…А жаль того огня…
Эта жалость еще сыграет в истории мира свою неоднозначную роль…
Ганнибал скончался в тот же год, что и Сципион Старший. Два прогрессора, сделавшие все от них зависящее для торжества в мире именно своей модели античности, ушли из жизни одновременно. Пометив своими смертями символическую точку пересечения двух исторических кривых – траектории взлетающего Рима и пикирующего Карфагена.
Точка была поставлена не только на жизни двух полководцев, но и на римском характере. И на цивилизаторской политике, придуманной Сципионом… Великий мастер писать красивые батальные полотна прямо на натуре, Сципион своей гуманитарной кистью хотел резче обрисовать и утвердить внешнюю политику, которая проводилась Римом и до него. Она была вполне в русле той идеологемы, что поэтично прописал Вергилий: править народами.
Не грабить. А править. Почувствуйте разницу.
Все мирные договоры той поры заключались по «карфагенской схеме», мы ее уже «проходили»: побежденная страна сохраняла полную внутреннюю свободу, культуру, религию, нравы и обычаи; в страну не вводились оккупационные войска римлян и не приезжал римский наместник, а оставался туземный царь; страна даже не платила Риму никакой дани, никаких налогов. Единственное условие: больше не драться с соседями! Никаких войн без римского согласия, для чего армия «покоренной» страны сокращается до минимума, а все деньги, которые раньше шли на армию, можете вкладывать в реальный сектор. Рим обязуется, в случае чего, защитить эту страну от внешней агрессии.
За свой счет.
Никакой выгоды. Чистая идеология. Объединить мир силой оружия для того, чтобы прекратить все войны раз и навсегда – вот главная идея. Вполне наполеоновская.
Постепенно завоеванные Римом территории стали становиться не суверенными странами, а просто провинциями. Они по-прежнему сохраняли свою автономию, религию, законы и местное самоуправление. Но от гуманитарной политики Сципиона это отличалось тем, что теперь в провинции располагались римские войска, сидел римский наместник, а главное, брались налоги в пользу метрополии. Деньги… Это именно то, против чего не мог устоять Рим.
Как и все прочие цивилизации.
Завоевания приносят богатство. Богатство приносит массу свободного от тяжких трудов времени. Которое можно занять пьянками, гулянками и развлечениями. А можно культурной программой. Если в Деревне работают и воюют все, потому что иначе не выжить, то Город (Цивилизация) впервые проводит черту, которая разделяет тех горожан, которые имеют свободное время и могут пользоваться плодами Цивилизации, на две неравные части – одни безудержно бухают и жрут из корыта, другие безудержно работают. Вторые – люди с идеями. Их труд уже не похож на отупляющий крестьянский. Это работа иного уровня. Первых, безудержно жрущих, больше. Но вторые двигают историю, и именно их я назвал бы цивилизаторами. А первых назовите сами, как хотите… Деление, конечно, грубое, и оно вовсе не означает, что цивилизатор (ученый, политик, художник, писатель, завоеватель, etc) непременно должен отказываться от лобстеров, это означает лишь, что лобстеры – только гарнир к их основной деятельности. Алмаз цивилизаторской личности огранен, а сама личность структурирована, ее животные инстинкты не выказывают себя в своей первобытности, их проявления принимают более сложные формы.
Почему так губительно сказывается на детях богатство родителей? Два-три поколения – и уже без слез на вырожденцев не взглянешь! А все потому, что лишения, запреты и ограничения формируют личность. Канализируют ее животную энергию. Личность, которая с детства ничем не ограничена, расползается, как квашня. Иначе и быть не может…
Обезьяны, слоны и медведи в зоопарках от нечего делать тупо раскачиваются, расковыривают болячки, скучают – страдают, в общем. Системы с более примитивной организацией – змеи, насекомые, членистоногие и прочие – скучать не умеют даже в террариуме. Но с них какой спрос, они же не венцы эволюции…
А вот венцы идут вразнос. Египетские Птолемеи пошли вразнос… Римские патриции времен Империи пошли вразнос… Много кто пошел вразнос, не будучи обязанным добывать себе хлеб насущный в поте лица. Богатый Рим породил массу людей, похожих на последнего Птолемея – инфантильных, зажравшихся, капризных, жестоких… Золотая молодежь сорока-пятидесяти лет. Абсолютно неканализированные личности.
Англичане, кстати, это понимают, поэтому английская элита сдает своих отпрысков в школы с очень жесткой дисциплиной и отсутствием излишеств. Формируют характер, не допуская его бесформенного медузьего расползания. Гранят алмазы.
Другими словами, чтобы росла культура, помимо творцов, должны появиться бездельники. Которые покупают картины, пьесы, автомобили, яхты, книги, путешествия, достижения науки – вкладывая тем самым деньги в развитие экономики, создавая новые рабочие места, платя налоги. А уж последние идут на науку, культуру и строительство инфраструктуры…
Цивилизации нужен Потребитель.
В общем, Возрождение, на которое так пеняют все катоны и дугины, подарило миру не только удушающую роскошь и легкую потерю ориентации, но и расцвет науки, техники, культуры, то есть собственно взлет цивилизации.
«А что же тогда сгубило Рим, если он был такой цивилизованный?» – спросит нетерпеливый читатель, уже подуставший от заумных рассуждений.
«И разве роскошь, уход в гедонизм, потеря цели в жизни не сломали хребет основной миссионерской идее Рима? – спросит другой читатель, – Разве не прав был Сулла, боявшийся внутреннего распада Рима (в головах), за которым неминуемо последует внешний?»
Да, торопясь, отвечу я читателю: после того, как у римлян «кончились» сопоставимые по значимости конкуренты, римская идентичность, то есть самоощущение римлян изменилось. Ничто так не сплачивает друзей, как общие враги… И эта потеря идентичности была, несомненно, одним из зерен грядущего распада. Но отнюдь не главным.
– В курсе о Древнем Риме я читаю студентам много лекций о периоде Республики и всего одну о периоде Империи, – сказал мне как-то один историк. – Потому что после воцарения императоров перипетии партийной политической борьбы сменились историями обычных человеческих страстей и дворцовыми интригами. А это уже не так интересно.
За религию и прочую потусторонность люди хватаются, только когда приспичит. А так вообще-то, при нормально налаженной жизни бог людям не нужен. Лично я – за нормальную жизнь без эксцессов. Собственно, к тому и ведет нас научно-технический прогресс – чтобы процессы шли штатно, в полном соответствии с техникой безопасности, все крутилось, и комфорт достигался… Для того и интеллект у людей. Сами справимся, без туземных обрядов…
Естественные причины всех этих тяжелых для Рима событий – войны, чумы, нашествия варваров – я рассмотрю в следующей книге, посвященной влиянию климата на историю человечества. А сейчас скажу лишь, что этот страшный натиск дикарей на приличных людей, который пришелся на время правления замечательного Марка Аврелия, был первой волной Великого переселения народов…
Они победили…
И даже расширили пределы империи. Марк Аврелий планировал раздвинуть границы Рима аж до Северного моря, чтобы навсегда обезопасить Цивилизацию от набегов варваров, но не успел, умер. Тем не менее, его победы обеспечили империи мир еще на полвека.
…В общем, дела шли вроде бы неплохо. А вскоре Империя рухнула. И на городских форумах, где раньше толпились пикейные жилеты, теперь паслись крестьянские козы, поедая пробивающуюся в стыках каменных плит траву.
В Риме случилось то, что теперь называется демографической катастрофой – образованные римские женщины решили, что лучше пожить для себя. Римские мыслители и писатели того времени отмечали, что матроны предпочитают завести комнатную собачку, вместо того, чтобы родить ребенка. Эдикты императора Августа, имеющие целью поддержку многодетных семей, положения не спасли.
Говоря современным языком, в римском проекте Объединенной Европы «белых» становилось все меньше, и все больше «черных». Гастарбайтеры с готовностью брались за любую работу, шли в армию, в то время, как «белые» валяли дурака и жили на пособие по безработице. Поздний Рим представлял собой огромный Гарлем, где большинство людей не работало уже во втором-третьем поколениях, живя на пособия от государства. Они были самые разные, эти пособия, – вплоть до пособий на воспитание детей. Пришлось даже вводить в столице прописку, чтобы ввести ограничение для любителей халявы. Все попытки разных императоров привить у плебса любовь к труду по понятным причинам закончились провалом: работа дураков любит, а римляне никогда дураками не были.
В конце концов и служба в армии, как любая тяжелая работа, среди коренных римских граждан стала чертовски непопулярной. В результате армия «варваризировалась» быстрее всего.
Да что там армия! Как в США президентом скоро будет негр, так в Римской империи «президентами» начали становиться неримляне. Император Септимий Север до конца дней своих говорил на латыни с акцентом. В 235 году императором стал фракиец, потом араб…
Умирало производство. Себестоимость египетского зерна была много ниже себестоимости италийского, поэтому когда под крыло римского орла попал Египет, производство зерновых в Италии свернули. Бескрайние италийские поля запустели, прекратились в пастбища. Можно сказать, развитая Италия вывела производство зерна в страны «Третьего мира».
Вообще переизбыток благ редко кому идет на пользу. Если навалить в костер сразу много дров, огонь погаснет. Если в чашке Петри переборщить с концентрацией питательной среды, микробы сдохнут. Если кормить человека чересчур обильно, у него разовьются подагра, ожирение, гипертония и куча других болезней, которые раньше времени сведут его в могилу. Закон Никонова: всякая значимая зависимость носит экстремальный характер (подробнее об этом см. мою книгу «Апгрейд обезьяны» – А.Н.). Попросту говоря, все хорошо в меру.
После славных завоеваний в Рим хлынуло золото. Богатство меняет людей. Ранее бывшие строгими пуританами, поздние римляне стали более ленивыми, начали легко и терпимо относиться к противоестественным сексуальным связям – гомосексуализму, лесбийской любви. Ранее строгие римские матроны теперь изменяли своим мужьям разве что не с ослами (впрочем, и такое случалось).
Кроме того, налицо был идеологический кризис, кризис мировоззрения, кризис целеполагания, потеря ориентира для движения, что отразилось в римской литературе, римских разговорах «на кухнях». Переход к новой вере (христианству) положения не спас. А некоторые полагают, что даже и усугубил… Я специально еще раз перечислил в одной маленькой главке все то, про что уже рассказывал ранее вразброс. Потому что именно эти столь прозрачные параллели заставляют многих говорить о неминуемом закате нынешней западной цивилизации, восставшей, как феникс из пепла, на руинах римской. И унаследовавшей все римские проблемы…
И закончилось там так же, как у нас – распадом империи. Вот только я бы не стал, как Филофей, называть Москву Третьим Римом. Третий Рим – это Запад. А Москва – Карфаген.
А Карфаген, как известно, должен быть разрушен…
Конкуренция Запада и Совка не была конкуренцией двух принципиально разных типов цивилизации. Эта была конкуренция близких родственников, конкуренция двух «современных античностей» – Прагматичной и Экстатичной…
Традиционалисты-дугины-катоны пеняют нам, цивилизаторам, за излишний упор на экономику, за глобализаторство и культурную нивелировку. Так вот, именно недооценка экономики, точнее говоря, человеческой алчности, животности, любви к развлечениям, гедонизму, хорошей жизни (а это все только и развивает экономику, заставляя людей работать) – привела к падению Советского Карфагена. Всем, что есть лучшего в нас и в нашей цивилизации, мы обязаны худшим чертам нашей животной личности. А лучшие, альтруистические черты этой личности, например, коллективизм и стремление принести всем добро порой ведут к войнам, концлагерям и крови.
Парадоксальная диалектика жизни.
…Действительно, античность возникла как универсальная цивилизация, в которой функции воина и крестьянина, мы помним, не были разделены. И только после Пунических войн и падения Карфагена, когда Рим стал глобальным (в условиях тогдашней ойкумены), пришлось функции крестьянина и солдата разделять, специализировать. Воевать крестьянином стало уже невозможно – война стала длиться дольше, чем длится сельскохозяйственный цикл – она тянулась годами и потому стала несовместимой с ведением сельского хозяйства. Так Рим перешел на наемную армию – разделил функции крестьянина и воина. Так был убит римский дух. А еще специализация убила республику. Действительно, если функции разделены, и воин работает за плату, то зачем тогда нужна демократия? Зачем о чем-то договариваться с крестьянами, если войско уже есть и так?
И вот возникает момент, когда в ответ на новый вызов требуется новое усложнение системы, а разрушать-то внизу уже нечего. Нет того, за счет чего надстраиваться. Все уже съедено. И тогда система начинает разваливаться. Многие цивилизации этот путь прошли. Ослабев изнутри, исчерпав внутренние ресурсы, они рушились под натиском варваров – так рухнул в V веке весь цивилизационный пояс – Китай, Рим… Именно тогда и началась новая цивилизация – наша. Мы – потомки тех европейских варваров. И сейчас завершается наш цивилизационный цикл. Раньше, когда рушилась цивилизация, ее факел переходил другим – варварам. Сегодняшняя цивилизация глобальна, экономика становится мировой, финансовая система едина. И наш факел просто некому будет подхватить.
– А нынешние варвары Третьего мира?
– Нет. Они уже практически не варвары. Те культурные и экономические различия, которые еще остаются между странами, в процессе глобализации сотрутся. Сто лет – и все. Дальше только развал. А во время развала люди становятся безответственными. При той технической вооруженности, какая есть у нашей цивилизации, начнутся техногенные катастрофы, аварии… График жизни цивилизации напоминает синусоиду – взлет, пик, падение. Гумилев строил такие кривые для разных цивилизаций. У него нарисованы кривые 40 разных обществ. По оси абсцисс – время, а по оси ординат – степень сложности социальной системы, число уровней иерархии. Вот смотрите, тут у меня график для Древнего Рима.
…Тут Черный показал мне графики… Взлет – пик – падение. Я обратил внимание, что на пике кривая не плавная – на самой горбушечке какие-то пилообразные выступы, дерготня.
– Что это?
– Это дребезг. Система пытается усложнится, но ей уже нечем взять – все подъедено. И начинается дребезг: провал вниз – рывок из последних сил вверх, снова провал – опять рывок. Дребезжание вверх-вниз перед окончательным падением – симптом скорого распада. С Римом было то же самое.
…Действительно, перед падением Рим трясло, как самолет в зоне турбулентности. Рим то проваливался на исторической траектории, потрясаемый внутренними смутами, терял провинции, распадался и, казалось, ничто уже не спасет гибнущую империю, то вдруг, ведомый железной рукой очередного императора, опять собирался.
В III веке нашей эры Римская империя распадается на куски. В провинциях произошел «парад суверенитетов» – в Галлии, Испании, Македонии, Египте, Испании, Британии, в Греции, в Малой Азии разом объявились свои Дудаевы. Это было время «тридцати императоров». Они перестали подчиняться римскому императору Галлиену, погрязшему в попойках в своей Барвихе или как она там называлась… И империи не стало. Просто по факту. Враз.
…Такие штуки обычно происходят во времена финансовых кризисов, когда ослабевший центр не может влиять на провинции, провинции начинают сами решать свои проблемы и понимают, что центр, собственно говоря, им не нужен. С причинами финансового кризиса, сотрясающего империю, мы чуть позже разберемся. А уже сейчас видим, что финансовый кризис никак не вяжется с фразой «Рим сгубила роскошь». Роскошь была да сплыла…
– А знаете, – сказал вдруг задумчиво Черный, – Во времена Траяна император спокойно правил всей Римской империей. И справлялся с управлением. Прошло сто лет, пришел Диоклетиан. И уже не смог управлять империей. Пришлось ее разделить на 4 части. Почему? Что случилось? А просто за эти сто лет люди стали другими.
…Это поразительно, но когда я по душам беседовал в МГУ с доцентом Никишиным «за римскую жизнь», он задумчиво произнес то же самое: «…Всего сто лет прошло, и Диоклетиан уже не мог управлять империей из одного центра. Что случилось? А просто люди стали другими». Одними словами говорят историк и технарь!
Это у доцента Никишина была чисто интуитивная догадка, всплеск мысли. Потому что на мой вопрос, в чем именно и почему изменились люди, он не ответил. Точнее, пожал плечами: «Не знаю». А вот у Черного ответ на этот вопрос есть. И он почти совпадает с моим. Даю нашу версию, поскольку главная тема моей книги, если вы еще не поняли, – люди. Точнее, изменения людского сознания, меняющие облик цивилизации…
– Люди за эти сто лет стали менее управляемыми, – поднял палец Черный. – Стали большими индивидуалистами. Большими гедонистами. Более ненадежными, в смысле, менее крепкими. Между Траяном и Диоклетианом был золотой век Антонинов. Хорошая жизнь, которая изменила римлян, их психологию. Именно поэтому Диоклетиан уже и не мог управлять империей: материал управления изменился! Вот сейчас возьми Сталина и поставь во главе России – он ничего не сможет сделать: люди другие. Тогда Сталин опирался на крестьянскую молодежь, которую воспитывали с помощью розги, в тяжелом труде и жизненной строгости.
…Да, правда, люди стали более развитыми. Более столичными. Более современными. А на таких, где сядешь, там и слезешь. Крестьянская лопата превратилась в микроскоп. Землю им уже не покопаешь. Да он, собственно, и предназначен для другого…
– Смотрите, как гибнет любая цивилизация, в том числе и наша так погибнет… – продолжает рисовать перспективы Черный. – Сначала она расширяется до естественных пределов. Наша глобальная цивилизация уже расширилась до пределов, дальше некуда – земной шар занят весь. Но на верхних этажах системы продолжается численный рост. Потому что внизу – только крестьяне, и никто не хочет спускаться сверху вниз. Никто не хочет работать в поле. Все хотят вверх. И волей-неволей придется людей снизу привлекать для работы на верхних, управленческих этажах – просто потому, что отпрыски тех, кто жирует наверху, уже делать ничего не могут. Это известный эффект, еще Горький отмечал, что в российских купеческих семьях третье поколение уже ни на что не годно.
Это были новые люди, по сути, варвары, когда-то приведенные в Рим в рабских кандалах. Сенаторы и патриции их презирали. Но льстили при нужде. Потому что сами так работать не могли и не хотели.
А чем же занимались отпрыски богатых патрициев, в то время, как бывшие кандальники держали империю? Разгулами они занимались. Юлий Цезарь, Тиберий, другие императоры пытались остановить распад, начавшийся внутри римских голов – принимали эдикты против безделья. Цезарь запрещал золотой молодежи Рима путешествовать, чтобы хоть как-то привлечь их к вопросам управления страной. Все впустую!.. Заметьте, Тиберий и Цезарь жили в самом начале периода Империи, когда до краха еще были долгие золотые века.
Люди, изменились, да. Страна изменилась. Прежний деревенский чертополох превратился в нежную оранжерейную орхидею. Проблема падения Рима в том, что у римского государства не хватило финансов на содержание оранжереи. Когда денег хватало, все шло прекрасно. Но потом расходы превысили поступления. И цветок скукожился. Чертополох снова заполонил пространство…
Цивильный характер римлян, пришедший на смену деревенскому, сделал их менее боеспособными, более изнеженными и гедонистически настроенными. Но почему бы и не быть гедонистами – в отсутствие сопоставимых врагов? Если ситуация не требует ежеминутного напряжения сил, зачем корячиться в едином порыве и всенародном сплочении? Есть профессиональная армия, она пусть решает мелкие вопросы с варварами. Есть внутренние войска и полиция, они пусть решают проблемы с террористами и заговорщиками.
Пристыковка разношерстных провинций, конечно, не прибавила империи единства. Но кто мешал просто брать с провинций дань? Если у империи есть силы подавлять перманентные восстания и постепенно-постепенно окультуривать, «оримлинивать» провинциалов – какие проблемы? Ну пусть империя будет аморфной, склепанной из разномастных кусков – один железный, другой ситцевый, третий деревянный, четвертый из дерьма. Имея силу, можно поддерживать их до полной культурной победы…
Но мы уже знаем, что силы не было. Куда-то ушла вся сила, набранная за золотой век Антонинов. И талантливому политику Диоклетиану досталось только реанимировать труп. Дребезг…
Сила общества в его экономике. Что случилось с цветущей экономикой империи, почему до Диоклетиана докатились только объедки, почему экономика почти исчезла, приняв вид натурального хозяйства? Тому есть несколько причин…
Вообразите себе карту Средиземноморья. Вот из яркой точки Рима начинает раздуваться, разливаться голубое цивилизационное пламя, которое сначала охватывает итальянский «сапог», потом, лизнув Грецию, оно несколько меняет цвет на более благородный золотистый с прежней голубой искринкой. Раздувается, раздувается, захватывая все большие территории вокруг срединного моря… Но что это? Цвет по мере расширения постепенно меняется, он становится менее насыщенным и более жидким. Это нормальное физическое явление – концентрация исходного материала меняется, цивилизационный раствор становится жиже. Империя растет быстрее, чем могут рождаться люди – цивилизаторы. Поэтому цвет и бледнеет, и даже меняется кое-где из-за включений чужеродных культур.
А что происходит на границах расширяющегося цивилизационного пузыря? Диффузия. Инфильтрация. Граница есть, но она культурно проницаема. В темный варварский мир проникает цивилизация, а обратно диффундирует варварство. Вблизи границы это выглядит так. В темном пространстве варварского мира вспыхивают, расширяются и почти гаснут золотые искры цивилизации, а внутри имперских границ вдруг возникают и расширяются, закрашивая цивилизационное золото черным мутные облачка варварства. Этот «туннельный эффект» вызывает культурное кипение возле расширяющих границ империи.
Империя постепенно расширяется, слабея, теряя концентрацию прежнего насыщенного раствора, разбавляясь дичью, но и, в свою очередь, разбавляя темную дичь. И, наконец, ослабевшая империя лопается, словно перезревший дождевик, осеменяя окружающий варварский мир искрами цивилизации, которые вскоре разгорятся вновь.
Империя лопается. Или тихо сдувается, как тихо и бесславно сдулся в Средние века Испанский проект. А какая была затея!.. Но не хватило испанцев. Просто как таковых. Цивилизаторы кончились. Растворились в мировом пространстве. Мир оказался слишком велик. Зато из Европы начали расти другие проекты – французский, английский… Почему из Европы? Потому что именно ее Рим осыпал своими искрами.
Здесь мы уже упираемся в экономическое определение естественных границ. Как отмечает Гайдар (тот самый!) в своем монументальном труде «Долгое время», существуют войны рентабельные и нерентабельные. Расширившись до своих естественных границ, Рим исчерпал пределы рентабельных войн – практически все богатые страны были уже им завоеваны, на краях ойкумены оставались только дикие племена, завоевывать которые было невыгодно: деньги потратишь, а взять с голытьбы нечего.
