ГЛАВА 3. НЕЛЕГАЛ
…Лаврентий Берия, служащий секретариата Бакинского Совета, знал всю эту историю «от» и «до», все это позорище разворачивалось на его глазах. И, говоря о всех его дальнейших поступках, надо учитывать этот первый опыт советской работы. Вот уж насмотрелся…
Может быть, поэтому он в будущем, сталкиваясь с беспомощностью и безответственностью, будет иной раз терять выдержку и впадать в холодную, а то и «горячую» ярость. Кстати, хотя и будучи большевиком, сам Берия ни тогда, ни потом никуда бежать не собирался.
Это был первый опыт советской работы. А первый опыт работы партийной, не считая кратковременного участия в митингах на Румынском фронте, был у него сугубо специфический и, если вдуматься, неплохо его характеризует. Не каждому, так сказать, по плечу..
…Итак, в сентябре 1919 года город захватили войска Азербайджанской республики — мусаватисты и турки. Они устроили охоту на большевиков, ликвидировали Советы, отменили 8‑часовой рабочий день и коллективные договоры, начали перестройку армии и госаппарата по турецкому образцу, но закончить не успели. Кончилась Первая мировая война, и туркам пришлось, в соответствии с мирным договором, уйти к себе домой. Не повезло.
Зато появились англичане: 17 ноября в Баку прибыла 39‑я пехотная бригада во главе с генералом Томпсоном, который объявил себя генерал‑губернатором города.
Опытные в колониальном деле англичане сразу повели себя, как «сагибы». Они ввели телесные наказания и публичные казни для местного населения, поставили две виселицы на одной из бакинских площадей. Попытались разоружить население, что было делом безнадежным. Это с одной стороны. С другой — сразу же запретили бакинским нефтепромышленникам продавать нефть кому бы то ни было, кроме них, даже Франции. Зато весь английский флот ходил на топливе из Баку. Англичане поставили под контроль весь транспорт, государственный банк. Они считали Закавказье своей сферой влияния, фактически уже колонией, и не собирались допускать сюда кого‑либо еще. В том же 1918 году английский генерал Денстервиль писал: «Они должны продолжать убивать друг друга, пока не придут в изнеможение, а потом мы, может быть, сумеем навести там порядок».
С отменой национализации были одновременно отменены и все завоевания рабочих. Кроме того, нефтедобывающие отрасли охватил затяжной кризис сбыта. С одной стороны, англичане запрещали продавать нефть, с другой, основной потребитель — Россия, выбыла из числа покупателей. Зарплата снижалась, цены росли, не за горами было закрытие промыслов. В декабре 1918 года рабочие провели забастовку, и с тех пор в городе появилась легальная организация рабочих — Бакинская Рабочая Конференция, находившаяся под контролем меньшевиков и эсеров, которые сохранили свои организации.
Большевики же были полностью разгромлены, большая их часть ушла в Россию, а те, что остались, были разобщены и запуганы. Постепенно, с большим трудом, воссоздавалась организация, уцелевшие члены партии группировались в небольшие ячейки. Партия более‑менее начала функционировать к январю‑февралю 1919 года, а первая партийная конференция прошла в марте 1919 года, спустя полгода после начала оккупации. Однако постепенно оправившиеся от разгрома большевики налаживали свою работу. Они захватили власть в Рабочей Конференции — рабочие, как обычно бывало в дни кризисов, стали стремительно «леветь». Это была если не легальная, то хотя бы полулегальная часть большевистской работы, которой, кстати, много сил отдал Анастас Микоян. Но Лаврентий Берия занимался другой работой — нелегальной.
Как уже говорилось, никуда бежать он не собирался. Берия работал в Совете до последнего дня. Более того, когда в Баку пришли турки, он работает еще и в ликвидационной комиссии Совета и покидает его в числе последних матросов утонувшего корабля власти, когда капитанов уже давно и след простыл. Никаким репрессиям он не подвергается.
Затем Берия устраивается на завод «Каспийское товарищество» конторщиком, чтобы заработать немного денег, — но пришлось бросить работу, потому что за всей этой революцией он изрядно запустил учебу (это совершенно невероятно, но все время Гражданской войны и до самого своего перевода в Тифлис он параллельно ухитряется еще и учиться). После очередного перерыва «на сессию» (в 1919 году он заканчивает наконец училище, получив диплом с отличием и специальность техника‑строителя), в феврале 1919 года мы находим его в качестве, как он сам пишет, председателя коммунистической ячейки техников. Вот только непонятно, какой партии, ибо Азербайджанская коммунистическая партия образца 1922 года появилась в результате слияния трех партий — собственно АКП(б), а также партий «Гуммет» и «Адалет».
«Гуммет» («Энергия») — изначально была социал‑демократической организацией, появившейся в Баку в октябре 1904 года специально для работы среди мусульман, ибо в РСДРП мусульманин шел неохотно: слишком уж там много было всяких там грузин, русских, а еще того хуже — армян. В 1905 году, когда начались горячие дела, она стала фактически «мусульманским» отделом бакинской организации РСДРП. В 1907 году партия была разгромлена и, в отличие от РСДРП, уже не поднялась из руин. Возродилась она лишь после Февральской революции, зато сразу в двух вариантах — большевистском и меньшевистском. Дальше эти единоутробные сестры имели разную судьбу: большевики из «Гуммета» вошли в состав Бакинской коммуны, снова начав работать под руководством Бакинского комитета РСДРП(б). После падения коммуны левая фракция «Гуммет» ушла в подполье, правая же вошла в мусаватисте кий парламент. В апреле 1919 года обе фракции объединились, причем из 11 членов ЦК семеро были большевиками.
«Адалет» («Справедливость») — организация рабочих, выходцев из Ирана. Появилась она в мае 1917 года, во время Бакинской коммуны поддерживала большевиков. По решению комитета, все члены организации вступили в Красную армию. После падения коммуны эта партия также работала в подполье.
Впоследствии работу как собственно в АКП(б), так и в «Гуммете», и в «Адалете», можно было засчитывать как коммунистическую. Однако есть основания полагать, что Берия был связан с «Гумметом», он сам об этом упоминает в автобиографии. На первый взгляд странно — как православного по рождению Лаврентия занесло к мусульманам, но вообще‑то ничего особо удивительного в этом нет. Работая в Совете, он наверняка знал активистов этой партии и, после крушения большевиков, мог оказаться у них, как потерпевший кораблекрушение оказывается на борту соседнего корабля.
Итак, Лаврентий является председателем небольшой коммунистической ячейки, помогает в качестве инструктора другим ячейкам, выполняет отдельные поручения. А осенью 1919 года вдруг оказывается… в мусаватистской контрразведке. С этим моментом его жизни связана целая мифология.
«Секретарем Кавказского бюро РКП(б) в Баку был старый подпольщик Виктор Нанейшвили, опытный конспиратор… Подпольное бюро находилось в захваченном мусаватистами Баку, на Телефонной улице, около немецкой церкви — кирхи. Помещение сняли на имя Мирзы Давуда Гусейнова, преданного партии товарища. Нанейшвили появлялся там редко… Адрес знали немногие. Дежурили на Телефонной улице по очереди, необходимую информацию передавали Нанейшвили поздно вечером, после дежурства.
Однажды в бюро пришли молодые члены партийной ячейки Технического училища Вася Егоров и Гриша Канер. Они привели с собой еще одного студента — невзрачного такого, прыщавого. Неизвестный назвался Лаврентием Берия и сказал, что ему нужно увидеться с товарищем Нанейшвили…
Прошло несколько дней, Саркисов спросил Нанейшвили:
— Зачем приходил тот человек?
— Он работает в мусаватистской охранке и просит принять его в нашу партию. Обещает давать ценную информацию.
— Но ведь у нас уже есть свои люди в мусаватистской контрразведке — Мусеви и Ашум Алиев. Мы их туда специально послали. Зачем нам этот самозванец?
Опасения юного Саркисова вскоре же нашли косвенное подтверждение: Мусеви и Алиева убили в ресторане, за обедом, двумя выстрелами в упор».
А. Антонов‑Овсеенко. «Берия»
Ну, дорогие мои, ну как же можно, прочитав хоть одну книгу о подпольщиках или разведчиках, верить этой галиматье! Хорошо «подпольное бюро», где «юный Саркисов», а значит, и прочие юные и не очень юные ее члены, знают имена большевистских агентов, засланных в контрразведку. Да тут никакого лазутчика Берия не нужно, удивительно, что этих агентов раньше не шлепнули — с такой‑то конспирацией…
Позднее вывели целую психологию: как Берия, используя связи и интриги, тщательно скрывал этот эпизод своей биографии, как исчезали люди, хотя бы косвенно причастные к этой жгучей тайне. На самом деле все это, конечно, чушь собачья, ибо этот факт был, где надо, прекрасно известен еще в 20‑е годы, Берия его не скрывал, он отражен в его собственноручно написанной автобиографии.
Осенью 1919 года он поступает на работу в мусаватистскую контрразведку вместе с членом ЦК «Гуммета», большевиком М. Ф. Мусеви. Ясно, что разведчиком в стане врага был не двадцатилетний Берия, а именно Мусеви, Берия же ему помогал, скорее всего, был связным. Из этого можно заключить, что после падения Коммуны он не участвовал в легальной деятельности большевиков, иначе был бы слишком «засвечен» для конспиративной работы. А также то, что он был уже проверен на нелегальной работе, поскольку абы кого в самое логово врага не пошлют. Кроме того, едва ли Мусеви взял бы на такое опасное дело человека, который был ему мало известен. Организации коммунистического толка к тому времени еще не объединились. То есть, скорее всего, и Берия был членом «Гуммета».
В марте 1920 года Мусеви был убит, и Лаврентий уходит из контрразведки, где одному ему нечего делать.
Этот «хвост» тянулся за ним многие годы, несмотря на бесконечные объяснения. Уже в 1926 году И. П. Пав‑луновский, назначенный председателем Закавказского ГПУ, в письме Сталину писал: «…Перед отъездом в Тифлис меня вызвал к себе Пред. ОГПУ т. Дзержинский… и сообщил мне, что один из моих помощников по Закавказью т. Берия при мусаватистах работал в мусаватской контрразведке. Пусть это обстоятельство меня ни в какой мере не смущает и не настораживает против т. Берия, так как т. Берия работал в контрразведке с ведома ответственных тт. закавказцев и что об этом знает он, Дзержинский, и т. Серго Орджоникидзе». То есть еще семь лет спустя эта сплетня была жива. После смерти Берия Хрущев дал ей новую жизнь, и она благополучнейшим образом просуществовала до наших дней, как аналогичная сплетня о том, что Сталин был осведомителем царской охранки. Недаром Эркюль Пуаро сравнивал сплетни с Лернейской гидрой, у которой вместо одной отрубленной головы вырастают две новые. Сколько их ни развенчивай, но с каждым новым поколением историков они вновь вылезают на печатные страницы, как самая наиновейшая информация.
…После ухода из контрразведки Берия некоторое время работает в таможне — совсем, впрочем, недолго, ибо близится уже решающий поворот его судьбы.
Естественно, Советская Россия не могла оставить крупнейший нефтеносный район неизвестно в чьих руках. Его фактическое присоединение к России было проведено по классическому сценарию. В ночь с 27 на 28 апреля 1920 года был образован Временный революционный комитет, который провозгласил образование АзССР и тут же обратился к РСФСР с просьбой о военной помощи.
Впрочем, помощь была подана еще до просьбы о ней. Уже 27 апреля 11‑я армия красных пересекла границу Азербайджана, в качестве авангарда пустив в сторону азербайджанской столицы четыре бронепоезда с десантом, на которых в Баку въехали и руководители компартии во главе с Микояном. Большего и не потребовалось: понимая, что игра проиграна, азербайджанское правительство попросту разбежалось. Вскоре в городе появились командующий 11‑й армией Левандовский, а также видные большевики Орджоникидзе и Киров, и с тех пор Азербайджан можно было считать советским.
Берия, к тому времени отлично зарекомендовавший себя на нелегальной работе, по рекомендации комитета партии становится сотрудником регистрационного отдела (регистрода) при РВС 11‑й армии — так тогда называли военную разведку. И почти сразу его снова направляют на нелегальную работу. Краевой комитет партии и регистрод отправляют Берия в качестве уполномоченного для подпольной работы в меньшевистскую Грузию — это уже далеко не роль связного. О нелегальной работе Берия в Баку мы знаем крайне мало, но, стало быть, он очень хорошо зарекомендовал себя, если его направили с таким заданием и в такое опасное место.
Краткая история независимой Грузии
…Итак, после распада Закавказской федерации 26 мая 1918 года была образована Грузинская демократическая республика.
Почему Грузию называли меньшевистской? Председателем правительства в ней стал известный меньшевик Ной Жордания, в правительстве и парламенте ведущую роль играли социал‑демократы (естественно, не большевики). В январе 1919 года состоялись выборы в Учредительное собрание Грузии, и из 130 мандатов 109 получили также социал‑демократы.
…Первым актом нового, независимого от тиранической Российской империи, правительства стала договоренность с Германией и приглашение немецких войск — чтобы обезопасить страну от турок. В Поти высадилось несколько рот солдат. Правда, часть территории все равно пришлось отдать Турции — ворон ворону глаз не выклюет.
15 февраля 1918 года, выступая в Сейме по поводу Брестского мира, Жордания со страстью говорил: «Такой мир, какой подписали большевики, мы такого мира не подпишем, и лучше умереть с честью на посту, чем опозорить и предать себя на проклятие потомков». Менее чем через четыре месяца, оказавшись на посту главы государства, он подписал мир гораздо худший, фактически сделав Грузию немецкой колонией — и не умер!
О том, что на самом деле искали немцы в Грузии, говорит дополнительное соглашение к договору между странами. В первую очередь, Грузия интересовала Германию как территория, по которой проходит нефтепровод. (Учитывая этот интерес всех ее европейских покровителей, это государство в 1918—1919 годы иной раз так и называли: Грузинская нефтепроводная республика.) Кроме того, грузинское правительство на время войны предоставляло немцам исключительное право на покупку всех материалов на своей территории, не требовавшихся для внутреннего потребления страны, и вывоза их без ограничений и пошлин. Совместное (половина на половину) владение горнорудными предприятиями и, опять же, право неограниченного вывоза их продукции. Всего лишь с мая по сентябрь немцы вывезли разнообразной продукции на 30 млн марок. Ну что ж, совсем небольшая плата за освобождение от русских оккупантов!
Правда, вскоре немцы стали вести себя в Грузии со всей прусской бесцеремонностью, как на оккупированной территории. Так, например, разоружение крестьян, проводимое методами, хорошо известными по Второй мировой войне, с привлечением местных жителей‑немцев, едва не привело к междоусобной схватке.
15 июля 1918 года чиновник из Тифлисского уезда сообщает: «В Белоключенском районе немцы, жители села Асуреты, в количестве 25 человек с 15 германскими солдатами и одним германским лейтенантом разоружили ряд селений в Белоключенском районе, причем во время разоружения применяли к крестьянам самые репрессивные меры: избивали женщин, мужчин розгами до крови, убивали крестьянских собак, врывались в дома и проводили обыски… Германцы совершенно не считаются с администрацией и заявляют, что они сами хорошо наведут порядок у нас…»5. Еще пример: в августе 1918 года немецкий отряд потребовал от жителей села Сарван уплатить 150 тысяч рублей в пользу немецких колонистов, грозя иначе поджечь село. Местные жители в ужасе бежали. Надо полагать, что колонисты неплохо поживились их имуществом.
О том, на чьей стороне было правительство, говорит хотя бы тот факт, что уже в сентябре 1918 года министр иностранных дел Грузии Акакий Чхенкели был награжден немецким орденом6.
Немцы ушли из Грузии лишь в декабре 1918 года, после поражения Германии. Но их место тут же заняли англичане.
У тех тоже были вполне определенные интересы. Армения англичанам была не нужна, поэтому новые хозяева Закавказья позволили обкусать ее со всех сторон: часть республики получил Азербайджан, часть — Грузия, часть досталась Турции. В Грузии 30‑тысячный английский экспедиционный корпус занимался тем, что охранял нефтепровод Баку — Батум и железную дорогу.
Оригинальной была и их «миротворческая миссия». Едва турецкие войска оставили Тифлисскую губернию, как началась стычка между Грузией и Арменией за Ахалкалакский уезд, которая была прекращена лишь по требованию англичан. Английские власти разделили спорную территорию: одну часть передали Грузии, другую — Армении, а среднюю объявили «нейтральной зоной» и подчинили английскому генерал‑губернатору. И, конечно, совершенно случайно в этой «нейтральной» части оказались Алавердские медные рудники…
…Кое‑как обеспечив тылы, грузинские войска тут же вторглись на Кубань, заняв Адлер, Сочи, Туапсе и собираясь создать там некую «Южную республику». В первую голову они занялись опять же грабежом и отправкой всего, что имело хоть какую‑то ценность, в Грузию: увозили оборудование, угоняли скот, вывезли даже рельсы Гагринской железной дороги.
25 сентября 1918 года, прибыв на переговоры с Деникиным, грузинская делегация во главе с министром иностранных дел потребовала включения Сочинского округа в состав Грузии (кстати, британский представитель в Тбилиси генерал Уокер их в этом поддерживал — а что, Британии очень не помешала бы такая колония). В дальнейшем грузинское правительство поддерживало действовавшие в деникинском тылу банды «зеленых» и финансировало «правительство горских народов». Лишь к февралю 1919 года войска Деникина вышибли доблестных джигитов из Черноморской губернии обратно в Грузию.
В самой Грузии сразу же после обретения независимости началась дискриминация всех не грузин: с одной стороны, русских, с другой — малых народов, территории которых новорожденная республика поспешила к себе присоединить. В 1921 году в Лондоне вышла книга Бехофера «В деникинской России». Ее автор писал:
«Свободное и независимое социал‑демократическое государство Грузии всегда останется в моей памяти как классический пример империалистической малой национальности и по отношению к захватам территорий вне своих пределов, и по отношению к бюрократической тирании внутри государства. Шовинизм его превосходит всякие пределы».
Внутри республики начались остервенелые гонения на все русское: увольнения с работы, лишение избирательных прав, аресты, выселения. Дошло до того, что созданный в 1918 году Русский национальный Совет организовал русский корпус, целью которого было защитить русских крестьян от истребления7.
Как они поступали с беззащитными малыми народами, можно представить себе, зная политику независимой Грузии образца 1990‑х годов. За семьдесят лет мало что изменилось. Уже в июне 1918 года восстали осетины и грузины Цхинвали, поднялись жители Абхазии, опрометчиво подписавшие договор с Грузией, когда к ним подходили большевики. Теперь они просили Добровольческую армию избавить их от грузин.
Разговор с восставшими у грузинских властей был коротким. «Казаки этого отряда (отряд Мазниева, направленный на усмирение восстания в Абхазии. — Е. 77.) врывались в мирные абхазские деревни, забирая все мало‑мальски ценное, совершая насилия над женщинами. Другая часть этого отряда… была занята разрушением бомбами домов тех лиц, на которых кто‑либо доносил. Аналогичные же насилия были произведены в Гудаутском уезде. Начальник грузинского отряда, поручик Купуния, бывший пристав г. Поти, избил целый сход в селении Ацы, заставив всех лечь под пулеметный огонь, и прошелся затем по их спинам, нанося удары шашкой плашмя; затем приказал сходу собраться в кучу, верхом во весь карьер врезался в толпу, нанося побои кнутом…»8 Это из доклада абхазских меньшевиков, единомышленников грузинского правительства, т. е. ни в коей степени не может быть большевистской пропагандой.
Впрочем, бывший пристав г. Поти был просто приставом и действовал соответственно. Гораздо интереснее наблюдать за тонкими движениями души известного меньшевистского деятеля Валико Джугели, усмирявшего восстание в Осетии. Вот выдержки из его дневника:
«…Теперь ночь. Всюду видны огни. Это горят дома повстанцев. Но я уже привык и смотрю на это почти спокойно…»
«…Всюду вокруг нас горят осетинские деревни… В интересах борющегося рабочего класса, в интересах грядущего социализма, мы будем жестоки. Да, будем. Я со спокойной душой и чистой совестью смотрю на пепелище и клубы дыма… Я совершенно спокоен. Да, спокоен».
«…Теперь всюду огни… Горят и горят. Зловещие огни… Какая‑то страшная, жестокая и феерическая красота… И, озираясь на эти ночные, яркие огни, один старый товарищ печально сказал мне: „Я начинаю понимать Нерона и великий пожар Рима…“».
Этот человек имеет репутацию «настоящего рыцаря», и к его имени присовокупляют эпитет «благородный». Каковы же были остальные?
Мы еще встретимся с Джугели позднее. А пока что остается только подивиться, до какой мерзости может дойти интеллигент. Ему мало просто перебить повстанцев, ему надо еще обязательно проанализировать возникающие в этой связи тонкие движения души…
(…Я пишу эти строки, а за стеной работает телевизор, идет программа «Время». «…Открыть автомобильное движение через Цхинвали, прекратить огонь, урегулировать ситуацию в зоне конфликта…» «…Вооруженные группы, стреляющие и по грузинам, и по осетинам, и по миротворцам…» «…Сегодня выяснилось, что из гаубиц по своим и чужим стреляли внутренние войска Грузии…» «…Сейчас в Цхинвали говорят, что молодого человека пытали перед смертью…». Новая независимая Грузия вернулась на круги своя…)
…Поссорившись с белыми, грузины не помирились и с красными. После поражения Добровольческой армии зимой 1920 года они отказались пропустить через свою территорию преследовавшую белых Красную армию. Это был большой риск: красное правительство не связывало себя соблюдением норм международного права и могло попросту положить в карман независимую Грузию, как несколько позднее и было сделано. Но тогда обошлось…
Может быть, именно весной 1920 года грузинские меньшевики впервые задумались над тем, что не стоило сеять ветер — когда в апреле 1920 года 11‑я армия заняла Азербайджан. В мае был заключен мирный договор между РСФСР и Грузией, и страны обменялись послами. Советское представительство возглавил С. М. Киров. По этому же договору Грузия обязалась очистить свою территорию от иностранных войск, а также легализовать большевистскую партию.
Можно удивляться, почему Грузия тогда не разделила судьбу Азербайджана. Тут прослеживаются две причины. Во‑первых, какую‑то совершенно непонятную симпатию к ней питал Ленин. После захвата Азербайджана и Армении большевистский ЦК вдруг заговорил о «мирном направлении политики РСФСР на Кавказе». А уже после свержения правительства Жордания, 2 марта 1921 года, Ленин телеграфирует Орджоникидзе: «Гигантски важно искать приемлемого компромисса для блока с Жордания или ему подобными меньшевиками, кои еще до восстания не были абсолютно враждебны к мысли о советском строе на определенных условиях». Объяснения этой позиции существуют самые разные. Например, политические: из‑за нежелания силовым захватом нажить себе международные осложнения. (Любопытно, что в случае с Польшей это большевиков не остановило.) Скорее уж, Ленину, при его ненависти ко всему великорусскому, просто нравилась антирусская позиция грузинских властей.
Интересно, что и впоследствии Ленин проявлял странную слабость теперь уже к грузинским так называемым национал‑уклонистам, которые подхватили эстафетную палочку русофобии из рук меньшевиков. Широко известна история с грузинским большевиком Кобахидзе, который оскорбил Серго Орджоникидзе, обвинив его в коррупции, и получил в ответ пощечину. История дошла до Кремля. Расследованием дела занялись Дзержинский со Сталиным и пришли к выводу, что Орджоникидзе не виновен. И то верно: если судить Серго за все случаи, когда он распускает руки, то он из судов не будет вылезать. Однако Ленин взорвался и обозвал все это великорусским шовинизмом, что отчасти высвечивает и причины его симпатии к грузинским меньшевикам.
А вторая причина — то, что Грузия была меньше нужна Советской России, чем Азербайджан и Армения. Азербайджан — это нефть, Армения — это турецкая граница, а нефтепровод к портам Черного моря Советской России был не так уж и нужен.
5 июля 1918 года Сталин в телеграмме Чичерину писал: «В крайнем случае можно признать независимость Грузии, лишь бы Германия признала официально вопрос о Кубани, Армении и Азербайджане вопросом, внутренним для России, на этом надо настаивать решительно и бесповоротно».
В той же телеграмме на просьбу Чичерина написать воззвание грузинскому народу Сталин отвечает: «Воззвание грузинскому народу написать не могу, нет желания обращаться с воззванием к погибшим». Это что — слишком эмоциональная реакция на происходящее в Грузии? Или что‑то иное?
Меньшевистское правительство было настроено не только резко антирусски, но и антибольшевистски, несмотря на то что большевики и меньшевики начинали в одной организации. Впрочем, если бы дело было только в политическом оттенке, то, уж наверное, они как‑нибудь договорились бы, но деление на большевиков и меньшевиков на Кавказе, как и любое другое деление, и тогда и теперь, было явлением каким угодно, но только не политическим.
Трещина между ними пролегла еще в 1900 году, когда произошло разделение тифлисских социал‑демократов на «стариков» и «молодых». Первые предпочитали мирно заниматься пропагандой и просветительством, вторые стремились к более активным действиям — это то различие, которое лежало на поверхности. Но на самом деле разлом пролегал глубже. «Старики» были в основном грузинами — это раз. И держали в своих руках финансирование — это два. «Молодые» же были значительно более интернациональны по составу и куда беднее по финансированию, пока не нашли собственные источники доходов. Впоследствии из первых и их сторонников сформировались меньшевики, из вторых — большевики.
Но это все в общем, а в частности принцип партийного разделения был загадочным. В некоторых местах шла откровенная борьба за власть в ячейках, в других — за власть и деньги, кое‑где это было явлением чисто клановым, и все это сдобрено изрядной дозой национализма. Горячие грузинские парни с большевистской и меньшевистской стороны еще в 1905 году при выяснении отношений то и дело доходили до мордобоя — но время идет, прогресс движется. Вот, например, как отметили в Тифлисе появление на свет Закавказского Сейма…
10 февраля 1918 года, в день начала работы Сейма, был без предупреждения расстрелян митинг, созванный большевистски настроенным стачкомом железнодорожников в Тифлисе. Вот как описывает тактику властей очевидец в своем письме в Москву, в Совнарком:
«…Стачечный комитет железнодорожников назначил на этот день, 10‑го утром, митинг протеста в Александровском саду Явилось на митинг, несмотря на все принятые меры для срыва митинга, более 3000 рабочих и солдат… Среди митинга вошли в сад (приблизительно около двух рот) милиционеры и „красногвардейцы“. С красными знаменами в руках и успокаивая митинг знаками, они подкрались к собравшимся.
Часть митинга, намеревавшаяся разойтись, осталась и, считая, что подходят свои, начала их даже приветствовать криками «ура»… В это время пришедшие быстро рассыпались цепью, окружили митинг и открыли бешеный ружейный и пулеметный огонь по митингу. Целились главным образом в президиум, стоявший на эстраде. Убито 8 человек, ранено более 20 человек… Часть публики разбежалась, другая легла на землю. Стрельба продолжалась минут пятнадцать.
Как раз в эту минуту только что открылось первое заседание расширенного Закавказского сейма, и Чхеидзе держал речь под аккомпанемент ружей и пулеметов, трещавших тут же недалеко от дворца. .»9
Это не к тому, что вот, мол, какие меньшевики злодеи. Хотя подобную тактику расстрела неугодных народных собраний — подходя под маской «своих» — у большевиков, пожалуй, надо еще поискать. У них все было фубо, но честно.
Это к тому, что все время пытаются представить дело так, будто тираническая Советская Россия оккупировала демократическую Грузию. Грузия была ничуть не более демократической, чем Россия, там правили бал те же товарищи, просто из другой группировки. За тем исключением, что большевики все же раздавали землю крестьянам и переселяли население трущоб из подвалов в барские квартиры, а грузинские меньшевики всю социальную сторону оставили как есть. Более того, они отдали собственное государство на разграбление сначала немцам, а потом англичанам, лишь бы отделиться от России и сидеть на своем троне — путь он хоть со скамеечку для ног, но он свой! Впрочем, в точности, как и сейчас…
Отправить на печать