К тому же теперь он был более образован. Понимал, что такое окна, двери, понимал, что купол, под которым он сидит, предназначен для осмотра и что внизу под ним лежат города. С помощью девушек он отыскивал на карте, что светилась перед ним на экране, места, над которыми пролетал. Он до последнего времени даже не подозревал, что у людей есть карты. У Смита, когда он грокк карту, возникло приятное чувство тоски по дому. Она была статична и мертва в сравнении с картами его народа, но все же это была карта… По своей сути карты людей были сходны с марсианскими и потому приятны.
Под ним, на ширину почти в двести миль, тянулась пригородная зона расползшегося величайшего в мире мегаполиса, и каждый ее дюйм он впитывал с неистребимым любопытством, стараясь его грокк. Майка поражали размеры земных городов и бьющая в глаза активность их жизни, столь отличная от похожих на монастырские сады городов его народа.
Смиту казалось, что города землян должны очень быстро изнашиваться и стареть от полного упадка сил — так были они переполнены переживаниями, что только самые могучие Старейшие могли бы вынести посещение их улиц и грокк в созерцании событий и эмоций, громоздившихся друг на друга бесчисленными слоями. Он и сам побывал в заброшенных городах родной планеты — было несколько таких незабываемых и ужасных случаев, пока его Учителя не прекратили такие посещения, грокк, что он еще недостаточно крепок для таких переживаний.
Вопросы, задаваемые Майком Джилл и Доркас, помогли ему грокк возраст городов. Этот город был построен меньше двух земных столетий назад. Поскольку земные единицы времени ничего не говорили Майку, он перевел счет в марсианскую систему, получив сто восемь марсианских лет (три заполненных плюс три ожидаемых периода, или 3433).
Ужасающе и прекрасно! Да, наверное, люди уже готовятся бросить город, предоставив его собственным думам, пока еще его стены не поникли под грузом накопленного опыта и он не перестал быть… Хотя, если брать в расчет абсолютное время, этот город всего-навсего город-«яйцо».
Майк хотел бы вернуться в Вашингтон столетие-другое спустя, мечтал пройти по его пустынным улицам и попробовать впитать в себя его бесконечную боль и прелесть, жадно грокк, пока он сам не станет Вашингтоном, а город им самим — Майком, если допустить, конечно, что к тому времени Смит станет достаточно вынослив.
Майк отложил эту мысль, поскольку ему еще предстояло расти и расти, для того чтобы приобрести умение возносить хвалу и пестовать могучую тоску этого города.
Пилот «Грейхаунда» круто свернул на восток, чтобы обойти зону нерегулируемого движения (она была без ведома Майка порождена известием о его прибытии), и тут Майк увидел МОРЕ!
Джилл сказала ему, что все это вода. Доркас добавила, что это Атлантический океан, и показала его береговую линию на карте. Майк еще в то время, когда принадлежал к малышне, узнал, что следующая ближайшая к Солнцу планета чуть ли не вся покрыта Водой Жизни, а позже выяснил, что люди воспринимают это изобилие как самую что ни на есть банальность. Ему пришлось преодолеть один из самых трудных барьеров марсианской ортодоксальности и грокк, что церемония водного братства не обязательно требует воды. Вода была символом бытия, символом чудесным, и в то же время без самой жидкости можно было и обойтись.
Майк понял, что абстрактное знание — это совсем не то, что реальность. Атлантический океан преисполнил его таким благоговейным трепетом, что Джилл пришлось одернуть его:
— Майк, сиди спокойно!
Майк приглушил свои эмоции и припрятал их на будущее. Он смотрел на воду, простиравшуюся до горизонта, и пытался измерить ее, пока голова у него не загудела от множества цифр, возведенных в степень, помноженных друг на друга и снова возведенных в степень.
Когда они приземлились во Дворце, Джубал скомандовал:
— Помните, девочки, вы должны окружить его и не стесняться в крайних случаях пускать в дело локти и каблуки. Анни, ты будешь в тоге, но это не причина, чтобы не наступить на любимую мозоль тому, кто будет толкаться. Или тебе нельзя?
— Перестаньте метать икру, босс. Никто и никогда не толкнет Свидетеля, а кроме того, на мне туфли с каблуками-гвоздиками и вешу я побольше вашего.
— О'кей. Дьюк, отошли Ларри обратно на аэробусе, и как можно скорее.
— Я это грокк, босс. Не дергайтесь.
— Захочу и буду дергаться. Пошли!
Харшоу, четыре девушки с Майком и Какстоном вышли из «Грейхаунда». Аэробус поднялся и улетел. Посадочная площадка не была забита народом, но и пустой ее назвать было трудно.
Какой-то человек вышел вперед и сказал дружелюбно:
— Доктор Харшоу? Я Том Бредли — старший личный помощник Генерального секретаря. Вам надлежит пройти в кабинет мистера Дугласа. Он примет вас до начала конференции.
— Нет.
Бредли моргнул:
— Вы, вероятно, не поняли. Таково распоряжение Генерального секретаря. О да, он велел передать, что если мистер Смит — я хочу сказать, «Человек с Марса» — пожелает идти с вами, то — пожалуйста…
— Нет. Мы пройдем прямо в конференц-зал. Поручите кому-нибудь показать нам дорогу. А пока у меня есть для вас поручение. Мириам, где письмо?
— Но, доктор Харшоу…
— Я сказал — нет. Вы должны передать это мистеру Дугласу немедленно и тут же принести мне его расписку. — Харшоу расписался поперек клапана конверта и приложил большой палец поверх подписи. — Скажите ему, чтобы он прочел сейчас же, до начала заседания.
— Но Генеральный секретарь желает…
— Секретарь желает увидеть это письмо. Молодой человек, у меня дар предвидения. Я предсказываю, что вы уже завтра вылетите отсюда, если будете терять время, вместо того чтобы доставить письмо по назначению.
Бредли сказал:
— Джимми, проводи. — И унес письмо.
Джубал перевел дух. На письмо он затратил уйму сил. Он и Анни бодрствовали почти всю ночь, исписывая один черновик за другим, — Джубал намеревался уладить дело в открытом заседании, но не хотел застать Генерального секретаря врасплох.
Вперед вышел человек, получивший распоряжение от Бредли. Джубал решил, что это один из тех прытких молодых людей, что всегда на подхвате и тянутся к тем, кто сейчас в силе, чтобы делать за них грязную работу.
Человек улыбнулся и сказал:
— Мое имя Джим Санфорт. Доктор, я секретарь шефа по вопросам прессы. Я буду опекать вас с этой минуты — организовывать интервью и тому подобное. К сожалению, должен сообщить, что конференц-зал еще не готов. В последнюю минуту пришлось перевести заседание в большее помещение. Я думаю…
— А я думаю, что мы сразу же отправимся в зал заседания.
— Доктор, вы не поняли. Там тянут проводку, всюду провода, зал набит репортерами и…
— Отлично, мы поболтаем с ними.
— Но, доктор, у меня инструкции…
— Мальчик, вы можете взять свои инструкции, смять их, чтоб было побольше острых уголков, и засунуть себе… Мы пришли сюда с одной целью — начать открытые переговоры. Если конференция не подготовлена, мы увидимся с прессой, но в конференц-зале.
— Но…
— Вы задерживаете «Человека с Марса» на крыше, где дует. — Харшоу повысил голос: — Нет ли тут кого-то с капелькой мозгов в голове, чтобы провести нас в конференц-зал?
Санфорт сглотнул слюну:
— Следуйте за мной, доктор.
Конференц-зал кишел репортерами и техникой; там же находился огромный овальный стол, кресла и несколько меньших столиков. Майка сейчас же заметили, и, несмотря на протесты Санфорта, напор толпы удержать не удалось. Летучий отряд амазонок доставил Майка к большому столу. Джубал посадил его за стол, по сторонам сели Джилл и Доркас, а Честный Свидетель и Мириам сели за их спинами во втором ряду. После этого Джубал не отгонял ни камер, ни репортеров. Майка предупредили, что люди будут совершать странные поступки, и Джубал попросил его не предпринимать никаких неожиданных действий (вроде «исчезновения» или «остановки»), разве что его попросит об этом сам Джубал.
Майку суматоха была неприятна; Джубал держал его за руку, и от этого ему становилось немного легче.
Джубал считал, что чем больше нащелкают фотографий с Майка, тем лучше. Что касается вопросов, то он их не боялся. Недельное знакомство с Майком убедило его, что ни один репортер от Майка ничего не добьется без помощи эксперта. Обычай Майка понимать вопросы буквально и замолкать сводил к нулю всякие попытки выкачать из него информацию.
На большинство вопросов он отвечал: «Не знаю» и «Прошу прощения?».
Корреспондент агентства Рейтер, предчувствуя вероятный спор о праве Майка на наследование, попытался провести собственное тестирование компетентности Майка:
— Мистер Смит, что вам известно о законах, касающихся наследования?
Майк знал, что он далеко не грокк человеческую концепцию собственности и в особенности раздел о завещании и наследовании, а потому решил строго придерживаться книги, в которой Джубал тут же узнал «Эли о наследовании и завещаниях», глава первая.
Майк без пропусков и выражения процитировал все, что он прочел, страницу за страницей, и зал погрузился в молчание, а спросивший заткнулся.
Джубал позволил продолжаться этому довольно долго, пока каждый репортер в зале не узнал куда больше, чем хотел бы, о вдовьей части, кровном родстве, единоутробии, подушевом разделе, передаче по доверенности и многом другом. Наконец Джубал сказал:
— Довольно, Майк.
Майк удивился:
— Там еще много осталось.
— Как-нибудь потом… Может быть, у кого-то есть вопросы по другим проблемам?
Репортер лондонской воскресной газеты воспользовался случаем и выскочил с оригинальным вопросом, всегда интересовавшим его нанимателя:
— Мистер Смит, нам ясно, что вам нравится женский пол. Вы когда-нибудь целовались с девушками?
— Да.
— И как вам это понравилось?
Майк ответил не задумываясь:
— Целовать девушку — благо. Это куда лучше, чем перекинуться в картишки.
Аплодисменты напугали Майка. Но он чувствовал, что ни Джилл, ни Доркас их не боятся. Они постарались разъяснить ему, что это всего лишь шумное выражение удовольствия, о котором он еще не слышал. Поэтому Майк успокоился и стал ожидать, что будет дальше.
Новых вопросов не последовало, но зато Майка ожидала большая радость: он увидел, как в боковую дверь входит знакомая фигура.
— Мой брат, доктор Махмуд! — И в полном восторге он перешел на марсианский язык. Семантик с «Победителя» помахал рукой, ответил на том же самом, раздражающем слух языке и поспешил к Майку. Оба болтали на нечеловеческом диалекте, Майк быстро, Махмуд заметно медленнее, издавая звуки, похожие на удары носорожьего рога по стальной клетке.
Журналисты некоторое время слушали молча, те, у кого были диктофоны, записывали, те, у кого только блокноты, заносили туда свои впечатления. Наконец один из них не выдержал:
— Доктор Махмуд! Что вы ему говорили?
Махмуд ответил с пропуском гласных, что характерно для выпускника Оксфорда:
— Я преимущественно повторял: «Помедленнее, мальчик, пожалуйста, помедленнее».
— А он вам что?
— Все остальное личное, частное, никому не интересное. Приветствия, знаете ли. Старые друзья. — И он продолжил разговор на марсианском.
Майк рассказал собрату по воде обо всем, что с ним произошло после их последней встречи, так, чтобы они могли грокк лучше. Однако отбор фактов, сообщаемых Майком, был сделан исходя из марсианских концепций, а потому затрагивал преимущественно его новых собратьев по воде и рассматривал особенности каждого из них… ласковую водную гладь Джилл… глубину Анни… странный факт, которого он еще не грокк полностью, что Джубал иногда ощущается как яйцо, а потом сразу как Старейший, но не есть ни то ни другое, а ему больше всего соответствует ширь океана, который не подвластен для грокк.
Махмуд мог сообщить куда меньше о том, что с ним случилось, если исходить из марсианских стандартов, — один вакхический загул, которым вряд ли можно было гордиться, один долгий день, проведенный ничком на каменном полу вашингтонской мечети Сулеймана, результаты чего пока еще нельзя было грокк или даже обсуждать. Новых братьев по воде он не приобрел.
Потом он остановил Майка и протянул руку Джубалу:
— Вы — доктор Харшоу? Валентайн Майкл считает, что он представил меня вам… и по своим обычаям он прав.
Харшоу внимательно оглядел того, кому пожимал руку. Этот парень выглядел как подлинный британец — охотник, стрелок, спортсмен, начиная от подчеркнуто поношенного дорогого твидового костюма до подстриженных щеточкой седых усиков… Однако кожа была смугла, а гены, вызвавшие на свет божий этот нос, явно происходили из стран Леванта. Харшоу терпеть не мог подделок и всегда предпочитал кукурузную лепешку синтетическому филе.
Но Майк относился к Махмуду как к другу, а значит, он будет считаться другом до тех пор, пока не докажет обратного.
Махмуд же рассматривал доктора Харшоу как музейный экспонат того, что он называл «янки» — вульгарный, шумный, одетый слишком небрежно для данного случая, вероятно, невежественный и почти наверняка сугубо провинциальный. К тому же узкий специалист, что только ухудшало дело, так как по опыту доктора Махмуда американские специалисты были плохо образованны и невероятно узкоспециализированны — скорее техники, чем специалисты. Ему вообще все американское казалось в высшей степени противным. Их вавилонское смешение религий, их кухня (тоже мне, кухня!), их манеры, их ублюдочная архитектура и слюнявое искусство, их наглая уверенность в собственном превосходстве, хотя звезда этого народа уже давным-давно закатилась. Их женщины. Больше всего их женщины, эти бесстыжие, самовлюбленные бабы с костлявыми, недокормленными телами, которые тем не менее почему-то вселяли в него тревожащие мысли о гуриях. Сейчас целых четыре таких окружали Валентайна Майкла, хотя эта конференция должна быть делом чисто мужским.
Но Валентайн Майкл представил этих людей, включая баб, представил гордо и серьезно, как своих братьев по воде, возложив, таким образом, на Махмуда узы более крепкие, чем те, что должны связывать, скажем, двоюродных братьев, ибо Махмуд основывал свое понимание марсианского термина, означающего такую расширяющуюся сеть связей, на своих наблюдениях за марсианами и не нуждался в неточном переводе, например, как «внутренне связанное сообщество» или даже «два явления, порознь равные третьему, равны между собой». Он видел марсиан дома. Ему была знакома их бедность (по земным стандартам); он испил (и понял, как мало) из богатства их культуры и грокк то первостепенное значение, которое марсиане придавали личностным отношениям.
Что ж, ничего другого не остается — он разделил воду с Валентайном Майклом, а теперь должен оправдать веру в него своего друга… Остается надеяться, что эти янки не такие уж непроходимые олухи.
Поэтому он тепло улыбнулся:
— Да, Валентайн Майкл объяснил мне, и он горд, что вы все (Махмуд воспользовался марсианским словом) с ним.
— А?
— Водное братство. Вы поняли?
— Я грокк это.
Махмуд очень сомневался, что Джубал грокк, но продолжил:
— Поскольку я нахожусь с ним в таких же отношениях, я хотел бы, чтобы меня рассматривали как члена этой семьи. Мне знакомо ваше имя, доктор, а это, я полагаю, мистер Какстон — я видел его портрет, предваряющий колонку, но мне хотелось бы знать, верно ли я угадал имена девушек. Эта должна быть Анни.
— Да. Но она сейчас в тоге.
— О, конечно. Я принесу ей дань своего уважения позже. Харшоу познакомил его с остальными… и тут Джил удивила Махмуда, обратившись к нему с правильным приветственным величанием, как и полагалось собрату по воде, хотя и произнесла его на три октавы выше, чем это сделал бы любой марсианин, но зато с очень чистым и болезненным для горла произношением. Это было одно из десятка слов, которые она научилась говорить из сотни понятных для нее. Это слово Джилл выучила лучше остальных потому, что Майк обращался с ним к ней по меньшей мере несколько раз в день.
Глаза доктора Махмуда широко раскрылись… Может быть, эти люди и в самом деле не такие уж невежественные варвары… У его юного друга отличная интуиция. Он тут же ответил Джилл другим величанием и склонился над ее рукой.
Джилл видела, что Майк в восторге. Ей удалось прокаркать самую краткую из девяти форм, которыми собрат по воде мог ответить на приветствие, хотя она и не грокк его и не могла бы выразить на английском его ближайший биологический эквивалент… и уж, разумеется, не человеку, с которым встретилась впервые.
Махмуд же, которому слова были ясны, воспринял лишь их символический смысл, а не буквальный (вообще невозможный для человека физически), и ответил как надо. Однако Джилл уже достигла своего потолка. Она не поняла, что сказал Махмуд, и не могла бы ему ответить даже по-английски.
И тут на нее снизошло озарение. На столе через определенные интервалы были расставлены графины с водой, окруженные стайками стаканов. Джилл взяла графин и наполнила водой стакан. Прямо посмотрев в глаза Махмуду, она сказала серьезно:
— Вода. Наше Гнездо — ваше. — Прикоснулась к воде губами и протянула стакан Махмуду.
Он ответил ей по-марсиански, увидел, что она не поняла и перевел:
— Кто разделяет воду, тот разделяет все.
Махмуд отпил глоток и уже хотел отдать стакан обратно, но спохватился и передал его Харшоу. Джубал сказал:
— Я не говорю по-марсиански, сынок, но спасибо за воду. Да не испытаешь ты никогда жажды. — Он отпил треть стакана и передал его Бену.
Какстон поглядел на Махмуда и спокойно произнес:
— Расти ближе. С Водой Жизни мы сближаемся. — Выпил и отдал Доркас.
Несмотря на серию прецедентов, Доркас замешкалась:
— Доктор Махмуд, вы знаете, насколько это серьезно для Майка?
— Знаю, мисс.
— Что ж… это так же серьезно и для нас. Вы понимаете? Вы грокк!
— Я грокк во всей полноте… Иначе я бы отказался от питья.
— Хорошо. Пусть у тебя всегда будет вода с избытком, и пусть наши яйца лягут в одно Гнездо. — По щекам Доркас побежали слезы. Она выпила и быстро передала стакан Мириам.
Мириам шепнула:
— Спокойней, девочка, — а потом обратилась к Майку: — Водой мы встречаем нашего брата. — И, повернувшись к Махмуду: — Гнездо, вода, жизнь. — Мириам выпила воду. — Наш брат. — Она вернула ему стакан.
Махмуд выпил до дна и сказал, но уже на арабском:
— И если смешаешь ты их дела со своими, станут они тебе как братья.
— Аминь, — заключил Джубал.
Доктор Махмуд бросил на него быстрый взгляд, но решил не спрашивать, понял ли его Джубал, — не то это было место, чтоб открывать свои собственные боли и сомнения. Тем не менее душа его отогрелась, как это всегда бывает после водного ритуала, хотя он и отдает ересью.
Его размышления прервал суетившийся помощник главы протокольного отдела:
— Доктор Махмуд? Вам придется сесть подальше, доктор. Будьте добры, пройдите за мной.
Доктор Махмуд улыбнулся:
— Нет, мое место теперь тут. Доркас, могу я взять стул и сесть между вами и Майком?
— Конечно, доктор. Я подвинусь.
Помощник главы протокола начал качать права:
— Доктор Махмуд, я вас прошу! Согласно списку, вы сидите совсем в другой части зала. Генеральный секретарь может появиться каждую минуту, а зал кишит репортерами и бог знает кем еще… Я просто не представляю, что делать…
— Тогда, парень, тебе лучше заняться чем-нибудь другим, — посоветовал Джубал.
— Что?! Да вы-то кто такой? Вы-то есть в списке? — И он начал нервно копаться в своих листках.
— А ты кто такой? — спросил Джубал. — Главный официант, что ли? Я — Джубал Харшоу. Если меня нет в твоем списке, можешь разорвать его к чертям собачьим. Слушай, голубок, если «Человек с Марса» хочет, чтобы доктор Махмуд сидел с ним рядом, дело кончено.
— Но он не может тут сидеть! Кресла у стола переговоров предназначены только для министров, глав делегаций, судей Высшего Суда и лиц, приравненных к ним по рангу… и я не знаю, как мне их разместить, если появится кто-нибудь еще… Ну и «Человек с Марса», разумеется.
— Разумеется, — согласился Джубал.
— А доктор Махмуд должен сидеть неподалеку от Генерального секретаря, сразу же за его спиной, чтобы помочь в любую минуту с переводом. И должен сказать, что вы мне ничем не помогаете.
— Сейчас я тебе помогу, — сказал Джубал, выхватив список из рук чиновника. — Гм… посмотрим… «Человек с Марса» сидит напротив Генерального секретаря, почти там, где он сидит сейчас. Затем, — Джубал взял карандаш и с его помощью атаковал план, — эта половина от сих до сих принадлежит «Человеку с Марса». — Джубал поставил две черточки и соединил их жирной дугой, а затем начал вычеркивать одну фамилию за другой из тех, что были написаны против кресел на этом участке стола. — Вот я и сделал за вас половину работы. А кого я буду рассаживать на своей половине — это уж моя забота.
Сотрудник протокола был слишком шокирован, чтобы возражать. Губы его шевелились, но ни одного звука с них не слетало. Джубал взирал на него добродушно.
— Что-нибудь еще вас беспокоит? О, я совсем забыл — документ должен быть подписан. — И он нацарапал под исправлениями «Дж. Харшоу за В. М. Смита». — Давай-ка скачи к своему старшему сержанту, сынок, и покажи ему это. Скажи, пусть просмотрит «Свод правил приема лиц, прибывших с официальным визитом с дружеских планет».
Чиновник открыл рот и убежал, позабыв его захлопнуть. Он вернулся в сопровождении более пожилого мужчины. Новоприбывший заговорил тоном, не терпящим возражений:
— Доктор Харшоу, я — Ла Рю, глава протокола. Вам что, действительно нужна половина стола? Я слышал, что ваша делегация весьма малочисленна.
— Дело не в этом.
Л а Рю усмехнулся:
— Боюсь, что именно в этом. Я и без того теряю голову, борясь за каждый дюйм площади. Почти все официальные лица высшего ранга решили присутствовать. Если вы ожидаете еще людей, хотя вам бы следовало поставить меня в известность об этом заранее, то я поставлю стол позади тех двух мест, которые зарезервированы для вас с мистером Смитом.
— Ни в коем случае.
— Боюсь, что будет именно так. Очень сожалею, но…
— И я тоже сожалею, но о вашей судьбе. Потому что, если половина стола не будет отведена Марсу, мы покидаем зал. Скажите Генеральному секретарю, что вы провалили конференцию своей грубостью по отношению к «Человеку с Марса».
— Вы, конечно, шутите?
— Вы что — не слышали сказанного?
— Хм… я принял это за шутку.
— Я тут не для того, чтобы шутки шутить, сынок. Смит или глава другой планеты, прибывший с официальным визитом к главе правительства этой планеты, и в таком случае ему положены все прислужники и танцоры, которых вы можете выставить, или же он просто турист, и никаких официальных почестей ему не положено. И то и другое вперемешку не получится. Оглянись-ка да сосчитай своих «официальных лиц высшего ранга», как вы их зовете, и подумай, были бы они тут, если, по их мнению, Смит всего лишь турист.
Ла Рю сказал медленно:
— Такого прецедента не было.
Джубал фыркнул:
— Я видел, как в зал входил глава Республики Луна, так сходи и расскажи ему насчет прецедента. А потом уходи сразу в оборону, я слышал, что у него очень скверный характер. Но, сынок, я старик, я сегодня плохо спал, и не мое дело утить тебя твоей работе. Скажи мистеру Дугласу, что мы увидимся как-нибудь на днях… когда он будет готов принять нас как должно. Пошли, Майк. — И он начал с трудом выбираться из-за стола.
Ла Рю поспешно переменил тон:
— Нет, нет, мистер Харшоу! Мы эту сторону стола очистим. Я… я что-нибудь придумаю. Это ваши места.
— Так-то лучше. — Харшоу все еще делал вид, что встает. — Но я не вижу марсианского флага. И как там насчет почестей?
— Боюсь, я не понимаю вас…
— Наверно, я сегодня очень плохо говорю по-английски. Смотрите, видите, там, где будет сидеть Генеральный секретарь, висит знамя Федерации? А где другое — знамя Марса?
Ла Рю захлопал глазами:
— Должен сказать, вы меня ошеломили. Я не знал, что у марсиан есть флаги.
— У них нет. И вам, надо думать, в голову не придет, что они используют в официальных случаях (мне тоже, мой мальчик, но это сюда не относится). Поэтому мы не станем придираться к вам и отпустим, чтобы вы немедленно занялись этим делом. …Мириам! Лист чистой бумаги! Вот смотрите. — Харшоу взял лист и набросал известный символ Марса — круг с отходящей от него вправо и вверх стрелкой. — Фон белый, а символ — красный… Надо бы, конечно, вышить это шелком, но с помощью простыни и краски любой бойскаут сумеет сымпровизировать по-быстрому… Вы были бойскаутом?
— Хм… Это было так давно…
— Вот и отлично. Вы же помните их девиз… Ну а как насчет почестей? Надо думать, когда войдет Генеральный секретарь, оркестр заиграет «Хайль, Суверенный Мир»?
— Да, мы всегда так делаем…
— Тогда, помимо этого, вы должны сыграть и гимн Марса!
— Я не знаю, как это сделать. Даже если такой и есть… мы его не имеем… Доктор Харшоу, будьте же благоразумны…
— Слушай, сынок, я-то как раз благоразумен. Мы пришли сюда ради скромной торжественной встречи. И обнаружили, что вы тут все превратили в цирк. Что ж, если у вас цирк, то вам понадобятся и слоны. Мы знаем, что вы так же способны исполнить марсианскую музыку, как какой-нибудь малыш — симфонию на своем свистке. Но вы- то можете сыграть «Симфонию девяти планет»? Грокк это дело? Я хочу сказать, сечете? Включите пленку там, где начинается тема Марса, и сыграйте столько тактов, сколько будет необходимо, чтобы публика поняла, что это такое.
Ла Рю задумался:
— Да, полагаю, это мы сможем, но, доктор Харшоу, я не знаю, сможем ли мы обещать вам почести, надлежащие суверену, даже в таком импровизированном виде… у меня таких полномочий нет.
— И смелости нет, — с горечью отозвался Джубал. — Ладно, нам цирк не нужен, а потому сообщите мистеру Дугласу, что мы вернемся, когда он будет посвободнее. Приятно было поболтать с тобой, сынок. Когда мы вернемся, встречай нас у входа в кабинет Генерального, если, конечно, ты еще будешь занимать свое кресло. — И он снова разыграл в замедленном темпе трагедию старого больного человека, которому трудно вылезать из кресла.
Ла Рю воскликнул:
— Ради бога, доктор Харшоу, не уходите… хм… секретарь не появится, пока я не сообщу ему, что все готово, поэтому разрешите мне сделать все, что будет в человеческих силах… Хорошо?
Харшоу с кряхтеньем снова сел:
— Валяйте. И еще одно, раз уж вы тут. Я слышал какой-то шум и понял, что кое-кто из команды «Победителя» прорывается в зал. Это друзья Смита, так что впустите их. Мы их уж как-нибудь посадим. Надо же заполнить эту половину стола! — Харшоу вздохнул и потер поясницу.
— Слушаюсь, сэр, — очень неохотно согласился Ла Рю и ушел.
Мириам шепнула:
— Босс, вы что, вывихнули спину, стоя на ушах прошлым вечером?
— Тихо, девчонка, а то отшлепаю!
Доктор Харшоу с удовлетворением оглядел зал, который продолжал наполняться высокими гостями. Он сказал Дугласу, что хочет иметь скромные неофициальные переговоры, прекрасно понимая, что объявление о них привлечет не только сильных мира сего, но и тех, кто хочет стать сильными, и они все слетятся сюда, как мошкара на огонь. И теперь (он был уверен в этом) эти набобы станут относиться к Майку как к суверену, а весь мир будет на это смотреть. Пусть они после этого попробуют взирать на Майка сверху вниз!
Санфорт утихомиривал репортеров, несчастный помощник главы протокола носился, как нервная нянька, пытающаяся решить неразрешимую задачу и рассадить многочисленных гостей на детском музыкальном празднике, где явно не хватает стульев. А именитые личности все входили и входили в зал, и Джубал понял, что Дуглас и не намеревался начать конференцию раньше одиннадцати и что все они были предупреждены об этом, — лишний час был предназначен для неофициальной встречи с Джубалом, от которой тот отказался. Что ж, эта отсрочка Джубала вполне устраивала.
Вошел лидер Восточной Коалиции. Так получилось, что мистер Кунг не был даже главой официальной делегации своей страны. Его статус, если подходить формально, был всего лишь статусом члена Ассамблеи, но Джубал не удивился, когда увидел, как помощник шефа протокола бросил все и кинулся усаживать главного политического противника Дугласа за большой стол, рядом с креслом Генерального секретаря. Это лишь укрепило Джубала в мысли, что Дуглас далеко не дурак.
Доктор Нельсон, хирург с «Победителя», и капитан Ван Тромп, шкипер корабля, вошли вместе, и Майк приветствовал их с восторгом. Джубал был очень рад их появлению, так как это давало возможность мальчику поработать для камер, вместо того чтобы сидеть неподвижно, как кукла. Возникшее небольшое смятение Джубал использовал для того, чтобы всех рассадить по-новому. Он усадил Майка прямо напротив места Генерального секретаря, сам сел слева от него так, чтобы можно было в случае нужды подтолкнуть Майка. Поскольку у того были весьма сумбурные понятия о манерах людей, Джубал договорился с ним о некоторых сигналах, столь же незаметных, как и те, что используются для дрессировки лошадей в школах верховой езды: «встань», «сядь», «поклонись», «пожми руку». Разница была лишь в том, что Майк был отнюдь не лошадь, и на всю тренировку ушло минут пять, результат же был почти идеальный.
Махмуд оторвался от своих корабельных друзей и подошел к Джубалу:
— Доктор, шкипер и хирург — тоже братья по воде нашего брата, и Валентайн Майкл хочет подтвердить это повторением ритуала, в котором мы все приняли участие недавно. Я велел ему подождать. Вы одобряете?
— Что? Ну конечно. Но не в этой толкучке. (Черт его знает, сколько еще братьев у Майка.) Может быть, вы втроем пообедаете с нами, когда все закончится? Мы сможем перекусить и поболтать без помех.
— Буду польщен. Уверен, что и те двое согласятся.
— Отлично. Доктор Махмуд, не знаете ли вы, сколько еще здесь может появиться собратьев нашего брата по воде?
— Нет. Во всяком случае, на «Победителе» их больше нет. — Махмуд не решился задать аналогичный вопрос Джубалу, поскольку это могло выдать его собственные сомнения, когда он впервые узнал о значительном расширении круга своих новых родичей. — Так я скажу Старику и Нельсону?
Джубал увидел, как за главный стол сажают папского нунция, и ухмыльнулся про себя — если этот длинноухий осел Ла Рю имел какие-то сомнения насчет официального характера этой встречи, ему придется с ними распрощаться.
Кто-то хлопнул Харшоу по плечу:
— Это тут обретается «Человек с Марса»?
— Здесь, — подтвердил Харшоу.
— Я — Том Бун, то есть сенатор Бун, и у меня есть для него послание от архиепископа Дигби.
Джубалу пришлось думать с аварийной скоростью.
— Я — Джубал Харшоу, сенатор. — И он подал Майку знак встать и пожать руку. — А это мистер Смит. Майк, это сенатор Бун.
— Как поживаете, сенатор Бун? — произнес Майк в стиле лучших танцевальных залов.
Он рассматривал Буна с интересом. Его уже информировали, что слово «сенатор» не означает «Старейший», хотя, казалось бы, это вытекало из буквального значения термина. Но посмотреть на сенатора было все равно интересно. Он решил, что чего-то не грокк.
— Благодарю вас, отлично, мистер Смит. Я не отниму у вас много времени. По-моему, они уже собираются начать этот спектакль. Мистер Смит, архиепископ Дигби просил меня передать вам персональное приглашение присутствовать на богослужении в храме архангела Фосте- ра Церкви Нового Откровения.
— Прошу прощения?
Джубал вмешался:
— Сенатор, как вы знаете, многое… почти все ново для «Человека с Марса»… но случилось так, что мистер Смит видел одну из ваших служб по стерео.
— Это совсем не то…
— Я знаю. Он выразил большой интерес и задал множество вопросов, на которые я, к сожалению, не смог ответить…
Бун пристально посмотрел на него:
— Вы не принадлежите к числу Верных?
— Должен признаться, нет.
— Тогда приходите и вы. Для грешника всегда есть надежда.
— Благодарю вас, с удовольствием. (Обязательно приду, дружок, неужели же я пущу в ваше логово Майка одного?)
— В следующее воскресенье? Я предупрежу архиепископа Дигби.
— В следующее воскресенье, если будет возможно, — поправил его Джубал. — Мы ведь можем оказаться и в темнице.
Бун усмехнулся:
— От этого никто не застрахован, верно! Тогда подайте весточку мне или архиепископу, и вас выпустят незамедлительно. — Он оглядел зал. — Вроде бы стульев маловато. Простому сенатору никак не пробиться через толпу этих расталкивающих друг друга локтями типчиков.
— Так, может, вы окажете нам честь и присоединитесь к нашей компании, — вежливо отозвался Джубал, — за этим столом?
— Как? Благодарю вас, сэр! С большим удовольствием. У вас тут все равно что на ринге.
— Разумеется, — добавил Харшоу, — если вы не опасаетесь последствий того, что сели с марсианской делегацией. Мы совсем не собираемся загонять вас в угол и причинять неприятности.
Бун почти не колебался:
— Да ради бога! Между нами, девочками, архиепископ очень, очень интересуется этим молодым человеком.
— Отлично. Вон тот стул возле капитана Ван Тромпа. Вы, возможно, знаете капитана?
— Ван Тромпа? Как же, как же, мы с ним старые друзья, знаю его прекрасно, не раз встречались на приемах! — Сенатор Бун кивнул Смиту, важно проследовал к указанному ему стулу и уселся.
Поток входивших мимо стражей в двери ослабевал. Джубал видел, как назревают ссоры из-за мест, и заметно нервничал. Наконец он не выдержал, так как не мог выносить подобное безобразие, поговорил о чем-то с Майком, уверился, что, хотя тот не понимает зачем, но чего от него хочет Джубал, ему ясно.
— Джубал, я согласен…
— Спасибо, сынок. Джубал встал и подошел к группе из трех человек: помощника главы протокола, главы уругвайской делегации и человека, казавшегося раздраженным и недрумевающим.
Уругваец говорил:
— Если вы его посадите, вам придется подыскивать места для всех глав местных администраций — человек этак восьмидесяти или даже больше. Это территория Федерации, и никакие главы отдельных государств не имеют здесь преимуществ перед прочими. Если исключение будет сделано…
Джубал прервал говорящего, адресуясь к третьему члену этой группы:
— Сэр! — Он подождал, чтобы все обернулись к нему и замолчали, после чего выпалил: — «Человек с Марса» просил меня передать вам его просьбу оказать ему великую честь сесть рядом с ним… если, конечно, дела не требуют вашего присутствия в других местах.
Человек, видимо, удивился, а затем широко улыбнулся:
— Конечно, с удовольствием. Мне очень приятно…
Оба других — чиновник и уругвайский сановник — начали было возражать, но Джубал повернулся к ним спиной.
— Поспешим, сэр, у нас мало времени.
Он видел, как в зал входят служители, неся нечто вроде подставки для рождественнои елки и запачканной чем-то красным простыни; это, разумеется, был «марсианский флаг». Когда, торопясь, они подошли, Майк встал им навстречу.
Джубал произнес:
— Сэр, разреншите представить вам Валентайна Майкла Смита. Майк, это Президент Соединенных Штатов.
Майк отвесил глубокий поклон.
Они еле успели усадить Президента справа от Майка, когда рядом водрузили «знамя Марса». Зазвучала музыка, все встали, и чей-то голос объявил:
— Генеральный секретарь!
Отправить на печать