Собралась голытьба на Дону.
Дон, волнуясь, встречает весну.
Отчего ж его «тихим» зовут
Те, что здесь берегами живут?
А живут возле Дона-реки
Беглецы, батраки, бедняки,
Что в казачьи станицы пришли,
Никого не лишая земли.
Основались, устроились тут,
Никому не мешая, живут.
А ещё здесь, меж вольных степей,
Те живут, что не знали цепей,
Те казаки, чья доля легка,
Что на бедных глядят свысока,
Что богаты в станицах своих,
Каждый ест, каждый пьёт за двоих.
Этим только бы жить — не тужить
Да оружьем царю послужить,
От татар охраняючи юг.
Ну, а правит казаками «круг»,
А казачья столица у них
На Дону, что спокоен и тих,
И Черкасском зовётся она;
Всем станицам столица нужна.
Там Корнила, там Яковлев сам
Атаман всем казачьим делам.
Так и было. Бедняк без угла,
Голь казацкая к Стеньке ушла,
А казак, что богат, домовит,
За спиной у Корнилы сидит.
Оба стана на тихом Дону.
Главари будто чуют войну,
Оба властны и оба сильны
И презренья друг к другу полны.
И грозится Корнила в «кругу»,
Что покажет он Стеньке-врагу.
Если ж Разин, голяцкий глава,
О Корниле услышит слова,
Отойдёт, ничего не сказав,
Только пламя метнётся в глазах.

1667 год

ШЛИ ПО ВОЛГЕ КОРАБЛИ, А ДО МЕСТА НЕ ДОШЛИ

Как по первым весенним туманам,
По весенней, широкой воде
Шли по Волге суда караваном,
Быстро шли, не стояли нигде.
Впереди были царские струги,
Что за рыбою в Астрахань шли,
После них патриаршие слуги
Патриаршие струги вели.
А за ними на стругах пшеницу
Выслал в Персию русский купец.
Струги ссыльных бродяг из темницы
Приплелись к каравану в конец;
Этих ссыльных Москва посылала
щелкните, и изображение увеличитсяВ города для казённых работ,
И меж ними встречалось немало
Беглецов от жестоких господ.
В Нижнем — слухи, сомненья и страхи.
Караульных послали купцы,
Стерегли патриаршье — монахи,
А царёво хранили стрельцы.
Плыли ночи, и дни, и недели,
Песни ссыльных неслись над волной.
Журавли им навстречу летели,
Возвращаясь на берег родной.
Журавли озирались тревожно
И кричали «курлы» да «курлы».
«Эй вы, струги, гляди осторожно!
На буграх ведь степные орлы!»

А на струге, где ссыльные «воры»,
Где частенько хозяйничал кнут,
Начинались в ночи разговоры,
Лишь надсмотрщики крепко уснут.
Шепотком говорили друг другу,
Что на Волге есть ныне места,
Где богато гружённому стругу
Люди прочат беду неспроста.
На бугре средь разбойного стана
Чародей там сидит на кошме;
Видит он все суда каравана,
На кошме поднимаясь во тьме.
Колдовская кошма-невеличка —
Ей подвластна, послушна вода.
Клич разбойничий «Сарынь на кичку!»
Остановит любые суда.

 

И вот этому страшному слову
На воде подчиняется струг,
И от взгляда того колдовского
Каменеют все люди вокруг.
Ни пред кем никогда не робея,
Налетает он, грозен и лют,
И того колдуна-чародея
Стенькой Разиным люди зовут.
Так шептались на стругах с опаской
И сидели ночами без сна,
Забавляли друг друга той сказкой,
Только правдою стала она.
Подходил караван под Камышин
В поздний час, на вечерней заре.
Резкий свист над рекою был слышен,
И пылали костры на бугре.
Рассыпались над пламенем искры.
Разглядеть не успели стрельцы,
Как на струги неслыханно быстро
Налетели в челнах удальцы.
С диким гиканьем, с посвистом страшным
Осаждала суда голытьба.
Царским слугам в бою рукопашном
Приготовила гибель судьба.

И над всею над той голытьбою
Встал главарь, за которым — простор,
Сильный, статный, лицо чуть рябое,
Зычный голос и огненный взор.
Обращался он к чёрному люду:
«Всем вам воля! Иди кто куда!
Я держать вас насильно не буду,
Вот вам суша, а вот вам вода!
Я пришёл по боярскую душу,
Буду бить я того, кто богат,
А с народом я дружбы не рушу,
щелкните, и изображение увеличитсяС бедняком поделюсь я, как брат!»
Все, кто звался «бродягой» и «вором»,
Сбросив с ног ненавистную цепь,
Песню вольную грянули хором,
Уходя за свободою в степь.
И стрельцы перешли к атаману,
Кто попроще да кто посмелей,
А начальник того каравана
С головою расстался своей.
Всё сошло без помехи Степану.
Подсчитали, когда рассвело:
Из дворцовой стрелецкой охраны
Двести душ к голытьбе перешло,
Да четыре гружёные струга,
Да порожних посудин с пяток…
Тёплый ветер овеял их с юга,
Разгорался зарёю восток.
Ну-ка, голод, попробуй задень-ка!
В Волге — рыба, на стругах — хлеба.
Вольным — воля, да песня, да Стенька!
Вниз по Волге пошла голытьба…

КАК У ДОНА У РЕКИ ПОВСТРЕЧАЛИСЬ ВОЖАКИ

 

Алексей сидит
Во дворце своём.
Государь сердит —
Нет лица на нём.
Да и как же тут
Не сердитым быть,
Если может люд
Стыд и страх забыть!
Нынче хлопоты
У помещиков
От холопов их,
Перебежчиков.
Да бывало ль встарь
Столько сраму-то?
И читает царь
Снова грамоту.

«Государь ты Царь, наш Великий Князь,

Бьем челом тебе, Всем Святым клянясь,

Мы помещики Соловьевские,

Мы и Тульские, мы и Веневские.

Мы челом тебе, Государю бьем

О помещечьем о добре своем.

Как под Тулою, над Упой-рекой,

Стан разбойничий отнял наш покой.

Вор Василий Ус атаманом там,

Он над беглыми верховодит сам.

Ну с полтысячи он привел сюда,

Да на нас на всех с ним пришла беда.

Васька Ус мутит всех крестьян вокруг,

Он манил от нас и дворовых слуг,

И бегут к нему люди семьями.

Без холоп тех нам-то с землями

Лишь великое разорение,

Оскудение, запустение!

Государь наш Царь, пощади ты нас

Да войскам своим ты отдай приказ

Отогнать скорей рать разбойную

Да вернуть нам всем жизнь спокойную.

Уж избавь ты нас от потерь да краж,

Будь к нам милостив, Государь ты наш!»

Чтоб ушла беда,
Чтоб ушла скорей,
Царь велел туда
Выслать пушкарей.
Хоть Упа-река
Уж не так близка,
Через два денька
Подошли войска.
Подошли полки,
Чтобы взять врага, —
Видят: у реки
Пусты берега.
Зоркий, что орёл,
Был Василий Ус —
Он своих увёл,
Хоть и не был трус.
И от той поры,
Как явился он.
Тыщи полторы
С ним ушло на Дон.
Беглецов влекли
Степи ровные —
Туляки пошли,
Подмосковные,
По пути пошли
Незаказанну —
Все пути вели
К Стеньке Разину.
Возле города Кагальника,
На донецком островке,
Где весной водились в тальниках
Тучи уток на реке,
Появился люд на острове
И нарушил их покой,
И в смятенье крылья пёстрые
Замелькали над рекой.
Устрашась гостей непрошеных,
Утки снялись на восток,
А на травах, ими брошенных,
Вырос новый городок.

И туда к Степану тянется
Отовсюду беглый люд.
Кто придёт, тот и останется —
В эти сотни всех берут.
Тут свои казаки, местные,
И крестьяне-беглецы.
Разин грамоты «прелестные»
С Дона шлёт во все концы.

Вот туда-то, в степь донецкую,
Далеко от барских сёл,
Всех в станицу молодецкую
За собою Ус привёл.
И в могучие объятия
Взял Василия Степан.

До утра шумела братия,
Принимая новых в стан.
Под присягу атаманскую
Подвели два вожака
Все казачьи, и крестьянские,
И холопские войска.

Русский люд отвагой славится;
Не теряя время зря,
Решено было отправиться
На столицу, на царя.
И дорогами короткими
С Дона к Волге, по степям,
В снаряжении и с лодками
Рать свою повёл Степан.

Там теперь (вглядись, читатель мой,
В эту карту, чтоб ты знал)
Вырыт новый, замечательный
Волго-Дон, большой канал.

 

1670 год

КАК У ЦАРСКИХ ВОЕВОД РАЗИН АСТРАХАНЬ БЕРЁТ

Что за дым плывёт над водами,
Смоляной, тяжёлый дым?
То расстелется разводами,
То стоит столбом седым.
И трещит, пылая в пламени,
Тот, что в Астрахань пришёл, —
С золотым орлом на знамени
Боевой корабль «Орёл».
Зарядил он пушки новые —
Мощных двадцать два жерла,
Чтобы залпами громовыми
Встретить Разина-орла
И разбить его бунтарскую
Семитысячную рать,
Что решила крепость царскую —
Город Астрахань забрать.
И могла бы рать огромная
В том бою костьми полечь,
Только Разин ночью тёмною
Сам успел корабль поджечь.
И костром над гладью водною
Тот корабль сгорел дотла,
А в то время месть народная
В город Астрахань вошла,
Хоть готовили заранее
Гарнизоны на валу —
Ядра, камни для метания
И кипящую смолу.

Враг стоял за каждым выступом,
На стенах и у ворот,
Да Степан пошёл не приступом,
А вокруг повёл, в обход.
По садам, по виноградникам
Рать привёл он в те места,
Где открыла Ходы ратникам
Городская беднота.
Как взошли, из пушек грянули:
Раз! Два! Три! Четыре! Пять!
Все стрельцы от стен отпрянули —
Видят, надо город сдать.
Все семь тысяч в город хлынули,
Зашумели бунтари,
С колокольни сами скинули
Воеводу бунтари.

 

В первый день считали головы
Царских слуг — князей, бояр,
У купцов для люда голого
Отбирали весь товар.
Выпадало этой долюшке
Двадцать семь горячих дней:
Пусть узнает царь, что волюшка
Царской власти посильней,
Что идут войска народные
С грозным Стенькой во главе
Истребить царю угодные
Распорядки на Москве,
Разогнать гнездо-боярщину,
Разгромить её оплот*
Снять налог, оброк и барщину
И освободить народ.
«Вот бы нам царя хорошего,
Чтоб спокоен был и тих.
Только где сейчас найдёшь его?
Разве выбрать из своих
Молодого государя нам?»
И не думал люд о том,
Что сильны цари боярином,
Дворянином да купцом.
Но свободы русской зарево
Разгоралося вокруг —
Против силы государевой
Города восстали вдруг.
Слава Разина победная
По Руси пошла теперь,
В каждом доме люди бедные
Раскрывали Стеньке дверь.
То не воры, не разбойнички —
Шли вдоль волжских берегов
Стеньки Разина работнички
На боярство, на врагов.

ВСПОМИНАЕМ И ПОНЫНЕ О ПЕРВОЙ РУССКОЙ ГЕРОИНЕ

То не ворон, то не птица
Пролетела в тишине —
То монахиня-черница
Мчалась лесом на коне.
Меж стволами покрывало,
Словно крылья, трепетало,
И косился конь слегка
На чудного седока.
К Стеньке Разину стремилась,
Третью ночь в седле, без сна.
Что ей будет? Гнев иль милость?
Не ошиблась ли она?
В монастырских стенах всюду
Проклинают бунтарей,
Говорят честному люду:
Стенька Разин-де злодей.
А она, затеяв дело,
Монастырь покинув свой,
Убежать сама посмела
В стан Степана боевой.

И Алёна соскочила
С запылённого седла,
И лицо росой умыла,
И коню травы дала.
Отдышалась, постояла,
Стиснув зубы. А в груди
Сердце трепетно стучало,
Вот уйми его, поди!
Набралась Алёна силы
И, закрыв глаза на миг,
Под уздцы коня схватила,
Зашагала напрямик…

Солнце только выплывало,
Как Алёна подошла
К атаманскому привалу
Близ рыбацкого села.
Тихо таяли туманы,
У реки пылал костёр.
Собирались атаманы
К Стеньке Разину в шатёр.
Алексеев, Харитонов
И Сергей Кривой пришёл,
На совет явился с Дона
Брат Степана — Разин Фрол.
Все герои, все бесстрашны,
Все могучи и сильны,
Все своей Руси «бунташной»
Беспокойные сыны.

В чёрной рясе запылённой,
Так стремительна, храбра,
Подошла к шатру Алёна,
Подняла завес шатра.
В полумраке шум и споры,
Брань да хохот, разговоры,
Но в шатёр вошла она —
Вместе с нею тишина.
Тишина и удивленье —
Что за странное явленье!

От волненья вся бела,
Так Алёна начала:
«А к Степану Тимофеичу
С Арзамаса мы пришли,
Чтоб Степану Тимофеичу
Поклониться до земли.
Бьём челом тебе, покорные,
Справедливый атаман!
Не гляди на рясы чёрные
Да на мой духовный сан.
Я пришла к тебе с надеждой —
Дай нам меч, пищаль, копьё,
А под этою одеждой
Бьётся сердце, как твоё.
Я хочу служить народу,
Дай мне силы боевой;
А не дашь, так лучше в воду,
В реку, в омут головой!
Верь мне: я тебе подмога,
И за мной народ пойдёт.
Беглых, бедных ныне много,
И всё больше, что ни год.
Гневом Русь кипит, что пекло;
Коль скажу, так не совру:
Мужиков, холопов беглых
Тысяч семь я соберу.
Будем биться день и ночь,
Чтобы Разину помочь!
Только было бы чем биться,
Будем брать с тобой столицу.
Верь мне, батюшка Степан,
Справедливый атаман!»
Тут Алёна вдруг смешалась,
Провела рукой по лбу,
Замолчала и прижалась
К деревянному столбу.

 

В стенки гулко ударяясь,
Шмель кружился под шатром;
Атаманы, удивляясь,
Все молчали впятером.
«Не видал ещё доселе, —
Вдруг подумал Стенька вслух, —
Чтобы в слабом бабьем теле
Жил такой могучий дух!
Ну, голубушка-черница,
Бабья сила велика:
Ни в одной донской станице
Нет такого казака.
Дам тебе вооруженья —
Много дать я не могу,
Но для первого сраженья
Кое-чем вам помогу.
Дальше сами добывайте,
У боярства отбирайте.
А за то, что ты со мной,
Вот поклон тебе земной!»
Стенька встал перед Алёной
И Алёне удивлённой
Поклонился до земли.
Кудри на землю легли.
Молодцы молчали стоя,
Не сводя со Стеньки глаз:
С грозным батькою такое
Сотворилось в первый раз.
А вверху, невидим глазу,
Всё гудел косматый шмель
И замолк внезапно, сразу —
Отыскал, наверно, щель…
Поздно вечером от стана
Отъезжал большой отряд —
То Алёну-атамана
Провожал Степан назад.
Шли возы с тяжёлой клажей,
Охранялись крепкой стражей;
Первым ехал богатырь,
Позабывший монастырь,
В алом бархатном кафтане,
Что пришёлся как литой,
В кушаке, при ятагане
С рукояткой золотой.
То не ворон, то не птица,
Не монахиня-черница —
Воин, долг исполнив свой,
Шёл за славой боевой.
И нашла Алёна славу
На войне, в боях — по праву
Эта слава к ней пришла
За отважные дела.

Был у воина Алёны
И товарищ и слуга —
Светло-серый конь холёный,
Что ходил с ней на врага.

 

Сколько раз в бою кипучем,
В самый страшный час борьбы,
Под Алёной конь могучий
Становился на дыбы!
И откуда эта сила,
Если женщина сплеча
Наповал врага разила
Острым лезвием меча?
Сколько раз по мановенью
Крепкой маленькой руки
Разбегалися в смятенье
Государевы полки!
Но однажды у Кадома
Из засады пулей вдруг
Был убит врагу знакомый
Серый конь — Алёны друг.
И попала в окруженье
Рать Алёны в этот раз,
Потерпела пораженье
Рать Алёны в этот час.
Всех повстанцев перебили
Государевы полки,
В плен Алёну захватили
Государевы стрелки…

То не зоренька печальная
Обагрила край земли,
Не лучи её прощальные
По-над кровлями легли —
То над площадью базарною
Полыхал, трещал костёр,
Пелену свою угарную
В поднебесье дым простёр.
Город Темников в смятении,
А над ним нависла тень,
На торгу людей скопление
Не в базарный — в будний день.
Глядя в ужасе на зарево,
Говорили, что, мол, тут
Ныне слуги государевы
Атамана-бабу жгут —
Атамана небывалого,
Что за смердов и рабов
Да за старого да малого
Жизнь свою отдать готов.
Атаман, что бабью долюшку
Непокорно скинул с плеч,
Променял на вольну волюшку
Да на грозный, верный меч…
Уж и площадь вся запружена,
А народ всё шёл и шёл —
Шёл заморенный, натруженный
Изо всех окрестных, сёл.
Люди шли, от страха белые,
От волненья чуть дыша,
А в костре горела смелая,
Неподкупная душа,
Героиня легендарная,
Что любила свой народ.
Ей отчизна благодарная
Нынче славу пропоёт.