их изощренная метафизика, и их практики преследуют цель подавить его жизнеспособность. Но "лишь на почве этой принципиально опасной формы существования человека, жреческой формы, - подчеркивает Ницше, - человек вообще стал интересным животным …только здесь душа человека приобрела глубину и стала злою, - а это суть как раз две основные формы превосходства, ставившие до сих пор человека над прочими животными!.." (9, II, 421).

 "Восстание рабов в морали", по Ницше, начинается с евреев, этого "жреческого народа", который взял реванш над своими врагами и победителями "путем акта духовной мести", радикально переоценив их ценности. "Именно евреи, - возмущается Ницше, - рискнули с ужасающей последовательностью вывернуть наизнанку аристократическое уравнение ценности (хороший = знатный = могущественный = прекрасный = счастливый = боговозлюбленный) - и вцепились в это зубами бездонной ненависти (ненависти бессилия)", а именно: "только одни отверженные являются хорошими, только страждущие, терпящие лишения, больные, уродливые суть единственно благочестивые, единственно набожные, им только и принадлежит блаженство, - вы же, знатные и могущественные, вы, на веки вечные злые, жестокие, похотливые, ненасытные, безбожные, и вы до скончания времен будете злосчастными, проклятыми и осужденными!" (9, II, 422).

 С тех пор как "господа" были упразднены и победила мораль простолюдина, человек "неисцелимо посредственный", тщедушный возомнил себя целью и смыслом истории. История превращается в историю выведения ручного "домашнего животного" из "хищного зверя "человек", a ressentiment становится орудием культуры, с помощью которого были "погублены и раздавлены" благородные поколения и их идеалы. Начинается эпоха "фальшивомонетничества", интенсивной "фабрикации идеалов". Бессилие переистолковывается в "доброту", трусливая подлость - в "смирение", подчинение тем, кого ненавидят, - в "послушание", неумение отомстить за себя выдается за нежелание мстить или прощение, а убожество неудачников, как они надеются, будет возмещено "блаженством" на том свете. Свою надежду на месть они называют верой в справедливого Бога, а вожделенное возмездие - "торжеством справедливости".

 Мораль рабов и мораль господ "бились на земле тысячелетним смертным боем", и хотя мораль рабов взяла верх почти на половине земного шара, ее победа не повсеместна и не окончательна. В эпоху Ренессанса произошло пробуждение классического идеала, "преимущественного способа оценки", но было подавлено плебейским движением ressentiment Реформации. Сильнейший удар классическому аристократическому идеалу был нанесен французской революцией. Как последнее его знамение явился Наполеон, этот, по Ницше, "синтез нечеловека и сверхчеловека".

 Сложившаяся под влиянием христианства европейская культура благоприятствовала слабым, "вторичным". Но и одержав верх, реактивные силы не превращаются в активные, и в этом главная опасность. Нынешние господа, пишет Ницше, - это торжествующие рабы, шуты. Мораль господ отличается от морали рабов качественно: первые - творцы ценностей, вторые - приспособленцы, первые - силы созидания нового, еще неведомого, "еще не признанного"; вторые - силы сопротивления, утверждающие себя через отрицание всего здорового, активного, цветущего.

 Главная загадка христианской истории, по Ницше, в том, что христианские идеалы порабощают души даже благородных и сильных. Рабы торжествуют не в результате сложения, умножения своих сил, но вследствие мобилизации под свои знамена сильных, заражения сильных своей слабостью. Они блокируют возможности сильного, парализуют его творческую энергию. Века христианской культуры породили новую породу людей с рабским типом сознания, покорных судьбе и лицемерных, не способных предложить никакой альтернативы нынешнему общественному состоянию. Ницше отнюдь не считает, что произошедший "переворот" был неизбежен, наоборот, именно исторически случайный, как он считает, характер этого события вызывает в нем досаду, горькое сожаление и подогревает его разоблачительский энтузиазм.

 Мораль Ницше так или иначе связывает с сущностным в человеке - его креативностью. Мораль может быть либо естественным побуждением (у "господ"), либо превращенной формой, демагогическим прикрытием негативных, разрушительных эмоционально-волевых побуждений у "рабов". И в том, и в другом случае мы имеем дело с творческими способностями человека: в первом случае в форме самоосуществления, во втором - в форме продукта духовного творчества ressentiment. Мораль Ницше рассматривает также как одну из форм связей в среде благородных. Но о морали в этой функции он говорит мало и вскользь. Плебеев же объединяет в стадо потребность выживания и служащая этой цели общая идеология.

 Ницше рассматривает мораль в основном в двух проявлениях: во-первых, как способ индивидуальной самореализации и, во-вторых, как морализирующую идеологию. До морали как идеологии благородному нет дела. Благородные - это автономные монады, носители высокой духовности и природного достоинства. Их удел - в неустанном труде строить свою жизнь, свой мир. Все, что связывает волю человека, - не для благородных. Благородный сам задает меру своей жизнедеятельности; приверженность ценностям, вера в истину - все это признаки рабской души. В своем самостоянии благородный одинок, его независимость оплачена страданием, ибо свобода - куда более тяжкая участь, чем неволя, зависимость. Эти немногие - творцы ценностей культуры, в них Ницше видит смысл и конечную цель исторического движения. За достижение этой абсолютной цели, по Ницше, может быть заплачена любая социальная цена. Г. Зиммель назвал такую позицию Ницше эстетической: это в искусстве ценность созданного определяется "единственно высотою высшего творчества" (7, 436). Ницше романтизирует героическую, рыцарски-аристократическую мораль, возвышающую человеческое достоинство благородных, их право на независимость и индивидуальность. В протесте против угнетения, подавления личности В. Виндельбанд видит основной пафос его философии. Ницше при этом не избегает опасности, которая подстерегает всех, кто верит в абсолюты, великие цели: склонности к нечеловеческой расточительности при выборе средств, готовности оправдать все, что служит этой цели.

 Мораль человека ressentiment несамодостаточна, ее невозможно рассмотреть ни вне морали благородного, ни вне христианской моральной идеологии. Причем, по Ницше, для самого Иисуса еще не существовало разделения жизни на непосредственно жизнь и "инструкции по ее эксплуатации". Иисус жил в соответствии со своим "глубинным инстинктом", в гармонии со своим внутренним миром. Он нес в жизнь новый способ существования, новые образцы жизненной практики, а не новое вероучение. Христианство в лице апостолов и церкви присвоило себе Иисуса, перетолковало, извратило его слова и дела, использовало его притягательный образ для достижения своих целей. Христианство - это совершенно иной стереотип мироотношения. Сократовско-иудейско-христианская мораль абсолютизировала те моральные ценности и правила, которые выступают необходимым условием выживания слабых и в этом смысле тоже являются проявлением воли к власти. Это "инстинкт стада против сильных и независимых, инстинкт посредственности против исключительности", "инстинкт страдающих… против счастливых". Христианство распространяет правила жизни слабых на сильных, навязывает благородным правила жизни плебеев, лишает их свободы моральных суждений, возможности "преследовать собственные цели собственными средствами", превращая их в стадных животных. Человек ressentiment не свободен ни в каком смысле: его мораль вторична по отношению к морали благородного, его собственное существование регламентировано предписаниями христианского миропонимания, его выживание возможно лишь совместно с другими, в "стаде", он, наконец, не свободен от своей зависти и злобы.

 Непосредственную причину различий в ценностных ориентациях "рабов" и "господ", в понимании ими добра и зла Ницше видит в их психологии, более глубокую - в коренных жизненных потребностях и интересах, в воле к власти. Ницше не делает вывода, напрашивающегося из его рассуждений: откровенное неравенство, "пафос" социальной дистанции на одном полюсе и чувство социальной ущербности на другом являются источниками деморализации как тех, так и других. Еще Томмазо Кампанелла в "Городе Солнца" писал о том же самом, что описывает и Ницше: крайняя нужда и зависимость делают людей негодяями, хитрыми, коварными, лукавыми, лжецами; а богатство, развязная обнаженность и безнаказанность власти - надменными, гордыми, черствыми, обидчиками. Ницше отвергает вознесенные над человеком общеобязательные критерии, правила и идеалы, поскольку они, по его мнению, парализуют творческую деятельность благородного, но находит глубинное, еще более универсальное основание, которое оказывается единым для столь различных ценностных систем, - волю к власти. С точки зрения этого единого критерия добро и зло получают функциональное определение: добро - то, что выражает, поддерживает волю к власти, служит ее самовозрастанию; зло - все, что препятствует этому. Такой критерий не только не дает возможности отличить моральное от внеморального, но и не позволяет дифференцировать социальное и биологическое; он фактически в чем-то очень существенном уравнивает "рабов" и "господ", но тем самым вновь возвращает к вопросу о природе, источнике психобиологических различий, с которыми Ницше связывает наличие двух типов морали1.

Отправить на печатьОтправить на печать