Роберт Хайнлайн. Чужак в чужой стране
Скачать Роберт Хайнлайн. Чужак в чужой стране
ЭКСМО-ПРЕСС 2000 год.
Все люди, боги и планеты в этом романе вымышлены. Если вдруг какие-то черты сходства с реальностью все же обнаружатся, автор готов выразить свое глубокое сожаление.
Часть первая. Его сомнительное происхождение
Глава 1
Давным-давно жил да был марсианин по имени Валентайн Майкл Смит.
Члены первой экспедиции на Марс подбирались с учетом предположения, что самый главный враг человека — это он сам. В те времена, то есть спустя восемь лет после основания первой земной колонии на Луне, межпланетный корабль землян должен был лететь в свободном падении по орбите Терра — Марс ровно двести пятьдесят восемь суточных оборотов Терры и столько же обратно, а еще четыреста пятьдесят восемь таких же суток ждать на Марсе, пока обе планеты не сойдутся в позиции противостояния и не дадут возможность кораблю возвратиться домой.
Для успешного полета «Посланца» требовалась дозаправка на космической станции. Побывав на Марсе, корабль имел шансы вернуться только в том случае, бели он не разобьется при посадке, если на Марсе найдется достаточно воды, чтобы заполнить топливные баки, и если не случится еще что-нибудь из тысяч возможных неполадок.
Тем восьми людям, которым предстояло прожить почти три года по принятому на Терре исчислению времени в страшной тесноте, надо было вести себя по отношению друг к другу куда лучше, чем это обычно бывает у людей. Мысль о чисто мужской команде была быстро отброшена как нездоровая и чреватая нестабильностью. Решили, что оптимальный вариант — четыре супружеские пары, разумеется, при том условии, что можно будет добиться сочетания всех нужных профессий.
Эдинбургский университет — генеральный подрядчик проекта — передал задачу подобрать команду своему субподрядчику — институту социальных исследований. После того как отсеяли добровольцев из-за возраста, состояния здоровья, умственного развития, физической подготовки и темперамента, у института осталось около девяти тысяч кандидатов.
В команде должны были быть представлены профессии: астрогатора, врача, кока, механика, командира корабля, семантика, инженера-химика, инженера-электронщика, физика, геолога, биохимика, биолога, инженера-атомщика, фотографа, специалиста по гидропонике, инженера по ракетам. В результате получились сотни различных комбинаций, в каждой из которых было по восемь добровольцев, обладавших нужными профессиональными навыками. Было среди них и три комбинации, состоявшие только из супружеских пар, но, рассматривая эти комбинации, все специалисты по психодинамике, отвечавшие за психологическую совместимость экипажа, в ужасе всплескивали руками. Генеральный подрядчик предложил было снизить порог совместимости, но институт тут же заявил, что вернет полученную им символическую плату за работу — один доллар.
Компьютеры продолжали анализировать данные, которые все время менялись из-за смерти одних добровольцев, отказа других от участия в полете и появления новых. Капитан Майкл Брант — магистр наук, коммодор резерва космической службы, пилот и ветеран тридцати полетов на Луну, у которого были весьма прочные негласные связи внутри института, попросил свою агентуру подобрать ему несколько имен из числа незамужних добровольцев-женщин, одна из которых могла бы (вместе с ним, разумеется) завершить комплектование команды корабля; затем предполагалось пропустить через компьютер личные данные капитана в паре с каждой из претенденток и таким образом выбрать наиболее перспективную комбинацию.
Дело это кончилось тем, что капитан срочно вылетел в Австралию, где предложил руку и сердце доктору Уинифред Коберн — девице, девятью годами старше него.
Вот тогда-то огоньки компьютеров замигали, сразу же выскочили нужные карточки, и команда корабля оказалась сформированной в таком составе:
капитан Майкл Брант, командир, первый пилот, астрогатор, запасной кок, запасной фотограф, инженер-ракетчик;
доктор Уинифред Коберн-Брант, сорок один год, семантик, медсестра, заведующая складским хозяйством, историк;
мистер Френсис X. Сини, двадцать восемь лет, заместитель командира, второй пилот, астрогатор, астрофизик,фотограф;
доктор Ольга Ковалик-Сини, двадцать девять лет, кок, биохимик, специалист по гидропонике;
доктор Уорд Смит, сорок пять лет, физик, хирург, биолог;
доктор Мери Джейн Лайл-Смит, двадцать шесть лет, инженер-атомщик, инженер-электронщик, специалист-энергетик;
мистер Сергей Римски, тридцать пять лет, инженер-электронщик, химик, механик, специалист по приборам, криолог;
миссис Элеонора Альварес-Римски, тридцать два года, геолог, селенолог, специалист по гидропонике.
В команде были представлены все жизненно важные профессии, причем многие из них приобретались в срочном порядке в течение тех нескольких недель, которые оставались до отлета. Самое же главное, что все члены экипажа были психологически совместимы.
«Посланец» отбыл. Первые недели сообщения с корабля принимались многими радиолюбителями Земли. Потом сигналы стали слабее, и их пришлось ретранслировать через земные спутники радиосвязи. Члены команды были здоровы телом и бодры духом. Самое сложное, с чем пока случилось столкнуться доктору Смиту, был стригущий лишай; команда отлично адаптировалась к свободному падению, и уже через неделю спрос на средства от космической болезни полностью прошел. Если же у капитана Бран-та и возникали какие-то проблемы дисциплинарного характера, то он о них не сообщал ничего.
«Посланец» вышел на марсианскую орбиту чуть ниже орбиты Фобоса и две недели проводил фоторазведку поверхности Марса. После чего капитан Брант радировал: «Садимся завтра в 12.00 по земному времени, чуть южнее Лакус Соли». Никаких других сообщений от корабля больше не поступало.
Глава 2
Только через четверть земного столетия люди снова посетили Марс. Шесть лет спустя с того дня, как замолчал «Посланец», автоматический зонд «Зомби», спонсором запуска которого было La Societe Astronautique Internationale (Международное общество астронавтики. (Здесь и далее прим. перев.), пересек глубокий космос, вышел на околомарсианскую орбиту, пробыл на ней заданное время, а затем вернулся на Землю. Фотографии, сделанные роботом, изображали поверхность, по земным стандартам, весьма малопривлекательную. Приборы подтвердили сильную разреженность воздуха и непригодность атмосферы Марса для жизни человека.
Зато фотографии «Зомби» с полной ясностью доказали, что «каналы» — это инженерные сооружения; кроме того, кое-какие детали на снимках были условно идентифицированы как развалины городов. Новая экспедиция, вероятно, отправилась бы на Марс сейчас же, если бы не помешала Третья мировая война.
Война и вызванная ею задержка полета позволили теперь отправить к Марсу значительно более мощную экспедицию, нежели «Посланец». Корабль федерации «Победитель» имел на борту стопроцентно мужскую команду из восемнадцати космонавтов и еще двадцати трех поселенцев, тоже мужчин. Благодаря генераторам Лайл полет продолжался лишь девятнадцать дней. «Победитель» сел на Марсе к югу от Лакус Соли, так как капитан Ван Тромп решил поискать останки «Посланца». Вторая экспедиция на радиосвязь выходила ежедневно. Особый интерес представляли три радиограммы.
Первая — «Ракетный корабль «Посланец» найден. Спасшихся нет».
Вторая — «Марс — обитаем».
Третья — «Поправка к радиограмме 23/105. Найден спасшийся с «Посланца».
Глава 3
Капитан Виллем Ван Тромп был человек гуманный. Задолго до посадки на Землю он радировал: «Никаких пышных официальных встреч для моего пассажира устраивать не следует. Обеспечьте капсулу, искусственно снижающую тяготение, носилки, санитарную машину и вооруженную охрану».
Потом капитан послал корабельного хирурга, поручив ему удостовериться, что Валентайн Майкл Смит помещен в отдельную палату медицинского центра Бетесда, что там его уложили в гидравлическую постель и что он полностью гарантирован от нежелательных контактов со стороны. Сам же капитан Ван Тромп отправился на экстраординарное заседание Высшего Совета Федерации. Как раз когда Смита водружали на его кровать, его милость министр по делам науки брюзгливо выговаривал капитану:
— Капитан, даже признавая, что ваши полномочия как командира того, что, кстати говоря, является все же научной экспедицией, дают вам право распоряжаться организацией медицинского ухода с целью защиты здоровья временно вверенного в ваше попечение лица, я все же не вижу оснований, которые позволили бы вам вмешиваться в дела моего министерства. Ведь этот Смит — кладезь драгоценной информации!
— Полагаю, что так, сэр.
— Тогда почему же — Министр повернулся к его милости министру по делам мира и безопасности: — Дэвид? Вы отдадите приказ вашим людям? Нельзя же, в конце-то концов, держать чуть ли не в прихожей профессора Тиргартена и доктора Окаджиму, уж не говоря о прочих!
Министр по делам мира бросил взгляд на капитана Ван Тромпа. Капитан отрицательно покачал головой.
— Но почему?! — возопил министр науки. — Вы же сами признались, что он не болен!
— Дайте же возможность капитану высказаться, Пьер, — посоветовал министр мира. — Мы вас слушаем, капитан.
— Смит не болен, сэр, — заговорил капитан, — но он чувствует себя плохо. Ему еще никогда не приходилось бывать в условиях земного тяготения. Он тут весит в два с половиной раза больше, чем на Марсе, а его мускулатура к этому еще не адаптировалась. Непривычно для него и земное атмосферное давление, которое нам представляется нормальным. В общем, все это ему чуждо, и такая ситуация означает слишком большую нагрузку на его нервную систему. Черт возьми, джентльмены, я сам устал как собака, хотя родился здесь, на Земле.
Министр науки выглядел чуть ли не оскорбленным.
— Если вас беспокоит истощение от повышенной гравитации, то разрешите вас заверить, дорогой мой, что мы тут все предусмотрели. В конце концов, я же и сам бывал в космосе! Мне эти ощущения знакомы Этот человек Смит он должен
Капитан Ван Тромп решил, что пришло время дать выход своему раздражению. Вспышку можно будет приписать усталости — вполне, кстати, реальной, — он и в самом деле чувствовал себя так, будто вернулся из вылазки на Юпитер. Поэтому он резко оборвал министра:
— Хм! «Этот человек Смит»! Этот человек! Неужели вы не понимаете, что он вовсе и не человек?!
— Что?
— Смит вовсе не человек.
— Как это? Объяснитесь, капитан.
— Смит — разумное существо, предки у него — люди, но сам он все же больше марсианин, чем человек. Пока мы не появились на Марсе, он и в глаза не видал человека. Мыслит он как марсианин, чувствует как марсианин. Он выращен и воспитан расой, которая с нами ничего общего не имеет У них даже секса нет! Он — человек по происхождению, но марсианин по адаптации к окружающей среде Марса. Если вам благоугодно довести его до безумия, а следовательно, потерять этот «кладезь информации», тогда тащите сюда свою тупоголовую профессуру! Уж они-то не дадут ему ни одного шанса на то, чтобы выжить на нашей идиотской планете! А впрочем, мне-то какое дело! Я свою работу выполнил!
Молчание было прервано Генеральным секретарем Дугласом:
— И вы отлично поработали, капитан. Если этому человеку, или этому человеко-марсианину, нужно несколько дней отдыха, я думаю, наука подождет, а потому вам лучше успокоиться, Пит. Капитан Тромп устал.
— Однако одно дело ждать не может, — вмешался министр общественной информации.
— Какое именно, Джок?
— Если мы не покажем «Человека с Марса» по стереовидению в ближайшие же часы, могут произойти бунты, мистер секретарь.
— Хм Вы преувеличиваете, Джок. Вечером в новостях мы дадим кое-какую информацию о Марсе. Приступим к награждению капитана и команды. Полагаю, это будет завтра. Потом капитан Ван Тромп расскажет о своих приключениях За ночь вы ведь отдохнете, капитан
Министр покачал головой.
— Что, разве это не годится, Джок?
— Публика считает, что они привезли живого марсианина. Раз его нет, им нужен Смит, и нужен немедленно.
— Живой марсианин? — Генеральный секретарь Дуглас повернулся к капитану Ван Тромпу: — У вас есть кинофильмы о марсианах?
— Тысячи футов пленки.
— Вот вам и ответ, Джок. Когда показ наших новостей начнет приедаться, переходите на кино. Теперь, капитан, вот что Как там с экстерриториальностью? Вы говорите, что марсиане не протестовали?
— Нет, сэр впрочем, и «за» они тоже не были.
— Тогда я не понимаю вас.
Капитан Ван Тромп пожевал губами:
— Сэр, говорить с марсианами — все равно что говорить с собственным эхом. Возражений нет, но и результатов — тоже никаких.
— Возможно, вам следовало захватить с собой этого как его вашего семантика. Или он уже ждет вас в приемной?
— Махмуда, сэр? Доктор Махмуд нездоров. Небольшой нервный срыв, сэр.
Тромп подумал, что весьма достойным эквивалентом этому было бы выражение «пьян в стельку».
— Космическая эйфория?
— Отчасти. (Будь они прокляты, эти настырные жуки-землееды!)
— Хорошо, приводите его, когда оправится. Думаю, что и присутствие юного Смита нам не повредит.
— Возможно — В голосе Тромпа не хватало убежденности.
Юный Смит в эти минуты напрягал все силы, чтобы остаться в живых. Его тело, непомерно стиснутое и ослабленное немыслимым состоянием пространства в этом непостижимом месте, наконец-то обрело успокоение в нежной мягкости Гнезда, куда эти новые Чужие поместили его. Он оставил попытки поддержать свое существование и переключил свой третий уровень на контроль дыхания и работы сердца.
Он понимал, что сжигает себя. Легкие трудились в том же режиме, что и на Марсе, сердце галопировало в безудержном старании успевать равномерно распределять поступающий снаружи в кровь кислород, и все это было жалкой попыткой преодолеть тяжесть непрерывно сжимающегося пространства, попыткой тщетной, так как происходила она в условиях душной, отравленной огромным количеством кислорода и гнетущей жарой атмосферы. Тогда он предпринял необходимые срочные меры.
Когда биение сердца снизилось до двадцати ударов в минуту, а дыхание стало почти незаметным, Смит потратил некоторое время на то, чтобы убедиться, что его тело не умрет, пока он будет заниматься другими делами. Убедившись, что с этим все в порядке, он частично активизировал свой второй уровень и освободил большую часть своего «я». Было очень важно разобраться в особенностях конфигурации множества новых событий, чтобы приспособить их к себе, а затем холить и лелеять, дабы и они стали добры к нему и не поглотили бы его без следа.
С чего же начать? С того ли момента, когда он покинул свой дом, увлекаемый теми Чужими, что потом стали его согнездниками? Или со своего прибытия в это гнетущее его Пространство? Снова на него обрушились волны света и грохота, сопровождавшие прибытие, неся изнуренному мозгу невыносимую боль. Нет, он пока еще не готов обнять этот расклад тогда — назад назад назад, туда, где он еще не повстречался с этими Чужими, ставшими теперь Близкими Назад, еще глубже в прошлое, назад, во времена, что предшествовали его выздоровлению, когда он впервые грокк, что чем-то отличается от своих собратьев по Гнезду назад к самому Гнезду
Свои мысли он даже не пытался облечь в земную символику. Тот примитивный английский язык, которому он недавно обучился, был пригоден для этой цели еще меньше, чем, скажем, для базарного крикливого торга индуса с турком. Смит пользовался английским как словарем с запутанным и неточным переводом. И его мысли — абстракции, рожденные чуждой и ни на что не похожей культурой, насчитывающей уже более полумиллиона лет, ушли в такую даль и так оторвались от человеческого опыта, что стали совершенно непереводимы.
В соседней комнате доктор Таддеус играл в криббедж (карточная игра) с Томом Мичумом — медбратом, специально приставленным к Смиту. Таддеус одним глазом поглядывал на циферблаты и шкалы приборов. Когда мерцающий огонек внезапно упал с девяноста двух пульсаций до двадцати, он кинулся в палату Смита; за ним последовал и Мичум.
Пациент плавал на мягчайшей поверхности гидравлической кровати. Он казался мертвым.
— Доктора Нельсона сюда! — рявкнул Таддеус. Мичум отозвался:
— Слушаюсь, сэр! — И добавил: — А не приготовить ли аппаратуру для вывода из шока?
— Доктора Нельсона! И без разговоров! — Медбрат выскочил за дверь. Интерн осмотрел пациента, стараясь, однако, не дотрагиваться до него. В палату вошел пожилой врач с затрудненными движениями человека, долго пробывшего в космосе и еще не привыкшего к земной силе тяжести.
— Что случилось, доктор?
— Почти прекратилось дыхание, температура и пульс две минуты назад внезапно упали очень резко.
— Что вы предприняли?
— Ничего, сэр Ваши инструкции
— Отлично. — Доктор Нельсон осмотрел Смита, взглянул на приборы — точно такие же, как и в дежурной комнате врачей. — Дайте мне знать, когда будут изменения. — И двинулся к выходу.
Таддеус был поражен:
— Но, доктор
Нельсон остановился и спросил:
— Да, доктор? Каков ваш диагноз?
— Хм Мне не хотелось бы вмешиваться в ваше лечение, сэр
— Я только спросил, каков ваш диагноз?
— Хорошо, сэр. Шок, может быть, несколько нетипичный, — промямлил Таддеус, — но все равно шок, ведущий к летальному исходу.
Нельсон кивнул:
— Резонно. Но это особый случай. Я видел этого пациента в таком состоянии не менее десятка раз. Смотрите! — Нельсон поднял руку Смита и отпустил ее. Рука неподвижно замерла в воздухе.
— Каталепсия? — спросил Таддеус.
— Называйте, как хотите. В общем, старайтесь не беспокоить больного и зовите меня, если произойдут изменения. — Он осторожно вернул руку Смита в прежнее положение.
Нельсон ушел. Таддеус поглядел на пациента, тряхнул головой и вернулся в дежурку. Мичум взял свои карты.
— Продолжим?
— Нет.
— Док, если хотите знать, он сыграет в ящик еще до утра.
— Я тебя об этом не спрашивал. Поэтому сходи-ка ты покурить с охраной. Мне тут надо подумать кое о чем.
Мичум пожал плечами и присоединился к охранникам в коридоре. Они было вытянулись, но, увидев, что это всего лишь Мичум, снова расслабились. Тот морской пехотинец, что был повыше, спросил:
— Из-за чего переполох-то?
— Да пациент у нас разродился пятью близнецами, так мы все спорили, как их назвать. Слушайте, рожи, а у вас в заначке не найдется окурка? И огоньку заодно.
Другой морской пехотинец вытащил из кармана пачку сигарет.
— Ты что — окосел, что ли?
— Разве что самую малость. — Мичум сунул сигарету в рот. — Богом клянусь, джентльмены, я об этом пациенте ни хрена не знаю.
— А что это за приказ «Никаких женщин не допускать»? Он что — сексуальный маньяк?
— Все, что я знаю, так это то, что его сюда притащили с «Победителя» и предписали полный покой.
— С «Победителя»? — сказал первый пехотинец. — Ну, тогда все понятно.
— Что понятно-то?
— Да все. Не видал баб, не имел баб, не щупал баб вот уже несколько месяцев. И заболел, понял? Боятся, что ежели он доберется до бабы, то так и помрет на ней. — Он подумал. — Я бы на его месте обязательно помер, это уж точно
Смит ощущал присутствие врачей, но он грокк, что их намерения исполнены добра. Никакой необходимости снова будить основную часть своего сознания не было.
В ранний утренний час, когда сестры милосердия начинают обтирать пациентов влажными полотенцами, Смит вернулся. Он ускорил биение сердца, участил дыхание и безмятежно оглядел помещение. Он рассматривал комнату, вознося хвалу всем деталям ее обстановки. Он видел ее впервые, так как, когда его сюда доставили, он был слишком сжат, чтобы раскрыться ей навстречу.
Комната была интересна. Такого на Марсе не увидишь, да и на нарезанные, как торт, клиновидные стальные каюты «Победителя» она тоже не походила. Восстановив в памяти события, связывающие эту комнату с Гнездом, Смит готов был принять ее, приласкать и в какой-то степени возлюбить.
И тут он почувствовал, что рядом с ним находится еще одно живое существо. «Дядюшка Долгоног» медленно спускался с потолка, тихонько вращаясь на своей паутинке. Смит рассматривал его с восторгом, гадая, не принадлежит ли он к его Гнезду.
Доктор Арчер Фрейм — интерн, сменивший Таддеуса, вошел в палату как раз в эту минуту.
— Доброе утро, — сказал он. — Как мы себя чувствуем?
Смит всесторонне рассмотрел этот вопрос. Первую фразу он расценил как чистое проявление вежливости, не требующее ответа. Вторую он перевел в нескольких вариантах. Если бы ее произнес доктор Нельсон, она означала бы одно; если бы капитан Тромп — другое, опять же скорее просто зн,к внимания.
Он ощутил ту тревогу, которая всегда охватывала его при попытках общения с этими существами, но силой принудил свое тело к покою, рискнув ответить:
— Чувствую себя хорошо.
— Хорошо! — эхом отозвалось существо. — Через минутку появится и доктор Нельсон. — Готовы ли вы к завтраку?
Все эти символы были в словаре Смита, но ему было трудно поверить, что он расслышал верно. Он прекрасно знал, что он сам и есть пища, но не был уверен, что ему нравится чувствовать себя едой. Не было и предупреждения, что ему выпала такая высокая честь. Он не знал, что ситуация с продовольствием здесь такова, что наступил час снизить численность живых. Ему стало немного грустно, что так много вещей останутся неувиденными и он их не сможет грокк, но тем не менее ему даже в голову не пришло уклониться от этой чести.
Однако от необходимости переводить свой ответ его избавил приход доктора Нельсона. Судовой врач посмотрел на Смита, потом бросил взгляд на шкалы приборов и только затем обратился к пациенту:
— Желудок работал?
Это Смит понял, так как доктор Нельсон постоянно задавал такой вопрос.
— Нет.
— Ладно, с этим разберемся. Но сначала ты должен поесть. Санитар, принеси поднос.
Нельсон скормил ему три кусочка, а затем потребовал, чтобы Смит взял ложку и ел сам. Это было утомительно, но породило радостное чувство триумфа, так как это был первый поступок, который он совершил без посторонней помощи с тех пор, как его доставили в это странное и плохо организованное место. Он очистил тарелку и вовремя вспомнил, что следует осведомиться «кто это был?», чтобы помянуть добром своего благодетеля.
— Ты хочешь знать, что это такое? — ответил Нельсон. — Это было синтетическое пищевое желе, и, узнав это, ты вряд ли стал намного умнее, чем был раньше. Закончил? Ладно, тогда давай-ка вылезай из кровати.
— Прошу прощения? — Это был символ внимания, весьма полезный в случае нарушения контакта.
— Я сказал, чтобы ты вылезал из нее. Встань. Походи. Разумеется, ты слаб, как котенок, но знай, что, валяясь в этой кровати, ты никогда не накачаешь себе мускулатуру.
Нельсон открыл вентиль, вода начала выливаться. Смит подавил чувство страха, зная, что Нельсон заботится о нем. Через несколько минут он уже лежал на опустившемся дне кровати, и водонепроницаемая ткань морщинками облегала его тело. Доктор Нельсон сказал:
— Доктор Фрейм, возьмите его под другой локоть.
С помощью Нельсона, который ободрял и поддерживал его с одного бока, и другого доктора, который ему помогал, Смит преодолел борт кровати.
— Осторожно! Вставай! — командовал Нельсон. — Не надо бояться! Мы тебя подхватим, если упадешь.
Смит сделал усилие и попробовал стоять самостоятельно. Это был тощий молодой человек со слабо развитой мускулатурой и непропорционально широкой и выпуклой грудной клеткой. Волосы ему остригли еще на «Победителе», усы сбрили и наложили на них запрет. Самой бросающейся в глаза чертой Смита было открытое детское лицо, на котором глубоко сидели глаза девяностолетнего старца.
Он постоял, не поддерживаемый никем, затем попробовал шагнуть. Ему удалось сделать три заплетающихся шага, и лицо его расплылось в солнечной детской улыбке.
— Молодчина! — зааплодировал Нельсон. Смит попробовал сделать еще шаг, вздрогнул и неожиданно рухнул на пол. Врачи еле-еле успели подхватить его.
— Черт бы его побрал! — бушевал Нельсон. — Опять он в шоке! Ну-ка помогите уложить его в кровать! Хотя нет, сначала напустите в нее воду!
Фрейм отключил воду, лишь когда водонепроницаемая ткань поднялась до шести дюймов от края кровати. Они с трудом взвалили Смита на постель, так как он застыл в крайне неудобной позе человеческого эмбриона.
— Положите ему под шею подушку-валик, — распорядился Нельсон. — И зовите меня, если будет необходимость в моем присутствии. Сегодня днем мы снова с ним походим. Месяца через три он у нас будет прыгать по веткам не хуже обезьяны. Ничего с ним не случится!
— Хорошо, доктор, — отозвался Фрейм без особой уверенности в гтлосе.
— Ах, да когда он выйдет из каталепсии, научите-ка его пользоваться гальюном. И пусть медбрат вам поможет, я не хочу, чтобы он снова падал.
— Хорошо, сэр хм а каким способом я хочу сказать как?
— Как? Да просто продемонстрируйте ему! В словах он еще слабо разбирается, но соображает не хуже партийного организатора в парламенте!
Смит съел свой ленч самостоятельно. В палату вошел санитар, чтобы забрать посуду. Санитар наклонился к Смиту.
— Слушай, — сказал он шепотом, — у меня к тебе выгодное дельце.
— Прошу прощения?
— Ну дело, понятно?! Чтобы хватануть изрядную деньгу, да к тому же без всяких хлопот.
— Деньгу? А что такое «деньга»?
— Ты мне тут философию не разводи! Деньги всем нужны. Буду говорить по-простому, мне тут долго отираться нельзя, знаешь, как трудно было добраться до тебя! Я представляю «Сногсшибательные истории». Мы тебе дадим шестьдесят кусков за твой рассказ, а от тебя ничего не потребуем. У нас работают самые лучшие в мире писатели-«невидимки». Ты только ответишь на вопросы, а уж они обработают все как надо. — Он вытащил бумагу. — Ты давай распишись вот здесь
Смит принял бумагу и начал рассматривать ее вверх ногами. Санитар приглушенно вскрикнул:
— Да ты читать-то умеешь или нет?
Смит понял вполне достаточно, чтобы ответить «нет».
— Ладно, тогда я тебе прочту, ты приложишь отпечаток большого пальца вот в этом квадратике, и я же засвидетельствую. «Я, нижеподписавшийся Валентайн Майкл Смит, известный под кличкой «Человек с Марса», сим подтверждаю, что передаю «Сногсшибательным историям лимитед» все исключительные права на мою правдивую историю, которая будет именоваться «Я был пленником Марса», в обмен на »
— Санитар!!!
В дверях стоял доктор Фрейм. Бумажка тут же скрылась в кармане санитара.
— Иду, иду, сэр. Я собирал поднос
— А что такое вы говорили вслух?
— Ничего.
— Я же слышал. Этого больного запрещается беспокоить.
Оба вышли. Доктор Фрейм тщательно закрыл дверь. Смит же неподвижно пролежал еще около часа, но хоть и старался изо всех сил, все равно так ничего и не смог грокк.
Джиллиан Бордмен была опытной медсестрой, а мужчины — ее любимым хобби. В этот день она вышла на работу в качестве старшей сестры того этажа, где лежал Смит. Когда «сарафанное радио» разнесло слух, что пациент в боксе К-12 никогда в жизни не видал женщины, она этому просто не поверила. И решила нанести странному больному визит.
Ей, конечно, был известен запрет «Никаких посетителей женского пола», но она не относила себя к посетителям, а потому гордо проследовала мимо охраняемой двери, даже не сделав попытки пройти в нее: морские пехотинцы славятся своим буквальным пониманием приказов. Вместо этого она вошла в соседнюю с боксом дежурную комнату.
Доктор Таддеус поднял на нее глаза:
— Да неужто это ты, Пышечка! Каким ветром тебя, милочка, сюда занесло?
— Совершаю обход. А как ваш пациент?
— Не беспокойся о нем, девочка, он ведь не по твоему ведомству. Загляни-ка в свой журнал назначений.
— Уже заглянула. Но мне хочется посмотреть на него хоть одним глазком.
— Отвечу одним словом: нет!
— О, Тад, ну нельзя же в самом деле быть таким законником!
Таддеус внимательно разглядывал свои ногти.
— Если я позволю тебе сделать внутрь этого бокса хоть один шаг, меня в ту же минуту вышвырнут в какую-нибудь захудалую Антарктиду. Мне бы очень не хотелось, чтобы доктор Нельсон застал тебя даже в этой дежурной комнате.
Она встала:
— А много шансов, что доктор Нельсон зайдет сюда?
— Он не придет, пока я его не позову. Отсыпается от усталости, вызванной долгим пребыванием в невесомости.
— Тогда зачем же ты разыгрываешь этакого службиста?
— Разговор окончен, сестра.
— Слушаюсь, доктор. — И добавила: — Зануда чертов.
— Джилл!
— И воображала к тому же!
Он тяжело вздохнул:
— А как насчет субботнего вечера? Состоится?
Она пожала плечами:
— Почему же нет? В наши дни девушке не приходится быть разборчивой.
Джилл вернулась в свою каморку и взяла отмычку. Ее отбросили, но не разбили, так как бокс К-12 имел еще один выход из соседнего бокса, вернее, из той комнаты, которая служила гостиной, когда бокс занимала какая-нибудь большая шишка. Сегодня этот бокс пустовал. Она вошла в него. Охрана не обратила на Джилл внимания, не подозревая, что их уже обошли с фланга.
Джилл задержалась у двери между двумя боксами, ощущая тот трепет, который испытывала когда-то, удирая под вечер из общежития сестер-медичек. Потом открыла дверь и заглянула внутрь.
Больной лежал в постели; он поднял глаза как раз в тот момент, когда Джилл приоткрыла дверь. Первое впечатление было такое, что он так близок к смерти, что лечить его уже нет никакого смысла. Отсутствие какого бы то ни было выражения на лице, казалось, говорило об апатии умирающего. Потом Джилл заметила его глаза, горевшие огнем неподдельного интереса. Она подумала, а не парализованы ли у него лицевые мышцы?
И тут же вошла в свою обычную роль медсестры.
— Ну и как же мы себя чувствуем сегодня? Получше?
Смит в уме перевел оба вопроса. Включение их обоих в одно предложение отчасти сбивало его. Он решил, что вся фраза символизирует намерение лелеять и сближаться. Вторая же часть ее напоминала манеру разговора доктора Нельсона.
— Да, — сказал он.
— Превосходно! — Кроме отсутствующего выражения лица, Джилл не заметила в нем ничего странного а если женщины ему неизвестны, то он это весьма успешно скрывает.
— Я могу вам быть чем-нибудь полезна? — Она увидела, что на тумбочке нет стакана. — Можно мне предложить вам воды?
Смит заметил, что это существо не похоже на других. Он сравнил ее с картинками, которые ему показывал доктор Нельсон на пути из Дома к этому месту Картинки, видимо, должны объяснять странную конфигурацию одной из человеческих групп. Следовательно — это «женщина».
Смит почувствовал себя одновременно и взволнованным, и разочарованным. Напряжением воли он подавил оба чувства, с тем чтобы грокк поглубже, и проделал это столь успешно, что доктор Таддеус не заметил на шкалах своих приборов никаких изменений.
Но когда он перевел последний вопрос, он почувствовал такой эмоциональный подъем, что чуть не допустил резкое ускорение пульса. Он вовремя спохватился и сделал себе выговор, какой делают юному согнезднику, нарушившему дисциплину. Потом еще раз проверил правильность своего перевода.
Нет, он не ошибся! Это женское создание предлагает ему воду! Оно хочет сближения!
С огромными усилиями отыскав адекватное словарное значение, он умудрился сложить ответ, звучавший с приличествующей случаю торжественностью:
— Благодарю тебя за воду. И да не испытаешь ты никогда жажды.
Сестра Бордмен поразилась:
— Господи, как это мило!
Она нашла стакан, наполнила его и подала больному.
Он сказал:
— Пей ты.
«Интересно, не думает ли он, что я хочу его отравить?» — спросила она себя, но в тоне его просьбы было что-то неотразимое. Она отпила глоток, потом глоток сделал он, после чего откинулся на подушки с таким видом, будто совершил нечто очень важное.
Джилл сказала себе, что это приключение можно расценить как полную неудачу.
— Что ж, если вам ничего больше не нужно, я пойду заниматься своими делами. — И двинулась к дверям.
Он воскликнул:
— Нет!
Джилл остановилась:
— Что?
— Не уходи.
— Но мне и вправду надо бежать. — Она вернулась к постели. — Вы что-нибудь хотите?
Он осмотрел ее с ног до головы:
— Ты женщина?
Вопрос совершенно ошеломил Джилл Бордмен. Ее первым импульсом было отделаться какой-нибудь шуточкой. Однако серьезное лицо Смита и его странные тревожащие глаза остановили ее. Джилл вдруг поняла, что самое невероятное в этом пациенте подтвердилось, — он действительно никогда не видел женщин. Она ответила, четко выговаривая слова:
— Да, я — женщина.
Смит продолжал рассматривать ее. Джилл вдруг почувствовала себя крайне неловко. Она привыкла, что мужчины заглядываются на нее. Но ведь совсем другое дело, когда тебя рассматривают, как под микроскопом. Затянувшееся молчание она прервала вопросом:
— И что же? Я похожа на женщину, не так ли?
— Не знаю, — медленно выговорил Смит. — А как выглядит женщина? И что делает тебя женщиной?
— Ну и вопросик! — Честно говоря, подобных разговоров Джилл не приходилось вести с мужчинами лет этак с двенадцати. — Уж не хотите ли вы, чтобы я разделась и показала вам?
Смиту понадобилось время, чтобы рассмотреть эти символы и постараться перевести их. Первую группу он не грокк совсем. Возможно, это были символы вежливости, к которым часто прибегают люди А тем не менее они были произнесены так энергично, как будто знаменовали последнее сообщение перед отключением. Вполне вероятно, что он повел себя глубоко неправильно по отношению к этому женскому существу и она оказалась почти на грани телесной смерти.
Он, однако, совсем не хотел, чтобы она сейчас умерла, хотя это было ее право, а может быть, и обязанность. Этот резкий переход от водного ритуала к ситуации, когда только что обретенный брат по воде внезапно стремится к разрыву общения или даже к телесной смерти, мог бы повергнуть Смита в панику, если бы он сознательно не подавил ее. Он только решил, что, если оно умрет, ему придется тут же последовать за ним Он не мог совершить ничего мудрее раз они разделили воду.
Вторая часть вопроса содержала символы, с которыми он не встречался, но он с некоторой долей неопределенности все же грокк намерение; ему представилось, что кризиса можно избежать, если он согласится с высказанным пожеланием. Возможно, если эта женщина снимет свои одежды, никому из них не придется покинуть телесную оболочку. Он ласково улыбнулся:
— Пожалуйста!
Джилл открыла рот. Потом закрыла его. Потом опять открыла:
— Вот это да, будь я неладна!
Смит грокк эмоциональное возмущение и понял, что его реплика была ошибкой. Он начал уже подготавливать свой мозг к быстрой смерти, с нежностью вспоминая и лаская мысли о том, где был и что видел, и особенно об этой женщине. И вдруг осознал, что она наклонилась к нему, и тут же понял, что женщина вовсе не собирается умирать.
Она смотрела ему прямо в глаза.
— Вы меня поправьте, если я ошиблась, — сказала она, — но мне показалось, будто вы хотите, чтобы я разделась?
Инверсии и абстракции требуют очень точного перевода, но Смит с ними справился.
— Да, — ответил он, надеясь, что ответ не приведет к новому кризису.
— Вот и мне показалось, будто вы так намекнули. Значит, братик, ты вовсе не так уж и болен.
Слово «братик» он рассмотрел первым. Женщина напомнила ему, что они братья по воде. Он запросил помощи своих согнездников, чтобы определить, чего же, собственно, хочет новый брат.
— Я не болен, — согласился он.
— И хотя, будь я проклята, если знаю, что с вами такое, однако разоблачаться все же не стану. Мне вообще давным-давно пора бежать. — Женщина выпрямилась и шагнула к двери, потом остановилась и оглянулась на Смита с легкой улыбкой: — Но вы можете попросить меня о том же в другой раз, только чуть понастойчивее и, разумеется, при других обстоятельствах. Мне самой интересно, как я тогда поступлю.
Женщина ушла. Смит расслабился и позволил комнате уйти из своего сознания. Он был чрезвычайно доволен тем, что вел себя так, что никому из них не пришлось умереть Но тут еще было многое, о чем следовало грокк. Последние слова женщины содержали символы совершенно непереводимые и еще другие, которые ему были знакомы, но помещены в такие сочетания, что понять их было трудно. Й все же он ощущал случившееся как свою маленькую победу. У него хватило сообразительности повести дело так, что никому из них не пришлось умирать во плоти.
Смит был очень доволен, что нашел тон, подходивший для общения между братьями по воде, хотя и окрашенный примесью беспокойства и чего-то еще несказанно приятного. Это напомнило тот случай, когда ему было дозволено впервые присутствовать при добровольной смерти во плоти; тогда он тоже почувствовал себя почему-то очень счастливым.
Смиту хотелось, чтобы его брат, доктор Махмуд, оказался рядом. Так много было того, о чем надо было как следует грокк, но он совершенно не представлял, откуда надо начинать грокк.
Весь остаток дежурства Джилл провела в каком-то тумане. Перед ней стояло лицо «Человека с Марса», а в ушах все еще звучали странные фразы, которые он произнес. Нет, конечно, он не псих — она проходила практику в психиатрических больницах и была совершенно уверена, что в его словах не было даже крошечной примеси безумия. Она было решила, что более подходящим термином была бы «детскость», но тут же поняла, что это слово тоже не очень точно передает смысл. Слова были невинны, а глаза — нет. Почему у него такое лицо?
Когда-то ей случилось немного поработать в католическом госпитале. Перед ее глазами снова встало лицо «Человека с Марса» в пышных складках чепца сестры-монашки. Это видение смутило Джилл — в лице Смита не было ничего женственного.
Джилл уже переодевалась перед уходом, когда в раздевалку просунула голову другая сестра:
— Тебе звонят, Джилл.
Джилл, продолжая одеваться, включила видеофон — только звук без изображения.
— Это Флоренс Найтингейл? (Знаменитая английская сестра милосердия и борец за права женщин 1820-1910гг.) — спросил приятный баритон.
— Лично. А это ты, Бен?
— Непоколебимый защитник свободы прессы в его лице. Малышка, ты занята?
— А что ты предлагаешь?
— Я предлагаю купить тебе бифштекс, накачать тебя спиртным и задать вопрос.
— Ответ на него будет тот же, что и всегда, — нет.
— Да вовсе не этот вопрос!
— Ах, так у тебя, значит, есть и другие? Выкладывай.
— Попозже. Мне сначала надо привести тебя в соответствующее расположение духа.
— А бифштекс будет настоящий? Не синтетик?
— Гарантия! Ты тычешь в него вилкой, а он мычит.
— У тебя что — открытый счет в банке?
— Вопрос излишний и неделикатный. Ну так как?
— Уговорил.
— Стало быть, на крыше медицинского центра. Через десять минут.
Джилл повесила только что надетый костюм обратно а свой гардеробный шкафчик и оделась в платье, которое хранила тут же на непредвиденный случай. Платье было скромное, почти не просвечивающее, с турнюром и накладной грудью, правда, нужными лишь для воссоздания того эффекта, который Джилл произвела бы и так, будь под платьем лишь голое тело. Она удовлетворенно посмотрелась в зеркало и села в скоростной лифт, поднявший ее на крышу.
Она уже начала искать глазами Бена Какстона, когда дежурный по крыше тронул ее за руку:
— Машина вас ждет, мисс Бордмен. Вон тот «Талбот».
— Спасибо, Джек.
Джилл увидела такси, уже готовое к отлету, даже дверца была приоткрыта. Джилл забралась в салон, готовясь подпустить Бену заранее подготовленную шпильку, но вдруг обнаружила, что Бена в машине нет. Это было такси-автомат. Его дверца захлопнулась, машина взлетела в воздух, сделала полукруг и скользнула над Потомаком. На плоской крыше Александрии машина приземлилась, и тут в нее сел Какстон. Затем такси взлетело снова. Джилл внимательно оглядела своего спутника с ног до головы:
— Ух ты, какой важный! С каких пор ты посылаешь такси-автоматы за своими дамами?
Он похлопал ее по коленке и мягко ответил:
— Есть причина, малышка. Не надо, чтобы видели, как я встречаюсь с тобой.
— Нет, какое нахальство!..
— Точнее, тебе не следует встречаться со мной. Поэтому перестань ерошить перышки — так было надо.
— Хм Так кто же из нас прокаженный?
— Оба. Джилл, я — журналист
— А я уж начала было думать, что ты — нечто совсем другое
— А ты — медсестра в той больнице, где лежит «Человек с Марса».
— И что же? Это причина, чтобы не быть представленной вашей матушке?
— Не сечешь, Джилл? Вблизи центра ошивается не менее тысячи репортеров плюс пресс-агенты, ловцы новостей и слухов, обозреватели стереовидения, будущие газетные знаменитости, а также всякая шушера, налетевшая сюда в связи с возвращением «Победителя». Каждый из них горит желанием взять интервью у «Человека с Марса», и никому пока это не удалось. Разве хорошо, если бы нас увидели выходящими из больницы вдвоем?
— Не понимаю, какое кому до этого дело. Я же не «Человек с Марса».
Он взглянул на нее:
— Ты-то, конечно, нет. Но ты должна помочь мне с ним увидеться. Вот почему я не встретил тебя на крыше.
— Что?! Ты, Бен, должно быть, перегрелся на солнце без шляпы! У его бокса наряд морских пехотинцев!
— Знаю. Мы сейчас это обговорим.
— Тут и обговаривать нечего!
— Ладно, не сейчас. Попозже, когда поужинаем.
— Наконец-то ты заговорил о деле. Твой счет выдержит «Нью Мейфлауэр»? Кстати, у тебя действительно открытый счет?
Какстон нахмурился:
— Джилл, я не могу рискнуть появиться с тобой в ресторане ближе чем в Луисвилле. На этой развалюхе, чтобы добраться туда, надо не меньше двух часов. Как насчет ужина в моей квартире?
— «сказал паук мошке». Бен, я слишком устала сегодня, чтобы отбиваться от твоих приставаний.
— А никто тебя и не заставит отбиваться. Я буду как рыцарь без страха и упрека. Умереть мне на этом самом месте, если не так!
— Ну это уж, пожалуй, тоже слишком. Однако если мне гарантируют безопасность, рискну. Поехали, рыцарь.
Какстон нажимал какие-то кнопки. Такси, делавшее круги согласно команде «ждать», пробудилось к жизни и полетело к огромному дому гостиничного типа, где снимал квартиру Бен. Он нажал кнопку телефонного вызова и спросил у Джилл:
— Сколько тебе нужно времени, чтобы напиться, многоножка? Скажи, и я отдам распоряжение на кухню, когда подавать бифштексы.
Джилл серьезно обдумала его слова:
— Бен, в твоей мышеловке есть что-то вроде кухоньки?
— Что-то в этом роде есть. Я иногда жарю там бифштексы.
— Сегодня бифштексы жарю я. Дай-ка мне телефон. Она отдала распоряжения, остановившись только для того, чтобы узнать, любит ли Бен салат из эндивия (цикорий).
Такси приземлилось на крыше здания, и они на лифте спустились в квартиру Бена. Обстановка была весьма старомодной, единственная роскошь — зеленый травяной газончик в гостиной. Джилл встала как вкопанная, потом сбросила туфли, босиком кинулась в гостиную и спрятала ноги среди прохладных стеблей травы.
— Боже, как прекрасно! Мои ножки болят с тех самых пор, как я начала работать!
— Садись.
— Нет, я хочу, чтобы мои пальчики помнили это ощущение и завтра.
— Действуй как знаешь!
Бен ушел в буфетную смешивать коктейли. Джилл вскоре присоединилась к нему, все больше чувствуя себя как дома. Бифштексы уже лежали в кухонном подъемнике, там же находился и поджаренный картофель. Она смешала салат, сунула его в холодильник, набрала на таймере печки комбинацию для жарки бифштексов и разогрева картофеля, но включать не стала.
— Бен, у этой печки есть дистанционное управление?
Он взглянул на пульт, повернул выключатель.
— Интересно, Джилл, что бы ты делала, если бы тебе пришлось готовить на костре?
— Прекрасно бы справилась. Я же в скаутах была. А вот ты бы что делал, хитрюга?
Они вернулись в гостиную. Джилл села на корточки, и оба погрузились в дегустацию мартини. Как раз напротив Бена находился ящик стереовизора, оформленный под аквариум. Бен включил его, гуппи и тетры уступили место физиономии знаменитого Огастуса Гривса.
« из авторитетных источников известно, — говорило изображение, — что «Человека с Марса» держат под воздействием наркотиков, чтобы помешать обнародованию этих фактов. Администрация считает это исключительно »
Бен выключил ящик.
— Гас, старый дружище, — сказал он ласково, — и ни черта-то ты не знаешь, во всяком случае, не больше, чем я. — Он нахмурился: — Хотя насчет наркотиков и правительства, может, ты и прав.
— Нет, и тут он не прав, — неожиданно для себя сказала Джилл.
— Что? А откуда это тебе известно, малышка?
— «Человеку с Марса» не дают наркотиков! — Уже сказав больше, чем намеревалась, Джилл все же добавила еще: — В соседней с боксом комнате сидит врач, но распоряжения о применении успокоительных лекарств ему не давали.
— Ты в этом уверена? Уж не входишь ли ты в число тех сестер, что ухаживают за ним?
— Нет хм уж если говорить правду, то есть приказ держать от него женщин подальше; за выполнением этого приказа присматривает наряд здоровенных морских пехотинцев.
Какстон кивнул:
— И я так слыхал. Но все дело в том, что ты не можешь знать, дают ему наркотики или нет.
Джилл прикусила губу. Чтобы доказать свою правоту, ей придется выдать себя.
— Бен, ты меня не продашь?
— Как это?
— Ну вообще.
— Хм Хотя это звучит слишком уж общо, но я, пожалуй, готов дать гарантию.
— Ладно. Налей-ка мне еще.
Он наполнил ее стакан, и Джилл продолжала:
— Я знаю, что они не посадили «Человека с Марса» на иглу, потому что разговаривала с ним.
Какстон присвистнул:
— Так я и знал! Когда я сегодня проснулся, то сказал себе: «Надо повидаться с Джилл — она козырной туз в моем рукаве». Лапочка, выпей еще капельку. Вот тебе полный шейкер.
— Ну-ну, не так быстро!
— Да как тебе будет угодно! А может, мне помассировать ваши бедные ножки? Леди, приготовьтесь, я сейчас буду брать у вас интервью Как
— Нет, Бен! Ты же мне обещал! Если ты меня назовешь, я тут же потеряю работу.
— М-м ну а если мы скажем «из надежных источников»?
— Нет, я все равно боюсь.
— Значит, ты хочешь, чтобы я тут помер от неудовлетворенного любопытства, а ты съела бы мои бифштексы?
— Да нет, тебе я расскажу. Но использовать это ты не сможешь.
Бен промолчал. Джилл рассказала, как она обошла охрану бокса с фланга.
Тут Бен прервал ее:
— Послушай, а ты не смогла бы сделать это еще раз?
— Что? Думаю, смогла бы, но не хочу. Уж очень рискованно.
— Ладно, а как насчет того, чтобы провести меня этим путем? Я оденусь электриком — комбинезон, значок союза, сумка с инструментами Ты дашь мне ключ
— Ни в коем случае!
— А? Слушай, девочка, ну будь же благоразумна. Это самая большая сенсация с тех пор, как Колумб обманом принудил Изабеллу загнать свои драгоценности! Единственное, что меня беспокоит, так это встреча с настоящим монтером
—А меня беспокоит совсем другое, — прервала его Джилл. — Для тебя это просто сенсационная история, а для меня — карьера. Они отберут у меня мою шапочку, мой значок и вынесут меня из города на шесте.
— М-м-м что ж, пожалуй.
— Не «пожалуй», а так оно и будет.
— Леди, а если бы вам предложили взятку?
— Большую? Это, знаешь ли, должна быть немалая сумма, чтобы поддержать мой привычный уровень жизни где-нибудь в Рио до конца моих дней.
— Вряд ли ты можешь ожидать, что я переплюну Ассошиэйтед Пресс или Рейтер. Как насчет сотни долларов?
— Да за кого вы меня принимаете?
— Насчет этого мы уже договорились. Сейчас речь идет только о сумме. Сто пятьдесят?
— Лучше дай мне телефон Ассошиэйтед Пресс, будь так добр.
— Капитолий, 10-9000. Джилл, пойдешь за меня замуж? Большего я дать тебе не могу.
Она несказанно удивилась:
— Что ты сказал?
— Пойдешь за меня? Тогда, если тебя вынесут из города на шесте, я буду ждать тебя на городской границе и вытяну из этой ужасной истории. Ты вернешься сюда, охладишь свои бедные пальчики в моей прохладной траве — нашей траве — и забудешь о своем позоре. Однако сначала тебе придется помочь мне проникнуть в эту чертову палату.
— Бен, можно подумать, что ты говоришь всерьез! Не позвать ли сюда Честного Свидетеля, чтобы ты повторил все при нем?
Какстон вздохнул:
— Зови своего Свидетеля.
Джилл вскочила на ноги.
— Бен, — сказала она тихо, — я не стану ловить тебя на слове. — Она чмокнула его. — Но никогда не шути на тему о браке со старыми девами.
— Я и не шутил.
— Вот даже как! Вытри-ка лучше помаду с губ, и я расскажу тебе все, что знаю сама, а потом мы подумаем, как тебе это использовать, с тем чтобы меня не вынесли на шесте. Идет?
— Еще бы!
Джилл подробно рассказала обо всем, чему была свидетелем.
— Я уверена, что он не на игле. И еще больше уверена в том, что он в здравом уме, хотя говорил он странно и задавал чертовски нелепые вопросы.
— Я думаю, было бы еще удивительнее, если бы он не задавал странных вопросов.
— Что ты имеешь в виду?
— Джилл, мы мало знаем о Марсе, но нам определенно известно, что марсиане не гуманоиды. Предположим, что ты родилась среди племени дикарей, живущих в далеких джунглях и не имеющих даже понятия, что такое туфли. Та к что бы ты могла понять из светской болтовни людей нашей культуры? Но даже и эта аналогия в высшей степени приблизительна. До истины ей еще идти и идти этак миллионов сорок миль.
Джилл кивнула:
— И я так подумала. Вот почему я не обиделась на его с данное предложение. Не совсем же я дурочка.
— Нет, для женщины ты соображаешь не так уж туго.
— Ты что, хочешь, чтобы я вылила тебе на голову коктейль?
— Извини. Женщины куда сообразительнее мужчин, что и доказывается нашей ситуацией. Дай-ка твой стакан, я налью.
Джилл приняла эти слова как знак искреннего раскаяния и продолжала:
— Бен, а ведь этот приказ насчет недопущения женщин звучит глуповато! Смит вовсе не сексуальный маньяк.
— Ну, можно предположить, что его хотят избавить от слишком сильных впечатлений, выпавших на его долю за такое короткое время.
— Нет, он ничуть не выглядел шокированным. Так скорее уж заинтересованным. Смотрел на меня совсем не так, как обычно смотрят мужчины.
— Ну если бы ты согласилась на его просьбу, то, возможно, у тебя с ним было бы хлопот полон рот.
— Не думаю. Можно предположить, что ему известно о существовании мужчин и женщин и ему просто хотелось знать, чем же отличаются женщины.
— Да здравствуют отличия! — с энтузиазмом подхватил Бен.
— Не надо быть таким вульгарным.
— Мне? Да я благоговею! Возношу благодарственные молитвы, что не родился ни женщиной, ни марсианином.
— Послушай, ты можешь быть серьезным?
— Никогда не был более серьезен, чем сейчас.
— Тогда помолчи. Нет, с ним неприятностей не было бы. Ты же не видел его лица, а я видела.
— А какое у него лицо? Джилл растерялась:
— Бен, ты когда-нибудь видел ангела?
— Только тебя, мой херувим. И никого больше.
— Ну и я тоже но выглядит он именно так. У него мудрые старческие глаза на совершенно спокойном лице, на котором лежит отпечаток какой-то неземной непорочности. — Джилл даже вздрогнула.
— Неземной — уж это точно, — медленно сказал Бен. — Слушай, мне необходимо его увидеть.
— Бен, а почему его заперли? Он же и мухи не обидит.
Какстон сложил пальцы домиком:
— Ну, знаешь, они просто оберегают его. Он вырос в условиях силы тяжести Марса. Так что наверняка слаб, как котенок.
— Но ведь слабость мышц не опасна. Myasthenia gravis (Миастения, вызванная длительным пребыванием в невесомости) куда хуже, но мы научились с ней отлично справляться.
— Еще они, очевидно, боятся, что он подхватит тут какую-нибудь дрянь. Он же наверняка вроде тех экспериментальных зверюшек, что на Нотр-Дам (Гора в штате Индиана). Ему ведь незнакомы человеческие болезни.
— Конечно, конечно — никаких антител. Но я краем уха слышала в ординаторской, что доктор Нельсон, судовой врач «Победителя», позаботился об этом на обратном пути к Земле. Несколько переливаний крови, так что у Смита половина крови заменена.
— Могу я это использовать, Джилл? Это ведь сенсация.
— Хорошо, но без ссылок на меня. Кроме того, ему сделали прививки от всего, кроме разве что «колена горничной». И еще, Бен, защита от инфекции вовсе не объясняет вооруженную охрану.
—М-м-м Джилл, я тут подхватил кое-какие отрывочные сведения, которых ты, конечно, не знаешь. Использовать их я не могу, так как должен оберегать свои источники. Но тебе расскажу, при условии, что ты — молчок!
— Договорились.
— История длинная. Налить?
— Нет, давай займемся бифштексами. Где кнопка?
— А вот она!
— Так нажми на нее.
— Я? Ты же обещала, что будешь жарить сама.
— Бен Какстон, я лучше тут лягу и умру с голода, чем встану, чтобы нажать на кнопку, до которой тебе ничего не стоит дотянуться.
— Как вам будет угодно. — Он нажал на кнопку. — И не забудь, кто из нас готовил ужин. Теперь о Валентайне Майкле Смите. Есть серьезные сомнения в его праве на фамилию Смит.
— Как?!
— Милая, твой приятель — первый в истории межкосмических сообщений бастард.
— Что за чертову чушь ты несешь!
— Никогда не забывай, что ты все же леди! Ты что-нибудь помнишь о «Посланце»? Четыре супружеских пары. Две из них — капитан Брант и миссис Брант, доктор Смит и миссис Смит. Твой дружок с лицом ангела — сын миссис Смит от капитана Бранта.
— Откуда они это взяли? И кому какое дело! Это же позор — раскапывать скандал, случившийся бог знает сколько лет назад! Они же все умерли — и бог с ними!
— Что касается того, откуда они это взяли, так, надо думать, вряд ли найдутся еще восемь человек, которые были бы так подробно изучены и обследованы, как эти. Пробы крови. Резус-фактор. Цвет глаз и волос. Всяческая генетическая информация Ну обо всем этом ты знаешь больше меня. Совершенно очевидно, что Мери Джейн Лайл-Смит — мать, а Майкл Брант — отец. Это дает Смиту отличную наследственность: коэффициент интеллигентности у Бранта сто шестьдесят три, у матери — сто семьдесят. Оба считались в своих областях знания самыми известными специалистами Чоо же касается того, кому до этого дело, — продолжал Бен, — то очень даже многим, и их будет еще больше, если события и дальше будут так развиваться. Слыхала ли ты когда-нибудь о двигателе «Лайл»?
— Конечно. Это то, чем пользовался «Победитель».
— И чем вообще пользуется каждый космический корабль в наше время. А кто его изобрел?
— Не знаю Подожди-ка! Неужели?..
— Леди, вы заработали себе на сигару! Доктор Мери Джейн Лайл-Смит. Она изобрела его еще до отлета, доводка делалась потом. Она подала заявку на принцип изобретения, получила патент и основала фонд. Заметь, не бесприбыльную некоммерческую корпорацию, а фонд, и передала временный контроль и распределение доходов «Сайенс Фаундейшн». Таким образом, контроль перешел в конечном счете к государству, но право собственности принадлежит теперь твоему приятелю. Стоит это все большие миллионы, даже сотни миллионов. Не знаю точно сколько.
Сели ужинать. Какстон, чтобы не портить свою лужайку, пользовался столиками, спускавшимися с потолка. Свой он опустил возле стула, а другой, уменьшив по высоте до уровня японского, поставил прямо возле Джилл так, чтобы она могла продолжать сидеть на траве.
— Хорошо прожарился?
— Сногсшибательно!
— Благодарю. И помни, кто из нас готовил ужин.
— Бен, — сказала Джилл, проглотив кусок, — а как же насчет того, что Смит незаконный? Разве он может наследовать?
— А он вовсе не бастард. Доктор Мери Джейн работала в Беркли. Калифорнийские законы вообще не признают понятия бастардности. То же касается и капитана Бранта, поскольку Новая Зеландия — высокоцивилизованная страна. В родном же штате Уорда Смита ребенок, родившийся в законном браке, считается законнорожденным, а там хоть трава не расти! Итак, Джилл, перед нами человек, являющийся законным ребенком трех родителей!
— Как? Нет, постой, Бен, быть того не может Я, конечно, не юрист
— Уж что не юрист, это точно. Юрист бы тут ничего странного не увидел. Смит законнорожденный, со всех точек зрения и по любому законодательству, хотя фактически он бастард. Поэтому он законный наследник. Мало того, что его мать очень богата, но и отцы — тоже весьма состоятельные люди. Брант вкладывал большую часть своего скандально большого жалованья лунного пилота в «Лунар Энтерпрайз». Ты же знаешь, как подскочили эти акции в цене. Они и дивиденды выплачивают своими акциями. У Бранта был порок — он играл, но парень был удачлив, постоянно выигрывал и выигрыш тоже вкладывал в те же акции. Уорд Смит имел фамильное состояние. Майкл Смит — наследник обоих.
— Ого!
— Но это еще не все, девочка. Смит — единственный наследник всей команды.
— Это еще как?
— Все восемь подписали контракт «джентльменов удачи», который делал их наследниками друг друга и распространялся на их потомков. Документы были подготовлены тщательно, за образцы брались контракты шестнадцатого и семнадцатого веков, так что оспорить их просто невозможно. Все они были большие ученые, и денег у них было немало. Кстати сказать, все имели акции «Лунар Энтер- прайз», не говоря уж об акциях Бранта. У Смита, таким образом, сейчас находится контрольный пакет во всяком случае, главный блок акций.
Джилл вспомнила детское лицо «Человека с Марса», сумевшего придумать такую трогательную церемонию во-допития, и ощутила вдруг к нему острое чувство жалости.
Какстон продолжал:
— Хотелось бы мне заглянуть в бортовой журнал «Посланца». Его нашли, но я сильно сомневаюсь, что он будет опубликован.
— А почему, Бен?
— Неприглядная история. Я успел вытащить ее из своего информатора, пока он не протрезвел. Доктор Уорд Смит делал своей жене кесарево сечение, и она умерла прямо на операционном столе. То, что он сделал потом, говорит, что он знал правду. Тем же самым скальпелем он перерезал глотку капитану Бранту, а потом себе. Мне очень жаль, моя маленькая.
Джилл пожала плечами:
— Я — медсестра. Такие вещи на меня не действуют.
— Все ты врешь, но я тебя за это люблю. Сам я три года служил полицейским репортером, но так и не свыкся с подобными делами.
— Что же случилось с остальными?
— Если нам не удастся оторвать бюрократов от этого журнала, нам никогда не узнать остальное. Но я отношусь к числу тех сумасшедших газетчиков, которые считают, что публика должна знать все. Секретность порождает тиранию.
— Бен, а может быть, было бы лучше, если бы он лишился этого наследства? Он какой-то не от мира сего.
— Ты нашла очень хорошее слово! Да и деньги ему ни к чему. «Человек с Марса» без куска хлеба не останется. Любое правительство, тысячи университетов и учреждений будут считать за честь, если заполучат к себе Смита в качестве постоянного гостя.
— Лучше бы он отказался от богатства и забыл о нем.
— Ну это тоже не так-то просто! Джилл, ты помнишь знаменитое дело «Дженерал Атомикс» против Ларкина и других?
— Ты говоришь о «Решении Ларкина»? Я слышала об этом, как и все, в школе. Но что тут общего со Смитом?
— Подумай. Русские первыми послали корабль на Луну, но он там разбился. Соединенные Штаты и Канада послали свой. Он вернулся, но на Луне никого не оставил. Через некоторое время США и Содружество собрались послать новую экспедицию уже с целью основать колонию. Спонсором экспедиции была Федерация. Россия готовилась к тому же, но на свой страх и риск. «Дженерал Атомикс» решила обойти всех, запустив ракету с островка, арендованного у Эквадора. Их люди оказались на Луне, счастливые и ужасно довольные собой, когда корабль Федерации, а за ним и корабль русских прилетели туда.
И тогда «Дженерал Атомикс», швейцарская компания, контролируемая американским капиталом, предъявила права на владение всей Луной, Федерация не могла выгнать их и сцапать Луну для себя. Русские бы этого не позволили. Поэтому Высший Суд Федерации постановил, что корпорация как юридическое лицо не может обладать планетой. Реальными собственниками могут быть только люди, участвовавшие в высадке и колонизации, то есть Ларкин и его товарищи. Их признали суверенной нацией и приняли в члены Федерации. Разумеется, «Дженерал Атомикс» и ее дочерней компании «Лунар Энтерпрайз» достались сочные куски — важные концессии. Решение Суда, в общем, никого не устраивало, но Высший Суд Федерации был тогда слабоват, так что всем пришлось удовлетвориться предложенным компромиссом. В дальнейшем были разработаны правила колонизации планет, которые опять-таки основывались на «Решении Ларкина» и имели целью предотвращение возникновения вооруженных конфликтов. Цель эта была достигнута — Третья мировая война возникла не из-за противоречий, связанных с космическими полетами, и так далее. В связи с этим «Решение Ларкина» является теперь законом и вполне применимо к Смиту.
Джилл покачала головой:
— Не вижу связи
— А ты еще раз подумай. По нашим законам Смит — суверенная нация и собственник планеты Марс.
Глава 5
Джилл глядела круглыми от изумления глазами.
— Слишком много мартини, Бен. Мне показалось, будто ты сказал, что наш пациент — владелец Марса?
— Именно так. Он находился на нем положенное по закону время. Смит — это планета Марс. Он ее президент, ее король, ее парламент, ее что хочешь. Если бы «Победитель» не оставил на Марсе колонистов, «заявку» Смита можно было бы считать истекшей с момента его возвращения на Землю, но колонисты там остались, значит, колонизация продолжается, хотя Смит и вернулся. Смит с ними делиться не обязан. Они являются просто иммигрантами до тех пор, пока он не дарует им гражданство.
— Фантастика!
— Но юридически законная. Детка, теперь ты понимаешь, почему в Смите так заинтересованы? И почему Администрация заперла его на замок? То, что она делает, — противозаконно. Смит одновременно гражданин США и Федерации, а содержать гражданина, даже преступника, incommunicado (Лишение права переписки и общения, заточение в тюрьму), где-либо на территории Федерации — серьезнейшее преступление. Точно так же на протяжении всей истории считалось предосудительным заключать под стражу приехавшего с визитом монарха (а Смит как раз таковым и является), лишив его возможности общаться с людьми, особенно с прессой, то есть в данном случае лично со мной. Ну так как, ты все еще отказываешься провести меня туда?
— Что? Ты меня, глупый, просто запугал. Бен, а если они меня поймают, что со мной можно сделать?
— М-м-м да ничего особенного. Запрут тебя в подвал с обитыми войлоком стенами, сделают это на основании заявления, подписанного тремя врачами, и будешь ты слать оттуда по одной записочке в два високосных года. Меня больше интересует, как они с ним поступят.
— А что они могут?
— Ну, например, он может помереть, скажем, от последствий изменения силы тяжести.
— Ты хочешь сказать, что они могут убить его?
— Ну-ну, не следует прибегать к такой грубой терминологии. Во-первых, он настоящий кладезь информации. Во-вторых, он мост между нами и единственной известной нам пока негуманоидной цивилизацией. Ты классику-то помнишь? Читала когда-нибудь «Войну миров» Г. Дж. Уэллса?
— Давным-давно, еще в школе.
— Предположим, марсиане окажутся коварны. Это вполне возможно, и мы в таком случае не будем даже знать, как тяжела та дубина, которой они на нас замахнулись. Смит мог бы стать посредником, благодаря которому первая межпланетная война не состоится. Если даже такой шанс и маловероятен, Администрация не может его полностью игнорировать. Открытие жизни на Марсе — такая штука, которая в состоянии оказать влияние на всю политическую линию Администрации.
— Значит, ты полагаешь, что он в безопасности?
— На какое-то время. Генеральный секретарь должен все взвесить. Как ты знаешь, его Администрация не очень-то устойчива.
— Я политикой не интересуюсь.
— А надо бы. Она не менее важна, чем твое собственное сердцебиение.
— А мне и на него наплевать.
— Не болтай, когда я произношу речь! Лоскутное большинство, возглавляемое Дугласом, может развалиться когда угодно — Пакистан, например, спит и видит, как бы ему сбежать, он пугается даже простого шороха. За этим последует вотум недоверия, и мистер Генеральный секретарь Дуглас вернется к своему былому положению мелкого адвокатишки. «Человек с Марса» может легко спасти его, а может столь же легко и погубить. Ну так как — проведешь меня?
— Нет, я собираюсь уйти в монастырь. Кофе еще есть?
— Сейчас взгляну.
Джилл встала, потянулась и сказала:
— О мои бедные старые косточки! Не думай о кофе, Бен. У меня завтра тяжелый день. Отвези меня домой, хорошо? Или отправь туда, если так безопаснее.
— О'кей, хотя время еще детское. — Он ушел в спальню и вернулся, держа в руке какую-то штучку размером с маленькую зажигалку. — Так ты проведешь меня?
— Послушай, Бен, я очень хотела бы, но
— Неважно. Это действительно опасно, и не только для твоей карьеры. — Он показал коробочку. — «Жучок» у него поставишь?
— А? Что это такое?
— Самый ценный подарок для шпионов со времен Микки Фина. Микродиктофон. Проволоку крутит тончайшая пружинка, которую при работе нельзя обнаружить с помощью самых совершенных детекторов. Все детали упакованы в футляр из пластмассы, столь прочной, что машинку можно швырять из такси на камни мостовой. Что касается энергии, то ее радиоактивность меньше, чем у стрелок часового циферблата, а защита от нее гораздо надежнее. Проволоки хватает на двадцать четыре часа работы. Потом кассета вынимается вместе с пружинкой, и вставляется новая; пружинка — часть кассеты.
— Она взрывается?
— Можешь запечь ее в пироге.
— Бен, ты так меня запугал, что я боюсь заходить к нему в палату.
— Но в соседнюю с боксом комнату зайти сможешь, а?
— Думаю, да.
— У этой машинки уши чуткие, как у осла. Прилепи ее вогнутой стороной к стенке, можно скотчем, нажми на спуск, и она услышит все, что происходит за стеной.
— Но меня заметят, если я буду все время шастать туда и обратно. Бен, его палата имеет общую стену с палатой, которая выходит в другой коридор. Подойдет?
— Еще как! Значит, сделаешь?
— Хм ладно, давай. Я подумаю.
Какстон тщательно обтер машинку своим носовым платком.
— Надень перчатки.
— Зачем еще?
— За обладание этой игрушкой можно получить отдых за решеткой. Значит, будешь пользоваться перчатками, и постарайся с этой штукой не попадаться.
— Всегда ты скажешь нечто воодушевляющее.
— Хочешь выйти из игры?
— Нет.
— Умница! — Свет мигнул, Бен взглянул вверх: — Должно быть, твое такси. Я позвонил, когда ходил за этой игрушкой.
— О! Поищи-ка мои туфли, ладно? И не выходи на крышу. Чем меньше меня будут видеть с тобой, тем лучше.
— Как прикажешь.
Когда Бен, надев ей туфли, встал с колен, она обхватила его лицо ладонями и поцеловала.
— Милый Бен, я знаю, что ничего хорошего из этого не выйдет, особенно теперь, когда мне известно, что ты уголовник; правда, ты все же недурной повар, при условии, что комбинации на таймере буду набирать я. Так что, может быть, я и выйду за тебя замуж, если когда-нибудь снова заманю в ситуацию, в которой ты склонен делать предложения.
— Предложение не отменяется.
— Разве гангстеры женятся на своих девках? Или они называют их «телками»? — И Джилл убежала.
«Жучок» Джил поставила легко. Больной в палате, расположенной в другом коридоре, был предписан постельный режим. Джилл частенько заьегала побеседовать с ней. Продолжая болтать о том, как плохо санитарки вытирают пыль в палатах, она приложила машинку к внутренней стенке встроенного шкафа.
Сменить новую кассету на следующий день было тоже нетрудно: больная спала. Она проснулась, когда Джилл все еще стояла на стуле. Джилл отвлекла внимание пациентки, отпустив какую-то соленую шуточку по поводу взаимоотношений персонала.
Потом отправила первую кассету почтой, так как это показалось ей надежнее уловок из трагедий «плаща и кинжала». Но при попытке сменить вторую кассету она чуть не попалась. Выждав момент, когда больная заснет, она залезла было на стул, как та проснулась.
— О, хелло, мисс Бордмен!
Джилл окаменела.
— Хелло, миссис Фритчли, — удалось ей выдавить из себя. — Хорошо вздремнули?
— Так себе, — ответила женщина недовольно. — Спина болит.
— Сейчас помассирую.
— Не поможет. А почему вы всегда роетесь в моем шкафу? Что-то не так?
Джилл с трудом контролировала свой взбудораженный желудок.
— Там мыши, — ответила она.
— Мыши!!! Я немедленно потребую перевода в другую палату!
Джилл отцепила машинку от стены, спрятала в карман и соскочила на пол.
— Нет-нет, миссис Фритчли, я только взглянкла, нет ли там норки, и ее там, конечно, не оказалось.
— Вы уверены?
— Абсолютно. А теперь давайте помассируем спину. Расслабьтесь.
Тогда Джилл решила воспользоваться пустой комнатой, бывшей частью бокса К-12, то есть частью бокса «Человека с Марса». Она захватила отмычку и только для того, чтобы найти комнату незакрытой и занятой двумя морскими пехотинцами. Численность охраны была удвоена. Один из караульных взглянул на нее, когда дверь открылась.
— Кого-нибудь ищете?
— Нет. Не садитесь на кровать, мальчики, — сказала она сухо, — если вам нужны стулья, скажите, и я пришлю,
Охранник неохотно встал. Джилл вышла, стараясь скрыть сотрясавшую ее дрожь.
«Жучок» все еще лежал в ее кармане, когда она закончила дежурить. Джилл решила немедленно вернуть машинку. Когда она оказалась в воздухе и направилась к жилищу Бена, ей сразу стало легче. Она позвонила Бену прямо из такси.
— Какстон слушает.
— Говорит Джилл. Бен, я должна тебя увидеть.
Он раздельно сказал:
— Не считаю это разумным.
— Бен, мне надо. Я уже еду.
— Что ж, о'кей, раз надо, значит, надо.
— Сколько энтузиазма!
— Слушай, девочка, это не
— Пока!
Она отключилась, успокоилась и решила не держать зла на Бена. Они играли в игру, в которой оба были сопливыми новичками. Во всяком случае, она Нечего было ей соваться в политику.
Когда Джилл оказалась в объятиях Бена, ей тут же полегчало. Бен был такой славный, может, она когда-нибудь и в самом деле пойдет за него замуж. Она начала что-то говорить, но он тут же прикрыл ей рот ладонью и шепнул:
— Помолчи. Нас могут подслушивать.
Джилл кивнула, достала диктофон и отдала его Бену. Брови у него поднялись, но он промолчал. Вместо ответа сунул ей в руку дневной выпуск «Пост».
— Газеты видела? Почитай, пока я умоюсь.
Он указал ей столбец и вышел, унося диктофон. Колонка принадлежала перу Бена.
Бен Какстон
ВОРОНЬЕ ГНЕЗДО
«Всем известно, что тюрьмы и больницы имеют нечто общее: выйти оттуда нелегко. В каком-то смысле заключенный даже менее изолирован, чем больной. Заключенный может вызвать своего адвоката, может потребовать прихода Честного Свидетеля, прибегнуть к habeas corpus (Судебный приказ о немедленной доставке задержанного в распоряжение суда), может, наконец, обратиться к начальнику тюрьмы с просьбой об открытом процессе.
Но нужна лишь табличка «ВИЗИТЫ ЗАПРЕЩЕНЫ», повешенная по приказу знахаря, то есть члена загадочного клана врачей, чтобы подвергнуть человека заключению более строгому, чем то, в котором пребывал знаменитый узник «Железная Маска».
Конечно, ближайших родственников это не касается, но «Человек с Марса», по-видимому, таковых не имеет. Команда незадачливого «Посланца» тоже почти не оставила каких-либо родственных связей на Земле. Если человек в железной маске, извините, я имел в виду «Человека с Марса», и имеет какого-нибудь родича, охраняющего его интересы, то нескольким тысячам репортеров отыскать такового не удалось.
Кто представляет интересы «Человека с Марса»? Кто выставил вооруженный караул у его дверей? Что за страшную болезнь он подхватил, так что никто не может даже взглянуть на него, а уж тем более задать ему вопрос? Я спрашиваю Вас, мистер Генеральный секретарь! Объяснения насчет «физической слабости» или «утомления от перегрузок» не стоят и ломаного гроша. Если бы в действительности ответ был таков, то нужна была бы только медсестра весом в девяносто фунтов, а не здоровенные вооруженные стражи.
А может быть, болезнь носит финансовый характер или (скажем мягче) политический?..»
Ну и дальше в том же духе. Джилл понимала, что Бен ловит Администрацию на наживку, пытаясь заставить ее действовать. Какстон, конечно, сильно рискует, бросая вызов Администрации, но оценить как масштабы риска, так и формы, в которые он может вылиться, Джилл не могла.
Она бегло просмотрела газету. Номер был заполнен информацией о Марсе, 6 «Победителе», фотографиями Генерального секретаря Дугласа, пришпиливающего ордена к груди космонавтов, интервью с капитаном Ван Тромпом и его бравой командой, картинами городов Марса и самих марсиан. О Смите почти ничего не было, кроме официального бюллетеня о состоянии здоровья, которое медленно улучшалось после длительного и тяжелого путешествия.
Появился Бен и бросил ей на колени стопку тонкой папиросной бумаги.
— Вот тебе еще одна газета, — сказал и снова ушел.
Джилл поняла, что это перепечатка записи на первой кассете. В тексте были пометки: «первый голос», «второй голос» и так далее, но Бен там, где был уверен, делал расшифровку имен карандашом; вверху он приписал «все голоса — мужские».
Большая часть записи свидетельствовала, что Смита кормят, умывают, массируют, что он занимается физическими упражнениями под надзором голоса, который был идентифицирован как «доктор Нельсон», и другого голоса, который был назван «второй врач».
Только один отрывок не имел ничего общего с уходом за больным. Джилл прочла его очень внимательно.
Доктор Нельсон. Как ты себя чувствуешь, малыш? Хватит сил, чтобы поболтать?
Смит. Да.
Нельсон. Тут с тобой один человек хочет побеседовать.
(Пауза)
Смит. Кто?
(Примечание Какстона — «Всем ответам Смита предшествует пауза».)
Нельсон. Этот человек наш (неразборчивый утробный звук, может быть, марсианское слово). Он наш главный Старейший. Поговоришь с ним?
Смит (после долгой паузы). Я очень довольный. Старейший будет говорить, я — слушать и расти.
Нельсон. Нет, он хочет задавать тебе вопросы.
Смит. Я не могу учить Старейшего.
Нельсон. Старейший желает этого. Ты позволишь ему задавать тебе вопросы?
Смит. Да.
(Шум.)
Нельсон. Пожалуйте сюда, сэр. Я позвал доктора Махмуда, чтобы помочь в случае необходимости с переводом».
Джилл прочла «Новый голос», но Бен вычеркнул это место и надписал: «Генеральный секретарь Дуглас».
«Генеральный секретарь. Он мне не нужен. Вы говорили, что Смит понимает по-английски?
Нельсон. И да и нет, ваше превосходительство. Он знает много слов, но, как говорит Махмуд, у него нет культурного контекста, с которым эти слова согласовывались бы. Могут быть ошибки.
Генеральный. Ничего, уверен, мы справимся сами. Когда я был мальчишкой, я проехал автостопом всю Бразилию, не зная, когда пускался в путь, ни одного португальского слова. Ну а теперь познакомьте нас и оставьте одних.
Нельсон. Сэр! Я должен быть со своим пациентом.
Генеральный. Вот как, доктор? Боюсь, мне придется настаивать на своем. Очень сожалею.
Нельсон. Ия боюсь, что должен настаивать на своем. Сожалею, сэр Врачебная этика
Генеральный. Как юрист, я немного знаком с медицинским правом, так что не суйте мне эту чушь насчет «врачебной этики». Разве этот пациент вас выбрал сам?
Нельсон. Не совсем, но
Генеральный. А была ли у него вообще возможность выбирать врача? Сомневаюсь. Его статус сейчас — «опекаемый государством». Я действую в качестве ближайшего родственника де-факто и, как вы узнаете вскоре, де-юре тоже. Мне надо поговорить с ним наедине.
Нельсон (долгая пауза, говорит оскорбленно). Раз вы так ставите вопрос, ваше превосходительство, я умываю руки и отказываюсь вести этого больного дальше.
Генеральный. Не надо так обострять ситуацию, доктор. Я же не выражаю недоверия вашим методам лечения. Но вы не посмеете запретить матери повидаться наедине с больным сыном, не так ли? Вы что, боитесь, что я причиню ему вред?
Нельсон. Нет, но
Генеральный. Тогда какие могут быть сомнения? Будьте добры, познакомьте нас, и прекратим спор. Наш разговор может лишь повредить больному.
Нельсон. Ваше превосходительство, я представлю вас. А затем можете искать другого врача для вашего «опекаемого».
Генеральный. Я действительно очень сожалею, доктор. Не хочу считать это вашим последним словом, мы все обсудим позже. Ну а теперь
Нельсон. Пожалуйте сюда, сэр. Сынок, этот человек хочет с тобой поговорить. Он наш главный Старейший.
Смит. (непереводимо).
Нельсон. Это почтительное приветствие. Доктор Махмуд переводит его так: «Я всего лишь яйцо». По смыслу довольно близко. Выражение дружелюбия. Сынок, говори по-английски.
Смит. Да.
Нельсон .А вам лучше пользоваться простыми понятиями, если вам угодно принять мой последний совет.
Генеральный. Хорошо.
Нельсон. Всего хорошего, ваше превосходительство. Прощай, сынок.
Генеральный. Спасибо, доктор, мы увидимся позже. (После паузы.) Как вы себя чувствуете?
Смит. Чувствую хорошо.
Генеральный. Если вам что-нибудь нужно, только скажите. Мы хотим, чтобы вы были довольны. А сейчас я хочу, чтобы вы сделали кое-что для меня. Вы умеете писать?
Смит. Писать? Что такое «писать»?
Генеральный. Ничего, хватит и отпечатка большого пальца. Я прочту вам одну бумагу. В ней много юридических терминов, но если говорить просто, то в ней написано, что вы согласны с тем, что, покинув Марс, вы потеряли, я хочу сказать, вы отказались от личных прав, которые имели. Поняли? Вы отказываетесь от них в пользу правительства.
Смит молчит.
Генеральный. Давайте скажем так: Марс не есть ваша собственность.
Смит (пауза еще дольше). Не понимаю.
Генеральный. М-м-м попробуем еще разок Вы хотите тут остаться?
Смит. Не знаю. Меня послали Старейшие (долгие непроизносимые горловые звуки, похожие на то, как если бы лягушка-бык вступила в бой с диким котом).
Генеральный. Будь они прокляты, не могли научить его языку получше! Слушай, сынок, ты только не волнуйся. Ты давай, поставь сюда отпечаток пальца — вот тут, внизу страницы Дай-ка мне свою руку Нет, уж ты, пожалуйста, не дергайся. Прекрати!!! Я ж тебе ничего плохого не делаю Доктор!!! Доктор Нельсон!
Другой врач. Да, сэр?
Генеральный. Доктора Нельсона сюда!!!
Врач. Доктора Нельсона? Но он уехал, сэр. Сказал, что вы его сняли с работы.
Генеральный. Неужели так и сказал? Черт бы его подрал! Ладно, сделайте хоть что-нибудь! Искусственное дыхание! Укол! Не стойте тут как Разве вы не видите, что он умирает
Врач. Не знаю, что тут можно сделать, сэр. Пусть полежит и придет в себя. Именно так поступал всегда доктор Нельсон.
Генеральный. Да будь он проклят, ваш доктор Нельсон!!!»
Голос Генерального секретаря больше не возникал, равно как и голос Нельсона. Из обрывков разговоров Джилл сделала вывод, что Смит впал в один из своих каталептических припадков. Были еще две фразы.
Первая: «Можно не говорить шепотом, он вас все равно не слышит».
Вторая: «Забери поднос. Покормим, когда придет в себя».
Джилл во второй раз перечитывала запись, когда снова пришел Бен. В руке у него была новая пачка листов, но их он Джилл не отдал, а вместо этого спросил:
— Есть хочешь?
— Просто помираю.
— Тогда съездим и отстреляем коровку.
Он молчал, пока они поднимались на крышу, пока садились в такси и летели к Александрии, где сменили такси. Бен выбрал там такси с балтиморским номером. Поднявшись в воздух, он набрал шифр Хагерстауна в Мериленде и тогда позволил себе расслабиться.
— Вот теперь можно и поговорить.
— Бен, к чему такая таинственность?
— Очень сожалею, малютка. Я не знаю, есть ли «жучок» в моей квартире, но если я сумел подбросить его им, то почему бы им не сделать того же со мной? Опять же, хоть и маловероятно, чтобы вызванная из моей квартиры машина имела встроенный «жучок», но все же исключить такую вероятность нельзя. Работники Специальной Службы действуют весьма эффективно. Эта же машина — Он похлопал по сиденью. — Не могут же они посадить «жучки» в тысячи такси. Та, что попалась случайно, в принципе должна быть безопасна.
Джилл вздрогнула.
— Бен, ты же не думаешь — Она оборвала начатую фразу.
— Еще как думаю-то! Ты же прочла заметку. Девять часов назад я отпечатал эту запись. Ты полагаешь, что Администрация позволит мне давать ей пинки в брюхо и не ответит мне тем же?
— Но ты и раньше выступал против Администрации!
— Тогда все было о'кей. Сейчас расклад другой. Я обвинил их в том, что у них есть политический заключенный. Джилл, правительство — это живой организм. И, как у всех живых существ, его главным инстинктом является инстинкт самосохранения. Ударь его — и оно ответит ударом на удар. На этот раз я действительно крепко врезал ему Но я не должен был втягивать тебя в это дело.
— Я не боюсь. Особенно теперь, когда отдала тебе машинку.
— Да, но ты связана со мной. Если начнется драка, для них этого будет достаточно.
Джилл молчала. Мысль о том, что она, которой в детстве не приходилось испытывать ничего более страшного, чем порка, а во взрослые годы — чем грязная брань, может оказаться вдруг в опасности, просто не укладывалась у нее в голове. Как медсестре ей нередко приходилось сталкиваться с последствиями жестокости, но ведь ничего подобного не могло случиться с ней!
Их такси уже делало круг, заходя на посадку, когда Джилл нарушила мрачное молчание:
— Бен, а предположим, пациент умрет. Что тогда будет?
— Отличный вопрос. — Он нахмурил лоб. — Если других нет, то будем считать класс распущенным на перемену.
— Не остри!
— Хм Джилл, я не спал ночь, стараясь найти ответ на этот вопрос. И вот ответы, которые я получил. Если Смит умрет, его права на Марс умрут вместе с ним. Вероятно, оставленная «Победителем» группа колонистов приобретет эти права заново, и, надо думать, еще до того, как они вылетели с Земли, Администрация заключила с ними сделку. «Победитель» принадлежит Федерации, но вполне возможно, что сделка передает все нити в руки Генерального секретаря Дугласа. Это позволит ему оставаться у власти сколь угодно долго. С другой стороны, все, может быть, обстоит совершенно иначе.
— И как же?
— Может быть, «Решение Ларкина» не будет применено в данном случае. Луна была необитаема, а Марс обитаем, на нем живут марсиане. В настоящее время, с точки зрения закона, марсиане — ноль. Но Высший Суд может взглянуть на политическую ситуацию совсем иначе и решить, что человеческая экспансия на планете с негуманоидной цивилизацией неправомочна. И что разрешение селиться на Марсе должно исходить от марсиан.
— Но, Бен, вероятно, так было бы правильнее Мысль, что один человек обладает целой планетой, кажется мне фантастичной
— Ты только таких слов юристам не говори. Как варить похлебку из москитов и как проглотить верблюда целиком — это предметы, которые обязательны для студентов юридических колледжей. Кроме того, есть прецеденты. В пятнадцатом веке папа римский решил, что западное полушарие принадлежит испанцам, а восточное — португальцам. И никто не подумал, что на этих землях живут индейцы со своими законами, правилами, обычаями и правами собственности. Причем сам раздел был весьма эффективен: посмотри на карту, и увидишь, где говорят на испанском, а где на португальском языках
— Да, но, Бен, сейчас же не пятнадцатый век!
— Для юристов именно пятнадцатый. Джилл, если Высший Суд постановит, что «Решение Ларкина» работает, Смит может продавать концессии, стоящие миллионы, а вернее сказать, миллиарды долларов. Если он передаст свои права Администрации, то контролировать снятие сливок будет Генеральный секретарь Дуглас.
— Бен, как ты думаешь, почему человек стремится захватить так много власти?
— А почему бабочки летят на огонь? Но помни, финансовое положение Смита играет ничуть не меньшую роль, чем его номинальный пост — короля-императора Марса. Высший Суд может отобрать у него права, связанные со скваттерством, но я сомневаюсь, чтобы что-то могло поколебать его право на двигатель «Лайл» и на здоровенный пакет акций «Лунар Энтерпрайз». Что же произойдет, если он умрет? Разумеется, появятся сотни дальних кузенов и кузин, но «Сайенс Фаундейшн» имеет долгую практику борьбы с такими паразитами. Вполне возможно, что Смит умрет, не оставив завещания, и его состояние вернется государству.
— Ты говоришь о США или о Федерации?
— Еще один вопрос, на который у меня нет ответа. Родители Смита из двух государств, которые являются членами Федерации, сам он родился вне их границ Это создает весьма щекотливую ситуацию для нынешних управляющих имениями и лицензиями его родителей. Уравление вообще врядли перейдет к Смиту – он же не может отличить доверенности от железнодорожного билета. Управлять, надо думать, будет тот, кто завладеет самим Смитом и будет его цепко держать в руках. Очень сомневаюсь, чтобы Ллойд сейчас согласился застраховать его жизнь: мне представляется, что риск был бы слишком велик.
— Бедное дитя! Бедный, бедный ребенок!
Глава 6
Ресторан в Хагерстауне имел то, что принято называть «атмосферой». Столики были расставлены на лужайке, спускавшейся к озеру, а несколько столов находилось в дуплах трех невероятно больших деревьев. Джилл хотела ужинать в дереве, но Бен вручил чаевые метрдотелю, и тот распорядился накрыть столик возле самой воды, а затем приказал доставить туда стереовизор.
Джилл вспылила:
— Бен, почему, если мы платим такие деньжищи, не можем поужинать в дупле и к тому же должны терпеть этот идиотский крикливый ящик?!
— Спокойствие, родная. На столиках, что в деревьях, установлены микрофоны, они предназначены для вызова прислуги. Этот же стол не подключен, во всяком случае, я надеюсь на это, ведь официант взял его из кладовки. Что касается ящика, то ужинать без стереовизора — вообще антиамериканский обычай, но главное — его рев парализует микрофоны направленного действия. Это на тот случай, если ищейки мистера Дугласа продолжают проявлять к нам интерес.
— Неужели ты думаешь, что они следят за нами, Бен? — Джилл пожала плечами. — Нет, я не рождена для преступной жизни.
— Это еще цветочки! Вот когда я расследовал скандал с «Дженерал Синтетике», я вообще никогда не спал две ночи подряд в одном месте, а ел только консервы. Знаешь, к этому можно привыкнуть — здорово ускоряет обмен веществ.
— Мой обмен в этом не нуждается! Все, что мне нужно, — это почтенный и богатый пациент.
— Значит, за меня ты замуж не собираешься?
— Соберусь, когда мой будущий муж откинет копыта. А может быть, я так разбогатею, что смогу держать тебя вместо комнатной собачки.
— А как насчет того, чтобы начать уже сегодня вечером?
— Нет, только после того, как он откинет копыта.
Ужин еще не кончился, когда музыкальное шоу, рвавшее барабанные перепонки, внезапно прервалось. Весь «ящик» заполнило лицо диктора. Он с улыбкой объявил:
«НУ-НУ — Нью Уорлд Нетуоркс (Новая всемирная сеть телещания) и ее спонсор «Антимальтузианские таблетки для Умниц» имеют честь предоставить время для исторического обращения Федерального правительства. Помните, друзья, все умные девушки пользуются только «Умницами». Они всегда с вами, они приятны на вкус, их успех гарантирован, они продаются без рецепта согласно закону 1312. Зачем прибегать к старомодным, антиэстетичным, опасным для здоровья и ненадежным средствам? К чему рисковать потерей его любви и уважения? — Изящный, похожий на хищного волка диктор бросил взгляд в сторону и заспешил, закругляя свое объявление: — Передаю вас в руки «Умницы», которая, в свою очередь, передаст слово Генеральному секретарю».
Появилось трехмерное изображение женщины, столь чувственной, столь явно принадлежащей к млекопитающим и столь соблазнительной, что она легко оставила бы далеко позади в представлении любого мужчины всех знакомых ему красоток. Она потянулась, изогнулась и произнесла «постельным» голосом:
«Я всегда пользуюсь «Умницами».
Потом изображение растаяло, оркестр заиграл «Хайль, Суверенный Мир», а Бен спросил:
— А ты пользуешься «Умницами»?
— А это уж совсем не твое дело! — Джилл явно оскорбилась и добавила: — Все это чистое шарлатанство. А потом, какое право ты имеешь даже предполагать, что я вообще в них нуждаюсь?
Какстон не успел ей ответить. Во весь ящик расплылась отеческая улыбка Генерального секретаря Дугласа.
«Друзья, — начал он. — Граждане Федерации, мне сегодня предоставлена редкая честь и уникальная возможность. Со времени триумфального возвращения нашего «Победителя» »
Он долго поздравлял землян с успешным завершением контакта с другой планетой и с другой разумной расой. Ему удалось внушить слушателям мысль, что эта экспедиция чуть ли не личное достижение каждого гражданина, что каждый из них с успехом мог бы возглавить ее, если бы не был так занят своей важной работой, и что он — Генеральный секретарь Дуглас — и есть то скромное орудие, с помощью которого они осуществляют свою волю. Все эти мысли подавались отнюдь не в лоб, сквозь них просвечивало убеждение, что рядовой человек равен лучшим и куда выше большинства остальных людей и что старый добрый Джо Дуглас представляет именно такого среднего человека. Даже дурно завязанный галстук Дугласа и волосы, словно прилизанные языком коровы, казалось, говорили, что он «мужик из народа».
Бену Какстону очень хотелось знать, кто писал ему речь. Возможно, это был Джим Санфорт: Джим мог дать сто очков вперед любому парню из секретариата Дугласа в выборе нужных прилагательных, чтобы возбуждать и усиливать впечатление. До того как податься в политику, он сочинял рекламные объявления и к тому же не имел никаких принципов. Да, этот абзац насчет «материнской руки, тихо качающей колыбель», точно принадлежит Джиму. Джим как раз такой парень, который способен соблазнить девушку, вручив ей взамен пустой конфетный фантик.
— Выключи немедленно, — потребовала Джилл.
— Подожди, долгоножка, мне это нужно.
« а теперь, друзья, я имею честь представить вам нашего согражданина Валентайна Майкла Смита, «Человека с Марса»! Майкл, мы знаем, что ты устал и чувствуешь себя нездоровым, но не скажешь ли ты хотя бы несколько слов своим друзьям, собравшимся здесь?»
Стерео показало, примерно в половину натуральной величины, человека, сидевшего в кресле-каталке. С одной стороны к нему склонялся Дуглас, с другой — сиделка, накрахмаленная, стройная и фотогеничная.
Джилл вскрикнула. Бен шепнул:
— Потише.
Гладкое детское лицо человека в кресле осветилось застенчивой улыбкой. Он взглянул прямо в камеру и произнес:
«Хелло, ребята. Извините, что сижу. Я все еще слаб».
Казалось, он говорил, с трудом подбирая слова; сиделка взяла его за руку и пощупала пульс.
В ответ на вопросы Дугласа он рассыпался в комплиментах в адрес капитана Ван Тромпа и команды, поблагодарил весь мир за свое освобождение и заявил, что все марсиане взволнованы контактом с Землей и он очень надеется способствовать укреплению дружественных связей между обеими планетами. Сиделка прервала его, но Дуглас мягко сказал:
«Майк, как вы думаете, еще один вопрос вам не повредит?»
«Разумеется, нет, мистер Дуглас, если, конечно, я сумею на него ответить».
«Что вы скажете о девушках Земли?»
«Ги-и-и!»
Детское лицо выразило благоговение, экстаз и покраснело от восторга. Затем в ящике снова показались голова и плечи Дугласа.
«Майк просил передать вам, — продолжал он отеческим тоном, — что он снова появится у вас на стереоэкранах, как только сможет. Ему, знаете ли, надо поднакачать мускулатуру. Может быть, это случится уже на следующей неделе, если, конечно, разрешат врачи».
В ящике опять появились «Таблетки Умниц» с надписью, свидетельствовавшей, что девушка, которая ими не пользуется, не только полоумная, но и никуда не годится в постели, так что мужчины, завидев ее, будут перебегать на противоположную сторону улицы.
Бен выключил стереовизор, повернулся к Джилл и сказал:
— Ну, мне придется отозвать свою завтрашнюю статью. Дуглас нашел с ним полный контакт.
— Бен!
— Что?
— Это не «Человек с Марса»!
— Что?! Ты в этом уверена, беби?
— О, этот внешне похож на того, но он не тот больной, которого я видела в палате под караулом.
Бен сказал, что Смита, должно быть, видели десятки людей — охрана, интерны, санитары, капитан и команда «Победителя», а также наверняка другие люди. Многие из них смотрели эту передачу; Администрация должна была считаться с возможностью, что кто-то из них заметит подмену. Какой же смысл идти на такой большой риск?
Но Джилл просто закусила удила и стояла на своем: человек, участвовавший в стереопередаче, — вовсе не тот, с которым она говорила накануне. Наконец она выкрикнула в сердцах:
— Ну как знаешь! Эх, вы, мужчины!
— Джилл, ну
— Вези меня домой!
Бен пошел за машиной. Он не стал заказывать ее из ресторана, а выбрал на посадочной площадке отеля, стоявшего на другой стороне улицы. Джилл сурово молчала всю дорогу. Бен достал из кармана запись, сделанную в больнице, и перечитал ее. Помолчал, подумал и сказал:
— Джилл?
— Что вам угодно, мистер Какстон?
— Я тебе покажу «мистер»! Слушай, Джилл, я должен извиниться. Я был не прав.
— И что вас привело к столь мудрому заключению? Бен хлопнул стопкой листов по своей ладони.
— А вот это самое! Смит не мог вести себя вот так вчера, а сегодня давать такое интервью. У него снова сработала бы его нервная система Впал бы в транс, или как там его
— Я польщена, что вы наконец-то смогли узреть очевидное
— Джилл, давай ты меня лягни как следует, и забудем. Ты понимаешь, что это означает?
— Это означает, что они наняли актера. Я тебе уже час назад это сказала.
— Так-то оно так! Актер при этом очень хороший, прекрасно подготовлен и натаскан. Но тут есть еще кое-что. Я вижу две возможности. Первая — Смит мертв, и
— Мертв! — Джилл мгновенно перенеслась в те минуты смешной церемонии водопития и снова ощутила странный, теплый, неземной аромат личности Смита и тут же почувствовала острую, неодолимую тоску.
— Не исключено. В этом случае двойник остается «в живых» так долго, сколько в нем будут нуждаться, потом он «умрет», его тихонько выпроводят из города, устроят ему сеанс гипноза, чтобы он каждый раз, как начнет заговаривать об этом деле, давился бы от приступа астмы, а возможно, и к лоботомии прибегнут. Если Смит мертв, нам больше делать нечего. Правду мы все равно никогда не докажем. Поэтому давай предположим, что Смит жив.
— О, я так надеюсь на это!
— И кто тебе Гекуба, и кто ты Гекубе, — немного переврал цитату Бен. — Если он жив, то действительность может оказаться лучше, чем она нам представляется. В конце концов, двойников имеют многие общественные деятели. Очень может быть, что через две-три недели наш друг Смит уже сможет выдержать напряжение, связанное с появлением на публике, и они его выпустят на сцену. Но я в этом чертовски сомневаюсь.
— Почему?
— А ты попытайся думать головой. Дуглас уже один раз провинился, пытаясь выжать из Смита то, что ему было надо. Вторую неудачу Дуглас себе разрешить не может. Так что, я думаю, он запрячет Смита еще глубже, чем раньше И мы никогда не увидим настоящего «Человека с Марса».
— Убьет его?! — спросила Джилл, выговаривая отдельно каждый слог.
— Ну зачем же так грубо. Запрячет его в частную лечебницу, и о нем больше никогда не услышат.
— Боже мой! Бен, что же мы будем делать?
Какстон помрачнел:
— Понимаешь, у них и мяч и бита, они диктуют и правила игры. Но я собираюсь взять Честного Свидетеля и ловкого адвоката и потребовать встречи со Смитом. Может, мне удастся вытащить его на свет божий.
— Я тоже пойду с тобой!
— Еще чего! Как ты сама сказала, это погубит твою карьеру.
— Но я же нужна тебе, чтобы узнать его.
— Когда я окажусь с ним лицом к лицу, я и сам смогу отличить человека, воспитанного негуманоидами, от актера, который только разыгрывает такую роль. Но если дела пойдут наперекосяк, ты станешь козырным тузом в моем рукаве — человеком, который знает, что они жулье, и имеет доступ к Бетесде изнутри. Девочка, если ты не получишь от меня известий, действуй самостоятельно.
— Бен, но они же могут покалечить тебя!
— Я умею драться даже с теми, кто работает в большей весовой категории, девочка.
— Бен, мне это не по душе! Слушай, а если ты его увидишь, что станешь делать?
— Спрошу, не хочет ли он уйти из больницы. Если он ответит «да», предложу ему уйти со мной. В присутствии Честного Свидетеля они не посмеют остановить Смита.
— Хм и тогда что? Он ведь действительно нуждается во врачебном уходе, Бен. А самостоятельно лечиться не может.
Какстон опять поморщился:
— Я думал об этом. Я его нянчить не могу. Мы поместим его в моей квартире
— и я буду за ним ухаживать! Так мы и сделаем, Бен!
— Остынь-ка!.. Дуглас тут же вытащит кролика из шляпы, и Смиту все равно придется идти в свою тюрягу. Вероятнее всего, что и мы оба попадем туда же. — Бен нахмурил брови. — Я знаю человека, который с этим справится.
— Кто это?
— Приходилось тебе слышать имя Джубала Харшоу?
— Кто ж о нем не слышал?
— Это и есть один из его козырей. Все знают, кто он такой. Уже поэтому его трудно загнать в угол. Будучи доктором медицины и адвокатом, он имеет тройную защиту от мерзавцев. Но еще важнее то, что он убежденный индивидуалист и поэтому, если ему того захочется, может драться с Федерацией, имея в руках всего лишь перочинный нож. И эта смелость делает его защиту еще более непробиваемой. Я познакомился с ним на одном из судов над диссидентами. Он мой друг, и я могу на него положиться. Если мне удастся вытащить Смита из Бетесды, я спрячу его в доме Харшоу в Поконосе, а потом пусть эти чокнутые попробуют его оттуда достать. Я со своей газетной колонкой, с одной стороны, и Харшоу с его любовью к драке — с другой еще зададим им перцу.
Глава 7
Несмотря на то что спать она легла поздно, Джилл сменила ночную дежурную по этажу на десять минут раньше срока. Она твердо решила выполнить приказ Бена и не участвовать в его попытке добиться свидания с «Человеком с Марса», но хотела быть неподалеку. Бену могла понадобиться помощь.
В коридоре охраны не оказалось. Возня с подносами, раздачей лекарств и с двумя больными, которых готовили к операции, заняла не меньше двух часов. Джилл еле-еле удалось вырвать минутку для того, чтобы проверить дверь бокса К-12. Дверь была заперта, равно как и дверь соседней гостиной. Она подумала, что, раз охраны нет, можно попробовать пробраться внутрь бокса через гостиную, но намерение это пришлось отложить: дел было выше головы. Тем не менее она старалась по возможности следить за каждым новым лицом, которое появлялось на их этаже.
Бен так и не пришел, и осторожно заданный вопрос подружке на коммутаторе прояснил, что ни Бен и никто другой не заходили в бокс К-12 в то время, пока Джилл отсутствовала. Это удивило ее. Бен ничего не говорил о времени, но было ясно, что штурм цитадели он предполагал начать утром.
Оставалось только одно — следить. Когда выдалась свободная минутка, Джилл постучалась в дверь дежурной комнаты, сунула голову в дверную щель и притворилась удивленной:
— Ох, доброе утро, доктор! Я думала, не тут ли доктор Фрейм?
Врач, сидевший за пультом, посмотрел на нее и улыбнулся:
— Он мне не попадался, сестра. А меня зовут доктор Браш. Не смогу ли я его заменить?
Ощутив привычную мужскую реакцию, Джилл почувствовала облегчение.
— Да ничего особенного. А как поживает «Человек с Марса»?
— Кто?
Она улыбнулась:
— От нашего штата секретов нет, доктор. Ваш пациент — И она показала на дверь, ведущую в палату.
— Ничего не понимаю! — Врач смотрел на нее с удивлением. — Разве он здесь был?
— А что, сейчас его тут нет?
— Никаких следов! Тут миссис Роуз Банкерстон — пациентка доктора Гарнера. Мы перевезли ее сюда ранним утром.
— Вот как! А что же случилось с «Человеком с Марса»?
— Не имею ни малейшего представления. Слушайте, неужели же я пропустил случай увидеть Валентайна Смита?
— Позавчера он был тут.
— Везет же людям! А вы гляньте, с чем мне приходится иметь дело!
Он открыл окошко для визуального наблюдения. Джилл увидела гидравлическую кровать. В ней покоилась маленькая старушка.
— Что с ней?
— М-м-м Знаете ли, сестра, если бы у нее было поменьше денег, ее болезнь называлась бы senile dementia (Старческий маразм). Ну а раз денег невпроворот, значит, ее положили сюда для отдыха и проверки здоровья.
Джилл поболтала еще немного, затем притворилась, что слышит вызов. Она отправилась к своей конторке и вынула из ящика журнал. Да, вот оно: «В. М. Смит, К-12, переведен». Ниже стояло: «Роуз С. Банкерстон (миссис), помещена в палату К-12, стол диетический, ведущий врач Гарнер. Назначений нет. Круглосуточное дежурство».
Почему Смита забрали ночью? Вероятно, с целью избежать свидетелей. Куда же его перевели? В обычных условиях она позвонила бы в приемный покой, но предупреждение Бена и фальсифицированное выступление по стерео сделали ее осторожной. Она решила, что будет ждать и посмотрит, что можно выудить из местных сплетен.
Но прежде всего она воспользовалась общественной телефонной кабиной в коридоре и позвонила Бену. В его офисе ей сказали, что мистер Какстон уехал из города. Она начала было что-то говорить, но потом взяла себя в руки и оставила поручение — пусть Бен позвонит ей.
Она позвонила ему и домой. Там его тоже не было. Она оставила такое же поручение автоответчику.
Бен даром времени не терял. Он нанял Джеймса Оливера Кавендиша. Конечно, сгодился бы любой Честный Свидетель, но престиж Кавендиша был таков, вообще-то говоря, что делал излишним присутствие адвоката; старый джентльмен столько раз присягал в Верховном Суде, что поговаривали, будто суммы завещаний, хранящихся в его памяти, оцениваются в миллиарды. Кавендиш учился у самого великого Сэмюэла Реншоу, а курс гипнотического внушения прошел в «Рейн Фаундейшн». Дневная оплата его услуг превышала недельный заработок Бена, но Бен надеялся, что деньги будут ему возвращены синдикатом «Пост», — тот за хорошую работу средств не жалел.
Какстон нанял также младшего Фрисби из фирмы «Биддл, Фрисби, Фрисби, Биддл и Рид». Потом они заехали за Свидетелем Кавендишем. Тощая фигура мистера Ка-вендиша, закутанная в белую тогу — знак его профессиональной принадлежности, — напомнила Бену статую Свободы: она так же бросалась в глаза.
Бену пришлось объяснить Марку Фрисби, что именно он намерен попытаться сделать. (Марк на это ему ответил, что прав у Бена — никаких.) Разговор этот состоялся еще до того, как они заехали за Кавендишем: находясь в присутствии последнего, они должны были соблюдать приличия и не разговаривать о том, что Свидетелю предстоит увидеть и услышать.
Такси доставило их в центр Бетесда. Там они спустились в приемную директора. Бен вручил свою визитную карточку и попросил приема. Дама, выглядевшая, как императрица, спросила, есть ли у него предварительная договоренность. Бен признался, что нет.
— Тогда ваши шансы увидеться с доктором Бремером очень скромны. Не изложите ли вы суть вашего дела?
— Скажите ему, — сказал Бен очень громко, чтобы все присутствующие могли его услышать, — что Какстон — ведущий колонки «Воронье Гнездо» — находится здесь вместе с адвокатом и Честным Свидетелем, чтобы проинтервьюировать Валентайна Майкла Смита — «Человека с Марса».
Дама была поражена, но ей все же удалось оправиться и сказать ледяным тоном:
— Я проинформирую директора. Не присядете ли?
— Благодарю. Мы подождем.
Фрисби закурил сигару; Кавендиш ждал с суровым спокойствием человека, которому знакомы все виды Добра и Зла; Какстон метался.
Наконец «Снежная Королева» объявила:
— Вас примет мистер Берквист.
— Берквист? Гил Берквист?
— Мне кажется, его имя Гилберт Берквист.
Какстон задумался: Берквист входил в число наемников Дугласа, называвшихся «помощниками по особым поручениям».
— Мне нужен не Берквист. Мне нужен директор.
Но Берквист был уже тут как тут — рука протянута, на лице радостная улыбка.
— Бенни Какстон! Как поживаешь, старина! Все еще торгуешь залежалым старьем? — Тут он увидел Свидетеля.
— Конечно, тем же самым. А ты что тут делаешь, Гил?
— Знаешь, когда я уйду из политики, я тоже заведу себе колонку в какой-нибудь газетенке — буду набалтывать по телефону свою тысячу слов разных грязных слухов, а потом целый день лодырничать. Завидую тебе, Бен.
— Я ведь спросил: «Что ты тут делаешь, Гил?» Я хочу видеть директора, а потом «Человека с Марса». Мне отказ на твоем уровне не нужен.
— Слушай, Бен, не надо задираться. Я здесь потому, что доктору Бремеру пресса прямо-таки житья не дает. Поэтому Генеральный секретарь прислал меня сюда — снять с директора это бремя.
— О'кей. Я хочу видеть Смита.
— Бен, старина, да каждый репортер, каждый специальный корреспондент, каждый свободный художник и журналист-одиночка, да и каждая пискушка хотят того же. Двадцать минут назад тут была Полли Пайперс. Ей нужно было проинтервьюировать его относительно половой жизни марсиан! — Берквист воздел руки к небу.
— Я хочу видеть Смита. Увижу я его или нет?
— Бен, давай сходим куда-нибудь, где можно опрокинуть стопку и поболтать. Там ты сможешь расспросить меня о чем угодно.
— Спрашивать мне тебя не о чем. Я хочу видеть Смита. Вот мой адвокат — мистер Фрисби. — Как было положено, Бен не представил Честного Свидетеля.
— Мы знакомы, — ответил Берквист. — Как поживает ваш папаша, Марк? По-прежнему страдает от синусита?
— Как всегда.
— Это местный климат виноват. Пошли, Бен. И вы тоже, Марк.
— Не торопись! — стоял на своем Какстон. — Я хочу видеть Валентайна Майкла Смита. Я представляю синдикат «Пост», а косвенно — двести миллионов его читателей. Увижу я Смита? Если нет, скажи это громко, назови свою должность и основание, на котором ты отказываешь.
Берквист вздохнул:
— Марк, скажите этому специалисту по подглядыванию в замочные скважины, что он не имеет права врываться в палаты больных людей. Смит уже давал интервью вчера вечером, кстати, против желания своего лечащего врача. Смит имеет право на покой и тишину, ему нужно восстановить свои силы.
— Ходят слухи, — заявил Какстон, — что его появление на экранах вчера вечером было фальсифицировано.
Берквист перестал улыбаться.
— Фрисби, — сказал холодно, — не угодно ли вам предупредить своего клиента об ответственности за клевету?
— Бен, будь поосторожнее.
— Мне известен закон о клевете, Гил. Только скажи мне, на кого я клевещу? На «Человека с Марса»? Или на кого-то другого? Назови его имя. Я повторяю, — продолжал Бен, повышая голос, — что я слышал, будто человек, которого интервьюировали по стерео, не был «Человеком с Марса». Я хочу спросить его именно об этом.
Набитая людьми приемная замерла. Берквист взглянул на Честного Свидетеля, обуздал свои чувства и произнес, улыбаясь:
— Бен, возможно, нам ты навязал интервью, но себе судебный процесс уж наверняка. Подожди минутку. Он исчез, но вскоре вернулся.
— Я договорился, — сказал он устало. — Хоть ты и не заслуживаешь этого, Бен. Пошли. Но только один ты. Марк, сожалею, но мы не можем допустить скопления народа в палате. Смит все же болен.
— Нет, — сказал Какстон.
— Что нет?
— Или все трое, или никого.
— Бен, не валяй дурака. Ты и так получил особую привилегию. Вот что я тебе предложу: пусть Марк подождет за дверью палаты. А вот он нам не нужен. — Берквист кивнул на Кавендиша. Тот будто ничего не слышал.
— Может, оно и так. Но моя колонка сегодня же заявит, что Администрация отказалась допустить на свидание с «Человеком с Марса» Честного Свидетеля.
Берквист пожал плечами:
— Пошли, Бен. Надеюсь, что иск о клевете хоть чему- нибудь научит тебя.
Из уважения к возрасту Кавендиша они поднялись на эскалаторе, потом движущаяся дорожка повезла их мимо лабораторий, мимо лечебных кабинетов и мимо палат, палат, палат Их остановил часовой, он позвонил и предупредил кого-то о приходе посетителей. Наконец их впустили в комнату с дисплеями для наблюдения над больными, находящимися в критическом состоянии.
— Это доктор Таннер, — объявил Берквист. — Доктор, это мистер Какстон и мистер Фрисби. — Разумеется, Честного Свидетеля он не представил.
Доктор Таннер очень нервничал:
— Джентльмены, я должен вас кое о чем предупредить. Не говорите и не делайте ничего, что могло бы взволновать моего пациента. Он находится в крайне возбужденном состоянии и может внезапно оказаться под патологическим стрессом Можете назвать это состояние трансом.
— Эпилепсия? — спросил Бен.
— Невежда мог бы принять это за эпилепсию. Скорее же это каталепсия.
— А вы специалист в какой области, доктор? Психиатрия?
Таннер глянул на Берквиста.
— Да, — признался он.
— А где защищали докторскую?
Берквист быстро вмешался:
— Давайте посмотрим на больного, Бен. Допрос доктора Таннера вы проведете позже.
— О'кей.
Таннер глянул на свои циферблаты, затем щелкнул переключателем и взглянул через потайное окошко в палату. Открыл дверь и, приложив палец к губам, ввел их в соседнюю комнату.
Комната была погружена в полутьму.
— Мы держим его в притененном свете, поскольку его глаза еще не привыкли к нашему уровню освещенности, — полушепотом объяснил Таннер. Он подошел к гидравлической кровати, стоявшей в центре комнаты.
— Майк, я привел наших друзей навестить тебя. Какстон приблизился вплотную. Плавая в жидкости, наполовину скрытый от глаз складками синтетической кожи и до подмышек укрытый простыней, перед ним лежал юноша. Он смотрел на вошедших, не произнося ни единого слова. Его гладкое круглое лицо не выражало никаких чувств.
Насколько Бен мог судить, это был тот самый человек, что выступал прошлым вечером по стерео. У Бена возникло ощущение, что Джилл подбросила ему живую бомбу: обвинение в клевете могло довести Бена до полного банкротства.
— Вы Валентайн Майкл Смит?
— Да.
— «Человек с Марса»?
— Да.
— Это вы выступали по стерео вчера вечером?
Человек молчал.
— Не уверен, что он понимает вас, — сказал Таннер. — Майк, ты помнишь, что ты делал вчера с мистером Дугласом?
Лицо юноши перекосилось от раздражения.
— Свет яркий. Больно.
— Да, для глаз освещение было неприятным. Мистер Дуглас сказал людям: «Хелло».
Больной чуть улыбнулся:
— Долго ехать на коляске.
— О'кей, — согласился Бен, — я продолжу сам. Майкл, с тобой обращаются хорошо?
— Да.
— Тебе тут быть необязательно. Ходить можешь?
Таннер тут же вмешался:
— Послушайте, мистер Какстон — Однако Берквист положил ему руку на плечо.
— Могу только немного устал
— Я вижу тут кресло на колесах. Майк, если ты не хочешь тут оставаться, я увезу тебя, куда прикажешь.
Таннер сбросил с плеча руку Берквиста.
— Я не потерплю, чтобы в мое лечение вмешивались посторонние!
— Он свободный человек, — ответил Какстон, — не так ли? А может, он пленник?
— Конечно, свободный, — подтвердил Берквист. — Спокойствие, доктор. Пусть этот идиот выроет себе могилку поглубже.
— Благодарю, Гил. Ты слышал, Майк? Ты можешь уйти отсюда, куда пожелаешь.
Пациент с ужасом взглянул на Таннера:
— Нет! Нет! Нет!
— О'кей! О'кей!
— Мистер Берквист, репортер заходит слишком далеко, — прошипел Таннер.
— Вы правы, доктор. Бен, хватит.
— Хм Еще один вопрос.
Какстону приходилось тяжело: надо было на ходу сообразить, что еще он может выжать из этой ситуации. Джилл, конечно, ошиблась Но как же она могла ошибиться?.. Ведь вчера он ей поверил до конца.
— Только пусть он действительно будет последним, — буркнул Берквист.
— Вспомни, тебя спросили, что ты думаешь о девушках Земли, так?
На лице пациента появилась широкая улыбка.
— Ги-и-и!
— Да-да Майк, а где и когда ты видел этих девушек?
Улыбка исчезла. Пациент глянул на Таннера, по телу его прошла судорога, глаза закатились, и он свернулся, приняв эмбриональную позу, — колени выдвинуты вперед, голова пригнута к груди, руки скрещены.
— Вон отсюда! — рявкнул Таннер. Он наклонился над пациентом и принялся нащупывать пульс.
Берквист сказал зло:
— Все! Какстон, ты уберешься сам или мне придется вызывать охрану?
— О, мы уходим, — согласился Какстон.
Все, кроме Таннера, вышли, и Берквист захлопнул дверь.
— Еще секунду, Гил, — стоял на своем Бен. — Он же у вас под замком Так где же он видел этих девушек?
— Что? Не валяй дурака! Он видел уйму девок. Сестры Лаборантки Что, ты сам не знаешь, что ли?
— Не знаю. Мне известно только, что никого, кроме врачей и санитаров мужского пола, к нему не допускали.
— Что? Да не смеши людей!
Берквист, видимо, разозлился, но тут же на его лице появилась ухмылка:
— Ты же вчера сам видел рядом с ним медсестру.
— Ох, и в самом деле. — Тут Какстону нечего было возразить.
Они молчали все время, пока такси не поднялось в воздух. Потом Фрисби пробормотал:
— Бен, я не думаю, что Генеральный секретарь подаст на тебя в суд. И все же, если у тебя есть сведения об источнике этих слухов, нам лучше загодя подготовить доказательства.
— Забудь об этом, Марк. В суд он не подаст. — Бен смерил его бешеным взглядом. — Откуда наша уверенность, что это действительно «Человек с Марса»?
— Как? Да брось ты, Бен!
— Нет! Откуда мы знаем это? Мы видели человека подходящего возраста, который лежал на больничной кровати. У нас есть только слово Берквиста, но Берквист сделал свою политическую карьеру на опровержениях. Мы видели незнакомца, который заявил, что он психиатр, но когда я попытался выяснить, где он учился, меня отшили. Мистер Кавендиш, видели ли вы что-нибудь, убедившее вас в том, что этот парень — «Человек с Марса»?
— В мои функции не входит делать выводы, — ответил Кавендиш. — Я смотрю, я слушаю — и это все.
— Извините.
— Вам больше не нужны мои профессиональные услуги?
— Как? О, конечно, нет. Благодарю вас, мистер Кавендиш.
— Это я благодарю вас, сэр. Очень любопытное дело.
Старик снял тогу, которая, так сказать, отделяла его от
прочих смертных. Он откинулся на спинку сиденья, лицо его потеряло деревянную неподвижность.
— Если бы мне только удалось привести сюда кого-нибудь из членов команды «Победителя», — продолжал Какстон. — Тогда я бы им показал!
— Должен признаться, я удивлен, что вы не обратили внимания на одну деталь, — заметил Кавендиш.
— Какую? Что я упустил?
— Мозоли.
— Мозоли?
— Разумеется. По мозолям можно прочесть всю историю человеческой жизни. Я однажды написал целую монографию о них для «Ежеквартального Свидетеля». Этот молодой человек с Марса, поскольку он никогда не носил туфель и жил при силе тяжести в одну треть земной, должен был бы иметь мозоли на подошвах, соответствующие его прежней среде обитания.
— Черт! Мистер Кавендиш, почему же вы не намекнули на это?
— Сэр? — Старик выпрямился, и ноздри его раздулись. — Я — Честный Свидетель, сэр. В деле я не участвую.
— Извините. — Какстон нахмурился. — Вернемся обратно Мы пощупаем его подошвы, или я по камешку разнесу эту палату!
— Вам придется искать другого свидетеля, поскольку я, к сожалению, уже принял участие в обсуждении существа дела.
— Ах, да это так, — снова нахмурился Какстон.
— Успокойся, Бен, — посоветовал Фрисби. — Ты и так почти утопил себя. Лично я убежден: это был «Человек с Марса».
Какстон высадил их, а затем пустил машину в свободный полет, чтобы хорошенько обдумать случившееся. Он уже был в больнице с адвокатом и Честным Свидетелем, так что требовать в то же утро вторичного свидания с «Человеком с Марса» было просто глупо. Ему, понятно, в нем откажут.
Но Бен никогда бы не получил от синдиката персональную колонку, если бы так легко отступал перед трудностями. Он проникнет внутрь больницы!
А как это сделать? Ему известно то место, где содержится поддельный «Человек с Марса». Проникнуть туда под видом электрика? Этот ход легко предугадать. Вряд ли он доберется даже до «доктора Таннера».
Был ли Таннер врачом? Настоящие врачи сторонятся таких темных делишек, которые противоречили бы их нравственному кодексу. Взять хотя бы этого судового врача Нельсона, он вышел из дела только потому
Минуточку! Доктор Нельсон — вот кто мог бы подтвердить без всяких мозолей и прочих штучек, является ли тот юноша «Человеком с Марса» или нет! Какстон попробовал связаться с доктором Нельсоном по телефону через свою редакцию, поскольку не знал, где тот живет. Не знал этого и помощник Бена Осберт Килгаллен, но досье синдиката на «знаменитых лиц» переадресовало его в «Нью Мейфлауэр». Уже через несколько секунд Бен разговаривал с Нельсоном.
Нельсон передачи не видел. Да, он слышал о ней. Нет, у него нет оснований считать, что передача фальсифицирована. Знал ли доктор Нельсон, что была сделана попытка обманным путем заставить Смита отказаться от прав, принадлежащих ему согласно «Решению Ларкина»? Нет, ему не интересно знать, правда ли это: чудовищно даже предполагать, что кто-то владеет Марсом. Марс принадлежит марсианам. Вот как? Тогда, доктор, зададим себе гипотетический вопрос: если бы кто-нибудь попробовал
Нельсон повесил трубку. Когда Какстон попытался соединиться с ним снова, телеответчик сказал: «Абонент временно отказывается от разговора. Если вам угодно записать »
Какстон отпустил довольно дурацкое замечание о происхождении доктора Нельсона. То, что он сделал потом, было еще глупее — он позвонил во Дворец правительства и потребовал беседы с Генеральным секретарем.
За долгие годы работы репортером-пронырой Бен усвоил, что многие секреты могут быть раскрыты, если пробиться на самый верх и держать там себя крайне грубо и нагло. Он знал и то, что крутить хвост тигру — задача весьма опасная. Он понимал психопатологию Большой Власти лучше, нежели понимала ее Джилл Бордмен, но надеялся на свое положение человека, торгующего другой Властью, чья сила признавалась повсеместно.
Однако он упустил из виду, что, обращаясь во Дворец с просьбой, он делал это из такси, а не на людях.
Какстон поговорил с полудюжиной подчиненных Дугласа, причем с каждым последующим держался все более агрессивно. Он так увлекся, что даже не заметил, как такси вышло из свободного полета.
Когда же это обнаружилось, было слишком поздно — машина отказывалась повиноваться приказам. Какстон со стыдом понял, что сам себя загнал в ловушку, попался в нее так, как не смог бы попасться ни один уважающий себя хулиган: его звонок проследили, установили машину, управление ею переключили на полицейскую частоту, и теперь такси доставит его куда надо тепленьким и без шума.
Бен попробовал вызвать своего адвоката.
Он все еще пытался сделать это, когда машина села посреди двора и его сигналы оказались заблокированными высокими стенами. Он попробовал выйти из такси, но дверца не открывалась Бен нисколько не удивился, когда почувствовал, что теряет сознание
Глава 8
Джилл утешала себя мыслью, что Бен отправился по другому следу и забыл ее предупредить. Впрочем, в глубине души она этому не очень верила. Своим успехом Бен был обязан повышенному вниманию к мелочам человеческого поведения. Он помнил дни рождения всех своих друзей и скорее зажулил бы карточный долг, чем забыл послать знакомой вежливую записочку с благодарностью за внимание. Куда бы он ни ушел, как бы ни было это срочно, он обязательно нашел бы пару минут, чтобы позвонить ей по телефону.
Он должен был подать ей хоть какой-нибудь знак! В обеденный перерыв она позвонила ему в офис и поговорила с помощником Бена, заведующим его канцелярией — Осбертом Килгалленом. Тот продолжал уверять, что Бен никакой записки ей не оставил и в офис не заходил с тех пор, как она звонила утром.
— Бен не сказал, когда вернется?
— Нет. Но у нас всегда есть в запасе заранее подготовленный материал, чтобы заполнить место в газете, если произойдет нечто непредвиденное.
— Ну хорошо А откуда он вам звонил? Или, может быть, я слишком любопытна?
— Нисколько, мисс Бордмен. Он не звонил. Это был телестат, посланный из Паоли-Флет в Филадельфии.
Джилл пришлось этим довольствоваться. Она пообедала в столовой для медсестер, почти не замечая, что ест. Не может быть, говорила она сама себе, чтобы все пошло наперекосяк. Она волнуется так, будто влюблена в этого идиота.
— Эй! Бордмен! Проснись!
Джилл взглянула и увидела Молли Уилрайт — диетсестру их отделения, которая рассматривала ее широко раскрытыми глазами. .
— Извини
— Я спросила: с каких это пор ваш этаж кладет в боксы для богачей нищих больных, лечащихся на деньги филантропов?
— У нас таких нет.
— Разве К-12 не на твоем этаже?
— К-12? Нет там никаких нищих. Там лежит богатая старуха с такими деньгами, что может нанять доктора, который следил бы за каждым ее вздохом.
— Вот еще! Должно быть, она получила свое наследство только что. Она пролежала в палате для неимущих больных из дома престарелых все последние семнадцать месяцев.
— Должно быть, какая-то ошибка.
— Только не моя. На моей кухне ошибок не бывает. У нее очень хитроумная диета — без жиров, с добавкой множества успокаивающих и ряда других препаратов. Поверь мне, милочка, назначения на диету столь индивидуальны, что могут служить неплохой заменой отпечатков пальцев. — Мисс Уилрайт встала. — Мне пора бежать, цыпочки!
— О чем это трепалась Молли? — спросила одна из сестер.
— А, ерунда! Она все напутала!
Джилл пришло в голову, что она сможет узнать о «Человеке с Марса», наведя справки во всех кухнях центра, но тут же выкинула это из головы, так как потребовалось бы несколько дней, чтобы обойти их все. Медицинский центр Бетесда был военно-морским госпиталем в те времена, когда войны еще велись на океанах, и даже тогда был огромен. Когда его передали в ведомство здравоохранения, образования и социальной помощи, он разросся еще больше. Теперь он принадлежал Федерации и по размерам превосходил небольшой город.
И все-таки в случае с миссис Банкерсон было нечто странное. Больница принимала всех пациентов — частных, оплачиваемых государством или филантропическими организациями. В коридоре Джилл обычно лежали «государственные» больные, а боксы предназначались для сенаторов и других правительственных шишек. Частные пациенты здесь были редки.
Конечно, миссис Банкерсон могли поместить сюда временно, если та часть центра, которая обычно предназначалась для платных частных больных, была переполнена и там не оказалось мест. Да, вероятно, так оно и было.
После ленча Джилл была так загружена приемом новых больных, что у нее не было ни минутки, чтобы подумать о собственных делах. Вскоре ей понадобилась кровать с автономным энергоснабжением. Проще всего было позвонить и заказать ее, но склад находился в подвале в четверти мили отсюда, а кровать была нужна немедленно. Она припомнила, что видела такую кровать в боксе К-12; она стояла там в гостиной. Джилл даже вспомнила, что запретила морским пехотинцам сидеть на ней. Очевидно, эту кровать переставили в гостиную из спальни, когда там устанавливали гидравлическую. Может, она и сейчас стоит там? Если так, Джилл сможет ее взять немедленно.
Гостиная была заперта, и обнаружилось, что отмычка Джилл к замку не подходит. Сделав пометку, чтобы напомнить службе ремонта о неисправности, она отправилась в дежурную комнату бокса, намереваясь выяснить судьбу кровати у доктора, наблюдающего за миссис Банкерсон.
Врач был тот же самый — доктор Браш. Он был не интерн, не местный, а приглашенный, как он сам сказал, доктором Гарнером. Браш поднял глаза, как только Джилл открыла дверь:
— Мисс Бордмен! Именно вы-то мне и нужны!
— Так почему же вы мне не позвонили? А как ваша больная?
— С ней все в порядке, — ответил он, взглянув на экран, — а вот со мной — нет!
— Что случилось?
— Да дела-то всего минут на пять. Сестра, вы можете мне уделить несколько минуток? Ну и, естественно, не болтать об этом?
— Думаю, да. Разрешите мне воспользоваться вашим телефоном, я только скажу моей помощнице, где буду.
— Ни в коем случае, — ответил он резко. — Вы просто закройте дверь, когда я уйду, и не открывайте ее до тех пор, пока я не простучу по филенке несколько тактов из «Бриться и стричься». Ну же, будьте славной девочкой.
— Ладно, сэр, — сказала она с некоторым сомнением. — Я что-нибудь должна сделать для вашей больной?
— Нет, нет. Вы только следите за экраном. Ни в коем случае не тревожьте ее.
— Хорошо. Но на случай, если что-нибудь произойдет, где будете вы? В комнате отдыха врачей?
— Мне надо в мужскую уборную в конце коридора. А теперь помолчите, пожалуйста, мне нужно срочно
Он выбежал, и Джилл заперла за ним дверь. Потом она посмотрела на больную через окошечко и окинула взглядом многочисленные циферблаты. Дисплей показывал, что пульс ровен, дыхание спокойно, все прочее в норме. Джилл никак не могла понять, зачем здесь понадобилось круглосуточное дежурство, которое организуется возле больных, находящихся при смерти.
Потом она решила взглянуть, есть ли в дальней комнате та кровать. Хотя это и не соответствовало инструкциям доктора Браша впрочем, не побеспокоит же она пациентку, она знает, как надо ходить по палате, чтобы не разбудить больного. Кроме того, из своей практики Джилл знала: то, что остается докторам неизвестным, ничуть не мешает им спать спокойно. Поэтому она открыла дверь и вошла в палату.
Беглого взгляда оказалось достаточно, чтобы убедиться, что миссис Банкерсон спит типичным сном полного маразматика. Дверь была закрыта, но Джилл воспользовалась своей отмычкой. Там она увидела, что нужная ей кровать стоит на месте. И тут же выяснилось,что комната занята: в кресле, положив на колени книжку с картинками, сидел «Человек с Марса».
Смит поднял голову, и на лице его расплылась восхищенная детская улыбка.
У Джилл голова пошла кругом. Валентайн Смит тут? Быть того не может! Его же выписали. Так написано в журнале!
Затем отдельные детали стали складываться в единый ряд фальсифицированная передача «Человек с Марса» по стерео старуха при смерти, присутствие которой скрывает тот факт, что в боксе есть еще один пациент Дверь, не поддающаяся ключу и кошмарное видение «мясного фургона» — каталки, которая вывезет отсюда когда-нибудь ночью под простыней не одно тело, а два!
Все это промелькнуло в ее мозгу вместе с чувством страха и с ощущением близкой беды, которая грозит всем, проникшим в эту страшную тайну.
Смит неуклюже вылез из кресла, протянул ей обе руки и сказал:
— Мой брат по воде!
— Хелло!.. Э-э-э Как вы?
— Я хорошо. Рад. — Он добавил еще что-то на странном, как будто кашляющем языке, замолчал, а потом заговорил, тщательно подбирая слова: — Ты здесь, мой брат. Тебя не было. Теперь ты здесь Я пью тебя жадно.
Джилл чувствовала, как ее разрывают эмоции. От одних ее сердце таяло, другие жгли его ледяным ужасом. Смит ничего не замечал. Он сказал:
— Видишь? Я хожу. Становлюсь сильным. — Он сделал несколько шагов и остановился — торжествуя, задыхаясь и улыбаясь.
Джилл заставила себя ответить ему улыбкой.
— Значит, мы продвигаемся, не так ли? Вам надо как следует окрепнуть, вот что! А я должна бежать я заскочила на минутку только поздороваться
Его лицо выразило глубокое разочарование.
— Не уходи!..
— Но мне пора
Он был опечален, и в голосе его задрожали трагические нотки:
— Я причинил тебе боль. И не знаю как.
— Боль? Нет, нет, ничего подобного. Просто я должна уйти и немедленно.
Его лицо стало безжизненным. Он сказал, скорее утверждая, чем спрашивая:
— Ты возьмешь меня с собой, мой брат?
— Что? Но я не могу и надо бежать Послушайте, никому не говорите, что я тут была, ладно?
— Не сказать, что мой собрат по воде был здесь?
— Да. Не говорите никому я хм вернусь. Будьте хорошим мальчиком, ждите меня и не говорите никому.
Смит, усвоив сказанное, вновь обрел безмятежность взора.
— Я буду ждать. Я никому не скажу.
— Отлично!
Джилл думала о том, как трудно ей будет выполнить свое обещание. Она уже поняла, что «сломанный» замок был вовсе не испорчен, и взглянула на дверь, ведущую в коридор. Она тут же поняла, почему не могла войти — на двери стоял засов. Как то было принято в больнице, двери в уборную и ванную закрывались на задвижку изнутри, но в случае необходимости могли быть открыты и снаружи специальной отмычкой, так что больным не грозила никакая беда. А этот засов наглухо изолировал Смита от внешнего мира, так как имел такую конструкцию, которая фактически в госпиталях запрещалась, ибо дверь не могли открыть даже сотрудники со специальной отмычкой. Джилл отодвинула засов:
— Ждите. Я вернусь.
— Я буду ждать.
Когда она вернулась в соседнюю комнату, то услышала «тук-тук-тик-ток» — сигнал, о котором говорил доктор Браш. Она подошла к двери и открыла ее.
Он вбежал, зло выкрикнув:
— Где вы были, сестра?! Я стучал трижды! — И подозрительно взглянул на внутреннюю дверь.
— Я увидела, что ваша пациентка повернулась во сне, — быстро нашлась Джилл, — и поправила ей подушку.
— Черт возьми, я же приказал вам сидеть в этой комнате и не отходить от стола!
Джилл вдруг догадалась, что этот человек чего-то боится. Тогда она перешла в контратаку.
— Доктор, — сказала она холодно, — я не ответственна за вашу пациентку. Но поскольку,вы мне ее доверили, я сделала то, что считала нужным. Если вас это не устраивает, позовем администратора отделения.
— Что? Нет, нет, давайте забудем об этом.
— Нет, сэр. Такая пожилая больная могла бы задохнуться в гидравлической постели. Может, и есть сестры, которые позволяют взваливать на себя последствия небрежности докторов, но я не из их числа. Давайте вызовем администратора.
— Зачем? Послушайте, мисс Бордмен, я сказал не подумав. Прошу у вас извинения.
— Хорошо, доктор, — сказала она сухо. — Вам еще угодно что-нибудь?
— Нет, спасибо. Благодарю, что подменили. Только Знаете ли, мне не хотелось бы никаких разговоров об этом
— Я не скажу.
Можно поручиться, что не скажу! Но что же мне делать? Ах, если бы Бен был в городе! Она прошла к своей конторке и притворилась, будто просматривает бумаги. Внезапно она вспомнила, что надо позвонить насчет кровати, которая была так нужна. Затем отослала куда-то свою помощницу с поручением и села подумать.
Где же Бен? Если бы до него можно было добраться, она освободилась бы минут на десять, позвонила и переложила бы бремя на его широкие плечи. Но Бен, черт бы его побрал, где-то шлялся и бросил ее на произвол судьбы.
А может, и нет? Подозрение, которое уже давно грызло ее подсознание, выбилось наконец наружу. Бен не уехал бы из города, не дав ей знать о том, что вышло из его попытки увидеть «Человека с Марса». Как его товарищ по заговору, она имела право знать это, а Бен всегда соблюдал правила игры.
Она вдруг снова как бы услышала его слова: «Если дела пойдут наперекосяк, ты мой единственный козырь Детка, если ты не получишь от меня весточки, действуй самостоятельно».
Она не вспоминала об этом до сих пор потому, что не верила, будто с Беном может случиться что-то плохое. Теперь же она вспомнила. В жизни каждого человека наступает такой момент, когда ему или ей приходится поставить на кон свою жизнь, свое состояние и свою честь, даже если все шансы против него.
Джилл Бордмен получила вызов судьбы и приняла его в три часа сорок семь минут пополудни.
После ухода Джилл «Человек с Марса» снова уселся в свое кресло. Он не поднял свою книжку с картинками, а просто ждал, можно было бы сказать — ждал покорно, если бы это человеческое определение подходило к характеру марсиан. Он хранил в себе тихое ощущение счастья, ибо его брат обещал вернуться. Он приготовился ждать, ждать и ждать, не шевеля ни одной мышцей, ждать, ничего не делая, ждать, если потребуется, долгие годы.
Смит не имел ни малейшего представления о том, сколько времени прошло с тех пор, как они впервые разделили воду с этим братом. И не только потому, что место, в котором он находился, было так искривлено во времени и пространстве, что он не грокк последовательности смены звуков и образов, но еще и потому, что культура Гнезда время воспринимала иначе, чем люди. Различия лежали не в большей или меньшей продолжительности жизни марсиан и людей, если считать ее в земных годах, но в самой основе концепции Времени.
«Сейчас позднее, чем ты думаешь», — эту мысль нельзя было выразить на марсианском языке, равно как и «поспешишь — людей насмешишь», хотя и по разным причинам: первая мысль была невообразима по существу, вторая же являлась частью марсианского Бытия, а потому произносить ее было столь же бессмысленно, как сказать рыбе, чтобы она искупалась. А вот фраза «так было вначале, так есть сейчас, так пребудет вечно» настолько соответствовала духу марсиан, что ее перевести было проще, чем выражение «два плюс два — четыре», которое, кстати говоря, вовсе не было трюизмом на Марсе.
Смит ждал.
Пришел Браш, поглядел на него. Смит не шевелился, и Браш вышел. Когда Смит услышал, как поворачивается ключ в замке наружной двери, он вспомнил, что уже слышал такой звук перед первым появлением его брата по воде, поэтому он изменил обмен веществ, готовясь к тому, что последовательность событий может повториться снова. Он очень удивился, когда дверь отворилась и сквозь нее проскользнула Джилл, ибо не знал, что это дверь. Но тут же грокк, что это она, и он целиком отдался радостному ощущению полноты, возникающему лишь в присутствии согнездников, братьев по воде и (при некоторых обстоятельствах) в присутствии Старейших.
Его радость чуть-чуть затуманивалась пониманием, что брат по воде эту радость не вполне разделяет, — брат казался гораздо более растерянным, чем это можно было предположить Так мог быть растерян лишь тот, кого предназначили к телесной смерти за содеянную ошибку или небрежность. Но Смит знал уже, что эти существа способны были переносить эмоции, которые непереносимы для марсиан, и не умирать.
Его брат Махмуд по пять раз в день переносил душевную агонию, но не только не умер, но даже считал эту агонию совершенно необходимой для жизни. Его брат капитан Ван Тромп время от времени испытывал жуткие непредсказуемые спазмы, каждый из которых, по представлению Смита, должен был привести его к неминуемой смерти во плоти и покончить с ним навсегда, но тем не менее, насколько он мог судить, этот брат был по сию пору жив и бодр. Поэтому Смит не обратил особого внимания на волнение Джилл.
Джилл дала ему сверток:
— Наденьте это. Быстро.
Смит взял сверток и стал ждать. Джилл поглядела на него и сказала:
— О боже! Ладно, снимайте свои шмотки, я помогу вам.
Ей, однако, пришлось раздеть его и одеть заново. На нем были больничный халат, пижама и тапочки, но не потому, что ему в них было хорошо, а потому, что так приказали. С этой одеждой он уже приучился справляться, но гораздо медленнее, чем хотелось бы Джилл. Она мгновенно раздела его донага. Джилл была медичка, а Смиту никогда и слышать не приходилось о запретах, налагаемых стыдливостью, да он ничего и не понял бы, даже если бы ему рассказали о них. Поэтому им обоим ничего не мешало. Смит пришел в восторг от искусственной кожи, которую Джилл натянула ему на ноги. Она не дала ему времени приласкать эту кожу и закрепила чулки скотчем из-за отсутствия пояса с резинками. Форма сестры милосердия, в которую она обрядила Смита, была позаимствована у значительно более крупной женщины, чем сама Джилл, под предлогом, что ее кузену нужен маскарадный костюм. Джилл набросила на Смита застегивающуюся на шее пелеринку медсестры, которая должна была скрыть некоторые половые особенности Смита; во всяком случае, Джилл рассчитывала на это. С туфлями было труднее: они не подходили по размеру, а кроме того, Смит при земной силе тяжести даже босиком-то передвигался с трудом.
Джилл закончила переодевание, водрузив ему на голову шапочку медсестры.
— Волосы коротковаты, — сказала она с тревогой, — но некоторые сестры стригутся коротко, так что будем надеяться, сойдет.
Смит ничего не ответил, так как не вполне разобрался в значении ее слов. Он попробовал заставить свои волосы расти быстрее, но обнаружил, что на это потребуется довольно много времени.
— Ну а теперь, — сказала Джилл, — слушай меня внимательно. Что бы ни случилось, не говорить ни слова. Понятно?
— Не говорить. Я не буду говорить.
— Просто иди со мной рядом. Я буду держать тебя за руку. И если знаешь какие-нибудь молитвы — молись.
— Молись?
— Ладно уж. Просто иди рядом и молчи. — Она открыла наружную дверь, и они вышли в коридор.
Смит обнаружил множество незнакомых форм, окруживших его со всех сторон. На него навалились образы, на которых он не успевал даже сфокусировать свое внимание. Он слепо тащился вперед, практически отключив зрение и слух, чтобы защитить себя от этого хаоса.
Джилл довела его до конца коридора и ступила на пер-. пендикулярно бегущую дорожку. Смит споткнулся и упал бы, если бы Джилл не поддержала его. Какая-то уборщица с удивлением уставилась на них, и Джилл выругалась себе под нос. Теперь она с еще большим вниманием стала следить за движениями Смита. На крышу они поднялись на лифте, так как Джилл не была уверена, что ей удастся протащить его через антиграв.
Здесь их ожидало серьезное испытание, хотя Смит об этом обстоятельстве и не подозревал. Он почувствовал беспредельный восторг перед открывшимся зрелищем неба. Ведь он не видел его с тех пор, как покинул Марс. Небо казалось ему ярким, чистым и радостным, хотя был типичный сумрачный вашингтонский денек. Джилл поискала глазами такси. Крыша была почти пуста, как она и надеялась, так как сестры, уходившие с той же смены, что и она, уже были на пути домой, а дневные посетители тоже покинули здание. Однако не было и такси. Поездка же в аэробусе Джилл никак не устраивала.
Она уже думала вызвать такси, когда одно из них опустилось на крышу, Джилл окликнула служителя:
— Джек, это такси заказное?
— Да, я вызвал его для доктора Фиппса.
— О Боже! Джек, я очень тороплюсь, вызовите мне машину побыстрее. Это моя кузина Мэйдж, она работает в южном крыле. У нее ларингит, и ее нужно скорее укрыть от ветра.
Служитель почесал голову:
— Ну разве что уж для вас, мисс Бордмен Вы возьмите это такси, а я вызову для доктора Фиппса другое.
— О, Джек, какой вы чудесный малый! Мэйдж, не разговаривай! Я сама поблагодарю Джека! Она совсем потеряла голос. Попробуем вернуть его с помощью горячего рома.
— Должно помочь. Эти старомодные рецепты действуют крепко, как, бывало, говаривала моя матушка.
Служитель набрал по памяти код дома Джилл, а потом помог им влезть в такси. Джилл старательно загораживала Смита, чтобы скрыть явное отсутствие у него знакомства с этим видом транспорта.
— Спасибо, Джек! Огромное спасибо!
Такси взлетело, и Джилл смогла перевести дух.
— Можешь говорить.
— О чем я должен говорить?
— Да о чем хочешь.
Смит обдумал это. Масштаб приглашения требовал достойного ответа, соответствующего особым обстоятельствам беседы двух братьев. Он рассмотрел несколько вариантов, но отказался от них, так как затруднялся с их переводом, потом выбрал один, который даже на этом странном и невыразительном языке мог передать теплоту сближения, радостно ощущаемую собратьями.
— Пусть наши яйца лягут в одно гнездо.
Джилл так и подскочила:
— Как?! Что ты сказал?
Смит был огорчен, почуяв что-то не то в ответной реакции, но объяснил это неадекватностью своих действий. Он с горечью ощутил, что каждый раз вызывает беспокойство у этих созданий, хотя его цель — прийти к единению. Перебрав весь свой скудный словарный запас, он попытался еще раз сформулировать ту же мысль, но другими словами.
— Мое гнездо — твое гнездо, а твое гнездо — мое.
На этот раз Джилл ласково улыбнулась:
— Ох, как славно! Милый, я не уверена, что понимаю тебя правильно, но, по-моему, это самое чудесное предложение из всех, что я получала за много лет. — И добавила: — Но пока мы с тобой сидим в луже, давай еще подождем немножко, ладно?
Смит понимал ее вряд ли лучше, чем она его, но он уловил удовлетворенность духа своего собрата по воде и понял, что ему предлагают подождать.
Ждать было нетрудно, это не требовало никаких усилий; он откинулся на спинку сиденья, крайне довольный, что между ними все хорошо, и стал любоваться видом, расстилавшимся перед ним. Он видел его впервые, со всех сторон Майка обступали образы новых сущностей, которые надо было попытаться грокк. Он даже пожалел, что средства передвижения, существовавшие на Марсе, не дают возможности наслаждаться тем, что лежит внизу. Мысль эта чуть не привела его к сравнению образа жизни марсиан и людей, сравнению, слегка неблагоприятному для Старейших, но его мозг поспешил защититься от подобной ереси, воздвигнув перед собой непреодолимый щит.
Джилл молчала и лихорадочно обдумывала ситуацию. Вдруг она заметила, что такси уже опускается на крышу ее многоквартирного дома, и сообразила, что сюда-то ей ни в коем случае нельзя, — здесь их будут искать в первую очередь, сразу же, как только поймут, что это она помогла сбежать Смиту. Хотя она мало что знала о методах работы полиции, но все же понимала, что в палате Смита она повсюду оставила отпечатки своих пальцев, не говоря уже о том, что многие видели, как они вместе выходили оттуда. Было также технически возможно, как рассказывали ей, прочесть запись, сделанную автопилотом такси, и узнать, по каким адресам и в какое время направлялась машина.
Она нажала на клавиши, отменив инструкции следовать по ее адресу. Машина поднялась со взлетной площадки и начала кружить. Куда лететь? Где можно спрятать взрослого человека — наполовину идиота, который даже одеться-то сам не умеет и которого сейчас разыскивают так, как не разыскивали никого на Земле? Ох, если бы Бен был здесь! Бен, где же ты?
Она подняла трубку и почти без всякой надежды набрала номер Бена. Ее настроение сразу поднялось: ей ответил мужской голос; через секунду оно так же быстро упало: это был не Бен, а его управляющий.
— Ох, извините, мистер Килгаллен. Говорит Джилл Бордмен. Я думала, что набрала домашний номер Бена.
— Вы не ошиблись. Звонки ему автоматически переводятся в офис в том случае, если его нет больше двадцати четырех часов.
— А его все еще нет?
— Нет. Может быть, я могу быть чем-нибудь полезен? — Увы, нет. Мистер Килгаллен, не странно ли, что Бен исчез? Вы не беспокоитесь?
— Что? Нисколько. В его сообщении было сказано, что он не знает, когда вернется.
— Разве это не странно?
— При стиле работы мистера Какстона — нет, мисс Бордмен.
— Ну ну а мне его отсутствие кажется очень странным. Я думаю, вы обязаны сообщить об этом. Вы обязаны распространить сообщение об этом во все средства массовой информации страны и всего мира.
Хотя телефоны в такси и не передавали изображения, Джилл почувствовала, как Осберт Килгаллен напрягся.
— Боюсь, мисс Бордмен, что я обязан интерпретировать инструкции своего нанимателя лично. И разрешите мне сказать, что каждый раз, когда мистер Какстон уезжает, обязательно появляется какая-нибудь подружка, которая настаивает на его розыске.
«Какой-то девке не терпится надеть на него ошейник, — перевела для себя Джилл сердито, — и этот сукин сын думает, что я отношусь к этой же категории». Однако всякое желание просить Килгаллена о помощи у Джилл отпало. Она положила трубку.
Куда же податься? Решение пришло внезапно. Если Бен куда-то пропал, а Администрация приложила к этому руку, то его квартира — последнее место, где они будут искать Валентайна Смита разве что, конечно, они свяжут ее с Беном Это, впрочем, казалось ей маловероятным.
В буфетной Бена можно найти еду, у него же она возьмет одежду для этого идиотика. Джилл набрала адрес Бена. Через несколько минут такси опустилось на площадку на крыше дома Бена.
Возле двери квартиры Бена Джилл сказала в переговорное устройство:
— Carthago delenda est! (Карфаген должен быть разрушен (лат)).
Ничего не произошло!
«О черт! — воскликнула она про себя. — Он сменил код!» Джилл еле стояла на подгибающихся ногах, стараясь, чтобы Смит не увидел выражения ее лица. Она снова обратилась к переговорному устройству. Та же самая система приводила в движение дверь, когда приходили заранее назвавшие себя визитеры. Она назвала себя на тот невероятный случай, если Бен вернулся:
— Бен, это Джилл.
И дверь отворилась.
Они вошли внутрь, и она тут же захлопнулась. Джилл подумала, что Бен впустил их, потом сообразила, что она случайно угадала его новый код, задуманный им как своего рода сюрприз, решила она Впрочем, Джилл охотно отказалась бы от этого сюрприза: уж больно мерзкое состояние паники пришлось ей пережить перед дверью.
Смит спокойно остановился на краю густой зеленой лужайки и впитывал в себя новые впечатления. Это было совсем непривычное для него место, и его было очень трудно грокк в одну минуту, и тем не менее он чувствовал себя здесь необычайно счастливым. Это место волновало чуть меньше, чем то — движущееся, где они только что были, но зато оно как бы приглашало раскрыться. Он с интересом глянул в окно и решил, что скорее всего это картина, вроде тех, что были дома Его палата в Бетесде находилась в новом здании, где окон вообще не было. Ему в голову не могла прийти даже сама идея «окна».
С одобрением он отметил удивительную глубину перспективы и отличную передачу движения на «картине»; надо думать, это было творение великого художника. До сих пор он не видел ничего, что говорило бы о том, что люди понимали толк в искусстве. Новый опыт позволил грокк о них выше, чем раньше, и он был доволен.
Глаз схватил какое-то движение. Он обернулся и увидел, как его брат снимает с ноги фальшивую кожу и туфли. Джилл удовлетворенно вздохнула и пошевелила пальцами ног в траве.
— Господи, как ноги-то болят!
Она подняла глаза и увидела, что Смит смотрит на нее со странным и тревожным выражением на детском лице.
— Устраивайся! Тебе это тоже понравится.
— Как это «устраивайся»?
— Ох, я же все время забываю! Иди сюда, я помогу. — Она сняла с него туфли, отстегнула чулки и стащила их с ног. — Ну разве так не лучше?
Смит пошевелил пальцами ног в траве, а потом робко спросил:
— А они не живые?
— Конечно, живые. Трава-то настоящая. Бен заплатил за нее уйму денег. Только одно специальное освещение стоило больше, чем я зарабатываю за месяц. Иди сюда, сядь и дай ногам отдохнуть.
Большая часть сказанного прошла мимо сознания Смита, но он понял, что эти травинки — живые существа и что ему предлагается по ним ходить.
— Ходить по живым? — спросил он с непередаваемым ужасом.
— А почему бы и нет? Траве это не повредит. Она выведена специально для изготовления комнатных ковров.
Смиту пришлось напомнить себе, что собрат по воде не может посоветовать дурное. Напряжением воли он заставил себя сделать несколько шагов и нашел, что ему это нравится, а живые существа не протестуют. Свою способность к восприятию он поставил почти на предельный уровень: его брат был прав — предназначение этих созданий было именно таково, чтобы по ним ходили. Он принял решение раскрыться и вознести хвалу, затратив на это решение усилие, сравнимое только с усилием человека, которому предложили воспеть радости каннибализма (кстати, этот обычай Смит как раз считал нормальным).
Джилл вздохнула:
— Пора кончать развлекаться, я не имею представления, сколько времени мы можем оставаться тут в безопасности.
— В безопасности?
— Здесь нам оставаться нельзя. Надо думать, они проверяют каждого, кто вышел сегодня из центра.
Эта мысль заставила ее помрачнеть. Ее квартира не годится, эта квартира не годится. Сам Бен намеревался повезти Смита к Джубалу Харшоу. Однако она не знала ни Харшоу, ни места, где он живет Кажется, где-то в Поконосе, говорил Бен. Что ж, придется искать — больше-то деваться некуда.
— Почему ты несчастен, мой брат? .
Джилл очнулась и взглянула на Смита. Этот бедный ребенок даже понять не может, как плохи их дела. Она попыталась взглянуть на все с его точки зрения. Ей это не удалось, но все же она поняла, что у него нет никакого представления о том, что они бегут от От чего? От копов? От госпитального начальства? Она сама не знала, в чем именно ее могут обвинить, какие законы она нарушила.
Просто кожей ощущала, что встала на пути Больших Людей, на дороге Боссов.
Разве могла она объяснить «Человеку с Марса», кто им противостоит, если она сама этого не знала? Да и есть ли на Марсе полиция? Разговаривать с ним было все равно, что переговариваться через водосточную трубу.
Господи, а есть ли у них на Марсе водосточные трубы? И дождь?
— Это неважно, — сказала она спокойно. — Главное, поступай так, как я тебе говорю.
— Да.
Он принимал ее распоряжения безраздельно. Это было какое-то всеохватывающее «да». Джилл вдруг почувствовала, что Смит выскочит из окна, если она прикажет ему. Она была права. Он выпрыгнул бы, и был бы счастлив каждую секунду полета с двадцатого этажа, и принял бы без удивления и горечи убивающий плоть удар о тротуар. И дело вовсе не в том, что он не понимал, что такое падение уничтожит его. Просто смерть как концепция была ему неведома. Если собрат по воде избрал для него такую страшную смерть плоти, он восславил бы его и постарался бы грокк.
— Так. Значит, тут мы долго оставаться не можем. Мне нужно приготовить поесть, одеть тебя в другой костюм, а потом сматываться отсюда. Снимай это! — И она пошла осматривать гардероб Бена.
Там она отобрала костюм для поездок, берет, рубашку, ботинки и вернулась. Смит запутался в одежде, как котенок в пряже. Одна рука оказалась прикрученной к телу, голова застряла в вырезе рубашки, — снимая ее, он забыл снять с головы шапочку медсестры.
— О Господи! — воскликнула Джилл и бросилась на выручку.
Она вытряхнула его из одежды, затем засунула все снятое в люк для мусора Этти Шер придется потом отдать деньги за костюм, но ей не хотелось, чтобы копы нашли все это так, на всякий случай.
— Тебе придется искупаться, мой милый, прежде чем влезать в чистую одежку Бена. За тобой плохо смотрели. Пошли.
Будучи медсестрой, она не обращала внимания на дурные запахи, но (опять-таки будучи медсестрой) была фанатиком мыла и мочалки и ей казалось, что в обозримом прошлом ее пациента никто не мыл. Хоть от Смита и не воняло, он почему-то напомнил ей лошадь в жаркий солнечный день.
С восторгом он смотрел, как она наполняет ванну водой. В туалете бокса К-12 ванна тоже была, но никто не научил Смита, как ею пользоваться. Обмывание в постели — было все, что он получал, да и то не так уж часто. Мешали его похожие на транс припадки.
Джилл измерила температуру воды.
— Все, можешь залезать.
Смит изумился.
— Скорей! — прикрикнула Джилл. — Лезь в воду!
Все эти слова были в его словаре, и Смит поступил так, как она приказала, но его прямо распирало от эмоций. Его брат хочет, чтобы он окунул все свое тело в Источник Жизни! Такой чести ему никогда не выпадало еще. Насколько он знал, на Марсе вообще никто и никогда не пользовался такой привилегией. Теперь он начинал понимать, что это распоряжение имело прямую связь с Сутью Жизни факт, который он еще не грокк, но принял к сведению.
Он поставил в воду одну дрожащую ногу, потом другую лег, и вода покрыла его с головой.
— Эй! — закричала Джилл и вытащила его голову на поверхность.
Ей показалось, что она тянет труп утопленника. Господи! Ну не мог же он утонуть, да еще в такое время! Она страшно испугалась и стала трясти его изо всех сил.
— Смит! Проснись! Да очнись же!
Из дальней дали Смит услышал зов брата и вернулся. Его глаза потеряли остекленелость, сердце забилось быстрее, дыхание пришло в норму.
— Ты жив? — добивалась ответа Джилл.
— Я в порядке очень счастлив мой брат
— Ты напугал меня. Слушай, больше не окунайся с головой. Сиди так, как сейчас сидишь.
— Да, мой брат!
Смит добавил что-то на непонятном для Джилл карканье, набрал в пригоршню воды, как будто это были драгоценные камни, и поднес к своим губам. Губы его коснулись воды, после чего он протянул ладонь Джилл.
— Эй, не надо пить воду из ванны! Нет, нет. Я пить ее не стану!
— Не пить?
Его незащищенность и боль были так очевидны, что Джилл не знала, как ей поступить. Мгновение она колебалась, потом наклонила голову и коснулась губами подношения.
— Спасибо.
— Да не испытаешь ты никогда жажды!
— Надеюсь, и ты не будешь страдать от нее. Но пока хватит. Если хочешь пить, я принесу тебе. Эту воду больше не пей.
Смит казался удовлетворенным и сидел тихо. Теперь Джилл стало ясно, что ванны он никогда не принимал и не знал, что его ждет. Без сомнения, она могла подготовить его но драгоценное время бежало слишком стремительно.
А, ладно, все равно это было не так плохо, как возня с буйными больными из бесплатных палат. Ее блузка промокла насквозь, когда она вытаскивала Смита со дна ванны. Джилл сняла блузку и повесила ее на крючок. Она была одета для улицы и носила коротенькую юбочку, далеко не доходившую до колен. Джилл бросила взгляд на ноги. Хотя складки на юбке были «вечны», мочить ее казалось глупо. Джилл пожала плечами и расстегнула «молнию». Она осталась в бюстгальтере и трусиках.
Смит рассматривал ее с любопытством ребенка. Джилл внезапно обнаружила, что краснеет, — обстоятельство, очень удивившее ее. Она считала себя свободной от ложной скромности, помня, что еще в пятнадцать лет ей довелось пойти на свое первое смешанное купание голышом. Но этот детский взгляд беспокоил ее. Она решила, что лучше вымочить нижнее белье, чем сделать само собой разумеющийся шаг.
Джилл постаралась скрыть чувство неловкости под маской деловитости.
— Пора заняться делом и как следует потереть тебе шкуру.
Она встала на колени у ванны, опрыскала его шампунем и принялась взбивать пену.
Смит протянул руку и дотронулся до ее правой груди. Джилл отшатнулась:
— Эй! Без рук!
Он посмотрел так, будто его ударили по лицу.
— Нет? — спросил он в тоске.
— Нет, — жестко подтвердила она, но, взглянув на несчастное выражение его лица, добавила мягче: — Все хорошо. Только меня нельзя отвлекать, я очень спешу.
Джилл постаралась как можно скорее закончить водные процедуры, спустила воду из ванны, заставила Смита встать и душем смыла с него пену. Потом, пока горячий воздух сушил кожу Смита, она оделась. Теплый поток воздуха так удивил Смита, что он задрожал. Джилл попросила его не пугаться и показала, за что ему ухватиться, чтобы не упасть.
Потом помогла ему выйти из ванны.
— Ну вот, теперь от тебя хорошо пахнет, и ручаюсь, что ты почувствуешь себя куда лучше.
— Чувствую себя прекрасно.
— Отлично. Давай, я одену тебя.
Она отвела его в спальню Бена. Но, прежде чем она успела объяснить, предупредить и помочь натянуть ему шорты, ее до смерти напугал громкий мужской голос:
— Откройте немедленно!!!
Джилл выронила шорты. Известно ли им, что в квартире кто-то есть? Да, они должны это знать, иначе не явились бы сюда. Должно быть, ее выдало проклятое робо-такси.
Ответить? Или замереть, как замирает при виде опасности опоссум?
Окрик через переговорное устройство двери повторился. Она шепнула Смиту:
— Стой тут. — И вышла в гостиную.
— Кто там? — спросила она, стараясь заставить свой голос звучать нормально.
— Именем закона, отворите.
— Именем какого закона? Не валяйте дурака! Скажите, кто вы такие, или я вызову полицию.
— Это и есть полиция. Вы Джиллиан Бордмен?
— Я? Я Филлис О'Тул, и я жду мистера Какстона. Сейчас я вызову полицию и обвиню вас во вторжении в частную жизнь.
— Мисс Бордмен, у нас есть приказ о вашем аресте. Откройте, иначе вам будет хуже!
— Я не мисс Бордмен, и я вызываю полицию. Голос не ответил. Джилл ждала, глотая слюну. Неожиданно она почувствовала на лице сильный жар. Дверной замок раскалился докрасна, потом добела. Что-то треснуло, и дверь широко распахнулась. На пороге стояли двое мужчин. Один вошел в прихожую, ухмыльнулся и сказал:
— Она самая! Джонсон, пошарь в квартире и отыщи его.
— О'кей, мистер Берквист.
Джилл попыталась сыграть роль дорожного заграждения, но человек по имени Джонсон небрежно отодвинул ее в сторону и пошел в спальню. Джилл взвизгнула:
— Это насилие! Где ваш ордер?!
Берквист сказал успокаивающе:
— Не валяй дурака, сестренка. Веди себя спокойненько, глядишь, и тебе облегчение выйдет.
Она стукнула его ногой по коленной чашечке. Он отступил, хромая.
— Ах ты, дрянь! — прошипел он. — Джонсон, ты нашел его?
— Тут он, мистер Берквист. Голый, как лягушка!.. А ну-ка с трех раз догадайтесь, чем они тут занимались?
— Не имеет значения. Веди его сюда.
Появился Джонсон, толкая перед собой Смита и выкручивая ему руку.
— Не хотел идти добром!
— Он у нас пойдет как миленький!
Джилл, обогнув Берквиста, кинулась на Джонсона. Тот ударом отшвырнул ее:
— Ты это брось, шлюшка!
Джонсон ударил Джилл куда слабее, чем он бил свою жену, пока она не ушла от него, и уж совсем не так, как он лупил арестованных, не желавших раскалываться. До этого Смит ничем не выдал своего отношения к происходившему и не произнес ни слова. Он просто подчинялся силе. Что происходит, он не понимал и старался ни во что не вмешиваться. Когда же он увидел, что его собрата по воде кто-то ударил, он рванулся, высвободился и протянул руку к Джонсону и Джонсон тут же исчез.
Лишь стебельки травы, расправившиеся на том месте, где только что возвышались ножищи Джонсона, говорили о том, что он когда-то существовал. Джилл в изумлении смотрела на это место, чувствуя, что сейчас потеряет сознание.
Берквист захлопнул рот, потом снова открыл его и прохрипел:
— Ты что с ним сделала? — Он смотрел на Джилл.
— Я? Да ничего я с ним не делала!
— Брось врать! Там у вас люк или что?
— Нет там люка.
— Так куда ж он делся? — Берквист облизал губы.
— Не знаю.
Берквист выхватил из-под пиджака пистолет.
— И не вздумай пробовать на мне свои фокусы. Ты останешься здесь. Его я заберу с собой.
Смит снова погрузился в молчаливое пассивное ожидание. Не понимая происходящего, он сделал лишь минимум того, что должен был сделать. Но оружие он видел в руках людей на Марсе, и выражение лица Джилл, на которую был этот пистолет направлен, ему не понравилось. Он грокк, что это одна из самых критических, переломных точек кривой развития личности и что необходимо предпринять верно направленное усилие, дабы развитие шло без перерыва. Он вмешался.
Старейшие обучили его хорошо. Он сделал шаг к Берквисту. Пистолет тут же нацелился на него. Он протянул руку и Берквиста не стало в этой точке пространства.
Джилл вскрикнула.
Раньше лицо Смита ничего не выражало. Теперь на нем появилось выражение трагического отчаяния, ибо он понял, что выбрал неправильный метод воздействия на критическую точку. Он умоляюще взглянул на Джилл и затрясся. Глаза его закатились, он медленно опустился на пол, свернулся клубочком и замер.
Истерию Джилл обрезало как ножом. Она была нужна своему пациенту, для эмоций не было места, как не было времени для рассуждений о том, куда же подевались те двое. Она бросилась на колени и осмотрела Смита.
Когда она не нашла ни пульса, ни дыхания, она приложила ухо к его груди. Ей показалось, что и сердце прекратило свою работу. Однако после долгого ожидания она услыхала тихое тук-тук, а по истечении еще четырех-пяти секунд снова слабый удар. То, что произошло, напомнило ей шизоидную кататонию, хотя ей никогда не приходилось встречаться с таким глубоким трансом — даже в классе во время демонстрации гипноанестезии. Она слышала о случаях такого, сходного со смертью, состояния у индийских факиров, но этим россказням никогда не верила.
В обычных условиях она и не пыталась бы вывести больного из припадка каталепсии, а просто вызвала бы врача. Но обстоятельства были необычны. Последний поворот событий не только не ослабил ее решимости, а наоборот, еще больше укрепил в ней намерение не допустить, чтобы Смит попал в руки властей. Однако десять минут безумных попыток использовать весь свой опыт убедили ее, что разбудить его невозможно.
В спальне Бена она нашла сильно потертый чемодан, слишком большой, чтобы служить ручной кладью, но слишком малый, чтобы именоваться сундуком. Джилл раскрыла его. Внутри лежали диктофон, комплект одежды и все необходимое репортеру, которому нужно срочно выехать из-города, — даже лицензированный миниатюрный записывающий аппарат, который подключают к телефону. Джилл поняла, что этот чемодан еще раз доказывает, что отсутствие Бена было отнюдь не таким, каким его считал Килгаллен, но времени терять не стала.
Она выкинула все вещи Бена и отнесла чемодан в гостиную. Смит весил больше Джилл, но ее мускулы, привычные обрабатывать больных вдвое крупнее ее, позволили ввалить его тело внутрь чемодана.
Нужно было немного изменить позу Смита, иначе крышка не захлопывалась. Его мышцы противились резкому нажиму, но мягкое длительное усилие сделало их податливыми, как воск. В углы чемодана она напихала белье Бена. Ей хотелось просверлить дырки для дыхания, но чемодан был крепок, как небьющееся стекло. Она решила, что при столь замедленном дыхании и низком уровне обмена веществ Смит не задохнется.
Ей еле-еле удалось приподнять чемодан обеими руками, нести его она не могла. Хорошо еще, что чемодан оказался оборудованным подшипниками «Ред Кэп». Они оставили страшные следы на травяном ковре Бена, но ей удалось все же вытащить чемодан на паркет прихожей.
На крышу выйти Джилл не решилась. Хватит с нее этих авиатакси! Через служебный ход она спустилась на цокольный этаж. Там не было никого, кроме молодого человека, инспектировавшего завезенные для кухни продукты. Он посторонился и позволил ей вытащить чемодан на тротуар.
— Слышь, сестренка! А что у тебя в ящике-то?
— Труп, — ответила она кратко.
Он передернул плечами.
— Задай дурацкий вопрос и получишь дурацкий ответ. Пора бы знать!
Часть вторая. Его неслыханное богатство
Глава 9
Каждый день население Третьей от Солнца планеты увеличивается на 230 тысяч человек, но для пяти миллиардов жителей Земли такой прирост почти не заметен. Королевство Южной Африки — ассоциативный член Федерации — опять предстало перед Высшим Судом по обвинению в попрании прав белого меньшинства. Короли моды собрались в Рио и провозгласили, что нижняя кромка блузок будет опущена и закроет пупок. Оборонные космические станции Федерации шастали в небе, обещая немедленную гибель всякому, кто нарушит мир на планете. Однако мир нарушался лишь воплями рекламы, передаваемой коммерческими спутниками и отражающей вечную битву товаров, выпускаемых конкурирующими фирмами. На берегах Гудзонова залива было установлено на полмиллиона передвижных домов больше, чем на ту же дату год назад. Рисовый пояс Китая был объявлен Ассамблеей Федерации зоной голода. Синтия Дачесс, известная как Богатейшая Невеста Мира, откупилась деньгами от своего шестого мужа.
Преподобный доктор Дениэл Дигби — Верховный епископ Церкви Нового Откровения (фостериты) — объявил, что назначил ангела Азраила ангелом-хранителем сенатора Федерации Томаса Буна и что он ожидает божественного утверждения этого назначения не позже сегодняшнего вечера. Все средства массовой информации сообщили эту сногсшибательную новость, поскольку в прошлом фостериты разгромили несколько редакций газет. У мистера и миссис Гаррисон Кемпбел VI в детском госпитале Цинциннати родился с помощью «матери-хозяйки» сын и наследник — счастливые родители как раз в это время отдыхали в Перу. Доктор Орас Квакенбуш, профессор искусства отдыха в Йельской школе богословия, выступил с призывом бороться за возрождение веры и в поддержку духовных ценностей. Разразился скандал, связанный с тотализатором, в который оказалась вовлеченной почти половина членов футбольной команды Вест-Пойнта. Три специалиста по ведению бактериологической войны были освобождены от работы в Канаде в связи с эмоциональной нестабильностью. Они объявили, что обжалуют это решение в Высшем Суде. Высший Суд Федерации отменил решение Верховного Суда Соединенных Штатов по делу «Рейзенберг против штата Миссури», касающегося первичных выборов в Ассамблею Федерации, в котором были замешаны некоторые члены Ассамблеи.
Его превосходительство высокочтимый Джозеф Э. Дуглас, Генеральный секретарь Всемирной Федерации Свободных Государств, ковыряясь в своем завтраке, размышлял о том, почему это человеку не могут дать чашку приличного кофе. Его утренняя газета, подготовленная ночной сменой собственного информационного штаба, передвигалась перед глазами на экране сканера с оптимальной для чтения скоростью. Слова бежали лишь тогда, когда глаза его обращались к экрану. Сейчас он как раз смотрел туда, главным образом для того, чтобы не встречаться со взглядом своего босса, сидевшего за столом напротив него. Миссис Дуглас не читала газет. У нее были другие способы получения информации.
— Джозеф
Он вздохнул и поднял глаза. Сканер перестал работать.
— Что, моя дорогая?
— Ты чем-то озабочен.
— Что? Почему ты так думаешь, дорогая?
— Джозеф! Неужели я напрасно ухаживала за тобой, чинила твои носки, спасала тебя от неприятностей в течение тридцати пяти лет — и не знаю, когда тебя что-то беспокоит?!
И беда в том, подумал он, что она действительно знает! Он взглянул на жену и подумал, какого черта он позволил ей чуть ли не силой загнать себя в бессрочный брачный контракт? Она была его секретарем в те добрые старые времена, когда он был всего лишь членом легислатуры штата. Их первым контрактом было соглашение о сожительстве, заключенное на срок девяносто дней, чтобы сэкономить на гостиничных счетах деньги, отпущенные на проведение избирательной кампании. Оба согласились в том, что «сожительство» должно пониматься только как проживание под одной крышей. Черт возьми, но она и тогда не штопала ему носки!
Он попробовал вспомнить, как получилось, что все пошло иначе. Биография миссис Дуглас — «В тени величия: биография одной женщины» — утверждала, что он сделал ей предложение во время подсчета голосов на своей первой избирательной кампании и был так романтичен, что ничто, кроме старомодного брака «пока смерть не разлучит нас», его не могло удовлетворить.
Впрочем, какой толк спорить с официальными версиями!
— Джозеф! Отвечай мне!
— Что? Да ничего особенного, моя милая. Я плохо спал сегодня.
— Знаю. Я всегда просыпаюсь, когда тебя будят по ночам.
Он подумал, что ее покои находятся не менее чем в пятидесяти ярдах от его, да еще их разделяет холл.
— Как ты узнаешь это, моя дорогая?
— Как? Женская интуиция! Что было в той записке, которую принес Бредли?
— Извини, дорогая мне обязательно надо прочесть газету перед началом Совета
— Джозеф Эджертон Дуглас, не пытайтесь меня обмануть!
Он вздохнул:
— Мы потеряли следы этого прощелыги Смита.
— Смита? Ты имеешь в виду «Человека с Марса»? Что ты хочешь сказать, говоря «потеряли следы»? Это же немыслимо!
— Как бы то ни было, дорогая, но он сбежал. Еще вчера исчез из своей палаты.
— Неслыханно! Как ему это удалось?
— Видимо, он переоделся сестрой милосердия.
— Но Впрочем, неважно. Главное, что он сбежал. И какой же дурацкий план вы разработали, чтобы его найти?
— Его ищут. Ищут самые надежные люди. Берквист
— Этот болван?! Вместо того, чтобы задействовать всех полицейских из ФДБ (Федеральный депортамент безопасности), от офицеров до постовых, ты посылаешь Берквиста!
— Но, моя дорогая, ты не понимаешь всей сложности ситуации. Мы так поступить просто не можем. Официально Смит никуда не исчезал. Видишь ли, есть другой,.. хм так сказать, официальный «Человек с Марса».
— О! — Она побарабанила пальцами по столу. — Я же тебя предупреждала, что эта подмена к добру не приведет.
— Но, моя дорогая, ведь именно ты предложила этот план.
— Ничего подобного! И не вздумай со мной спорить!
—М-м-м Пошли за Берквистом.
— Видишь ли, Берквиста нет, он идет по следу. И пока еще не рапортовал.
— Вот как! Твой Берквист наверняка уже находится на пути в Занзибар! Он нас продал! Я всегда не доверяла этому проходимцу! Я же говорила тебе, когда ты нанимал его
— Когда я нанимал его?
— Не перебивай Что человек, который извлекает доходы, работая на две стороны, непременно найдет и третью. — Она нахмурилась: — Джозеф, за всем этим стоит Восточная Коалиция! Тебе следует приготовиться к тому, что они поставят в Ассамблее вопрос о доверии к правительству.
— Ты так считаешь? А я не вижу почему. Никто об этом не знает еще.
— О, помолчи, ради бога! Скоро все узнают. Об этом позаботится Восточная Коалиция. Помолчи и дай мне подумать.
Дуглас послушно замолчал. Он прочел, что совет округа и города Лос-Анджелес подал петицию в Ассамблею Федерации, прося помощи в борьбе со смогом, жалуясь при этом на министерство здравоохранения, которое ничегошеньки не сделало в данном направлении. Придется бросить им кусок пожирнее, иначе Чарли будет туговато на перевыборах, особенно когда фостериты решили выставить собственного кандидата. Акции «Лунар Энтер-прайз» к закрытию биржи поднялись на два пункта.
— Джозеф!
— Да, дорогая?
— Наш «Человек с Марса» — единственный! Тот же, которого выставит против нас Восточная Коалиция, — просто фальшивка. Вот так мы и поступим.
— Но, моя дорогая, нам никто не поверит
— Как это не поверит?! Надо сделать, чтоб поверили!
— Ничего не выйдет. Ученые-специалисты тут же обнаружат подмену. Мне с огромным трудом пока удавалось не допускать их к нему.
— Ученые, вот еще!
— И тем не менее это полностью в их силах.
— Не желаю ничего знать! Ученые какие-то! Наполовину воображалы, наполовину гадалки! Посадить их! Запретить законом! Джозеф, я много раз говорила тебе, что единственная настоящая наука — астрология!
— Ну не знаю, дорогая. Я, конечно, не против астрологии
— Еще бы ты был против! Она тебя всю жизнь выручала!
— Но эти ученые профессора тоже не дураки. Один из них еще вчера рассказывал мне про звезду, которая весит в шесть тысяч раз больше свинца Или в шестьдесят тысяч раз? Дай-ка вспомнить
— Чушь! Откуда они могут знать такие подробности?! Помолчи, Джозеф! Мы ни в чем не признаемся. Их парень — поддельный. За это время мы задействуем отряды нашей Специальной Службы и похитим его, если возможно, еще до того, как Восточная Коалиция выступит со своими претензиями. Если понадобится, применим силовые приемы, и этот Смит будет застрелен при попытке сопротивления аресту или что-то в этом духе Что же делать От него с самого начала были одни неприятности.
— Агнес! Ты соображаешь, что говоришь?!
— А я ничего такого не предлагаю. С людьми ежедневно случаются несчастья. В этом деле, Джозеф, нужна полная ясность. Максимальная выгода для максимального большинства, как ты всегда говорил.
— Я не желаю, чтобы с этим парнишкой случилась беда.
— А кто говорит о беде? Нужны суровые меры, Джозеф. Это твой долг. История тебя оправдает. Что важнее — благосостояние пяти миллиардов человек или стать сентиментальной тряпкой ради одного мальчишки, который, строго говоря, даже не гражданин Земли?
Дуглас ничего не ответил, а миссис Дуглас продолжала стоять на своем:
— Мы просто не имеем права тратить время на споры о каких-то мелочах. Надо немедленно связаться с мадам Ве- сант, чтобы она составила гороскопы. Неужели же я потратила лучшие годы своей жизни на то, чтобы вытащить тебя на тот уровень, где ты сейчас находишься, а ты отшвырнешь все это прочь из-за своей мягкотелости? Вытри яйцо с подбородка! — И она выплыла из комнаты.
Глава исполнительной власти планеты выпил еще две чашки кофе, прежде чем отправиться в зал заседаний Совета.
Бедная старушка Агнес! Он чувствовал, что она в нем разочаровалась и, надо думать, изменение их образа жизни тоже оказало кое-какое влияние А недостатки есть у каждого; он, должно быть, наскучил ей так же, как она А! Что там говорить!
Он выпрямился. В одном он тверд: он не позволит им быть жестокими с этим парнишкой Смитом. Конечно, мальчик — источник многих неприятностей, но что-то в нем есть такое, что располагает к нему — беззащитность и полоумие, вернее всего. Видела бы Агнес, как он пугался и впадал в панику, она бы сейчас так не говорила. Смит наверняка пробудил бы в ней материнский инстинкт.
А есть ли в Агнес этот инстинкт? Трудно сказать, особенно тогда, когда поджимает свои губы! А, черт, во всех женщинах он должен быть. Это ж доказано наукой, верно?
Во всяком случае, будь она неладна, он не позволит ей командовать им! Взяла манеру напоминать ему, что это она протолкнула его на самый верх, но он-то знает правду. И ответственность за все тоже несет он один. Дуглас встал, распрямил плечи и пошел на Совет.
Весь день он провел в ожидании, что ему доложат о начале скандала. Однако ничего подобного не произошло. Дуглас пришел к заключению, что факт исчезновения Смита сохранен в секрете его штабом лучше, чем он мог надеяться. Как бы хотелось Генеральному секретарю закрыть глаза, а потом проснуться с чувством, что вся эта идиотская суматоха ему только снилась; однако действительность не оставляла его в покое, жена — тоже.
Агнес Дуглас не стала ждать, чтобы в истории «Человека с Марса» ее муж начал действовать сам. Его штаб привык получать от нее распоряжения и выполнять их с той же готовностью, что и приказы самого Дугласа (а возможно, и с большей). Она послала за помощником, отвечающим за гражданскую информацию, — такой пост занимал этот адъютант Дугласа, а затем вернулась к самой насущной проблеме — составлению гороскопа.
Линия спецсвязи соединяла ее покои со студией мадам Весант. Круглое лицо астролога появилось на экране почти немедленно.
— Агнес? Что случилось, дорогая? У меня клиент.
— Твой телефон прослушивается?
— Разумеется, нет.
— Тогда отделайся от клиента.
Мадам Александра Весант не выказала ни малейшего раздражения:
— Минуточку!
Ее лицо исчезло с экрана, сменившись надписью «ждите». Кто-то вошел и встал у стола миссис Дуглас. Это был Джеймс Санфорт — пресс-агент, которого она вызвала.
— Какие известия от Берквиста? — резко спросила она.
— Что? Я этим не занимаюсь. Это дело Мак-Крири.
Она жестом отмела его возражения:
— Его следует дискредитировать до того, как он заговорит.
— Вы полагаете, что Берквист нас предал?
— Не будьте идиотом. Надо было спросить меня, прежде чем брать его на работу.
— Я не брал. Это дело Мак-Крири.
— Предполагается, что вы должны следить за порядком Я — На экране появилось лицо мадам Весант. — Подождите там, — бросила миссис Дуглас Санфорту и повернулась к экрану: — Элли, дорогая, мне срочно нужен новый гороскоп Джозефа и мой.
— Хорошо, — ответила астролог, и в голосе ее прозвучала некоторая нерешительность. — Моя помощь была бы эффективней, если бы ты рассказала о причинах такой спешки.
Миссис Дуглас побарабанила по столику:
— Разве тебе это необходимо знать?
— Конечно, нет. Всякий, кто прошел серьезную школу, обладает познаниями в математике и знает звездную механику, может составить гороскоп, не имея ничего, кроме дня, часа и места рождения того или иного человека. Ты вполне могла бы овладеть этим и сама, если бы не была так занята. Но помни, звезды влияют, но не определяют. Если мне предстоит провести тонкий анализ, чтобы помочь тебе в кризисной ситуации, я должна знать, к какому сектору мне надлежит обратиться. Имеем ли мы дело с влиянием Венеры? Или, может быть, Марса? Или Миссис Дуглас решилась.
— Марс, — прервала она астролога. — Элли, мне нужен и третий гороскоп.
— Хорошо, но чей?
— Гм Элли, я ведь могу на тебя положиться? Мадам Весант изобразила возмущение:
— Агнес, если ты мнегне веришь, тогда обращайся в другое место. Научную помощь тебе могут оказать и другие люди. Я не одна сведуща в древних знаниях. Профессор фон Краузмейер известен достаточно широко, даже если он иногда — Она умышленно оставила фразу незаконченной.
— Успокойся, успокойся! Я даже представить себе не могу, чтобы кто-то, кроме тебя, предсказывал мне будущее. Выслушай меня. У тебя никто не подслушивает?
— Конечно, нет, дорогая.
— Мне нужен гороскоп Валентайна Майкла Смита.
— Валентайна Май «Человека с Марса»?!!
— Да, да, Элли Его похитили. Нам необходимо его найти.
Двумя часами позже мадам Весант оторвалась от своего письменного стола и с удовлетворением перевела дух. Ей пришлось дать секретарю указание отменить все намеченные встречи. Листы бумаги перед ней были покрыты диаграммами и какими-то расчетами, а зачитанный альманах с завернувшимися уголками страниц свидетельствовал о немалых усилиях. Мадам Александра Весант отличалась от многих других астрологов тем, что старалась определить влияние небесных тел, пользуясь дешевым изданием книги под названием «Тайная наука неопровержимой астрологии и ключ к Соломонову камню», которая принадлежала еще ее покойному супругу — профессору Саймону Магусу, чтецу мыслей, цирковому гипнотизеру и фокуснику, а также исступленному последователю Тайной Науки.
Мадам Весант верила в эту книгу так же, как верила в своего мужа. Никто не умел составить гороскоп лучше профессора, когда он был трезв, но, к сожалению, половину своего времени он был лишен возможности пользоваться этой жемчужиной среди книг. Она знала, что никогда не достигнет его уровня. Ее расчеты частенько бывали сумбурны, ибо Бекки Вейси (так ее звали когда-то) так и не сумела постичь таблицу умножения и вечно путала семерки с девятками.
Тем не менее ее гороскопы славились своей надежностью. Миссис Дуглас была далеко не единственной из ее именитых клиентов.
Она слегка запаниковала, когда миссис Дуглас потребовала гороскоп «Человека с Марса»; один раз ей уже пришлось испытать схожее чувство, когда, как раз перед тем как профессор начал задавать ей вопросы на сеансе чтения мыслей, какой-то идиотик из зала заново перевязал ей повязку на глазах. Тогда она вывернулась, вспомнив, что еще девочкой она умудрялась отвечать на хитрые вопросы правильно. Поэтому она собралась с духом и довела чтение мыслей до победного конца.
Она затребовала у Агнес данные о часе, дне и месте рождения «Человека с Марса», будучи твердо уверенной, что таких сведений не существует в природе.
Однако эта информация, заимствованная из бортового журнала «Посланца», была ей вскоре вручена.
К этому времени мадам Весант уже успокоилась, приняла посланные материалы и обещала известить, когда гороскопы будут готовы.
После двух часов мучительного блуждания среди множества цифр, она, хотя вчерне и завершила работу над мистером и миссис Дуглас, но ровным счетом ничего не могла сказать о Смите. Причина загвоздки была проста и неустранима: Смит родился не на Земле.
В ее астрологической библии ничего на сей счет не было сказано, поскольку анонимный автор отдал богу душу еще до первого полета на Луну. Она попробовала решить эту дилемму, используя положение, что принципы есть принципы, и они неизменны, и что нужно лишь внести некоторые коррективы, связанные с местом рождения. Но тут она сразу же оказалась вовлеченной в лабиринт непонятных взаимозависимостей. Она даже не быяа уверена, что знаки Зодиака действительны на Марсе. А что можно сделать без знаков Зодиака?
Ей было бы, вероятно, легче извлечь кубический корень, хотя именно он послужил причиной того, что ей пришлось покинуть школу досрочно.
Мадам Весант достала бутылку тоника, которую приберегала для особо трудных случаев. Она приняла стаканчик, налила другой и задумалась о том, как бы в этом случае поступил Саймон. Ей показалось, что она слышит его уверенный голос: «Главное — это уверенность в себе, детеныш. Если ты уверена, тогда и все прочие дураки поверят тебе! Всегда смело рассчитывай на их глупость».
Теперь она чувствовала себя куда лучше и бодро взялась за гороскопы Дугласов. После них написать гороскоп Смита было уже совсем легко. Она обнаружила, что написанное слово (как всегда) звучит солиднее сказанного. Слова, перенесенные на бумагу, выглядели очаровательно и весомо. Мадам Весант уже кончала работу, когда позвонила миссис Дуглас.
— Элли, ты еще не закончила?
— Заканчиваю, — деловито ответила мадам Весант. — Ты, конечно, понимаешь, что гороскоп Смита представляет собой необычайную и очень трудную проблему для науки. Он ведь родился на другой планете, и каждый аспект приходится пересчитывать по-новому. Влияние Солнца уменьшается, Венеры — почти пропадает, зато Юпитер оказался в совершенно иной, можно сказать, уникальной роли, что, как я полагаю, требует
— Элли, хватит об этом! У тебя есть ответы?
— Естественно.
— Благодарение богу! А мне показалось, что ты объясняешь мне причины, по которым проблема оказалась тебе не по зубам.
Мадам Весант тут же дала ей понять, что ее достоинству нанесена кровоточащая рана.
— Моя дорогая, наука истинна, меняются лишь формы и отношения. Силы, которые определили мгновение и место рождения Христа, которые открыли Цезарю момент и обстоятельства его смерти, не могут ошибаться. Истина есть Истина, она неизменна.
— О да, конечно!
— Ты готова?
— Сейчас, только переключу на запись. Давай
— Отлично. Агнес, это один из самых критических моментов вашей жизни. Никогда еще небеса не создавали такого сочетания силовых линий! От тебя требуются прежде всего хладнокровие и глубокое продумывание каждого шага. В целом перспективы у тебя благоприятные, но, разумеется, лишь в том случае, если ты не совершишь каких- нибудь опрометчивых действии. Не позволяй отвлекать свой ум деталям, лежащим на поверхности
И пролился целый дождь подобных советов. Бекки Вейси была мастер давать хорошие советы, она обладала огромной силой убеждения, ибо считала их действительно превосходными. От Саймона она почерпнула, что, даже если звезды предсказывают беду, всегда следует найти возможность смягчить удар и намекнуть, что есть обстоятельства, которые клиент может использовать для достижения своего полного благополучия.
Напряженное лицо на экране ее видеофона успокоилось и стало одобрительно кивать в самых важных местах.
Из этого мы заключаем, что отсутствие юного Смита есть неизбежное следствие, вызванное совместным влиянием трех гороскопов. Не беспокойся, он вернется или же вы услышите о нем и очень скоро. Самое важное — не принимать никаких скороспелых решений. Будь благоразумна.
— Понятно.
— И еще одно. Влияние Венеры благотворно и потенциально должно перевесить влияние Марса. Венера, разумеется, это ты, а Марс — твой муж и юный Смит, вследствие уникальных обстоятельств своего рождения. Это означает, что ты несешь двойное бремя ответственности и тебе придется принять вызов. Ты должна быть готова проявить те качества спокойной мудрости и стойкости, которые свойственны исключительно женщинам. Ты должна служить опорой своему мужу, вести его сквозь этот кризис и служить ему утешением. Тебе предстоит стать для него источником мудрости Земли-Матери. Это твой главный талант, и тебе его следует использовать со знанием дела. Миссис Дуглас облегченно вздохнула:
— Элли, ты просто бесподобна! Не представляю, что бы я делала без тебя!
— Благодари тех древних учителей, чьим недостойным последователем являюсь я.
— Ну их-то я физически не могу поблагодарить, а тебя могу. Эта услуга не может быть покрыта выданным тебе задатком.
— Нет, нет, Агнес, служить тебе — это моя привилегия.
— А моя привилегия — оценивать эти услуги. Элли, ни слова больше!
Мадам Весант позволила уговорить себя, а затем выключила экран, вполне удовлетворенная тем, что дала совет, который, как она знала, наверняка правилен. Бедняжка Агнес! Действительно, расчищать ей путь, облегчать ей ношу — это важная привилегия. Она обожала помогать Агнес.
Мадам Весант было приятно, что с ней почти как с равной обращается супруга самого Генерального секретаря, хотя думала она об этом не так уж часто, ибо вовсе не была снобом. В юности Бекки Вейси была персоной крайне незначительной, и члены надзорной комиссии местного полицейского участка даже не могли как следует запомнить ее фамилию, хотя были неплохо знакомы с ее бюстом. Бекки Вейси, однако, не помнила зла. Бекки любила людей. Агнесу Дуглас она тоже любила. Бекки любила всех.
Она посидела, наслаждаясь теплом камина, и отпила еще чуточку тоника, но ее изощренный ум в это время уже анализировал клочки той информации, которые она подобрала. Чуть позже она позвонила своему биржевому брокеру и приказала ему продать акции «Лунар Энтерпрайз».
Он так и фыркнул:
— Элли, диета явно действует на твои мозги!
— Слушай меня, Эд. Когда они упадут на десять пунктов, прикрой меня, даже если они будут продолжать падать когда же они поднимутся пункта на три, покупай опять а продашь тогда, когда они вернутся к курсу сегодняшнего дня.
Последовало многозначительное молчание.
— Элли, ты что-то знаешь! Расскажи дядюшке Эду.
— Это послание звезд.
Эд вслух предположил нечто астрономически совершенно невозможное:
— Ладно, если ты не хочешь сказать, так тому и быть. М-м-м Никогда не мог воздержаться от участия в изящном жульничестве. Как насчет того, чтобы последовать твоему примеру?
— Как хочешь, Эд. Только действуй осторожно, чтобы игра не стала явной. Ситуация очень деликатная, Сатурн равноудален от Льва и Девы.
— Как прикажешь, Элли.
Миссис Дуглас начала действовать немедленно, окрыленная тем, что Элли подтвердила ее предположения. Она отдала приказ открыть кампанию по дискредитации исчезнувшего Берквиста, после того как ознакомилась с его досье. Она вызвала команданте Туитчела из эскадронов Специальной Службы. После этого он еще долго ходил мрачным и выместил все на своем заместителе. Она повелеле Санфорту выпустить еще одну передачу о «Человеке с Марса», в которой должен быть пущен слушок, будто бы из «источников, близких к Администрации», что Смит собирается уехать, а возможно, уже уехал в санаторий, наъодящийся в Андах, климат которых больше всего напоминает климат Марса. Потом она занялась проблемой покупки благожелательного отношения Пакистана. Она позвонила мужу и уговорила его поддерживать претензии Пакистана на львиную долю кашмирского тория. Так как это совпадало с его собственным мнением, Генерального секретаря было легко уговорить, хотя он и был несколько раздражен сообщением миссис Дуглас, будто он постоянно противился такому решению. Когда с этим было покончено, миссис Дуглас отправилась на сборище Дочерей Второй Революции произносить ресь на тему «Материнство в новом мире».
Глава 10
Пока миссис Дуглас болтала о предметах, в которых не понимала ровным счетом ничего, Джубал Е. Харшоу, БП, ДМ, ДН (Бакалавр права, доктор медицины, доктор наук), бонвиван, гурман, сибарит, популярнейший автор боевиков и философ-неопессимист — сидел у плавательного бассейна в своем поместье в Поконосе, почесывая густую седую поросль волос на груди и любуясь, как три его секретарши купаются в бассейне. Все три были потрясающе красивы. Кроме того, они были отличными секретарями. По мнению Харшоу, принцип минимизации усилий требовал, чтобы красота совмещалась с утилитарностью.
Анни была блондинкой, Мириам — рыжей как огонь, Доркас — брюнеткой. Фигуры их в том же порядке являли постепенный переход от приятной округлости к очаровательной стройности. Возрастной разрыв у них составлял пятнадцать лет, но кто был старше, а кто моложе, сказать было трудно.
Харшоу усиленно трудился. Большая часть его сознания была занята наблюдением за тем, как прекрасные девушки изящно играют с солнцем и водой, а в малюсенькой замкнутой и звукоизолированной ячейке этого сознания шел творческий процесс. Харшоу говаривал, что его метод сочинительства заключается в том, чтобы накрепко соединять половые железы со зрительным нервом и отключать серое вещество мозга. Привычки Харшоу вроде бы подтверждали надежность этой теории.
Микрофон, стоявший на столе, был подключен к диктофону, но Джубал пользовался им только для заметок. Когда же творческий процесс завершался, Джубал вызывал стенографистку и внимательно следил за ее реакцией. Сейчас он как раз был готов, а потому завопил:
— Первая!
— Первая — Анни, — откликнулась Доркас, — но я могу ее заменить: она только что нырнула.
— Ныряй сама и тащи ее!
Брюнетка вошла в воду, как нож, а через секунду из бассейна вылезла Анни, накинула халат и присела к столу. Она не сказала ни слова и ничего не стала подготавливать. У нее была абсолютная память.
Харшоу поднял чашу, полную льда и налитого поверх него бренди.
— Анни, я родил нечто потрясающе слезоточивое. О крошечном котенке, который забрел в церковь в рождественский сочельник, чтобы согреться. Помимо того, что он помирал от голода и холода, он еще заблудился, главное — бог знает почему — у него была перебита лапка. Итак, начнем! «Снег падал уже давно »
— А какой псевдоним?
— М-м-м Молли Уодсворт как раз подходит к этой сентиментальщине. Назовем его «Другие ясли». Начали
Он диктовал, пристально следя за девушкой. Когда из ее опущенных к бумаге глаз покатились слезинки, Харшоу слегка улыбнулся и закрыл глаза. К тому времени, когда диктовка закончилась, слезы струились из его глаз так же обильно, как и у Анни. Оба прямо купались в катарсисе слащавых сентиментов.
— Точно в яблочко! — объявил он. — Вытри нос, унеси это барахло и, бога ради, сделай так, чтобы оно никогда больше не попадалось мне на глаза.
— Джубал, неужто вам не стыдно самого себя?
— Нисколько!
— В один прекрасный день я за подобные рассказики дам хороший пинок в ваше толстое брюхо!
— Знаю. А пока уноси свою попку в дом и займись делом, а то как бы я не передумал.
— Слушаюсь, босс.
Обходя кресло, она чмокнула его в лысину. Харшоу снова взревел:
— Первая!!! — И Мириам тут же подбежала к нему. В это время ожил установленный в доме громкоговоритель.
— Босс!
Харшоу произнес словцо, заставившее Мириам подавиться от неожиданности. Он прибавил:
— Что случилось, Ларри?
Громкоговоритель ответил:
— У ворот какая-то дама, а с ней труп.
Харшоу подумал.
— Хорошенькая?
— Э-э-э Да.
— Так какого лешего ты ковыряешь в носу? Впусти ее!
Харшоу откинулся на спинку.
— Начнем, — сказал он. — «Глыбы домов тонут в дымке заднего плана. Коп сидит на стуле без фуражки, ворот расстегнут, лицо потное. Мы видим со спины другую фигуру, которая находится между зрителями и копом. Фигура поднимает руку, размахивается, так что рука исчезает из поля зрения, и ударяет копа. Раздается тяжелый, хлесткий звук удара с оттяжкой » — Харшоу остановился и добавил: — Потом продолжим с этого места.
По склону холма к дому поднималась машина. Вела ее Джилл, рядом с которой сидел молодой человек. Когда машина остановилась, молодой человек выпрыгнул, явно довольный, что расстается с ней.
— Вот она, Джубал, — сказал он.
— Вижу. Доброе утро, девочка. Ларри, а где труп?
— На заднем сиденье, босс. Под одеялом.
— Это вовсе не труп, — возразила Джилл. — Бен сказал, что вы Я имею в виду — Она опустила голову и разрыдалась.
— Успокойся, малышка, — мягко сказал Джубал. — Вряд ли есть трупы, которые стоили бы стольких слез. Доркас, Мириам, займитесь ею. Дайте ей чего-нибудь выпить и умойте.
Он подошел к заднему сиденью и приподнял одеяло. Джилл сбросила с плеча руку Мириам и пронзительно вскрикнула:
— Но выслушайте же меня! Он не умер! Во всяком случае, я надеюсь Он О Господи!!! — Тут Джилл снова зарыдала. — Я такая грязная и так напугана
— По всей видимости, это труп, — рассуждал Харшоу. — Температура тела, насколько я могу судить, соответствует температуре воздуха. Правда, окоченение не совсем типично Сколько времени он уже мертв?
— Да не мертв он вовсе! Нельзя ли вытащить его из машины?! Я с таким трудом затащила его туда!
— Ну еще бы! Ларри, помоги мне, и нечего делать вид, что тебя тошнит. Если вырвет, сам будешь убирать!
Они вдвоем вытащили Валентайна Майкла из машины и опустили на траву. Его тело окоченело и скрючилось. Доркас принесла Харшоу стетоскоп и, установив его на земле, включила и отошла в сторону.
Харшоу сунул в уши слуховые наконечники и начал прослушивать сердце.
— Боюсь, ты ошибаешься, — мягко сказал он Джилл. — Тут я уж ничем не смогу помочь. Кто это был?
Джилл тяжело вздохнула. Ее лицо было безжизненно, голос глух.
— Это был «Человек с Марса». А я так надеялась
— Я верю, что так оно и было «Человек с Марса»?
— Да. Бен Бен Какстон сказал, что вы тот, к кому можно обратиться
— Бен Какстон, вот как? Польщен доверием Тихо!
Харшоу жестом потребовал полной тишины. Он явно был ошеломлен, потом на лице его появилось выражение радости.
— Сердце бьется! Будь я проклят, оно бьется!!! Доркас — наверх, в клинику — третий ящик в запертом отделении холодильника. Код «Сладкие сны». Тащи сюда весь ящик и шприц на кубик.
— Бегу!!!
— Доктор! Никаких стимуляторов!
Джубал обернулся к Джилл:
— Как это — никаких?
— Извините, сэр Я, конечно, только медсестра Но этот случай особый Я знаю, что говорю.
— М-м-м Он теперь мой пациент, сестра. Но уже сорок лет назад я обнаружил, что я не Господь Бог, а десятью годами позже понял, что я даже не Эскулап. Что же вы предлагаете попробовать?
— Я хочу разбудить его. Если же он получит стимулятор, он еще глубже погрузится в забытье.
— Хм Валяйте. Только не надо его топором потому что если это не поможет, мы попробуем мой способ.
— Слушаюсь, сэр.
Джилл опустилась на колени, пытаясь распрямить члены Смита. У Харшоу глаза полезли на лоб, когда он увидел, что это ей удается. Джилл положила голову Смита себе на колени.
— Проснись, ну, пожалуйста, проснись, — шептала она. — Я твой брат по воде
Медленно поднялась грудь. Смит глубоко вздохнул, и его глаза открылись. Он увидел Джилл и улыбнулся ей своей детской улыбкой. Потом осмотрелся вокруг, и улыбка исчезла.
— Все в порядке, — сказала Джилл. — Это наши друзья.
— Друзья?
— Все они наши друзья. Не волнуйся и не покидай нас опять. Все в порядке.
Он лежал неподвижно с открытыми глазами, которые внимательно разглядывали окружающих. Ему, видно, было так же хорошо, как котенку на коленях хозяйки.
Через двадцать пять минут оба пациента уже были в постелях. До того как начала действовать полученная от Харшоу пилюля, Джилл рассказала достаточно, чтобы он понял, что очутился в положении человека, поймавшего медведя за хвост.
Харшоу взглянул на машину, в которой приехала Джилл. Машина принадлежала муниципалитету и имела на борту надпись «Ридингская аренда — вечное дорожное оборудование. Сделка с Голландцем всегда выгодна».
— Ларри, проволока под током?
— Нет.
— Включи. Затем сотри все отпечатки пальцев с этой рухляди. А когда стемнеет, отвези ее на противоположную окраину Ридинга, лучше всего доезжай до Ланкастера и брось ее в канаве. Потом отправляйся в Филадельфию, возьми шаттл на Скрантон и возвращайся домой с другой стороны.
— Будет сделано, Джубал. Скажите, а он действительно «Человек с Марса»?
— Молись, чтобы это было не так. Потому что, если тебя схватят до того, как ты оттащишь этот фургон на свалку, они тебя повяжут и будут пытать ацетиленовой горелкой. Я-то думаю, что он самый и есть.
— Ладно, там поглядим. Может, мне заодно ограбить банк на обратном пути?
— Возможно, это единственная умная вещь из всех, что ты можешь предпринять.
— О'кей, босс. — Ларри переминался с ноги на ногу. — Может, вы разрешите переночевать в Филадельфии?
— Если хочешь, пожалуйста. Но, во имя бога, что делать человеку в Филадельфии ночью? — Харшоу отвернулся. — Первая!
Джилл спала до ужина и проснулась освеженной и деятельной. Она понюзала воздух, шедший из решетки наверху, и поняла, что доктор скомбинировал снотворное со стимулятором. Пока она спала, кто-то унес грязную одежду и положил вечернее платье с сандалиями. Платье было ей впору, и Джилл предположила, что оно принадлежить девушке по имени Мириам. Она искупалась, подкрасилась, причесалась и спустилась в гостиную, ощущая себя совершенно новым человеком.
Доркас свернулась в кресле, что-то вышивая. Она кивнула Джилл так, будто та была членом семьи, и вернулась к своему занятию. Харшоу помешивал питье в покрытом изморозью кувшине.
— Стаканчик?
— О да! Большое спасибо.
Он налил до краев высокие стаканы для коктейлей и один подал ей.
— Что такое? — спросила она.
— Сделано по моему рецепту. Одна треть водки, одна теть соляной кислоты и одна – дисталлированной воды плюс две щепотки соли и таракан в уксусе.
— Лучше возьми обыкновенный хайбол, — посоветовала Доркас.
— А ты не лезь со своими советами, — откликнулся Харшоу. — Соляная кислота улучшает пищеварение, а таракан — это витамины и протеины. — Он поднял бокал и торжественно произнес: — За доблестных нас! Таких, как мы, уже почти не осталось! — И осушил до дна.
Джилл сделала осторожный глоток и сразу же — большой. Каковы бы ни были ингредиенты, это было именно то, в чем она нуждалась. Ощущение радости жизни распространилось от желудка по всему телу. Она отпила половину, и Харшоу тут же долил ее бокал.
— Заглядывала к нашему пациенту? — спросил он.
— Нет, сэр. Я даже не знаю, где он.
— Я навестил его несколько минут тому назад. Спит, как ребенок. Я думаю, надо переименовать его в Лазаря (Лазарь – по евангельской притче – покойник, воскресшенный Христом). Как думаешь, он захочет спуститься ужинать?
Джилл подумала:
— Я не знаю, доктор.
— Ладно, когда проснется — узнаем. Он может присоединиться к нам, а захочет — получит ужин в постель. Это Храм Свободы, моя дорогая. Тут каждый делает, что хочет но если он сделает что-то, что не понравится мне, я его выкину к чертям. Кстати, я не люблю, когда меня зовут доктором.
— Сэр?
— Нет, нет. Ты меня не обидела. Но когда докторские степени стали раздавать за народные танцы и передовые способы ловли рыбы на мормышку, я гордо отказался пользоваться этим титулом. Я ведь не пью виски, разбавленный водой, а потому не могу гордиться разбавленной водой степенью. Зови меня Джубал.
— О! Но ведь медицинские степени водой не разбавлялись?
— Тогда самое времечко назвать их иначе, чтобы не путали докторов и смотрителей танцевальных площадок. Девочка, а почему ты так интересуешься этим больным?
— Почему? Да я же вам все рассказала, док Джубал
— Ты мне рассказала, что произошло. Но не сказала почему. Джилл, я ведь видел, как ты с ним говорила. Ты влюблена в него?
Джилл чуть не задохнулась от негодования:
— Как можно предположить такое!
— А почему бы и нет? Ты — девушка, он — юноша. Вполне нормальная ситуация.
— Но Нет, Джубал, тут не то Я ну он был пленником, и я подумала или Бен подумал, что он в опасности. Мы не хотели, чтобы его права попирались.
— М-м-м Моя дорогая, я с большим подозрением отношусь к бескорыстной заинтересованности На мой взгляд, у тебя вполне нормально работают железы внутренней секреции, так что догадываюсь, это либо Бен, либо этот несчастный мальчик с Марса. Уж лучше бы ты сама проанализировала мотивировку своих действий, а потом решила, каким путем тебе идти. А между прочим, что ты хочешь, чтобы я с ним сделал?
Такая широкая постановка вопроса делала ответ на него особенно трудным. С той минуты, как Джилл перешла Рубикон, она не думала ни о чем, кроме спасения. Каких-либо планов у нее не было.
— Я не знаю.
— Так я и думал. Предполагая, что ты захочешь сохранить свой диплом, я взял на себя смелость послать письмо из Монреаля твоему заведующему терапией. В нем ты просишь об отпуске по случаю болезни одного из членов твоей семьи, о'кей?
Джилл почувствовала внезапное облегчение. Она постаралась как можно глубже запрятать беспокойство о своем собственном благополучии. Однако где-то внутри сидел твердый комок горечи из-за того, что она сделала со своей профессиональной карьерой.
— О, Джубал, спасибо вам! — Потом она добавила: — Я не виновна в небрежении своим долгом: сегодня у меня выходной день.
— Тем лучше. Что ты еще хочешь?
— У меня еще не было времени подумать. Гм наверное, мне следует связаться со своим банком и снять со счета деньги — Она замолкла, пытаясь вспомнить состояние своего счета, — он никогда не бывал особенно велик, и иногда она забывала
Джубал перебил ее:
— Если ты это сделаешь, копы на тебя тут же навалятся, да так, что ребра затрещат. Не лучше ли остаться здесь, пока дела как-то не образуются?
— Но, Джубал, я не хотела бы навязываться.
— А ты уже навязалась. Не беспокойся, дитя, у нас всегда кто-нибудь гостит. Никто не навяжется мне без моего собственного желания, так что не пугайся. Теперь о нашем пациенте. Ты сказала, что не хочешь, чтобы его права нарушались. Ты ждешь моей помощи в этом?
— Ну, Бен говорил Бен думал, что вы поможете
— Бен говорил, не спросив меня. Меня совершенно не интересуют так называемые «права». Его право на Марс — юридический нонсенс. И, будучи сам адвокатом, я не могу уважать такую чушь. Что касается богатства, которым, как считают, Смит владеет, то данная ситуация создана страстями множества людей и нашими племенными обычаями. Сам он никакого богатства не заработал. Пусть радуется, если они украдут у него все состояние, а я даже газету не разверну, чтобы поискать сообщение об этом событии. Если Бен ожидал, что я буду бороться за «права» Смита, значит, вы попали не туда, куда нужно.
— Ох — Джилл почувствовала себя покинутой и одинокой. — Придется мне что-то придумать и забрать его отсюда.
— О нет! Только в том случае, если ты сама того захочешь.
— Но вы же сказали
— Я сказал, что не интересуюсь юридическими фикциями. Но гость под моей крышей — дело совсем иного рода. Он может оставаться здесь, сколько пожелает. Я просто хотел разъяснить тебе, что не имею ни малейшего желания быть вовлеченным в грязную политику ради того, чтобы вы с Беном могли позабавиться игрой в романтическую чушь. Моя дорогая, когда-то давно я думал, что служу человечеству и был в восторге от этой мысли. Затем я обнаружил, что человечество вовсе не хочет, чтобы ему служили, а, наоборот, всячески противится таким попыткам. Поэтому теперь я делаю лишь то, что нравится самому Джубалу Харшоу. — Он отвернулся. — Пожалуй, наступило время ужина, верно, Доркас? В этом доме хоть кто-нибудь занимается делом?
— Мириам. — Доркас отложила вышивание и встала.
— Не могу понять, как эти девчонки делят между собой работу!
— Босс, а откуда вам это знать? Вы-то сами все равно никакой работы не выполняете. — Доркас похлопала его по животу. — А едите аккуратнейшим образом, ничего не пропуская.
Прозвучал гонг, и они пошли в столовую. Если Мириам и готовила ужин, то, надо полагать, она для этого разработала совершенно новый способ экономии сил; она сидела в конце стола, спокойная и очаровательная. В дополнение к трем секретаршам за столом был еще один мужчина, чуть постарше Ларри, которого все звали Дыок и который обращался с Джилл так, как будто она жила тут всегда.
За столом прислуживали роботы, а не андроиды, управление ими производилось с пульта, находившегося рядом с Мириам. Еда была великолепной и, видимо, натуральной.
Но Харшоу все не нравилось. Он бурчал, что его нож затупился, что мясо жесткое, он даже обвинил Мириам в том, что на стол поданы вчерашние объедки. Никто, по-видимому, к нему не прислушивался особенно, но Джилл стало очень жаль Мириам. Вдруг Анни положила вилку.
— Он посмел упомянуть готовку своей мамаши, — зловеще сказала она.
— Опять воображает, должно быть, что он тут босс, — поддержала ее Доркас.
— Сколько дней это уже тянется?
— Примерно десять.
— Этого предостаточно!
Анни взглядом подала команду Мириам и Доркас. Все трое встали. Дьюк продолжал спокойно есть. Харшоу быстро забормотал:
— Девочки, девочки, только не за едой! Подождите пока
Но они молча надвигались на него. Робот метнулся в сторону. Анни схватила Харшоу за ноги, Мириам и Доркас досталось по руке. Французское окно распахнулось само собой. Визжащего Харшоу унесли.
Вопль заглушило громким всплеском.
Девушки вернулись. Они казались совершенно спокойными. Мириам села на свое место и обратилась к Джилл:
— Хочешь еще салата, Джилл?
Вернулся Харшоу в пижаме и халате вместо вечернего костюма. Робот, прикрывший его тарелку стеклянным колпаком, когда Харшоу вынесли из столовой, снял колпак. Джубал приступил к еде.
— Как я уже говорил, — заметил Харшоу, — женщины, которые не умеют готовить, ничего не стоят. Если меня не будут кормить, как надо, я скормлю вас собакам, а потом пристрелю собак. Что у нас на десерт, Мириам?
— Клубничный торт.
— Ну это еще куда ни шло! Приведение приговора в исполнение откладывается до среды.
После ужина Джилл отправилась в гостиную, надеясь посмотреть передачу новостей по стереовизору и узнать, не уделено ли там внимание ее собственной персоне. В гостиной не оказалось ни экрана и ничего такого, что могло бы быть закамуфлированным ящиком. Подумав, она сообразила, что вообще не видела здесь ничего похожего. Не видела она и газет, хотя книг и журналов было полно.
Никто к ней не присоединился. Она не знала, который час. Ее часы остались наверху. Она пошарила взглядом по стенам в поисках настенных часов. Не нашла их, и тут в ее памяти всплыло, что она вообще не видела здесь ни часов, ни календарей. Тогда Джилл решила, что с тем же успехом можно отправляться в постель. Одна стена была заставлена полками с книгами и кассетами. Джилл взяла кассету со сказками Киплинга и, весело напевая, побежала наверх.
Кровать в ее комнате была, должно быть, из завтрашнего дня. Она имела приспособления для автомассажа, кофеварку, климатизатор, читальную машину и много чего еще. Не было только будильника. Джилл решила, что не проспит, вложила пленку в аппарат, легла на спину и стала читать бегущие по потолку строчки. Вскоре ее пальцы соскользнули с контрольной клавиши, свет погас Джилл уснула.
Джубал Харшоу никак не мог уснуть. Он был крайне недоволен собой. Его чувство любопытства уже давно атрофировалось, а реакции притупились. Почти полстолетия назад он дал, казалось, нерушимую клятву никогда больше не подбирать бездомных котят, и вот теперь, по соизволению Венеры любвеобильной, разом подобрал двух нет, трех, если считать Бена Какстона.
То, что он уже нарушал клятву больше раз, чем она насчитывала лет, его не беспокоило. Логика никогда не надевала на его ум своих пут. Не беспокоило и появление под крышей его дома двух новых постояльцев. Мелочная скупость не была свойственна натуре Джубала. На протяжении почти ста лет своей бурной жизни он много раз разорялся, но неоднократно становился еще более богатым, чем был сейчас. Он смотрел на это так же спокойно, как на изменения погоды, и никогда не опускался до того, чтобы пересчитывать сдачу.
Однако перспектива переполоха, который, без сомнения, последует за тем, как ищейки схватят этих детишек, раздражала Джубала. Он считал, что их поимка неотвратима. Эта наивная девочка Джилл оставила за собой следов не меньше, чем хромая корова!
И до каких пор люди будут ломиться в его священное убежище, предъявляя требования?.. До каких пор ему придется принимать решения и переходить к действиям? Он был убежден, что действие всегда бессмысленно, и поэтому перспектива необходимости совершать поступки злила его.
Естественно, он не ожидал от людей осмысленного поведения. Большинство людей вообще кандидаты на пребывание в сумасшедшем доме. Как бы он хотел, чтобы его оставили в покое! Все кроме тех немногих, которых он выбрал себе в товарищи по играм. Он был уверен, что, если бы его предоставили самому себе, он давно достиг бы нирваны. Любовался бы на свой пуп и даже исчезал бы с глаз других людей, как это делают индусские фокусники. Неужели так трудно оставить человека одного?
Около полуночи он отложил в сторону свою двадцать седьмую сигарету и зажег свет. Потом заорал в микрофон:
— Первая!!!
Вошла Доркас в халате и ночных тапочках. Она зевнула:
— Да, босс?
— Доркас, последние двадцать или тридцать лет я прожил, как последний паразит!
Она снова зевнула:
— А кто же этого не знает?
— Нечего мне льстить! В жизни каждого человека рано или поздно наступает момент, когда он перестает быть разумным, и тогда он поднимается во весь рост и становится мужчиной, с которым считаются все; наступает момент идти сражаться за Свободу и побеждать Зло.
— У-а-а-а!
— Поэтому немедленно прекрати зевать! Время настало!
Она взглянула на свои ноги:
— Может, мне лучше одеться?
— Конечно! Подними остальных девиц! Мы немедленно займемся делами. Вылей ушат воды на Дьюка и вели ему стереть пыль с балаболки и принести ее в кабинет. Мне нужны новости.
Доркас не поверила своим ушам:
— Вам нужен стереовизор?!
— Я разве неясно выразился? Вели Дьюку, если аппарат неисправен, немедленно встать и отправиться на поиски другого. А теперь — сгинь! Нам предстоит историческая ночь!!!
— Хорошо, — сказала Доркас с сомнением, — но сначала мы измерим вам температуру.
— Молчи, женщина!
Дьюк притащил «ящик» как раз вовремя, чтобы Джубал смог увидеть повторную трансляцию второго фальсифицированного интервью с «Человеком с Марса». Комментарий включал слух о предполагаемом переезде Смита в Анды. Джубал сложил два и два, после чего начал обзванивать своих знакомых, что продолжалось до самого утра.
На рассвете Доркас принесла ему завтрак — шесть яиц, взбитых с коньяком. Он проглотил их, размышляя о преимуществах долголетия, дающего возможность быть знакомым почти со всеми сколько-нибудь именитыми людьми и даже звонить им в любое время дня и ночи.
Харшоу готовил бомбу, но не хотел ее взрывать до тех пор, пока сильные мира сего не заставят его это сделать. Он понимал, что правительство захочет немедленно изолировать Смита на том основании, что тот некомпетентен и не может здраво оценивать действительность.
Предварительный диагноз Джубала был таков: Смит, по всем меркам, безумец, с юридической точки зрения, и психопат — с медицинской. Он жертва уникального и невиданного ситуационного психоза, развившегося, во-первых, потому, что взращен негуманоидами, а во-вторых, так как недавно был перенесен в другое, чуждое ему общество.
Но Джубал презирал и юридические представления о безумии, и медицинские о психопатии — они для него значения не имели. Это человеческое существо претерпело глубокую и, видимо, успешную адаптацию к нечеловеческому обществу в том возрасте, когда психология ребенка особенно податлива. Так не мог бы Смит уже взрослым, обладающим установившимися привычками и стереотипами, пережить еще одну адаптацию, которая, конечно, будет протекать гораздо сложнее в этом возрасте? Доктор Харшоу был намерен выяснить это. Это был первый случай на протяжении нескольких десятилетий, когда он действительно заинтересовался чем-то из области практической медицины.
Кроме того, Джубала интриговала идея подразнить сильных мира сего. В его душе глубоко сидел сильнейший заряд анархизма того сорта, что свойствен всякому американцу с первого дня рождения. Восстать против планов правительства – эта мысль придавала его существованию ту пикантность, которой он был лишен чуть ли не целое столетие.
Глава 11
Вокруг незначительной звезды типа «G», на задворках второстепенной Галактики, планеты вращались точно так же, как вращались уже миллиарды лет в согласии с модификацией универсального закона о кратности квадратов, формирующего пространство Вселенной. Четыре были приличных для планет размеров, то есть достаточно заметны, а остальные — просто песчинки, прячущиеся либо в складках солнечной короны, либо затерянные во мгле космоса.
Все они, как и полагалось, были заражены той странной формой нарушения энтропии, которая именуется Жизнью. На Третьей и Четвертой планетах температуры на поверхности колебались около точки замерзания окиси водорода, вследствие чего здесь зародилась жизнь, весьма сходная по формам, что создавало предпосылки для развития некоторых, в том числе социальных, контактов.
Древнюю расу марсиан, живших на Четвертой от Солнца планете, контакт с Землей мало волновал. Их нимфы радостно резвились на поверхности, учась жить, в результате чего восемь из десяти нимф погибали. Взрослые марсиане резко отличались от нимф по форме и степени разумности. Они жили в своих сказочно изящных городах и были в той же степени исполнены спокойствия и выдержки, в какой нимфы — жизнерадостны и подвижны. Взрослые жили напряженной интеллектуальной жизнью.
Конечно, взрослые марсиане не были свободны от работы, если понимать это слово в том смысле, который вкладывают в него люди. У них была планета, за которую они отвечали; были растения, которым надо было указывать, где и когда расти; были нимфы, прошедшие испытания на выживаемость, которых надо было собирать вместе, ухаживать за ними и оплодотворять. Полученные в результате этого процесса яйца надо было тщательно лелеять, нужно было отдавать много времени их созерцанию, дабынпоощрять правильное созревание; надо было уговаривать выполнивших свой долг нимф бросить заниматься глупостями и перевоплотиться во взрослые марсианские особи.
Все это были дела, но на Марсе они формировали Большую Жизнь еще в меньшей степени, чем формируют у человека, руководящего всемирной промышленной компанией, ежедневные прогулки со своей собакой (хотя существа с Арктура III расценили бы подобные прогулки как самое важное событие в жизни крупного капиталиста, посчитав этого человека за раба собаки).
И марсиане и люди были жизненными формами, способными к самосозерцанию, но этот процесс пошел у них в разных направлениях. Все поведение людей, все мотивы этого поведения, все надежды и страхи человечества были окрашены и контролировались трагическим и странно привлекательным способом размножения. Примерно то же самое было и на Марсе, но с зеркально противоположными результатами. У марсиан биполярная половая структура, характерная для этой части Галактики, вылилась в столь отличную от Земли форму, что понятие «секс» имело здесь чисто биологический смысл и ни в коей мере не было эквивалентно тому смыслу, который вкладывает в это понятие земной психиатр. Марсианские нимфы были женскими особями, взрослые марсиане — мужскими.
Но каждый пол различался лишь функционально, а не психологически. Та полярность «мужчина — женщина», которая определяла весь характер жизни людей, на Марсе просто отсутствовала. Брак как таковой здесь был невозможен. Взрослые марсиане были огромны, и первым людям на Марсе они больше всего напоминали ледоколы под парусом. Физически они были пассивны, интеллектуальо — активны. Нимфы же представляли собой жирные, покрытые шерстью сферические тела, полные неуемной и бездумной энергии.
Параллель между основами психологии людей и марсиан отсутствовала. У людей двуполость была источником единения и движущей силой, определяющей всю деятельность человека — от написания сонетов до открытия уравнений атомной физики. Если кто-либо предполагает, что земные психологи преувеличивают силу половой биполяр-ности, пусть он обыщет земные патентные конторы, библиотеки и картинные галереи и найдет там хоть одно произведение, принадлежащее евнуху.
Марсиане, движимые иными, чем у людей, побудительными причинами, почти не обратили внимания ни на «Посланец», ни на «Победитель». Эти события для них были слишком недавними, чтобы сыграть значительную роль: ведь если бы марсиане пользовались газетами, им вполне хватало бы одного выпуска в земное столетие. В контактах с другими расами для марсиан тоже ничего нового не было. Это случалось раньше и будет происходить в "будущем. Когда марсиане полностью грокк новую для них расу (а на это уходило по земным меркам не менее тысячелетия), то, если в том была необходимость, они начинали действовать.
В данное время на Марсе имели место гораздо более важные события. Поэтому умершие во плоти Старейшие, особо не раздумывая, решили послать своего человеческого согнездника на Третью планету, чтобы он там грокк, что сможет, а сами обратились к своим собственным важным проблемам.
Незадолго до этого — примерно в те времена, когда на Земле жил Цезарь Август, — некий марсианский художник занялся созданием великого творения. Его можно назвать как угодно — поэмой, музыкальным опусом, философским трактатом. В общем, это был ряд эмоциональных переходов, аранжированных в трагико-логическую необходимость. Поскольку люди могли бы оценить это произведение примерно так же, как слепой от рождения может понять что-то из устного описания заката, то, к какому виду искусства это произведение относилось, совершенно неважно. Важно другое — художник расстался со своей плотью до того, как закончил свое произведение.
Неожиданная потеря плоти — явление на Марсе очень редкое. Марсиане в этих делах любят, чтобы жизнь тела была «завершена», то есть чтобы смерть плоти наступила бы в точно предназначенный для этого момент. Художник же так увлекся своей работой, что забыл вовремя укрыться от холода. Когда его отсутствие было замечено, тело художника уже не годилось для еды. Сам же он даже не заметил гибели своей плоти и продолжал трудиться над завершением начатого опуса.
Марсианское искусство распадается на две ветви: то, которое разрабатывается ныне живущими взрослыми, — оно отличается жизненностью, часто весьма радикально и несколько примитивно; и то, которое практикуется Старейшими, — обычно консервативное, очень усложненное и насыщенное интереснейшими и изысканнейшими техническими решениями. Обе ветви оцениваются только по отдельности.
По каким же канонам следовало судить произведение того художника, о котором идет речь? Явно оно было мостом от тех, кто еще жил во плоти, к тем, кто уже был бесплотен. Окончание этого опуса принадлежало уже Старейшему, но автор погрузился в творческий процесс, как это свойственно настоящим творцам всех времен и народов, столь глубоко, что не заметил изменения собственного статуса и продолжал трудиться так же, как если бы был во плоти. Может быть, это был новый вид искусства? Не могут ли появиться новые его образцы в случае внезапной телесной смерти художников, погруженных в творческий процесс? Старейшие обсуждали эти восхитительные возможности, погружаясь в транс и вступая в состояние внутренней групповой связи, а телесные марсиане с нетерпением ждали их решения.
Проблема эта представляла особый интерес еще и потому, что касалась религиозного (в земном понимании) искусства и имела огромную значимость в эмоциональном плане: в опусе описывался контакт между марсианами и жителями Пятой планеты — событие, которое имело место очень давно, но сохранило для марсиан животрепещущее значение, подобно тому, как одна-единственная казнь путем распятия остается для землян живой и необычайно важной спустя два тысячелетия.
Марсиане встретились с жителями Пятой планеты, полностью их грокк и немедленно приступили к действиям: обломки астероидов — вот все, что осталось от этой планеты, хотя марсиане, разумеется, продолжают ценить и восхвалять уничтоженных ими ее бывших обитателей. Произведение, о котором речь шла выше, было одной из попыток грокк этот восхитительный момент истории во всей его сложности, но в рамках единого творческого импульса. Однако, прежде чем дать ему окончательную оценку, следовало грокк, как же его судить. Это была интереснейшая проблема.
А Валентайн Майкл Смит, находившийся в это время на Третьей планете, об этой жгучей проблеме даже не помышлял. Он о ней никогда и не слыхивал. Его марсианский Учитель и собратья этого Учителя по воде не были расположены дразнить воображение Смита вещами, сути которых он уловить не мог. Смит, конечно, знал о разрушении Пятой планеты, так же как школьники на Земле узнают о Трое или Плимут-Роке (Плимут-Рок – скала в Плимуте, штат Массачусетс, отмечающая место высадки первых английских колонистов в Америке в 1620 году), но до искусства, которого он грокк не мог, его просто не допускали. Его образование было уникальным: он знал неизмеримо больше, чем его юные согнездники, но и настолько же меньше, чем взрослые марсиане. Его Учитель и советники Учителя из числа Старейших с мимолетным интересом наблюдали, сколько и какие именно знания мог усвоить этот чужестранный юный согнездник. Результат наблюдений дал им больше знаний о человеческой сущности, чем имеют о себе сами люди, ибо Смит свободно грокк такие вещи, о которых прочие люди и понятия не имеют.
Сейчас Смит был очень счастлив. В Джубале он нашел нового собрата по воде, приобрел много друзей и знакомых, обогащался множеством впечатлений, сменявшихся с калейдоскопической быстротой, так что он не успевал их как следует грокк. Он откладывал их в памяти, чтобы потом, в свободную минуту, пережить еще раз.
Его брат Джубал сказал ему, что Смит будет грокк это удивительное и прекрасное место и лучше, и быстрее, если научится читать, поэтому он высвободил целый день, а Джилл показывала ему слова и учила произношению. Правда, из-за этого ему пришлось на день отказаться от купания в бассейне и плавания, что было для него огромной жертвой, поскольку плавание стало не только счастьем, но и приводило его в настоящий религиозный экстаз. Если бы не Джилл и Джубал, он бы ни на минуту не вылезал из бассейна.
Поскольку по ночам ему плавать не разрешалось, то это время суток посвящалось чтению. Он проглядывал тома энциклопедии, а на десерт «закусывал» медицинскими и юридическими книгами из библиотеки Харшоу.
Его брат Джубал, увидев, как он перелистывает какую-то книгу, остановился и спросил, о чем он читает. Смит отнесся к вопросу очень серьезно, точно так же, как относился к тем проверкам, которые ему устраивали Старейшие. Его собрат, по-видимому, остался чем-то недоволен, так что Смиту пришлось заняться медитацией — он был уверен, что ответил теми же самыми словами, которыми была написана книга, хотя он их не грокк.
Все же бассейн он предпочитал книгам, особенно когда Джилл, Мириам, Ларри и все остальные брызгали водой друг в друга. Он не сразу научился плавать, но зато открыл, что может делать то, чего остальные не могут. Он опустился на дно и лежал там, погруженный в блаженство, пока его не вытащили оттуда с таким шумом и волнением, что он чуть было не впал в транс, хотя было ясно, что ими движет забота о его благополучии.
Потом он продемонстрировал то же самое Джубалу, проведя на дне чудесное время, и даже попробовал обучить своего брата Джилл, но она почему-то разволновалась, и он не стал настаивать. Так он впервые понял, что умеет делать вещи, которые недоступны для его новых друзей. Он много думал об этом, стараясь грокк проблему во всей ее глубине.
Смит был счастлив. Харшоу — нет. Он продолжал бездельничать, время от времени обращаясь к наблюдениям над своим новым лабораторным экспонатом. Он не разрабатывал для Смита ни особого расписания, ни особых программ, не проводил даже регулярных наблюдений над его физиологией. Харшоу пустил Смита бегать без поводка, как щенка на ранчо. Присмотр Джилл был более чем достаточен, хотя, по мнению раздражительного Джубала, женское воспитание никогда не приносило мужчинам добра.
Однако Джилл в основном лишь старалась привить Смиту кое-какие правила приличий. Теперь он обедал за столом и сам одевался (так думал Джубал, хотя и сделал для себя пометку, чтобы спросить у Джилл, не помогает ли она ему). Он быстро усвоил порядки этого дома и хорошо справлялся с возникающими перед ним проблемами по методу: «обезьянка видит, обезьянка подражает». В первую свою трапезу за общим столом Смит пользовался ложкой, а Джилл резала ему мясо ножом. Уже к концу обеда он ел так же, как и все остальные. А в следующий раз его манеры были скопированы с Джилл, даже включая некоторую присущую ей манерность.
Даже открытие, что Смит научился самостоятельно читать со скоростью электронного сканера, не подвигло Джубала на создание своего рода «Проекта Смита» с обязательными наблюдениями, измерениями и вычерчиванием кривых прогресса. Харшоу была свойственна высокомерная скромность человека, так много познавшего, что теперь ему стала ясна беспредельность его незнания. Он не видел нужды в измерениях, поскольку не знал, что именно надо измерять.
Но и наслаждаясь наблюдением того, как уникальное лабораторное животное превращается в копию человека, он все же не испытывал полного удовлетворения.
Подобно Генеральному секретарю Дугласу, Харшоу ожидал начала большого скандала.
Поскольку Джубал решил действовать лишь в ответ на действия, направленные против него, отсутствие таковых его сильно раздражало. Черт побери, неужели федеральные копы так тупы, что не смогли проследить совершенно неопытную девчонку, тащившую чуть ли не через весь континент мужчину, находившегося в бессознательном состоянии? Или же они все время шли по ее следам, а теперь установили глухую слежку за его домом? Эта мысль приводила его в бешенство. Представить себе, что правительство днем и ночью следит за егь домом, за его замком, было столь же тошнотворно, как и думать, будто его письма читают чужие глаза.
Ведь это тоже было в их власти! Ничего себе правительство! Три четверти его состоит из жалких паразитов, а остальные — просто тупые болтуны О, Харшоу допускал, что человек, как животное общественное, не может обходиться без правительства, подобно тому, как он не в состоянии свергнуть власть собственного желудка над собой. Но только потому, что Зло неодолимо, вряд ли стоит называть его Добром. Как хотелось ему, чтобы правительство убралось куда подальше да там и осталось!
Было вполне возможно и даже вероятно, что Администрация знает, где находится сейчас «Человек с Марса», но решила пока ничего не предпринимать. Если это так, то как долго будет продолжаться период бездействия? И как долго сможет Харшоу держать свою «бомбу» в боевой готовности? И где, во имя всех чертей, находится этот молодой идиот — Бен Какстон?
Джилл Бордмен заставила его выйти из состояния той духовной прострации, в которой он занимался расчетами на пальцах.
— Джубал!
— А? Ах, это ты, девочка! Я задумался. Садись. Выпьешь стаканчик?
— Нет-нет, спасибо. Джубал я очень беспокоюсь.
— Что ж, это нормально. Смотри, какой великолепный прыжок! Интересно, удастся ли повторить его?
У Джилл были искусаны губы, и выглядела она лет на двенадцать старше, чем всегда.
— Джубал! Выслушайте меня! Я очень боюсь.
Он вздохнул:
— Ну в этом случае тебе бы следовало обсушиться. Бриз довольно прохладный.
— Ничего, мне тепло. Скажите, Джубал, можно мне оставить у вас Майкла одного?
Харшоу поморгал:
— Разумеется. Девочки присмотрят за ним, неприятностей от него никаких. Ты уезжаешь?
Она старательно избегала его взгляда.
— Да.
— М-м-м Мы тут тебе рады. Но ты свободна и можешь уехать, если захочешь.
— Но, Джубал, я вовсе не хочу уезжать!
— Тогда не уезжай.
— Так ведь надо.
— Давай-ка еще раз прокрутим нашу пленку, я как-то не ухватил смысла.
— Ну как вы не понимаете, Джубал. Мне тут очень хорошо. Вы так добры к нам! Но я не могу остаться, особенно когда Бен пропал. Я должна разыскать его!
Харшоу буркнул весьма непристойное словцо, а затем добавил:
— А как ты собираешься начать свои поиски?
Джилл еще больше помрачнела:
— Не знаю. Но я не могу тут валяться, бездельничать и плавать в бассейне, когда Бена нет.
— Джиллиан, Бен уже большой мальчик. А ты ему не мать, да и не жена тоже. У тебя нет никакого долга, который обязывал бы идти и искать его. Верно?
Джилл поковыряла большим пальцем ноги в траве.
— Нет, — признала она, — никаких особых прав у меня на Бена нет. Но я знаю, что, если бы пропала я, Бен искал бы меня, пока не нашел. Словом, я должна его отыскать.
Джубал пробормотал под нос проклятие всем богам, виновным в идиотизме рода человеческого, а затем сказал:
— Ладно. Давай внесем в это хоть чуточку логики. Ты планировала нанять частных детективов?
Джилл выглядела ужасно несчастной.
— Думаю, это следовало бы сделать, но я Я никогда не имела с ними дела. Это дорого?
— И даже очень.
Джилл сглотнула слюну:
— Как вы думаете, они согласятся работать за ежемесячные выплаты из моего заработка?
— Их девиз — деньги на бочку. Ладно, не печалься, детка. Я уже занялся этим. Нанял искать Бена самых лучших, так что тебе не стоит подрывать свое будущее благополучие, нанимая второсортных.
— И вы мне ничего не сказали!
— Не было нужды.
— Джубал, а что же они выяснили?
— Ровным счетом ничего, — вынужден был он признать, — так что ни к чему было повергать тебя в отчаяние пустыми разговорами. — Джубал скривил рот. — Мне казалось, что ты и так слишком беспокоишься о Бене. Я держался того же мнения, что и его помощник Как его там?.. Килгаллен насчет того, что Бен, повизгивая от восторга, удрал по другому следу и вернется, когда накропает свою колонку. — Харшоу вздохнул. — Теперь я так не думаю. Этот дурак Килгаллен получил телестат, в котором говорится, что Бен уезжает. Мой парень видел стат, снял с него фото и проверил. Стат действительно был послан.
Джилл удивилась:
— Но почему же Бен не известил меня? Это на него не похоже! Бен очень внимателен.
Джубал с трудом подавил стон:
— Ну думай же головой, Джиллиан. Только потому, что на пачке написано «Сигареты», нельзя быть уверенным, что в ней лежат именно они. Вы со Смитом явились в пятницу сюда. Кодовое обозначение на телестате говорит, что он отправлен из Филадельфии — отделение Паоли-Флет — в десять часов тридцать четыре минуты утра в четверг. Стат послан и получен мгновенно. В офисе Бена находится свой статпринтер. Хорошо. А теперь скажи мне, почему Бен послал в свою контору телестат, а не позвонил туда?
— Я не верю, что он так поступил. Я бы на его месте обязательно позвонила по телефону. Это проще.
— Ну ты — не Бен. Для человека с профессией Бена я могу придумать десяток поводов, объясняющих этот поступок. Например, желание сбить со следа, желание оставить запись в анналах телеграфной компании для какой-то надобности Словом, причин может быть множество. Килгаллен ведь не увидел в присылке стата ничего странного, да и тот факт, что Бен поставил у себя столь дорогостоящую аппаратуру, говорит, что он ею пользовался. Однако, — продолжал Джубал, — стат доказывает, что Бен находился в Паоли-Флет ровно в десять часов тридцать четыре минуты в четверг.
— Но
— Минутку! Телестат отправляется либо лично, либо передается по телефону. Если лично, так сказать, из рук в руки, то у получателя остается факсимильное воспроизведение почерка и подписи. Но если передать по телефону, то там стат лишь перепечатывают на машинке, а потом передают изображение.
— Конечно.
— А разве это ни о чем не говорит нам, Джилл?
— Гм Джубал, я так беспокоюсь за Бена, что мне ничего в голову не лезет.
— Ладно, ладно, не надо бить себя в грудь. Мне это тоже поначалу ничего не сказало, но парень, что работает на меня, — тонкая штучка. Он отправился в Паоли с поддельной копией стата, сделанной по фотографии, которую он снял чуть ли не под самым носом у Килгаллена. Этот документ как бы удостоверял, что он и есть Осберт Килгаллен — адресат телестата. Затем своей отеческой манерой держаться и обворожительно-честным лицом он выудил у девушки на пункте кое-что, что, вообще-то говоря, она имела право сообщать лишь по постановлению суда. Очень печально, не правда ли? В обычных условиях она, конечно, не запомнила бы этот телестат, поступивший среди сотен других, — они, как правило, входят в уши, протекают сквозь кончики пальцев и исчезают после микрофотографирования. Но эта девица оказалась горячей поклонницей Бена, она каждый вечер читает его колонку — жуткий порок! — Джубал помигал. — Первая! — заорал он.
Появилась Анни, с которой еще стекали капли воды.
— Напомни мне, — распорядился Джубал, — чтобы я написал статью о вреде чтения новостей. Тема: большинство неврозов можно связать с нездоровой привычкой совать нос в частные дела пяти миллиардов незнакомых людей. Название будет «Нелимитированные сплетни». Нет, лучше назовем «Одичавшие слухи».
— Босс, вы становитесь жутким занудой.
— Это не я, это все остальные. Последи, чтобы я не забыл сочинить ее на следующей неделе. А теперь — исчезни! Я занят. — Он снова повернулся к Джиллиан: — Так вот, девушка запомнила имя Бена, так как была страшно заинтригована — еще бы, ведь он один из ее героев! Ее огорчило, что Бен оплатил лишь разговор, то есть лишь голос, а не передачу своего изображения. И еще она запомнила, что платил за телестат Бен живыми деньгами в кабинке общего пользования в Вашингтоне.
— В Вашингтоне? — переспросила Джилл. — Но зачем же Бену заказывать телестат из Вашингтона?
— Именно, — раздраженно сказал Джубал. — Если он находился в телефонной кабине в Вашингтоне, он мог бы просто поговорить и даже увидеть лицо своего помощника на экране — это дешевле, проще и быстрее, чем звонить по телефону в Паоли-Флет, чтобы они отправили телестат в Вашингтон, находящийся оттуда на расстоянии больше сотни миль.
Смысла в этом нет. Вернее, некий смысл проясняется. Мы имеем дело с обманом. Конечно, Бен привык к обманам, как невеста привыкает к поцелуям. Он не стал бы лучшим в стране репортером-пронырой, если бы играл в открытую.
— Бен вовсе не проныра. Он обозреватель!
— Извини, я на таком расстоянии плохо вижу различия. Возможно, он решил, что его телефон прослушивается, а стат — нет. А может, прослушивается и то и другое, и Бен использовал такой обходной маневр, надеясь убедить того, кто за ним следит, что он уехал и скоро не вернется. — Джубал нахмурил лоб. — В этом случае мы окажем ему дурную услугу, отыскав его. Может быть, даже поставим под угрозу его жизнь.
— Джубал! Быть того не может!
— Очень даже может! — устало сказал он. — Этот парень всегда катался по очень тонкому льду. Именно этим он и создал свою репутацию. Но никогда еще, Джилл, Бен не впутывался в такое опасное дело. Если он исчез по собственной воле, зачем нам привлекать к этому факту внимание? Килгаллен его прикрывает — колонки Бена появляются ежедневно, я об этом позаботился узнать.
— Эти колонки заготовлены впрок!
— Разумеется. А возможно, их пишет Килгаллен. Во всяком случае, официально Бен занимается своим профессиональным делом. Может быть, девочка, он так и запланировал, раз попал в такое опасное положение, что не может связаться даже с тобой. Ну как?
Джилл закрыла лицо руками:
— Джубал, я не знаю, что делать
— Перестань хныкать! — грубо огрызнулся он. — Самое худшее, что может с ним случиться, — это смерть. А мы все ходим под ней — кто через час, кто через неделю, кто через годы. Поговори-ка с Майком. Он, например, считает, что «умереть во плоти» лучше, чем быть изруганным. Господи, да скажи я ему, что намерен поджарить его к обеду, он возблагодарит меня за оказанную ему честь, и голос его будет дрожать от счастья.
— Я знаю, — тихо отозвалась она, — но не разделяю его философские взгляды.
— Я тоже, — радостно присоединился Джубал, — но начинаю понимать их, и это служит утешением человеку моих лет. Способность радоваться неизбежному Господи, да я сам всю жизнь развивал в себе эту способность Но этот ребенок, еле-еле приблизившийся к возрасту, когда впервые идут к избирательным урнам, неопытный до такой степени, что может попасть под телегу, запряженную полудохлой конягой, убедил меня, что я еще даже и в детский садик ходить не начал. Джилл, ты спрашивала, не мешает ли мне Майк? Девочка, да я готов держать у себя этого мальчишку до тех пор, пока не узнаю все то, что он знает, а я — нет! Одна эта штучка насчет утраты плотской оболочки Это, знаешь ли, тебе не фрейдистское «стремление к гибели» это ближе к Стивенсону с его «радостно жил я, легко умру и лечь в могилу готов». Подозреваю, что Стивенсон просто насвистывал что-то в темноте, перед которой испытывал страх, а возможно, был в эйфоричес-ком состоянии, хорошенько заложив за галстук Но Майк почти убедил меня в том, что он знает, о чем говорит.
— Ничего я не понимаю, — глухо сказала Джилл. — Я боюсь за Бена.
— Я тоже, — неожиданно согласился с ней Джубал. — Джилл, я не думаю, что он прячется.
— Но вы же сказали
— И сожалею об этом. Мои ищейки не ограничились его конторой и Паоли-Флетом. В четверг утром Бен явился в медицинский центр Бетесда с адвокатом и Честным Свидетелем — Джеймсом Оливером Кавендишем. Называя это имя, я надеюсь, что ты следишь за такими делами.
— Боюсь, что нет.
— Неважно. Тот факт, что Бен нанял Кавендиша, говорит о серьезности дела. На охоту за кроликами не ходят с ружьями, предназначенными для слонов. Всех их повели на свидание с «Человеком с Марса».
Джилл от неожиданности вздрогнула и воскликнула:
— Этого быть не могло!
— Джилл, ты берешься оспаривать Честного Свидетеля и не просто Свидетеля То, что говорит Кавендиш, почти так же бесспорно, как Священное писание.
— А мне все равно, будь он хоть всеми двенадцатью апостолами сразу! Его на моем этаже в четверг утром не было.
— Ты же не слушаешь меня. Я не сказал, что их повели на встречу с Майком, я сказал, что их повели на встречу с «Человеком с Марса» — наверняка с фальшивым, с тем, что со стерео.
— А, теперь понятно. И Бен их вывел на чистую воду?
У Джубала был разочарованный вид.
— Девочка, Бен их никуда не вывел. Даже Кавендиш не смог этого сделать Во всяком случае, он молчит. Ты же знаешь, как ведут себя Честные Свидетели
— Нет, откуда же? Я их никогда не видела.
— Вот как? Анни!!!
Анни в этот момент стояла на трамплине для прыжков в воду. Она повернула голову. Джубал крикнул:
— Видишь тот дом на вершине холма? В какой цвет его покрасили?
Анни посмотрела и ответила:
— Обращенная к нам стена — белая.
Джубал возвратился к разговору с Джилл.
— Теперь понимаешь? Анни даже в голову не придет предположить, что задняя стена тоже белая. Вся королевская рать не заставит ее так поступить если только она не отправится туда и не увидит своими глазами. Даже и тогда она ни в коем случае не станет утверждать, что стена осталась белой после ее ухода.
— Анни — Честный Свидетель?!
— Окончила курс, имеет бессрочную лицензию, может выступать в Высшем Суде. Спроси ее как-нибудь, почему она бросила эту работу. Но уж больше на этот день не планируй ничего — девочка скажет тебе правду, только правду и ничего, кроме правды, на что уйдет немало времени.
Но вернемся с мистеру Кавендишу. Бен нанял его для открытого свидетельства, для полного изложения всех событий и деталей без каких-либо умолчаний личного характера. Поэтому, когда Кавендиша спросили, он ответил, упомянув самые мелкие детали. Но самое интересное — это то, чего он не сказал. Он ни разу не сказал, что человек, которого они видели, не был «Человеком с Марса». Но ни одно произнесенное им слово не свидетельствует, что Кавендиш принял этот экземпляр за настоящего «Человека с Марса». Если бы ты знала Кавендиша, это убедило бы тебя. Если бы Кавендиш видел Майка, он бы доложил с такой точностью, что ты и я поняли бы, что он видел именно Майка. Например, Кавендиш долго говорил о форме ушей этого экземпляра и это описание не имеет никакого отношения к ушам Майка. Отсюда вывод — им показали подделку. Кавендиш это знает, но делать выводы из виденного он не имеет права.
— Я же говорила вам! Они и близко не подходили к моему этажу!
— Это говорит нам о многом. Все случилось за несколько часов до того, как вы удрали из этой тюрьмы. Кавендиш утверждает, что свидание с «Человеком с Марса» началось ровно в девять четырнадцать утра в четверг. Значит, в это время правительство еще держало Майка под замком и могло показать его Бену. И тем не менее они рискнули предложить подделку самому знаменитому Честному Свидетелю страны. Почему?
— Вы меня спрашиваете? Не знаю. Бен сказал мне, что намечает спросить Майка, не хочет ли тот уйти из больницы, и помочь ему, если ответ будет «да».
— Бен и попытался это сделать с двойником.
— Вот как? Но, Джубал, они же не знали, что собирается делать Бен да и Майк не ушел бы с ним.
— Но ведь с тобой он все-таки ушел?
— Да но я была его братом по воде, точно так же, как вы сейчас. У него есть такая безумная идея, что каждому, с кем он разделил глоток воды, можно верить безоговорочно. С братом по воде он — послушный ребенок, а с прочими — упрям как осел. Бен ничего бы с ним не добился Во всяком случае, таким он был на прошлой неделе: он меняется необычайно быстро.
— Так оно и есть. Возможно — слишком быстро. Ладно. Вернемся к Бену. Кавендиш свидетельствует, что Бен высадил его и адвоката — парня по имени Фрисби — в девять тридцать одну. Такси Бен оставил себе. Через час Бен или кто-то другой, назвавшийся Беном, послал телестат через Паоли-Флет.
Вы не думаете, что это был Бен?
— Нет, не думаю. Кавендиш назвал номер такси Бена, и мои ищейки попробовали получить ленту с записями маршрутов этой машины в четверг. Если бы Бен воспользовался кредитной карточкой, то ее номер обязательно был бы на ленте, но если даже он платил по счетчику живыми деньгами, все равно лента показала бы, куда ездило такси.
— Ну и
Харшоу пожал плечами.
— Согласно имеющимся данным, такси находилось в ремонте и никто им утром в четверг пользоваться не мог. Значит, либо Честный Свидетель неправильно запомнил номер, либо кто-то дурил с лентой записей. Можно допустить, что даже Честный Свидетель может напутать с номером, особенно если никто не просил его запоминать, но я в это никогда не поверю, тем более что этот Свидетель Джеймс Оливер Кавендиш. Будь он в чем-то не уверен, он просто не поместил бы это в свой отчет. — Харшоу скривился. — Джилл, ты меня чуть ли не силой заставила сунуть нос в эти дела, и мне они не нравятся. Согласен, Бен мог послать этот телестат, но предположить, что потом он занялся подделкой путевых записей такси, просто невозможно. Еще менее вероятно, что у него для этого были какие-то веские причины. Бен поехал куда-то, и тогда кто-то с большим трудом раздобыл путевую ленту такси, чтобы скрыть, куда именно поехал Бен и послал поддельный стат, чтобы никто не понял, что Бен действительно исчез.
— Исчез? Вы хотите сказать «был похищен»?
— Спокойнее, Джилл. «Похищение» очень сильное слово.
— Но это верное слово! Джубал, как вы можете сидеть тут, вместо того чтобы звонить во все колокола
— Прекрати, Джилл! Бен, может быть, и не похищен. Возможно, он мертв.
Джиллиан так и присела.
— Верно, — сказала она глухо.
— Но мы будем исходить из того, что он жив, пока не найдем его костей. Джилл, ты знаешь, в чем главная опасность при похищениях? Это объявление всеобщей тревоги, потому что испуганный похититель почти всегда убивает свою жертву.
Джилл выглядела ужасно. Харшоу мягко продолжал:
— Я должен признаться, что смерть Бена представляется мне очень вероятной. Уж слишком долго он отсутствует. Мыс тобой решили исходить из предположения, что он жив. Ты намерена его разыскивать. Джилл, как ты сделаешь это, не увеличивая риск, что Бена убьют те неизвестные, которые его похитили?
— Хм но мы же знаем, кто они?
— Вот как?
— Конечно. Те самые, кто держал Майка под замком, — правительство.
Харшоу покачал головой:
— Это только твое предположение. Бен своей колонкой нажил множество врагов, и вовсе не все они входят в правительство. Однако — Харшоу нахмурил брови, — кроме твоего предположения, нам просто не отчего танцевать. А «правительство» — это несколько миллионов человек. Нам следует спросить себя: на чью мозоль наступил Бен? На чью персонально?
— Ну и что? Джубал, я же вам рассказывала, что Бен сам мне сказал про Генерального секретаря.
— Нет, — отклонил это соображение Джубал, — что бы он тебе ни сказал, но если эти действия носят сугубо силовой характер и нарушают закон, это не может быть Генеральный секретарь, даже в том случае, если результат приносит ему выгоду. Никто не сможет доказать и то, что он знал о заговоре. Вполне вероятно, что он вообще ничего не знал о, так сказать, силовой стороне. Джилл, нам нужно найти того лейтенанта из банды наемников Генерального секретаря, который прокрутил всю операцию. Думаю, что это не так уж безнадежно трудно, как кажется с первого взгляда. Когда Бена повели на свидание с поддельным «Человеком с Марса», с ним разговаривал один из помощников Дугласа — пытался отговорить Бена от свидания, а потом пошел с ним. Теперь выясняется, что этот наемник высокого ранга тоже куда-то исчез и тоже в прошлый четверг. Не думаю, что это простое совпадение, поскольку он ведал операцией с поддельным «Человеком с Марса». Если мы его найдем, мы почти наверняка выйдем на Бена. Его зовут Гилберт Берквист, и у меня есть причины
— Берквист!!!
— Именно так. Есть основания Джилл, в чем дело? Да не падай ты в обморок, иначе я швырну тебя в бассейн!
— Джубал, этот Берквист Может, есть и другие Берквисты?
— А? Я слыхал об этом подонке Думаю, он один. Я имею в виду, в исполнительном штабе Генерального секретаря. Ты его знаешь?
— Не знаю. Но если это тот же самый то, полагаю, искать его смысла нет.
— М-м-м Ну-ка выкладывай все, девочка.
— Джубал, мне очень жаль но я тогда рассказала не все
— Таких людей, что говорят все, — мало. Ладно, давай-ка по порядку.
Запинаясь и заикаясь, Джиллиан рассказала Джубалу об исчезнувших людях.
— Вот и все, — закончила она со слезами. — Я завопила и напугала Майка Он впал в транс, а потом было это тяжелейшее путешествие сюда. Об этом я уже рассказывала.
— М-м-м да, жаль, что ты об этом тогда умолчала.
Она покраснела.
— Я думала, что мне никто не поверит. Я испугалась. Джубал, нам за это что-нибудь будет?
— Что именно? — Джубал был искренне удивлен.
— Ну там тюрьма или
— О, моя дорогая, разве это преступление — присутствовать при чуде? Или даже совершать его. Но тут возможностей больше, чем у кошки шерсти. Дай-ка подумать.
Джубал молча сидел минут десять. Потом открыл глаза и произнес:
— Чего-то, что могло бы тебе угрожать, девочка, я не вижу. А Майк, должно быть, лежит на дне бассейна?
— Да, он там.
— Тогда валяй, нырни за ним и тащи сюда. Веди его прямо в кабинет. Интересно, он сумеет повторить это?.. И зрители нам не нужны. Нет, один нужен. Скажи Анни: пусть наденет свою тогу Свидетеля, я хочу, чтоб она была в своем официальном качестве. И еще мне нужен Дьюк.
— Хорошо, босс.
— У тебя нет привилегии называть меня боссом, ведь я из-за тебя не уменьшаю сумму своего налогообложения.
— Хорошо, Джубал.
— М-м-м как жаль, что у нас нет кого-нибудь, без кого мы легко могли бы обойтись Как думаешь, он это может сделать с неодушевленными предметами?
— Не знаю.
— Ладно, выясним. Ныряй и разбуди его. — Джубал помолчал. — Ах, какой способ отделываться от нет, не надо поддаваться соблазну. Жду вас наверху, девочка.
Глава 12
Через несколько минут Джилл появилась в кабинете Джубала. Анни уже была там, одетая в белую тогу Свидетеля. Она подняла на Джилл глаза, но промолчала. Джубал диктовал Доркас. На Джилл он даже не посмотрел.
— под распростертым телом, пропитывая угол ковра и рбразуя темно-красную лужу на паркете, где она уже привлекла внимание двух легкомысленных мушек. Миссис Симпсон прижала руку ко рту. «Боже, - сказала она огорченно, - надо же – любимый папочкин ковер А это, кажется, вдобавок ко всему, и сам папочка » Это конец главы, Доркас, а заодно и выпуска. Отправь постой. Иди.
Доркас вышла, захватив с собой машинку для стенографирования и улыбнувшись Джилл.
— Где Майк? – спросил Джубал.
— Он одевается, - ответила Джилл. – Скоро придет.
— Одевается? – возмутился Джубал. – Я же звал его не на вечерний прием!
— Но должен же он одеться?
— Почему это? Мне, например, совершенно все равно, как вы ходите – голышом или в пальто. Гони его сюда!
— Ну пожалуйста, Джубал. Надо же ему научиться
— Уф! Ты хочешь загнать его в рамки своей узкой буржуазной протестантсуой морали!
— Ничего подобного! Я просто учу его необходимым правилам поведения.
— Правила! Мораль! Какая разница! Женщина, здесь перед нами, благодарение богу, находится личность в чистом виде, на которую никто не накладывал психологического табу нашего племени, а ты хочешь превратить его в жалкую копию третьеразрядного конформиста из этой задерганной страны. Почему бы тебе не пойти еще дальше? Не купить ему атташе-кейс?
— Ничего подобного я не делаю! Я просто хочу, чтобы он не попадал впросак. Хочу ради его же пользы!
Джубал фыркнул:
— Нечто подобное говорили коту, когда несли его кастрировать.
— О! — Джилл сосчитала до десяти. Потом холодно сказала: — Это ваш дом, мистер Харшоу, и мы у вас в долгу. Я сейчас же приведу Майка. — Она встала.
— Придержи-ка коней, Джилл.
— Сэр?
— Сядь и не пытайся перещеголять меня в умении быть неприятным. А теперь давай кое-что проясним. Ты мне ровным счетом ничего не должна. Быть у меня в долгу нельзя. Я никогда не делаю того, чего не хочу делать. Вообще-то так поступают все, но мой случай отличается тем, что я это признаю. Поэтому не надо изобретать долг, которого не существует, иначе ты, чего доброго, захочешь ощутить ко мне благодарность, а это уж не что иное, как первый шаг к моральной деградации. Ты это грокк?
Джилл закусила губу, потом рассмеялась:
— Я не уверена, что понимаю значение слова «грокк».
— Я тоже, но намерен брать уроки у Майка, пока не пойму. Но помни, я с тобой говорил совершенно серьезно. «Благодарность» — эвфемизм для затаенной недоброжелательности. Недоброжелательность посторонних я как-нибудь перенесу, но со стороны хорошенькой девушки она крайне нежелательна.
— Но, Джубал, у меня нет к вам недоброжелательности. Это просто глупо
— Надеюсь. Но почувствуешь ее, если не выкорчуешь из своего сознания эти иллюзии, будто ты мне что-то должна. У японцев есть пять разных способов говорить «спасибо», и каждый из них содержит в разных степенях элемент неприязни. Как было бы хорошо, если бы такая честность была встроена в английский язык! Однако вместо этого английский язык дает дефиниции чувств, которых человеческий организм просто не может ощущать. Пример — «благодарность».
— Джубал, вы просто циничный старикашка. Я вам действительно благодарна и останусь благодарной навсвгда.
— Ах ты, сентиментальная девчонка! Мы неплохо дополняем друг друга. Давай съездим на уик-энд в Атлантик-Сити и проведем там время в близости, не освященной узами брака. Только вдвоем и больше никого!
— Что вы, Джубал!
— Ну вот, теперь видишь, какова твоя благодарность?
— О, я готова. Когда едем?
— Хрумф! Нам следовало выехать еще сорок лет назад. Второе: ты, конечно, права: Майк должен знать людские обычаи. Он должен снимать туфли в мечети, надевать шляпу в синагоге и скрывать наготу, когда того требуют табу; иначе наши шаманы сожгут его как диссидента. Но, дитя, во имя всех заветов Аримана, не вздумай промывать ему мозги. Постарайся, чтобы он относился ко всему этому с некоторой долей цинизма.
— Хм не знаю, сумею ли я. Мне кажется, в Майке цинизма нет ни капли.
— Вот как? Ладно, я тебе помогу. Пожалуй, он должен был уже одеться?
— Пойду посмотрю.
— Подожди минутку. Джилл, я хочу объяснить, почему я не тороплюсь обвинять кого-нибудь в похищении Бена. Если Бена незаконно удерживают (применим такой мягкий термин), мы не должны этого «кого-то» загонять в угол, чтобы он не решил отделаться от улик, убив Бена. Если Бен еще жив, то у него сохраняются шансы жить и дальше. Однако уже в первый вечер твоего пребывания здесь я предпринял определенные шаги. Ты Библию помнишь?
— Ну не так чтобы
— А она заслуживает глубокого изучения, ибо содержит ценнейшие советы на случай чрезвычайных ситуаций. «Каждый, сотворяющий зло, ненавидит свет». Это какой- то там Иоанн, разговор Иисуса с Никодимусом Я ожидаю, что они предпримут попытку отнять у нас Майкла силой, так как считаю маловероятным, что тебе удалось хорошо замести свои следы. А у нас местечко безлюдное, и тяжелой артиллерии тоже нет. Есть только одно оружие, с помощью которого мы их можем отбросить. Это Свет. Яркий прожектор Свободы Печати. Поэтому я договорился, что, если здесь начнется свалка, это событие немедленно получит рекламу. И не маленькую, на которую можно не обращать внимания, а настоящие рупоры, работающие на всю планету, быстро и оперативно. Детали не важны — где будут стоять камеры, за какие нитки я потяну, но если бой начнется, его увидят сразу по трем сетям телевещания, а специальные выпуски будут тут же вручены всем большим шишкам, вернее, всем тем, кто хотел бы увидеть нашего Генерального секретаря с голой задницей. — Харшоу опять нахмурился. — Но я не могу их долго держать в ожидании. Когда я начинал переговоры, меня интересовало одно — скорость. Удара я ждал немедленно. Теперь я думаю, что нам следует самим предпринять активные действия — пока прожектор нацелен на нас.
— Какие действия, Джубал?
— Об этом я думал все последние три дня. Но ты расшевелила мою мысль, рассказав эту историю о происшествии в квартире Бена.
— Мне очень жаль, что я не сказала об этом раньше. Не думала, что мне поверят, а сейчас, после того как вы поверили, мне стало так легко.
— Я не говорил, что поверил.
— Как! Но ведь вы
— Я думаю, что ты рассказала правду. Но ведь и сон в определенном смысле — реальность, и иллюзия под гипнозом — тоже. Но то, что произойдет в ближайший час в этой комнате, будут наблюдать Честный Свидетель и камеры, которые, — тут он нажал кнопку, — уже начали работать. Не верю, что Анни, когда она находится при выполнении своего профессионального долга, может быть загипнотизирована, и готов поспорить, что камеры — тем более. Мы узнаем, с какой правдой мы имеем дело, после чего обдумаем, как заставить сильных мира сего начать действовать А может быть, придумаем и как помочь Бену. Иди за Майком.
Причина задержки Майка была проста: он связал шнурок правого ботинка со шнурком левого, встал, запутался, рухнул на пол и затянул узелок так, что распутать его было невозможно. Остальное время он провел, анализируя ситуацию, в которую попал, и пытаясь уговорить шнурки развязаться и завязаться как надо. Он не представлял, как быстро летит время, но его беспокоило, что он не успел повторить урок, заданный ему Джилл. Он признался ей в своей неудаче, хотя уже устранил ее последствия к тому времени, когда Джилл за ним пришла.
Она успокоила его, причесала и увела с собой. Харшоу оторвал взгляд от бумаг:
— Здорово, сынок. Садись.
— Здорово, Джубал, — ответил с полной серьезностью Валентайн Майкл Смит и сел — весь ожидание.
Харшоу спросил:
— Ну, мальчик, чему ты сегодня научился?
Смит радостно улыбнулся, а потом, как всегда, после паузы, ответил:
— Я сегодня научился крутить полтора оборота. Это такой прыжок с трамплина, чтобы входить в воду, как
— Знаю. Я видел тебя. Держать пальцы ног вытянутыми, колени — выпрямленными, ступни вместе
Смит тут же огорчился:
— Я что-то сделал не так?
— Все было правильно, особенно для первого раза. Учись у Доркас.
Смит обдумал сказанное:
— Вода грокк Доркас. Любит его.
— Ее. Доркас не «он», а «она».
— Ее, — поправился Смит, — значит, я сказал неверно? Я читал в Новом международном словаре английского языка Вебстера, издание третье, напечатано в Спрингфилде, Массачусетс, что при разговоре мужской род включает женский. В «Законах о Контрактах» Хагворта, издание пятое, Чикаго, Иллинойс, 1978 года, на странице 1012 сказано
— Оставим это, — торопливо прервал его Харшоу. — В языке мужские формы включают женские, если мы говорим о людях вообще, но не тогда, когда имеется в виду определенное лицо. Доркас всегда «она» или «ее» и никогда не будет «он» или «его».
— Я запомню.
— И хорошо сделаешь, а то, пожалуй, спровоцируешь Доркас, и она покажет тебе, насколько она не мужчина. — Джубал задумался. — Джилл, парнишка спит с тобой? Или с кем-нибудь из вас?
Она поколебалась и после паузы ответила ровным голосом:
— Насколько я знаю, Майк вообще не спит.
— Ты уходишь от ответа.
— Тогда вам следовало бы понять, что я делаю это умышленно. Однако могу сказать, что со мной он не спит.
— М-м-м Черт побери, это было проявление чисто научного интереса. Майк, чему ты еще научился?
— Я научился двум способам завязывать шнурки. Первый годится, только чтобы лежать на полу, второй — чтобы ходить. И еще я узнал спряжения: я есть, ты есть, он есть, мы есть Я был, он был
— О'кей, этого достаточно. Что еще?
Майк восторженно улыбнулся:
— Вчера я учился водить трактор. Быстро, быстро и красиво.
— Это было вчера, когда вы спали после обеда, Джубал. Все в порядке, Дьюк был очень осторожен, и Майк в целости и сохранности.
— Хм Я вижу. Майк, ты читал что-нибудь?
— Да, Джубал.
— Что именно?
— Я прочел, — стал перечислять Майк, — еще три тома энциклопедии: от «Мариб» до «Морок», от «Морось» до «Мышь» и от «Озон» до «План». Ты велел мне читать понемножку за один раз, поэтому я больше энциклопедию не читал. Затем я прочитал «Трагедию о Ромео и Джульетте» господина Вильяма Шекспира из Лондона, затем «Воспоминания Жака Казановы» в переводе на английский язык Артура Мехема и «Искусство перекрестного допроса» Френсиса Уэллмана. После этого я попытался грокк, что прочел, до тех пор пока Джилл не повела меня завтракать.
— И ты грокк все это?
— В полной степени я не грокк, что прочел. Прочитав историю, описанную господином Вильямом Шекспиром, я исполнился радости и счастья, дойдя до смерти Ромео. Однако, продолжая читать дальше, я узнал, что его плоть умерла преждевременно. Во всяком случае, я полагаю, что я грокк так. Но почему?
— Потому что он был законченный юный идиот.
— Прошу прощения?
— Я не знаю, Майк.
Смит обдумал сказанное. Затем пробормотал что-то на марсианском языке и добавил:
— Я всего лишь яйцо.
— Что? Ты говоришь так всегда, когда хочешь просить об одолжении, Майк. Чего ты хочешь?
Смит сказал, запинаясь:
— Джубал, мой брат, не будешь ли ты так добр и не спросишь ли у Ромео, почему он умер во плоти? Сам я спросить не могу. Я еще только яйцо, но ты можешь и тогда научишь меня, как грокк все это.
Джубал понял, что Майк считает Ромео реально существующим лицом, и уловил, что Майк ждет, чтобы Джубал связался с призраком Ромео и потребовал у него разъяснения поведения Ромео при жизни во плоти. Но оказалось, разъяснить Майку, что ни Капулетти, ни Монтекки в действительности никогда не существовали, было просто невозможно. Концепция «вымысла» лежала за пределами опыта Майка, ее не на чем было основать. Попытки Джу-бала объяснить суть художественного творчества были столь болезненны для Майка, что Джилл начала бояться, как бы он опять не свернулся в клубок.
Майк и сам понял, насколько он близок к необходимости перейти в это состояние; но он уже знал, что ему не следует искать в нем убежища в присутствии друзей, так как (за исключением брата доктора Нельсона) это вызывает у них сильнейший душевный стресс. Поэтому он сделал над собой усилие, замедлил биение сердца, успокоил эмоции и улыбнулся.
— Я буду ждать, пока способность грокк это не придет сама собой.
— Отлично, — согласился Джубал, — а пока, прежде чем начинать что-то читать, спрашивай у меня, или у Джилл, или еще у кого-нибудь, не вымысел ли это. Я не хочу, чтобы ты запутался в таких делах.
— Буду спрашивать, Джубал.
Майк решил, что когда он грокк эту необъяснимую идею, он доложит ее Старейшим во всей полноте И тут же поймал себя на мысли: знают ли Старейшие о «вымысле»? Невероятная мысль, что может существовать нечто такое, что покажется Старейшим столь же странным, как и ему, была настолько революционна, сколь и сам нелепый вымысел, идею которого он отложил в сторону, чтобы та остудилась, а потом была использована при медитации.
— Но я позвал тебя, — продолжал его брат Джубал, — не для того, чтобы рассуждать о литературных формах. Майк, ты помнишь тот день, когда Джилл увела тебя из больницы?
— Из больницы?
— Я не уверена, Джубал, — вмешалась Джилл, — что Майк знает о больнице. Разрешите, я попробую.
— Валяй.
— Майк, ты помнишь, где ты был, когда жил один в комнате, перед тем как я одела тебя и увезла?
— Да, Джилл.
— Потом мы уехали в другое место, где я раздела тебя и искупала в ванне.
Майк расплылся в улыбке:
— Да. Это было великое счастье.
— Когда я тебя сушила, пришли двое мужчин.
Улыбка мгновенно исчезла с лица Майка. Он задрожал и начал съеживаться.
Джилл крикнула:
— Майк, прекрати! Не смей уходить!
Майк овладел собой:
— Да, Джилл.
— Слушай, Майк. Я хочу, чтобы ты вспомнил то время, но ты не должен расстраиваться. Там были двое мужчин. Один вытащил тебя в гостиную.
— В комнату с чудесными травками, — согласился он.
— Верно. Он втащил тебя в комнату с травяным покровом, и я хотела его остановить. Он ударил меня и вдруг исчез. Помнишь?
— Ты на меня не сердишься?
— Что ты! Нет, нет, ни в коем случае. Один человек исчез, а другой направил на меня пистолет, а затем тоже исчез. Я испугалась, но нисколько не рассердилась на тебя.
— А сейчас ты на меня не сердишься?
— Майк, дорогой, я никогда на тебя не сердилась. Джубал и я хотим знать, что случилось. Там были двое мужчин. Ты что-то сделал, и они исчезли. Что ты сделал? Можешь нам сказать?
— Я скажу Человек — большой мужчина — ударил тебя и я тоже испугался поэтому я — Он прокаркал что-то по-марсиански, а на лице его почему-то выразилось сильное удивление. — У меня нет слов.
— Майк, а что, если ты попробуешь рассказать об этом подробнее?
— Я постараюсь, Джубал. Что-то мне мешает что-то стоит на моем пути Это плохая вещь, ее не должно быть. Тогда я протяну — Выглядел он очень удивленным. — Это очень просто. Проще, чем завязать шнурки на ботинках. А вот слов нет! Мне очень жаль. — Он опять задумался. — Может быть, эти слова есть в томе от «Райт» до «Ри- альто» и от «Риальто» до «Сардиния»? Или от «Сардиния» до «Сом»? Я их сегодня ночью прочту, а тебе расскажу за завтраком.
— Возможно, — согласился Джубал. — Еще минутку, Майк. — Он отошел в угол и вернулся с ящиком, в котором когда-то был бренди. — Ты можешь его «исчезнуть»?
— А это плохая вещь?
— Мы сделаем вид, что плохая.
— Но Джубал я должен знать, что это плохая вещь. А это просто ящик. Я не грокк, что он существует во Зле.
— М-м-м а предположим, я возьму его и швырну в Джилл?
Смит сказал с мягкой грустью:
— Джубал, но ты же не можешь так поступить с Джилл.
— Хм черт, думаю, что нет. Джилл, можешь ты швырнуть этой штукой в меня? Сильно, по крайней мере, чтоб шрам остался, если Майк меня не защитит?
— Джубал, мне эта идея не по душе.
— Брось! В интересах науки И Бена Какстона.
Джилл вскочила, схватила ящик и швырнула его в голову Джубала. Джубал думал, что вынесет это, но инстинкт сработал, и он увернулся.
— Мимо! — воскликнул он. — Черт возьми, я же не смотрел, а ведь божился, что глаз с него не сведу. — Он поглядел на Смита: — Майк это В чем дело, малыш?!
«Человек с Марса» дрожал и выглядел жутко несчастным. Джилл обняла его:
— Ну, ну, все в порядке, милый. То, что ты сделал, — прекрасно! Ящик не долетел до Джубала. Исчез, и все тут.
— Видимо, да, — согласился Джубал, оглядываясь по сторонам и кусая свой палец. — Анни, ты смотрела.
— Да.
— И что ты видела?
— Ящик не просто исчез. Процесс занял доли секунды. Оттуда, где сидела я, было видно, что он вдруг уменьшился в размерах, как будто исчезал вдали. Но комнату он не покинул. Я видела его до того мгновения, когда он исчез окончательно.
— Куда же он делся?
— Я сказала, что могла.
— М-м-м Ладно, потом посмотрим фильм, но я уверен Майк!
— Да, Джубал?
— А где этот ящик?
— Ящик в — Смит замолк. — У меня нет слов. Мне так жаль.
— Совсем запутались. Сынок, а ты можешь извлечь его оттуда?
— Прошу прощения?
— Ты заставил его исчезнуть? Заставь его вернуться.
— Не могу. Ящика больше нет.
Джубал погрузился в раздумье.
— Если этот метод получит распространение, придется резко изменить законодательство об уликах У меня есть список здесь вернее, был, да вышел весь Майк, как близко ты должен быть?
— Прошу прощения?
— Если бы ты был в холле, а я у окна Ну, скажем, в тридцати футах, ты бы смог остановить ящик, чтобы он не ранил меня?
Смит удивился:
— Да, Джубал.
— Хм подойдем к окну. Предположим, Джилл и я были бы на дальнем берегу бассейна, а ты тут. Мог бы ты остановить ящик?
— Да, Джубал.
— А предположим, мы были бы у ворот, в четверти мили отсюда. Или это слишком далеко?
Смит колебался:
— Джубал, тут дело не в расстоянии и не в том, чтобы видеть. Тут надо знать
— Хм Давай посмотрим, верно ли я грокк. Неважно, как далеко. Не надо даже видеть ящик. Если ты знаешь, что творится Зло, ты можешь ему противодействовать. Верно?
Смит был явно в затруднении.
— Почти верно. Но я еще совсем недавно вышел из яйца. И для того чтобы знать, должен видеть. Старейшим не нужны глаза, чтобы знать. Старейший знает и так. Он грокк. Он действует. Мне очень жаль.
— Понятия не имею, чего тебе жаль, — сердито сказал Джубал. — Его светлость министр по делам мира поставил бы на тебе штамп «Сов. секретно» уже десять минут назад.
— Прошу прощения?
— Не имеет значения! — Джубал вернулся к своему столу и поднял тяжелую пепельницу. — Джилл, ты только не целься мне в голову. О'кей, Майк, встань в дверях.
— Джубал мой друг прошу тебя, не надо
— В чем дело? Мне нужна еще одна демонстрация, и на этот раз я уж глаз не спущу
— Джубал!
— Да, Джилл?
— Я грокк, почему Майк так расстроен.
— Тогда скажи мне.
— Мы провели эксперимент, в котором я могла ранить вас тем ящиком. Но мы — его братья по воде, и Майка потрясла мысль, что я пыталась это сделать. Мне кажется, что вся ситуация какая-то немарсианская.
Харшоу нахмурил брови:
— Возможно, она может послужить предметом для расследования комиссии по антимарсианской деятельности.
— Я не шучу, Джубал.
— Я тоже. Ладно, Джилл, поищем другое решение. — Харшоу передал пепельницу Майку. — Посмотри, какая она тяжелая, сынок. Видишь, какие у нее острые углы?
Смит рассматривал пепельницу. Джубал продолжал:
— Я собираюсь подбросить ее вверх и дать ей упасть прямо себе на голову.
Майк удивился:
— Ты хочешь расстаться с плотью?
— Что? Нет, нет! Но она ранит меня, если ты ее не остановишь. Поехали!
Харшоу швырнул пепельницу вверх над собой, так что она взлетела к самому потолку. Тут пепельница прервала свой полет и остановилась. Харшоу смотрел так, как будто участвовал в замедленной съемке.
Он прохрипел:
— Анни, что ты видишь?
Она ответила ровным голосом:
— Пепельница висит в пяти дюймах от потолка. Я не вижу ничего, что бы ее удерживало Джубал, я думаю, что я это вижу, но если камера того не подтвердит, я разорву свою лицензию.
— Хм Джилл?
— Она как бы парит.
Джубал подошел к столику и сел в кресло, не сводя глаз с пепельницы.
— Майк, почему она не исчезла?
— Но, Джубал, — заговорил, как бы извиняясь, Майк, — ты же велел остановить ее, а не приказал исчезнуть. Когда я отправил тот ящик, ты захотел, чтобы я его вернул. Я поступил ошибочно?
— Ох, нет! Ты все сделал очень правильно. Я все время забываю, что ты многое понимаешь буквально.
Харшоу припомнил ругательства, бывшие в ходу в годы его юности, и приказал себе никогда не произносить их при Майке, а то слова «хоть бы ты сдох», «чтоб я провалился на этом самом месте», как был уверен Харшоу, могут быть поняты Майком в буквальном смысле и тут же выполнены.
— Я рад, — рассудительно сказал Смит, — но мне очень жаль, что я не смог вернуть тот ящик обратно. И еще больше сожалею, что зря потерял пишу. Но тогда это было необходимо, или, во всяком случае, так я считал.
— Э? А о какой пище ты говоришь?
Джилл быстро вмешалась в разговор:
— Он имеет в виду тех двух мужчин — Берквиста и того, который был с ним.
— Ах, да — Харшоу обнаружил, что еще не освоился с марсианским пониманием пищи. — Майк, ты не беспокойся, что пища пропала. Сомневаюсь, чтобы инспекция по мясным продуктам пропустила бы ее в продажу, фактически, — добавил он, вспомнив федеральное соглашение о «длинных свиньях» (На островах Тихого океана, где еще в XIX веке существовал ритуальный каннибализм, так назывались на пиджин-инглиш жертвы, предназначенные для съедения), — она была бы квалифицирована как непригодная к употреблению. Кроме того, тогда была необходимость. Ты грокк это во всей полноте и действовал верно.
— Теперь я спокоен, — сказал Майк с облегчением. — Только Старейшие могут быть всегда уверены в правильности своих действией, особенно в критических точках — «каспах». А мне нужно еще так много учиться и расти, прежде чем я присоединюсь к Старейшим. Джубал, можно, я отпущу ее? Я уже устаю.
— Ты хочешь заставить ее исчезнуть? Валяй.
— Но я не могу.
— А почему, собственно?
— Твоя голова не находится под ней. Я не грокк опасности ее существования там, где она сейчас есть.
— Ага. Все в порядке. Убери ее.
Харшоу внимательно следил глазами, ожидая, что пепельница снова займет позицию над его головой и тем самым обретет элемент опасности. Вместо этого пепельница косо скользнула вниз, приблизилась к столу, заколыхалась и совершенно спокойно опустилась на стол.
— Спасибо, Джубал.
— Спасибо тебе, мой мальчик. — Джубал поднял пепельницу. Она ничуть не изменилась. Обыкновенная пепельница. — Я очень тебе благодарен. Это самое удивительное событие в моей жизни, с тех пор как одна служанка затащила меня на чердак. — Он поглядел на Анни.
— Анни, ты обучалась на Рейне?
— Да.
— Ты когда-нибудь раньше видела левитацию?
Она подумала:
— Мне приходилось видеть то, что называется телекинезом. Это было передвижение игральных костей, но я не математик и не могу с уверенностью утверждать, что это был телекинез.
— Черт побери! Видно, ты не сможешь ответить утвердительно даже на вопрос, встало ли солнце, если на улице облачная погода.
— А как же иначе? А может, кто-то установил мощный источник искусственного света над покровом облаков?
Один из моих соклассников, вероятно, умел заставить левитировать предметы массой со скрепку для бумаг, но ему для этого требовалось предварительно высосать стаканчика три. Я же не могла рассмотреть этот опыт так, чтобы дать ответственное заключение, — тоже была пьяна.
— А что-нибудь подобное этому ты видела?
— Нет.
— М-м-м Ладно. С твоей профессиональной деятельностью мы пока покончили. Если хочешь остаться, повесь тогу и бери кресло.
— Спасибо. С удовольствием. Но, помня вашу лекцию насчет мечетей и синагог, я, пожалуй, переоденусь в своей комнате.
— Как хочешь. Разбуди Дьюка и скажи, чтобы он занялся камерами.
— Хорошо, босс. Только не начинайте ничего нового, пока я не вернусь. — Анни побежала к двери.
— Не обещаю. Майк, сядь за мой стол. А теперь подними эту пепельницу, покажи, как это делается.
— Хорошо, Джубал. — Смит протянул руку и взял пепельницу.
— Нет, нет!
— Я что-нибудь сделал не так?
— Нет, ошибка моя. Я хочу знать, можешь ли ты поднять ее, не дотрагиваясь.
— Да, Джубал.
— Тогда — начинай! Или ты устал?
— Нет, Джубал.
— Джубал, — вмешалась Джилл, — вы же не приказали ему, а только задавали вопросы.
— Ох! — Джубал сконфуженно улыбнулся. — Майк, пожалуйста, не дотрагиваясь руками, подними эту пепельницу на фут от стола.
— Хорошо, Джубал. — Пепельница поднялась и застыла над столом. — Ты хочешь измерить расстояние? Если я ошибся, я ее перенесу.
— Нет, все прекрасно. Ты можешь подержать ее немного в таком положении? Если устанешь, скажи.
— Я скажу.
— А можешь одновременно поднять еще что-нибудь? Скажем, карандаш? Если да, сделай.
— Хорошо, Джубал. — Карандаш взлетел в воздух и повис рядом с пепельницей.
По просьбе Джубала Майк добавил к висевшим в воздухе предметам еще несколько. Вернулась Анни, подтащила кресло поближе, села и молча стала наблюдать за происходящим. Вошел Дьюк, неся складную лестницу, взглянул, посмотрел еще раз, ничего не сказал и начал расставлять ее. Наконец Майк нерешительно сказал:
— Я не уверен, Джубал, но я — Он искал слова. — Я ведь идиот в этих делах
— Только не доводи себя до изнеможения.
— Думаю, я смогу еще один Надеюсь — Пресс- папье шевельнулось, приподнялось, и вся полудюжина плавающих в воздухе предметов рухнула вниз. Майк готов был заплакать. — Джубал, я невероятно сожалею
Джубал похлопал его по плечу:
— Тебе следует гордиться собой, Майк. Сынок, то, что ты сделал — Джубал искал слова для сравнения, которые были бы в словаре Майка, — это куда труднее, чем завязать шнурки ботинок, и более удивительно, чем прыжок в воду с полутора оборотами. Ты сделал это гм потрясающе, великолепно и с блеском. Ты грокк?
Майкл выглядел очень удивленным.
— Мне не надо стыдиться?
— Тебе надо гордиться.
— Хорошо, Джубал, — согласился Майк, — я буду гордиться.
— Великолепно! Майк, а ведь я не могу поднять даже одну пепельницу, без того чтобы не притронуться к ней.
Смит поразился:
— Ты не можешь?
— Нет. А ты можешь меня научить?
— Да, Джубал. Ты — Смит остановился, он выглядел странно пристыженным. — У меня опять нет слов. Я буду читать, читать и читать, пока не найду нужные слова. Потом я научу своего брата.
— Не напрягайся так.
— Прошу прощения?
— Майк, не нужно огорчаться из-за того, что ты не смог найти нужные слова. Возможно, их просто нет в английском языке.
Смит обдумал сказанное:
— Тогда я обучу своего брата языку моего Гнезда.
— Боюсь, что для этого ты прибыл лет на пятьдесят позже, чем нужно.
— Я поступил плохо?
— Нет, нет. Но ты можешь начать учить Джилл уже сегодня.
— У меня от этого языка в горле першит, — запротестовала Джилл.
— А ты попробуй воспользоваться аспирином. — Джубал посмотрел на нее. — Как предлог увильнуть, это никуда не годится, сестра. Я нанимаю тебя как ассистента- исследователя марсианской лингвистики впрочем, это будет включать и другие задания. Анни, внеси ее в платежную ведомость и смотри, не забудь отразить это в моей налоговой декларации.
— Она ведь уже раньше трудилась на кухне. Может быть, датировать задним числом?..
Джубал пожал плечами:
— Не лезь ко мне со всякой ерундой.
— Но, Джубал, — запротестовала Джилл, — я не думаю, что мне удастся выучить марсианский язык.
— Но ты можешь постараться.
— Но
— Так где же твоя «благодарность»? Берешь работу?
Джилл прикусила губу:
— Беру да босс
Смит застенчиво притронулся к ее руке:
— Джилл я буду учить тебя
Джилл похлопала его по ладони:
— Спасибо, Майк! — Она поглядела на Харшоу: — Выучусь вам назло.
Тот ухмыльнулся:
— Такую причину я грокк, — ты обязательно выучишься. Майк, а что ты умеешь еще из того, чего мы не умеем?
Майк выглядел очень удивленным:
— Я не знаю.
— Ну как он может сказать, — запротестовала Джилл, — если он не знает, что мы можем, а что нет?
— М-м-м, да Анни, измени ее должность на «ассистент-исследователь марсианской лингвистики, культуры и техники». Джилл! Изучая их язык, ты наверняка наткнешься на вещи, которые необычайны, в буквальном смысле слова необычайны, и о них ты должна мне рассказывать. Майк, а если ты заметишь что-нибудь, что ты умеешь делать, а мы — нет, тоже говори мне.
— Я скажу, Джубал. А что это за вещи?
— Не знаю. Вроде тех, что ты делал только что и то, как остаться на дне бассейна дольше, чем мы Хм Дьюк!
— Босс, у меня обе руки полны пленок.
— Но говорить-то ты можешь? Я заметил, что вода в бассейне мутная.
— Я как раз сегодня вечером собирался подмешать туда коагулятор, а завтра утром удалить осадок.
— А каково качество воды?
— Все в порядке. Можно даже подавать к столу как питьевую. Она только выглядит грязной.
— Тогда пусть пока остается как есть. Я тебе скажу, когда надо будет ее очищать.
— Но, босс, кому же приятно купаться в воде, похожей на помои?
— Кто слишком привередлив, пусть не купается. Перестань спорить, Дьюк. Фильмы готовы?
— Будут через пять минут.
— Отлично. Майк, ты знаешь, что такое пистолет?
— Пистолет, — ответил Майк медленно, — это вид оружия, выбрасывающего пулю при помощи взрывчатого вещества, например, пороха; он состоит из трубки, или ствола, закрытого на одном конце, где
— О'кей, о'кей. Ты его грокк!
— Я не уверен.
— А ты когда-нибудь видел пистолет?
— Я не знаю.
— Как же, конечно, видел! — прервала их Джилл. — Майк, ты вспомни то время, о котором мы говорили и комнату с ковром из травы. Но только не пугайся Мужчина ударил меня
— Да.
— Другой направил на меня что-то.
— Он направил на тебя дурную вещь.
— Это и был пистолет.
— Я так и думал, что эта дурная вещь должна называться пистолетом, Вебстеровский новый международный словарь английского языка, третье издание, выпущено
— Все верно, сынок, — заторопился Джубал. Теперь слушай, если кто-нибудь направит пистолет на Джилл, что ты сделаешь?
Смит молчал дольше, чем обычно.
— Ты не рассердишься на меня, если пища опять пропадет?
— Нет. В таких обстоятельствах на тебя никто не будет сердиться. Но я хочу знать другое. Ты можешь сделать так, чтобы пистолет исчез, а человек бы остался?
Смит подумал:
— Это чтобы сохранить пищу?
— Ну я имел в виду не совсем это. Так ты можешь заставить пистолет исчезнуть, не ранив при этом человека?
— Джубал, он не пострадает. Пистолет я заставлю уйти, а человека только остановлю. Он просто потеряет плоть. И пища нисколько не пострадает.
Джубал вздохнул:
— Да, да, я уверен, что именно так и будет, как ты говоришь. А вот нет ли возможности отправить прочь только пистолет? Не «останавливать» мужчину, не убивать его, а оставить его, чтобы он продолжал жить?
Смит подумал:
— Проще одновременно сделать и то и другое. Но, Джубал, если я оставлю его во плоти, он все же может повредить Джилл. Во всяком случае, я так грокк.
Джубал должен был напомнить себе, что этот невинный ребенок был, во-первых, вовсе не ребенком, а во-вторых, вовсе не таким уж и невинным, больше того, он принадлежал к культуре, которая, как начал понимать Джубал, намного опережала во многих таинственных областях человеческую и эти наивные фразы исходили от супермена или от кого-то очень похожего на него. Он ответил Майку, тщательно выбирая слова, поскольку им предстоял довольно опасный эксперимент.
— Майк, когда мы окажемся в «переломной точке», в такой, где ты обязан сделать что-то, защищая Джилл, ты так и поступишь.
— Да, Джубал, я это сделаю.
— И не думай о потере еды. Вообще ни о чем не думай. Защищай Джилл.
— Я всегда буду защищать Джилл.
— Отлично. Но, предположим, человек направил пистолет или, скажем, держит его в руке. Предположим, ты не хочешь его убивать Но тебе надо, чтобы пистолет исчез Ты так можешь сделать?
Майк ответил почти без паузы:
— Думаю, я грокк. Пистолет — плохая вещь. Но, возможно, человеку следует остаться во плоти. — Он подумал: — Это я могу сделать.
— Хорошо. Майк, я покажу тебе пистолет. Пистолет — плохая вещь.
— Пистолет — плохая вещь. Я заставлю его уйти.
— Но не сразу, как только его увидишь.
— Нет?
— Я подниму пистолет и направлю его на тебя. Прежде чем он займет опасное положение, заставь его исчезнуть. Но не надо «останавливать» меня, не надо причинять мне вреда, не надо убивать, вообще не делай мне ничего и не теряй меня как пищу тоже.
— О нет, — серьезно сказал Майк. — Когда ты расстанешься с плотью, Джубал, мой брат, я надеюсь, что мне разрешат съесть тебя, восхваляя и превознося твои достоинства с каждым кусочком и так будет до тех пор, пока я не грокк тебя во всей полноте.
Харшоу сдержал естественный рефлекс и ответил со всей серьезностью, на какую был способен:
— Благодарю тебя, Майк.
— Это я должен благодарить тебя, мой брат, и если случится так, что я буду избран раньше тебя, я уповаю, что ты сочтешь меня достойным грокк. Вы с Джилл разделите меня. Ведь ты разделишь меня с Джилл? Я очень прошу тебя
Харшоу взглянул на Джилл и увидел, что ее лицо ничего не выражает, надо думать, по той причине, что она отлично вышколенная медсестра.
— Я разделю тебя с Джилл, — сказал он, как бы произнося торжественную клятву, — но, Майк, ни один из нас так скоро не станет едой. Я хочу тебе показать этот пистолет, а ты жди, пока я не скажу тебе. И будь очень осторожен, у меня еще много дел, которые я должен выполнить, прежде чем буду готов расстаться с плотью.
— Я буду очень осторожен.
— Ладно. — Харшоу открыл ящик стола. — Смотри, Майк. Видишь пистолет? Сейчас я его возьму. Только ничего не делай, пока я не скажу. — Харшоу взял пистолет — старинная полицейская модель — и вынул. — Приготовься, Майк! Давай! — Харшоу направил пистолет на Майка.
Его рука была пуста.
Джубал чувствовал, что весь дрожит.
— Чудесно, — сказал он. — Ты вырвал его у меня прежде, чем я прицелился.
— Я счастлив.
— И я тоже. Дьюк, ты это зафиксировал?
— Ага.
— Отлично. — Харшоу вздохнул. — Вот и все, детишки. Расходитесь.
Анни спросила:
— Босс, а вы расскажете мне, что показали фильмы?
— Хочешь остаться и посмотреть?
— О нет, я не могу. Во всяком случае, не те части, по которым я должна свидетельствовать. Но мне хотелось бы знать, показывают ли они, что у меня поехала крыша?
— О'кей.
Глава 13
Когда Анни ушла, Харшоу принялся отдавать распоряжения Дьюку, а потом сердито буркнул:
— Ты почему такой кислый сегодня?
— Босс, а когда мы отделаемся от этого вурдалака?
— Вурдалака? О чем ты, деревенщина, толкуешь?
— О'кей, я действительно из Канзаса. А в Канзасе людоедства отродясь не бывало. Я буду есть на кухне до тех пор, пока он отсюда не уберется.
Харшоу холодно промолвил:
— Вот как?! Через пять минут Анни приготовит тебе чек под окончательный расчет, а на упаковку своих комиксов и рубашек тебе вполне хватит и десяти.
Дьюк как раз закончил подготовку проектора. Он остановился:
— Да нет. Увольняться я не собираюсь.
— А я считаю, что собираешься, сынок.
— Но Какого черта! Я же много раз обедал на кухне.
— Тогда были другие обстоятельства. Никто в моем доме не может отказаться обедать за моим столом, потому что ему, видите ли, не нравятся те, кто за ним сидит. Я принадлежу к почти вымершему виду старомодных джентльменов, а это означает, что могу, когда мне заблагорассудится, быть законченным сукиным сыном. В данный момент мне это заблагорассудилось и поэтому ни один безграмотный, суеверный, набитый предрассудками болван не будет давать мне советы, кто должен, а кто не должен есть за моим столом. Я преломляю хлеб с кабатчиками и грешниками, но не преломлю его с фарисеями.
Дьюк тяжело вздохнул:
— Надо бы врезать вам как следует Да я бы и врезал будь мы ровесники
— А пусть тебя это не останавливает. Может быть, я куда крепче, чем кажусь. А если нет, то сюда сбегутся все остальные. Как думаешь, ты справишься с «Человеком с Марса»?
— С ним? Да я переломлю его пополам одной левой!
— Может быть. Если, разумеется, тебе удастся добраться до него.
— Чего?
— Ты же видел, как я пытался навести на него пистолет. Дьюк, где тот пистолет сейчас? Поищи-ка его. А когда найдешь, скажи, думаешь ли еще, что можешь переломить Майка пополам. Только сначала обязательно разыщи пистолет.
Дьюк опять занялся проектором.
— Какой-нибудь фокус-покус. Фильм все покажет.
Харшоу сказал:
— Дьюк, бросай с этим возиться. Сядь. Я займусь пленками сам, когда ты уйдешь.
— Что?! Джубал, да я вам и пальцем не дам прикоснуться к машинке. Вы же все испортите!
— Сядь, я сказал!
— Но
— Дьюк, если мне заблагорассудится, я эту дурацкую игрушку хоть выкину! Я не желаю, чтобы мне помогал человек, который уволился от меня.
— Черт! Вовсе я не уволился! Вы разозлились и вышвырнули меня без всякой причины.
— Сядь, Дьюк! — спокойно стоял на своем Харшоу. — И разреши мне попытаться спасти твою жизнь или убирайся, покуда цел. И даже не задерживайся, чтобы упаковаться. Тебе вряд ли удастся прожить столько времени.
— Что за чертовщину вы несете?
— Буквально то, что я сказал. Дьюк, вне зависимости от того, выгнал ли я тебя или ты сам уволился, ты перестал у меня работать с той самой минуты, когда заявил, что не будешь есть за моим столом. И несмотря на это, мне было бы неприятно, если бы тебя убили в моем доме. Поэтому сядь, и я постараюсь, чтобы этого не случилось.
Дьюк сел, ничего не понимая. Харшоу продолжал:
— Ты брат Майка по воде?
— Что? Конечно, нет. О, я слыхал эти разговоры, но, если вам угодно знать, все это полнейшая чепуха.
— Это не чепуха, и я тебя об этом не спрашивал. Ты недостаточно компетентен, чтобы высказывать свое мнение. — Харшоу нахмурился: — Дьюк, я не хочу тебя увольнять. Ты держишь в порядке технику и избавляешь меня от необходимости валять дурака с этой механической ерундовиной. Но я обязан убрать тебя отсюда, а также выяснить, кто еще здесь не является собратом Майка по воде, и либо посоветовать ему стать таковым, либо сплавить его отсюда. — Джубал пожевал губами: — М-м-м может быть, удастся обойтись обещанием Майка не причинять им никакого вреда без моего разрешения? Нет, это недостаточно надежно. Майк слишком часто не улавливает истинного смысла происшедшего. Скажем, если ты или Ларри, поскольку тебя уже здесь не будет, схватил бы Джилл и бросил ее в бассейн В этом случае Ларри мог бы оказаться там, где сейчас находится пистолет, задолго до того, как я успел бы разъяснить Майку, что Джилл ничто не угрожает. Ларри имеет право на жизнь, которая не должна прерваться преждевременно из-за моей небрежности. Дьюк, я убежден, что каждый человек держит свою судьбу в собственных руках, но это не причина давать ребенку играть с динамитной шашкой.
Дьюк, не торопясь, ответил:
— Босс, вы несете чепуху. Майк никому не причинит вреда. Конечно, от этой болтовни о людоедстве меня воротит, но поймите меня правильно Он дикарь, что ж с него возьмешь, но он добр, как ягненок, и никого обидеть не может.
— Ты так думаешь?
— Уверен.
— Ладно. У тебя в комнате есть оружие. Я утверждаю, что он опасен. Откроем сезон охоты на марсиан. Возьми винтовку, подойди к бассейну и пристрели Майка. О правовой стороне не беспокойся. Я гарантирую тебе полное оправдание. Валяй — иди и убей.
— Джубал, вы все это говорите несерьезно!
— Да. Конечно, да. Потому что ты не сможешь его убить. Если бы ты попытался, твоя винтовка отправилась бы туда же, где находится мой пистолет, а если бы ты напал внезапно, то и сам бы попал в те же места. Дьюк, ты не понимаешь, с кем затеял игру. Майк вовсе не добр, как ягненок. И он вовсе не дикарь. Я сильно подозреваю, что это мы дикари. Тебе когда-нибудь приходилось разводить змей?
— Хм нет.
— А я в детстве разводил их. Однажды во Флориде я поймал одну, которую счел за багряную змею. Знаешь, как она выглядит?
— Я змеями не интересуюсь.
— Опять предубеждение. Большинство змей безобидно, полезно, и их очень интересно держать дома. Багряная змея необычайно красива: красная, черная, желтая; она в высшей степени доверчива и хорошо привыкает к людям. Я думаю, эта малышка меня любила. Я хорошо знал, как надо обращаться со змеями, каким осторожным надо быть, чтобы не напугать их, как помешать им кусаться, — укус даже безвредной змеи весьма малоприятен. Эта змейка была украшением моей коллекции. Я часто брал ее в руки и показывал знакомым, держа ее за шею и позволяя ей обвиваться вокруг запястья.
Как-то я получил возможность показать свою коллекцию ученому-герпетологу из зоопарка Тампы. Гордость моей коллекции я показал ему первой. У него чуть было родимчик не начался. Моя любимица оказалась не багряной змеей, а молодой коралловой змейкой. А это самая ядовитая змея в Северной Америке. Дьюк, ты понимаешь, к чему я веду?
— Верно к тому, что держать змей опасно. Это-то я и сам бы мог вам сказать.
— Брось валять дурака! Я ведь держал гремучих и водяных змей. Ядовитая змея опасна, но не более, чем заряженный пистолет. И в том и в другом случае просто надо знать, как с ними правильно обращаться. Эту змею опасной делало то, что я не знал, чего от нее можно ждать. Если бы в своем неведении я повел бы себя с ней неосторожно, она убила бы меня так же просто, как котенок, играя, царапает твою руку. Именно это я и стараюсь внушить тебе в отношении Майка. Он кажется обыкновенным юношей, не очень хорошо развитым физически, неуклюжим, бесконечно невежественным, но очень способным и стремящимся к знанию. Однако, подобно моей змее, Майк — нечто гораздо большее, чем кажется. Если Майк тебе не доверяет, он может оказаться куда опаснее коралловой змеи. Особенно если решит, что ты обижаешь его братьев по воде — Джилл или меня. — Харшоу покачал головой: — Дьюк, если бы ты выполнил свое желание врезать мне, а Майк оказался бы в этих дверях, ты бы умер раньше, чем понял бы, что мертв, и слишком быстро для того, чтобы я успел предупредить его действия. Майк очень сожалел бы потом о потере пищи, то есть о твоем исчезнувшем мясе. Но никакого раскаяния при этом он бы не ощутил, с его точки зрения, это была необходимость, возникшая по твоей вине и к тому же не имеющая значения даже для тебя. Потому что, видишь ли, Майк верит в бессмертие твоей души.
— Хм Черт возьми, я тоже верю, но
— Тоже? — холодно спросил Джубал. — Сомневаюсь.
— Почему? Разумеется, верю. По церквам не хожу, но меня воспитали в правильной вере
— Отлично. Хотя я никогда не мог понять, почему бог ждет от своих созданий, чтобы они выбирали правильную религию случайно, — мне это кажется довольно странным способом управления Вселенной. Однако, поскольку ты веришь в бессмертие души, нам не стоит волноваться по поводу того, что твои предрассудки приведут твое бренное тело к преждевременной кончине. Как с тобой прикажешь поступить — кремировать или похоронить?
— О, ради бога, Джубал, перестаньте паясничать!
— А я не паясничаю. Я не могу гарантировать тебе безопасность, если ты настаиваешь на том, что коралловая змея так же безвредна, как и багряная. Каждая твоя ошибка может стать последней. Но я обещаю, что не позволю Майку тебя слопать.
Нижняя челюсть Дьюка отвисла. Затем он ответил горячо, бессвязно и непристойно. Харшоу выслушал тираду и сказал раздраженно:
— Ладно, заткнись. Договаривайся с Майком как знаешь. — Харшоу наклонился над проектором: — Я хочу посмотреть фильмы. Будь оно проклято, эта идиотская штуковина выводит меня из себя.
— Вы неправильно с ним обращаетесь. Вот!
Дьюк исправил настройку, которую нарушил Харшоу, затем вставил ролик. Никто из них не поднимал вопроса о том, работает ли еще Дьюк на Джубала или уже нет. Проектор был с адаптером для прогонки четырехмиллиметровых лент со звуковой дорожкой. Через несколько минут они уже смотрели события, которые предшествовали исчезновению пустого ящика из-под бренди.
Джубал увидел, как ящик летит ему прямо в голову и исчезает на полпути.
— Анни будет рада, что камеры ее поддержали. Дьюк, повтори-ка все в замедленном темпе.
— О'кей, — Дьюк перемотал ленту и объявил: — Одна десятая нормы.
Сцена была та же, но на этой скорости звук был бесполезен, и Дьюк его выключил. Ящик выплыл из рук Джилл и медленно поплыл к голове Джубала, а затем испарился. Но при замедленном показе было видно, что он как бы сморщился и делался все меньше и меньше, пока не исчез совсем.
— Дьюк, а еще медленней нельзя?
— Минуту Стерео не в порядке
— А что такое?
— Кто его знает! При быстром пуске все было хорошо, а при медленном эффект глубины не работает. Ящик уходит от нас очень быстро, но почему-то всегда остается ближе стены. Какой-то, надо думать, побочный эффект. Но я ведь не снимал катушку со шпинделя
— Ох, погоди-ка, Дьюк Давай посмотрим фильм, снятый другой камерой.
— Ага, понятно Это даст нам изображение под другим углом, и мы увидим все как надо, даже если я как-то испортил первую пленку. — Дьюк сменил катушки. — Я прокручу начало по-быстрому, а последнюю часть посмотрим в замедленном варианте.
— Давай!
Сцена не изменилась, изменился лишь угол, под которым велась съемка. Когда Джилл схватила ящик, Дьюк замедлил пуск, и опять они увидели, как ящик исчезает вдали.
Дьюк выругался:
— Что-то случилось со второй камерой!
— Почему ты так думаешь?
— Съемка велась сбоку, и ящик, исчезая, должен был выйти за рамки кадра. Вместо этого он удалился по прямой от нас. Вы же видели!
— Да, — согласился Джубал. — Он уходит, как и в первом случае, под прямым утлом от нас.
— Но он же не может уходить в этом направлении при съемке под разными углами!
— Что ты хочешь сказать этим «не может»? Он смог. Интересно, что бы мы увидели, воспользуйся мы радаром с допплеровским эффектом, а не камерами?
— Откуда мне знать?! Я эти камеры по винтику разберу!
— Можешь не беспокоиться.
— Но
— Дьюк, камеры в полном порядке. Что расположено под прямым утлом ко всему прочему в мире?
— Я слаб в загадках.
— Это не загадка. Ответ ты бы мог найти у мистера А. Квадрат из Страны Плоскостей, но я скажу его тебе сам. Что перпендикулярно всему прочему? Ответ: два тела, один пистолет и один ящик.
— Что за чертовщину вы несете, босс?
— Никогда в жизни я еще не выражался яснее. Ты постарайся поверить своим глазам, вместо того чтобы обвинять камеры в том, что они засвидетельствовали нечто иное, чем то, что ты ожидал увидеть. Давай-ка поглядим другие фильмы.
Новые фильмы ничего не добавили к тому, что Харшоу видел раньше. Взлетевшая к потолку пепельница вышла из кадра, но ее ленивый спуск был зафиксирован. Изображение пистолета в стереофильме бьио слишком мелким, но, насколько можно было судить, пистолет исчез, даже не шевельнувшись. Поскольку Харшоу держал пистолет в руке очень крепко, он был вполне удовлетворен опытом, если, разумеется, считать, что слово «удовлетворен» тут годится.
— Дьюк, я хочу, чтобы ты немедленно продублировал эти пленки.
Дьюк замешкался:
— Значит, я все еще работаю у вас?
— Что? Будь ты проклят! Но на кухне ты есть не будешь. Это окончательно. Дьюк, попробуй забыть свои предрассудки и выслушай меня.
— Я слушаю.
— Когда Майк просил о привилегии съесть мое старое жилистое тело, он оказывал мне великую честь, вытекающую из естественных, известных ему обычаев. Согласно тем обычаям, которые он, как сказали бы у нас, «впитал с молоком матери», это был величайший комплимент мне и одновременно скромная просьба об ответной милости. И неважно, что об этом думают в Канзасе, — Майк-то живет согласно марсианской системе ценностей.
— Я предпочитаю Канзас!
— Конечно, — согласился Джубал, — и я тоже. Но ни для тебя, ни для меня, ни для Майка этот выбор не является свободным. Практически ведь невозможно отрешиться от того, что тебе было привито в детстве. Дьюк, можешь ты вколотить в свою тупую башку, что, если бы ты был воспитан марсианами, у тебя были бы такие же представления о еде и каннибализме, как сейчас у Майка?
Дьюк затряс головой:
— Я с этим никогда не соглашусь. Конечно, в отношении многого можно сказать, что Майк не виноват в том, что его воспитали не в цивилизованных понятиях Но тут совсем другое дело, тут должен был сработать инстинкт.
— Инстинкт! Дерьмо!
— И вовсе нет! И не с «молоком матери» я впитал, что людоедство плохая штука! Я всегда знал, что это — грех, и мерзкий притом. Господи, да у меня от одной мысли о нем желудок выворачивается наизнанку
Джубал застонал:
— Дьюк, как это может быть — ты так много знаешь о машинах и ни черта о том, как сам функционируешь. Конечно, твоя мать не шептала тебе: «не кушай своих друзей, милый, это некрасиво», просто ты усвоил это со всей культурой нашего общества. И я тоже. Шуточки насчет людоедов и миссионеров, карикатуры, сказки, жуткие истории и множество всякого другого Черта с два — инстинкт! В историческом аспекте каннибализм — одно из самых распространенных явлений всех племен и народов. У твоих предков, у моих, у всех!
— У ваших вполне возможно!
— Хм Дьюк, разве ты не рассказывал мне, что в твоих жилах течет индейская кровь?
— Чего? Ах да, одна восьмая. Ну и что?
— Тогда мы оба имеем в своих генеалогических древах людоедов, но есть много шансов, что у тебя они на несколько поколений ближе к нашему времени, ибо
— Ах ты, лысый старый подо
— Остынь! Ритуальный каннибализм был обычен среди аборигенных культур Северной Америки, ты можешь найти об этом сведения в литературе. Кроме того, раз мы североамериканцы, у нас есть весьма веские шансы найти в числе своих предков кого-нибудь с примесью негритянской крови из Конго, о чем мы и не подозреваем. Так что еще и с этой стороны Но даже если бы в тебе текла чистейшая нордическая кровь (дурацкая выдумка, поскольку случаев незаконных связей куда больше, чем принято считать), но если бы это было действительно так, то подобное родство могло бы сказать нам лишь одно — от каких именно людоедов ты происходишь ибо каждая ветвь человеческой расы практиковала каннибализм. Дьюк, глупо говорить о практике, будто она «противна инстинкту», если это практика миллионов людей.
— Но Ладно, не следовало мне ввязываться с вами в спор, Джубал, вы же всегда все выворачиваете наизнанку. Но предположим, что мы все происходим от дикарей, которые ничего лучшего не знали Так что из того? Теперь мы цивилизованны. Во всяком случае — я.
Джубал ухмыльнулся:
— Намекаешь, что я не цивилизован? Сынок, если даже оставить в стороне мой твердо установившийся рефлекс против каннибализма, мешающий мне насладиться жарким, скажем, из твоей ягодицы, так вот, оставив в стороне этот рефлекс, я рассматриваю табу против людоедства как очень здоровую идею потому, что мы с тобой вовсе не цивилизованные люди.
— Это еще как?
— Если бы не было табу столь прочного, что ты веришь, будто оно инстинкт, я мог бы составить очень длинный список людей, к которым побоялся бы повернуться спиной, особенно при нынешней цене на мясо. А?
Дьюк выдавил улыбку.
— Да, я бы тоже поостерегся своей бывшей тещи!
— А как насчет нашего милейшего соседа к югу, который так небрежно относится к чужому скоту, когда начинается сезон охоты? Готов спорить, что ты и я имели бы шанс оказаться в его морозильнике. А вот Майку я верю. Майк — он цивилизован.
— Чего, чего?
— Майк цивилизован до мозга костей в марсианском понимании. Дьюк, я много говорил с Майком и знаю, что обычай, практикуемый марсианами, не исходит из правила «одна собака ест другую» или «один марсианин поедает другого». Они поедают своих близких вместо того, чтобы их хоронить, кремировать или выбрасывать стервятникам. Этот обычай формализован и полон глубокого религиозного смысла. Ни одного марсианина не убивают без его согласия. У марсиан вообще нет концепции убийства. Марсианин умирает, когда захочет, обсудив этот вопрос с друзьями и получив согласие призраков его умерших предков на присоединение к ним. Решив умереть, он так и поступает, причем делает это просто и легко, примерно как ты закрываешь глаза — нет ни насилия, ни болезней, ни снотворных таблеток. Сейчас он жив-здоров, а через минуту — уже дух. Затем его друзья поедают то, в чем он уже больше не нуждается, они его грокк, как сказал бы Майк, восхваляя его достоинства и одновременно намазывая на его мясо горчицу. Призрак, или дух, присутствует на пиршестве. Это своего рода бармицво1, или конфирмация, в процессе которой призрак приобретает статус Старейшего и, как я понял, почетного общественного деятеля.
Дьюк скорчил рожу:
— Господи, какая суеверная чушь!
— Для Майка это торжественная и радостная церемония.
Дьюк фыркнул:
— Джубал, вы же не верите в эту чепуху насчет привидений. Это всего лишь людоедство, сдобренное предрассудками.
— Знаешь, я бы так далеко не заходил. Мне тоже было бы нелегко проглотить этих Старейших. Но Майк говорит о них так, как мы говорим о прошедшем четверге. Что же касается прочего, то Дьюк, ты к какой церкви принадлежишь? — Дьюк ответил, и Джубал продолжал: — Я так и думал. В Канзасе большинство принадлежит или к ней, или к другой, столь похожей, что разница между ними лишь в названии. Скажи, как ты чувствуешь себя, когда принимаешь участие в символическом каннибализме, играющем такую важную роль в обрядах твоей церкви?
Дьюк недоумевающе уставился на Джубала:
— Что вы имеете в виду?
Джубал ответил ему невинно:
— Ты был прихожанином или только ходил в воскресную школу?
— Что? Ну, разумеется, я был прихожанином. И остаюсь им, хотя в церкви бываю редко.
— Я подумал, что ты, возможно, не удостоился такой чести. Ладно, ты догадаешься, о чем я говорю, если немного подумаешь. — Джубал встал. — Я не стану спорить с тобой о разнице в формах одного или другого ритуального каннибализма. Дьюк, у меня больше нет времени выбивать из тебя эти суеверия и предрассудки. Ты увольняешься? Если да, я лучше сам выведу тебя за ворота. Или хочешь остаться? Остаться и есть вместе с нами, которые людоеды?
Дьюк наморщил лоб:
— Думаю остаться.
— Я умываю руки. Фильмы ты видел. Если у тебя хватит сообразительности разобраться, что к чему, ты поймешь, как опасен может быть этот человек-марсианин.
Дьюк кивнул:
— Я не настолько глуп, как вы думаете, Джубал. Но я не позволю Майку выгнать меня отсюда Вы говорите, что он опасен. Но я не собираюсь гладить его против шерсти. Знаете, Джубал, этот малыш мне ведь во многих отношениях нравится.
— М-м-м И все равно, ты его недооцениваешь, Дьюк. Слушай, если ты испытываешь к нему дружеские чувства, то предложи ему стакан воды. Понял? Стань ему братом по воде.
— Хм Я подумаю.
— Только, Дьюк, не вздумай его обманывать. Если Майк примет твое предложение, он отнесется к этому с величайшей ответственностью. Он будет верить тебе беспредельно, невзирая ни на что. Поэтому не делай этого, если ты не готов верить ему так же, как он тебе, и стоять за него, как бы плохо ни повернулось дело. Или все — или ничего.
— Это я понял. Вот почему я сказал — подумаю.
— О'кей. Только думай не слишком долго. Полагаю, что события не заставят себя ждать.
Глава 14
В Лапуте, если верить Лэмюэлю Гулливеру, ни одна более или менее значительная личность не слушала и не говорила без «клайменоле», или в переводе «хлопальщика», — слуги, чья обязанность заключалась в том, чтобы хлопать по губам и ушам хозяина свиным пузырем в том случае, когда, по мнению слуги, хозяину полагалось слушать или отвечать. Без решения хлопальщика разговаривать с лапутянами правящего класса было просто невозможно.
На Марсе хлопальщики неизвестны. У марсианских Старейших потребность в них столь же мала, как у змеи в туфлях. Марсиане, живущие во плоти, могли бы ими пользоваться, но не делают этого, так как подобная концепция противоречит их образу жизни.
Марсианин, которому хочется на несколько минут или лет погрузиться в самосозерцание, просто погружается в него — и вся недолга. Друзья, которым не терпится с ним побеседовать, должны ждать. Поскольку впереди лежит вечность, причин торопиться нет, и само понятие «торопливость» в словаре марсиан аналога не имеет. «Скорость», «быстрота», «ускорение», «убыстрение» — эти и другие абстракции, имеющие отношение к структуре Вечности, конечно, есть в марсианской математике, но они неприменимы в эмоциональной сфере марсиан.
В противоположность этому стремительный поток людского бытия, брал свой исток не в математических абстракциях времени и пространства, а в неистовой настырности, определяемой сексуальной биполярностью.
На Земле система хлопальщиков развивалась медленно. Было время, когда любой суверен вершил собственный открытый суд, так что нижестоящие могли явиться пред его очи без всяких посредников. Следы этой системы сохранились и много времени спустя после того, как короли стали редкостью. Англичанин мог заорать «караул!» (хоть делалось это не так уж часто), и самые важные городские шишки открывали свои двери для какого-нибудь отставного танцора или метельщика улиц вплоть до двадцатого века. Остатки этого пережитка можно встретить и в первой и девятой поправках Конституции США, хотя в дальнейшем они были отменены соответствующими статьями Конституции Мировой Федерации.
К тому времени, когда «Победитель» вернулся с Марса, принцип свободного доступа к суверену был мертв повсюду, какова бы ни была номинальная форма правления; значение той или иной персоны определялось числом хлопальщиков, отделявших его от толпы. Их называли помощниками, личными секретарями, столоначальниками, ответственными чиновниками и тому подобными именами, но все они были хлопальщиками, ибо каждый имел право накладывать вето на всякую попытку со стороны связаться с его боссом.
Эта сеть официальных хлопальщиков дополнилась множеством лиц неофициальных, которые хлопали по ушам и губам Великого Человека без разрешения официальных хлопальщиков, используя для этого социальные контакты, черные ходы или телефонные номера, не числящиеся в телефонных справочниках. Этих неофициальных лиц звали «компаньоны по гольфу», «теневой кабинет», «лоббисты», «уважаемые государственные деятели», «пя-типроцентники» («Пятипроцентник» - посредник, бурущий за услуги пять процентов суммы заключенной сделки) и так далее. Эти неофициальные лица создавали собственные сети до тех пор, пока до них не стало так же трудно добраться, как и до самого Великого Человека, и тогда неизвестно откуда появились неофициальные лица второго порядка, изображавшие хлопальщиков для неофициальных лиц первого порядка. Имея во главе персону высшей важности, лабиринт неофициальных хлопальщиков стал столь же сложным, как и официальные фаланги, обслуживающие персону просто важную.
Доктор Джубал — почти профессиональный клоун, любитель в подрывании устоев и тунеядец по выбору образа жизни, отличался почти марсианским отношением к торопливости. Зная, что срок его жизни краток, и не обладая ни марсианской, ни канзасской верой в бессмертие души, он решил, что будет относиться к каждой краткой минуте жизни как к Вечности — без страха, без надежды, но со страстностью сибарита. Для этой цели ему требовалось нечто большее, чем бочка Диогена, но и нечто меньшее, нежели купол дворца Кубла-хана. Его поместье отличалось скромностью — всего несколько акров, огороженных от непрошеных гостей колючей проволокой под током, дом из четырнадцати комнат или около того, с секретарями и прочими современными удобствами. Поддерживая это скромное гнездышко и немногочисленный штат слуг, он старался прилагать минимум сил и получать максимальную отдачу, считая, что быть богатым проще, нежели бедным (а Харшоу хотел жить в ленивой роскоши, делая лишь то, что интересовало его самого).
Он полагал себя оскорбленным, если обстоятельства заставляли его спешить и, уж конечно, ни за что не признался бы, что в глубине души ему это нравилось.
На это утро он наметил разговор с главой высшей исполнительной власти планеты. Он знал, что система хлоальщиков делает такой разговор практически невозможным. Харшоу была отвратительна даже мысль о собственных хлопальщиках, которых он вполне мог бы иметь по своему рангу. Он сам отвечал на телефонные звонки, если оказывался рядом с аппаратом, ибо каждый звонок давал ему возможность нахамить какому-нибудь незнакомцу, осмелившемуся нарушить его покой без особой причины (в понимании Харшоу, разумеется). Он прекрасно понимал, что ситуация во Дворце правительства будет совершенно иной. Но недаром же у Харшоу были за спиной долгие годы валяния дурака и противодействия обычаям человеческого общежития. Занялся он этим делом весело, начав его сразу после завтрака.
Его имя медленно путешествовало от одного слоя хлопальщиков к другому. Харшоу относился к той немногочисленной категории весьма важных персон, которым нельзя отказать просто так. Его передавали от одного секретаря к другому, и наконец он добрался до исключительно вежливого молодого человека, который, видимо, готов был слушать сколь угодно долго, независимо от того, о чем говорил Харшоу, но никак не мог соединить его с достопочтенным мистером Дугласом.
Харшоу знал, что дела пойдут совсем иначе, если он заявит, что «Человек с Марса» находится на его попечении, но он не считал, что подобное развитие событий его устроит. Харшоу думал, что упоминание о Смите убьет всякую надежду связаться с Дугласом и в то же время возбудит бешеную энергию его подчиненных, чего он никак не хотел. Раз жизнь Какстона стояла на кону, Харшоу не мог пренебречь риском неудачи из-за какого-нибудь нерешительного или, наоборот, амбициозного холуя.
Но это мягкое сопротивление подорвало терпение Харшоу. Он наконец показал зубы:
— Молодой человек, если вы не располагаете полномочиями, соедините меня с кем-нибудь, у кого они есть. Дайте-ка мне мистера Берквиста.
Помощник внезапно потерял охоту улыбаться, и Джубал злорадно подумал, что наконец достал его. Поэтому он поднажал:
— Ну! Чего ж вы сидите? Позвоните Гилу по внутреннему телефону и скажите, что вы заставили ждать самого Джубала Харшоу.
Лицо на экране сказало деревянным голосом:
— Здесь нет мистера Берквиста.
— Меня не касается, где он. Подайте его сюда. Если вы не знаете Гила Берквиста, спросите у своего босса. Мистер Берквист — личный помощник мистера Дугласа. Если вы работаете во Дворце, то должны были видеть мистера Берквиста — лет тридцать пять, вес сто восемьдесят, рост шесть футов, волосы песочного цвета, поредевшие на лбу, много улыбается и обладает недурным набором зубов. Если вы не осмеливаетесь его беспокоить, передайте это дело своему боссу. И хватит грызть ногти! Пора двигаться!
Молодой человек произнес:
— Подождите у телефона, я узнаю.
— Конечно, подожду. Давайте-ка сюда Гила!
Лицо на экране исчезло, на его месте возник абстрактный рисунок. Чей-то голос прошептал: «Подождите завершения разговора. Время ожидания в ваш счет не включается. Пожалуйста, отдохните » Раздалась тихая музыка. Джубал уселся поудобнее и окинул взглядом свое окружение. Анни читала, скрытая от поля зрения экрана. С другой стороны сидел «Человек с Марса», которого тоже нельзя было видеть по видеофону, и смотрел стереовизор, звук которого шел через наушники.
Джубал подума , что надо бы вернуть этот г й ящик обратно в подвал.
— Что ты смотришь, сынок? — спросил он, протягивая руку и включая звук.
— Не знаю, Джубал, — ответил Майк.
Звук подтвердил опасения Джубала: Смит смотрел службу фостеритов. Пастырь читал церковные объявления: « младшая команда «Дух в действии» организует демонстрацию, так что стоит прийти пораньше и посмотреть, как летят пух и перья. Тренер нашей команды брат Хорнсби просил передать вам, что следует захватить с собой только каски, рукавицы и дубинки. В этот раз мы не пойдем громить грешников. Однако «Юные Херувимы» будут на стреме со своими походными аптечками на случай взрыва энтузиазма». Пастырь умолк и широко ухмыльнулся. «А теперь замечательная новость, дети мои. Послание от Ангела Рамзая брату Артуру Ренвику и его милой жене Дороти. Ваши мольбы услышаны, и вы вознесетесь на Небо на рассвете в четверг. Встань, Арт! Встань, Дотти! Поклонитесь!»
Камера изменила угол обзора, показывая всю конгрегацию, и наконец остановилась на «брате» и «сестре» Ренвиках. Дикие аплодисменты и вопли «Аллилуйя!». «Брат» Ренвик ответил, по-боксерски подняв сжатые руки над головой и потрясая ими в воздухе, а его жена покраснела, заулыбалась и скомканным платочком промокнула глаза.
Камера снова вернулась к Пастырю, который поднял руку, прося тишины. Он деловито продолжал: «Вечерняя церемония «В добрый путь» начнется ровно в полночь, и одновременно закроются все двери, поэтому соберитесь здесь пораньше, и пусть все увидят этот радостный праздник нашей паствы. Мы гордимся Артом и Дотти. Похоронная служба состоится после восхода солнца с завтраком для тех, кто должен быть на работе рано». Лицо Пастыря вдруг посуровело, камера наезжала на него, пока голова не заняла весь ящик. «После последней вечеринки «В добрый путь» причетник обнаружил пустую бутылку, емкостью в одну пинту, в комнате Радости, причем марки, изготовляемой грешниками. Это было и прошло. Оступившийся брат наш покаялся, заплатил семикратный штраф, отказавшись даже от положенной при уплате наличными скидки. Я уверен, что больше он не поскользнется. Но остановитесь на минуту и подумайте, дети мои, стоит ли рисковать вечным блаженством ради экономии нескольких пенсов на рукотворном мирском товаре? Всегда приобретайте тот радостный, просветленный и одобренный Церковью напиток, на этикетке которого изображен улыбающийся епископ Дигби. Не позволяйте грешникам всучить вам нечто будто бы «столь же хорошее». Наши спонсоры поддерживают нас, и поэтому они заслуживают нашей поддержки. Брат Арт, мне очень жаль, что пришлось поднять этот вопрос
— Все в порядке, Пастырь. Наливай до краев!
— в такие радостные минуты. Но нам всем надлежит помнить, что »
Джубал выключил звук:
— Майк, это совсем не то, что тебе нужно.
— Не то?
А, черт, все равно малыш когда-нибудь об этом узнает
— Ладно, смотри, только после приходи ко мне, мы поговорим.
— Хорошо, Джубал.
Харшоу хотел было добавить что-то насчет склонности Майка понимать все в буквальном смысле, но музыка в видеофоне стала стихать, потом прекратилась совсем, и экран заполнило лицо человека лет сорока, на которое Джубал тут же мысленно наклеил этикетку «коп».
Джубал пошел в атаку первым:
— Вы не Гил Берквист!
— А почему вас интересует мистер Берквист?
Джубал ответил с наигранным спокойствием:
— Мне угодно с ним поговорить. Послушайте, мой друг, вы государственный служащий?
Человек на экране замялся:
— Да, вы должны
— Ничего я вам не должен. Я гражданин этой страны, и мои деньги идут на ваше жалованье. Я потратил целое утро на то, чтобы позвонить по телефону и меня отсылают от одного тупицы с мозгом гусеницы к другому, причем все они кормятся из государственной кормушки Теперь еще вы! Сообщите мне ваше имя, вашу должность и номер платежной карточки. После этого я хочу поговорить с мистером Берквистом.
— Вы не ответили на мой вопрос.
— Бросьте, бросьте! Я не обязан отвечать. Я частное лицо, а вы нет, и вопрос, который я задал, имеет право задать любой гражданин любому государственному служащему. Смотри дело О'Келли против штата Калифорния, 1972 год. Я требую, чтобы вы назвали себя, должность, номер карточки.
Человек на экране сказал ровным тоном:
— Вы доктор Джубал Харшоу. Вы звоните из
— Так вот, значит, зачем вам потребовалось столько времени?! Это очень глупо. Мой адрес можно получить в любой библиотеке, в любом почтовом отделении, в любом телефонном справочнике. Кто я такой, знают все. Все, кто умеет читать. А вы умеете читать?
— Доктор Харшоу, я полицейский офицер и требую вашего содействия. Какова причина
— Фу, сэр! Я ведь адвокат. От гражданина можно потребовать содействия лишь при определенных обстоятельствах. Например, во время преследования преступника, но и в этом случае полицейский обязан предъявить свои документы. Разве вы преследуете преступника? Вы что, хотите прыгнуть за ним сквозь этот проклятый экран? Кроме того, от гражданина можно потребовать содействия в разумных и законных пределах во время полицейского расследования.
— В данном случае ведется именно расследование.
— Чего, сэр? Перед тем как потребовать моего содействия, вы обязаны назвать себя, удостоверить мне ваше bona fide (Искренность, честность. Здесь: честность намерений (лат.)), объявить о цели, которую вы преследуете, и — если я того пожелаю — предъявить соответствующую статью и доказать, что действительно имеет место разумная необходимость. Вы ничего этого не сделали. Я желаю разговаривать с мистером Берквистом.
У мужчины играли желваки на скулах, когда он сказал:
— Я капитан Хейнрих из Федерального бюро С.С. Тот факт, что вас соединили со мной, когда вы звонили во Дворец правительства, должен служить вам доказательством, что я именно тот, кем представился. Однако
Он вынул бумажник, открыл его и поднес к экрану. Харшоу глянул на его служебное удостоверение.
— Отлично, капитан, — пробурчал он, — а теперь объясните мне, почему вы мешаете моему разговору с мистером Берквистом?
— Мистера Берквиста сейчас нет.
— А почему же мне раньше не сказали об этом? Тогда соедините меня с кем-либо того же ранга. Я имею в виду одного из тех, кто работает непосредственно с Генеральным секретарем, как Берквист. Я не желаю, чтобы меня снова гоняли к какому-нибудь мелкому чинуше, у которого нет власти, даже чтобы утереть себе сопли. Если Гила нет, тогда, ради бога, дайте мне кого-нибудь того же ранга.
— Вы стараетесь дозвониться до Генерального секретаря?
— Совершенно точно.
— Очень хорошо. Тогда вы, может быть, объясните, что именно вам нужно от Генерального секретаря?
— А вы что, личный советник Генерального секретаря и допущены к его секретам?
— Это вас не касается.
— Нет, касается, да еще как! Как полицейский офицер, вы должны были бы это знать. Я все объясню, но лишь тому человеку, о котором мне будет известно, что он допущен к очень деликатной информации и пользуется доверием мистера Дугласа в такой мере, что может устроить мне разговор с Генеральным секретарем. Вы уверены, что я не могу связаться с мистером Берквистом?
— Совершенно уверен.
— Тогда пусть это будет кто-то равный ему по положению.
— Если это секрет, вы не имеете права разглашать его по телефону.
— Дорогой капитан, поскольку вы проследили мой вызов, вам известно, что мой телефон оборудован устройством для принятия обратного вызова связи высокой секретности.
Офицер Специальной Службы проигнорировал сказанное. Вместо этого он сказал:
— Доктор, я буду откровенен. До тех пор, пока вы не скажете, по какому делу звоните, вы ничего не добьетесь. Если вы позвоните снова, вас опять переключат на мой кабинет. Будете звонить сотню раз или целый месяц, будет то же самое. Пока вы не согласитесь с нами сотрудничать.
Джубал довольно ухмыльнулся:
— А теперь в этом больше нет надобности, поскольку вы — то ли умышленно, то ли намеренно, не знаю, — допустили ошибку насчет уговора, который будет предшествовать действиям. Я со своей стороны тоже ведь могу отключиться хоть на весь день Но теперь кодовым словом будет уже не «Берквист».
— Я не понимаю, о чем вы говорите.
— Мой дорогой капитан! Ради бога, не по телефону, даже если нас не подслушивают! Вам следовало бы знать, что я крупный специалист по философанкулистике и в этой области весьма активен.
— Как вы сказали? Повторите еще раз!
— Да неужели вы не изучали амфигуэри? (Шуточные стихи, набор бессмысленных сочетаний). Господи, сейчас ее проходят в начальных классах школы! Ладно, возвращайтесь тогда к вашим игрушкам. Мне вы больше не нужны.
Джубал отключился, поставил автоответчик на отказ от соединения на десять минут, сказал: «Пошли, ребята», — и вернулся на свое излюбленное место возле бассейна. На всякий случай Анни было приказано принести сюда белую тогу Свидетеля, Майку — находиться в пределах видимости, Мириам получила инструкции насчет телефона. Свершив все это, Джубал позволил себе расслабиться.
Он был весьма доволен собой. Джубал и не ожидал, что его сразу же соединят с Генеральным секретарем. Его вылазка открыла ему слабое место в обороне Генерального секретаря, и он надеялся, что стычка с капитаном Хейнри-хом однозначно приведет к телефонному звонку с более высокого уровня.
Если же этого не произойдет, то обмен любезностями с копом из С.С. был сам по себе удовольствием и согрел душу. Харшоу был твердо убежден, что есть ноги, самой судьбой предназначенные для того, чтобы на них наступали, дабы минимизировать нахальство бюрократов и улучшить их породу. Он сразу же обнаружил, что у капитана Хейнриха именно такие ноги.
Он очень хотел знать, долго ли протянется ожидание. Кроме того, что подготовленная им «бомба» могла и не сработать вообще, он обещал Джилл заняться судьбой Бена Какстона, а теперь его заставляло торопиться еще одно событие — пропал Дьюк.
Исчез ли он на день или ушел навсегда, Джубал не представлял. Дьюк был за ужином, но за завтракомуже отсутствовал. В штате Харшоу никто друг за другом не следил, да никому вроде и не было дела до Дьюка.
Джубал глянул через бассейн, поглядел, как Майк пытается повторить прыжок Доркас, которая только что показала высший класс, и заметил про себя, что сегодня утром он не спрашивал про Дьюка не без причины. Дело в том, что он вовсе не желал справляться у медведя, где находится Элджи (Персонажи английской детской сказки). А вдруг медведь ответил бы правду? Был лишь один способ исправить последствия собственного слабоволия.
— Майк, поди сюда!
— Да, Джубал.
«Человек с Марса» вылез из бассейна и трусцой, как преданный щенок, подбежал к Джубалу. Харшоу оглядел его и решил, что тот сейчас весит фунтов на двадцать больше, чем когда прибыл сюда и все это мускулы!
— Майк, ты знаешь, где Дьюк?
— Нет, Джубал.
Что ж, все в порядке. Парнишка врать не умеет Стой! Джубал вспомнил кошмарную манеру Майка отвечать только на точно заданный вопрос. Майк ведь и о пропавшем ящике из-под бренди тоже сказал, что не знает, где тот находится после исчезновения.
— Майк, когда ты его видел в последний раз?
— Я видел, как Дьюк шел вверх по лестнице, когда я и Джилл спускались по ней сегодня утром, в то время когда пора было готовить завтрак. — Майк с гордостью добавил: — Я помогал готовить.
— Это было в последний раз, когда ты видел Дьюка?
— С тех пор не видел, Джубал. Я прекрасно сжег тост!
— Уверен в этом. Из тебя получится превосходный муж для какой-нибудь счастливицы, если ты не поостережешься.
— О, я сжег его очень осторожно!
— Джубал!
— Да, Анни?
— Дьюк позавтракал очень рано и тут же ускакал в город. Я думала, вы знаете.
— Да, — чуть помедлив, отозвался Джубал, — только я предполагал, что он уедет после ленча.
Внезапно пришло ощущение снятой с души колоссальной тяжести. И дело вовсе не в том, что Дьюк для него что-то значит конечно, нет Он уже много лет назад решил, что ни одно человеческое существо более не станет для него близким Просто почему-то было тревожно вот и все
Интересно, какой юридический закон нарушается, если человека заворачивают перпендикулярно ко всему остальному?
Разумеется, это не убийство, раз мальчик пользовался своим средством в порядке самозащиты или дозволенной обороны другого — например, Джилл. Скорее уж тут применимы пенсильванские законы против колдовства Любопытно бы узнать, как может быть сформулировано обвинение?
А если повернуть дело под углом зрения гражданского права? Можно ли подвести то, что он, Джубал, укрывает «Человека с Марса», под статью о «соблазне, нарушающем порядок»? Да, вскоре, судя по всему, нам понадобятся новые законы. Майк уже вышиб подставку из-под ног физики и медицины, хотя, конечно, люди этих профессий и не подозревают о наступившем хаосе. Харшоу вспомнил, какой трагедией стала для многих ученых теория относительности. Они не смогли ее понять и обрушили свой гнев лично на Эйнштейна. Самое лучшее, что может сделать несгибаемая старая гвардия, — это вымереть и дать простор молодым умам.
Его дед рассказывал ему примерно то же самое о медицине, когда появилась гипотеза о микробах как причинах многих болезней. Врачи сходили с ума, называли Пастера лжецом, идиотом и еще хуже, отказываясь при этом даже подумать над доказательствами, которые их «здравый смысл» просто не принимал.
Что ж, он предвидит, что Майк вызовет куда больший переполох, нежели Пастер и Эйнштейн, вместе взятые. Это, кстати, напомнило ему
— Ларри! Где Ларри?
— Я тут, босс, — ответил ему громкоговоритель. — Внизу, в мастерской.
— «Тревожная кнопка» с тобой?
— Еще бы! Вы же велели мне даже спать с ней!
— Подскочи сюда и передай ее Анни. Анни, держи ее вместе со своей тогой.
Анни молча кивнула, а Ларри ответил:
— Сию минуту, босс, а что, отсчет времени уже начинается?
— Давай, давай, не болтай! — Джубал заметил, что «Человек с Марса» все еще стоит перед ним, неподвижный, как статуя.
Статуя? Джубал покопался в памяти. Микеланджеловский Давид! Точно — те же еще полудетские кисти рук и ступни ног, безмятежное чувственное лицо, вьющиеся, пожалуй, чуть длинноватые волосы.
— Пока все, Майк.
— Хорошо, Джубал.
Однако Майк и не думал уходить.
— Тебе что-нибудь нужно, сынок?
— Насчет того, что я видел в этом г ном ящике. Ты сказал поговорить после.
— О! — Харшоу вспомнил передачу фостеритов и поморщился: — Хорошо. Только не зови его г ным. Это стереовизор.
Майк безмерно удивился:
— Разве это не г ный говорящий ящик? Я неверно расслышал, как ты его называл?
— Нет, это действительно г ный говорящий ящик. Но ты всегда должен называть его стереовизором.
— Я буду называть его стереовизором. Но почему, Джубал, я не грокк.
Харшоу вздохнул. Опять двадцать пять! Любой разговор со Смитом кончался тем, что они сталкивались с человеческим поведением, не поддающимся логическому обоснованию, и попытки объяснить Смиту это обстоятельство занимали бесконечно много времени.
— Я сам не грокк этого, Майк, — признался он, — но Джилл хочет, чтоб ты говорил именно так.
— Я буду так делать, Джубал, раз Джилл хочет этого.
— Ну а теперь скажи мне, что ты видел и слышал и что ты из всего этого грокк!
Майк пересказал виденное и слышанное в говорящем ящике с точностью до единого слова и малейшего жеста, включая рекламные клипы. Поскольку он уже прочел почти всю энциклопедию, то познакомился с такими статьями, как «Религия», «Христианство», «Ислам», «Иудаизм», «Конфуцианство», «Буддизм» и всеми относящимися к ним вопросами. Он, однако, не грокк из этого ничего.
Джубал узнал, что:
а) Майк не понял, что служба фостеритов была религиозной церемонией;
б) Майк помнил все, что прочел о религии, но оставил этот предмет для будущей медитации, не поняв в прочитанном ни слова;
в) у Майка было весьма слабое представление о том, что такое религия вообще, хотя он мог свободно процитировать девять дефиниций этого понятия;
г) марсианский словарь не содержал ни единого слова, которое можно было бы как-то соотнести с этими дефинициями;
д) обычаи, которые Джубал описывал Дьюку как религиозные марсианские церемонии, таковыми вовсе не были — для Майка они столь же прозаичны, как поход на овощной рынок для Джубала;
е) на марсианском языке было невозможно провести границу между такими понятиями, как «религия», «наука» и «философия», а поскольку Майк думал на марсианском, он, естественно, не мог их разделить.
Для него все это было «учением» Старейших. Он никогда не слыхивал о сомнении или об «исследованиях» (для всего этого в марсианском языке слов не было). Ответы на все вопросы они получали прямо от Старейших, которые были всезнающими и всемогущими, касалось ли это погоды на завтра или космической телеологии (Идеалистическое учение о цели и целесообразности). Майк видел на Земле прогнозы погоды и считал их посланиями от человеческих Старейших тем, кто еще существовал во плоти. Примерно такой же была его концепция в отношении авторов энциклопедии «Британика». Но последним и самым худшим для Джубала было то, что Майк грокк службу фостеритов как объявление о близящейся церемонии расставания души с телом у двух людей, которые должны были присоединиться к человеческим Старейшим, — и Майка это в высшей степени взволновало.
Верно ли он грокк! Майк понимал, что его английский пока еще плох, он по незнанию делал ошибки, так как пока был еще только яйцом. Но это-то он грокк правильно? Он с нетерпением ждал встречи с человеческими Старейшими, у него к ним накопилось множество вопросов. Верно ли, что теперь эта возможность появилась? Или ему еще надо много учиться и он пока не достоин?
Джубала спас лишь удар гонга. Пришла Доркас с подносом сандвичей и кофе. Джубал ел в молчании, что вполне устраивало Смита, которого еще в детстве обучили, что трапеза — это время медитации. Джубал стремился затянуть завтрак как можно дольше, продолжая обдумывать ответы и проклиная себя, что разрешил Майку смотреть это стерео.
О, разумеется, мальчик все равно рано или поздно наткнулся бы на что-то религиозное, иначе и быть не могло, раз он собирается провести жизнь на этой идиотской планете. Но, черт побери, следовало бы все же немножко подождать, пока Майк не попривыкнет к странностям человеческого поведения И уж, конечно, не фостериты должны быть первой ласточкой в знакомстве с религиозной проблематикой.
Убежденный агностик, Джубал считал, что все религии, от анимизма бушменов Калахари до самой интеллектуализированной современной веры, стоят друг друга. Но эмоционально он к одним относился хуже, чем к другим, и одно упоминание о Церкви Нового Откровения вызывало у него скрежет зубовный.
Фостериты претендовали на полную Истину благодаря своей непосредственной связи с Небесами; их наглая нетерпимость, их манифестации и футбольные ралли, их службы, подобные торговым распродажам, — все это угнетало его. Если уж люди должны ходить в церковь, то какого черта они не делают это с достоинством, подобно католикам, квакерам или приверженцам «Христианской Науки»?
Если Бог существует (а в отношении этого вопроса Джубал соблюдал прочный нейтралитет) и если ему угодно, чтобы его почитали (допущение, которое Джубал считал маловероятным, но тем не менее возможным в свете собственного невежества), то представлялось совершенной дикостью, что Бог, сотворивший целые Галактики, мог соблазниться той собачьей чушью, которую предлагали фостериты в качестве веры.
Однако доведенная до абсурдаачестность вынуждала Харшоу признать, что фостериты и в самом деле могли оказаться носителями Истины, только Истины и ничего, кроме Истины. Вселенная была столь идиотским местечком, что известное положение, будто нечто абстрактное случайно оказалось состоящим из атомов, которые случайно соединились таким образом, который случайно оказался похожим на всеобъемлющий закон природы, причем некоторые случайно образовавшиеся формы случайно приобрели способность самосознания, и две из них случайно оказались «Человеком с Марса» и старым лысым дураком, в шкуре которого заключен Джубал, выглядело еще более невероятным, чем проповедь фостеритов.
Нет, Джубал никак не мог проглотить эту теорию случайностей, которая, однако, была весьма популярна среди людей, называвших себя учеными. Случайность никак не могла объяснить Джубалу существования Вселенной. Она не могла объяснить даже существования самой случайности, как горшок не мог объяснить существования горшка.
Что же тогда остается? «Наиболее вероятная гипотеза» не заслуживает уважения; «Бритва Оккама» (Одно из положения формальной логики, сформулированное средневековым философом Оккамом: «Не надо умножать сущности сверх необходимого») не может отсечь главную проблему — природу Разума Господня (можно назвать и так, ведь «Бог» — единственное односложное слово англосаксонского происхождения, не относящееся к числу односложных четырехбуквенных (Намек на «неприличные» односложные четырехбуквенные слова в английском словаре) и вполне подходящее для того, чтобы обозначать то, чего ты сам не понимаешь).
И вообще, есть ли какая-нибудь причина, чтобы отдать предпочтение той или иной гипотезе? Раз ты ничего не знаешь, значит, ее нет. Джубал признавал, что всей его долгой жизни так и не хватило, чтобы разобраться хотя бы в основных проблемах Вселенной.
Так что фостериты могут оказаться и правы.
Но, напомнил он себе со злостью, две вещи незыблемы: мой вкус и моя гордость. Если монополией на Истину обладают фостериты, если Небо открыто только для фостеритов, то он — Джубал Харшоу, будучи джентльменом, предпочтет ту Вечность, что наполнена воплями пытаемых и предназначена грешникам, отринувшим Новое Откровение. Если он и не мог четко различить Лик Господень, то глаз был все же достаточно зорок, чтобы подобрать себе компанию, соответствующую его вкусам А фостериты под эту мерку никак не подходили.
Джубал понимал, в чем ошибка Майка. Фостериты, «отправлявшиеся» на Небо в назначенное время, действительно внешне напоминали о той добровольной смерти плоти, которая, как Джубал не сомневался, была ширрко распространенным обычаем на Марсе. Джубал сильно подозревал, что более точным определением практики фостеритов был бы термин «убийство». Но последнее никогда не было доказано, и теперь на это почти не намекали. Фостер был первым, кого отправили «по зову» и который умер в точно назначенное время. С тех пор среди фостеритов это считалось особым отличием и высокой милостью. Уже много лет ни один прокурор не осмеливался сунуть свой нос в эти таинственные смерти.
В общем-то Джубалу это было до лампочки, хороший фостерит — это мертвый фостерит.
Но объяснить Майку это было трудно.
К чему же тянуть резину — лишняя чашка кофе все равно не спасет положения.
— Майк, кто сотворил мир?
— Прошу прощения?
— Оглянись вокруг. Все, что тебя окружает. И Марс. И звезды. Все. Тебя. Меня. Всех. Старейшие говорили тебе, кто это сделал?
Майк казался невероятно удивленным.
— Нет, Джубал.
— А сам ты думал об этом? Откуда Солнце? Кто подвесил на небе звезды? Кто создал все это? Все, повсюду, весь мир, всю Вселенную и нас, разговаривающих об этом между собой?
Джубал замолк, удивленный собственным красноречием. Он намеревался прибегнуть к обычным агностическим подходам и вдруг обнаружил, что невольно следует правилам своей профессии: будучи порядочным адвокатом, он игнорирует собственные взгляды и пытается поддержать религиозный взгляд, которого не придерживается сам, но который разделяется большинством людей. Он нашел, что вольно или невольно стал адвокатом ортодоксальных взглядов против против чего, он и сам не знал Против нечеловеческой точки зрения, должно быть.
— Как отвечают Старейшие на эти вопросы?
— Джубал, я не грокк что это действительно вопросы. Мне очень жаль!
— Как? Я не грокк ответа!
Майк помолчал:
— Я попробую но слова они неправильны. Не «поместил», не «сделал». Мир есть. Мир был. Мир будет. Вот!
— Каким был вначале, таков теперь и пребудет всегда. Мир бесконечен
Майк радостно улыбнулся:
— Ты грокк это!
— Я не грокк, — хрипло ответил Джубал, — я просто процитировал нечто сказанное одним Старейшим.
Он решил подойти с другой стороны. Бог-Демиург был не тем аспектом божественности, с которого следовало начинать: Майк не представлял себе самой идеи Создания. Джубал и сам не был уверен в правильности своего понимания, но уже давным-давно заключил с самим собой договор: постулировать создание Вселенной по четным дням, а вечной, никем не сотворенной, хватающей себя за хвост Вселенной — по нечетным, поскольку каждая из гипотез не уступала в парадоксальности своей сопернице. Лишний же день високосного года оставался на долю оголтелого солипсизма.
Решив так для себя раз и навсегда этот не имеющий ответа вопрос, он не вспоминал о нем уже в течение отрезка времени, равного жизни целого поколения.
Теперь Джубал решил объяснить религию в самом общем плане, оставляя проблему Бога и связанных с ней аспектов на потом.
Майк согласился, что Знания приходят разных размеров — от маленьких, которые даже юные согнездники могут грокк, до больших, которые только Старейшие могут грокк во всей полноте. Но попытки Джубала провести границу между большими и малыми знаниями так, чтобы «большие знания» имели бы значение «религиозных вопросов», были безуспешны. Некоторые религиозные вопросы вообще не казались Майку вопросами (как, например, «Творение»), а другие — слишком «маленькими» вопросами, ответы на которые очевидны даже для молодняка, как, например, жизнь после смерти.
Джубал оставил это и перешел к теме множественности религий. Он объяснил, что люди имеют сотни путей, которыми доставляются «большие знания», каждый из которых со своими собственными ответами и каждый претендует на их истинность.
— Что такое Истина? — спросил Майк.
(«Что есть Истина?» — спросил один римский судья и умыл руки. Джубал очень жалел, что не может поступить также.)
— Отвечаю: Истина — то, что ты говоришь правильно. Сколько у меня рук?
— Две руки. Я вижу две руки, — поправился Майк.
Анни подняла глаза от книги.
— За шесть недель я из него воспитаю Честного Свидетеля.
— Помолчи, Анни. Нам и без того трудно. Майк, ты ответил верно. У меня две руки. Твой ответ — Истина. Но, предположим, ты ответил бы, что у меня их семь.
Майк выглядел совсем несчастным.
— Я не грокк, как бы я мог дать такой ответ.
— Да, я не думаю, что ты мог бы так сказать. Ты бы ответил неверно, если бы поступил так. Твой ответ тогда не был бы Истиной. Но, слушай меня внимательно, Майк, каждая религия претендует на истинность, претендует на то, что говорит правильно. Однако их ответы так же различаются между собой, как две руки и семь рук. Фостериты говорят одно, буддисты — другое, мусульмане — третье. Ответов много, и все они разные.
Майк, судя по всему, делал гигантские усилия, стараясь понять.
— Все говорят верно? Джубал, я не грокк.
— Я тоже.
«Человек с Марса» выглядел очень встревоженным, потом вдруг заулыбался:
— Я попрошу фостеритов спросить ваших Старейших, и тогда мы все узнаем, мой брат. Как мне сделать это?
Через несколько минут Джубал, к своему полному неудовольствию, обнаружил, что пообещал Майку организовать интервью с кем-нибудь из церковных шишек. Ему не удалось поколебать убежденность Майка в том, что фостериты имеют контакт с человеческими Старейшими. Трудность заключалась в том, что Майк не мог понять, что такое ложь, — дефиниции понятий «ложь» и «фальшь» вошли в его сознание без того, чтобы он их грокк. Ошибиться, сказав что-то не то, можно было, с его точки зрения, только в силу какой-то невероятной случайности.
Поэтому церковную церемонию фостеритов он принял за Истину.
Джубал пробовал объяснить ему, что все человеческие религии претендуют на общение со Старейшими, но тем не менее их ответы не совпадают.
Майк высказал определенную тревогу:
— Джубал, мой брат, я пытаюсь но я не грокк, как может быть неверно сказано. У моего народа Старейшие всегда говорят верно. Мой народ
— Погоди-ка, Майк
— Прошу прощения?
— Когда ты сказал «мой народ», ты говорил о марсианах? Майк, но ведь ты не марсианин. Ты — человек.
— А что такое «человек»?
Джубал даже застонал. Майк, безусловно, мог бы привести правильную дефиницию из словаря. Он никогда не задавал вопросов, чтобы подразнить собеседника. Он всегда жаждал информации и сейчас ожидал, что Джубал снабдит его ею.
— Я — человек, ты — человек, Ларри — человек.
— А Анни — не человек?
— Гм Анни — человек, только женский Женщина.
— Спасибо, Джубал
— Заткнись, Анни!
— Ребенок — человек? Я видел картинки и в г ном ящи , в стереовизоре. Ребенок не имеет облика Анни а у Анни форма другая, чем у тебя А у тебя другой облик, чем у меня Но ребенок — это ребячий человек, да?
— Гм да, ребячий человек.
— Джубал, я думаю, я грокк, что мой народ — марсиане — они тоже человеки. Человек, он грокк. Верно я говорю?
Джубал решил подать заявление о выходе из философского общества и заняться вязанием. Что такое грокк? Он сам уже чуть ли не ежечасно пользовался этим словом, но грокк его не мог. А что такое «человек»? Двуногое существо без перьев? Образ Божий? Или случайный результат борьбы за существование наиболее приспособленных в самом приземленном значении этого слова? Наследник Смерти и Налогов? Марсиане, казалось, победили смерть, и, видимо, у них не было денег, собственности, производства в человеческом понимании, а значит, не могло быть и налогов.
Да, мальчик прав. Форма не имеет значения при определении понятия «человек», как не важна бутылка, в которую налито вино. Человека можно даже вынуть из этой бутылки, как того бедолагу, чью жизнь русские «спасли», поместив его мозг в стеклянный контейнер и опутав проводами, как телефонную станцию. Боже, какая жуткая шутка! Интересно, сумел ли этот бедняга сам оценить ее?
Но чем, с точки зрения марсианина, человек отличается от других животных? Может ли раса, умеющая левитировать (и бог знает еще что), испытывать уважение к машинам? Если так, то что для них Асуанская плотина в сравнении с тысячами миль кораллового рифа? Человек способен к самопознанию? И обобщениям? Чистой воды бахвальство — ведь невозможно доказать, что кит или секвойя не являются философами и поэтами невиданной на Земле силы
Есть лишь одна сфера, где человек не имеет соперников. Он доказал свою неистощимую изобретательность в том, как убивать, порабощать, подавлять, и нашел тысячи способов со все возрастающей эффективностью делать жизнь других людей непереносимым бременем. Человек — самая мрачная насмешка над самим собой. Ведь основой юмора является
— Человек — животное, которое смеется, — сказал Джубал.
Майк подумал:
— Значит, я не человек.
— Как?
— Я не смеюсь. Я слышал смех, но он меня напугал. Потом я грокк, что он не приносит боли. Я старался научиться — Майк закинул голову и издал ужасное карканье.
Джубал заткнул уши:
— Перестань!!!
— Ты слышал? — печально согласился с ним Майк. — Я даже воспроизвести его не могу. Значит, я не человек.
— Минутку, сынок. Ты просто еще мало знаешь и у тебя ничего не получится, если ты станешь подражать. Но ты засмеешься, обещаю тебе. Если ты поживешь с нами достаточно долго, то однажды ты откроешь, как мы смешны, и засмеешься
— Засмеюсь?
— Обязательно. Не беспокойся, это придет само собой. Еще бы, даже настоящий марсианин захохочет, когда он грокк нас.
— Я буду ждать.
— А пока ждешь, не сомневайся, что ты человек. Ты человек. Человек, рожденный женщиной и рожденный для мук и когда-нибудь ты грокк во всей полноте и захохочешь, ибо человек — это животное, которое смеется над собой. Насчет же твоих марсианских друзей я не знаю, но грокк, что они тоже «человек».
— Хорошо, Джубал.
Джубал уже полагал интервью оконченным и чувствовал облегчение. Он никогда еще не испытывал подобного стыда, никогда, с того самого далекого дня, когда отец (с порядочным опозданием) объяснил ему, что все: и птицы, и пчелы, и цветы — все они
Но «Человек с Марса» еще не закончил.
— Джубал, мой брат, ты спрашивал меня: «Кто построил Мир?» У меня не было слов, потому что я не мог грокк вопрос правильно. Я все время искал эти слова.
— Ну и
— Ты сказал мне: «Бог создал Мир».
— Нет, нет, — запротестовал Джубал, — я сказал, что, хотя религии и расходятся по многим вопросам, большинство из них утверждает, что Бог создал Мир. Я сказал тебе, что не грокк этого во всей полноте, но что слово «Бог» — это то слово, которым они все пользуются.
— Да, Джубал, —дсказал Майк. — Слово «Бог»! — И добавил: — Ты грокк
— Должен признаться, что я не грокк.
— Ты грокк, — твердо повторил Майк. — Я понял. У меня не было слов. Ты грокк. Анни грокк. Я грокк. Травы под моими ногами грокк в своей счастливой прелести. Но у меня не было слов. Слово — «Бог».
— Давай дальше.
Майк торжествующе указал на Джубала:
— Ты - БОГ!
Джубал хлопнул ладонью по щеке:
— О Иисус! Что я наделал! Слушай, Майк, успокойся! Ты меня не так понял! Я сожалею, горько сожалею, что так вышло! Забудь все, что я сказал, мы как-нибудь потом обговорим по новой. Но
— Ты есть бог, — убежденно повторил Майк. — Тот, кто грокк, Анни — бог. Я — бог. Счастливые травы — бог. Джилл, которая всегда грокк в своей безмятежной красоте. Джилл — бог. Все творят форму, радуются и создают вместе — Он прокаркал что-то на марсианском.
— Ладно, Майк. Все это может подождать. Анни, ты запомнила?
— Можете поручиться, босс.
— Запиши. Я поработаю над этим позже. Так я это не брошу. Я должен. — Джубал взглянул на небо и воскликнул: — О боже! Все в Генеральныо штаб! Анни! Проверь, верно ли поставлен указатель тревоги, и палец на кнопку! Может быть, они направляются не сюда.
Он опять взглянул на небо, на котором ясно были видны две машины, летевшие с юга.
— Боюсь, это они. Майк, немедленно в бассейн! Помни, что я тебе сказал — в самую глубокую часть, замереть и не выходить, пока я не пришлю Джилл к тебе.
— Хорошо, Джубал.
Майк быстрыми шагами достиг бассейна, прыгнул в него и исчез. Колени выпрямлены, носки вытянуты, ступни сложены вместе.
— Джилл! — позвал Харшоу. — Нырни и вылезай на берег. Ларри — то же самое. Если кто-то наблюдал за нами, я их запутаю — сколько людей вошло в бассейн и сколько вышло. Доркас! Выйди из воды, потом снова нырни. Анни! Нет, у тебя сигнал тревоги.
— Я могу надеть тогу и сесть на берегу. Босс, вы хотите, чтобы между сигналом и нажатием кнопки был какой-то промежуток?
— Да, тридцать секунд. Если они сядут, надевай тогу Свидетеля, а палец на кнопку. Потом подожди, когда я позову тебя к себе, и жми!! Боюсь, кричать «волки!» напрасно. — Он посмотрел из-под ладони. — Один из них опускается вид у него типичного «черного ворона». Ох, черт, а ведь я надеялся, что они начнут переговоры!
Первая машина сделала разворот и стала опускаться прямо на цветник, окружавший бассейн. Вторая продолжала описывать круги на небольшой высоте. Машины были полицейского образца, рассчитанные чуть ли не на целый взвод, с маленькой стилизованной эмблемой Федерации на борту.
Анни пристроила передатчик на траве, быстро натянула тогу, подняла передатчик и положила палец на кнопку. Дверца первой машины открылась сразу же, как только колеса коснулись земли, и Джубал кинулся к ней с безумной смелостью пекинеса. Когда из машины показался человек, Джубал завопил:
— Уберите эту вонючую кучу железа с моих роз!
— Джубал Харшоу? — осведомился человек.
— Прикажите вашему кретину поднять эту металлическую бочку и отвести ее прочь! Прочь с цветника на траву! Анни!
— Иду, босс.
— Джубал Харшоу, у меня ордер
— Мне плевать, какой у вас там ордер! Хоть на английского короля! Уберите это г с моих цветов! А затем я, черт бы вас побрал, подам в суд на ваши действия — Джубал наконец взглянул на офицера, как будто увидев его впервые. — А-а это вы! — процедил он с глубоким презрением. — Вы родились идиотом или специально учились на него? А этот олух в форме, где он-то учился водить машину?
— Будьте добры, ознакомьтесь с ордером. — Капитан Хейнрих говорил с нарочитым спокойствием. — А потом
— Вы сначала уберите эту тачку с моей клумбы, или я предприму действия в защиту моих прав, которые будут вам стоить пенсии!
Хейнрих заколебался.
— Сию же минуту, — кричал Джубал, — прикажите этим болванам, чтобы они уносили свои сапожищи отсюда! Вон тот идиот с коровьими зубами стоит на получившей приз Элизабет М. Хьюитт!
Хейнрих обернулся:
— Ребята, вы там поосторожнее с розами! Паскин, сойди с клумбы! Роджерс! Подними машину и сядь на лужайку подальше от цветника. — Он опять повернулся к Харшоу: — Это вас удовлетворит?
— Если он уберется но вам все равно придется оплатить убытки! Покажите мне ваши документы! И покажите их Честному Свидетелю, а потом громко и четко объявите ваше имя, звание, организацию и номер платежной карточки.
— Вы знаете, кто я такой. У меня ордер
— А у меня — право всадить в вас кое-что из дробовика, если вы не будете действовать по закону и в установленном порядке. Мне неизвестно, кто вы такой! Вы похожи на того зануду, которого я видел по видеофону, но я не обязан вас узнавать! Вы должны доказать мне, кто вы есть, и сделать это в установленном порядке, смотри Свод Законов, параграф 1602, статья 2; все это следует делать до того, как вы предъявите ордер. И то же самое относится вон к тем гориллам, а также к тому паразиту, который водит вашу машину.
— Все они полицейские офицеры, действующие по моему приказу.
— Мне неизвестно, кто они такие. Может быть, они приобрели свои клоунские костюмы в костюмерной — они на них сидят безобразно. Следуйте букве закона, сэр! Вы вломились в мой дом, который мой замок! Вы утверждаете, что вы полицейский офицер, и вы утверждаете, что у вас есть ордер, оправдывающий это вторжение. Но я заявляю, что вы просто бродяги, нарушившие границы частного владения, и буду считать так, пока вы не докажете противного. Я могу во исполнение своих суверенных прав даже применить против вас силу, чтобы удалить вас отсюда, чем я и воспользуюсь ровно через три секунды.
— Я бы вам не советовал.
— А кто вы такой, чтобы давать мне советы? Если я буду ранен при попытке выполнить свой долг гражданина, ваше поведение будет расценено как незаконное нападение с применением смертоносного оружия, если те штуки, которые носят ваши ослы, действительно пистолеты, которыми они мне кажутся. Вы нарушаете, друг мой, и уголовный, и гражданский кодексы, и я за это с вас шкуру спущу! — Джубал вытянул свою морщинистую руку и сжал кулак. — Пошли прочь с моей земли!
— Успокойтесь, доктор. Мы поступим по-вашему.
Хейнрих побагровел, но старался говорить спокойно.
Он предъявил удостоверение, на которое Джубал глянул очень бегло, а затем отдал Хейнриху, который предъявил его Анни. Затем он объявил свое имя, сказал, что он капитан полиции из Федерального бюро Специальной Службы, и назвал код платежной карточки. Один за другим все полицейские и водитель прошли эту издевательскую процедуру, повинуясь приказу Хейнриха, отдавшего его с окаменевшим от гнева лицом. Когда это кончилось, Джубал вежливо произнес:
— А теперь, капитан, чем я могу быть полезен вам?
— У меня есть ордер на арест Гилберта Берквиста, в котором поименована эта местность, эти строения и окрестности.
— Покажите мне его, а потом предъявите Честному Свидетелю.
— Хорошо, покажу. У меня есть аналогичный ордер на арест Джиллиан Бордмен.
— Кого, кого?
— Джиллиан Бордмен. Обвинение — похищение.
— Боже!
— И еще на Гектора С. Джонсона и еще на Валентайна Майкла Смита и еще один лично для вас, Джубал Харшоу.
— Меня? Неужели опять налоги?
— Нет. Соучастие в разных делах а также как важного свидетеля по другим. Кроме того, я бы лично предъявил вам обвинение в сопротивлении закону, если бы имеющийся ордер не делал это излишним.
— Бросьте, бросьте, капитан! С той минуты, как вы предъявили свои удостоверения и стали вести себя, как то следует по закону, я со своей стороны был в высшей степени вежлив и готов служить по мере сил. Так будет и дальше. Конечно, я все равно подам в суд на вас и ваше непосредственное начальство, а также на правительство за противоправные действия до того и я буду и дальше использовать все имеющиеся у меня права и ресурсы, если вы снова совершите такие деяния. М-м-м ну и списочек же у вас! Понимаю, почему вы захватили еще один «воронок». Но постойте, тут что-то непонятное Эта как ее миссис Баркман я вижу, ей вменяется в вину похищение некоего Смита. А в другом ордере Смит обвиняется в побеге из заключения Я ничего не понимаю.
— Все верно. Он бежал, а она его похитила.
— А не кажется ли вам, что это обвинение несколько Оба документа А на каком основании он был задержан? В ордере об этом не сказано.
— Откуда, черт возьми, мне знать! Бежал, и все тут. Он беглец.
— Господи, помилуй! Я полагаю, что предложу им обоим свои услуги в качестве адвоката. Любопытное дельце Если допущена ошибка или ошибки, это может привести к самым неожиданным последствиям.
Хайнрих холодно осклабился:
— Это будет несколько затруднительно. Вы ведь тоже будете в тюряге.
— О, совсем недолго, я думаю. — Джубал повысил голос и повернулся лицом к дому: — Я надеюсь, что среди слушающих нас есть и судья Холланд, который, вероятно, сочтет уместным применить процедуру habeas corpus для всех нас. А если Ассошиэйтед Пресс имеет поблизости курьерскую машину, можно будет срочно вручить эти документы кому следует.
— Как ты был, так и остался скользким стряпчим, Харшоу!
Глава 15
Валентайн Майкл Смит проплыл сквозь мутную воду к глубокой части бассейна, пробрался под выступающий трамплин для прыжков и уютно устроился на дне. Он не знал, зачем его собрат по воде приказал ему спрятаться. Впрочем, не знал он и того, что прячется. Джубал сказал, как ему следует поступить, и он должен оставаться в этом месте, пока за ним не придет Джилл. Этого было достаточно.
Он свернулся, выпустил из легких воздух, проглотил язык, закатил глаза и замедлил работу сердца. Словом, он почти что умер во плоти, исключая то, что с телом своим он не распростился. Он решил растянуть свое ощущение времени так, чтобы секунды тянулись как часы, поскольку для медитации у него было достаточно материала.
Ему опять не удалось достичь истинного понимания — взаимного слияния разумов, чтобы грокк, которое должно существовать между братьями по воде постоянно. Он знал, что причина неудачи лежит в нем, что она вызвана неверным использованием этого странного многозначного человеческого языка и что эта ошибка очень огорчила Джубала.
Он знал также, что его собратья-люди могут переносить сильное эмоциональное напряжение без особого вреда, но тем не менее остро переживал то, что причинил Джубалу такое огорчение. Ему-то самому казалось, что он наконец грокк самое трудное земное слово. Наверное, ему надо было быть более осторожным, ибо еще в начале обучения под руководством его собрата по воде Махмуда он открыл, что длинные человеческие слова имеют гораздо меньше значений, чем короткие, которые были скользкими и меняли смысл без всяких правил. Во всяком случае, ему показалось, что он так грот. Короткие слова были все равно что попытка поднести воду ко рту на лезвии ножа.
А это было очень короткое слово.
Смиту и теперь казалось, что он правильно грокк английское слово «Бог». Ошибка произошла при попытке подобрать к нему другие слова. Концепция была такая простая, такая основополагающая и важная, что даже ребятня из Гнезда могла бы объять ее на марсианском, конечно. Проблема заключалась в том, чтобы найти человеческие слова, которые позволили бы ему говорить верно, быть уверенным, что он правильно расположил их и они полностью соответствуют тому, что он сказал бы на родном языке.
Он подивился, что возникла трудность в формулировании этого общеизвестного положения Возможно, ему следовало спросить человеческих Старейших, как выразить это, а не пытаться самому справиться с множеством ускользающих значений. Если так, то придется подождать, пока Джубал организует такую встречу. Ведь он пока еще только яйцо.
Он ощутил мимолетное огорчение от того, что ему не досталась привилегия присутствовать при прощании с плотью брата Арта и брата Дотти.
После этого он занялся повторением Вебстерского нового международного словаря английского языка, третье издание, опубликованного в городе Спрингфилде в Массачусетсе.
Откуда-то издалека к Смиту пришло пробудившее его смутное ощущение, что его собратьям по воде грозит опасность. Он остановился между словами «Шербаха» и «Шербет», чтобы обдумать это. Должен ли он покинуть Воду Жизни, чтобы присоединиться к ним, грокк вместе с ними и разделить их тяготы? Дома такого вопроса не могло возникнуть: тяготы разделялись в радостном единении.
Но Джубал велел ему ждать.
Он перебрал слова Джубала, сверяя их с другими словами английского языка, чтобы увериться, что он грокк. Нет! Он грокк верно. Он должен ждать, пока к нему не придет Джилл.
И все же ему стало так неуютно, что он не мог заставить себя вернуться к охоте на слова. И тогда ему пришла мысль, наполнившая его такой радостной решимостью, что он вздрогнул бы, будь его тело пригодно для этого в данный момент.
Джубал приказал ему спрятать свое тело под водой и оставить его там, пока не придет Джилл. Но разве Джубал говорил, чтобы он сам остался ждать Джилл?
Смиту потребовалось много времени, чтобы обдумать это, зная, что ускользающее значение английских слов может легко вызвать ошибочные действия. Он решил, что Джубал не приказывал ему оставаться обязательно вместе с телом И это открывало перспективу выхода из греховного бездействия и позволяло разделить тяготы собратьев.
И Смит решил прогуляться.
Он сам поражался своей смелости, так как хотя он и проделывал это раньше, но никогда не делал этого «соло». Всегда с ним был Старейший, который присматривал за ним, заботился, чтобы тело Смита было в безопасности, чтобы он сам не потерял ориентации, и всегда оставался рядом, пока Смит не возвращался в свое тело.
Сейчас Старейшего, чтобы помочь ему, не было, но Смит был уверен, что сможет проделать все и один, да еще так, чтобы его Учитель преисполнился гордости за него. Он по очереди проверил каждый член, дабы увериться, что они не понесут ущерба во время его отсутствия, а затем покинул тело, оставив там небольшую часть себя в качестве сторожа.
Он оказался на краю бассейна; Смит старался вести себя точно так же, как если б тело сопровождало его и оберегало от потери ориентации, от потери направлений, ведущих к бассейну и к его телу, ко всему материальному, чтобы не оказаться вдруг в неведомых пределах, откуда нет пути обратно.
Смит огляделся.
Только что в цветнике приземлилась машина, и существа, попавшие под ее колеса, стонали и жаловались на боль и унижения. Было ли это той бедой, которую он предчувствовал? Трава ведь предназначалась для того, чтобы по ней ходили, а цветы и кусты — нет и с ними поступать так было скверно.
Нет, тут скверны было куда больше. Из машины вышел человек, его нога еще не коснулась земли, а к нему уже бежал Джубал. Смит чувствовал тот заряд гнева, который швырнул Джубал в этого человека, заряд был такой бешеной силы, что, случись это на Марсе, оба марсианина уже лишились бы своей плоти.
Смит отметил это как нечто, о чем следовало подумать позже, и если это окажется переломной точкой необходимости, то и решить, должен ли он оказать помощь своему брату. Потом он посмотрел на остальных.
Доркас как раз выходила из бассейна. Она была встревожена, но не сильно; Смит ощущал ее полное доверие к Джублу. Ларри стоял на краю, он тоже только что вылез из воды, стекавшие с него капли еще висели в воздухе. Ларри был в восторге — его доверие к Джубалу было безмерно. Около него стояла Мириам — ее настроение занимало среднее положение между настроениями Ларри и Доркас. Неподалеку находилась Анни, одетая в длинную белую одежду, которую она сегодня носила повсюду с собой. Смит не совсем понимал ее настрой — он чувствовал в ней ледяное несгибаемое самообладание Старейших. Это удивляло его. Анни всегда была мягкой, доброй, исполненной дружеской теплоты.
Он видел, что Анни пристально наблюдает за Джубалом и готова прийти ему на помощь. И Ларри тоже и Доркас и Мириам В приливе горячей симпатии Смит осознал, что все они братья Джубал а по воде, а потому и его, Смита. Это освобождение от оков слепоты так потрясло его, что он чуть не потерял точку опоры. Успокоившись, он вознес им хвалу и благодарность — по очереди, одному за другим.
Джилл держала руку на бортике бассейна, и Смит понял, что она недавно ныряла, чтобы проверить, в безопасности ли он. Он чувствовал ее присутствие, когда она подплывала к нему Но теперь он знал, что она беспокоится не только за него. Джилл ощущала и другую, еще более острую тревогу, тревогу, которая не рассеялась знанием того, что ее брат в безопасности и укрыт Водой Жизни. Это очень взволновало Смита, и он подумал, не подойти ли к ней, не дать ли понять, что он с ней и разделяет ее бремя.
Он бы так и поступил, если бы не слабое сознание своей вины: Смит все же не был уверен, что Джубал захочет, чтобы он бродил тут, пока тело его лежит в бассейне. Смит нашел компромиссное решение, сказав себе, что разделит с ними их невзгоды и даст знать, что он с ними, если это будет необходимо.
Потом Смит оглядел мужчину, выходящего из машины, ощутил его эмоции, отшатнулся от омерзения, но заставил себя изучить их тщательно и детально.
В специальном футляре на поясе этот человек носил пистолет.
Да, Смит был уверен, что это пистолет. Он проанализировал его внимательно, сравнив с пистолетами, которые видел ранее, сверив с описаниями пистолетов в Вебсте-ровском новом международном словаре английского языка, третье издание, опубликованном в Спрингфилде, Массачусетс.
Да. Это был пистолет — не только по форме, но и по тому ощущению скверны, которое исходило от него и пронизывало насквозь. Смит заглянул в ствол пистолета, понял, как он функционирует, и Зло глянуло на Смита из глубины ствола.
Может быть, его следует повернуть и отправить куда-то, чтобы он унес с собой и присущую ему скверну? Совершить это сейчас, пока человек не вылез из машины? Смит чувствовал, что это обязательно следует сделать Но Джубал велел ему не поступать так с пистолетом, пока сам Джубал не скажет, что пора.
Теперь он знал, что точка перелома в развитии необходимости наступила Но решил, что ему следует балансировать на этом острие, пока он не грокк всего. Была ведь и такая возможность, что Джубал, дабы не дать ему совершать неверных шагов, зная, что перелом наступает, послал его под воду.
Ему следовало ждать Но он будет зорко следить за этим пистолетом. Обычное зрение его теперь не ограничивало, и он мог при желании видеть одновременно все происходящее вокруг. Поэтому, продолжая наблюдать за мужчиной и его пистолетом, он проник в машину.
Сколько же здесь Жестокости и Зла! Он даже не предполагал, что их может быть так много. Там были еще люди, и все они, кроме одного, готовились мгновенно выскочить из дверей. От их мыслей исходил запах, как от стаи кхагов, почуявших беззаботную нимфу И каждый из них держал в руках нечто источавшее Зло и Свирепость.
Как он говорил Джубалу сегодня, Смит знал, что форма никогда не может служить главной, определяющей чертой сущности. Было необходимо, не обращая внимания на форму, проникнуть вглубь, в сущность, чтобы грокк. Его собственный народ проходил через пять видимых форм: яйцо, нимфа, молодняк, взрослые и Старейшие, которые вообще формы не имели. Но сущность Старейших была заложена уже в яйце.
То, что эти люди держали в руках, походило на пистолеты, но Смит не стал руководствоваться догадкой, он рассмотрел их со всей тщательностью. Они были куда больше, чем те, что он видел раньше, форма тоже была другая, отдельные детали — тоже.
И все равно — это были пистолеты.
Он скрупулезно проверил все еще раз. Да. Это были пистолеты.
У человека, сидевшего тихо, тоже был пистолет, только маленький.
В машину были встроены два невероятно больших пистолета, помимо каких-то еще вещей, которых он не грокк, но почуял в них скверну.
Смит обдумал возможность развернуть машину со всем ее содержимым и выбросить из этого пространства. Но вдобавок к воспитанному жизнью предубеждению к потере пищи, он знал, что не грокк происходящего, а тогда лучше идти постепенно, медленно, тщательно наблюдая, чтобы затем помочь и разделить остроту момента, следуя указаниям Джубала. А если правильное решение заключается в том, чтобы оставаться пассивным, то вернуться к своему телу, когда острота пройдет, и позже обсудить с Джубалом все, что произошло.
Он вышел из машины. Наблюдал, слушал, ждал.
Первый, который вышел из машины, говорил с Джубалом о вещах, которые Смит мог только отложить в сторону, «на потом». Грокк он их не мог — они лежали за пределами его опыта. Другие люди тоже вышли из машины и разошлись в стороны. Смит распространил свое внимание на всех и продолжал следить за ними. Машина поднялась, подалась назад и снова остановилась, что позволило тем существам, которые машина придавила, вздохнуть спокойно. Смит хорошо грокк их и старался успокоить кипевшую в них обиду.
Потом первый мужчина отдал Джубалу какие-то бумаги. Затем показал их Анни. Смит прочел их вместе с ней. Он ощутил, что слова и их сочетания были связаны с людскими ритуалами Лечения и Порядка. Поскольку он ознакомился с такими ритуалами лишь в библиотеке Джубала, он даже не попробовал грокк эти бумаги. Тем более что Джубала они, видимо, не волновали — Зло находилось где-то вне их. Смит был в восторге, что отыскал свое человеческое имя в двух бумагах сразу. Он всегда извлекал какое-то странное удовольствие, читая свое имя, как будто он находился одновременно в двух местах, что было, разумеется, невозможно — таким свойством владели одни Старейшие.
Джубал и тот, что первым вышел из машины, подошли к бассейну, Анни следовала за ними по пятам. Смит изменил свое ощущение времени так, чтобы позволить им двигаться быстрее, однако протяженность времени была достаточна, чтобы продолжать одновременно следить и за остальными. Двое из этих остальных держались рядом с группой, шедшей к бассейну.
Первый мужчина остановился около друзей Смита, стоявших у бортика, оглядел их, вынул из кармана фотографию, посмотрел на нее и перевел глаза на Джилл. Смит ощутил, как в ней поднимается волна страха, и приготовился. Джубал велел ему: «Защищай Джилл. Не беспокойся о потере пищи. И вообще ни о чем другом не беспокойся. Только защищай Джилл».
Он и так в любом случае защитил бы Джилл, даже рискуя совершить ошибку. Но чувствовать поддержку Джубала было очень важно: ум Смита был спокоен, его не терзали никакие сомнения.
Когда первый мужчина указал на Джилл, и двое, шедших по бокам, двинулись к ней со своими пистолетами высокого накала Зла, Смит потянулся к ним через своего Doppelganger (Двойник (нем.)) в другом пространстве и придал каждому тот небольшой поворот, который вызывает падение за пределы.
Первый мужчина уставился на то место, где только что стояли те двое, потянулся было за пистолетом и тоже исчез
Остальные четверо пытались сомкнуть кольцо. Смит не стремился развернуть их, Смит знал, что Джубал будет рад, если он просто остановит их. Но остановить материальную вещь, даже если это пепельница, — большая работа, а Смит был без тела. Старейшие, конечно, справились бы с такой задачей, Смиту же приходилось делать лишь то, что он должен был делать и что он мог.
Четыре легких, почти незаметных прикосновения — и они исчезли. Он ощутил острую скверну, исходившую от машины на земле и того, кто сидел в ней, грокк быстрое решение — и машина исчезла вместе с пилотом.
Он почти упустил из виду вторую машину, патрулировавшую воздух. Он было уже расслабился, когда почуял, что скверна растет, и взглянул вверх. Вторая машина шла на посадку.
Смит растянул время до предела своих возможностей, приблизился к машине в воздухе, детально обследовал ее, грокк, что она доверху набита скверной После чего она тоже ушла в Никуда. Потом он вернулся к своим. Его друзья казались очень взволнованными. Доркас плакала, Джилл обнимала ее за плечи и утешала. Анни была единственной, кто оказался свободным от эмоций, бушевавших вокруг Смита. Но опасность ушла, ушла целиком, вместе со всеми бедами, которые пробудили его и вызвали из состояния медитации. Доркас — он знал это — излечится с помощью Джилл очень быстро: Джилл грокк боль полностью и мгновенно.
Встревоженный бурными всплесками их эмоций, не уверенный, что он действовал в опасной точке во всех отношениях верно, и тем, что Джубал мог так грокк, Смит решил, что сейчас в нем тут больше не нуждаются. Он скользнул в бассейн, нашел свое тело, грокк, что оно такое же, каким он покинул его, и проник внутрь.
Он рассматривал минувшие события как точку перелома. Однако они были еще слишком свежи, а он по-настоящему еще не был готов объять их, еще не был готов восславить и лелеять тех людей, которых принужден был удалить. Вместо этого он с радостью вернулся к той задаче, над которой трудился раньше «Шербет» «Шерсть» «Шерстистый»
Он дошел до слова «Щелок» и уже готовился рассмотреть следующий за ним «Щелчок», когда почуял приближение Джилл. Он высвободил язык и приготовился, зная, что его брат Джилл не может оставаться под водой долго без неприятных ощущений.
Когда она прикоснулась к нему, он взял ее лицо в обе ладони и поцеловал. Это была шутка, которой он научился недавно и еще не грокк во всей полноте. В поцелуе было ощущение близости, порождаемое ритуалом разделения воды. Но в нем было еще нечто нечто такое, что хотелось грокк до самого конца.
Глава 16
Джубал не стал ждать, пока Джилл извлечет свое странное дитя из бассейна; он распорядился дать Доркас успокоительное и поспешил в свой кабинет, оставив Анни объяснять (или не объяснять) события последних десяти минут.
— Первая!! — крикнул он через плечо, уходя к себе.
Мириам догнала его.
— Должно быть, я первая, — сказала она, задыхаясь, — но, босс, что, во имя
— Ни слова, девочка!
— Но, босс
— Замри, я сказал! Мириам, через неделю от сего дня мы спокойно сядем, и Анни расскажет нам, что произошло. Но сейчас нам начнут трезвонить все знакомцы и незнакомцы, из всех дыр полезут репортеры, а мне необходимо успеть сделать несколько срочных вызовов. Неужели же ты окажешься из того сорта женщин, что падают в обморок именно тогда, когда в них больше всего нуждаются? Кстати, запиши, что следует сделать вычет из жалованья Доркас за время, проведенное в истерике.
Мириам возмутилась:
— Босс, только попробуйте это сделать, и мы все как одна уволимся!
— Чушь!
— А вы прекратите придираться к Доркас! Да я бы и сама впала в истерику, если бы она меня не опередила. — И добавила: — Знаете, устрою-ка я ей сейчас, пожалуй
— Попробуй только, — ухмыльнулся Харшоу, — и я тебя отшлепаю. Ладно уж, дадим Доркас премию за дежурство в условиях кризиса. Да, пожалуй, выпиши премии всем. И мне в первую очередь. Уж я-то ее заработал.
— Ладно! А вам-то кто будет ее выплачивать?
— Налогоплательщики. Мы изыщем возможность урезать А, черт!
Они вошли в кабинет. Телефон уже трезвонил вовсю. Джубал уселся в кресло и нажал клавишу.
— Говорит Харшоу. А вы кто такой, черт вас побери?
— Бросьте, док! — ответило лицо на экране. — Вам же ни разу еще не удавалось меня напугать. Как дела?
Харшоу узнал Томаса Маккензи — главного управляющего корпорацией «Нью Уорлд Нетуоркс». Он немного оттаял.
— Ничего себе, Том. Но я страшно занят, и поэтому
— Вы заняты?! Поработали бы вы мой сорокавосьмичасовой день! Как вы полагаете, у вас все же в ближайшее время для нас что-нибудь будет? Дело тут даже не в оборудовании. У меня его хватит. Но я плачу жалованье целым трем оперативным группам, которые заняты только одним — ожиданием вашего сигнала. В свое время мы использовали немало ваших сценариев, надеемся на то же самое в будущем, но я не представляю, что скажу нашему финансовому контролеру.
Харшоу не верил собственным ушам:
— Вы что же, полагаете, что такой съемки вам мало?
— Какой съемки?
И тут же Харшоу выяснил, что корпорация «Нью Уорлд» решительно ничего из событий, происходивших в его доме, не видела и не слышала. Он постарался увильнуть от расспросов Маккензи, ибо был уверен, что правдивые ответы, бесспорно, оставят у Маккензи впечатле ие, что у старого Харшоу съехала окончательно крыша.
Вместо этого они договорились, что, если в ближайшие два часа ничего достойного внимания не произойдет, «Нью Уорлд» заберет камеры и прочее оборудование.
Когда изображение исчезло, Харшоу отдал распоряжение:
— Вызови Ларри. Пусть принесет с собой «тревожную кнопку». Она у Анни.
Потом Джубал позвонил еще по двум номерам. Ко времени прихода Ларри он уже знал, что ни одна из трансляционных корпораций не засняла сцену, когда отряд С.С. пытался совершить рейд на его поместье. Работа всех съемочных групп зависела от того же сигнала, который так и не дошел до камер «Нью Уорлд».
Ларри положил перед ним «тревожную кнопку» — портативный радиопередатчик.
— Он вам нужен, босс?
— Хотел бы надругаться над ним. Ларри, пусть это будет тебе уроком — никогда не имей ничего общего с механизмом сложнее вилки и обеденного ножа.
— О'кей. Еще что-нибудь?
— Слушай, а эту штуку как-нибудь проверить можно? Только так, чтобы не вытащить из постелей три крупнейшие телевещательные корпорации?
— Конечно! Там, в мастерской, стоит специальный передатчик, у которого есть такой переключатель. Поверните его, нажмите кнопку тревоги, и в передатчике загорится свет. Чтобы убедиться окончательно, можно по тому же передатчику оповестить операторов, что вы хотите провести проверку боевой готовности камер и их связи с оперативными группами.
— А положим, проверка покажет, что сигнал не проходит? Ты можешь определить, в чем неисправность?
— Возможно, — с некоторым сомнением отозвался Ларри, — если там какая-нибудь проволочка отпаялась. Вот Дьюк, тот сечет в электронике, а я ну, больше интеллектуального типа
— Это я знаю, сынок сам не очень-то секу в практических делах. Ладно, сделай, что можешь.
— Что-нибудь еще, Джубал?
— Да вот, если встретишь человека, который изобрел колесо, тащи его сюда. Скройся!
Джубал обдумал возможность порчи и даже саботажа «тревожной кнопки» со стороны Дьюка, но сразу же отбросил эту мысль. Он разрешил себе лишь краешком сознания коснуться того, что же в действительности произошло в его саду, и того, как парнишка сумел это сделать, находясь на глубине десяти футов под водой. Он нисколько не сомневался — за всей этой невозможной абракадаброй стоит Смит.
То, что он видел в этой самой комнате вчера, тоже было недоступно уму, но эмоционально воспринималось совсем иначе. Мышь — такое же чудо природы, как и слон, но тем не менее между ними есть огромная разница — слон очень большой.
Зрелище пустого ящика — просто никому не нужной рухляди, — исчезающего в воздухе, дает возможность предвидеть, что так же может исчезнуть и полицейская машина, полная людей. Но от одного события у вас отнимается язык, а от другого — нет.
Ладно, этих казаков ему не так уж и жаль. Джубал допускал, что копы как таковые — в порядке. Он даже сам встречал честных копов впрочем, даже и полицейский-взяточник не заслуживал, чтобы его «исчезали». А береговая охрана вообще была примером того, какими должны быть копы и какими они нередко бывают.
Но для того чтобы служить в С.С., человек должен обладать подлым сердцем и душой садиста. Гестапо. Штурмовики, что прислуживают тому политикану, которому удалось дорваться до власти! Джубал тосковал о тех днях, когда адвокат мог цитировать Билль о правах и никакие федеральные «поправки» не могли ему помешать.
Ладно, пускай Что же будет теперь? Отряд Хейнриха, безусловно, имел радиосвязь со штаб-квартирой. Ergo (Следовательно (лат.)), его исчезновение заметят. Еще больший отряд парней из С.С. явится сюда (возможно, они уже летят), если та вторая машина замолкла в разгар передачи о боевых действиях.
— Мириам!
— Да, босс?
— Мне нужны Майк, Джилл и Анни. Незамедлительно. Потом найди Ларри. Он, должно быть, в мастерской. Когда вы оба придете, закрой здесь все окна и двери, а также окна подвального этажа.
— Ждете неприятностей?
— Торопись, девочка!
Если эти обезьяны явятся нет — когда они явятся и их начальник решит вломиться в запертый дом, что ж, он выпустит на них Майка. Но все-таки следует попытаться прекратить эту бойню, а это значит, что нужно добраться до Генерального секретаря. Но как это сделать?
Позвонить прямо во Дворец? Хейнрих, должно быть, говорил правду, сказав, что новая попытка просто будет переадресована Хейнриху или тому боссу из С.С, который будет сидеть в его кресле. Тогда как же? Их, надо думать, удивит, что человек, арестовать которого они послали только что чуть не целый взвод, нахально звонит и глядит с экрана прямо им в глаза. Таким путем ему, возможно, и удалось бы пробиться до самого верха, например, к коман-данте, как его там — к этому парню с рожей хорошо откормленной коровы Туитчел! Этот главный начальник громил из С.С. должен иметь выход на самый верх.
Не годится. Нет смысла зря тратить воздух на разговор с человеком, который верит лишь в силу пистолета, и пытаться убедить его, что у вас есть кое-что получше. Туитчел начнет бросать на него все новых и новых людей с пистолетами, пока у него не кончится запас и тех и других. Он никогда не признается, что не в состоянии арестовать человека, место проживания которого хорошо известно. Что ж, если нельзя войти в парадную дверь, придется воспользоваться черным ходом — практика самая элементарная. Черт, ему необходим Бен Какстон. Бен знает, у кого ключи от черного хода.
Но отсутствие Бена — результат той же чертовщины. Бена спросить невозможно. Тогда кто же из знакомых Джубала может его заменить?
Чертов недоумок! Он же только что разговаривал с одним из них! Джубал повернулся к телефону и попробовал вызвать Тома Маккензи, пробился через три слоя хлопальщиков, где все его знали и быстро передавали друг другу. Пока он занимался этим, подошли его секретари и «Человек с Марса»; они уселись, а Мириам наклонилась и написала на листке блокнота:
«Двери и окна заперты».
Джубал кивнул и написал: «Ларри — «тревожная кнопка»?», а затем обратился к экрану:
— Том, извините, я опять тревожу вас.
— Рад быть полезным, Джубал.
— Том, если бы вам потребовалось поговорить с Генеральным секретарем Дугласом, с чего бы вы начали?
— А? Позвонил бы его пресс-секретарю Джиму Санфорту. Я не стал бы тревожить Генерального, Джим сделал бы все сам.
— Но предположим, вам надо было бы поговорить обязательно с самим Дугласом?
— Что ж, я попросил бы Джима устроить это. Но рассказать Джиму о моем деле было бы скорее. Видите ли, Джубал, телевещательные корпорации очень важны для Администрации, и Администрации это хорошо известно. Но мы стараемся такие вещи не акцентировать.
— Том, но предположим, вам буквально позарез необходимо поговорить с Дугласом в течение ближайших десяти минут.
Брови Маккензи полезли вверх:
— Ну если бы это было так важно, я бы объяснил Джиму, почему
— Нет!
— Ну будьте благоразумны!
— Этого-то я как раз и не могу себе позволить. Предположим, вы обнаружили, что Санфорт крадет серебряные ложки, так что в чрезвычайной ситуации вы ему доверять не можете. А вам надо поговорить с Дугласом немедленно
Маккензи вздохнул:
— Я бы сказал Джиму, что мне надо поговорить с боссом, и, если меня немедленно не соединят с ним, Администрация никогда не получит от нас поддержки.
— О'кей, Том! Приступайте!
— Что?
— Позвоните во Дворец по другому аппарату и будьте готовы моментально подключить меня к нему. Мне необходимо говорить с Генеральным и немедленно!
Маккензи был возмущен:
— Джубал, старина
— Иными словами, вы не хотите?
— Иными словами, я не могу. Вы выдумали чрезвычайную ситуацию, в которой, прошу извинить, главный менеджер глобальной сети вещания мог бы пробиться к Генеральному секретарю. Но я не могу передать это право кому-то другому. Слушайте, Джубал, я вас глубоко уважаю. Корпорация не хотела бы потерять с вами контакт, мы страшно сожалеем, что не можем привязать вас к себе постоянным контрактом. Но этого я сделать никак не могу. Нельзя звонить главе мирового правительства, если он с вами разговаривать не хочет.
— Ну а если я соглашусь на исключительный семилетний контракт?
Вид у Маккензи был такой, как будто у него разболелись зубы.
— Все равно не могу. Я потеряю свою работу, а вы будете связаны по рукам и ногам контрактом на семь лет.
Джубал подумал, не позвать ли Майка к телефону и не назвать ли его. Но именно корпорация Маккензи транслировала фальшивку «Человек с Марса», а Маккезни или участвовал в жульничестве, или если даже он был честен, как считал Джубал, то все равно не поверил бы, что его втянули в такой пошлый обман.
— Ладно, Том. Но вы знаете все ходы и выходы в пра- , вительстве. Кто может позвонить Дугласу, когда захочет, и
будет с ним говорить? Я не имею в виду Санфорта.
— Никто.
— Черт, да не может же он жить в вакууме! Должны быть люди, которые могут позвонить, и никакой секретарь их не отошьет.
— Может, кто из кабинета? И то не все.
— Ну их-то я все равно не знаю. Нет, не из политиков. Кто может позвонить ему по домашнему телефону и пригласить сыграть в покер?
— Хм много же вы хотите Ну есть такой Джейк Алленби.
— Его я встречал и не понравился ему. А он — мне. И он знает это.
— У Дугласа мало личных друзей. Его жена не поощряет Слушайте, Джубал, а как вы насчет астрологии?
— Спасибо, никогда не пью Предпочитаю бренди.
— Что ж, дело вкуса. Но знаете, Джубал, если вы когда- нибудь только намекнете, что я вам это сказал, я перережу вам лживую глотку.
— Подписано. Согласовано. Продолжайте.
— Так вот, Агнес Дуглас употребляет это кушанье. И я знаю, где она его покупает. Ее астролог звонит ей в любое время, а, поверьте мне, Генеральный секретарь очень прислушивается к голосу миссис Дуглас. Можете позвонить ее астрологу Остальное будет зависеть от вас.
— Помнится, в списке тех, кому я посылаю рождественские подарки, никаких астрологов нет, — с сомнением ответил Харшоу. — А как его зовут?
— Ее. Ее зовут мадам Весант. Живет в Вашингтоне. По буквам: В, Е, С, А, Н, Т.
— У меня есть ее номер! — в восторге возопил Джубал. — Том, вы оказали мне огромную услугу!
— Надеюсь. Что-нибудь еще?
— Подождите минуту. — Джубал взглянул на записку, подложенную ему под локоть. Она гласила: «Ларри говорит, что передатчик не работает и он не знает почему». Джубал продолжил: — Ваши камеры не сработали из-за неполадок в передатчике.
— Пришлю кого-нибудь.
— Спасибо. Больше того — огромное спасибо.
Джубал отключился, потом снова набрал номер, назвал имя, попросил оператора задействовать противопод-слушивающую технику, если названный номер такую технику имеет. Такое приспособление было, что Джубала нисколько не удивило. Вскоре исполненное достоинства лицо мадам Весант заполнило экран. Джубал улыбнулся во всю ширь и окликнул:
— Эй, Руб!
Она всмотрелась и обомлела:
— Господи! Док Харшоу! Ах вы, старый жулик! Да благословит вас бог, как же приятно вас снова видеть! И куда это вы запропастились?
— Вы верно сказали, Бекки, — именно запропастился. За мной по пятам гонятся гороховые шуты в мундирах.
Бекки среагировала мгновенно:
— Чем я могу помочь? Деньги?
— Денег у меня навалом, Бекки. Мои неприятности куда больше, и никто помочь мне не может, кроме самого Генерального секретаря. Мне надо с ним поговорить и немедленно!
На ее лице ничего не отразилось.
— Много же вы хотите, док!
— Бекки, я знаю. Я пытался добраться до него и не смог. Да и вам с этим связываться опасно, девочка. Я ведь сейчас хуже динамита. Я рискнул позвонить вам, надеясь, что вы мне посоветуете — может быть, дадите телефон, по которому я смогу его поймать. Но я не хочу, чтобы вы тоже вляпались в эту кашу. Вы можете пострадать, и я уж никогда не смогу попасться на глаза профессору да упокоит Господь его душу.
— Я-то лучше знаю, что мне посоветовал бы профессор, — ответила она резко. — Бросьте нести чушь, док. Профессор божился, что вы единственный костоправ, которому можно доверить хирургический нож. Он никогда не забывал тех дней, что провел в Элктоне.
— Ну, Бекки, стоит ли об этом вспоминать! Я же получил свой гонорар.
— И спасли ему жизнь.
— Ничего подобного я не сделал. Сработала его воля к жизни и ваши заботы.
— Гм Док, мы теряем время. Насколько велика опасность?
— Они обвиняют меня во всевозможных преступлениях и всякого, кто со мной связан, — тоже. Есть ордер на Федеральный ордер. Им известно, где я нахожусь, а бежать я не могу. Жду их с минуты на минуту. И мистер Дуглас единственный человек, который может все это остановить.
— Вы будете спасены. Я гарантирую это.
— Бекки я уверен, что вы этого добьетесь. Но на это потребуется несколько часов. А будет допрос с пристрастием Я же слишком стар для допроса третьей степени
— Но О боже! Док, дайте мне какие-нибудь подробности. Мне придется составить гороскоп, и тогда я буду знать, что делать. Вы ведь Меркурий? Конечно, раз вы доктор. Но мне надо знать, в какой «дом» заглядывать, тогда было бы легче
— Девочка, нет времени. — Мысли Джубала метались. Может ли он ей довериться? — Бекки, даже одно знание об этом деле может вовлечь вас в такую же опасность, в которой нахожусь я.
— Говорите, док. Я ведь не трусиха, и вам это хорошо известно.
— Ладно. Итак, я — Меркурий. Но неприятности идут от Марса.
Она бросила на него быстрый взгляд:
— Что вы хотите сказать?
— Вы смотрели передачи новостей? Предполагается, что «Человек с Марса» отдыхает в Андах. Так вот — ничего подобного. Это обман для простаков.
Бекки удивилась гораздо меньше, чем мог ожидать Джубал.
— А как вы в это замешались, док?
— Бекки, на этой сволочной планете полно людей, которые хотят захапать мальчишку в свои лапы. Они стремятся заставить его таскать им каштаны из огня. Он мой клиент, и я не имею права сидеть сложа руки. Мой единственный шанс — поговорить с мистером Дугласом.
— «Человек с Марса» ваш клиент? И вы можете его предъявить?
— Только мистеру Дугласу. Вы же знаете, как это бывает: мэр города хороший парень и обожает детей и собак, но он ничего не знает о своей городской полиции, особенно если она хватает человека и устраивает ему допрос третьей степени.
Она кивнула:
— Копы!
— Мне надо договориться с мистером Дугласом до того, как они меня схватят.
— Все, что вам нужно, — это поговорить с ним?
— Да. Я дам вам свой номер и буду сидеть здесь, надеясь на его звонок до тех пор, пока они не заберут меня. И если у вас ничего не выйдет все равно — спасибо. Я буду знать, что вы сделали все, что могли
— Не отключайтесь!!!
— Почему?
— Не вешайте трубку, док. Если удача будет, он сможет соединиться через мой телефон, и это сэкономит время. Поэтому держите линию.
Мадам Весант исчезла с экрана и бросилась звонить Агнес Дуглас. Она говорила со спокойной уверенностью, указав, что подобный разворот событий был предусмотрен звездами и все развивается точно, как по расписанию. Сейчас наступила та критическая точка, когда Агнес должна вести своего мужа, используя всю свою женскую мудрость и хитрость, чтобы заставить его действовать не только умно, но и без задержки.
— Агнес, дорогая, эта конфигурация не повторится и через тысячу лет. Марс, Венера и Меркурий в полном согласии, причем Венера скоро перейдет меридиан и станет доминирующей. Таким образом, ты понимаешь
— Элли, чего ждут от меня звезды? Ты же знаешь, я не очень разбираюсь в научной сфере.
Это вряд ли можно было счесть удивительным, поскольку описанное Бекки взаимодействие светил ничему реальному соответствовать просто не могло. У мадам Весант времени на составление гороскопа не было, и она импровизировала. Это обстоятельство ее мало тревожило — она возвещала Высшую Истину, давая хорошие советы и помогая друзьям. Возможность же помочь сразу двум друзьям делала Бекки Вейси счастливой вдвойне.
— Дорогая, ты все понимаешь, у тебя же врожденный талант. Ты — Венера и поддерживаешь на всем протяжении этого кризиса Марс, который усилен, ибо одновременно является и твоим мужем, и тем молодым человеком. Меркурий же — доктор Харшоу. Чтобы скомпенсировать нарушившееся равновесие, вызванное усилением Марса, Венере необходимо поддержать и Меркурий, пока не пройдет кризис. Однако времени страшно мало. Венера обладает нужным влиянием, только пока не пройдет меридиан, а до этого осталось всего восемь минут, после чего ее влияние упадет. Действовать надо немедленно.
— Тебе следовало предупредить меня раньше.
— Дорогая, я ждала у телефона весь день, чтобы в случае необходимости действовать мгновенно. Звезды говорят нам о природе кризиса, но деталей они не сообщают никогда. Однако время у нас еще есть. Мой телефон соединен с телефоном доктора Харшоу. Все, что нужно — это свести их обоих лицом к лицу, прежде чем Венера пройдет меридиан.
— Ну хорошо, Элли. Мне придется вытащить Дугласа с какой-то дурацкой конференции. Дай мне номер того телефона, который соединен с телефоном этого как его там доктора Ракшоу или, может, лучше перевести разговор на наш телефон?
— Я переключу отсюда. Только добудь скорее мистера Дугласа. Торопись, дорогая.
— Лечу!
Когда Агнес исчезла с экрана, Бекки подошла к другому аппарату. Ее профессия требовала хорошей связи, расходы на которую занимали первое место среди издержек производства. Весело напевая, Бекки позвонила своему другу-брокеру.
Глава 17
Когда экран погас, Джубал откинулся на спинку кресла.
— Первая! — распорядился он.
— О'кей, босс, — отозвалась Мириам.
— Это будет для редакции «Подлинных переживаний». Отметь, что у исполнительницы должно быть сексуальное сопрано.
— Может быть, мое подойдет?
— Нет, у тебя избыток секса. Разыщи список редких фамилий, присланный нам из бюро переписей, выбери какую-нибудь и присоедини к ней обычное, но явно женское имя, из тех, что прямо-таки отдают грудным молоком. Это будет псевдоним. Когда имя девушки кончается на «а», у читателя тут же возникает видение большой груди.
— Ишь ты, а у нас ни у кого нет имени, кончающегося на «а». Вечно вам не везет!
— Да уж, поистине сборище плоскогрудых! «Анжела»! Ее имя будет Анжела! Заголовок: «Как я вышла замуж за марсианина». Начало: «Всю жизнь я страстно мечтала стать астронавтом. Еще когда я была совсем крошкой, с веснушками на носу и звездочками в очах, я собирала купоны с коробок, как это делали мои братики, и рыдала, когда мама не разрешала мне ложиться в постель в моем любимом космическом шлеме. В эти невинные дни моего детства я и не помышляла о том, какие странные, горько- сладкие плоды принесут мои мальчишеские мечты »
— Босс!
— Да, Доркас?
— Сюда направляются еще две машины.
— Потом закончим Мириам — к телефону. — Джубал подошел к окну и увидел две машины, готовившиеся к посадке. — Ларри, дверь на засов! Анни, надень тогу! Джилл, держись ближе к Майку. Майк, делай то, что скажет Джилл
— Хорошо, Джубал. Я так и поступлю.
— Джилл, выпусти его на них только в случае крайней необходимости. И я бы предпочел, чтобы он подальше отправлял не людей, а их пистолеты.
— Хорошо, Джубал.
— Эту беспорядочную ликвидацию копов надо как-то приостановить.
— Телефон, босс.
— Всем быть наготове. Мириам, запиши еще одно название: «Как я вышла замуж за человека». — Джубал уселся в кресло и сказал: — Да?
На него смотрело чье-то неулыбчивое лицо:
— Доктор Харшоу?
— Он самый.
— С вами будет говорить Генеральный секретарь.
— О'кей.
На экране появилось несколько расплывчатое изображение его превосходительства достопочтенного Джозефа Эджертона Дугласа, Генерального секретаря Мировой Федерации Свободных Наций.
— Доктор Харшоу? Мне известно, что вы хотели со мной поговорить.
— Нет, сэр.
— Как?
— Разрешите, мистер секретарь, я выскажусь иначе. Это вам надо поговорить со мной.
Дуглас посмотрел с удивлением, потом ухмыльнулся:
— Доктор, у вас есть десять секунд, чтобы это доказать.
— Очень хорошо, сэр. Я — адвокат «Человека с Марса».
Дуглас перестал казаться вышедшим из фокуса.
— Повторите.
— Я — адвокат Валентайна Майкла Смита. Я думаю, вам будет проще, если вы будете считать меня de facto полномочным послом Марса если следовать духу «Решения Ларкина».
— Вы, должно быть, рехнулись!
— Тем не менее я представляю «Человека с Марса». А он готов к переговорам.
— «Человек с Марса» находится в Эквадоре!
— Ради бога, мистер секретарь! Смит — настоящий Валентайн Майкл Смит, а не подделка под него, выступавшая по стерео, — бежал из медицинского центра Бетесда в прошлый четверг вместе с медсестрой Джиллиан Бордмен. Он обрел свободу и намерен сохранять ее и дальше. Если ваши помощники рассказали вам нечто иное, значит, кто-то солгал.
Дуглас задумался. Видимо, некто находившийся за экраном дал ему какой-то совет. Наконец он сказал:
— Даже если то, что вы говорите, правда, вы не можете представлять Смита. Он подопечный государства.
Джубал покачал головой:
— Это невозможно. Вспомните «Решение Ларкина».
— Послушайте, как юрист, могу вас заверить
— Будучи сам адвокатом, я следую своему долгу и защищаю своего клиента всеми доступными средствами.
— Разве вы адвокат? Я думал, что вы просто практикующий ходатай по делам, а не советник.
— Я и то и другое. Я адвокат, имеющий право выступать на заседаниях Верховного Суда.
Джубал услышал глухой удар внизу и кинул взгляд в сторону. Ларри шепнул ему:
— Я думаю, это входная дверь, босс. Посмотреть?
Джубал отрицательно покачал головой.
— Мистер секретарь, время бежит. Ваши люди — ваши хулиганы из С.С. — вламываются в мой дом. Вы прекратите этот произвол? Тогда мы можем провести переговоры. Или мы с вами будем драться в Верховном Суде, что может выпустить в воздух немало вони?
Опять Дуглас поговорил с кем-то невидимым.
— Доктор, если полицейские из Специальной Службы прибыли вас арестовать, для меня это полная новость Я
— Если вы прислушаетесь, вы услышите, как они топают по лестнице, сэр. Майк, Анни, подойдите сюда. — Джубал отодвинул свое кресло, чтобы они попали в кадр. — Мистер Генеральный секретарь — «Человек с Марса». — Анни он представлять не стал — ее белая тога, символ высокого статуса, говорила сама за себя.
Дуглас уставился на Смита, Смит — на него, причем последний чувствовал себя немного неловко.
— Джубал
— Подожди, Майк. Так как же, мистер секретарь? Ваши люди ворвались в мой дом — я слышу, как они взламывают дверь моего кабинета. — Джубал повернул голову. — Ларри, открой дверь! — Он положил руку на плечо Майка. — Не волнуйся, малыш.
— Хорошо, Джубал. Этот человек я его знаю
— А он знает тебя. — Джубал крикнул через плечо: — Войдите, сержант!
Сержант С. С. стоял в дверях, держа в руках штурмовой автомат. Он крикнул:
— Эй, майор! Они тут!
Джубала несколько успокоило то, что майор вошел с пистолетом в кобуре. Майк начал дрожать с того мгновения, как увидел автомат сержанта. Джубал не питал к этим штурмовикам особой любви, но не хотел, чтобы Смит демонстрировал свои способности перед присутствующими.
Майор огляделся.
— Вы — Джубал Харшоу?
— Да. Входите. С вами будет говорить ваш босс.
— Вы мне это бросьте! Поедете с нами. Мне нужны также
— Подойдите сюда Генеральный секретарь хочет сказать вам пару слов.
Майор С.С. казалось, ничего не понимал. Он вошел в кабинет, увидел экран, взглянул на него, вытянулся и отдал честь. Дуглас кивнул:
— Имя, звание, задание.
— Майор К. Д. Блох, эскадрон С.С. «Черио», казарма Анклав, сэр.
— Доложите, что вы там делаете.
— Сэр, я затрудняюсь
— А вы попроще. Я слушаю вас, майор.
— Да, сэр. Я явился согласно приказу. Видите ли
— Пока я ничего не вижу.
— Хорошо, сэр. Час или два назад летучий отряд был послан сюда, чтобы произвести арест нескольких человек. Мы потеряли с ними связь, и меня послали, чтобы отыскать их и оказать им содействие.
— Чей приказ?
— Хм команданте, сэр.
— Вы их нашли?
— Нет, сэр. Ни малейшего следа.
Дуглас посмотрел на Харшоу:
— Советник, вы видели этот второй отряд?
— В мои обязанности не входит следить за вашими подчиненными, мистер секретарь.
— Вряд ли это ответ на мой вопрос.
— Вы правы, сэр. Но и я не на допросе. И не стану отвечать иначе, как согласно духу и букве закона. Я представляю своего клиента. Я не нянька для этих гороховых шутов в форме. По тому, что я наблюдал, я могу предположить, что они не смогут найти даже свинью в собственной ванной.
— М-м-м возможно. Майор, соберите ваших людей и возвращайтесь назад.
— Слушаюсь, сэр. — Майор отдал честь.
— Минуту, — вмешался Харшоу. — Эти люди вломились в мой дом. Я требую предъявления ордера.
— О! Майор, покажите ему ордер.
Майор побагровел:
— Сэр, ордера были у того офицера, который прибыл раньше меня.
Дуглас, казалось, ушам не верил:
— Молодой человек вы хотите сказать, что вы вломились в жилище гражданина, не имея ордера?!.
— Но, сэр вы же не поняли! Ордера есть! Они были у капитана Хейнриха, сэр.
Дуглас поглядел на него без всякого удовольствия:
— Возвращайтесь назад. Доложите, что вы под арестом. Я вызову вас позже.
— Слушаюсь, сэр.
— Постойте, — потребовал Джубал, — я хочу использовать свое право на гражданский арест. Я собираюсь посадить его в местную кутузку. За вооруженный взлом и проникновение.
Дуглас поморгал:
— Разве это необходимо?
— Думаю, да. Этих парней бывает иногда очень трудно найти, и я хочу, чтобы этот не ушел из-под юрисдикции местных властей. Кроме криминальных действий, есть еще и убытки, сумму которых я еще не определил.
— Заверяю вас, сэр, что все вам будет компенсировано.
— Благодарю вас, сэр. Но что может удержать следующего болвана в форме от явки сюда попозже? Ему даже не придется взламывать дверь! Мой замок опоганен и открыт для любого прохожего. Только задержка, связанная с необходимостью преодолеть сопротивление моих когда-то крепких дверей, помешала этим негодяям умыкнуть меня до того, как я поговорил с вами. Вы же слышали, он сам признал, что есть еще один вроде него, и тоже на свободе с ордерами, как это утверждает
— Доктор, я ничего не знаю об этом ордере.
— Ордерах, сэр. Он сказал «несколько ордеров на арест». Может быть, лучше сказать было бы lettres de cachet (Королевский приказ о заточении в крепость без суда и следствия (фр.)).
— Это очень ответственное обвинение.
— А это — серьезное дело.
— Доктор, я ничего об этих ордерах не знаю, если они даже и существуют. Но даю вам свое личное заверение, что немедленно займусь этим, установлю, кем они были выданы, и буду действовать соответственно. Что еще я могу обещать?
— Очень многое, сэр. Я могу предположить, как были оформлены эти ордера. Кто-то находящийся на вашей службе в порыве рвения упросил сговорчивого судью подписать их чтобы схватить меня и моих друзей и допросить тайком от вас. Тайком от всех, сэр! Мы готовы обсудить наши проблемы с вами, но мы не позволим допрашивать нас таким, — Джубал показал на майора пальцем, — в каком-нибудь подвале без окон! Сэр, я полагаюсь на вашу справедливость но если эти ордера не будут уничтожены сейчас же, если меня не заверят без всяких уверток, что «Человека с Марса», медсестру Бордмен и меня никто не потревожит и мы свободны входить и выходить, то — Джубал беспомощно пожал плечами, — я должен буду искать защитников. Есть ведь люди и вне Администрации, у которых тоже существует глубокий интерес к делам «Человека с Марса»
— Вы, кажется, мне угрожаете?
— Нет, сэр. Я просто умоляю вас. Мы хотим договориться, но мы не можем вступать в переговоры, если нас травят. Я прошу вас, сэр, отзовите ваших псов!
Дуглас опять посмотрел куда-то в сторону:
— Эти ордера если они существуют они не будут применены: как только я их обнаружу, их аннулируют.
— Благодарю вас, сэр.
Дуглас взглянул на майора Блоха:
— Вы настаиваете, чтобы его посадить?
— Его? Да ведь он только дурак в мундире. Давайте заодно забудем и об ущербе. У нас с вами есть более серьезные вопросы для обсуждения.
— Можете быть свободны, майор.
Офицер С.С. отдал честь, круто повернулся и вышел. Дуглас продолжал:
— Советник, вопросы, которые вы подняли, не могут быть решены по телефону.
— Согласен.
— Вы и ваш гм клиент будете моими гостями во Дворце. Я пришлю за вами яхту. Вам хватит часа на сборы?
Харшоу покачал головой:
— Благодарю вас, мистер секретарь. Мы переночуем здесь а когда придет время, я вытащу свою собачью упряжку или что-нибудь в том же роде Яхту присылать не надо.
Мистер Дуглас нахмурился:
— Перестаньте, доктор. Вы сами сказали, что конференция будет квазидипломатическая. И я согласен на определенную форму протокола. Поэтому моя обязанность предложить вам официальное гостеприимство.
— Видите ли, мой клиент уже получил полную дозу официального гостеприимства, и потребовалось бог знает сколько усилий, чтобы от него избавиться.
Лицо Дугласа окаменело:
— Сэр, вы намекаете
— Я ни на что не намекаю. Смит перенес слишком много, и он не привык к официальным церемониям. Здесь же он будет спать спокойно. И я тоже. Я старик, сэр, и предпочитаю собственную кровать. Кроме того, я должен указать на возможность того, что наши переговоры могут прерваться и моему клиенту придется искать другие пути, так что находиться под вашей крышей ему будет в высшей степени неудобно.
Генеральный секретарь выглядел очень мрачным.
— Опять угрозы. Я думал, вы мне доверяете, сэр. Мне показалось, вы говорили нечто о готовности к переговорам?
— Я вам верю, сэр (до тех пор, пока держу в руках), и мы готовы начать переговоры. Это слово я использую в его буквальном значении, а не — как это часто делают сейчас — в качестве синонима сдачи позиций. Однако мы намерены быть конструктивными. И все же мы не можем начать переговоры немедленно. Во-первых, мы еще не готовы, во-вторых, нужно, чтобы истекло какое-то время. Какое — трудно сказать.
— Что вы имеете в виду?
— Мы предполагаем, что Администрация будет представлена делегацией, которую назначите вы, и такое же право будет у нас.
— Разумеется. Но делегации не должны быть большими. Нам потребуется еще два-три человека. Генеральный юрисконсульт эксперты по космическому праву Вести переговоры лучше в немногочисленном составе. Чем меньше, тем лучше.
— Совершенно с вам согласен. Наша группа будет невелика. Конечно, Смит, я, еще Честный Свидетель
— Это еще зачем?
— Свидетель не помешает. Потом еще один-два человека, но одного из них у нас не хватает. У меня есть указания, чтобы присутствовал человек по имени Бен Какстон а я этого типа обыскался.
Джубал уже давно ждал случая вставить эту ремарку и теперь спокойно ждал ее результатов.
Дуглас выкатил глаза:
— Какстон? Неужели вы имеете в виду этого дрянного репортеришку?
— Тот Какстон, о котором я говорю, ведет колонку в одном из синдикатов.
— Этого никогда не будет!
Харшоу покачал головой:
— Тогда все кончено, мистер секретарь. Мои инструкции не оставляют мне выбора. Сожалею, что отнял у вас столько времени. Прошу меня извинить. — Он протянул руку, чтобы выключить экран.
— Подождите!
— Сэр?
— Я еще не окончил говорить с вами!
— Прошу извинения у Генерального секретаря. Конечно, мы должны были подождать, пока вы нас отпустите.
— Ладно, ладно Доктор, вы читаете ту чушь, которую сообщают «Новости» о нашем Дворце?
— Боже мой, конечно же, нет.
— Я бы очень хотел быть на вашем месте. Вести переговоры в присутствии журналистов просто невозможно. Мы их пригласим, когда договоримся окончательно. Но даже если бы они были допущены, Какстона среди них не было бы Этот человек — чистая отрава любитель подглядывать в замочные скважины, да еще самого низкого разбора!
— Мистер секретарь, у нас нет возражений против гласности. Более того, мы на ней будем настаивать.
— Чудовищно!
— Возможно. Но я служу своему клиенту так, как считаю для него полезным. Если мы достигнем соглашений, касающихся «Человека с Марса» и планеты, которая является его домом, я хочу, чтобы каждый человек на нашей планете знал, как это было сделано и к чему мы пришли. Иными словами, в том случае, если мы не достигнем цели, люди должны знать, как и почему провалились переговоры. Никаких «Звездных Палат» (Высший суд в Англии, созданный в 1487 году и распущенный в й641 году. Действовал при закрытых дверях) не будет, мистер секретарь.
— Черт бы вас подрал, я вовсе не имел в виду «Звездную Палату», и вам это прекрасно известно! Я говорю о спокойных, упорядоченных переговорах, без всякого толкания локтями.
— Ну тогда пусть присутствует пресса со своими камерами и микрофонами, а локти им придется оставить снаружи. Это напомнило мне, что сегодня, ближе к вечеру, мы — мой клиент и я — дадим интервью одной из крупнейших телевещательных компаний и я объявлю, что мы настаиваем на открытых для публики переговорах.
— ЧТО?! Вы не должны давать никаких интервью сейчас, во всяком случае Это это нарушает дух нашей с вами дискуссии!
— Мне так не кажется. Вы, по-моему, полагаете, что гражданин не может разговаривать с прессой без вашего согласия?
— Конечно, нет, но
— Боюсь, что все равно уже поздно. Обо всем уже договорено, и отложить это можно лишь в том случае, если вы пришлете ко мне еще несколько машин с вашими штурмовиками. Я упомянул об этом только потому, что подумал, будто вы сами захотите заранее сделать заявление по этому поводу, уведомив весь мир, что «Человек с Марса» вернулся и отдыхает в Поконосе. Чтобы не было впечатления, будто правительство захвачено врасплох. Вы меня понимаете?
— Я-то вас понимаю. — Генеральный секретарь буравил Харшоу взглядом. — Пожалуйста, подождите! — И исчез с экрана.
Харшоу подозвал Ларри, прикрывая другой рукой микрофон.
— Слушай, сынок, — шепнул он, — с этим испорченным передатчиком я блефую, имея на руках всего лишь неполный флеш (Комбинация в покере, состоящая из карт одной масти, идущих подряд). Выберись тайком из дома, дозвонись до Тома Маккензи, скажи ему, что, если он не добьется того, чтобы вся система заработала как часы, он упустит самую большую сенсацию из всех, что были со времен падения Трои. А потом возвращайся, но будь осторожен — в доме могут быть копы.
— А как я пробьюсь к Маккензи?
— Хм (на экране снова появился Дуглас) спроси у Мириам
— Доктор Харшоу, я последовал вашему совету. Заявление правительства в общем соответствует вашим словам, но содержит еще ряд важных деталей. — Дуглас ухмыльнулся, напустив на себя самый простецкий вид. — Я добавил, что Администрация будет обсуждать с «Человеком с Марса» межпланетные отношения, как только он отдохнет от своей поездки, и это обсуждение будет проходить прилюдно только прилюдно. — Его улыбка как бы примерзла к лицу, и он уже больше не походил на старого доброго Джо Дугласа.
Харшоу усмехнулся, чувствуя невольное восхищение, — этот старый прохвост хорошо держал удары и умудрился обратить свое поражение в выигрыш для правительства.
— Это превосходно, мистер секретарь. Тут мы поддержим вас до последней точки.
— Благодарю вас. Теперь об этом Какстоне Допуск прессы на него не распространяется. Пусть смотрит по стереовизору и перевирает содержание передач. Но присутствовать он не будет.
— Тогда переговоры не состоятся, мистар секретарь, что бы вы там ни сказали прессе.
— Мне кажется, вы меня не поняли, советник! Этот человек вел себя по-хамски по отношению ко мне лично. Тут речь идет о личной привилегии
— Вы правы, сэр. Это дело касается личной привилегии.
— Тогда больше не о чем говорить.
— Вы не поняли меня. Это действительно привилегия. Но не ваша. А Смита.
— А?
— Ваша привилегия — выбирать себе советников, и вы можете пригласить хоть самого дьявола, и мы против этого возражать не сможем. Привилегия Смита — выбирать своих советников и приглашать их на заседание. Если Какстона не будет, мы не приедем.. Мы отправимся на другую конференцию. Ту, на которую вас не пригласят. Даже в том случае, если вы говорите на хинди.
Харшоу, как врач, подумал, что человеку в возрасте Дугласа не следует давать волю гневу. Дуглас решил обратиться прямо к «Человеку с Марса».
Майк на экране был виден хорошо — спокойный, молчаливый, как Свидетель.
Дуглас сказал:
— Смит, почему вы настаиваете на таком чудовищном требовании?
Харшоу вмешался мгновенно.
— Не отвечай, Майк! — Потом Дугласу: — Ну и ну, мистер секретарь А Устав? Вы не имеете пчава спрашивать моего клиента, почему он дал мне те или иные указания. Данное нарушение Устава особенно нетерпимо потому, что мой клиент только недавно научился английскому языку и потому не может сравниться с вами. Если вы выучите марсианский, я еще, может быть, разрешу вам задать ему этот вопрос на марсианском языке. Но уж никак не сегодня.
Дуглас нахмурился:
— Я мог бы поинтересоваться, какие именно статьи Устава нарушили лично вы в процессе наших с вами переговоров, но у меня нет времени. Я должен руководить правительством. Сдаюсь. Но не ожидайте, что я буду жать руку вашему Какстону.
— Как вам будет угодно, сэр. Но теперь вернемся к первому пункту. Я не смог отыскать Какстона.
Дуглас рассмеялся:
— Вы настаиваете на привилегии, которую я считаю оскорбительной. Приводите кого вы считаете нужным, но и отыскивайте их тоже сами.
— Резонно, сэр. Но не сделаете ли вы «Человеку с Марса» одолжения?
— Какого еще одолжения?
— Переговоры не начнутся, пока мистера Какстона не будет. Об этом мы даже говорить не станем. Но я его найти не смогу. Я ведь всего-навсего частное лицо.
— Что вы этим хотите сказать?
— Я тут пренебрежительно отозвался об эскадронах С.С, но вы можете отнести это на счет раздражения человека, у которого только что высадили дверь. Мне известно, что в некоторых случаях они удивительно эффективны Они ведь могут требовать помощи от полиции в любой сфере. Мистер секретарь, не могли бы вы позвонить команданте С.С. и сказать ему, что вы хотите отыскать одного человека, и тогда, сэр, я думаю, это вызвало бы такой выброс энергии за один час, какого бы я не смог произвести за столетие.
— Какого дьявола я буду беспокоить все полицейские силы страны из-за одного скандального репортеришки?
— Тут дело не в чертях, мой дорогой сэр, я ведь прошу у вас одолжения для «Человека с Марса».
— Ну это неслыханно, но я постараюсь. — Дуглас посмотрел на Майка. — Как одолжение для Смита. В ответ я буду ждать аналогичных шагов от вас, когда мы начнем переговоры.
— Заверяю вас, сэр, что это существенно облегчит ситуацию.
— Конечно, я ничего не обещаю. Вы сказали, что этот человек пропал. Он мог попасть под грузовик, мог умереть.
— Надеюсь, что вы ошибаетесь. Надеюсь, ради всех нас.
— Что вы этим хотите сказать?
— Я попытался намекнуть своему клиенту на такую возможность, но он об этом даже и слышать не пожелал. — Харшоу вздохнул: — Разрыв! Если мы его не найдем, это будет означать полный разрыв.
— Хорошо, я постараюсь. Но не ожидайте чудес, доктор.
— Не я, а мой клиент, сэр. У него марсианский взгляд на чудеса, и он их ожидает. Будем молиться, чтобы чудо все же произошло.
— Я вам сообщу. Вот все, что я могу пока сказать. Харшоу поклонился, не вставая:
— Ваш слуга, сэр.
Когда изображение Дугласа исчезло, Джубал встал, и руки Джилл тут же сомкнулись на его шее:
— О Джубал! Вы были потрясающи!
— Мы пока еще не выбрались из чащи, дитя.
— Но если что-нибудь и может спасти Бена, то вы это сделали. — Она расцеловала Джубала.
— Эй! Эй! Прошу без этого! Я завязал еще до того, как ты родилась! Будь добра уважать мои седины! — Он поцеловал ее крепко и со вкусом. — Это чтобы убрать привкус Дугласа. Меня тошнит от розданных ему пинков и от иудиных поцелуев. Иди лучше поцелуй Майка. Он заслужил это хотя бы тем, что молчал, пока я врал изо всех сил.
— С радостью! — Джилл отпустила Джубала и обняла «Человека с Марса». — Ах, как вы прекрасно лгали, Джубал! — Она повисла на Майке.
Джубал с интересом смотрел, как Майк входит в роль ведущего партнера во второй серии поцелуев. Он занимался этим необыкновенно серьезно, но явно не как новичок. Джубал поставил бы ему четверку с минусом за выполнение и пятерку за прилежание.
— Сынок, — произнес он, — ты меня удивил! Я-то ожидал, что ты сейчас же свернешься в клубок и закатишь очередной припадок.
— Так оно и было, — серьезно ответил Майк, крепко держа Джилл, — в первый раз, когда мы целовались.
— Вот оно как! Поздравляю, Джилл! Ну и как получилось? Ток был постоянный или переменный?
— Джубал, вы все время дразните меня, но я вас люблю и отказываюсь сердиться. Сначала Майк был вроде как подавлен, но, как видите, недолго.
— Да, — согласился Майк, — это благо! Так братья по воде растут еще ближе. Сейчас я тебе покажу. — Он отпустил Джилл.
Джубал поднял руку:
— Нет!
— Нет?
— Ты разочаруешься, сынок. Это сближает братьев по воде только в том случае, если эти братья — юные девушки и хорошенькие к тому же — ну, как Джилл.
— Мой брат Джубал говорит верно?
— Я говорю очень верно. Целуй всех, какие тебе при глянутся, — это куда лучше, чем перекидываться в картишки.
— Прошу прощения?
— Это великий способ сближения с девушками хм — Джубал огляделся. — Мне хотелось бы знать, повторится ли «эффект первого раза»? Доркас, мне нужна твоя помощь в проведении научного эксперимента.
— Босс, я вам не морская свинка! Идите вы к дьяволу!
— Безусловно, но в свое время. У Майка нет никаких кожных заболеваний, иначе я не позволил бы ему пользоваться общим бассейном. Ах, да кстати Мириам, когда увидишь Ларри, передай ему, чтобы он вычистил бассейн, нужды в грязной воде больше нет. Ну так как же, Доркас?
— А откуда вам известно, что это будет в первый раз?
— М-м-м что-то в этом есть. Майк, ты когда-нибудь целовал Доркас?
— Нет, Джубал. Я ведь только что узнал, что Доркас мой брат по воде.
— Вот как?
— Да, и Доркас, и Анни, и Мириам, и Ларри. Все они твои братья по воде, мой брат Джубал.
— М-м-м да По существу ты прав.
— Да. По сути. Грокк, даже не разделяя воды. Я верно говорю?
— Очень верно.
— Они твои собратья по воде, — Майк остановился, подыскивая нужные слова, — и по внутренним связям сущности они мои братья. — Майк посмотрел на Доркас: — Для братьев «расти ближе» — благо.
Джубал спросил:
— Ну, Доркас?
— Гм Господи, босс, вы самая противная липучка в мире. А вот Майк — не липучка. Майк, милый. — Она подошла к Майку, привстала на цыпочки и протянула руки. — Поцелуй меня, Майк.
Майк так и поступил. Несколько секунд они «росли ближе». Потом Доркас потеряла сознание.
Джубал удержал ее от падения. Джилл резко окликнула Майка, который уже начал дрожать в предчувствии припадка самоуглубления. Доркас тут же пришла в себя и успокоила Майка, сказав, что с ней все в порядке и она будет рада порасти еще теснее, но сперва надо отдышаться.
— Ф-ф-у-у!
Мириам смотрела во все глаза:
— Сама не знаю, рискну ли я.
Но тут вмешалась Анни:
— Давайте по старшинству Босс, вы со мной, как со Свидетелем, покончили?
— Пока да.
— Тогда подержите тогу. Пари хотите?
— На сколько?
— Семь против двух, что я не потеряю сознание, хотя и не возражала бы.
— Принято.
— Долларов, не сотен! Майк, милый давай порастем теснее, только подольше.
Анни пришлось сдаться из-за нехватки воздуха. Майк, с его марсианской подготовкой, мог продержаться без притока кислорода извне гораздо дольше. Анни хватала воздух открытым ртом.
— Босс, я дам вам еще шанс выиграть пари. Позиция была неправильная
Анни уже подняла лицо к Майку, когда Мириам похлопала ее по плечу:
— Ты вне игры!
— Куда ты торопишься?
— Вне игры, я сказала. Уходи за отметку, девчонка!
— Ну ладно.
Анни сдалась. Мириам же подошла к Майку, улыбнулась и ничего не сказала. Они «поросли теснее», и продолжали расти весьма долго.
— Первая!!!
Мириам оторвалась от Майка:
— Босс, разве вы не видите, что я занята!
— Что ж, тогда прочь с дороги, я возьму трубку сам.
— Честное слово, я ничего не слышала.
— Это-то и так ясно! Но нам придется придать себе чуточку серьезности: это может быть сам Генеральный секретарь.
Но это был Маккензи.
— Джубал, во имя всех чертей, что тут происходит?!
— Какие-нибудь неприятности?
— Мне позвонил кто-то, потребовавший, чтобы я бросил все дела и начал действовать, так как у вас есть для меня нечто важное. Я к вам отправил мобильную съемочную группу.
— Ее тут нет.
— Я знаю. Они позвонили, проблуждав где-то к северу от вас. Наш диспетчер дал им правильные координаты, и они должны появиться с минуты на минуту. Я пробовал дозвониться к вам, но линия была занята. Что я пропустил?
— Пока еще ничего. (Черт, ему нужен кто-нибудь, кто помог бы справиться с этой проклятущей «балаболкой»! Искренен ли Дуглас, или сюда снова заявится очередная банда копов? Пока эти ребятишки играли тут в «бутылочку» Джубал, ты впадаешь в маразм ) Была ли за это время какая-нибудь экстренная передача «Новостей»? За последние полчаса?
— Кажется, нет Ах, да, одна была: Дворец извещает, что «Человек с Марса» вернулся и отдыхает в Джубал!!! Неужели вы замешаны в этом?!
— Минутку. Майк, поди сюда. Анни, надень тогу.
— Готово, босс.
— Мистер Маккензи, познакомьтесь с «Человеком с Марса».
Нижняя челюсть у Маккензи отвисла:
— Стойте!!! Дайте мне время наладить камеру! Мы сделаем съемку прямо с экрана и продублируем по стерео, как только эти недотепы доберутся до вас. Джубал, это не «утка»? Вы не
— Неужели я буду лгать, когда рядом стоит Честный Свидетель? Нет, я не вешаю вам лапшу на уши. Но если опасаетесь, придется подождать «Аргуса» и «Транспланетную»
— Джубал, такую свинью вы мне подложить не можете!
— И не буду! Соглашение со всеми тремя корпорациями было таково: камеры начнут работать, когда я подам сигнал, — вам разрешается использовать заснятый материал при условии, что он годится для передачи. Давать в дополнение к этому интервью я не подряжался. — Джубал добавил: — Вы же не только одолжили мне оборудование, но еще и лично оказали огромную услугу, Том. Я даже сказать не могу, как велика эта услуга.
— Вы имеете в виду гм тот номер телефона?
— Верно. Но об этом меня не спрашивайте, Том. Разве что частным образом и этак через годик.
— Мне бы это и в голову не пришло. Вы держите свой язык за зубами, а я уж постараюсь удержать свой. Только не отключайтесь
— Еще одно. Те конверты, которые у вас Пришлите их мне
— Что? Ладно, я держал их в столе, вы же были так взволнованы. Джубал, камера нацелена на вас. Можете начинать?
— Давайте!
— Я займусь этим лично. — Маккензи отвернулся, видимо, он сейчас смотрел прямо в объектив. — Срочное сообщение! Говорит репортер НУ-НУ, передача идет из «горячей точки». Только что позвонил «Человек с Марса», он хочет говорить с вами Перерыв. Монитор, немедленно известите спонсора о срочном сотбщении. Джубал, есть что-нибудь такое, что я, по вашему мнению, должен спросить у вас?
— Не надо спрашивать про Южную Америку. Самая безопасная тема — плавание. А какие у него планы — можете спросить у меня.
— Конец перерыва. Друзья, вы находитесь лицом к лицу, глаза в глаза с Валентайном Майклом Смитом — «Человеком с Марса». НУ-НУ, как всегда, на переднем крае событий. Оно недавно передало, что мистер Смит только что спустился с вершин Анд, и мы рады приветствовать его. Помашите рукой вашим верным друзьям, мистер Смит!
(Помаши в экран, сынок, улыбнись и помаши.)
— Благодарю вас, Валентайн Майкл Смит! Мы рады видеть вас здоровым и загорелым. Я так понимаю, что вы набирались сил и учились плавать?
— Босс, визитеры или что-то в этом духе!
— Перерыв после слова «плавать». Какого черта, Джубал?
— Сейчас узнаем. Джилл, возьми на себя Майка. Это может быть сам Генеральный штаб!
Но это оказались только что приземлившаяся съемочная группа НУ-НУ (розовые кусты опять пострадали), Ларри, вернувшийся после разговора с Маккензи, и Дьюк. Маккензи решил быстро закруглить интервью, поскольку съемки с экрана не гаранти овали ни перспективы, ни хорошей передачи цвета. Между тем группа занялась проверкой одолженной Джубалу аппаратуры. Вместе с ними отправились Ларри и Дьюк.
Интервью закончилось обычными благоглупостями; Джубал перехватывал вопросы, смысл которых был труден для Майка. Маккензи закончил, пообещав зрителям, что полный текст интервью будет передан в цвете и с нужной глубиной кадра («не отключайте передачи нашего канала»). Свой телефон Маккензи тоже отключать не стал — ждал заключения техников.
Руководитель группы отрапортовал незамедлительно:
— Оборудование в полном порядке, мистер Маккензи.
— Тогда что там было?
Техник взглянул на Дьюка и Ларри:
— Оно работает лучше при подключенной энергии. Рубильник на щите был выключен.
Джубал оборвал ожесточенный спор о том, сказал или не сказал Дьюк Ларри, что рубильник следует включить перед тем, как начать пользоваться оборудованием. Джубалу не было дела до того, кто виноват; все, что произошло, подтверждало его убеждение, что техника достигла своего апогея, произведя модель «Т» Форда, и с этого времени пошла к упадку.
Интервью в цвете и с перспективой закончилось. Майк приветствовал своих друзей с «Победителя», включая доктора Махмуда, к которому он обратился на каркающем, рвущем голосовые связки марсианском языке.
Наконец Джубал установил автоответчик телефона на двухчасовой отказ от разговоров, потянулся и, почувствовав страшную усталость, подумал, не слишком ли быстро он стареет.
— Где ужин? Кто из вас, паршивые девчонки, должен был готовить сегодня? Господи! Весь этот дом на глазах превращается в руины
— Сегодня моя очередь, — сказала Джилл, — но
— Одни увертки! Одни вечные увертки!
— Босс, — резко оборвала его Анни, — да как вы смеете требовать от нас ужина, если держали взаперти весь день?
— Это ваши проблемы! — непреклонно возразил Джубал. — Даже если у нас в доме разразится Армагеддон, я требую, чтобы пища подавалась горячей и без опозданий, точно минута в минуту. Более того
— Более того, — завершила его фразу Анни, — сейчас только семь сорок, и времени, чтобы ужин был готов к восьми, — навалом. Поэтому перестаньте вопить. Ишь раскричался, ползунок!
— Только без двадцати восемь? А мне казалось, что с ленча прошла чуть ли не неделя. И ты не учла времени, которое понадобится на выпивку перед ужином.
— Ах вы, бедняжка!
— Эй! Кто-нибудь, подайте мне выпить! Всем подайте выпить! Давайте пропустим ужин! Я напряжен, как палаточная веревка в дождь! Анни, а мы не можем устроить «шведский стол»?
— У нас есть все необходимое.
— Тогда поставь размораживать восемнадцать-девятнадцать сортов разных закусок, и пусть каждый выбирает, что ему по душе. К чему споры!
— Сию минуту будет готово, — согласилась Джилл.
Анни остановилась, чтобы чмокнуть Джубала в лысину.
— Босс, вы молодчина. Мы накормим вас, напоим и уложим в постельку. Подожди, Джилл, я сейчас помогу тебе.
— Можно и я помогу? — радостно спросил Майк.
— Конечно, Майк. Ты будешь носить подносы. Босс, ужин будет у бассейна. Вечер жаркий.
— А где же еще?
Когда все ушли, Джубал спросил Дьюка:
— Где ты, черт подери, шатался?
— Думал.
— Обычно это дело себя не окупает. Потом чувствуешь себя неудовлетворенным. И что же ты надумал?
— Надумал, — отозвался Дьюк. — Я решил, что еда — частное дело Майка.
— Поздравляю. Желание воздержаться и не лезть в дела ближнего своего — это уже восемьдесят процентов мудрости.
— Да вы сами все время лезете в чужие дела.
— А кто тебе сказал, что я мудр?
— Джубал, если я предложу Майку стакан воды, он согласится повести дело по всем ритуалам его ложи?
— Думаю, да. Дьюк, единственная чисто человеческая черта Майка — всепобеждающее желание быть любимым.
— Но я должен убедиться, что ты понимаешь, насколько это серьезно. Я вступил в водное братство с Майком еще до того, как сам понял, и оказался намертво повязанным ответственностью. Ты обязываешься никогда не врать ему, никогда не обманывать, стоять с ним заодно насмерть, что бы ни произошло. Подумай об этом.
— Уже подумал, Джубал, в Майке есть что-то, что заставляет вас стремиться заботиться о нем.
— Я знаю. Ты наверняка раньше не встречался с честностью и истинной невинностью. Майк никогда не пробовал плода с Древа Познания Добра и Зла поэтому мы не можем понять его мысли и действия. Что ж, надеюсь, ты не пожалеешь. — Джубал взглянул на вошедшего Ларри: — А я подумал, уж не занялся ли ты самогоноварением?
— Не мог найти штопор, — ответил Ларри.
— Опять эта техника! Дьюк, стаканы за «Анатомией Меланхолии» — вон там.
— Да знаю я, где вы их прячете.
— И мы тяпнем по маленькой, прежде чем перейдем к солидному выпивону.
Дьюк достал стаканы, Джубал разлил и поднял свой.
— За братство алкоголиков более подходящее для нежных человеческих душ, чем какое-либо другое.
— Будьте здоровы!
— Ура!
Джубал вылил стакан прямо в глотку.
— Ах, — сказал он с наслаждением и икнул. — Предложи чуточку Майку, Дьюк, и пусть он узнает, как прекрасно быть человеком. Я, например, ощущаю позыв к творчеству. Первая!! Почему этих девчонок никогда нет на месте, когда они нужны! ПЕРВАЯ!!!
— Я — первая, — ответила Мириам, стоя в дверях, — но
— Я закончил так: « я и не помышляла о том, какие странные, горько-сладкие плоды принесут мои мальчишеские мечты »
— А я сама дописала эту историю, пока вы тут любезничали с Генеральным секретарем.
— Тогда ты больше не «первая». Отошли рассказ.
— А вы сами не хотите прочесть? Мне все равно надо будет переделать его — поцелуй Майка дал мне новое видение.
Джубал а прямо передернуло.
— Читать? Господи боже мой! Плохо уже то, что я его написал! И не вздумай переписывать, в этом нет надобности. Дитя мое, настоящая исповедальная проза не должна омрачаться даже привкусом достоверности.
— О'кей, босс, Анни зовет к бассейну, закусить перед едой.
— Самое времечко. Объявляется перерыв, джентльмены.
Вечеринка удалась. Рыба и другие скандинавские закуски придавали особый шарм лившемуся рекой вину. По совету Джубала Майк пропустил стаканчик бренди. Майк нашел результат волнующим, проанализировал причину, добавил кислород к этиловому спирту, что привело к ускорению процесса ферментации и образованию в организме глюкозы и воды.
Джубал изучал эффект воздействия алкоголя на «Человека с Марса». Сначала он увидел, что Майк быстро пьянеет, потом, как он еще быстрее трезвеет. Пытаясь понять, в чем дело, Джубал уговорил Майка выпить еще бренди, которое тот и принял, поскольку его предлагал собрат по воде. Майк выпил весьма впечатляющую порцию, прежде чем Джубал понял, что напоить его невозможно.
Совсем иначе, несмотря на годы практики, обстояло дело с самим Джубалом. Стараясь держаться на одном уровне с Майком во время эксперимента, он изрядно окосел. Когда он спросил Майка, в чем же, собственно, дело, Майк решил, что речь идет о рейде С.С, в отношении которого у него сохранялось ощущение некоторой вины. Он попробовал объясниться и, если нужно, испросить прощения у Джубала.
Джубал прервал его, как только разобрался, о чем идет речь:
— Сынок, об этом я не хочу знать ничего. Ты сделал то, что надо, выполнил это превосходно, но — он поморгал, как сова на свету, — мне об этом не надо рассказывать, а уж другим и подавно
— Нет?
— Нет. Это было самое странное из виденного мной, после того как мой двухголовый дядюшка спорил о свободе обращения серебра и блестяще доказал ошибочность своих собственных суждений. Объяснение может все испортить.
— Я не грокк.
— Я тоже. Давай лучше выпьем.
Начали собираться репортеры. Джубал встречал их вежливо, приглашал закусить, выпить и отдохнуть, но просил воздержаться от приставания к нему или Майку.
Тех, кто не подчинялся, бросали в бассейн.
Джубал создал специальный отряд из Дьюка и Ларри для флангового обеспечения обряда крещения. Кое-кто злился, другие же присоединялись к бригаде крестителей с фанатическим энтузиазмом прозелитов — Джубал чуть ли не силой удержал их от попытки макнуть дуайена (Старшина) обозревателей из «Нью-Йорк тайме» в третий раз.
Поздно вечером Доркас отыскала Джубала и шепнула ему:
— Телефон, босс.
— Прими телефонограмму.
— Вы должны поговорить с ним сами.
— Я с ним топором поговорю! Я уже давно питаю надежду отделаться от этой Железной Девы, а сейчас у меня как раз подходящее настроение. Дьюк, подай топор!
— Босс, это человек, с которым вы так долго говорили днем.
— О! Чего ж ты молчишь?!
Джубал с трудом взобрался наверх, закрыл дверь на задвижку и подошел к телефону. На экране был один из аколитов (Прислужник, помощник) Дугласа, который немедленно сменился физиономией Генерального секретаря.
— Долго же вы собирались подойти к телефону!
— Это мой телефон, сэр. Иногда я к нему вообще не подхожу.
— Видимо, так. Почему вы мне не сказали раньше, что ваш Какстон алкоголик?
— А он алкоголик?
— Безусловно. Просто алкаш. Отсыпается в кутузке в Соноре (Штат на северо-западе Мексики).
— Рад слышать, что он нашелся. Благодарю вас, сэр.
— Был арестован за бродяжничество. На суде мы настаивать не будем, отпустим его к вам.
— Ваш должник, сэр.
— О, это не такой уж подарок! Мне сообщили, в каком виде его нашли — грязный, небритый, и, как я понял, от него несло как из бочки. Я хочу, чтоб вы сами видели, как выглядит этот бродяга.
— Отлично. Когда же мне его ожидать?
— Курьер вылетел из Ногалеса некоторое время назад. Пилот привезет его и передаст вам под расписку.
— Прекрасно, он ее получит.
— А теперь, советник, я умываю руки. Ожидаю прибытия вас и вашего клиента вне зависимости от того, привезете вы с собой этого запойного клеветника или нет.
— Согласен. Когда?
— Завтра в десять?
— Чем скорее, тем лучше. Согласен.
Джубал спустился вниз и вышел в сад:
— Джилл, подойди сюда!
— Да, Джубал. — Она вприпрыжку подбежала к нему, за ней увязался какой-то репортер. Джубал махнул ему рукой, чтобы он отстал.
— Частный разговор, — сказал он твердо, — семейные обстоятельства.
— В чьей семье несчастье-то?
— В вашей. У вас кто-то сейчас запросто может помереть! Исчезни!
Газетчик усмехнулся и удалился. Джубал наклонился к Джилл и сказал тихо:
— Он в безопасности.
— Бен?
— Да. И скоро будет здесь.
— О, Джубал! — Она уже настроилась заплакать. Он обнял ее за плечи:
— А ну перестань! Иди в дом и оставайся там, пока не придешь в себя.
— Хорошо, Джубал.
— Иди, поплачь в подушку и умойся.
Джубал подошел к бассейну:
— Тихо, вы! У меня важное сообщение! Нам было с вами хорошо, но вечеринка закончилась.
— У-у-у!!!
— А ну-ка, бросьте его в бассейн! Я старик, и мне нужен отдых. И моей семье тоже. Дьюк, закупорь бутылки. Девочки, уберите еду со столов!
Раздалось ворчание, самые трезвые уговаривали ворчливых коллег. Через десять минут хозяева остались одни.
А еще через десять прибыл Какстон. Офицер, командовавший машиной, попросил поставить подпись и печать Харшоу на официальной форме и отбыл. Джилл рьдала на груди Какстона.
Джубал оглядел его:
— Бен, я слыхал, вы пьянствовали всю неделю?
Какстон, продолжая гладить Джилл по спине, выругался.
— Может, и пьянствовал. Только не пил ни черта
— А что же произошло?
— Не знаю. Я не знаю!
Через час Бену закончили промывать желудок, а Джубал сделал ему несколько уколов, чтобы снизить действие алкоголя и барбитуратов. Его выкупали, побрили, одели в чью-то одежду, познакомили с «Человеком с Марса» и сообщили главное из информации последних дней, пока он пил молоко и поглощал разные закуски.
Однако сам он мало чего мог сказать. Для Бена эта неделя была пустой. Сознание он потерял в Вашингтоне, а разбудили его в Мексике.
— Конечно, я знаю, что произошло. Они держали меня на игле в темной комнате и выворачивали наизнанку. Но доказать что-либо я бессилен. Наверняка найдутся какой- нибудь деревенский Jefe (Начальник (исп.) и мадам в том борделе плюс множество других свидетелей, которые поклянутся в том, как тем, каковы их шансы переспать с девочкой; или тем, как высока их поцелуйная техника; или своей работой, деньгами; не застукает ли их жена, папаша или сосед. А когда вас целует Майк он больше ни о чем не думает. В вас заключена вся его Вселенная и этот момент вечен, и нет у него никаких других планов, и никуда он не торопится. Он только целует. — Она вздрогнула. — Это потрясает.
— Хм
— Нечего говорить мне «хм», вы — старый развратник. Все равно вы ничего не поняли.
— Нет. И, к сожалению, уже никогда не пойму. Ладно, спокойной ночи. И между прочим, я велел Майку сегодня закрыть свою дверь на задвижку.
Анни состроила ему гримасу:
— Вам бы только все портить!..
— Майк и без того узнал слишком много. Не надо его торопить.
Глава 18
Конференция была отложена на двадцать четыре часа, что дало возможность Какстону прийти в норму, выслушать новости потерянной им недели и «порасти теснее» с «Человеком с Марса», поскольку Майк грокк, что Джилл и Бен — собратья по воде, а потому проконсультировался с Джилл и торжественно предложил Бену разделить воду.
Джилл уже успела предупредить Бена. Тому пришлось немало порыться в своей душе. Бена мучили противоречивые чувства: ему были не по душе слишком близкие отношения, возникшие между Джилл и Майком. К тому же его взгляды холостяка претерпели значительные изменения под влиянием недели, проведенной в забвении, весьма близком к смерти. Он снова сделал Джилл предложение, как только смог поймать ее одну.
Джилл посмотрела куда-то мимо него:
— Не надо, Бен
— А, собственно, почему? У меня есть постоянная работа, я здоров или, вернее, буду здоров, как только из меня выйдут эти «наркотики правды» а поскольку они пока не вышли, я склонен говорить правду. Я люблю тебя. Я хочу на тебе жениться и растирать твои усталые бедные ножки. Или я стар? Или у тебя возникли планы выйти за кого-нибудь другого?
— Нет, ни за кого я не собираюсь! Милый мой Бен Бен, я люблю тебя, но сейчас не проси меня об этом. У меня есть обязательства.
Поколебать Джилл Бену так и не удалось.
В конце концов он понял, что «Человек с Марса» ему не соперник — он просто пациент Джилл, а тому, кто собирается жениться на медсестре, следует принять как данное тот факт, что медсестры питают материнские чувства к своим подопечным. Надо было принять этот факт и примириться с ним, ибо если бы у Джилл не было характера сиделки, он вряд ли полюбил бы ее. Дело же не в том, похожем на восьмерку движении ее задорной попки при ходьбе и даже не в том увлекательнейшем зрелище, которое открывалось при взгляде с другой стороны, — Бен не принадлежал к тому инфантильному типу, который интересуется только размером молочных желез. Нет, он любил ее ради нее самой!
И если Джилл хочет, чтобы он занял второе место после нуждающихся в ней пациентов, то — гром их всех разрази! — он не будет к ним ревновать! Майк славный парнишка — именно такой невинный и простодушный, каким рисовала его Джилл.
Да и сам он не мог предложить Джилл ложе из роз: жене журналиста придется смириться со многим. Иногда он будет пропадать на недели, рабочий день у него ненормированный. Конечно, ему будет неприятно, если Джилл ему изменит. Впрочем, этого с ней произойти не может.
Придя к такому заключению, Бен с открытой душой принял воду из рук Майка.
Джубал нуждался в лишнем дне для шлифовки своих планов.
— Бен, когда вы подбросили мне эту проблему, я сказал, что и пальцем не шевельну, чтобы обеспечить мальчику его так называемые «права». Теперь я думаю иначе. Мы не позволим правительству ограбить его.
— Еще бы! И уж никак не этой Администрации!
— Да никакой не позволим. Следующие будут еще хуже. Бен, вы недооцениваете Джо Дугласа.
— Дешевый политикан, и мораль у него такая же!
— Да, и невежественный — дальше некуда! И тем не менее он весьма компетентный руководитель мира, даже лучший, чем мы заслуживаем. Мне бы очень хотелось сыграть с ним в покер он не стал бы плутовать и оплатил бы выигрыш с улыбкой. О, он, кочечно, «С.С.», но эта аббревиатура может расшифровываться не только как «сукин сын», но и как «смышленый сгарикан». Он более или менее честен
— Джубал, будь я проклят, если понимаю вас. Вы же сами сказали, что были почти уверены, что Дуглас приказал меня уничтожить Да и дело-то шло к тому. Вам пришлось немало потрудиться, чтобы вытащить меня оттуда живым, и один бог знает, как я вам за это благодарен. И вы хотите, чтобы я забыл, что за всем этим стоял Дуглас? Не его заслуга, что я жив, он-то с радостью услышал бы о моей смерти.
— Полагаю, да. И, знаете, об этом лучше забыть.
— Черта с два я забуду!
— Ну и докажете собственную глупость. Доказать другое вы не сможете. Ко мне вы тоже не должны чувствовать благодарности, я не позволю вам взвалить на мои плечи такой тяжкий груз. Я сделал это не ради вас.
— Как это?
— Я сделал это ради девчурки, которая уже готова была броситься вам на выручку и, видимо, погибнуть. Я сделал это потому, что она была моей гостьей и я оказался в положении in loco parentis (Приемные родитель). Сделал потому, что в ней были мужество и преданность, но она была слишком невежественна, чтобы играть с опасной государственной машиной. Если ваша собственная беспечность втягивает вас в опасное положение, то кто я такой, чтобы бороться с вашей кармой (Карма – судьба (лат.))?
— М-м-м О'кей, Джубал, можете идти к чертям за то, что вмешались в мою карму. Если она у меня есть, конечно.
— Спорная точка зрения. Верующие в предопределенность и в свободу воли, насколько я помню, помещаются вместе в четвертом круге ада. Так или иначе, но я никогда не потревожу человека, дрыхнущего в канаве. Делать добро — все равно что лечить гемофилию: самое надежное средство — дать больному истечь кровью до того, как он породит следующее поколение больных.
— Вы еще могли бы их стерилизовать.
— Хотите, чтобы я разыгрывал из себя Господа Бога? Ладно, мы ушли от темы. Дуглас вовсе не отдавал приказа убить вас.
— Кто это утверждает?
— Это утверждает непогрешимый старый Джубал Хар- шоу, вещающий с кафедры прямо из своего пупка. Сынок, если помощник шерифа забьет заключенного до смерти, можно побиться об заклад, что начальник полиции округа не допустил бы этого, если бы знал. В самом худшем случае он посмотрел бы на случившееся сквозь пальцы, но скандала устраивать не стал бы. Политическое убийство никогда не было популярно в политике нашей страны.
— Посмотрели бы вы на истинные причины нескольких смертей, которыми мне пришлось заниматься!
Джубал отмахнулся:
— Я сказал «в политике». Убийств у нас сколько хочешь — от таких заметных фигур, как Хью Лонг (Губернатор штата Луизиана, убит в 1936 году), и до неизвестных, забитых до смерти, о которых даже на восьмой странице ничего не найдешь. Но политикой в полном смысле этого слова убийства никогда не были, и вы сами живы по той причине, что убийство не входит в политику Джо Дугласа.
Они ободрали вас как липку, они выжали вас досуха, они отделались бы от вас так же хладнокровно, как вы спускаете в туалет дохлую мышь. Но их босс вовсе не стремился к такой грубой игре, и, если он убедится, что они вели ее так, они заплатят за это своими местами, а может быть, и головой. — Джубал сделал глоток. — Эти бандиты — всего лишь орудия. Это даже не преторианцы, ставящие на престол цезарей. Так кого же вы хотите в цезари? Юриста Джо, чьи принципы все же восходят ко времени, когда страна была нацией, а не сатрапией в многоязычной империи Дугласа, который не приемлет убийств? Или вы хотите свергнуть его — мы это можем сделать, обманув его, — сбросить иепосадить на место Генерального секретаря кого-нибудь из страны, где жизнь человека не стоит ни гроша, а политические убийства — традиция. Если вы этого хотите, Бен, то что случится со следующим любопытным репортером, когда он будет проходить по темному переулку?
Какстон не ответил.
— Как я уже сказал, С.С. — только орудие. Люди, которых нанимают обычно те, кто любит грязную работу. Как же будет грязна эта работа, если вы лишите Дугласа поддержки большинства?
— Джубал, вы хотите сказать, что я не должен критиковать Администрацию?
— Ничего подобного. Оводы необходимы. Но всегда полезно взглянуть на новых проходимцев, когда собираетесь выкинуть старых. Демократия — жалкая система. Единственно, что говорит в ее пользу, так это то, что она в восемь раз лучше остальных систем. Ее главный порок в том, что ее лидеры — лишь отражение выборщиков, то есть они стоят на страшно низком уровне. Но чего же от них ждать? Поэтому поглядите на Дугласа, поймите, что при всем его невежестве, тупости, личной заинтересованности он похож на своих американских соплеменников, но все же на два-три пункта выше среднего. Потом взгляните на того, кто займет его место, если правительство рухнет.
— Разница невелика.
— Разница есть всегда! Между «плохо» и «еще хуже» разница куда больше, чем между «хорошо» и «еще лучше».
— Ладно! Так чего же вы от меня хотите?
— Ничего, — ответил Джубал. — Я сам поведу игру. От вас же я жду, чтобы вы воздержались от выпадов против Дугласа по поводу грядущего соглашения. Вы даже можете похвалить его за проявленную «государственную мудрость».
— Меня от вас просто тошнит!
— Что ж, можете воспользоваться собственной шляпой. Я расскажу вам все, что собираюсь сделать. Основной принцип езды на тигре — крепко держаться за его уши.
— Довольно болтать. Чего вы хотите?
— А вы попробуйте не глупить и выслушайте. Майк имел несчастье унаследовать больше богатства, чем могло присниться самому Крезу, плюс претензии на политическую власть благодаря политико-юридическому прецеденту, не имеющему соперников по идиотизму с тех самых пор, когда секретаря Фолла осудили за получение взятки, а Доэни был оправдан как якобы не дававший ее. Меня вовсе не интересует такая чушь, как справедливость. Я не считаю, что богатство принадлежит действительно Майку. Он его не создавал. Даже если бы он его и заработал, то «собственность» — вовсе не такая уж естественная и очевидная концепция, как то считают люди.
— А ну-ка еще раз!
— Собственность — хитроумная абстракция, мистическая основа взаимоотношений между людьми. Бог знает, как усложнили ее таинственность наши теоретики, но мне и не снилось, как слаба эта концепция, пока я не столкнулся с проблемой Марса. Оказывается, марсианам лично ничего не принадлежит они даже собственных тел и то не имеют.
— Минутку, Джубал, даже животные обладают собственностью. А марсиане никак не животные. Это цивилизация с городами и всем таким прочим
— Да. «У лис есть норы, у птиц есть гнезда». Никто не знает разницы между meus et tuus1 лучше, чем цепной дворовый пес. Но не марсиане. Если, конечно, не рассматривать все то, чем совместно располагают миллионы, а может, и миллиарды Старейших («призраков» по-вашему), как собственность.
— Слушайте, Джубал, а что же такое эти Старейшие?
— Вам нужна официальная версия?
— Нет, только ваше личное мнение.
— Я полагаю, что это своего рода религиозный выверт, реально пригодный лишь для удобрения лужаек, предрассудок, намеренно внедренный в сознание мальчика в таком раннем возрасте, что теперь уже он не может избавиться от этого представления.
— Но Джилл говорит о них так, будто она в них верит.
— Вы еще услышите, как я говорю о них точно так же. Обычная вежливость. Одна из моих самых близких друзей верит в астрологию. Я никогда не обижу ее, сказав, что я думаю на самом деле об этом предмете. Способность человека верить в то, что мне представляется в высшей степени невероятным — от столоверчения до безграничной веры в превосходство своих отпрысков, — по-моему, не имеет предела. Вообще веру как таковую я считаю проявлением умственной лени, но вера Майка в Старейших не более иррациональна, чем убеждение, что динамика Вселенной может быть нарушена с помощью молитвы о ниспослании дождя.
— М-м-м Джубал, я должен покаяться, что я хотя и склоняюсь к мысли о возможности бессмертия, но все же в восторге, что привидение моего дедушки надо мной не изгаляется. Это был довольно-таки вредный старый черт.
— Мой тоже. Да и я не лучше. Но разве может быть причиной ликвидации фажданских прав фажданина только то, что этот гражданин помер? В том избирательном округе, где я провел детство, голосовало столько мертвых душ, что никакому Марсу за ним не угнаться. Судя по всему, Майк просто не имеет права на владение чем-либо, ибо Старейшие уже распоряжаются всем. Мне было очень трудно объяснить ему, что он обладает более чем миллионом акций «Лунар Энтерпрайз», генератором «Лайл» плюс всевозможные ценные бумаги и недвижимое имущество. То, что бывшие собственники все умерли, нисколько не помогло: для Майка они — Старейшие, а Майк в дела Старейших и носа сунуть не посмеет.
— Хм черт, он же недееспособен!
— Разумеется. Он не может управлять собственностью, так как верит в ее мистичность не больше, чем я верю в его «призраков». Бен, все, чем владеет Майк, — это его зубная щетка, да и то он не знает, что она ему принадлежит! Если вы ее заберете, он решит, что так распорядились Старейшие. — Джубал пожал плечами: — Он недееспособен. Поэтому я не могу позволить, чтобы была учинена проверка его дееспособности, ибо неизбежно встанет вопрос: кто же будет назначен опекуном?
— Ха! Дуглас! Или кто-то из его подручных.
— Вы уверены, Бен? Взвесьте-ка нынешнюю ситуацию в Высшем Суде. Разве не может он назначить опекуном Сувановонга? Или Нади? Или Ки?
— Хм пожалуй, вы правы.
— В этом случае мальчику долго не протянуть. А если он и доживет до зрелых лет, то в каком-нибудь роскошном саду, откуда сбежать будет потруднее, чем из Бетесды.
— И что же вы планируете?
— Номинальное право владения слишком опасно для Майка, поэтому мы его передадим.
— И как же вам удастся отдать такое богатство?
— Просто отдать нельзя. Это бы изменило сложившийся баланс сил. Любая попытка такого рода может послужить причиной проверки компетентности мальчугана. Поэтому придется позволить тифу мчаться во всю мочь, а сами будем цепляться за его уши ради спасения собственной жизни. Бен, разрешите мне обрисовать вам все, что я собираюсь сделать, а затем попытайтесь как можно более придирчиво отыскать в предложенном варианте уязвимые места. Не в юридических тонкостях — юридические консультанты Дугласа найдут все нужные формулировки, а я их потом проверю. Я хочу, чтобы вы со своим нюхом оценили политическую «проходимость» наших предложений. Итак, вот, что мы сделаем
Глава 19
Марсианская дипломатическая миссия отправилась во Дворец правительства утром следующего дня. Ничего не подозревающего претендента на марсианский трон - Майкла Смита — цель поездки не тревожила. Зато само путешествие вызвало у него живейший интерес. Они пустились в путь на заказном «Летающем Грейхаунде». Майк сидел под прозрачным колпаком в передней части машины, Джилл по одну его сторону, Доркас — по другую, и никак не мог наглядеться, в то время как девушки трещали и показывали ему окрестности. Сиденье было для двоих, но они втиснулись втроем, что создавало обстановку теплоты и взаимопонимания, столь необходимую, чтобы «расти ближе». Майк обнимал их обеих за талии, смотрел, слушал, пытался грокк и вряд ли был бы счастливее даже в бассейне в десяти футах под водой.
Он впервые видел цивилизацию Терры. Когда его высаживали из «Победителя», ему вообще было не до того; десятью днями позже он провел несколько минут в аэрокаре, но ничего из увиденного не грокк. С тех пор его мир ограничивался домом, бассейном, садом, травой, деревьями, и он даже не выходил за калитку владений Джубала.
К тому же теперь он был более образован. Понимал, что такое окна, двери, понимал, что купол, под которым он сидит, предназначен для осмотра и что внизу под ним лежат города. С помощью девушек он отыскивал на карте, что светилась перед ним на экране, места, над которыми пролетал. Он до последнего времени даже не подозревал, что у людей есть карты. У Смита, когда он грокк карту, возникло приятное чувство тоски по дому. Она была статична и мертва в сравнении с картами его народа, но все же это была карта По своей сути карты людей были сходны с марсианскими и потому приятны.
Под ним, на ширину почти в двести миль, тянулась пригородная зона расползшегося величайшего в мире мегаполиса, и каждый ее дюйм он впитывал с неистребимым любопытством, стараясь его грокк. Майка поражали размеры земных городов и бьющая в глаза активность их жизни, столь отличная от похожих на монастырские сады городов его народа.
Смиту казалось, что города землян должны очень быстро изнашиваться и стареть от полного упадка сил — так были они переполнены переживаниями, что только самые могучие Старейшие могли бы вынести посещение их улиц и грокк в созерцании событий и эмоций, громоздившихся друг на друга бесчисленными слоями. Он и сам побывал в заброшенных городах родной планеты — было несколько таких незабываемых и ужасных случаев, пока его Учителя не прекратили такие посещения, грокк, что он еще недостаточно крепок для таких переживаний.
Вопросы, задаваемые Майком Джилл и Доркас, помогли ему грокк возраст городов. Этот город был построен меньше двух земных столетий назад. Поскольку земные единицы времени ничего не говорили Майку, он перевел счет в марсианскую систему, получив сто восемь марсианских лет (три заполненных плюс три ожидаемых периода, или 3433).
Ужасающе и прекрасно! Да, наверное, люди уже готовятся бросить город, предоставив его собственным думам, пока еще его стены не поникли под грузом накопленного опыта и он не перестал быть Хотя, если брать в расчет абсолютное время, этот город всего-навсего город-«яйцо».
Майк хотел бы вернуться в Вашингтон столетие-другое спустя, мечтал пройти по его пустынным улицам и попробовать впитать в себя его бесконечную боль и прелесть, жадно грокк, пока он сам не станет Вашингтоном, а город им самим — Майком, если допустить, конечно, что к тому времени Смит станет достаточно вынослив.
Майк отложил эту мысль, поскольку ему еще предстояло расти и расти, для того чтобы приобрести умение возносить хвалу и пестовать могучую тоску этого города.
Пилот «Грейхаунда» круто свернул на восток, чтобы обойти зону нерегулируемого движения (она была без ведома Майка порождена известием о его прибытии), и тут Майк увидел МОРЕ!
Джилл сказала ему, что все это вода. Доркас добавила, что это Атлантический океан, и показала его береговую линию на карте. Майк еще в то время, когда принадлежал к малышне, узнал, что следующая ближайшая к Солнцу планета чуть ли не вся покрыта Водой Жизни, а позже выяснил, что люди воспринимают это изобилие как самую что ни на есть банальность. Ему пришлось преодолеть один из самых трудных барьеров марсианской ортодоксальности и грокк, что церемония водного братства не обязательно требует воды. Вода была символом бытия, символом чудесным, и в то же время без самой жидкости можно было и обойтись.
Майк понял, что абстрактное знание — это совсем не то, что реальность. Атлантический океан преисполнил его таким благоговейным трепетом, что Джилл пришлось одернуть его:
— Майк, сиди спокойно!
Майк приглушил свои эмоции и припрятал их на будущее. Он смотрел на воду, простиравшуюся до горизонта, и пытался измерить ее, пока голова у него не загудела от множества цифр, возведенных в степень, помноженных друг на друга и снова возведенных в степень.
Когда они приземлились во Дворце, Джубал скомандовал:
— Помните, девочки, вы должны окружить его и не стесняться в крайних случаях пускать в дело локти и каблуки. Анни, ты будешь в тоге, но это не причина, чтобы не наступить на любимую мозоль тому, кто будет толкаться. Или тебе нельзя?
— Перестаньте метать икру, босс. Никто и никогда не толкнет Свидетеля, а кроме того, на мне туфли с каблуками-гвоздиками и вешу я побольше вашего.
— О'кей. Дьюк, отошли Ларри обратно на аэробусе, и как можно скорее.
— Я это грокк, босс. Не дергайтесь.
— Захочу и буду дергаться. Пошли!
Харшоу, четыре девушки с Майком и Какстоном вышли из «Грейхаунда». Аэробус поднялся и улетел. Посадочная площадка не была забита народом, но и пустой ее назвать было трудно.
Какой-то человек вышел вперед и сказал дружелюбно:
— Доктор Харшоу? Я Том Бредли — старший личный помощник Генерального секретаря. Вам надлежит пройти в кабинет мистера Дугласа. Он примет вас до начала конференции.
— Нет.
Бредли моргнул:
— Вы, вероятно, не поняли. Таково распоряжение Генерального секретаря. О да, он велел передать, что если мистер Смит — я хочу сказать, «Человек с Марса» — пожелает идти с вами, то — пожалуйста
— Нет. Мы пройдем прямо в конференц-зал. Поручите кому-нибудь показать нам дорогу. А пока у меня есть для вас поручение. Мириам, где письмо?
— Но, доктор Харшоу
— Я сказал — нет. Вы должны передать это мистеру Дугласу немедленно и тут же принести мне его расписку. — Харшоу расписался поперек клапана конверта и приложил большой палец поверх подписи. — Скажите ему, чтобы он прочел сейчас же, до начала заседания.
— Но Генеральный секретарь желает
— Секретарь желает увидеть это письмо. Молодой человек, у меня дар предвидения. Я предсказываю, что вы уже завтра вылетите отсюда, если будете терять время, вместо того чтобы доставить письмо по назначению.
Бредли сказал:
— Джимми, проводи. — И унес письмо.
Джубал перевел дух. На письмо он затратил уйму сил. Он и Анни бодрствовали почти всю ночь, исписывая один черновик за другим, — Джубал намеревался уладить дело в открытом заседании, но не хотел застать Генерального секретаря врасплох.
Вперед вышел человек, получивший распоряжение от Бредли. Джубал решил, что это один из тех прытких молодых людей, что всегда на подхвате и тянутся к тем, кто сейчас в силе, чтобы делать за них грязную работу.
Человек улыбнулся и сказал:
— Мое имя Джим Санфорт. Доктор, я секретарь шефа по вопросам прессы. Я буду опекать вас с этой минуты — организовывать интервью и тому подобное. К сожалению, должен сообщить, что конференц-зал еще не готов. В последнюю минуту пришлось перевести заседание в большее помещение. Я думаю
— А я думаю, что мы сразу же отправимся в зал заседания.
— Доктор, вы не поняли. Там тянут проводку, всюду провода, зал набит репортерами и
— Отлично, мы поболтаем с ними.
— Но, доктор, у меня инструкции
— Мальчик, вы можете взять свои инструкции, смять их, чтоб было побольше острых уголков, и засунуть себе Мы пришли сюда с одной целью — начать открытые переговоры. Если конференция не подготовлена, мы увидимся с прессой, но в конференц-зале.
— Но
— Вы задерживаете «Человека с Марса» на крыше, где дует. — Харшоу повысил голос: — Нет ли тут кого-то с капелькой мозгов в голове, чтобы провести нас в конференц-зал?
Санфорт сглотнул слюну:
— Следуйте за мной, доктор.
Конференц-зал кишел репортерами и техникой; там же находился огромный овальный стол, кресла и несколько меньших столиков. Майка сейчас же заметили, и, несмотря на протесты Санфорта, напор толпы удержать не удалось. Летучий отряд амазонок доставил Майка к большому столу. Джубал посадил его за стол, по сторонам сели Джилл и Доркас, а Честный Свидетель и Мириам сели за их спинами во втором ряду. После этого Джубал не отгонял ни камер, ни репортеров. Майка предупредили, что люди будут совершать странные поступки, и Джубал попросил его не предпринимать никаких неожиданных действий (вроде «исчезновения» или «остановки»), разве что его попросит об этом сам Джубал.
Майку суматоха была неприятна; Джубал держал его за руку, и от этого ему становилось немного легче.
Джубал считал, что чем больше нащелкают фотографий с Майка, тем лучше. Что касается вопросов, то он их не боялся. Недельное знакомство с Майком убедило его, что ни один репортер от Майка ничего не добьется без помощи эксперта. Обычай Майка понимать вопросы буквально и замолкать сводил к нулю всякие попытки выкачать из него информацию.
На большинство вопросов он отвечал: «Не знаю» и «Прошу прощения?».
Корреспондент агентства Рейтер, предчувствуя вероятный спор о праве Майка на наследование, попытался провести собственное тестирование компетентности Майка:
— Мистер Смит, что вам известно о законах, касающихся наследования?
Майк знал, что он далеко не грокк человеческую концепцию собственности и в особенности раздел о завещании и наследовании, а потому решил строго придерживаться книги, в которой Джубал тут же узнал «Эли о наследовании и завещаниях», глава первая.
Майк без пропусков и выражения процитировал все, что он прочел, страницу за страницей, и зал погрузился в молчание, а спросивший заткнулся.
Джубал позволил продолжаться этому довольно долго, пока каждый репортер в зале не узнал куда больше, чем хотел бы, о вдовьей части, кровном родстве, единоутробии, подушевом разделе, передаче по доверенности и многом другом. Наконец Джубал сказал:
— Довольно, Майк.
Майк удивился:
— Там еще много осталось.
— Как-нибудь потом Может быть, у кого-то есть вопросы по другим проблемам?
Репортер лондонской воскресной газеты воспользовался случаем и выскочил с оригинальным вопросом, всегда интересовавшим его нанимателя:
— Мистер Смит, нам ясно, что вам нравится женский пол. Вы когда-нибудь целовались с девушками?
— Да.
— И как вам это понравилось?
Майк ответил не задумываясь:
— Целовать девушку — благо. Это куда лучше, чем перекинуться в картишки.
Аплодисменты напугали Майка. Но он чувствовал, что ни Джилл, ни Доркас их не боятся. Они постарались разъяснить ему, что это всего лишь шумное выражение удовольствия, о котором он еще не слышал. Поэтому Майк успокоился и стал ожидать, что будет дальше.
Новых вопросов не последовало, но зато Майка ожидала большая радость: он увидел, как в боковую дверь входит знакомая фигура.
— Мой брат, доктор Махмуд! — И в полном восторге он перешел на марсианский язык. Семантик с «Победителя» помахал рукой, ответил на том же самом, раздражающем слух языке и поспешил к Майку. Оба болтали на нечеловеческом диалекте, Майк быстро, Махмуд заметно медленнее, издавая звуки, похожие на удары носорожьего рога по стальной клетке.
Журналисты некоторое время слушали молча, те, у кого были диктофоны, записывали, те, у кого только блокноты, заносили туда свои впечатления. Наконец один из них не выдержал:
— Доктор Махмуд! Что вы ему говорили?
Махмуд ответил с пропуском гласных, что характерно для выпускника Оксфорда:
— Я преимущественно повторял: «Помедленнее, мальчик, пожалуйста, помедленнее».
— А он вам что?
— Все остальное личное, частное, никому не интересное. Приветствия, знаете ли. Старые друзья. — И он продолжил разговор на марсианском.
Майк рассказал собрату по воде обо всем, что с ним произошло после их последней встречи, так, чтобы они могли грокк лучше. Однако отбор фактов, сообщаемых Майком, был сделан исходя из марсианских концепций, а потому затрагивал преимущественно его новых собратьев по воде и рассматривал особенности каждого из них ласковую водную гладь Джилл глубину Анни странный факт, которого он еще не грокк полностью, что Джубал иногда ощущается как яйцо, а потом сразу как Старейший, но не есть ни то ни другое, а ему больше всего соответствует ширь океана, который не подвластен для грокк.
Махмуд мог сообщить куда меньше о том, что с ним случилось, если исходить из марсианских стандартов, — один вакхический загул, которым вряд ли можно было гордиться, один долгий день, проведенный ничком на каменном полу вашингтонской мечети Сулеймана, результаты чего пока еще нельзя было грокк или даже обсуждать. Новых братьев по воде он не приобрел.
Потом он остановил Майка и протянул руку Джубалу:
— Вы — доктор Харшоу? Валентайн Майкл считает, что он представил меня вам и по своим обычаям он прав.
Харшоу внимательно оглядел того, кому пожимал руку. Этот парень выглядел как подлинный британец — охотник, стрелок, спортсмен, начиная от подчеркнуто поношенного дорогого твидового костюма до подстриженных щеточкой седых усиков Однако кожа была смугла, а гены, вызвавшие на свет божий этот нос, явно происходили из стран Леванта. Харшоу терпеть не мог подделок и всегда предпочитал кукурузную лепешку синтетическому филе.
Но Майк относился к Махмуду как к другу, а значит, он будет считаться другом до тех пор, пока не докажет обратного.
Махмуд же рассматривал доктора Харшоу как музейный экспонат того, что он называл «янки» — вульгарный, шумный, одетый слишком небрежно для данного случая, вероятно, невежественный и почти наверняка сугубо провинциальный. К тому же узкий специалист, что только ухудшало дело, так как по опыту доктора Махмуда американские специалисты были плохо образованны и невероятно узкоспециализированны — скорее техники, чем специалисты. Ему вообще все американское казалось в высшей степени противным. Их вавилонское смешение религий, их кухня (тоже мне, кухня!), их манеры, их ублюдочная архитектура и слюнявое искусство, их наглая уверенность в собственном превосходстве, хотя звезда этого народа уже давным-давно закатилась. Их женщины. Больше всего их женщины, эти бесстыжие, самовлюбленные бабы с костлявыми, недокормленными телами, которые тем не менее почему-то вселяли в него тревожащие мысли о гуриях. Сейчас целых четыре таких окружали Валентайна Майкла, хотя эта конференция должна быть делом чисто мужским.
Но Валентайн Майкл представил этих людей, включая баб, представил гордо и серьезно, как своих братьев по воде, возложив, таким образом, на Махмуда узы более крепкие, чем те, что должны связывать, скажем, двоюродных братьев, ибо Махмуд основывал свое понимание марсианского термина, означающего такую расширяющуюся сеть связей, на своих наблюдениях за марсианами и не нуждался в неточном переводе, например, как «внутренне связанное сообщество» или даже «два явления, порознь равные третьему, равны между собой». Он видел марсиан дома. Ему была знакома их бедность (по земным стандартам); он испил (и понял, как мало) из богатства их культуры и грокк то первостепенное значение, которое марсиане придавали личностным отношениям.
Что ж, ничего другого не остается — он разделил воду с Валентайном Майклом, а теперь должен оправдать веру в него своего друга Остается надеяться, что эти янки не такие уж непроходимые олухи.
Поэтому он тепло улыбнулся:
— Да, Валентайн Майкл объяснил мне, и он горд, что вы все (Махмуд воспользовался марсианским словом) с ним.
— А?
— Водное братство. Вы поняли?
— Я грокк это.
Махмуд очень сомневался, что Джубал грокк, но продолжил:
— Поскольку я нахожусь с ним в таких же отношениях, я хотел бы, чтобы меня рассматривали как члена этой семьи. Мне знакомо ваше имя, доктор, а это, я полагаю, мистер Какстон — я видел его портрет, предваряющий колонку, но мне хотелось бы знать, верно ли я угадал имена девушек. Эта должна быть Анни.
— Да. Но она сейчас в тоге.
— О, конечно. Я принесу ей дань своего уважения позже. Харшоу познакомил его с остальными и тут Джил удивила Махмуда, обратившись к нему с правильным приветственным величанием, как и полагалось собрату по воде, хотя и произнесла его на три октавы выше, чем это сделал бы любой марсианин, но зато с очень чистым и болезненным для горла произношением. Это было одно из десятка слов, которые она научилась говорить из сотни понятных для нее. Это слово Джилл выучила лучше остальных потому, что Майк обращался с ним к ней по меньшей мере несколько раз в день.
Глаза доктора Махмуда широко раскрылись Может быть, эти люди и в самом деле не такие уж невежественные варвары У его юного друга отличная интуиция. Он тут же ответил Джилл другим величанием и склонился над ее рукой.
Джилл видела, что Майк в восторге. Ей удалось прокаркать самую краткую из девяти форм, которыми собрат по воде мог ответить на приветствие, хотя она и не грокк его и не могла бы выразить на английском его ближайший биологический эквивалент и уж, разумеется, не человеку, с которым встретилась впервые.
Махмуд же, которому слова были ясны, воспринял лишь их символический смысл, а не буквальный (вообще невозможный для человека физически), и ответил как надо. Однако Джилл уже достигла своего потолка. Она не поняла, что сказал Махмуд, и не могла бы ему ответить даже по-английски.
И тут на нее снизошло озарение. На столе через определенные интервалы были расставлены графины с водой, окруженные стайками стаканов. Джилл взяла графин и наполнила водой стакан. Прямо посмотрев в глаза Махмуду, она сказала серьезно:
— Вода. Наше Гнездо — ваше. — Прикоснулась к воде губами и протянула стакан Махмуду.
Он ответил ей по-марсиански, увидел, что она не поняла и перевел:
— Кто разделяет воду, тот разделяет все.
Махмуд отпил глоток и уже хотел отдать стакан обратно, но спохватился и передал его Харшоу. Джубал сказал:
— Я не говорю по-марсиански, сынок, но спасибо за воду. Да не испытаешь ты никогда жажды. — Он отпил треть стакана и передал его Бену.
Какстон поглядел на Махмуда и спокойно произнес:
— Расти ближе. С Водой Жизни мы сближаемся. — Выпил и отдал Доркас.
Несмотря на серию прецедентов, Доркас замешкалась:
— Доктор Махмуд, вы знаете, насколько это серьезно для Майка?
— Знаю, мисс.
— Что ж это так же серьезно и для нас. Вы понимаете? Вы грокк!
— Я грокк во всей полноте Иначе я бы отказался от питья.
— Хорошо. Пусть у тебя всегда будет вода с избытком, и пусть наши яйца лягут в одно Гнездо. — По щекам Доркас побежали слезы. Она выпила и быстро передала стакан Мириам.
Мириам шепнула:
— Спокойней, девочка, — а потом обратилась к Майку: — Водой мы встречаем нашего брата. — И, повернувшись к Махмуду: — Гнездо, вода, жизнь. — Мириам выпила воду. — Наш брат. — Она вернула ему стакан.
Махмуд выпил до дна и сказал, но уже на арабском:
— И если смешаешь ты их дела со своими, станут они тебе как братья.
— Аминь, — заключил Джубал.
Доктор Махмуд бросил на него быстрый взгляд, но решил не спрашивать, понял ли его Джубал, — не то это было место, чтоб открывать свои собственные боли и сомнения. Тем не менее душа его отогрелась, как это всегда бывает после водного ритуала, хотя он и отдает ересью.
Его размышления прервал суетившийся помощник главы протокольного отдела:
— Доктор Махмуд? Вам придется сесть подальше, доктор. Будьте добры, пройдите за мной.
Доктор Махмуд улыбнулся:
— Нет, мое место теперь тут. Доркас, могу я взять стул и сесть между вами и Майком?
— Конечно, доктор. Я подвинусь.
Помощник главы протокола начал качать права:
— Доктор Махмуд, я вас прошу! Согласно списку, вы сидите совсем в другой части зала. Генеральный секретарь может появиться каждую минуту, а зал кишит репортерами и бог знает кем еще Я просто не представляю, что делать
— Тогда, парень, тебе лучше заняться чем-нибудь другим, — посоветовал Джубал.
— Что?! Да вы-то кто такой? Вы-то есть в списке? — И он начал нервно копаться в своих листках.
— А ты кто такой? — спросил Джубал. — Главный официант, что ли? Я — Джубал Харшоу. Если меня нет в твоем списке, можешь разорвать его к чертям собачьим. Слушай, голубок, если «Человек с Марса» хочет, чтобы доктор Махмуд сидел с ним рядом, дело кончено.
— Но он не может тут сидеть! Кресла у стола переговоров предназначены только для министров, глав делегаций, судей Высшего Суда и лиц, приравненных к ним по рангу и я не знаю, как мне их разместить, если появится кто-нибудь еще Ну и «Человек с Марса», разумеется.
— Разумеется, — согласился Джубал.
— А доктор Махмуд должен сидеть неподалеку от Генерального секретаря, сразу же за его спиной, чтобы помочь в любую минуту с переводом. И должен сказать, что вы мне ничем не помогаете.
— Сейчас я тебе помогу, — сказал Джубал, выхватив список из рук чиновника. — Гм посмотрим «Человек с Марса» сидит напротив Генерального секретаря, почти там, где он сидит сейчас. Затем, — Джубал взял карандаш и с его помощью атаковал план, — эта половина от сих до сих принадлежит «Человеку с Марса». — Джубал поставил две черточки и соединил их жирной дугой, а затем начал вычеркивать одну фамилию за другой из тех, что были написаны против кресел на этом участке стола. — Вот я и сделал за вас половину работы. А кого я буду рассаживать на своей половине — это уж моя забота.
Сотрудник протокола был слишком шокирован, чтобы возражать. Губы его шевелились, но ни одного звука с них не слетало. Джубал взирал на него добродушно.
— Что-нибудь еще вас беспокоит? О, я совсем забыл — документ должен быть подписан. — И он нацарапал под исправлениями «Дж. Харшоу за В. М. Смита». — Давай-ка скачи к своему старшему сержанту, сынок, и покажи ему это. Скажи, пусть просмотрит «Свод правил приема лиц, прибывших с официальным визитом с дружеских планет».
Чиновник открыл рот и убежал, позабыв его захлопнуть. Он вернулся в сопровождении более пожилого мужчины. Новоприбывший заговорил тоном, не терпящим возражений:
— Доктор Харшоу, я — Ла Рю, глава протокола. Вам что, действительно нужна половина стола? Я слышал, что ваша делегация весьма малочисленна.
— Дело не в этом.
Л а Рю усмехнулся:
— Боюсь, что именно в этом. Я и без того теряю голову, борясь за каждый дюйм площади. Почти все официальные лица высшего ранга решили присутствовать. Если вы ожидаете еще людей, хотя вам бы следовало поставить меня в известность об этом заранее, то я поставлю стол позади тех двух мест, которые зарезервированы для вас с мистером Смитом.
— Ни в коем случае.
— Боюсь, что будет именно так. Очень сожалею, но
— И я тоже сожалею, но о вашей судьбе. Потому что, если половина стола не будет отведена Марсу, мы покидаем зал. Скажите Генеральному секретарю, что вы провалили конференцию своей грубостью по отношению к «Человеку с Марса».
— Вы, конечно, шутите?
— Вы что — не слышали сказанного?
— Хм я принял это за шутку.
— Я тут не для того, чтобы шутки шутить, сынок. Смит или глава другой планеты, прибывший с официальным визитом к главе правительства этой планеты, и в таком случае ему положены все прислужники и танцоры, которых вы можете выставить, или же он просто турист, и никаких официальных почестей ему не положено. И то и другое вперемешку не получится. Оглянись-ка да сосчитай своих «официальных лиц высшего ранга», как вы их зовете, и подумай, были бы они тут, если, по их мнению, Смит всего лишь турист.
Ла Рю сказал медленно:
— Такого прецедента не было.
Джубал фыркнул:
— Я видел, как в зал входил глава Республики Луна, так сходи и расскажи ему насчет прецедента. А потом уходи сразу в оборону, я слышал, что у него очень скверный характер. Но, сынок, я старик, я сегодня плохо спал, и не мое дело утить тебя твоей работе. Скажи мистеру Дугласу, что мы увидимся как-нибудь на днях когда он будет готов принять нас как должно. Пошли, Майк. — И он начал с трудом выбираться из-за стола.
Ла Рю поспешно переменил тон:
— Нет, нет, мистер Харшоу! Мы эту сторону стола очистим. Я я что-нибудь придумаю. Это ваши места.
— Так-то лучше. — Харшоу все еще делал вид, что встает. — Но я не вижу марсианского флага. И как там насчет почестей?
— Боюсь, я не понимаю вас
— Наверно, я сегодня очень плохо говорю по-английски. Смотрите, видите, там, где будет сидеть Генеральный секретарь, висит знамя Федерации? А где другое — знамя Марса?
Ла Рю захлопал глазами:
— Должен сказать, вы меня ошеломили. Я не знал, что у марсиан есть флаги.
— У них нет. И вам, надо думать, в голову не придет, что они используют в официальных случаях (мне тоже, мой мальчик, но это сюда не относится). Поэтому мы не станем придираться к вам и отпустим, чтобы вы немедленно занялись этим делом. Мириам! Лист чистой бумаги! Вот смотрите. — Харшоу взял лист и набросал известный символ Марса — круг с отходящей от него вправо и вверх стрелкой. — Фон белый, а символ — красный Надо бы, конечно, вышить это шелком, но с помощью простыни и краски любой бойскаут сумеет сымпровизировать по-быстрому Вы были бойскаутом?
— Хм Это было так давно
— Вот и отлично. Вы же помните их девиз Ну а как насчет почестей? Надо думать, когда войдет Генеральный секретарь, оркестр заиграет «Хайль, Суверенный Мир»?
— Да, мы всегда так делаем
— Тогда, помимо этого, вы должны сыграть и гимн Марса!
— Я не знаю, как это сделать. Даже если такой и есть мы его не имеем Доктор Харшоу, будьте же благоразумны
— Слушай, сынок, я-то как раз благоразумен. Мы пришли сюда ради скромной торжественной встречи. И обнаружили, что вы тут все превратили в цирк. Что ж, если у вас цирк, то вам понадобятся и слоны. Мы знаем, что вы так же способны исполнить марсианскую музыку, как какой-нибудь малыш — симфонию на своем свистке. Но вы- то можете сыграть «Симфонию девяти планет»? Грокк это дело? Я хочу сказать, сечете? Включите пленку там, где начинается тема Марса, и сыграйте столько тактов, сколько будет необходимо, чтобы публика поняла, что это такое.
Ла Рю задумался:
— Да, полагаю, это мы сможем, но, доктор Харшоу, я не знаю, сможем ли мы обещать вам почести, надлежащие суверену, даже в таком импровизированном виде у меня таких полномочий нет.
— И смелости нет, — с горечью отозвался Джубал. — Ладно, нам цирк не нужен, а потому сообщите мистеру Дугласу, что мы вернемся, когда он будет посвободнее. Приятно было поболтать с тобой, сынок. Когда мы вернемся, встречай нас у входа в кабинет Генерального, если, конечно, ты еще будешь занимать свое кресло. — И он снова разыграл в замедленном темпе трагедию старого больного человека, которому трудно вылезать из кресла.
Ла Рю воскликнул:
— Ради бога, доктор Харшоу, не уходите хм секретарь не появится, пока я не сообщу ему, что все готово, поэтому разрешите мне сделать все, что будет в человеческих силах Хорошо?
Харшоу с кряхтеньем снова сел:
— Валяйте. И еще одно, раз уж вы тут. Я слышал какой-то шум и понял, что кое-кто из команды «Победителя» прорывается в зал. Это друзья Смита, так что впустите их. Мы их уж как-нибудь посадим. Надо же заполнить эту половину стола! — Харшоу вздохнул и потер поясницу.
— Слушаюсь, сэр, — очень неохотно согласился Ла Рю и ушел.
Мириам шепнула:
— Босс, вы что, вывихнули спину, стоя на ушах прошлым вечером?
— Тихо, девчонка, а то отшлепаю!
Доктор Харшоу с удовлетворением оглядел зал, который продолжал наполняться высокими гостями. Он сказал Дугласу, что хочет иметь скромные неофициальные переговоры, прекрасно понимая, что объявление о них привлечет не только сильных мира сего, но и тех, кто хочет стать сильными, и они все слетятся сюда, как мошкара на огонь. И теперь (он был уверен в этом) эти набобы станут относиться к Майку как к суверену, а весь мир будет на это смотреть. Пусть они после этого попробуют взирать на Майка сверху вниз!
Санфорт утихомиривал репортеров, несчастный помощник главы протокола носился, как нервная нянька, пытающаяся решить неразрешимую задачу и рассадить многочисленных гостей на детском музыкальном празднике, где явно не хватает стульев. А именитые личности все входили и входили в зал, и Джубал понял, что Дуглас и не намеревался начать конференцию раньше одиннадцати и что все они были предупреждены об этом, — лишний час был предназначен для неофициальной встречи с Джубалом, от которой тот отказался. Что ж, эта отсрочка Джубала вполне устраивала.
Вошел лидер Восточной Коалиции. Так получилось, что мистер Кунг не был даже главой официальной делегации своей страны. Его статус, если подходить формально, был всего лишь статусом члена Ассамблеи, но Джубал не удивился, когда увидел, как помощник шефа протокола бросил все и кинулся усаживать главного политического противника Дугласа за большой стол, рядом с креслом Генерального секретаря. Это лишь укрепило Джубала в мысли, что Дуглас далеко не дурак.
Доктор Нельсон, хирург с «Победителя», и капитан Ван Тромп, шкипер корабля, вошли вместе, и Майк приветствовал их с восторгом. Джубал был очень рад их появлению, так как это давало возможность мальчику поработать для камер, вместо того чтобы сидеть неподвижно, как кукла. Возникшее небольшое смятение Джубал использовал для того, чтобы всех рассадить по-новому. Он усадил Майка прямо напротив места Генерального секретаря, сам сел слева от него так, чтобы можно было в случае нужды подтолкнуть Майка. Поскольку у того были весьма сумбурные понятия о манерах людей, Джубал договорился с ним о некоторых сигналах, столь же незаметных, как и те, что используются для дрессировки лошадей в школах верховой езды: «встань», «сядь», «поклонись», «пожми руку». Разница была лишь в том, что Майк был отнюдь не лошадь, и на всю тренировку ушло минут пять, результат же был почти идеальный.
Махмуд оторвался от своих корабельных друзей и подошел к Джубалу:
— Доктор, шкипер и хирург — тоже братья по воде нашего брата, и Валентайн Майкл хочет подтвердить это повторением ритуала, в котором мы все приняли участие недавно. Я велел ему подождать. Вы одобряете?
— Что? Ну конечно. Но не в этой толкучке. (Черт его знает, сколько еще братьев у Майка.) Может быть, вы втроем пообедаете с нами, когда все закончится? Мы сможем перекусить и поболтать без помех.
— Буду польщен. Уверен, что и те двое согласятся.
— Отлично. Доктор Махмуд, не знаете ли вы, сколько еще здесь может появиться собратьев нашего брата по воде?
— Нет. Во всяком случае, на «Победителе» их больше нет. — Махмуд не решился задать аналогичный вопрос Джубалу, поскольку это могло выдать его собственные сомнения, когда он впервые узнал о значительном расширении круга своих новых родичей. — Так я скажу Старику и Нельсону?
Джубал увидел, как за главный стол сажают папского нунция, и ухмыльнулся про себя — если этот длинноухий осел Ла Рю имел какие-то сомнения насчет официального характера этой встречи, ему придется с ними распрощаться.
Кто-то хлопнул Харшоу по плечу:
— Это тут обретается «Человек с Марса»?
— Здесь, — подтвердил Харшоу.
— Я — Том Бун, то есть сенатор Бун, и у меня есть для него послание от архиепископа Дигби.
Джубалу пришлось думать с аварийной скоростью.
— Я — Джубал Харшоу, сенатор. — И он подал Майку знак встать и пожать руку. — А это мистер Смит. Майк, это сенатор Бун.
— Как поживаете, сенатор Бун? — произнес Майк в стиле лучших танцевальных залов.
Он рассматривал Буна с интересом. Его уже информировали, что слово «сенатор» не означает «Старейший», хотя, казалось бы, это вытекало из буквального значения термина. Но посмотреть на сенатора было все равно интересно. Он решил, что чего-то не грокк.
— Благодарю вас, отлично, мистер Смит. Я не отниму у вас много времени. По-моему, они уже собираются начать этот спектакль. Мистер Смит, архиепископ Дигби просил меня передать вам персональное приглашение присутствовать на богослужении в храме архангела Фосте- ра Церкви Нового Откровения.
— Прошу прощения?
Джубал вмешался:
— Сенатор, как вы знаете, многое почти все ново для «Человека с Марса» но случилось так, что мистер Смит видел одну из ваших служб по стерео.
— Это совсем не то
— Я знаю. Он выразил большой интерес и задал множество вопросов, на которые я, к сожалению, не смог ответить
Бун пристально посмотрел на него:
— Вы не принадлежите к числу Верных?
— Должен признаться, нет.
— Тогда приходите и вы. Для грешника всегда есть надежда.
— Благодарю вас, с удовольствием. (Обязательно приду, дружок, неужели же я пущу в ваше логово Майка одного?)
— В следующее воскресенье? Я предупрежу архиепископа Дигби.
— В следующее воскресенье, если будет возможно, — поправил его Джубал. — Мы ведь можем оказаться и в темнице.
Бун усмехнулся:
— От этого никто не застрахован, верно! Тогда подайте весточку мне или архиепископу, и вас выпустят незамедлительно. — Он оглядел зал. — Вроде бы стульев маловато. Простому сенатору никак не пробиться через толпу этих расталкивающих друг друга локтями типчиков.
— Так, может, вы окажете нам честь и присоединитесь к нашей компании, — вежливо отозвался Джубал, — за этим столом?
— Как? Благодарю вас, сэр! С большим удовольствием. У вас тут все равно что на ринге.
— Разумеется, — добавил Харшоу, — если вы не опасаетесь последствий того, что сели с марсианской делегацией. Мы совсем не собираемся загонять вас в угол и причинять неприятности.
Бун почти не колебался:
— Да ради бога! Между нами, девочками, архиепископ очень, очень интересуется этим молодым человеком.
— Отлично. Вон тот стул возле капитана Ван Тромпа. Вы, возможно, знаете капитана?
— Ван Тромпа? Как же, как же, мы с ним старые друзья, знаю его прекрасно, не раз встречались на приемах! — Сенатор Бун кивнул Смиту, важно проследовал к указанному ему стулу и уселся.
Поток входивших мимо стражей в двери ослабевал. Джубал видел, как назревают ссоры из-за мест, и заметно нервничал. Наконец он не выдержал, так как не мог выносить подобное безобразие, поговорил о чем-то с Майком, уверился, что, хотя тот не понимает зачем, но чего от него хочет Джубал, ему ясно.
— Джубал, я согласен
— Спасибо, сынок. Джубал встал и подошел к группе из трех человек: помощника главы протокола, главы уругвайской делегации и человека, казавшегося раздраженным и недрумевающим.
Уругваец говорил:
— Если вы его посадите, вам придется подыскивать места для всех глав местных администраций — человек этак восьмидесяти или даже больше. Это территория Федерации, и никакие главы отдельных государств не имеют здесь преимуществ перед прочими. Если исключение будет сделано
Джубал прервал говорящего, адресуясь к третьему члену этой группы:
— Сэр! — Он подождал, чтобы все обернулись к нему и замолчали, после чего выпалил: — «Человек с Марса» просил меня передать вам его просьбу оказать ему великую честь сесть рядом с ним если, конечно, дела не требуют вашего присутствия в других местах.
Человек, видимо, удивился, а затем широко улыбнулся:
— Конечно, с удовольствием. Мне очень приятно
Оба других — чиновник и уругвайский сановник — начали было возражать, но Джубал повернулся к ним спиной.
— Поспешим, сэр, у нас мало времени.
Он видел, как в зал входят служители, неся нечто вроде подставки для рождественнои елки и запачканной чем-то красным простыни; это, разумеется, был «марсианский флаг». Когда, торопясь, они подошли, Майк встал им навстречу.
Джубал произнес:
— Сэр, разреншите представить вам Валентайна Майкла Смита. Майк, это Президент Соединенных Штатов.
Майк отвесил глубокий поклон.
Они еле успели усадить Президента справа от Майка, когда рядом водрузили «знамя Марса». Зазвучала музыка, все встали, и чей-то голос объявил:
— Генеральный секретарь!
Глава 20
Джубал подумал, не оставить ли Майка сидеть, когда войдет Дуглас, но отверг эту мысль. Он не хотел ставить Майка выше Дугласа, а хотел просто дать всем понять, что это встреча между равными. Поэтому он встал и сделал знак Майку сделать то же самое. Большие двери в задней части зала широко распахнулись при первых звуках «Хайль, Суверенный Мир», и вошел Дуглас. Он проследовал к своему креслу и стал садиться.
В ту же минуту Джубал сделал знак Майку сесть, в результате чего оба сели одновременно и с довольно значительным интервалом во времени в сравнении с остальными присутствовавшими.
Джубал замер, прислушиваясь. Что там Ла Рю? Он, правда, не обещал невозможного
Гул колокольного набата интродукции «К Марсу» наполнил зал — тема бога Войны, возбуждающая аудиторию, даже подготовленную к ней. Глядя в упор на Дугласа, который смотрел на него, Джубал вскочил с кресла, как рекрут по приказу «смирно».
Дуглас встал не так быстро, но без задержки. Майк, однако, не встал — Джубал не подал сигнала. Он продолжал сидеть, ничуть не смущенный тем, что все присутствующие поднялись на ноги вслед за Генеральным секретарем. Майк лично ничего в церемонии не понимал и был вполне удовлетворен тем, что выполнил пожелание брата по воде.
Джубал обдумывал этот вопрос все время после того, как выдвинул свое требование исполнить гимн Марса. Если требование будет выполнено, как должен вести себя Майк? Ответ заключается в той роли, которую играет Майк в этой комедии
Музыка оборвалась. По сигналу Джубала Майк встал, поклонился и опустился в кресло, сев в него чуть раньше, чем это сделал Генеральный секретарь и все остальные. На этот раз они садились быстрее, так как никто не пропустил того важного обстоятельства, что Майк сидел во время исполнения гимна.
Джубал вздохнул с облегчением. Пронесло! Много лет назад ему пришлось видеть представительницу одного из вымерших ныне королевских родов (правящую королеву), принимавшую парад, — и он заметил, что коронованная леди склонила голову после того, как был исполнен гимн, она как бы благодарила за салют, произведенный в ее честь как суверена.
Что же касается демократического главы, то он при исполнении своего национального гимна встает, как и любой другой гражданин, — он не суверен.
Как указал немного раньше Джубал в разговоре, тут следовало выбирать что-то одно: или Майк частное лицо, и в таком случае все эти цирлихи-манирлихи ни к чему, или, с учетом духа и буквы «Решения Ларкина», он суверен и стоит особняком.
Джубал с удовольствием угостил бы сейчас Ла Рю понюшкой табаку. Было ясно, что намек дошел: папский нунций сохранял спокойное выражение лица, но в его глазах прыгали смешинки.
Дуглас заговорил:
— Мистер Смит, мы горды и счастливы видеть вас в качестве своего гостя. Мы надеемся, что и вы будете считать Землю своим домом, таким же, как и ту планету, на которой вы родились — нашего соседа нашего доброго соседа — Марс
Он продолжал выводить приятные округлые фразы. Майка приветствовали то ли как суверена, то ли как туриста, то ли как гражданина этой страны, вернувшегося домой, — сказать было трудно.
Джубал следил за Дугласом, надеясь увидеть хоть какой-нибудь знак того, как воспринято присланное ему Джубалом письмо. Наконец Дуглас закончил, не сказав ничего, но зато произнеся все отлично.
Джубал шепнул:
— Ну, Майк!
Смит обратился к Генеральному секретарю по-марсиански.
Вдруг он оборвал свою речь и перешел на английский:
— Мистер Генеральный секретарь Федерации Свободных Наций планеты Земля — И снова перешел на марсианский. Затем снова по-английски: — мы благодарим вас за сегодняшний прием. Мы передаем вам привет от Древних Марса — И опять заговорил по-марсиански.
Джубал считал «Древних Марса» великолепной находкой; это звучало лучше «Старейших», да и Майк не возражал Идея чередования марсианских и английских кусков принадлежала Джилл, и Джубал горячо подхватил ее, сказав, что предложение Джилл превратило формальную маленькую речь, столь же лишенную реального содержания, как предвыборные обещания, в нечто глубоко впечатляющее — вроде вагнеровской оперы (и столь же туманное).
Майку-то было все равно. Он мог включить отрывки из марсианских стихов и прочесть их так же легко, как легко произносил затверженные им английские фразы. Если его собратьям по воде хотелось услышать именно эти слова, Майку доставляло радость их цитировать.
Кто-то тронул Джубала за плечо и вложил ему в руку конверт, шепнув: «От Генерального секретаря». Джубал взглянул и увидел Бредли, быстро уходившего прочь. Джубал открыл конверт и заглянул внутрь.
Записка содержала только одно слово «Да» и была подписана инициалами «Д.Э.Д.» знаменитыми зелеными чернилами.
Майк закончил речь замечательно бессодержательной фразой. Джубал услышал свои собственные слова:
« сближение ко взаимной выгоде обоих миров каждый народ, согласно особенностям своей природы »
Затем Дуглас поблагодарил «Человека с Марса» коротко, но очень тепло.
Джубал поднял глаза и увидел, что Дуглас смотрит на него.
Джубал кивнул, Дуглас отвел глаза в сторону. Конференция окончилась, осталось лишь объявить миру ее результаты.
Джубал встал:
— Мистер Генеральный секретарь!
— Да, доктор Харшоу?
— Мистер Смит находится тут как бы в двух ипостасях.
Подобно путешествующим принцам нашей собственной великой расы, пересекавшим на караванах верблюдов и под парусами огромные, еще не нанесенные на карту пространства, чтобы посетить далекую страну, он принес добрые пожелания древних властителей Марса. Но он еще и человек, гражданин Федерации и Соединенных Штатов, и как таковой он имеет права, собственность и обязанности, — Джубал покачал головой, — и весьма сложные к тому же. Как адвокат, имеющий прямое отношение к его второй ипостаси — человека и гражданина, — я рылся в его делах, но мне не удалось даже составить полный список того, чем он владеет, а уж о том, что сказать сборщикам налогов, я и помыслить не могу. — Джубал, тяжело дыша, остановился, чтобы все смогли оценить шутку. — Я уже старик и могу не дожить до завершения этой работы. Вы знаете, что у моего клиента нет достаточного опыта в делах, человеческого опыта, так как марсиане все делают иначе. Но он юноша большого ума — всему миру известно, что его родители были гениями, а он унаследовал их способности. Нет сомнения в том, что через несколько лет он мог бы, если бы захотел, справиться сам, без помощи старого и сломленного жизнью юриста. Но его дела требуют внимания сейчас. Дела ждать не могут.
Мистер Смит, однако, больше интересуется историей, искусством и обычаями людей, то есть своего второго мира, нежели долговыми обязательствами, акциями, гонорарами, и я считаю это разумным.
Мистер Смит обладает практическим умом, который продолжает восхищать меня и поражает всех, кто сталкивается с ним. Когда я разъяснил ему все трудности, он одарил меня ясным взглядом и сказал: «Никакой проблемы я тут не вижу, Джубал. Мы попросим мистера Дугласа». — Джубал помолчал и спросил с беспокойством: — Все остальное — это, пожалуй, дела личные, мистер секретарь. Могу ли я побеседовать с вами наедине? А этих леди и джентльменов можно, вероятно, отпустить по домам?
— Продолжайте, мистер Харшоу. — И мистер Дуглас добавил: — Протокольная встреча закончена. Всякий желающий выйти может это сделать.
Но никто не ушел.
— Хорошо, — продолжал Джубал, — суть дела можно изложить в одной фразе. Мистер Смит хочет, чтобы вы взяли на себя роль его поверенного в делах, с полным правом распоряжаться всем его наследством.
Дуглас выглядел искренне удивленным.
— Это в высшей степени неожиданное предложение, доктор.
— Я это знаю, сэр. Я сказал ему, что вы самый занятой человек на нашей планете и просто у вас не хватит времени заниматься еще и его делами. — Джубал покачал головой и улыбнулся: — Однако я, видимо, не сумел произвести на него должного впечатления. На Марсе, кажется, чем больше данное лицо занято, тем больше от него ждут. Мистер Смит просто сказал: «Мы можем попросить его». Вот я и прошу вас. Разумеется, мы не ожидаем немедленного ответа — это было бы нарушением марсианских обычаев — марсиане никогда не спешат. В еще большей степени они не любят осложнять проблемы. Никаких обязательств, никаких аудиторских проверок и подобных дешевых трюков — просто письменная передача власти поверенному, если вам так угодно. Мистеру Смиту все равно, он готов сделать это хоть сию минуту, устно и в присутствии всех. Это еще один марсианский обычай: если марсианин верит вам, он верит вам во всем. О, я должен добавить, мистер Смит обращается не к Генеральному секретарю, он просит одолжения у Джозефа Эджертона Дугласа, то есть лично у вас. Если вы удалитесь с общественной сцены, это никак не отразится на соглашении. Тот, кто заменит вас в должности, никакого отношения к этому делу иметь не будет. Мистер Смит верит вам, а вовсе не тому, кто случайно займет место в Октагоне этого Дворца.
Дуглас поклонился:
— Независимо от моего ответа, благодарю вас за честь, хотя и не чувствую себя достойным ее.
— А если вы откажетесь от этого предложения, или не сможете его принять, или примете его сейчас, а потом захотите от него избавиться, или что-то еще в этом роде, мистер Смит остановит свой выбор на Бене Какстоне.
Встаньте, Бен. Дайте людям посмотреть на вас. А если не сможет ни Бен, ни вы, то следующий выбор его Впрочем, пожалуй, пока лучше обойтись без имен Скажу лишь, что в списке их несколько хм дайте-ка подумать — Джубал, казалось, потерял нить размышлений. — Отвык говорить стоя. Мириам, где тот листок, на котором мы сделали запись?.. — Он взял листок бумаги и добавил: — Лучше отдай мне и копии. — Мириам протянула ему толстую пачку листов. — Вот памятная записка, которую мы псдготовили для вас или для Какстона, если дела примут такой оборот. М-м-м так-так ах, да поверенный сам назначит себе оплату в зависимости от собственной оценки сложности работы, но не меньше, чем ну тут названа сумма и весьма значительная никого не касается, конечно Поверенный должен положить деньги на открытый счет для покрытия расходов на жизнь владельца и хм хм да, мы подумали, что вам, может быть, угодно воспользоваться услугами Шанхайского банка, скажем, в роли банка-хранителя и, скажем, Ллойда в качестве вашего делового агента или, наоборот, только ради того, чтобы застраховать ваше доброе имя и славу. Но инструкции мистера Смита не обязательны имеет место просто ничем не ограниченная передача власти, аннулирование которой производится по соглашению обеих сторон. Но читать это я не буду иначе зачем было все писать? — Джубал растерянно оглянулся вокруг. — Хм Мириам, обойди стол и отдай это Генеральному секретарю, умница. Что касается копий, то я оставлю их тут. Если захотите, можете раздать их, а возможно, они вам пригодятся самим. О, одну я передам, пожалнй, мистеру Какстону. Вот она, Бен. — Джубал недоуменно оглядел присутствующих: — Хм думаю, что это все, мистер секретарь. Вы что-нибудь хотите сказать нам?
— Одну минуту. Мистер Смит?
— Да, мистер Дуглас?
— Вы действительно хотите этого? Вы хотите того, что изложено в этой бумаге?
Джубал перевел дух, не смея взглянуть на своего клиента. Майка тренировали на такой вопрос но было невозможно угадать точную форму, в которую он будет облечен, и того, в какой степени буквальное повторение заученного совпадет с этой формой.
— Да, мистер Дуглас. — Голос Майка раскатился по залу и по миллиарду комнат всей планеты.
— Вы хотите, чтобы я вел ваши дела?
— Будьте так добры, мистер Дуглас. С вашей стороны это было бы добрым делом. Я буду вам очень признателен.
Дуглас прикрыл глаза:
— Что ж, все ясно. Доктор, я не скажу пока о своем решении, но вы получите ответ в ближайшее время.
— Благодарю вас, сэр. Благодарю за себя и за своего клиента.
Дуглас поднялся. И тут раздался голос члена Ассамблеи Кунга:
— Одну минуту! А как же «Решение Ларкина»?
Джубал перехватил инициативу:
— Ах, да, «Решение Ларкина»! Я слышал столько болтовни, связанной с этим решением, причем главным образом со стороны совершенно безответственных лиц. Мистер Кунг, а что вы имеете в виду?
— Это я вас спрашиваю Или вашего клиента Или Генерального секретаря.
Джубал мягко спросил:
— Можно, я отвечу, мистер секретарь?
— Пожалуйста
— Превосходно. — Джубал вынул из кармана носовой платок и прочистил нос, испустив при этом трубный звук по меньшей мере на три октавы ниже среднего «си». Он поглядел Кунгу прямо в глаза и сказал очень серьезно: — Мистер член Ассамблеи, я обращаюсь к вам, так как знаю, что нет необходимости обращаться к правительству в лице Генерального секретаря. Много лет назад, когда я был мальчишкой, мы с моим приятелем создали клуб. Поскольку существовал клуб, то должен был существовать и устав. И первое правило устава, принятое нами единогласно, гласило, что с этого времени мы будем называть наших матерей «брюзгами». Глупо, конечно. Но мы были тогда юны Мистер Кунг, вам ясны последствия?
— Я не понимаю вас, доктор Харшоу.
— Я применил наше решение насчет «брюзги» только раз. Этого было достаточно и спасло моего друга от последствий повторения такой ошибки. А все, что я получил, так это хорошую порку веткой персикового дерева. Таков был печальный финал «Решения «Брюзга». — Джубал прочистил горло. — Зная, что кто-нибудь захочет поднять эту несуществующую проблему, я попробовал объяснить «Решение Ларкина» моему клиенту. Ему было трудно представить себе, что подобная юридическая фикция может быть применена к Марсу. Марс обитаем. Обитаем древним и мудрым народом, гораздо более древним, чем наш, сэр и, возможно, и более мудрым. Но когда он понял, он очень долго смеялся. Именно так, сэр: ему это показалось весьма забавным. Однажды — и только однажды — я недооценил способность моей матери наказать меня. Урок был не таким уж и болезненным. Но наша Земля вряд ли может позволить себе получить его в планетарном масштабе. Прежде чем мы начнем продавать земли, которые нам не принадлежат, нам следовало бы подумать о том, какого рода персиковые розги висят в каждой марсианской кухне.
Кунг все же не был убежден:
— Мистер Харшоу, если «Решение Ларкина» всего лишь мальчишеская глупость, то почему мистеру Смиту были возданы королевские почести?
Джубал пожал плечами:
— Этот вопрос следовало бы задать правительству, а не мне. Но я могу сказать вам, как я понимаю это дело. А-по- нимаю его как элементарную вежливость по отношению к Древним Марса.
— Извините?
— Мистер Кунг, эти почести не были эхом «Решения Ларкина». В некотором смысле, трудно понятном для землян, мистер Смит и есть планета Марс.
Кунг не дрогнул:
— Продолжайте.
— Или вернее — его марсианская раса. В лице Смита нас посетили Древние Марса. Почести, оказанные ему, — оказаны им, а причиненный ему вред — вред, причиненный им. Это так и есть как в буквальном, так и в трудно-представимом для человека смысле. С нашей стороны было очень мудро воздать почести нашим теперь уже близким соседям. Но эта мудрость не имеет ничего общего с «Решением Ларкина». Никакое ответственное лицо не высказывалось в том смысле, что «Решение Ларкина» может быть применимо к обитаемой планете, и я возьму на себя смелость сказать, что такого не произойдет и впредь. — Джубал возвел очи горе, как бы прося небо о помощи. — Но, мистер Кунг, разрешите мне заверить вас, что древние правители Марса знают, как мы встречаем их посла. Почести, оказанные ему, были символом вежливости, и я уверен, что правительство нашей планеты проявило в этом государственную мудрость. В свое время и вы убедитесь, что это был очень разумный поступок. Кунг ответил грубовато:
— Доктор, если вы хотели запугать меня, то вам это не удалось.
— А я и не пытался. Но, к счастью, для благоденствия этой планеты ваше мнение роли не играет. — Джубал повернулся к Дугласу: — Мистер секретарь, мне давно уже не приходилось так долго бывать на людях и я очень утомился. Можно нам отдохнуть, пока мы будем ожидать вашего решения?
Глава 21
Совещение закончилось. Джубал обнаружил, что его намерению быстзо увести свою команду мешают Президент Соединенных Штатов и сенатор Бун. Оба они поняли, как выгодно им показать свою близость к «Человеку с Марса», и оба знали, что глаза всего мира направлены на них.
За ними надвигались толпы других политиканов.
Джубал быстро проговорил:
— Мистер Президент, сенатор, мы сейчас же уходим, чтобы позавтракать. Не желаете ли присоединиться к нам?
Он полагал, что справиться с этими двумя в дружеской компании будет легче, чем с полудюжиной других на людях, и ему не терпелось увести отсюда Майка, пока что-нибудь не сорвалось.
К его радости, у обоих оказались неотложные дела. Джубалу, однако, пришлось не только дать обещание привести Майка на это гнусное богослужение фостеритов, но еще пообещать нанести визит в Белый Дом. Впрочем, в случае чего мальчугана можно будет объявить больным.
— Девочки, пошли!
На крышу Майка сопровождала Анни, с которой все встречные раскланивались, пораженные ее ростом, скандинавской красотой и впечатляющей тогой. Джубал, Бен, офицеры «Победителя» прикрывали тыл. Ларри с аэробусом уже жоал их. Через несколько минут пилот доставил всю компанию на крышу «Нью Мейфлауэра». Здесь их окружили репортеры, но девушки охраняли Майка вплоть до дверей номера, который был снят Дьюком. Делом своим девушки занимались с энтузиазмом. Мириам и Доркас выказали решительность, напомнившую Джубалу кошек, защищающих своих котят. Репортер, приблизившийся фута на три, рисковал понести серьезный ущерб от каблуков-шпилек.
Коридор охраняли солдаты С.С., у дверей номера стоял их офицер. Джубал было ощетинился, но понял, что их присутствие означает выполнение Дугласом договоренности. Письмо, которое Джубал послал ему в начале конференции, содержало и просьбу обеспечить Майку безопасность, чтобы несчастный мальчуган мог вести нормальную жизнь.
Джубал крикнул:
— Джилл, держи Майка под контролем. Все хорошо.
— Слушаюсь, босс.
Офицер у дверей отдал честь. Джубал взглянул на него:
— Ну и ну! Привет, майор! Приходилось ли вам в последнее время взламывать какие-нибудь двери?
Майор Блох побагровел и не ответил. Джубал подумал, не является ли это назначение наказанием для майора? Дьюк ждал внутри. Джубал распорядился:
— Садитесь, джентльмены. Все ли в порядке, Дьюк?
Дьюк пожал плечами:
— С той минуты, как я получил этот номер, тут «жучков» никто поставить не мог. Но, босс, в любой «малине» можно установить «жучки» заранее так, что вы их и не найдете.
— Ну, ну, я вовсе не это имел в виду. Я хотел сказать — как наши запасы? Я голоден, дружище, я жажду, а у нас трое гостей.
— Ах, это Припасы выгружали под моим присмотром. Я сложил их в нашей буфетной. Очень уж у вас подозрительный характер, босс.
— Советую тебе обзавестись таким же, и тогда будешь жить долго, как я.
— В гробу я видал такой!
— Дело вкуса. В целом наши дела сложились неплохо. Девочки, за дело! Первая, кто снабдит меня выпивкой, может пропустить потом свою очередь в качестве Первой. Садитесь, джентльмены. Свен, какую отраву вы предпочитаете? «Аквавит»? Ларри, сбегай, купи пару бутылок и джин «Больс» для капитана.
— Постойте, Джубал, — сказал Нельсон, — я бы предпочел шотландское виски.
— И я тоже, — отозвался Ван Тромп.
— Ну, этого добра у нас хватит, чтобы утопить лошадь. Махмуд, если вы предпочитаете безалкогольные напитки, я уверен, что у девочек найдется нужное.
Махмуд с тоской в голосе ответил:
— Не следовало бы вам соблазнять меня алкоголем.
— Разрешите мне — Джубал внимательно оглядел Махмуда. — Сынок, у тебя явный нервный стресс. Поскольку у меня нет непроботама, я предписываю заменить его двумя унциями девяностопроцентного этилового спирта и в случае необходимости — повторить. Чего-нибудь туда добавить?
Махмуд улыбнулся:
— Спасибо, доктор, но грешить так грешить. Пожалуйста, джин с водой, или водку, или вообще что вам будет угодно.
— Или чистого медицинского спирта, — добавил Нельсон, — не поддавайтесь на эту удочку, Джубал: Стинки пьет что попало, а потом горько плачет.
— Я действительно сожалею, — сказал серьезно Махмуд. — Это грех.
— Не дразните его, Свен, — грубовато ответил Джубал, — если Стинки хочет извлекать из грехов наслаждение, оплакивая их, это его личное дело. Каждому свое. А как насчет закуски, Стинки? Анни напихала ветчины в одну корзину, и надо думать, что в других тоже может попасться что-нибудь нечистое. Проверим?
Махмуд покачал головой:
— Я не традиционалист, Джубал. Эти законы были изданы очень давно и исходили из тогдашних нравов. Теперь времена другие.
Джубал внезапно погрустнел:
— Да, конечно. Но к лучшему ли они изменились? Неважно, все это тоже пройдет Ешь, что хочешь, мой брат. Бог простит необходимость.
— Спасибо. Но я редко ем в первой половине дня.
— Лучше закусывай, а то спирт только расслабит тебя. Кроме того, эти девочки, что работают на меня и часто пишут с ошибками все они отличные кухарки
Вошла Мириам, неся поднос со стаканами; она готовила напитки, пока Джубал упражнялся в красноречии.
— Босс, — сказала она, — а ну-ка, изложите все это в письменном виде!
— Что? — взвился он. — Опять подслушиваешь! Останешься после уроков и тысячу раз напишешь: «Я никогда не буду вострить уши во время частной беседы».
— Хорошо, босс. Это вам, капитан, и вам, доктор Нельсон, и вам, доктор Махмуд. Вы ведь просили с водой?
— Да, Мириам, спасибо.
— Обычное обслуживание у Харшоу — плохо, но быстро. А вот и ваш стакан, босс.
— Ты налила туда воды!
— Так мне приказала Анни. Вы слишком устали, чтобы пить только со льдом.
Вид у Джубала был самый страдающий:
— Вы понимаете, что мне приходится переносить, джентльмены? Нет, нет, им нельзя давать потачки! Мириам, ты напишешь свою тысячу упражнений на санскрите.
— Хорошо, босс. — Она похлопала его по лысине. — Вперед без страха и сомнений, милый. Вы это заслужили. Мы гордимся вами.
— На кухню, женщина! У всех есть выпивка? А где же Бен?
— Выпивка есть у всех. А Бен звонит в свою контору, причем перед носом у него стоит стакан.
— Отлично! Можешь выйти тихонько, почтительно пятясь задом, и прислать сюда Майка. Джентльмены! Ми ке алоха пау оле! — Джубал выпил, и все последовали его примеру.
— Майк на подхвате. Думаю, из него, когда вырастет, получится приличный дворецкий.
— А я думал, он ушел. Все равно пригласи его сюда. Доктор Нельсон хотел бы осмотреть его.
— С этим можно и подождать, — откликнулся корабельный хирург. — Джубал, скотч выше всех похвал, но что это был за тост?
— Извините. Это полинезийский. «Да будет бесконечна наша дружба». Назовем его сноской к нашей водной церемонии. Между прочим, джентльмены, Дьюк и Ларри — братья Майка по воде, но пусть это вас не обманывает готовить они ни черта не умеют но зато ребята такого сорта, которых хорошо иметь за спиной, когда идешь по темному переулку.
— Раз вы ручаетесь за них, Джубал, — заявил Ван Тромп, — надо запустить их сюда, и дверь на запор. Давайте выпьем за девушек. Свен, как звучит твой тост за flickas (Девушек (норв.,шведск.))?
— Тот, что за прекрасных девушек во всем мире? Четыре из них здесь. Скооль! — Они выпили за женщин — собратьев по воде, и Нельсон продолжил: — И где вы таких берете, Джубал?
— Лично вывожу в собственном погребе. А потом, когда я их натаскаю, являются какие-нибудь щеголи и женятся на них. Безвыигрышная игра.
— Я вижу, как вы страдаете, — сочувственно сказал Нельсон.
— Еще бы! Я надеюсь, джентльмены, вы все женаты? Двое были женаты, Махмуд — нет. Джубал посмотрел
на него холодно:
— Будьте добры, умрите во плоти! Разумеется, после ленча. Я не могу допустить, чтобы вы это сделали на пустой желудок.
— Я не опасен. Я убежденный холостяк.
— Бросьте, сэр! Я видел, как Доркас строила вам глазки а вы в ответ мурлыкали
— Безопасен, уверяю вас. — Махмуд уж решил было сказать, что может жениться лишь на единоверке, но сообразил, что общество, пожалуй, его не поймет. — Но, Джубал, не вздумайте сделать такое предложение Майку, он не грокк, что вы шутите, и в результате у вас на руках окажется мертвое тело. Я не уверен, что Майк может умереть по собственному желанию, но он обязательно попробует.— А я уверен, что он может, — твердо сказал доктор Нельсон. — Доктор я хочу сказать, Джубал, вы заметили что-нибудь странное в метаболизме Майка?
— Хм я бы сказал так: я не нашел в его метаболизме ничего такого, что не казалось бы странным.
— Совершенно точно.
Джубал повернулся к Махмуду:
— Не бойтесь, что я подтолкну Майка к самоубийству. Я грокк, что он не грокк шуток. — Джубал подмигнул: — Но я не грокк, что такое «грокк». Стинки, вы же говорите по-марсиански?!
— Чуть-чуть.
— Вы говорите свободно, я вас слышал. Вы-то грокк «грокк»?
Махмуд задумался:
— Нет. «Грокк» — самое важное слово в этом языке, и я, намереваясь отвести несколько лет на попытку вникнуть в него, не думаю, что мне это удастся. Надо думать по-марсиански, чтобы грокк слово «грокк». Может быть, вы заметили, что Майк применяет его в весьма различных ситуациях?
— Еще бы! Моя бедная голова просто трещит.
— Моя – тоже.
— Еда! — объявил Джубал. — Ленч, и в самое время. Девочки, поставьте все на стол, так чтобы- было удобно брать еду, и постарайтесь сохранять почтительное молчание. Продолжайте, доктор. Или в присутствии Майка этот разговор неуместен?
— Вовсе нет. — Махмуд заговорил с Майком по-марсиански. Майк ответил, на его лице расплылась радостная улыбка. Потом это выражение исчезло, и он занялся едой. — Я рассказал ему, что пытаюсь сделать, и он ответил, что я поступаю правильно. Это не мнение, а констатация факта. Надеюсь, что если он заметит мои ошибки, то вмешается и поправит. Впрочем, сомневаюсь, захочет ли он это сделать. Майк мыслит по-марсиански и, таким образом, как бы создает совсем другую «карту». Вы понимаете меня?
— Я грокк это, — согласился Джубал. — Язык формирует основу мышления.
— Точно! Доктор, вы говорите по-арабски?
— А? Очень плохо, — признался Джубал. — Понахватался кой-чего, когда служил военным врачом в Северной Африке. Но продолжаю читать, так как предпочитаю слова Пророка в оригинале.
— И правильно делаете. Коран непереводим — «карта» получается искаженной, как бы вы ни старались. Вы, значит, понимаете, с каким трудом в свое время мне давался английский? И не только потому, что в моем родном языке более простые флексии. Изменилась «карта». Английский язык — величайший язык мира. Его разнообразие, тонкость, иррациональная идиоматическая сложность позволяют выразить понятия, невозможные на другом языке. Я чуть не сошел с ума пока не научился думать на нем и таким образом получил новую «карту» мира, перекрывшую ту, с которой я вырос. Может, и не лучшую, но уж точно — куда более детальную. Но есть вещи, которые можно отлично выразить по-арабски, но никак нельзя по-английски.
— Вот почему я продолжаю читать Коран по-арабски, — сказал Джубал.
— Да. Марсианский язык сложнее английского и совершенно на него не похож в том, как он отражает картину Вселенной. В сравнении с ним английский и арабский языки выглядят как очень близкие. Англичанин и араб могут научиться думать на языках друг друга, но я совершенно не уверен, что кто-нибудь из них сможет думать на марсианском (разве что подобно тому, как научился Майк). О, мы, конечно, можем научиться пиджин-марсианскому (По аналогии с «пиджин-инглиш» - жаргоном, распространенным в бывших английсках колониях на Дальнем Востоке и островах Тихого океана) — это тот язык, на котором я говорю.
Возьмем слово «грокк». Его буквальное значение очень просто. Оно восходит ко временам рождения марсианской расы как расы мыслящих существ и бросает свет на всю «карту». «Грокк» означает «пить».
— Как?! — воскликнул Джубал. — Майк никогда не произносит «грокк» в связи с питьем. Он
— Подождите минуточку. — Махмуд заговорил с Майком.
Тот казался слегка удивленным.
— «Грокк» — это пить.
— Но Майк согласился бы, — продолжал Махмуд, — если б я назвал еще целую сотню английских слов, которые мы считаем концептуально разными и даже прямо противоположными по значению. «Грокк» охватывает их все! Он означает «страх», означает «любовь», означает «ненависть» — истинную ненависть, ибо, согласно марсианской «карте», нельзя ненавидеть что-либо, если ты не грокк это, то есть если не понимаешь это так глубоко, что как бы соединяешься с этим воедино, а оно соединяется с тобой. Вот когда ты ненавидишь. Ненавидя себя и в себе. Но это значит одновременно, что ты любишь это нечто и пестуешь его. Иначе и быть не может. Вот тогда-то ты ненавидишь, и я полагаю, что марсианская ненависть — эмоция столь мрачная, что в сравнении с ней земной эквивалент может быть назван легкой неприязнью.
Махмуд поморщился:
— «Грокк» означает «идентично равные». Наше клише «ваше горе я переношу как свое» имеет слегка марсианский привкус. Судя по всему, марсианам инстинктивно известно то, что мы с таким трудом извлекаем из нашей новейшей физики, а именно, что наблюдатель взаимодействует с объектом наблюдения в процессе последнего. «Грокк» означает понимание столь полное, что наблюдатель становится частью наблюдаемого — сливается, объединяется, поглощается, теряет личностное в групповом опыте. «Грокк» означает почти все, что содержится в нашей религии, философии и науке, а для нас это слово значит столь же мало, как краски для слепого. — Махмуд помолчал. — Джубал, если бы я разрезал вас на мельчайшие кусочки, сделал бы из вас похлебку, то вы и похлебка, какая бы она ни получилась, грокк друг друга, а когда я съел бы вас, мы бы грокк вместе, и ничего бы не пропало, и было бы совершенно неважно, кто и кого именно съел.
— Ну, для меня-то это вряд ли было бы безразлично, — категорически не согласился Джубал.
— Так вы же не марсианин. — Махмуд остановился, чтобы поговорить с Майком на марсианском.
Майк кивнул:
— Ты сказал верно, мой брат Махмуд. И я так говорю. Ты есть бог.
Махмуд беспомощно пожал плечами:
— Видите, насколько это все безнадежно! Все, что я в результате получил, — это богохульство. Мы думаем не так, как марсиане. Иначе не можем.
— Ты есть бог, — спокойно повторил Майк, — бог, он грокк.
— Давайте переменим тему. Джубал, не могу ли я во имя братства попользоваться еще джином?
— Сейчас принесу, — засуетилась Джилл. Все выглядело, как обычный семейный пикник; причиной были открытые и свободные манеры Джубала, а также то, что все три гостя принадлежали к тому же, что и он, сорту людей — ученые, жизнелюбивые, не имевшие нужды казаться. Даже доктор Махмуд, всегда настороженно относившийся к тем, кто не разделял истинной веры в полное подчинение воли человека Воле Божьей — благодатной и милосердной, — позволил себе расслабиться. Ему очень понравилось, что Джубал читал слова Пророка и сейчас, когда он перестал следить за ним, женщины дома Джубала казались ему уже куда пышнее, чем раньше. Вон та — черненькая Он постарался изгнать эту мысль из головы. Он же гость.
Но ему нравилось, что эти женщины не стрекочут, не ввязываются в неторопливый разговор мужчин, быстро управляются с едой и выпивкой, веселы и гостеприимны. Некоторая непочтительность Мириам, проявленная в отношении хозяина, слегка покоробила его, но потом он понял, что это была та свобода, которой пользуются кошки и любимые дети в хорошем добром доме.
Джубал объяснил, что они просто дожидаются ответа Генерального секретаря.
— Если он деловой человек, мы получим от него известие скоро. Если бы мы оставались во Дворце, у него могло бы возникнуть желание поторговаться из-за мелочей. А здесь мы от такой торговли защищены.
— Торговля из-за чего? — спросил капитан Ван Тромп. — Вы и так дали ему все, чего он только мог пожелать.
— Нет, там есть и то, чего бы он не хотел. Дуглас предпочел бы условия безвозвратного перехода, а не основанного на хорошем поведении, с угрозой передать полномочия человеку, которого он не переносит, а именно этому паршивцу с невинной улыбкой, то есть нашему брату Бену. Но ведь торговаться хотят и другие. Этот пустоглазый будда Кунг с радостью вспорол бы мне брюхо, ведь я выбил у него из-под ног шикарную подставку! Но если бы он смог придумать расклад, который нас соблазнил бы, то тут же предложил бы его нам. Поэтому мы закрылись от него. Кунг — одна из причин, по которым мы едим и пьем только то, что привезли с собой.
— Вот, значит, что вас беспокоило?! — воскликнул Нельсон. — Джубал, я считал, что вы просто гурман, предпочитающий свою кухню. Мне и в голову не пришло, что в таком отеле меня могут отравить!
Джубал с сожалением покачал головой:
— Свен, никто не собирается травить вас, но вполне возможно, что ваша жена получит страховку, поскольку вы преломили хлеб с Майком.
— Вы в этом уверены?
— Свен, я могу позвонить в гостиничный отдел обслуживания и заказать все, что вам будет угодно. Но сам ни к чему не притронусь и Майку тоже не позволю. Им известно, где мы, и у них есть часа два на действия, поэтому у меня все основания подозревать, что каждый официант подкуплен Кунгом а может, и еще два-три человека из обслуги. Я свою главную задачу вижу в том, чтобы сохранить этому парню жизнь, пока нам не удастся обезвредить силы, которыми он обладает.
Джубал нахмурился:
— Вы посмотрите на паука «черная вдова». Маленькое пугливое создание, полезное, самое красивое из всех паукообразных, сделанное будто из лакированной кожи, с такой тоненькой талией, что напоминает видом песочные часы. Но у него, к сожалению, слишком много силы для его скромной величины. И поэтому каждый стремится его уничтожить. И «черная вдова» бессильна что-либо предпринять — избавиться от своей смертоносной силы она не может. У Майка та же самая дилемма. Разве что он не так красив, как «черная вдова»
— Ну уж, Джубал, — негодующе всплеснула руками Доркас, — и как вы можете говорить такое! При этом так несправедливо.
— Дитя, я не обладаю твоими сексуальными предпочтениями. Красив он или нет, но Майк не может ни отделаться от своих денег, ни быть в безопасности, владея ими. Тут ведь не один Кунг. Высший Суд тоже далеко не так аполитичен, как должен был бы быть хотя его методы скорее привели бы Смита к тюремному заключению, чем к смерти, — судьба, на мой взгляд, еще более печальная. Не говоря уж о прочих заинтересованных силах, которые ломают себе головы, высчитывая, как отразится на их благосостоянии то, что Майк вдруг окажется главным экспонатом пышных похорон. Я
— Телефон, босс.
— Анни, если это из Порлока
— Нет, это Даллас.
— Тогда я не буду подходить.
— Она велела вам передать, что говорит Бекки.
— Что же ты молчишь! — Джубал быстрыми шагами вышел из комнаты.
Широкий экран почти полностью занимало лицо мадам Весант.
— Бекки, как же я рад вас видеть!
— Привет, доктор! Ну насмотрелась же я на ваше представление!
— И каково впечатление?
— Лучшей постановки мне еще в жизни видеть не приходилось! Док, профессия потеряла великого актера оттого, что у вас не было брата-близнеца.
— Это высокая оценка, Бекки, — Джубал быстро просчитал варианты, — но пьеса была поставлена вами. Я только сделал на нее ставку и выиграл неплохую денежку. Называйте гонорар, Бекки.
Мадам Весант нахмурилась:
— За что обижаете?
— Бекки, орать и хлопать могут все, но аплодисменты стоят дороже, если к ним приложена пачка аккуратно сложенных зеленых бумажек. «Человек с Марса» выиграл кое-что и, значит, кое-что может себе позволить. — Он ухмыльнулся: — Что касается меня, то я могу вас только потискать немножко и подарить такой поцелуй, от которого у вас затрещат ребра.
Бекки подобрела и улыбнулась:
— Я припоминаю, как вы бывало похлопывали меня по попке, заверяя, что профессор наверняка поправится. Вам всегда удавалось вызвать у меня приятные ощущения.
— Уверен, что никогда не вел себя столь предосудительно.
— Сами знаете, что вели. И притом в вас не было ничего отеческого.
— А может, это был метод лечения, в котором вы нуждались? Увы, я давно не похлопываю попок, но в вашем случае готов отступить от правил.
— Вот так-то лучше!
— А вы лучше подумайте насчет гонорара. И не забудьте приписать побольше нулей.
— Док, для получения гонорара есть и иные пути, нежели подсчитывать мелочь. Вы знаете, как сейчас выглядит Биржа?
— Не знаю и знать не хочу. Лучше приезжайте к нам и выпьем.
— Нет, пожалуй, откажусь. Я пообещала гм очень важному клиенту, что буду на месте.
— Понял. Бекки, а не могут звезды сказать, что все кончится для всех благополучно, если бумаги будут подписаны и утверждены сегодня же? Возможно, сразу после закрытия Биржи?
Она задумалась:
— Надо поразмыслить.
— Думайте. Приезжайте навестить нас. Вам этот мальчик понравится. Необычен, как подтяжки на змее, и мил, как поцелуй, сорванный украдкой.
— Гм я приеду. Спасибо, док.
Они простились. Джубал обнаружил, что доктор Нельсон увел Майка в спальню, чтобы осмотреть его. Хирург выглядел невероятно удивленным.
— Доктор, я видел этого пациента только десять дней назад. Скажите, где он приобрел свою мускулатуру?
— Как где? Послал купон в «Журнал для настоящих мужчин». Знаете эти объявления, рекламирующие, что любой девяностофунтовый доходяга
— Доктор, будьте же серьезны!
— А почему бы вам не спросить его самого?
Нельсон так и сделал.
— Я их надумал, — ответил Майк.
— Верно, — подтвердил Джубал, — он их надумал. Когда Майк появился у меня неделю назад, это было нечто желеобразное, дохлое, тощее, жиденькое и бледное. Было похоже, что его выращивали в глубокой пещере. Я так и решил. Поэтому велел ему расти и набирать силы. Что он и сделал.
— Упражнения? — недоверчиво спросил Нельсон.
— Чуток плавания.
— Несколько дней, проведенных в бассейне, не могут изменить человека настолько, чтобы он выглядел так, будто всю жизнь упражнялся на брусьях. — Нельсон задумался. — Я знаю, что Майк может упражнять свои так называемые «неконтролируемые мышцы». Такие случаи известны и у нас. Однако это состояние заставляет думать
— Доктор, — мягко сказал Джубал, — а почему бы не признаться, что вы просто не грокк этого?
Нельсон вздохнул:
— И верно. Одевайся, Майк.
Немного позже Джубал рассказывал трем офицерам «Победителя»:
— Решить финансовый вопрос было легче всего. Надо было поставить его так, чтобы борьба вокруг него стала невозможной. Даже в том случае, если Майк умрет. И поэтому я заявил, будто его смерть означает конец опекунства, а специально пущенный слух из одного обычно надежного источника довел до сведения Кунга и остальных, что смерть Майка повлечет переход постоянного контроля в руки Дугласа. Разумеется, если бы я обладал магическими способностями, я бы вообще отобрал у Майка деньги, все до последнего пенни. Так
— Зачем, Джубал? — прервал его капитан. Джубал в удивлении уставился на него.
— А вы — состоятельный человек, капитан? Я хочу сказать, вы — человек богатый?
— Я? — фыркнул Ван Тромп. — У меня есть мое жалованье, будет когда-нибудь пенсия, дом с закладной и две девочки в колледже. Мне очень хотелось бы быть богатым.
— Нет, вам бы это по душе не пришлось.
— Ха! Вы не так бы запели, будь у вас девчонки в школе!
— Я провел через колледжи четырех и был по уши в долгах. Одна из них сейчас звезда своей профессии, разумеется, под фамилией мужа, ибо я, по ее мнению, старый грешник, а не почтенный престарелый родитель. Другие вспоминают обо мне в дни моего рождения, а в остальное время просто забывают. Образование им не повредило. Я упомянул своих потомков, только чтоб доказать — мне хорошо известно, что отцам из-за них часто требуется куда больше, чем у этих самых отцов есть. Вы можете перейти в какую-нибудь фирму, которая будет платить в несколько раз больше, чем вы получаете сейчас, только за право числить вас среди своих директоров. Вам ведь делали такие предложения?
— Это к делу не относится, — холодно ответил капитан Ван Тромп. — Я профессионал.
— Ваши слова означают, что деньги не способны соблазнить вас на отказ от командования кораблем.
— Но я бы не отказался и от аенег в придачу.
— Мало денег — мало проку. Дочери тратят ровно на десять процентов больше того, что может заработать любой профессионал. Таков закон природы, каковой отныне будет известен как «Закон Харшоу». Но, капитан, настоящее богатство, богатство такого масштаба, который требует чуть ли не бригады прохвостов, чтобы отыскать способ снизить налоги, прихлопнуло бы вас еще надежнее, чем отставка.
— Чушь! Я бы поместил его в облигации и стриг бы себе купоны.
— Ни в коем случае, если вы из породы тех, кто сам добывает богатства. Крупные деньги добыть нетрудно. Только на это придется положить всю жизнь, жизнь, полную страданий. Ни одна балерина не работает так много. Капитан, это не ваш стиль! Вы не хотите делать деньги, вы хотите их тратить.
— Вы правы, сэр! И поэтому я не понимаю, почему вы хотите забрать у Майка его богатство.
— Потому, что большое богатство — это проклятье, если вам не нравится делать деньги ради самого процесса их деланья. Но и тогда у богатого человека будет немало неприятностей.
— Чепуха! Джубал, вы говорите, будто евнух в гареме, пытающийся убедить обыкновенного человека, что в положении евнуха есть свои преимущества.
— Возможно, — согласился Джубал. — Способность человека творить из собственных недостатков достоинства безгранична. Я — не исключение. Но раз я, подобно вам, сэр, не имею к деньгам другого интереса, кроме как тратить их, то для меня стать богатым невозможно. И, наоборот, я никогда не испытываю страха, что мне не удастся обзавестись скромным доходом, которого хватит на удовлетворение моих пороков, ибо достичь такого положения любой человек со смекалкой может менее рискованными средствами, нежели прикупая к двойке в покере.
А большое богатство? Вы же видели этот фарс? Разве я не мог переписать сценарий так, чтобы самому получить всю добычу и стать ее распорядителем, a de facto — собственником, получая любой приглянувшийся мне доход? И сделать это так, чтобы Дуглас поддержал бы такой вариант? Майк мне верит. Я его собрат по воде. Мог я украсть его сокровища?
— Гм черт бы вас побрал, Джубал! Я думаю — да.
— Безусловно. Потому что Генеральный секретарь не больший искатель сокровищ, чем вы. Его страсть — жажда власти. Кстати, мне этот барабанный бой тоже ничего не говорит. Если бы я гарантировал ему (о, разумеется, очень изящно), что имущество Майка будет полностью поддерживать его Администрацию, я мог бы уволочь весь мешок. — Джубал передернул плечами. — Я думал, что, может, придется пойти и на это, чтобы защитить Майка от стервятников, и тогда меня охватила паника. Капитан, вы не знаете, что такое богатство Морского Царя. Человека, который им обладает, окружают со всех сторон, липнут к нему, как липнут в Бомбее нищие, требуют инвестировать или просто отдать хоть частичку своего богатства. Он делается подозрительным: ведь даром ему никто не отдаст свою дружбу. Его прежние друзья слишком разборчивы, чтобы толкаться среди попрошаек, они слишком горды, чтобы навлечь на себя подозрение, что они тоже попрошайки.
Еще хуже — его семья в постоянной опасности. Капитан, вашим дочерям угрожало когда-нибудь похищение?
— Что? Господи, конечно же, нет.
— А если бы вы обладали богатством, взваленным на плечи Майка, вам пришлось бы караулить своих девочек день и ночь, и все равно вы не знали бы покоя, так как никогда не смогли бы довериться охране полностью. Посмотрите истории хотя бы сотни похищений и заметьте, сколько доверенных людей было в них замешано и как мало жертв вернулись живыми Есть ли что-нибудь такое, что можно купить за деньги и ради чего стоит набросить удавку на шейки ваших дочерей?
Ван Тромп задумался:
— Знаете, я, пожалуй, предпочту свой заложенный дом, Джубал.
— Аминь. Я тоже хочу жить своей жизнью, спать в своей постели и жить спокойно. Да, я испугался, что мне придется провести свои последние годы в конторе, осаждаемой идиотами, работая до позднего вечера в качестве поверенного Майка. И тут я прозрел. Дуглас уже живет годами за такими баррикадами, он обладает нужным штатом. Поскольку мы отдаем власть над богатством, чтобы сохранить жизнь Майка, то почему бы не заставить Дугласа расплатиться за это своей головной болью? Я не боялся, что он украдет: только второстепенный политикан способен на преступление из-за денег, а Дуглас не мелочевка. Перестаньте корчить рожи, Бен, и будем надеяться, что он не переложит это бремя на ваши плечи.
Итак, я перебросил бремя Дугласу и теперь смогу вернуться в свой любимый сад. Но все было просто, если главное понятно. Меня пугало «Решение Ларкина».
Какстон перебил:
— Я полагаю, вам тут изменило остроумие, Джубал. Эта глупость с почестями суверену Надо было просто дать Майку подписать акт передачи своих интересов, если таковые существуют, под эгидой этого «Решения».
— Бен, мой мальчик, — мягко сказал Джубал, — как журналиста, вас иногда еще можно терпеть
— Хм спасибо. Я и не знал, что вы мой поклонник.
— Но ваши стратегические концепции приличествуют лишь неандертальцу
Какстон вздохнул:
— Так-то лучше. Мне на какую-то минуту показалось, что вы совсем уж размякли.
— Если такое случится, прошу тут же пристрелить. Капитан, сколько человек вы оставили на Марсе?
— Двадцать три.
— И каков их статус, исходя из «Решения Ларкина»?
Ван Тромп нахмурился:
— Мне не полагается говорить об этом.
— Ну и не надо, — согласился Джубал, — мы сами вычислим.
Вмещался доктор Нельсон:
— Шкипер, я и Стинки сейчас на гражданке. Я могу говорить, что хочу
— И я, — поддержал его Махмуд.
— Им известно, куда они могут запихать себе мое звание в запасе. Какое право имеет правительство указывать мне, что надо говорить, а что — нет?! Эти просиживатели штанов на Марс небось не летали.
— Успокойся, Свен. Я буду говорить сам — мы же тут среди братьев по воде. Но, Бен, мне не хотелось бы видеть это в газете
— Капитан, может, вам будет удобнее, если я уйду к девочкам и Майку?
— Нет, пожалуйста, останьтесь. Правительство с этой колонией село в лужу. Каждый колонист передал свои «ларкинские права» правительству. Появление Майка спутало все. Я не юрист, но я так понимаю, что, если Майк откажется от своих прав, правительство будет на коне, когда дело дойдет до дележа ценностей Марса.
— Каких это ценностей? — спросил Какстон. — Слушайте, шкипер, я совсем не собираюсь бросать тень на ваши подвиги, но все же мне приходилось слышать, что Марс не имеет ценности, с точки зрения человеческих представлений о недвижимости. Или в докладах есть нечто, что отмечено индексом «перед прочтением умереть»?
Ван Тромп покачал головой:
— Нет, докладные технического характера все рассекречены. Но, Бен, ведь и Луна, когда мы до нее добрались, была всего лишь куском пустой породы.
— Touche (Задет! Удачный выпад (фр.)), — признал Какстон, — жалею, что мой родитель не купил акций «Лунар Энтерпрайз» но Марс обитаем.
Капитан Ван Тромп явно чувствовал себя неуютно.
— Да, но Стинки, расскажи лучше ты.
Махмуд принял эстафету:
— Бен, на Марсе очень много места для заселения человеком, и, насколько мне удалось уяснить, марсиане мешать нам не станут. Мы вывесили свой флаг и теперь требуем экстерриториальности. Но наш статус может оказаться примерно таким же, как у муравейника, сооруженного под стеклом в кабинете биологии. Так что особой ясности у меня лично нет.
Джубал кивнул:
— У меня тоже. Я, в общем-то, и тогда ситуацию полностью не представлял, кроме того, что правительство очень хочет заполучить эти самые «права». Поэтому я решил, что правительство знает не больше меня, и пошел в атаку. «Отвага, отвага и еще раз отвага!»
Джубал усмехнулся:
— Когда я учился в школе, я победил в дебатах, процитировав аргумент Британской комиссии по проблемам судоходства. Мои противники не смогли меня опровергнуть, ибо такой комиссии отродясь не существовало.
Сегодня утром я поступил столь же бессовестно. Это Администрации было нужно «Решение Ларкина», и она боялась, что мы договоримся с кем-нибудь еще. Я воспользовался их алчностью и трусостью, форсируя этот логически абсурдный постулат их юридического нонсенса и добиваясь признания в протокольном порядке Майка сувереном, с которым следует соответственно обращаться. — Джубал выглядел весьма довольным собой.
— И тем самым, — сухо произнес Бен, — посадили себя в здоровенную лужу.
— Бен, Бен, — с упреком произнес Джубал, — это они, согласно собственной логике, короновали Майка. Вряд ли мне стоит говорить, что, несмотря на известную поговорку насчет голов и корон, все же королем быть куда безопаснее, чем скрывающимся претендентом на трон. Позиция Майка существенно укрепилась от нескольких музыкальных тактов и старой простыни. И все же она осталась очень сложной. Благодаря этой небывальщине — «Решению Ларкина» Майк в одно мгновение оказался признанным сувереном Марса, имеющим право раздавать концессии, торговые привилегии, земли и все такое прочее. И он должен был или делать все это и попасть под еще больший пресс, чем тот, который грозил ему из-за богатства, или отречься и позволить «ларкинским правам» перейти к тем людям, что сидят на Марсе, то есть к Дугласу. — На лице Джубала отразилось страдание. — Обе альтернативы были мне одинаково противны. Джентльмены, я не мог позволить, чтобы мой клиент попал в такую ловушку. Надо было найти решение, которое бы минимизировало ущерб Марсу и одновременно не дало бы зацепки Высшему Суду. — Джубал ухмыльнулся. — Поэтому мне пришлось пойти на прямой обман. Почести суверена были Майку оказаны. Весь мир это видел. Но такие почести могут оказываться и alter ego1 суверена, то есть его послу. Поэтому я показал, что Майк не карточный король, который получил звание благодаря юридической фикции, а посол великого марсианского народа. — Джубал пожал плечами. — Конечно, я блефовал. Но я основывал свой блеф на убеждении, что другие — Дуглас и Кунг — знакомы с фактами не лучше меня. — Джубал огляделся. — Я пошел на этот блеф потому, что вы были с нами, братья Майка по воде. Я чувствовал поддержку, и значит, Майк должен был превратиться в марсианского посланника, а «Решение Ларкина» — умереть.
— Очень надеюсь на это, — сказал спокойно Ван Тромп, — хотя ни в малейшей степени не могу расценить ваше заявление как ложь.
— Как? Я всего лишь плел словесную паутину, импровизировал.
— Неважно. Мне казалось, что вы говорите правду. — Шкипер помолчал. — Разве что я бы не назвал Майка послом. Назвать его силами вторжения было бы куда вернее.
У Какстона отвисла нижняя челюсть.
— В каком смысле, сэр? — отозвался Харшоу.
— Я внесу поправку, — ответил Ван Тромп. — Я полагаю, что он разведчик, собирающий информацию для своих марсианских хозяев. Только не думайте — я так же люблю этого мальчика, как и вы. Но у него нет никаких причин быть по отношению к нам лояльным, я хочу сказать, по отношению к Земле. — Капитан снова нахмурился. — Было бы естественно ожидать, что человек, найденный на Марсе, ухватится за предложение вернуться домой, а на самом деле ничего похожего не произошло. Верно, Свен?
— Майк ни в какую не хотел, — согласился Нельсон, — он нас к себе даже близко не подпускал. Боялся. Затем марсиане велели ему лететь с нами и он повел себя, как солдат, выполняющий приказ, идиотская суть которого ему предельно ясна.
— Минуточку, — запротестовал Какстон, — капитан, вы хотите сказать, что Марс вторгается к нам? Марс? Не выглядит ли это так же, как если бы мы решили вторгнуться на Юпитер? Сила тяжести у нас в два с половиной раза превышает марсианскую, а на Юпитере — в два с половиной больше, чем на Земле. Аналогичны различия в температурах, в давлении атмосферы и так далее. Мы не смогли бы жить на Юпитере, и я, признаться, не вижу, как марсиане выдержали бы наши условия. Разве не так?
— В общем, близко к истине, — согласился Ван Тромп.
— Зачем же атаковать Юпитер? Или зачем Марсу нападать на нас?
— Бен, а вы слышали о проекте создания площадки для высадки на Юпитере?
— Так ведь дальше болтовни дело не пошло. Непрактично.
— Несколько лет назад космические перелеты тоже считались непрактичными. Инженеры рассчитали, что использование всех данных, которые получены в процессе изучения океанов, плюс разработка типов скафандров с автономным двигателем вполне могут помочь «завоевать» Юпитер. Не думайте, что марсиане глупее нас. Посмотрели бы вы на их города!
— Гм — сказал Какстон, — все же я не понимаю, зачем им лишнее беспокойство
— Капитан!
— Да, Джубал?
— Я вношу одно возражение. Вам знакома классификация культур на аполлонические и дионисийские?
— В самом общем виде.
— Ну так мне кажется, что даже культуру Зуни на Марсе сочли бы дионисийской. Вы там были, но я разговаривал с Майком. Малыш был взращен в аполлонической культуре, а такие культуры, как известно, не агрессивны.
— М-м-м я бы на это не полагался.
Неожиданно вмешался Махмуд:
— Шкипер, есть свидетельства, подтверждающие точку зрения Джубала. Культуру можно анализировать с помощью языка. У марсиан нет слова, обозначающего войну. Во всяком случае, я так думаю. И слов «оружие», «сражение» тоже Если в языке таких слов нет, значит, и сам предмет, обозначаемый ими, в культуре отсутствует.
— О, ерунда, Стинки! Животные сражаются, муравьи ведут войны. А разве у них есть нужные для обозначения сих предметов слова?
— Они обязательно были бы, будь то расы, общающиеся с помощью языка. Говорящая раса имеет слова для каждой концепции и дает новые дефиниции, когда возникают новые концепции. Нервная система, которая имеет предпосылки для развития речи, не может не заговорить. Если бы марсиане знали, что такое война, у них нашлось бы и обозначающее ее слово.
— Так мы ничего не решим, позовем Майка, — предложил Джубал.
— Подождите, — возразил Ван Тромп, — я уже много лет знаю, что спорить со специалистами безнадежно. Но я знаю и то, что в истории было множество специалистов, которые чертовски грубо ошибались Извини, Стинки.
— Вы правы, капитан, но на этот раз я вряд ли ошибаюсь.
— Майк может нас рассудить только в том случае, если он знает данное слово так что может случиться то же, как если бы ребенка двух с половиной лет спросили бы, что такое компьютер. Давайте лучше придерживаться фактов. Свен, как насчет Агню?
Нельсон ответил:
— Уж лучше вы сами, капитан.
— Ладно только это все между собратьями по воде, джентльмены. Лейтенант Агню был нашим младшим врачом. Очень способный, как мне говорил Свен Но марсиан он не переносил. Я отдал приказ не носить оружие, когда выяснилось, что марсиане — мирный народ. Агню не подчинился, во всяком случае, нам не удалось разыскать его пистолет, а люди, видевшие его последними, говорили, что пистолет был при нем. В моем бортовом журнале осталась запись: «Пропал без вести, вероятно, погиб».
Двое из членов команды видели, как Агню завернул в проход между двумя большими утесами. Потом они заметили марсианина, следующего тем же путем Они тотчас поспешили туда, так как особенности норова доктора Агню были им хорошо известны.
Оба слышали выстрел. Один из них рассказывал, что когда добежал до прохода, то, кажется, видел Агню проходящим мимо марсианина. Но Агню тут же исчез. Второй утверждает, что когда он оказался на том же месте, то марсианин появился, проплыл мимо него и двинулся своим путем. Они исследовали проход, но он был пуст и кончался тупиком.
Вот и все, джентльмены. Может быть, Агню перескочил через тупиковую стену благодаря низкой силе тяжести и влиянию страха мне это не удалось, хоть я пытался. Кроме того, стоит упомянуть, что оба космонавта носили кислородные маски, на Марсе это необходимо, но гипоксия может сильно поколебать доверие к их свидетельствам. Я не могу утверждать, что первый космонавт был просто в состоянии кислородного голодания. Я говорю так потому, что в такую вероятность поверить все же легче, чем в то, что Агню исчез в мгновение ока. Я сказал офицеру, что он, должно быть, страдал от удушья, и приказал ему проверить свое снаряжение.
Я полагал, что Агню скоро найдется, и даже хотел наказать его за выход с оружием.
Но мы так и не нашли его. Мое недоверие к марсианам, вероятно, берет исток в этом инциденте. Они уже больше не казались мне просто большими, добрыми, безобидными, чуть комическими существами, несмотря на то что никаких неприятностей мы от них не имели, а они всегда давали нам то, о чем мы просили, особенно с тех пор, как Стинки понял, как именно следует обращаться к ним с просьбами.
Я постарался замять дело: нельзя допустить панику, если вы находитесь в миллионах миль от Земли. Скрыть, что Агню исчез, я, конечно, не мог, группа космонавтов долго искала его. Однако я утаил все, что могло содержать намек на таинственность. Агню заблудился в утесах, умер, когда иссяк запас кислорода ну и его занесло песком. Его пример я использовал, запретив выходить в одиночку, требуя поддержки постоянной связи по радио и частых проверок снаряжения. Тому первому космонавту я не приказывал молчать, просто намекнул, что его история невероятна, так как компаньон ее не подтверждает. Так что официальная версия победила.
Махмуд медленно произнес:
— Я впервые слышу, капитан, о какой-то тайне. И предпочитаю вашу «официальную версию» — я не суеверен.
Ван Тромп кивнул:
— Именно к этому я и стремился. Только Свен и я слышали этот дичайший рассказ, но все равно — Лицо капитана внезапно как бы постарело. — Я иногда просыпаюсь по ночам и спрашиваю себя, что же все-таки случилось с Агню?
Джубал слушал молча. Рассказала ли Джилл Бену насчет Берквиста и этого второго как его Джонсона?
Говорил ли кто-нибудь Бену о битве у бассейна? Это казалось маловероятным. Девочки знали, что «официальная версия» такова, будто передовой отряд так и не появился — они ведь слышали его телефонный разговор с Дугласом.
Черт побери! Единственное, что можно сделать, — это молчать и постараться внушить Майку, чтобы он не отправлял в Никуда не приглянувшихся ему посторонних.
От дальнейших угрызений совести Джубала избавило появление Анни.
— Босс, там у дверей стоит мистер Бредли. Тот, который зовет себя старшим помощником Генерального секретаря.
— Ты его не впустила?
— Нет, мы говорили по переговорному устройству. Он сказал, что принес вам бумаги и должен ждать ответа.
— Пусть просунет их в прорезь почтового ящика. Это ведь пока территория марсианского посольства.
— А его оставить стоять за дверью?
— Анни, я знаю, ты хорошо воспитана, но в данной ситуации грубость себя полностью окупает. Мы не уступим ни дюйма, пока не получим того, чего хотим.
— Хорошо, босс.
Пакет был довольно толстый, так как в нем лежали и копии. Джубал собрал всех.
— Я предлагаю по леденцу за каждую обнаруженную ошибку, ловушку или двусмысленность.
После долгого молчания Джубал нарушил тишину:
— Он честный политик — однажды купленный, он не продается другим.
— Видимо, так, — согласился капитан.
— Кто-нибудь хочет что-либо сказать? На приз претендентов не было. Дуглас сформулировал лишь то, что было в соглашении, подготовленном Джубалом.
— О'кей, — сказал Джубал, — каждый из нас завизирует копии. Дай сюда мою печать, Мириам. Черт! И впусти Бредли. Пусть он тоже завизирует. А потом угостите его стаканчиком. Дьюк, извести портье, что мы отбываем. Позвони в «Грейхаунд» — пусть подают нашу карету. Свен, шкипер, Стинки — мы бежим отсюда, как Лот из Содома Почему бы вам не поехать с нами и не отдохнуть на природе? Кроватей хватит, еда домашняя, тревог никаких
Женатые мужчины попросили перенести их визит на более позднюю дату, доктор Махмуд принял предложение. Подписание документов затянулось, так как Майку очень нравилось подписывать, тщательно и с артистическим удовлетворением выводя каждую букву своего имени. Остатки от пикника упаковали как раз к тому времени, когда бумаги были подписаны, скреплены печатью, а счет за номер доставлен.
Джубал глянул на кругленькую цифру и написал на счете: «Утверждаю к оплате. Доктор Дж. Харшоу за В. М. Смита» и вручил его Бредли.
— Это уж забота вашего босса. Бредли с недоумением заморгал:
— Сэр?
— О, мистер Дуглас, без сомнения, передаст его шефу протокола. Я, знаете ли, в таких делах полный невежда.
Бредли принял счет.
— Да, — сказал он задумчиво, — Ла Рю оплатит его, я передам.
— Благодарю вас, мистер Бредли благодарю за все.