Александр КАЗАКЕВИЧ. Глава из книги «Звезды как люди. Парадоксальные и малоизвестные факты из жизни знаменитых людей»
Скачать 
Александр Казакевич. Глава из книги "Звезды как люди". Роберт Луис Стивенсон
Авторский сайт: akazak.ru
Издательство «Феникс», Ростов-на-Дону, 2007 г.
«ОН ТАК БЫЛ ПОХОЖ НА ОГОРОДНОЕ ЧУЧЕЛО, ЧТО КАЗАЛОСЬ, ВОТ-ВОТ ЗАСКРИПИТ ПРИ ВЕТРЕ»
ПРЕВОСХОДНЫЙ
У каждого из нас есть свои любимые стихи. Одно из моих самых любимых — вот это:
Из вереска напиток
Забыт давным-давно.
А был он слаще меда,
Пьянее, чем вино.
В котлах его варили
И пили всей семьей
Малютки-медовары
В пещерах под землей.
Пришел король шотландский,
Безжалостный к врагам,
Погнал он бедных пиктов
К скалистым берегам.
На вересковом поле
На поле боевом
Лежал живой на мертвом
И мертвый — на живом.
Лето в стране настало,
Вереск опять цветет,
Но некому готовить
Вересковый мед.
В своих могилках тесных,
В горах родной земли
Малютки-медовары
Приют себе нашли.
Король по склону едет
Над морем на коне,
А рядом реют чайки
С дорогой наравне.
Король глядит угрюмо:
«Опять в краю моем
Цветет медвяный вереск,
А меда мы не пьем!»
Но вот его вассалы
Приметили двоих
Последних медоваров,
Оставшихся в живых.
Вышли они из-под камня,
Щурясь на белый свет, —
Старый горбатый карлик
И мальчик пятнадцати лет.
К берегу моря крутому
Их привели на допрос,
Но ни один из пленных
Слова не произнес.
Сидел король шотландский,
Не шевелясь, в седле.
А маленькие люди
Стояли на земле.
Гневно король промолвил:
— Пытка обоих ждет,
Если не скажете, черти,
Как вы готовили мед!
Сын и отец молчали,
Стоя у края скалы.
Вереск звенел над ними,
В море — катились валы.
И вдруг голосок раздался:
— Слушай, шотландский король,
Поговорить с тобою
С глазу на глаз позволь!
Старость боится смерти.
Жизнь я изменой куплю,
Выдам заветную тайну! —
Карлик сказал королю.
Голос его воробьиный
Резко и четко звучал:
— Тайну давно бы я выдал,
Если бы сын не мешал!
Мальчику жизни не жалко,
Гибель ему нипочем.
Мне продавать свою совесть
Совестно будет при нем.
Пускай его крепко свяжут
И бросят в пучину вод,
А я научу шотландцев
Готовить старинный мед!
Сильный шотландский воин
Мальчика крепко связал
И бросил в открытое море
С прибрежных отвесных скал.
Волны над ним сомкнулись.
Замер последний крик…
И эхом ему ответил
С обрыва отец-старик.
— Правду сказал я, шотландцы,
От сына я ждал беды.
Не верил я в стойкость юных,
Не бреющих бороды.
А мне костер не страшен.
Пускай со мной умрет
Моя святая тайна —
Мой вересковый мед!
Автор этого маленького шедевра — шотландский поэт и писатель Роберт Луис Стивенсон. Как только произносишь это имя, тотчас же приходит на ум «Остров сокровищ» — самое знаменитое произведение Стивенсона, вот уже более века любимейшая книга миллионов читателей во всем мире, причем не только подростков, но и взрослых. Пожалуй, это почти все, что мы знаем о нем.
В книге истории есть немало имен, о которых мы можем сказать: хороший мастер, но дурной человек. Или так: хороший человек, но средненький мастер. К Стивенсону и в первом, и во втором случае применим только один эпитет — хороший. Или, точнее, — отличный. Или, еще точнее, — превосходный.
ХУДОЙ, КАК ЦЕП
О том, что юный Роберт Луис станет когда-нибудь в будущем знаменитым писателем, его родители не могли не то что мечтать, но даже и думать. Уж больно ленив, несерьезен, а главное, ужасно плох здоровьем, доктора говорят: выживет ли вообще! Переболев в раннем детстве едва ли не всеми детскими болезнями, а в довесок еще и «лошадиной болезнью» — крупом, будущий писатель превратился в настоящий живой скелет. Вот один из портретов, оставленных одним из его друзей: «Он был очень нескладно сложен, не парень, а какой-то цеп для молотьбы, одни суставы, локти, колени и журавлиные ноги… Он так был похож на огородное чучело, что казалось, вот-вот заскрипит при ветре». Он и вправду качался при ветре: при весьма немалом росте его вес едва достигал
Беспрестанно хворающий, гундосящий (вечно заложен нос!), нескладный, узколицый, с безобразными «усами сапожника», не умеющий ни красиво одеться, ни поухаживать за дамами, Стивенсон мог бы оказаться в числе тех озлобленных неудачников, что тратят все силы на то, чтобы было чем заплатить за скромную еду и крышу над головой. Но к счастью Роберту Луису повезло трижды: он родился в благополучной и достаточно богатой семье. Затем он смог получить неплохое образование, сдав экзамен на диплом инженера, а затем и адвоката. И наконец, видимо в обмен на здоровье, судьба наградила его талантом блестящего собеседника и рассказчика.
Этот талант чудесным образом превращал любого собеседника, даже поначалу враждебно настроенного, в друга и поклонника. Однажды ночью компания молодых людей сомнительного вида и неопределенной профессии в одном из темных закоулков остановила одиноко гуляющего студента. Студент неосмотрительно расхаживал не в самом лучшем квартале города, не в самое лучшее время, да еще и в непозволительно роскошной для местных аборигенов черной бархатной куртке. Возможно, жизнь студента была вне опасности, но он рисковал вернуться домой без денег и в одном нижнем белье. Пока его раздевали, студент вдруг стал рассказывать веселые истории — как раз по аналогичному случаю… Поначалу разбойники хмыкали, затем стали раздаваться смешки, наконец никто не мог удержаться от громкого смеха. Отсмеявшись, грабители изменили свое намерение: они вернули веселому студенту штаны, куртку и даже кошелек. А затем даже пригласили вместе пообедать — за их счет.
Так студент Стивенсон приобрел сомнительных друзей и стал завсегдатаем одного полубандитского ресторанчика. То было место, где собирался разный псевдо-артистический сброд: безработные актеры и художники, мелкие жулики, картежные шулеры, воры, всякого вида и ранжира прожигатели жизни. Или, говоря коротко, бездельники и неудачники. А поскольку в подобных кругах вместо имен одни клички, то Стивенсон вскоре из Роберта Луиса превратился в «Бархатную куртку».
Что уж тут говорить: хорошенькое начало для карьеры, сэр Роберт Луис!
АХ, МОЛОДОСТЬ, МОЛОДОСТЬ…
Как кто-то остроумно заметил, кабак — это полутемное заведение, в котором сидят полутемные личности. Как же мог Стивенсон, человек добрейшей и светлой души, оказаться в этой мрачной компании?
Не будем торопиться с выводами. Будущие хирурги многие часы проводят в морге, изучая на трупах строение внутренних органов человека. Однако никто и не подумает сказать, что они извращенцы. Так и писатели: чтобы писать о жизни, ее нужно досконально изучить: и ту, что благоухает духами и розами, и ту, что отдает потом и нечистотами. Стивенсон оказался внимательным исследователем. Сотни самых пестрых характеров, необычных судеб, невероятных историй, смешных или страшных, все это пригодится будущему писателю для его завтрашних повестей и рассказов.
Но Роберт Луис еще слишком молод и не перерос известных недостатков этого возраста. Отец Луиса, Томас Стивенсон, смотритель маяка, опытный инженер и образцовый тори (то есть, представитель консервативной партии или, по-нашему, ретроград), не мог спокойно наблюдать, как его сын просиживает штаны в каком-то «кабаке для парикмахеров». Когда-то он, Томас Стивенсон, даже поменял имя своему сыну — с английского Льюис на французское Луис. Спрашивается, зачем? А затем, что у ненавистного лидера местных либералов, как выяснилось, оказалось такое же имя — Льюис… Нетрудно догадаться, как реагировал почтенный инженер на кабацкие посиделки сына. Следует заметить, что Томас Стивенсон, несмотря на свой консерватизм, имел доброе сердце и достаточно снисходительный нрав. Но однажды и его терпению пришел конец. Разразившись страшными проклятиями, он чуть не набросился на своего сына-полуинвалида с палкой. Что же его так разъярило?
А вот что: Луис поведал отцу, что собирается жениться. Что же тут плохого? А то, что невестой он выбрал себе — кого бы вы думали? — несовершеннолетнюю проститутку! Невеста — смазливая девица-сирота, «без роду и племени» и, кажется, даже без крыши над головой, подвизалась в свободное от «основной работы» время в роли певички в известном нам кабаке. К тому же, она только что родила. Отец ребенка, какой-то громила-бандит, куда-то сбежал, бросив «невинную овечку» с ее «барашком» на произвол судьбы. Жалостливое сердце Луиса от слез «овечки» и криков «барашка», конечно же, растаяло…
Разговор отца с сыном был крайне эмоциональным и, как выяснилось позже, судьбоносным. В итоге Луис отправился в одиночное путешествие по Европе — то был компромисс с обеих сторон и — меньшее из возможных зол.
Выражаясь словами Роберта Луиса, «то не потеряно, о чем не жалеют». Смена обстановки действительно помогла: Луис очень скоро забыл о женитьбе на певичке. Репутация семьи Стивенсонов была спасена. И все же Томас Стивенсон рано радовался.
Из Европы, после нескольких месяцев путешествия, сын прислал родителям письмо, в котором сообщал, что… снова решил жениться. На этот раз окончательно и бесповоротно, и потому он просит заочного родительского благословения. Выбор сына оказался не намного лучше прежнего. Его новая невеста — американка, «свободная художница» и «счастливая мать троих детей». Кроме того, она старше Луиса на целых десять лет и, хуже того, она… замужняя женщина!
ЛЮБОВЬ ПРЕОДОЛЕВАЕТ ВСЕ
Фэнни Осборн — так звали новую невесту Луиса и его будущую жену. По мнению одних биографов, она сыграла важную роль в жизни писателя, став для него непременным условием, без которого литературный успех был бы невозможен. По мнению других, она была деспотом, который, ничего не смысля в литературе, вмешивался в творчество Луиса, безжалостно им командовал, явившись основной причиной многочисленных ссор с друзьями и родственниками Стивенсона. Возможно, правы и те, и другие. Кто из нас не смотрит сквозь пальцы на недостатки любимых?
Родительского благословения, как и следовало ожидать, Луис не получил. Но на этот раз он решил быть последовательным. Фэнни с детьми уехала в Америку, к мужу — просить его о разводе, а он — остался ждать ее в Европе. Вскоре от Фэнни пришло письмо: она писала о том, что развод скоро будет готов, и она просит Луиса приехать к себе, в Калифорнию.
Письмо явилось не в лучший час. Луис, полдетства пролежавший из-за болезней в постели и лишь слегка окрепший в юности, вновь сильно заболел. Туберкулез — таков был диагноз, поставленный ему одним из лучших европейских врачей. Единственная возможность выжить, или точнее продлить жизнь — сменить климат. Но Луису сейчас не до собственных проблем: Фэнни прислала еще одно письмо, в котором сообщила, что серьезно заболела. И Луис, вопреки родительской воле, почти без гроша в кармане, несмотря на частые лихорадки и кровохарканье, садится на первый попавшийся корабль — им оказался обычный скотовоз — и, в пахучей компании свиней, коз и коров, плывет в Америку.
Во время утомительного путешествия он несколько раз едва не отдал богу душу. В поезде, курсирующем от Нью-Йорка до Калифорнии, его охватил сильнейший приступ лихорадки. Глядя на бьющегося в конвульсиях в углу вагона пассажира, кто-то даже предложил «пристрелить беднягу» — чтобы не мучился. Возможно, тем дело бы и закончилось, не окажись в числе пассажиров ветеринара, успокоившего остальных и объяснив, что болезнь не заразна.
Приехав наконец в Сан-Франциско, где жила Фэнни, Стивенсон едва сдержал стон и не заплакал, узнав, что она переехала к этому времени в другой город, Монтеррей — в
Запаса физических сил хватило не намного. Проехав без отдыха, еды и воды два дня, он свалился без сил в расщелине между прибрежных холмов. Прошла ночь, наступил день, а он все еще был не в состоянии подняться. Лошадь его мирно паслась поблизости. Ее-то первой и заметил проходивший мимо охотник на медведей. Без труда подняв и уложив на лошадь легкое как пушинка тело, охотник отвез больного к себе на ранчо. Здесь будущий писатель пролежал несколько дней, мало-помалу приходя в себя.
«Это был странный и мучительный отрезок в моей жизни, — писал он впоследствии. — Согласно всем правилам, смерть казалась неизбежной, но спустя некоторое время мой дух снова воспрял в божественном бешенстве и стал понукать и пришпоривать мое хилое тело с немалым усилием и немалым успехом».
Любовь преодолевает все, — утверждает пословица. Луис добрался до Монтеррея, разыскал Фэнни, дождался развода, сочетался с ней законным браком, а затем направился, прихватив жену и пасынка Ллойда, в Европу — познакомить жену с родителями. (К этому времени у Фэнни было уже только двое детей: несовершеннолетний Ллойд и взрослая Белл — она только что вышла замуж и переехала к мужу. Младший сын Фэнни умер младенцем.)
БОГ ЕСТЬ!
«Сердце мое буквально пело…», — скажет Стивенсон о своей дальнейшей семейной жизни. Фэнни оказалась мудрой женщиной и сумела понравиться родителям мужа. Если свекор говорил, что ему нравятся женщины с высокой прической, то на следующий день Фэнни укладывала свои волосы соответствующим образом. Если он ворчал, глядя на ее платье, назавтра она появлялась в том одеянии, которое он вчера выставлял, как наилучшее. Фэнни не спорила и тогда, когда ей этого, может быть, и очень хотелось. Ее большой опыт и женская интуиция подсказывали ей: ни она, ни ее муж не в состоянии обеспечить себя материально. Луис уже печатает свои дорожные очерки в журналах, но это такие копейки, что их и в расчет брать нельзя. Картины Фэнни никто не хочет покупать. Одна только надежда на помощь свекра. Ведь он достаточно богатый человек. Это он, смилостивившись, прислал сыну деньги в Америку, чтобы тот смог вернуться вместе с женой в родительский дом. В общем, благодаря стараниям Фэнни, старая обида отца за прежнее сыновье бунтарство была окончательно забыта.
Говорят, Бог посылает людям испытания для того, чтобы они могли подняться на одну ступеньку выше. Посланное Стивенсону испытание — тяжелые болезни. Его здоровье было настолько слабым, что даже легкая простуда могла закончиться для него трагически. А простужался он едва ли не каждый месяц. И тогда — знакомые неприятности: и трясущая лихорадка, и внезапные обмороки, и судороги ног, и тяжелая одышка, и удушающий кашель. А тут еще и кровохарканье открылось — туберкулез! Но болеть нет времени — женатому человеку нужно зарабатывать деньги, чтобы прокормить жену и детей. И потому, как бы тяжко тебе ни было, приходится браться за перо и работать. «Если вы думаете, что трудитесь больше, чем все, значит, вы такой же, как все!» — цитирует он самого себя и принимается за работу. Работа, любимая работа — вот спасение и смысл жизни!
Новая беда едва не лишила его самой работы: у Стивенсона отнялась правая рука… Ну что ж, значит, будем писать левой рукой! Выводя слово за словом левой, он волнуется только об одном: таким способом много не напишешь, а значит, и не заработаешь. Выход нашла Фэнни. Она стала записывать под диктовку мужа, став одновременно его стенографистом и литературным секретарем. Казалось бы, проблема решена, но не тут то было: после одного из приступов у Стивенсона отнялась речь… В довершение ко всему у него разыгрались ишиас и ревматизм, а также стали гноиться глаза. Теперь ему нельзя ни писать, ни читать, ни разговаривать, ни ходить. Оставалось только лежать день-деньской и ждать, пока ему не дадут снотворное.
Казалось бы, выхода нет. Все, что ему осталось — тихо доживать свой век, горстями глотая таблетки и обезболивающее. Но, может быть, вы когда-нибудь слышали об упрямцах, которые упав, всегда пытаются подняться? Которые не умеют или не хотят признавать себя побежденными и сражаются до тех пор, пока не погибнут или не добьются своего? Старая истина гласит: кто не сдается, того не побеждают. Что же делает Стивенсон? Он учится диктовать на языке глухонемых — одной рукой! Вот уж, действительно, «о мужественное сердце разбиваются все невзгоды», как утверждает восточная мудрость.
«В течение четырнадцати лет, — писал Стивенсон за год до смерти, — я ни одного дня не чувствовал себя здоровым, я просыпался больным и ложился в постель измученным, и все это время я трудился, не отступая от своего долга и намеченного пути. Я писал в постели, писал, когда у меня шла горлом кровь, писал, когда у меня от слабости кружилась голова, и мне кажется, я с честью поднял перчатку, брошенную мне судьбой, и одержал победу в битве с жизнью…».
Десятки раз его жизнь была на волоске от смерти. Но всякий раз каким-то невероятным образом он выкарабкивался, снова падал в бездну и снова поднимался, выходя победителем в, казалось бы, абсолютно безнадежных ситуациях. Этот чудодейственный сплав воли и мужества дал и такой же фантастический результат: к нему вернулась речь, способность передвигаться и управлять правой рукой, восстановилось зрение и исчезли судороги, но главное — он победил туберкулез. А еще, в качестве моральной награды за проявленную стойкость, в его дверь постучалась самая настоящая литературная слава.
И как тут не воскликнуть после этого: Бог есть!
«ТУСИТАЛА»
Зафрахтовав на деньги, полученные по наследству после смерти отца, яхту, Стивенсон вместе с родными отправился в путешествие по южным морям. То была не блажь, а попытка найти здоровый климат для его слабых легких. И такое место было найдено — один из островов архипелага Самоа (ныне — это суверенное государство Западное Самоа). Здесь и решил Стивенсон «бросить якорь».
Температура на Самоа редко опускается ниже +40. Однако, обустраивая свой новый дом, Луис ставит в нем огромный… камин. Что ж, пусть посмеиваются над ним желтолицые аборигены, разве понять им, что без полыхающего поблизости огня он уже не может ни отдыхать, ни придумывать новые сюжеты для книг, ни просто уснуть. Сидеть вечером в уютном кресле и смотреть на огонь, слушать умиротворяющее потрескивание полениц и о чем-нибудь размышлять — что может быть лучше для уставшего человека? Тем более, писателя и, тем более, шотландца, совсем не избалованного солнечным теплом.
Стивенсон быстро нашел общий язык с местными жителями. Веселый и разговорчивый, щедрый и деликатный, он влюбил в себя всех островитян, не говоря уже об островитянках. И это при его крайней худобе, нескладности и внешней некрасивости! Секрет успеха был прост: Стивенсон рассказывал новым знакомым несколько смешных или фантастических историй, а те в ответ рассказывали ему свои истории. Стивенсон, слушая, щедро демонстрировал свою заинтересованность и участие, то кивая головой, то всплескивая руками, то ахая или охая, доставляя собеседнику зримое удовольствие. Польщенные вниманием белого человека, его простотой и открытостью, самоанцы проникались к нему доверием и симпатией.
|
|
Туситала — «Рассказчик» — так называли его самоанцы. И не только из-за невероятного количества удивительных историй, что он им рассказывал, но и за то, что все время писал «разные слова» в свою тетрадь. «Зачем тратить столько времени и сил на то, чтобы записать какие-то слова на бумагу?» — недоумевали они. Но эта странность Туситалы не мешала им относиться к нему с неизменной долей уважения.
Уважение так просто не дается, как, например, симпатия. Но и здесь Стивенсон добился очевидного успеха. Так, во время племенной междоусобицы, Стивенсон принял живое участие в судьбе плененных вождей. Фэнни и Луис возили в тюрьму, куда были посажены вожди, еду и табак. Пленные, конечно же, были в восторге от поддержки «первых граждан Самоа». Когда вождей освободили из заключения, они расчистили в непроходимом тропическом лесу «дорогу любящих сердец», или «дорогу благодарности», — от главной тропы, пересекавшей остров, до Ваилимы, места, где находился дом Стивенсона. Писатель бы чрезвычайно этим тронут: «Неважно, хватит ли их порыва на то, чтобы закончить дорогу, это не имеет для меня ни малейшего значения. Важно, что они взялись за нее, взялись по собственному почину и сейчас стараются осуществить свой план. Только подумайте — они строят дорогу! Вещь неслыханная на Самоа! Что еще в здешних местах (кроме налогов) так чревато бунтом? Это то, к чему нельзя принудить ни платой, ни наказанием. У меня теперь такое чувство, что я все же кое-чего добился на Самоа».
МИР ПРИНАДЛЕЖИТ ОПТИМИСТАМ
«Сколько на свете воды и земли! Сколько цветов, мой друг! Мы станем счастливы, как короли, Если посмотрим вокруг!..» — это строки из стивенсовского стихотворения «Счастливая мысль». Один из литературных критиков Стивенсона однажды написал: «Как бы я хотел, чтобы все мы были похожи на Стивенсона! Быть, вполне резонно и справедливо, довольным своим стилем, иметь чистую совесть и бодрость духа и легко относиться к жизни — какое это блаженство!» Этот безвестный критик, вероятно, не совсем осознавал, какой ценой было достигнуто это блаженство.
«Счастье, — утверждал Стивенсон, — отнюдь не великая задача человека, это побочный продукт нашего существования». Существование автора «Острова сокровищ» долгое время требовало напряжения всех сил — физических и духовных.
Многие из книг Стивенсона были созданы не в самые лучшие моменты его жизни — в основном, во время болезней. Так, например, стихи, вошедшие в сборник «Детский цветник стихов», Стивенсон создавал, находясь буквально в двух шагах от смерти. Когда сборник появился в печати, он вызвал массу восторженных откликов. В одной из рецензий на него говорилось: «Эти жизнерадостные стихи сочинил тот, чья жизнь легка». Лишь близкие друзья писателя знали, при каких обстоятельствах была написана большая часть стихотворений «Детского сада стихов». Лежа в темной комнате (врачи настоятельно рекомендовали оберегать больного от яркого света), страдая от нескольких недугов сразу, не имея возможности ни двигаться, ни говорить, левой рукой на листе бумаги он вслепую выводил неровные строчки стихов:
Кофейным омутом — река,
И золотом — песок.
Бежит река издалека,
И путь её далёк.
Зелёных листьев лёгкий флот
На пенистой волне.
Вослед кораблик мой плывёт.
Вернётся ли ко мне?
Его уносит быстрина
В зелёные холмы,
И бьёт кипучая волна
В квадрат его кормы.
Пусть кто-нибудь кораблик мой
За сотни миль найдёт
И водяную пыль рукой
С бортов его стряхнёт.
Многие отказывались верить, что неисправимый оптимист Стивенсон может болеть или от чего-то там страдать. Все это выдумки и только для того, чтобы привлечь к себе побольше внимания — такое мнение разделяли не все, но многие английские критики. Стивенсон вынужден был даже несколько раз публично объясняться, почему он, несмотря ни на что, исповедует оптимизм. «Детство мое, — писал он в одной из таких «объяснительных», — сложная смесь переживаний: жар, бред, бессонница, тягостные дни и томительно долгие ночи. Мне более знакома «Страна Кровати», чем зеленого сада». В ответ же на упрек, почему он воспевает светлые стороны жизни, избегая теневых, Стивенсон пишет, что невольно отворачивается от всего болезненного, не желая ворошить пережитые печали.
Французский историк Франсуа Гизо однажды сказал: «Мир принадлежит оптимистам, пессимисты — всего лишь зрители». Дело вкуса выбирать тот или другой стиль жизни. Только мне кажется, что в стиле, который избрал себе шотландский писатель, куда больше и великодушия, и человеколюбия, и самой жизни. В конце концов, выражаясь словами самого Стивенсона, «мир скучен только для скучных людей».
СИГАРА ПРОКАЖЕННОГО
На страницах очерков «Путешествие внутрь страны», изданных в 1878 году, Стивенсон пишет: «Будем по мере сил учить народ радости. И будем помнить, что уроки должны звучать бодро и воодушевленно, должны укреплять в людях мужество». Один из самых блестящих примеров мужества — «100 дней» Наполеона, свергнутого французского императора. Тайно покинув место своей ссылки, остров Эльба, Наполеон с сотней гвардейцев устремился в Париж. По мере продвижения к столице крохотное войско императора пополнялось ветеранами и добровольцами, но оно было еще слишком мало, чтобы открыто вступать в сражение со стотысячной королевской армией. Ловко лавируя, Наполеон избегает столкновения, всякий раз уводя свою армию в сторону от движения королевских войск. Но вот настает момент, когда две армии все же встречают друг друга. Чтобы не допустить кровопролития (ведь и там, и тут свои, французы; причем большинство из тех, кто сейчас держит его грудь на мушке, еще недавно служили под его командованием), Наполеон отдает своим уланам приказ опустить ружья. И — идет вперед, один, к солдатам короля, уже стоящим на изготове и ждущим только команды «Огонь!»…
На расстоянии пистолетного выстрела Наполеон останавливается. «Солдаты! — говорит он громким и твердым голосом. — Я ваш император. Узнаете меня?» Кто-то из королевских офицеров дает команду: «Вот он! Пли!». Солдаты бледнеют, ноги у них подкашиваются. В судорожно сжатых руках дрожат ружья. Наполеон делает еще два-три шага вперед и открывает на груди зеленый егерский мундир: «Если есть между вами солдат, который хочет убить своего императора, — вот моя грудь!»
И тут раздается неистовый крик: «Виват император!». Королевские солдаты бросают ружья, выбегают к нему из рядов, падают к его ногам, обнимают их, целуют ботфорты и полы его мундира, поднимают его и несут на руках… Вся королевская армия, за исключением нескольких офицеров, переходит на сторону Наполеона! Дело невиданное и неслыханное: один человек победил целую армию!
Однако чудеса мужества встречаются не только на поле брани. Есть героизм и другого рода. Он не столь ярок и впечатляющ, порою вообще неприметен, но требует от человека ежедневных, ежечасных, а порой и ежеминутных усилий для того, чтобы просто оставаться человеком. Возможно, что в этом даже больше величия, чем во всех подвигах военных героев. Вся жизнь Стивенсона, говоря без преувеличения, — почти каждодневный подвиг. И он не только в его стойком сопротивлении физическим недугам. Он — в самом способе его жизни.
Однажды на Гавайских островах Стивенсон стал свидетелем того, как прокаженная девушка ждала под арестом отправки в лепрозорий вместе с матерью, добровольно пожелавшей ее сопровождать, но не уверенной, что ей позволят там остаться. Зрелище это совершенно потрясло Стивенсона. Он ничем не мог ей помочь, но дал деньги, чтобы хоть как-то облегчить ее участь. Стивенсон был глубоко тронут всеобщим горем и плачем, сопровождавшими расставание — гавайцы необычайно привязаны к своим близким. После отъезда девушки, столь потрясшего его, Стивенсон решил не щадить себя и, не взирая на реальную опасность заразиться проказой, поехал в лепрозорий. Он провел там целую неделю, помогая, как мог, его обитателям, «терзаемый ужасными зрелищами, но чувствуя истинный подъем духа при виде такой доброты у беспомощных, такого мужества и альтруизма у больных».
Однажды во время прогулки, Стивенсону встретился один из этих несчастных. Больной шел ему навстречу, и в изуродованных болезнью губах была зажата сигара — единственная роскошь местных мужчин. Несчастный узнал Стивенсона, радостно заулыбался ему и, вынув изо рта дымящийся окурок, протянул его писателю. О том, что проказа заразна, Стивенсону было хорошо известно, но обидеть бедняка, который делился с ним своим достоянием, он не мог. Великолепным жестом он принял сигару и затянулся густым дымом. Затем возвратил прокаженному сигару и, кивнув ему в знак благодарности, пошел своей дорогой.
Этот короткий эпизод — один из примеров повседневного мужества. Американский писатель Терри Андресон так объяснил разницу между военным и бытовым героизмом: «Люди способны вынести почти все, что угодно, если у них нет выбора. Истинное мужество — это когда у вас есть выбор». Выбор не в пользу самого себя, собственного эгоизма и своих интересов — наверное, в этом и есть высшее проявление человеческого духа. Можно привести немало примеров, как в минуты крайней опасности кто-то вел себя так, как Наполеон, Цезарь или Александр. Куда меньше примеров, когда от человека требовалось что-то совсем простое: что-то сказать, или ответить, или, просто, как в случае со Стивенсоном, протянуть руку и взять сигару. На самом же деле здесь требовалось одно: имея выбор, остаться человеком. А это во много раз тяжелее, чем один раз напрячь силы и одолеть врага. О таких героях не часто пишут в учебниках, они, по преимуществу, лица безвестные. Но они есть. И это они нас убеждают: да, человек может все! И — да, человек — это звучит гордо! И благодаря таким людям, как Стивенсон, мы знаем, что это не пустые слова.
«МОРЯК ВЕРНУЛСЯ ДОМОЙ…»
Стивенсон умер не от слабых легких. Скорее, он умер от переутомления. 3 декабря 1894 года, спустившись из кабинета, Луис увидел, что Фэнни мрачна — ее терзало предчувствие, будто с кем-то из близких скоро должно произойти несчастье. Луис решил подбодрить ее и, принеся из погреба бутылку вина, стал вместе с ней готовить салат. И вдруг он упал — кровоизлияние в мозг. Через два часа он умер.
Ллойд Осборн, пасынок писателя, рассказывал, что не раз замечал долгий взгляд, брошенный Стивенсоном на вершину горы Веа, венчавшей весь остров. Согласно завещанию писателя, он хотел покоиться на ее вершине. Но пути на вершину не было — вся гора поросла густым колючим кустарником и деревьями. Тогда собрался совет вождей. И вожди решили, что воля Туситалы должна быть исполнена. Но прорубить дорогу на крутую гору — это несравнимо более тяжкий труд, чем проложить дорогу на ровной местности.
«Утренняя тишина, — рассказывает Ллойд Осборн, — была нарушена треском падающих деревьев, звонким стуков топоров и более грубыми ударами мотыг и ломов, дробивших камни. Ни звука не слышно было только от людей, давших обет совершить весь этот труд в полном молчании. Не раздавалось ни песен, ни шуток, которые у самоанцев неразлучны с работой. Но тогда молча, сверкая потными телами и полные яростного усилия, местные жители, кто ножом, кто топором, кто мотыгой, лопатами или кирками, прорубались сквозь непроходимую чащу ради того, чтобы отдать долг Туситале».
Собственно, ради Стивенсона и было совершено первое восхождение на Веа. А когда путь был проложен и все поднялись наверх, то стало видно, насколько же красиво это место. «Вид открывался несравненный, — вспоминает Ллойд. — Морской горизонт, простиравшийся всюду, насколько хватало зрения, придавал всему вид бесконечной огромности. И так это было одиноко, так нетронуто, так невероятно красиво, что человек, это увидевший, замирал». Туземцы пронесли гроб с телом Туситалы на самую вершину горы. За его гробом шли плачущие островитяне — от мала до велика.
Вскоре на месте захоронения появился прямоугольный надгробный камень. На нем были выбиты строки из его «Завещания»:
К широкому небу лицом ввечеру
Положите меня, и я умру,
Я радостно жил и легко умру
И вам завещаю одно —
Написать на моей плите гробовой:
«Моряк из морей вернулся домой,
Охотник с гор вернулся домой,
Он там, куда шел давно».
Через двадцать лет, в 1915 году, прах Фэнни был перенесен сюда из Калифорнии и помещен рядом с останками мужа.
Сегодня Стивенсон — национальный герой Самоа. Его именем называют гостиницы и улицы, рестораны и кафе, больницы и библиотеки. Дом, где он жил, и его могила — главные достопримечательности страны, интерес к которым с годами не уменьшается, а только растет.
НА КОМ ДЕРЖИТСЯ СВЕТ
У знаменитого аргентинского писателя Хорхе Льюиса Борхеса есть небольшое стихотворение. Оно называется «Праведники». Его заключительные строки звучат так:
Тот, кто возделывает свой сад, как завещал Вольтер.
Кто благодарит эту землю за музыку…
Тот, кто гладит спящую кошку.
Кто искупает или пытается искупить причиненное зло.
Кто благодарит эту землю за Стивенсона.
Кто предпочтет правоту другого, —
Вот кто, каждый поодиночке, спасает мир.
В чем же секрет непреходящей притягательности и вечной молодости Стивенсона? Чтобы это понять, достаточно внимательно прочитать следующее высказывание писателя — это выдержка из очерка «Прах и тень»: «Не дай, господи, чтобы человек устал творить добро, отчаялся в своих стремлениях, не получив награды, или произнес слово жалобы. Для веры достаточно того, что все сущее стонет из-за своей бренности и все же стремится вперед с необоримым постоянством; быть не может, чтобы эти усилия остались втуне!».
«Стивенсон, — утверждал английский писатель Честертон, — победит не потому, что его многие любят, не потому, что его читает толпа и ценят эстеты. Он победит потому, что он прав». Стивенсон — это живительный бальзам для уставшей души, желанный «остров сокровищ» — кусочек рая: воспоминание о счастливом вчера и никогда не угасающая надежда на счастливое завтра. Вот за все это мы и любим Роберта Луиса Стивенсона — замечательного поэта, превосходного писателя и просто очень достойного человека.
…В одной старинной английской молитве говорится:
Дай нам, Бог, немного солнца,
Немного работы и немного развлечений.
Дай нам заработанный в борьбе
Наш ежедневный черный хлеб и немного масла.
Дай нам здоровья и пощады.
Дай нам также немного песен, и сказку, и книгу.
Дай нам, Бог, возможность стать лучше для себя и для других,
Пока все люди не научатся жить, как братья.
Старый мир — это сумасшедший дом. Давайте же делать так, чтобы он стал хоть немного лучше. Хвала тем, кто мужественно и терпеливо отдает свой повседневный долг. На таких людях и держится свет.
