РЕДКО ВСТРЕЧАЮЩИЕСЯ ВИДЫ КОЛЛЕКЦИОНИРОВАНИЯ
Люди всегда любили что-нибудь собирать. Любили окружать себя чем-нибудь. Хорошо известно, что и в доме без крыши существовало большое число различных коллекций. Некоторые из них сохранились, от некоторых не осталось и следа, от иных осталось только название. Отдельные предметы из этих коллекций попали в фонды известнейших музеев, другие привлекли внимание лишь непрофессиональной публики, а некоторые, к сожалению, окончательно утрачены во всех трех временах.
Из множества коллекций, в существовании которых можно быть обоснованно уверенными, в доме без крыши нам известны следующие: коллекция молочных зубов, коллекция взглядов на закат солнца, коллекция будущих успехов Подковника, коллекция всегда новых впечатлений, возникающих при слушании музыки, собрание способностей задаваться вопросами, собрание Воображаемых точек, коллекция запахов, салфеток, теней, оттенков голубого цвета, записок для памяти, собрание сравнений, собрание скульптур из цикла «Форма и мыло», коллекция загадочных событий, фиалок, клочков шерсти против сглаза, использованных спичек, клубков загадок, коллекция нераспакованных карт, которые не изображают ни небо, ни землю, и собрание миниатюр, имеющих форму сердца. (По данным журнала «Музеелогический магазин», № 3—4, Нью-Йорк,
AHATOMMKA VI
С точки зрения сгущенности действительности можно выделить три основные формы существования, через которые проходит тело: газообразное, жидкое и твердое агрегатное состояние.
Ярко выраженная воздушная форма, а по сути деда отсутствие формы, является важнейшей отличительной чертой газообразного агрегатного состояния. У людей классическую форму такого способа существования представляет собой сон. Молекулы действительности, отдельные частицы зернистой структуры человека (см. Анатомику IV), во время сна находятся друг от друга на таком расстоянии, что взаимная сила притяжения между ними чрезвычайно мала. Во сне человеческое «тело» безгранично расширяется, достигая немыслимой высоты и занимая необъятные пространства.
В другой основной форме — жидком агрегатном состоянии — сгущенность действительности значительно возрастает. Человек находится между явью и сном. Он одновременно и ограничен и неограничен, способен на взлеты, а иногда вынужден уподобляться беспомощной стоячей воде. Известные примеры такого способа существования — это состояние лунатизма, кома, у женщин беременность.
Полная сгущенность молекул действительности — это характеристика твердого агрегатного состояния. Человек при этом предстает в таком виде, какой он имеет наяву. Он теряет легкость и свободу движения и приобретает тяжесть и хрупкость, поэтому в такой форме он чаще всего ломается.
Достойно сожаления, что большая часть человечества упрямо продолжает существовать только в одной форме (как правило — в третьей), отвергая две первые как несерьезные и опасные. К счастью, правда, такую ошибку эволюции исправляет небольшая группа людей, которые, без страха меняя агрегатные состояния, пользуются в жизни всеми преимуществами воздуха, воды и камня.
|
Татьянин голос был похож на горный ручей, который летит впереди самого себя, прыгает с камня на камень, вздымается вверх, падает вниз, разбрасывает брызги и сверкает тысячами семян света, из которых где-то вдалеке прорастает разноцветный сноп радуги. а) Пена, которая получалась из мыла-скульптуры Подковника, укрыла Сашины плечи подобно мягчайшему меху, и она наконец поняла: человеку бывает так мягко только тогда, когда он окутан любовью. б) Эстер как можно выше поднимала свои веки, стараясь уместить Богомила в своих огромных глазах, так лее как моряки поднимают паруса, надеясь на ветер, который увлечет их в сторону теплых морей. в) |
Иллюстрация 32. Из коллекции сравнений: а) «Строительство радуги», комбинированная техника, 300x900 см, 1991 год, Метрополитен-музей, Нью-Йорк; б) «Мягкость», пастель, 21x38 см, 1991 год, Королевский музей изящных искусств, Брюссель; в) «Плаванье», витраж, 18x62 см, 1992 год, частное собрание, Вена.
ЭРОС ИЛИ ТАНАТОС
На Сашу он напал в ванной. Дождался момента, когда она проявила неосмотрительность (вместе с одеждой сняла с себя и амулет, состоящий из пятидесяти двух составных частей), и устремился на нее волной искушения. Неожиданно, несмотря на то что все краны были еще закрыты, ванную комнату заполнило облако пара. Водопроводные трубы застонали и заревели. Сашу, оставшуюся обнаженной, охватил жар. На груди, под мышками, вокруг талии, на сгибах рук и ног, над щиколотками появилось ровно (она быстро их пересчитала) 666 капелек пота. Она тут же схватила полотенце и начала стирать каплю за каплей, но стоило ей избавиться от одной, как на ее месте появлялась новая. Голова у нее кружилась то справа налево, то наоборот, тепло одурманивало, колени ослабели, а ступни покалывало, будто она стоит на полу, посыпанном зернами проса. На поверхности туалетного, обычного зеркала, висевшего над раковиной, прежде чем и оно начало запотевать от пара, Саша видела только себя, а это было верным знаком того, что и Он находится рядом с ней. Кроме того, она явственно чувствовала на шее его горячее дыхание, вдоль спины скользил сверху вниз жар его прикосновения.
Не будь Саша совершенно обнаженной, она безусловно выскочила бы из ванной и позвала бы нас на помощь, но так, в таком виде, она стояла абсолютно беспомощная , не двигаясь ни туда, ни сюда, почти смирившись с тем, что стала жертвой.
Это, видимо, понимал и Он. Неторопливо, без спешки, крутился вокруг нее, понимая, что бежать ей некуда (да ведь, в конечном счете, от него и не убежишь). Тысячелетний опыт говорил ему, что если она кому и принадлежит, то только ему.
Чем-то, а это наверняка была его рука, Он провел по ее волосам, даже дотронулся до плеча. Сашина кожа покрылась мурашками, язык как будто распух, в горле застрял комок, грудь часто вздымалась, живот стал твердым, вниз по нему и по всему телу стремительно распространились ужасный страх и не менее сильное возбуждение.
— Ты моя, ты моя… — хрипло шептал Он.
Она отрицательно покачала головой, налево-направо. Напрасно, ее уши продолжал наполнять его шепот.
— Ты моя, ты моя… — повторял голос, опутывая ее, как молочная паутина, покрывал ее плечи, как мокрыми листьями, поцелуями, дотрагивался до нее прикосновениями сухого морского Песка, окутывал запахом смолы растущих на островах сосен, колыхал все ее тело, будто длинные водоросли.
— Да, я твоя, — согласилась Саша, и тут послышался знакомый звук — кто-то стучал в дверь ванной.
— Саша, открой, пожалуйста, мне нужна расческа, ресницы запутались, — с трудом разобрала она голос Люсильды.
Тут же, будто кто-то разбил окно, жара неожиданно исчезла. Его шепот затих, прикосновения прекратились, что-то зашуршало, зашипело, заклокотало, как будто вода полилась через сливную трубу. Порыв свежести разорвал нити молочной паутины и очистил пол от проса. Саша, все еще трепеща, нащупала ручку двери и повернула ключ, Люсильда открыла дверь.
Последствия нападения в ванной комнате были следующими: комочки извести, образовавшиеся на стенах из-за большой влажности, постоянная запотелость зеркала над раковиной и ровно, мы их тщательно пересчитали, 666 крохотных красных точек, как от укола сосновой иголкой, повсюду, вдоль и поперек Сашиного тела. Комочки извести мы трогать не стали (они показались нам даже симпатичными), зеркало заменили, а следы уколов залечили оливковым маслом. Кроме всего этого, Богомил заткнул пробками все сливные отверстия, а позже залил в них воду, в которой два часа варилась осиновая кора. Всем нам Драгор прочел короткую нотацию:
— Заклинаю вас, никогда не расставайтесь с амулетами!
И если не считать нескольких разговоров обо всем, что произошло, этим все и кончилось, точнее — этим все и кончилось для нас.
Для Саши же все продолжалось, правда теперь по-другому. Каждую ночь она играла в очень опасную игру. Уже лежа в постели, перед тем как заснуть, она, бросая вызов судьбе (а как иначе это назовешь?), быстро снимала с себя вышитый мешочек, содержащий одну восьмую часть смеси из пятидесяти двух ингредиентов. Ее тело обливал жар, кто-то прикасался к ее шее, плечам, бокам и ногам, грудь и живот твердели, а знакомый голос шептал:
— Ты моя, ты моя…
Испуганная, в мокрых простынях, Саша быстро возвращала амулет на место, и все исчезало, оставался только сладкий страх или, может быть, возбуждение, которое и заставляло ее и следующей ночью отдать свои длинные водоросли во власть приливу искушения.
ИЛИ ТОЛЬКО ОДНО СОЗДАНИЕ
В последнее время среди тех, кто занимается изучением мифологии, все большее распространение получает мнение, что Эрос и Танатос представляют собой одну и ту же «персону» двойного характера. Однако на беду приверженцев такого утверждения, никто еще не установил, каков внешний вид этого странного «соединения», а если такие и существуют, то у них нет желания, а может, и смелости, описать его, и пока что неизвестны атрибуты создания, которое, как предполагают многие, с незапамятных времен управляет людьми. Какое оно: золотые или черные у него крылья, легкие или тяжелые одежды, добрые или злые глаза, нежное или резкое прикосновение, а может, все сразу — это вопросы, перед которыми пока еще не открылась дверь знаний.
Еще более загадочной делают проблему весьма скудные источники и литература, содержащие совершенно необъяснимые «подсказки». Чуть более внятные намеки содержит Энциклопедия Serpentiana. В главе «Посредник между жизнью и смертью» под единственной поддающейся переводу фразой «Вся сила его лежит в мече обоюдоостром» находится иллюстрация, узкая, как щель над той самой дверью:
|
Одной стороной |
Иллюстрация 33. «Меч посредника между жизнью и смертью», иллюминация из Энциклопедии Serpentiana, 15x3 см, год создания неизвестен, собственность Драгора.
ОНА БУДТО ОТЫСКАЛА ТУ САМУЮ МИФИЧЕСКУЮ ТРОПУ, КОТОРАЯ СОЕДИНЯЕТ ЗЕМЛЮ И НЕБО
После того как Богомил расставил стулья и кресла в два ряда, а Саша принесла в комнату на втором этаже кувшин с лимонадом, сливовый джем, вино из ежевики, абрикосовую наливку и некоторые другие вкусные вещи, каждый выбрал себе место, откуда собирался смотреть представление, которое приготовила для нас Люсильда. Босоногая, в облегающем белом костюме, она сейчас на миг закрыла глаза, чтобы сосредоточиться. Мы подбадривали ее теплыми аплодисментами, на которые она ответила легким поклоном и первым прыжком. Прыжок был самым обыкновенным — такой был бы под силу каждому. Потом, не оставив нам времени для того, чтобы разочароваться в ней, она подпрыгнула снова. Этот прыжок оказался гораздо выше, он выглядел почти невероятным, однако артистка снова опустилась на пол. А затем, сгруппировавшись и несколько раз моргнув, Люсильда снова устремилась вверх и вопреки нашим ожиданиям там и осталась. Одну или две минуты, паря, как будто она не обладает ни малейшей примесью тяжести, она «стояла» метрах в двух над нашими головами, а затем сделала колесо назад и взвилась к небу. Моргая все быстрее и быстрее, так что казалось, что она остается в воздухе именно благодаря движению своих длинных и густых ресниц, Люсильда поднималась все выше и выше,
— Ух ты! — тер глаза Подковник.
— Браво, браво! — кричали мы снизу.
— Магия! — Подковник уже начал вслух разрабатывать свою новую теорию. — Итак, поздней осенью хорошо плодоносит и магия.
А наверху Люсильда летала. Она все больше и больше удалялась от поверхности земли, потом вдруг камнем падала вниз, заставляя нас охать от ужаса, затем стремительно взмывала ввысь, где только одни мы и могли ее разглядеть. Стая птиц застыла на горизонте, от удивления забыв махать крыльями. Два облака, рассыпавшись от изумления на мелкие облачка, бежали с неба, широкой дугой облетев Люсильду, выполнявшую в небе самые разные фигуры. Она кружила, раскинув руки, выпрямляясь, и ходила, как будто отыскав ту самую мифическую тропу, которая соединяет землю и небо, потом делала пируэты, звезды, повороты, спирали, сальто. Взлетала вверх, как пушинка от одуванчика, и спускалась, покачиваясь вправо-влево наподобие падающего берёзового листа.
Когда Люсильда мягко спустилась на паркет нашей комнаты на втором этаже, ее ресницам пришлось смириться с обычной скоростью движения и она с широко раскрытыми глазами и улыбкой на лице смотрела на наши изумленные лица.
— Браво, браво! — выкрикивали мы, а наши ладони уже болели от аплодисментов.
На краях ее босых ступней светилась пыль, как будто там, где она только что побывала, где-то на небе, она проходила по тропе, хорошо замаскированной среди буйных солнечных лучей.
ЦИТАТА
«Ресницы — волоски, расположенные по краям век, служат для полета и защиты глаз, например от пыли. Слипшиеся ресницы свидетельствуют о воспалении, которое следует лечить глазными мазями. Выщипывание ресниц может привести к проникновению инфекции, а нанесение на них краски вызвать воспаление роговицы и глазной соединительной ткани. Ухаживают за ресницами с помощью маленьких расчесок или щеток, рекомендуется наносить мягкие масла». («Энциклопедия здоровья». Белград,
|
Когда Габриэла спустилась, два солдата, вооруженных арбалетами, схватили ее за руки, а третий грубыми ножницами, такими, какие использовались для стрижки овец, отхватил ее длинные волосы и ресницы, чтобы с их помощью она снова не улетела в сторону неба. Увидев, как падают в грязь ее локоны, собравшаяся толпа устрашающе заревела: Увлеченная столь желанной картиной смерти, толпа не замечала, как над площадью из густого дыма, возможно благодаря порыву ветра, а может быть, и чему-то еще, соткалась белая фигура ангела с распростертыми крыльями, волнистыми волосами и длинными-длинными ресницами. |
Иллюстрация 34. Хуан Мануэль Ридруэхо, «Sanctum officium», гравюра, 175x130 см, XVII век, музей Прадо, Мадрид,
НОМЕР СТО ЧЕТЫРЕ, ГДЕ ЖИВЕТ ТЕАТР
(Восстановленное по воспоминаниям начало пасторали Подковника «Похищение пастушки», премьера которой должна была быть приурочена к празднованию годовщины проживания в доме без крыши, но которая никогда не была закончена по причине, описанной на задней стороне этого куска вощеной бумаги. Рукопись была уничтожена, воспоминание о ней находится в коробке из-под конфет «Fruit Drops», той, на которой написано «Номер сто четыре, где живет театр».)
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
ПОДКОВНИК — молодой пастушок
САША — молодая пастушка
БОГОМИЛ — злой сатир
ДРАГОР — мудрый старец
ЭСТЕР — богиня зари АНДРЕЙ — бог ночи и тьмы
ТАТЬЯНА — богиня не только тишины, но и сладкозвучного птичьего пения
ЛЮСИЛЬДА — богиня ветра
Действие происходит на лугу и в лесу
ПЕРВЫЙ АКТ
ПОДКОВНИК. Что за скрип я слышу?
САША. Это пробуждается заря.
ЭСТЕР (обращаясь к публике). Я — заря.
ПОДКОВНИК. О, как я счастлив, ведь нас покинул мрак. ( Смотрит вдаль, то есть в сторону дивана, который скрывает Андрея, играющего мрак .)
Через сцену пробегает Люсильда.
ПОДКОВНИК. Вот и благодатный ветер освежает наши лица.
САША (повернувшись к Молчаливой Татьяне). А сколь приятна утренняя тишина.
ПОДКОВНИК. А самое приятное— это то, что ты рядом со мной! (Обнимает ее и целует.).
(В соответствии с авторским замыслом в дальнейшем развитии действия Сашу должен был украсть сатир Богомил, а затем, преодолев многочисленные трудности, ее освобождал с помощью мудрого старца молодой пастушок. Подковник прервал работу над текстом пасторали «Похищение, пастушки» в знак протеста против высказанных нами предположений, что все действие пьесы подчинено главной задаче — поцелую главных героев в финале.)
ЖЕСТЯНЫЕ КОРОБКИ
Сначала нам не приходило в головы складывать воспоминания в коробки. Мы разбрасывали их повсюду, куда-то засовывали, перепрятывали, время от времени забывали, где какое находится. Мы хранили их в трещинах стен, под коврами, среди всякого старья, в карманах пальто, которые давно уже не носили, между страницами книг, в шкафах и букетах засохших цветов. А потом, когда все «потайные» места уже были заполнены, мы ежедневно натыкались на них, случайно находили во время уборки или тогда, когда искали, куда бы спрятать новые воспоминания. Вскоре нам стало ясно, что такой беспорядок дольше переносить невозможно, кроме того, казалось вполне вероятным, что какое-то важное воспоминание может вообще затеряться, стать жертвой моли или плесени. Поэтому как-то раз в одну из суббот мы устроили генеральную уборку. Все воспоминания были извлечены на свет дня, почищены платяной щеткой, проветрены на солнце, завернуты в вощеную бумагу и сложены в жестяные коробки из-под печенья к чаю, трубочного табака или конфет. Ни одного (даже самого неприятного) воспоминания мы не выбросили, потому что воспоминаниями не бросаются — ведь тогда однажды на помойке может оказаться большая, чем та, что осталась дома, часть тебя самого.
В плохую погоду или просто тогда, когда нам захочется, мы развлекаемся, рассматривая содержимое жестяных коробок. Осторожно разворачиваем пакеты из вощеной бумаги и показываем друг другу то, что делает нас такими, какие мы есть. В холодные дни мы выбираем особенно теплые воспоминания и затыкаем ими щели в оконных рамах или накрываемся ими перед тем, как улечься спать.
|
Когда Райчета ушел на войну, Миросава собрала все, что помнила о нем, и положила в небольшое деревянное корытце, которое купила на ярмарке во Врачеве. Поженились они всего-то за неделю до начала войны, так что воспоминаний было не так уж много, примерно столько, сколько наберется ягод ежевики по пути от ручья до дома, но ягод крупных, полных силы и тепла, таких, что и одной хватит, чтобы пережить целую зиму. Выбрав самый лучший кусок льняного полотна из сундука с приданым, Миросава сшила из него наволочку, наполнила ее воспоминаниями и вышила по краям узор из листьев и веток. И с тех пор только на этой подушке она проводила бессонные ночи или спала. Ничего больше не хотела она подкладывать под голову, пусть даже из шелка и бархата. Так, прильнув к воспоминаниям о Райчете, проводила она свою вдовью жизнь, ночами скрашивала горькие дни, разговаривала с ним, вспоминала о его ласках, щекой согревала воспоминания, ухом слышала его шаги, удалявшиеся от дома, в сторону горы Цер, через албанские горные ущелья, над водой, которая кружит вокруг далекого острова Корфу… Чтобы и ребенок помнил отца, которого он не запомнил, давала она ему днем подушку, наполненную воспоминаниями, но всегда снова обнимала ее, стоило солнцу расстаться с луной. В тот год, когда от горестной смерти Райчеты прошло столько лет, сколько можно набрать ягод ежевики по пути от дома до ручья, Миросава преставилась и предстала перед добрым Богом, оставив свою душу на подушке из воспоминаний. Те, кто в этом понимает, говорят, что она там так и осталась навсегда, в гнезде, свитом из пуха воспоминаний. |
Иллюстрация 35. Миросава Райчетова, «Подушка из воспоминаний», льняное полотно, нитки и воспоминания, 42x38'см, 1914 год, собственность семьи Вучич, село Цветке под Кралевом.
Отправить на печать