ГЛАВА VII

Чем больше Том старался сосредоточиться на уроке, тем больше приходили в разброд его мысли. Наконец Том вздохнул, зевнул и бросил читать. Ему казалось, что большая перемена никогда не начнется. Воздух был совершенно неподвижен. Не чувствовалось ни малейшего ветерка. Из всех скучных дней это был самый скучный. Усыпляющее бормотанье двадцати пяти усердно зубривших учеников навевало дремоту, как жужжанье пчел. Там, за окном, в жарком солнечном блеске, сквозь струистый от зноя воздух, чуть лиловый в отдалении, зеленели курчавые склоны Кардифской горы; две-три птицы, распластав крылья, лениво парили высоко в небе; на улице не видно было ни одной живой души, кроме нескольких коров, да и те дремали. Душа Тома рвалась на волю, рвалась к чему-нибудь такому, что оживило бы его, помогло скоротать эти скучные часы. Его рука полезла в карман, и лицо просияло радостной, почти молитвенной улыбкой. Потихоньку он извлек на свет коробочку из-под пистонов, взял клеща и выпустил его на длинную плоскую парту. Клещ, должно быть, тоже просиял радостной, почти молитвенной улыбкой, но это было преждевременно: как только он, преисполнившись благодарности, пустился наутек, Том загородил ему дорогу булавкой я заставил свернуть в сторону.

Закадычный друг Тома сидел рядом с ним, страдая так же, как страдал недавно Том, а теперь он живо заинтересовался развлечением и с благодарностью принял в нем участие. Этот закадычный друг был Джо Гарпер. Обыкновенно мальчики дружили всю неделю, а в воскресенье шли друг на друга войной. Джо вынул булавку из лацкана курточки и тоже помог муштровать пленного. Игра с каждой минутой становилась все интереснее. Скоро Тому показалось, что вдвоем они только мешают друг другу и ни тому, ни другому нет настоящего удовольствия от клеща. Он положил на парту грифельную доску Джо Гарпера и разделил ее пополам, проведя черту сверху донизу.

- Вот, - сказал он, - пока клещ на твоей стороне, можешь подгонять его булавкой, я его трогать не стану; а если ты его упустишь и он перебежит на мою сторону, так уж ты его не трогай, тогда я его буду гонять.

- Ладно, валяй; выпускай клеща.

Клещ очень скоро ушел от Тома и пересек экватор. Джо его немножко помучил, а потом клещ от него сбежал и опять перешел границу. Он то и дело перебегал с места на место. Пока один из мальчиков с увлечением гонял клеща, весь уйдя в это занятие, другой смотрел с таким же увлечением - обе головы склонились над доской, обе души умерли для всего остального на свете. Под конец счастье как будто повалило Джо Гарперу. Клещ бросался то туда, то сюда и, как видно, взволновался и растревожился не меньше самих мальчиков. Победа вот-вот готова была перейти к Тому; у него уже руки чесались подтолкнуть клеща, но тут Джо Гарпер ловко направил клеща булавкой в другую сторону, и клещ остался в его владении. В конце концов Том не вытерпел. Искушение было слишком сильно. Он протянул руку и подтолкнул клеща булавкой. Джо сразу вспылил. Он сказал:

- Том, оставь клеща в покое.

- Я только хотел расшевелить его чуточку…

- Нет, сэр, это нечестно; оставьте его в покое.

- Да ведь я только чуть-чуть!

- Оставь клеща в покое, говорят тебе!

- Не оставлю!

- Придется оставить - он на моей стороне!

- Послушай-ка, Джо Гарпер, чей это клещ?

- А мне наплевать, чей бы ни был! На моей стороне, значит, не смей трогать.

- А я все равно буду. Клещ мой, что хочу, то с ним и делаю, вот и все.

Страшный удар обрушился на плечи Тома, и второй, совершенно такой же,

- на плечи Джо; минуты две подряд пыль летела во все стороны из их курточек, и все школьники веселились, глядя на них. Мальчики так увлеклись игрой, что не заметили, как весь класс притих, когда учитель, прокравшись на цыпочках через всю комнату, остановился около них. Он довольно долго смотрел на представление, прежде чем внести в него некоторую долю разнообразия.

Когда школьников отпустили на большую перемену, Том подбежал к Бекки Тэтчер и шепнул ей:

- Наденьте шляпку, как будто идете домой, а когда дойдете до угла, как-нибудь отстаньте от других девочек, сверните в переулок и приходите обратно. А я пойду другой дорогой и тоже так сделаю, удеру от своих.

Так они сделали - он пошел с одной группой школьников, она - с другой. Через несколько минут оба встретились в конце переулка и вернулись в школу, где, кроме них, не осталось никого. Они сели вдвоем за одну парту, положили перед собой грифельную доску. Том дал Бекки грифель и стал водить ее рукой по доске, показывая ей, как надо рисовать, и таким путем соорудил еще один замечательный домик. Потом интерес к искусству несколько ослабел, и они разговорились. Том плавал в блаженстве. Он спросил Бекки:

- Вы любите крыс?

- Нет, терпеть их не могу.

- Ну да, живых и я тоже. А я говорю про дохлых - чтобы вертеть вокруг головы на веревочке.

- Нет, крыс я вообще не очень люблю. Я больше люблю жевать резинку.

- Ну еще бы, и я тоже. Хорошо бы сейчас пожевать.

- Хотите? У меня есть немножко. Я дам вам пожевать, только вы потом отдайте.

Том согласился, и они стали жевать резинку по очереди, болтая ногами от избытка удовольствия.

- Вы бывали когда-нибудь в цирке? - спросил Том.

- Да, и папа сказал, что еще меня поведет, если я буду хорошо учиться.

- А я сколько раз бывал, три или даже четыре раза. Церковь дрянь по сравнению с цирком. В цирке все время что-нибудь представляют. Когда я вырасту, то пойду в клоуны.

- Да? Вот будет хорошо! Они очень красивые, все в пестром.

- Это верно. И денег загребают кучу. Бен Роджерс говорит, будто бы по целому доллару в день. Послушайте, Бекки, вы были когда-нибудь помолвлены?

- А что это значит?

- Ну как же, помолвлены, чтобы выйти замуж.

- Нет, никогда.

- А вам хотелось бы?

- Пожалуй. Я, право, не знаю. А на что это похоже?

- На что похоже? Да ни на что не похоже. Вы просто говорите мальчику, что никогда, никогда ни за кого другого не выйдете, потом целуетесь, вот и все. Это кто угодно сумеет.

- Целуетесь? А для чего же целоваться?

- Ну, знаете ли, это для того… да просто потому, что все так делают.

- Все?

- Ну конечно, все, кто влюблен друг в друга. Вы помните, что я написал на доске?

- Д-да.

- Ну что?

- Не скажу.

- Может, мне вам сказать?

- Д-да, только как-нибудь в другой раз.

- Нет, я хочу теперь.

- Нет, не теперь, лучше завтра.

- Нет, лучше теперь. Ну что вам стоит, Бекки, я шепотом, совсем потихоньку.

Так как Бекки колебалась, Том принял молчание за согласие, обнял ее за плечи и очень нежно прошептал ей:

- Я тебя люблю, - приставив губы совсем близко к ее уху; потом прибавил: - А теперь ты мне шепни то же самое.

Она отнекивалась некоторое время, потом сказала:

- Вы отвернитесь, чтобы вам было не видно, тогда я шепну. Только не рассказывайте никому. Не расскажете, Том? Никому на свете, хорошо?

- Нет, ни за что никому не скажу. Ну же, Бекки!

Он отвернулся. Она наклонилась так близко, что от ее дыхания зашевелились волосы Тома, и шепнула: "Я - вас - люблю! "

И, вскочив с места, она начала бегать вокруг парт и скамеек, а Том за ней; потом она забилась в уголок, закрыв лицо белым фартучком. Том, обняв Бекки за шею, стал ее уговаривать:

- Ну, Бекки, вот и все, теперь только поцеловаться. И напрасно ты боишься - это уж совсем просто. Ну же, Бекки! - И он тянул ее за фартук и за руки.

Мало-помалу она сдалась, опустила руки и покорно подставила Тому лицо, все разгоревшееся от беготни. Том поцеловал ее прямо в красные губки и сказал:

- Ну вот и все, Бекки. После этого, знаешь, ты уже не должна никого любить, кроме меня, и замуж тоже не должна выходить ни за кого другого. Теперь это уж навсегда, на веки вечные. Хорошо?

- Да, Том, теперь я никого, кроме тебя, любить не буду и замуж тоже ни за кого другого не пойду; только и ты тоже ни на ком не женись, кроме меня.

- Ну да. Конечно. Это уж само собой. И в школу мы всегда вместе будем ходить, и домой тоже, когда никто не видит, и во всех играх ты будешь выбирать меня, а я тебя, это так уж полагается, и жених с невестой всегда так делают.

- Как это хорошо. А я и не знала. Я еще никогда об этом не слышала.

- Ох, это так весело! Вот когда мы с Эми Лоуренс…

Заглянув в ее широко раскрытые глаза, Том понял, что проговорился, и замолчал, сконфузившись.

- Ах, Том! Так, значит, я не первая, у тебя уж была невеста?

И она заплакала. Том сказал:

- Не плачь, Бекки. Я ее больше не люблю.

- Нет, Том, любишь, ты сам знаешь, что любишь.

Том попробовал обнять Бекки, но она его оттолкнула, повернулась лицом к стене и плакала не переставая. Том опять было сунулся к ней с утешениями и опять был отвергнут. Тогда в нем заговорила гордость, он отвернулся от Бекки и вышел из класса. Он долго стоял в нерешимости и тревоге, то и дело поглядывая на дверь, в надежде, что Бекки одумается и выйдет к нему. Но она все не шла. Тогда на сердце у Тома заскребли кошки, и он испугался, что его не простят. Ему пришлось вынести долгую борьбу с самим собой, чтобы сделать первый шаг, однако он решился на это и вошел в класс. Бекки все стояла в углу, лицом к стене, и всхлипывала. Том почувствовал угрызения совести. Он подошел к ней и остановился, не зная, как приняться за дело. Потом нерешительно сказал:

- Бекки, я… я никого не люблю, кроме тебя.

Ответа не было - одни рыдания.

- Бекки, - умолял он. - Бекки, ну скажи хоть словечко. Опять рыдания.

Том достал самую главную свою драгоценность - медную шишечку от тагана, протянул ее Бекки через плечо, так, чтобы она видела, и сказал:

- Бекки, хочешь, возьми себе?

Она ударила Тома по руке, шишечка покатилась на пол. Тогда Том твердыми шагами вышел из школы и отправился куда глаза глядят, чтобы в этот день больше не возвращаться.

Скоро Бекки начала подозревать что-то недоброе. Она подбежала к двери; Тома нигде не было видно; она побежала кругом дома во двор; его не было и там. Тогда она позвала:

- Том, вернись. Том!

Бекки прислушалась, но никто не откликнулся. Она осталась без товарища, совсем одна, в молчании и одиночестве. Она села и опять заплакала, упрекая себя; а в это время в школу уже начали собираться другие дети; ей пришлось затаить свое горе, унять свое страдающее сердце и нести крест весь этот долгий, скучный, тяжелый день, а кругом были одни чужие, и ей не с кем было поделиться своим горем.

ГЛАВА VIII

Том сначала сворачивал из переулка в переулок, все дальше и дальше от той дороги, по которой обыкновенно ходили школьники, а потом уныло поплелся нога за ногу. Он два или три раза перешел вброд через маленький ручей, потому что среди мальчишек распространено поверье, будто это сбивает погоню со следа. Через полчаса он уже обогнул дом вдовы Дуглас на вершине Кардифской горы, откуда школа на дне долины едва виднелась. Он вошел в густой лес, напрямик, без дороги, забрался в самую чащу и уселся на мох под раскидистым дубом.

Не чувствовалось ни малейшего ветерка; от мертвящего полуденного зноя притихли даже птицы; природа покоилась в оцепенении, которого не нарушал ни один звук; редко-редко долетал откуда-то издали стук дятла, но от этого всеобъемлющая тишина и безлюдье чувствовались только еще сильнее. Душа мальчика была полна тоской, и настроение соответствовало окружающей обстановке. Он долго сидел в раздумье, поставив локти на колени и опершись подбородком на руки. Ему казалось, что жизнь - это в лучшем случае неизбывное горе, и он даже позавидовал Джимми Ходжесу, который недавно умер. Как хорошо, думалось ему, спокойно лежать и грезить, грезить без конца; и чтобы ветер шептался с вершинами деревьев и ласково играл с травой и цветами на могиле; не о чем больше горевать и беспокоиться; и это уже навсегда. Если бы только в воскресной школе у него были хорошие отметки! Он бы с удовольствием умер, тогда, по крайней мере, всему конец. Взять хоть эту девочку. Что он ей сделал? Ровно ничего. Он ей только добра хотел, а она с ним - как с собакой, прямо как с самой последней собакой. Когда-нибудь она об этом пожалеет, да, может, уж поздно будет. Ах, если б можно было умереть - не навсегда, а на время!

Но молодое сердце упруго и не может долго оставаться сжатым и стесненным. Скоро Том начал как-то незаметно возвращаться к мыслям о земной жизни. Что, если б взять да и убежать неизвестно куда? Что, если б уехать - далеко-далеко, в неведомые заморские страны, и больше никогда не возвращаться! Вот что бы она тогда запела! Ему в голову опять пришла мысль сделаться клоуном, но на этот раз она внушила только отвращение. Легкомыслие, шутки, пестрое трико - все это казалось оскорблением его душе, воспарившей в эмпиреи. Нет, лучше он пойдет на войну и вернется через много-много лет, весь изрубленный в боях, овеянный славой. Нет, еще лучше, он уйдет к индейцам, будет охотиться на буйволов, вступит на военную тропу, где-нибудь там, в горах или в девственных прериях Дальнего Запада, и когда-нибудь в будущем вернется великим вождем, весь утыканный орлиными перьями, страшно размалеванный, и в какое-нибудь мирное летнее утро ворвется в воскресную школу с диким военным кличем, от которого кровь стынет в жилах, так что у всех его товарищей глаза лопнут от зависти. Впрочем, нет, найдется кое-что и почище. Он сделается пиратом! Вот именно! Теперь будущее стало ему ясно; оно развернулось перед ним, сияя ослепительным блеском. Его имя прогремит на весь мир и заставит людей трепетать! Он будет со славой носиться по бурным морям и океанам на своем длинном, узком черном корабле под названием "Дух бури", и наводящий ужас черный флаг будет развеваться на носу! И вот, в зените своей славы, он вдруг появится в родном городе и войдет в церковь, загорелый и обветренный, в черном бархатном камзоле и штанах, в больших сапогах с отворотами, с алым шарфом на шее, с пистолетами за поясом и ржавым от крови тесаком на перевязи, в шляпе с развевающимися перьями, под развернутым черным флагом с черепом и перекрещенными костями, - и, замирая от восторга, услышит шепот: "Это знаменитый пират Том Сойер! Черный Мститель Испанских морей!"

Да, решено; он избрал свой жизненный путь. Он бежит из дому и начнет новую жизнь. Завтра же утром. Значит, готовиться надо уже сейчас. Надо собрать все свое имущество. Он подошел к гнилому стволу, который лежал поблизости, и ножиком начал копать под ним землю. Скоро ножик ударился о дерево, и по стуку слышно было, что там пустота. Том запустил руку в яму и нараспев произнес такой заговор:

- Чего тут не было, пускай появится! Что тут лежало, пускай останется.

Потом он разгреб землю руками: показалась сосновая щепка. Он ее вытащил, и открылся уютный маленький тайник, где дно я стенки были сделаны из щепок. Там лежал один шарик. Удивлению Тома не было границ! Он растерянно почесал затылок и сказал:

- Ну, это уж совсем никуда не годится!

Рассердившись, он забросил шарик подальше и остановился в раздумье. Дело в том, что он вместе с другими мальчиками надеялся на одно поверье, как на каменную гору, а оно его подвело. Если зарыть в землю шарик, прочитав при этом какой полагается заговор, то через две недели вместе с ним отыщутся все шарики, которые ты потерял, как бы далеко друг от друга они ни лежали. И оказалось, что все это вранье, даже и толковать не о чем. Все, во что верил Том, поколебалось до основания. Он много раз слыхал, что другим это удавалось, и ни разу не слыхал, чтобы кому-нибудь не удалось. Ему и в голову не пришло, что всякий раз, как он сам пробовал эту штуку, он никак не мог найти свой тайник. Некоторое время он ломал голову над этой задачей и наконец подумал, что тут, наверно, замешалась какая-нибудь ведьма и все испортила. Он решил, что надо это проверить; поискал кругом и нашел в песке маленькую воронку. Он лег на землю, приставив губы к ямке и позвал:

- Лев, лев, скажи мне, что я хочу знать! Лев, лев, скажи мне, что я хочу знать!

Песок зашевелился, на одну секунду показался маленький черный муравьиный лев и в испуге нырнул обратно в ямку.

- Боится сказать! Ну так и есть, это ведьма наколдовала! Так я и знал.

Ему было хорошо известно, что с ведьмами сладить трудно, не стоит даже и пробовать, и он махнул рукой на это дело. Однако он подумал, что, пожалуй, стоило бы отыскать шарик, который он забросил, и терпеливо принялся за розыски. Но найти шарик не мог. Тогда он вернулся к тайнику, стал на то самое место, с которого бросал шарик, вынул из кармана второй шарив и бросил его в том же направлении, приговаривая:

- Брат, ступай ищи брата!

Он заметил, куда упал шарик, побежал туда и стал искать. Должно быть, шарик упал слишком близко или слишком далеко. Том проделал то же самое еще два раза. Последняя проба удалась: шарики лежали в двух шагах друг от друга.

Как раз в эту минуту под зелеными сводами леса послышался слабый звук жестяной игрушечной трубы. Том сбросил куртку и штаны, сделал из подтяжек пояс, разгреб хворост за поваленным деревом и обнаружил там самодельный лук и стрелы, деревянный меч и жестяную трубу; в один миг он подхватил все эти вещи и пустился бежать, босиком, в развевающейся рубашке.

Скоро он остановился под высоким вязом, продудел ответный сигнал, а потом, приподнявшись на цыпочки, стал что-то осторожно высматривать из-за дерева. Он сказал предостерегающе своим воображаемым товарищам:

- Стойте, молодцы! Не показывайтесь из засады, пока я не протрублю!

Из леса вышел Джо Гарпер, в таком же воздушном одеянии и так же богато вооруженный, как и Том. Том окликнул его:

- Стой! Кто смеет ходить в Шервудский лес без моего дозволения?

- Гай Гисборн не нуждается ни в чьем дозволении. А ты кто таков, что… что…

- …смеешь держать такую речь? - подсказал Том: они говорили "по книжке" наизусть.

- Кто ты таков, что смеешь держать такую речь?

- Кто я? - Робин Гуд, и твой презренный труп скоро это узнает.

- Так ты и вправду этот славный разбойник? Что ж, я буду рад сразиться с тобой, - решим, кому быть хозяином дорог в этом веселом лесу. Нападай!

Они схватились за деревянные мечи, подбросав остальные доспехи на землю, стали в оборонительную позицию, нога к ноге, и начали серьезный, обдуманный поединок, по всем правилам искусства: два удара вверх, два вниз. Вдруг Том сказал:

- А теперь, если ты понял, в чем штука, валяй поживей!

И они начали "валять" с таким усердием, что совсем запыхались и взмокли.

Наконец Том крикнул:

- Падай! Да падай же! Чего же ты не падаешь?

- Не хочу! А чего ты сам не падаешь? Тебе больше досталось.

- Что ж такого, это еще ничего не значит. Не могу же я падать, когда в книжке этого нет. В книге сказано: "И тогда одним мощным ударом в спину он сразил злополучного Гая Гисборна". Ты должен повернуться, и я тогда ударю тебя по спине.

С авторитетом книги спорить не приходилось, поэтому Джо Гарпер подставил спину, получил удар и упал.

- А теперь, - сказал Джо, вставая, - давай я тебя убью. А то будет не по чести.

- Нет, это не годится; в книжке этого нет.

- Ну, знаешь, это просто свинство, больше ничего.

- Ладно, Джо, ты будешь монахом Тэком или сыном мельника и изобьешь меня дубиной; или я буду шериф Ноттингемский, а ты станешь Робин Гудом и убьешь меня.

Оба остались довольные таким решением, и все эти подвиги были совершены. После чего Том снова сделался Робин Гудом, и монахиня-предательница не перевязала его рану, чтобы он истек кровью. И наконец Джо, изображая целую шайку осиротелых разбойников и горько рыдая, оттащил его прочь, вложил лук и стрелы в его слабеющие руки, и Том произнес: "Куда упадет эта стрела, там и похороните бедного Робин Гуда под зеленым деревом". Потом он пустил стрелу, откинулся на спину и умер бы, если б не угодил в крапиву, после чего вскочил на ноги довольно живо для покойника.

Мальчики оделись, спрятали оружие и пошли домой, сокрушаясь о том, что на свете больше нет разбойников, и раздумывая, чем же может вознаградить их современная цивилизация за такую потерю. Они говорили друг другу, что скорее согласились бы сделаться на один год разбойниками в Шервудском лесу, чем президентами Соединенных Штатов на всю жизнь.

Отправить на печатьОтправить на печать