УПП

Цитата момента



Если ты родился без крыльев - не мешай им расти.
Коко Шанель

Синтон - тренинг центрАссоциация профессионалов развития личности
Университет практической психологии

Книга момента



Человек боится вечности, потому что не знает, чем занять себя. Конструкция, которую мы из себя представляем рассчитана на работу. Все время жизни занято поиском пищи, размножением, игровым обучением… Если животному нечем заняться, психика, словно двигатель без нагрузки, идет вразнос. Онегина охватывает сплин. Орангутан в клетке начинает раскачиваться взад-вперед, медведь тупо ходит из угла в угол, попугай рвет перья на груди…

Александр Никонов. «Апгрейд обезьяны»

Читать далее >>


Фото момента



http://old.nkozlov.ru/library/fotogalereya/s374/
Мещера-2010

щелкните, и изображение увеличитсяЕвгений Клюев. Между двух стульев

Купить и скачать книгу можно на ЛитРес

«…нет…».

Фрэнсис Бэкон

Лирическое выступление

Интересно ли вам, что подают на "пиру воображенья"? Странные блюда подают там - например, "бренди, смешанный с соевым соусом", "скорпионов с томатной подливой", "живых кроликов", "пирог, начиненный невезучим стариком из Перу"… Не слишком аппетитно, правда? Всем этим угощал созванных на "пир воображенья" гостей один из основоположников так называемой литературы абсурда - Эдвард Лир. В середине прошлого века он издал в Англии "Книгу Абсурда" ("Book of Nonsense"), переведенную с тех пор едва ли не на все языки мира. Сегодня это "меню Эдварда Лира" известно почти каждому - и, как ни удивительно, желающих отведать кулинарные шалости эксцентричного британца находится все больше и больше. В чем же секрет этой, теперь уже очень знаменитой, кухни? Не в том ли, что любое из предлагаемых ею блюд совершенно несъедобно?

Несъедобно, а… едят!
Вот вам Старец, который привык
только кроликов кушать - живых:
как-то, съев двадцать штук,
стал он зелен, как лук, -
и от старых привычек отвык.

Это я в подтверждение к сказанному… Чтобы вы не думали, будто я лгу.

Надо быть очень осторожными, когда вас приглашают на "пир воображенья". В этом случае от хозяев дома можно ожидать всякого. Легко, например, вместе с ними очутиться в чайнике:

Вот вам Старец, по чистой случайности
с детских лет оказавшийся в чайнике:
он толстел с двух сторон,
но не мог выйти вон -
так и прожил всю жизнь в этом чайнике.

…И упаси нас боже от расспросов - как, зачем, почему! Вразумительных ответов на них мы все равно не получим, если вообще получим какие-нибудь ответы:

Вот вам Старец из города Дил;
он гулять лишь на пятках ходил -
спросишь: "В чем тут секрет?",
он - ни слова в ответ,
скрытный Старец из города Дил.

Все это - Эдвард Лир: старцы и старухи (а также малолетние и молодые леди и джентльмены), совершающие дикие и чудовищные поступки, - его герои. Жизнь их подчиняется законам, для нас не приемлемым, а мир, в котором они пребывают, даже не воспринимается нами как реальный. В крайнем случае мы оцениваем его как "другую реальность", имеющую мало общего с нашей. А "другая реальность" ужасно неудобна: все, что мы знаем, оказывается здесь бесполезным, а того, что могло бы принести пользу, мы, как выясняется, не знаем. В положении между двумя этими реальностями мы чувствуем себя севшими между двух стульев: английское выражение "to fall between two stools" (сесть между двух стульев) очень точно характеризует наше состояние. Мы обескуражены и растеряны, не понимаем, как вести себя, тщетно пытаемся сориентироваться и, наконец, в недоумении разводим руками или просто обижаемся: да нам просто морочат голову, сбивают нас с толку! И, рассерженные, одураченные, мы предпочитаем "пиру воображенья" спасительное лоно жизненного опыта и здравого смысла - а там уж, можете быть уверены, нам ничто не грозит.

Здравый Смысл - деловитый и трезвый хозяин. В гости к нему не приходят ни в два часа ночи, ни в семь часов утра - приходят либо к обеду, либо к ужину. Не надевают канареечные шорты, полосатые гетры или купальник - надевают строгое платье или костюм-тройку. В гости к Здравому Смыслу не приносят попугая на плече или жабу на ладони - приносят букет цветов и торт.

В гостях у Здравого Смысла не валяются на полу и не повисают на люстре - там чинно сидят за столом или отдыхают в креслах. Не молчат как рыбы, не кричат "полундра!", не лают и не крякают, а ведут подобающие беседы. В гостях у Здравого Смысла не едят глину с битым стеклом или воздушные шарики - едят салат оливье и мясо в белом соусе. Там не запускают в дам тапочками или цветочными горшками, а говорят им любезные слова.

Из гостей от Здравого Смысла не выходят на руках и не выкатываются кубарем - в этом смысле все тоже происходит как положено. Оттуда не выносят платяной шкаф или жареную курицу за пазухой, а выносят приятное впечатление.

Не кажется ли вам, что все это как-то успокаивает и делает визит к Здравому Смыслу не только совершенно безопасным, но и заманчивым?

Так что если у вас есть одновременно два приглашения - на "пир воображенья" и в гости к Здравому Смыслу, я советую вам самым обстоятельным образом обдумать свой выбор: все-таки мало кому приятно постоянно держать ухо востро! Однако если случилось, что ухо ваше само по себе востро и с этим уж ничего не поделаешь, - милости прошу за мной, на "пир воображенья": я обещаю не давать вам покоя, отдыха и умиротворения, я обещаю обманывать вас на каждом шагу, я обещаю так заморочить вам голову, что самые обыденные вещи станут загадочными и в конце концов непонятными, я обещаю завести вас во все тупики, которые встретятся по дороге, и, наконец, я обещаю вам крушение всех надежд и иллюзий, а также полное попрание Жизненного Опыта и Здравого Смысла.

Рискнем? Рискнем - однако начнем не слишком резко, с пирога с тмином. Пирог с тмином - теперь большая редкость: мало кто умеет приготовить настоящий пирог с тмином. Немногие из вас, наверное, его пробовали - и вот этот молодой человек, но, может быть, чрезмерно серьезный (зовут его не то Петр, не то Павел - я точно не знаю и предлагаю во избежание недоразумений называть его Петропавел), не случайно переспрашивает:

- Простите, пирог - с миной?

Глава 1. Пирог с миной

Выражение "Пирог с миной" - не совсем понятное выражение. Оно может означать пирог с недовольным лицом - этакой капризной миной - и пирог, начиненный взрывным снарядом. Первое неприятно, второе просто опасно. Пока Петропавел размышлял об этом, внесли пирог. С лицом у пирога все было нормально: открытое румяное лицо, хоть и не слишком запоминающееся. Зато вот середина пирога подозрительно выпячивалась - и, когда над ней занесли довольно большой нож, Петропавел счел своим долгом напомнить:

- Осторожно, там мина!

Однако, несмотря на предупреждение, нож был безрассудно вонзен в самую середину. Стоит ли удивляться, если тут же раздался очень впечатляющий взрыв и комната, где все это происходило, наполнилась сизым дымом? Дым рассеивался долго, но рассеялся весь - и Петропавел успел увидеть, как через комнату пронесся на коне всадник, причем Петропавлу показалось, что у всадника этого больше чем одна голова. Сколько именно голов у него, определить было трудно: здесь Петропавел мог и ошибиться, но готов был подтвердить под присягой, по крайней мере, то, что какое-то недоразумение в верхней части тела у всадника имелось. Это производило нехорошее сильное впечатление. Петропавел ринулся было вслед, но поймал себя на мысли, что это глупо - кидаться вдогонку за всадником, не имея коня, и вернулся на прежнее место, которое оказалось занятым. На этом месте ярко одетая девушка обнимала и целовала человека, годившегося ей в отцы, деды и прадеды, одновременно рассказывая ему о том, как сильно она его любит, и о том, что это у нее впервые в жизни. Петропавел очень смутился, застав такой нежный и ответственный момент отношений двух незнакомых людей. Он сделал шаг назад и попытался даже произнести какие-нибудь извинения, но не успел, потому что ярко одетая девушка внезапно перестала обнимать и целовать возлюбленного и, прыжком переместившись к Петропавлу, принялась обнимать и целовать его. Объятия и поцелуи перемежались со словами:

- О любовь моя, я так долго ждала тебя! Я полюбила тебя сразу - сильно и страстно: это у меня впервые в жизни!

Все произошло так быстро, что Петропавел даже не успел опознать секунду назад уже слышанный им текст: перед его глазами моталась красная роза - голова пошла кругом и, кажется, начала побаливать. В мгновение ока зацелованный весь, он почувствовал сильную слабость и с трудом выдохнул:

- Разве мы знакомы?

- Мы созданы друг для друга! - горячо воскликнула девушка и сопроводила восклицание объятием, похожим на членовредительство.

Петропавел ойкнул, а мучительница продолжала: - Хочешь взять мою жизнь - так на же, бери ее, она твоя! Для чего она мне теперь, когда я встретила тебя, о моя жизнь!

Петропавлу не требовалась предложенная ему жизнь, тем более что его собственная, кажется, была в опасности, но он ничего не ответил, сомлев от очередного объятия и окончательно утратив способность соображать.

Когда на время угасшее сознание вернулось, тем, о ком сразу вспомнил Петропавел, был человек, годившийся девушке в отцы, деды и прадеды. Все еще осыпаемый поцелуями, Петропавел уцепился за первую попавшуюся мысль о нем - мысль была такая: "Сейчас он зарежет меня". Сосредоточиться даже на этой простой мысли оказалось невозможно: роза продолжала мотаться перед глазами и сбивала с толку. Впрочем, Петропавел исхитрился-таки искоса взглянуть на прежнего возлюбленного девушки, которого ожидал увидеть с ножом в руке. Однако тот блаженно улыбался и с удовольствием крестился, глядя на них. Похоже, он был страшно рад избавлению. "Меня не зарежут", - с грустью понял Петропавел: значит, рассчитывать на постороннюю помощь не приходилось. Надо было самому позаботиться о себе. Но не тут-то было: руки и ноги отказывались служить ему. Единственное, что удалось, - это избавиться от розы: Петропавел изловчился и вырвал ее из замысловатой прически мучительницы. Отбросив цветок подальше, он покорился судьбе и беспокойно ожидал смерти. О пощаде, видимо, не могло быть и речи.

За короткое время Петропавла истрепали всего - и он почти не услышал спасительных слов, внезапно произнесенных девушкой.

- Не люблю тебя больше! - воскликнула она и с воплем "О любовь моя!" устремилась в сторону.

Перед глазами Петропавла на мгновение мелькнули уже знакомый ему всадник и вспрыгнувшая в занятое седло красавица. "Я так долго ждала тебя! Я полюбила тебя сразу - сильно и стра…" - донеслось до него издалека. Петропавел вздрогнул и забился в тревожном и кошмарном сне. Сон отличался от яви только невообразимым количеством роз, украшавших волосы незнакомки, - и Петропавел все вырывал и вырывал их из замысловатой прически…

- Не спи, свихнешься, - услышал он сквозь ужас сна голос человека и почувствовал, как что-то упало на лицо.

Петропавел усилием воли прекратил сновидение с розами.

- Кто это был? - спросил он. Перед ним сидел прежний возлюбленный девушки и ел рыбу.

- Это? - человек беспечно бросил в Петропавла еще одну рыбью кость. - Это Шармен была. Испанка, знаете ли… У любви, как у пташки, крылья, и все такое прочее… Рыбы хотите?

Петропавел отрицательно помотал головой:

- А чего она такая… эта Шармен? Налетела, как буря…

- Полюбила, - развел руками человек, - что ж тут поделаешь? Со всяким бывает. - Он вытер рот краем плаща и отчитался: - Рыбы больше нет. Осталось куста четыре в кусках.

- А Вы кто? - спросил Петропавел, не вполне понимая слова незнакомца и подозрительно его разглядывая. Тот был одет исключительно старомодно: широкополая шляпа, плащ до земли, под плащом - жабо со всеми делами, потом ботфорты, шпоры…

- Бон Жуан, - отрекомендовались в ответ.

- Дон Жуан? - переспросил Петропавел.

- Бон! Бон Жуан, я ведь ясно сказал. Дон Жуан - он противный очень, бабник и так далее. Я про него такое знаю: шестой, хоть пятый!

- Как это - шестой, хоть пятый?

- Хоть стой, хоть падай, говорю. - И Бон Жуан заметил: - У Вас со слухом что-то… А я, чтоб вы знали, - хороший, отличный я просто.

- Очень приятно, - пришлось соврать Петропавлу.

- Теперь Вы о себе говорите, хороший Вы или нет! - приказал Бон Жуан.

- Да как сказать… - засмущался Петропавел.

- Скажите, как есть, - посоветовал Бон Жуан, - я все пойму и прощу. Я же Вас не знаю, поэтому Вас для меня пока нет. Стало быть, можно предполагать о Вас что угодно. Например, что Вы дрянь.

- Благодарю Вас, - поклонился Петропавел.

- Не стоит благодарности: предполагать действительно очень легко. Попробуйте предположить, например, что нынешний король Франции лыс.

Петропавел попробовал и признался: - Не могу… Во Франции сейчас вообще нету короля.

- Тем более! - горячо подхватил Бон Жуан. - Если его нет, как раз и допустимо предположить о нем все, что хочешь! Эта ситуация сильно напоминает хотя бы следующую: если у Вас нет денег, можно смело предполагать, что Ваши деньги сделаны из листьев лопуха, или из блинной муки, или из кафельных плиток. Денег все равно нет - так что любое предположение равноценно. Потому-то и несуществующего короля Франции одинаково правильно представлять себе лысым, заросшим волосами, стриженым под горшок: ни одна из версий не будет ошибочной. Это ведь самое милое дело - строить предположения о том, чего нет, или о том, чего не знаешь.

- То есть на пустом месте! - язвительно уточнил Петропавел.

- А на каком еще можно? - изумился Бон Жуан. - Если место чем-то занято, его сначала нужно расчистить, а потом уже строить предположения.

Петропавел начал раздражаться:

- Значит, ни короля Франции, ни денег нет, а мы с вами давайте рассуждать о том, какие они!

Бон Жуан несколько даже опешенел от этого заявления:

- У Вас, что же, вообще отсутствуют какие бы то ни было представления о том, чего нет?

- Но если этого нет! - воскликнул Петропавел. - На нет и суда нет.

- Забавно, - скорее себе, чем Петропавлу, сказал Бон Жуан. - По-вашему получается, строить предположения можно только по поводу того, что есть? Но если это и так уже есть - какой же смысл строить предположения?.. Мои ботфорты, - он наклонил голову и проверил, украшены шпорами. Шпоры - есть. Я знаю, что они - есть, и потому лишен возможности строить предположения на сей счет. Чтобы строить предположения, я должен считать шпоры несуществующими.

- Но они существуют, - безжалостно сказал Петропавел.

В ответ на это Бон Жуан с силой оторвал шпоры и, вышвырнув их в окно, уставился на собеседника долгим дидактическим взглядом.

- Теперь мои ботфорты не украшены шпорами… Из-за Вас, между прочим! - Бон Жуан вздохнул, с огорчением разглядывая изуродованные ботфорты. - Стало быть, шпор нет - именно с этого момента я и имею право начинать строить предположения о том, что могло бы быть на освободившемся месте. Скушали? - и он победоносно улыбнулся.

Петропавел посмотрел на Бон Жуана как на идиота.

- Впрочем я прибегнул к крайней мере, - признался Бон Жуан. - В разговоре с нормальными - я подчеркиваю, нормальными! - людьми достаточно бывает предварительно договориться: допустим, нет того, что есть. И нормальные люди, как правило, соглашаются не принимать существующее положение вещей как окончательное и единственно возможное… Скажем, у Вас нет головы, которая есть. Вот тут-то и начинается: если нет головы, то что есть? Значит, я мысленно отрываю Вам голову и ставлю на ее место… ну, чайник. Я ведь не мог бы поставить чайник на место головы, не оторвав головы, - в противном случае получится, что я просто поставил чайник Вам на голову, а это совсем другое. Понятно?

Петропавел пожал ничего не понявшими плечами.

- Голову Вам, что ли, оторвать для наглядности? - и Бон Жуан задумался. - Вам ведь вынь да положь - голову на блюде!.. Однако вместо этого он вынул из вазы на столике два цветка, украсил ими ботфорты и сказал:

- Теперь мои ботфорты украшены цветами. Цветы заняли то самое место, откуда исчезли шпоры, и я опять лишен возможности строить предположения. Я могу только констатировать: эти цветы - есть. Я констатирую - и мне скучно… Мне больше нравится "нет", чем "есть". Потому что всякое "нет" означает "уже нет" или "еще нет": у "нет" - прошлое и будущее, у "нет" - история, а у "есть" истории не бывает… - Бон Жуан помолчал и резюмировал: - Самое интересное в мире - это то, чего нет. Но Вас, кажется, больше интересует то, что есть. Досадно.

- Вы просто играете словами, - равнодушно уличил его Петропавел.

Бон Жуан усмехнулся:

- Милый мой, все мы просто играем словами! Но всем нам кажется, будто словами своими мы способны придавить к земле то, что существует вокруг нас. Мы уверенно говорим о чем-то: "Это имеет место быть!" А откуда у нас такая уверенность?

Петропавел решил, что этот вопрос не к нему.

- На самом же деле, - вздохнул Бон Жуан, - никто не вправе делать подобные заявления: ведь заявлениями этими мы отделяем действительное от возможного, в то время как действительное и возможное существуют бок о бок. Вам известно что-нибудь про возможные миры?

На всякий случай Петропавел снова смолчал. Бон Жуан усмехнулся:

- А между тем, мир реальный - не более чем один из возможных миров… Но даже если Вы очень постараетесь. Вам все-таки не удастся логическим путем вывести этот реальный мир из всех возможных.

- Чего же его выводить, когда он есть? - наконец включился в диалог Петропавел.

- Так-то оно так, но все, что "имеет место быть" существует лишь постольку, поскольку не существует другого. Существующее существует ценою несуществующего. А то, в свою очередь, всегда находится где-нибудь поблизости, рядышком. И граница между ними совсем узенькая - гораздо уже, чем Вы думаете! Если, конечно. Вы вообще думаете о таких вещах… Но вот что интересно: достаточно малейшего перекоса, малейшего перевеса одного из обстоятельств - и все сразу изменится, пойдет по-другому. Несуществующее займет место существующего и будет существовать. И с Вами никогда не произойдет того, что должно было бы произойти, не случись этого малейшего перекоса. Есть такой миг, когда все возможности равноправны и каждая из них начеку - и каждая только и ждет своего часа…

- Простите, - ни с того ни с сего спросил вдруг Петропавел, - а с кем ускакала Шармен? - прерванный на полуслове. Бон Жуан посмотрел на него с досадой:

- Это был Всадник-с-Двумя-Головами.

- Ах, вот что - с двумя головами… Странно.

- Нормально, - устало сказал Бон Жуан. - Если где-то есть и скачет Всадник без головы - надеюсь, Вы Майн Рида читали? - то совершенно естественно, что у одного из оставшихся в мире всадников будет две головы. Тут Бон Жуан очень пристально посмотрел на Петропавла и сморозил:

- У меня такое впечатление, что Вы женщина.

- Приехали, - вздохнул Петропавел.

- Вы на что-то обиделись? - поинтересовался Бон Жуан. - Я не хотел Вас обидеть. Просто я не понимаю, почему я разговариваю с Вами. Дело в том, что с мужчинами я вообще никогда не разговариваю. Так Вы не женщина? - Петропавел отрицательно и глупо покачал головой. - Тогда извините… Мне не о чем с Вами говорить, - пожал плечами Бон Жуан и отправился вон из комнаты.

- Чертовщина какая-то, - вслух подумал Петропавел. - Бон Жуан, Шармен, Всадник-с-Двумя-Головами… По-моему, тут все сумасшедшие.

Глава 2. Засекреченный старик

Когда Петропавлу наскучило одному, он двинулся в том же самом направлении, в котором исчез Бон Жуан, и сразу обнаружил, что комната плавно переходит в лес: сначала на полу появились отдельные травинки, потом - пучки, низкие кустики, деревья - и вот уже Петропавел забрел в чащу. Оттуда доносился развеселый какой-то голос: там пели песнь. Слова в ней были такие:

Двенадцать человек на сундук холодца -
йо-хо-хо! -
и ботинки гнома.

Петропавел пошел на песнь и увидел сидевшего на суку небольшого бескрылого старичка, ее распевавшего. Петропавел сразу решил быть с ним строгим и спросил:

- Вы кто такой?

- Не твое дело! - старичок оказался грубым. - Ты так спрашиваешь, словно это ты создал мир, а я, вроде бы, проник в него без твоего ведома! Но мир создал не ты, я точно знаю. Кто такой… Никто такой, вот тебе! - и он запустил в Петропавла шишкой. Тот поднял шишку и удивился ей: дерево, на котором сидел старичок, было березой.

- Откуда у Вас шишка?

- От сердца оторвал, - нашелся старичок в этой, казалось бы, безвыходной ситуации. - Любопытной Барбаре нос в походе оторвали!

- В комоде, - поправил Петропавел.

- Барбара смущена, - диковато отреагировал старичок.

Петропавел не понял и остолбенел.

- Не надо столбенеть, как будто ты услышал чушь, - посоветовал старичок. - Ты ведь не можешь гарантировать, что в настоящий момент где-то, пусть даже далеко от нас, не находится какая-нибудь незнакомая нам Барбара. А если это так, то не исключено, что именно сейчас она чем-либо смущена. Впрочем, это тоже не твое дело.

Разговаривать с грубияном-старичком дальше не имело смысла - и Петропавел решительно двинулся вперед. Лес густел медленно и незаметно, как кисель. Петропавел поднял голову на треск сучьев: старичок, оказывается, крался за ним.

- Вы все еще тут? - холодно спросил он его.

- Что ты непрестанно лезешь в мою личную жизнь? - заорал старичок, а Петропавел от возмущения такой постановкой вопроса в сердцах пихнул ногой громадный дуб, который тут же повалился вбок, подминая под себя другие деревья. Одно из них задело грубого старичка, и тот неожиданно неуклюже - мешком - свалился в траву, не проронив ни звука. Петропавел подождал с минуту: может, звук запоздал? Но звук так и не раздался. "Я убил его!" - ужаснулся Петропавел и бросился к пострадавшему. Тот лежал в траве и смеялся. Насмеявшись, он грамотно объяснил:

- Я не убился, а рассмеялся!

- Давайте все-таки познакомимся, - смягчился Петропавел при виде такого добродушия.

- Обойдешься, не велика пицца! - без любезности откликнулся старичок и белкой взлетел на сук. "Ну и шут с тобой!" - сказал Петропавел в сердце своем и снова зашагал один. Идти становилось все труднее: похоже, он забрел в самые дебри. Привязчивый спутник следовал за ним и от скуки, должно быть, вдруг громко, но довольно вяло исполнил бессмысленный какой-то вокальный номер:

Из-за мыса, мыса Горн
едет дедушка Легорн…

Не дождавшись поощрения, старичок попытался завязать беседу.

- Хорошо тут, в ЧАЩЕ ВСЕГО, правда?

- Предлог "в" - лишний, - подумав, сказал Петропавел. - Дурацкое словосочетание получается… "в чаще всего"!

- То есть почему же дурацкое? Вокруг нас - чаща. Она называется ЧАЩА ВСЕГО, ибо здесь всего хватает. И если мы находимся внутри нее, то и выходит, что мы в ЧАЩЕ ВСЕГО.

- Ерунда какая! - восхитился Петропавел.

- Не тебе судить, - оборвал старичок.

Петропавел промолчал, ломясь сквозь сучья. На несколько следующих вопросов старичка он не ответил принципиально.

- Сколько волка ни кори… - начал было тот, однако продолжать не стал, а объяснил ситуацию: - Ты идешь прямо в лапы к Муравью-разбойнику! - Ответа опять не последовало. - Чего ты надулся? - взвился старичок. - Ну, отказался я знакомиться - так это только потому, что не знаю я - понимаешь, не знаю! - кто я такой… Зовут меня Ой ли-Лукой ли - устраивает тебя? Меня, например, не устраивает! Я бы предпочел что-нибудь типа Зевеса, если уж обязательно как-то называться.

- Ой ли-Лукой ли… это, кажется, из Андерсена? - вспомнил Петропавел.

- Да бог меня знает, откуда… Может, конечно, и оттуда, но вообще-то я местный, из этой ЧАЩИ ВСЕГО. А вот кто я такой, убей - не знаю! Следовало бы, наверное, назвать какие-нибудь мои особенности, вытекающие из того обстоятельства, что я Ой ли-Лукой ли, но никакие такие особенности мне неизвестны. Или, скажем, перечислить события, которые в твоих представлениях были бы связаны со мной… У тебя что-нибудь со мной связано?

- Ничего, - честно сказал Петропавел.

- Стало быть, на вопрос о том, кто я такой, нет ответа. Я бы квалифицировал этот твой вопрос как праздный, а тебя - как болтуна, но мне до тебя нет никакого дела. Мне есть дело только до себя!.. Вот живу я, - доверительно сообщил он, - и все время думаю: что ж это я за старик такой, а?

- Нормальный старик… только грубый очень, - помог Петропавел.

- Ума я к себе не приложу, - не воспользовался помощью Ой ли-Лукой ли. - Знаю только, что таких, как я, нету больше.

- Каждый по-своему неповторим, - Петропавел беспардонно улыбнулся.

- Ну, это ты брось! Таких, например, как ты, - навалом: имя им легион. А вот я… Никак не пойму, в чем мой секрет! Всю жизнь бьюсь над собой, да бестолку. Иной раз спросишь себя: "Старик! Чего ты хочешь?" - и сам себе ответишь: "Не знаю, старик".

Петропавлу не понравилось, что Ой ли-Лукой ли на ходу растоптал его индивидуальность, и он не без сарказма поинтересовался:

- Да что же в Вас такого необычного?

- В том-то и вопрос! - оживился старик. - Я вот каждого вижу насквозь, в мельчайшей букашке прозреваю ее сущность - и нет для меня никакой загадки в мире, кроме себя самого: тут я - пас! Ну, не удивительно ли, что за всю мою долгую жизнь я ни разу - обрати внимание: ни разу! - не встретил никого, кто был бы точно таким же, как я? Вот уж создала природа - так создала…

- Давайте о чем-нибудь другом поговорим, - предложил Петропавел. - Про Вас я уже, кажется, все понял. И если попробовать… ну, истолковать…

- Не смей меня истолковывать! - завизжал старик. - Понимаешь - и понимай себе, а истолковывать не смей! Понимать, хотя бы отчасти, - дело всех и каждого; истолковывать - дело избранных. Но я тебя не избирал меня истолковывать. Я для этого дела себя избрал. Есть такой принцип: познай себя. А такого принципа, как познай меня, - нету. Между тем, познать - это и значит истолковать. Так что отойди от меня в сторону… И там заткнись. А я себя без твоей помощи истолкую.

- Ну и пожалуйста, - сказал Петропавел. - Уж лучше я к Соловью-разбойнику пойду, чем с Вами тут…

- К Муравью! - перебил Ой ли-Лукой ли. - К Муравью-разбойнику, это существенно. А что касается СолоВия, то СолоВий… СолоВий, а не соловей! - он не тут живет. СолоВий - это птичка такая страшная, у которой веки до земли, - она там живет, - и он махнул рукой влево, - возле ГИПЕРБОЛОТА ИНЖЕНЕРА ГАРИНА.

- Возле… чего? - обалдел Петропавел.

- Возле ГИПЕРБОЛОТА… ну, это такое сверх-болото - жуткое, туда всех затягивает! Болото болот, в общем… А названо оно в честь инженера Гарина - я не знаю, кто это, но в его честь.

- Понятно, - ухмыльнулся Петропавел.

- Так вот, это я насчет СолоВия, что он не тут живет. А Муравей-разбойник - гроза лесов и полей. Его вообще никто никогда не видел, но все ужасно боятся.

Тут уж Петропавел не выдержал и расхохотался:

- Как же это он - гроза лесов и полей, когда его никто не видел никогда?

- Ну как-как… Плод народного суеверия, следствие неразвитости науки… мифологическое сознание и все такое. Познать не можем - и обожествляем, что ты прямо как маленький! Это и Ежу понятно. Эй, Ёж! - крикнул он в пространство. - Тебе понятно?

- Мне все понятно, - отозвался из пространства некто Ёж.

- Вы же каждого видите насквозь, - не оценив заявления Ежа, напомнил старику Петропавел. - Почему бы тогда Вам самому не познать вашего муравья?

- Насквозь вижу, ты прав. Но это если видно. А Муравья-разбойника не видно. Впрочем, я бы, может быть, его все равно познал… Ан - такого принципа, как познай его, - тоже нету: я же тебе говорил, есть один принцип - познай себя. И потом… он злой как собака. Тут вот кто-то из наших гулял по ЧАЩЕ ВСЕГО - в самые дебри зашел, решил: была не была, и шасть - прямо к логову!.. Ну, понятно: чем дальше влез, тем ближе вылез! Слышит - богатырский пописк… Он возьми да и крикни: "Муравей-разбойник, разрешите я Вас познаю!" Так тот - ни слова в ответ. Молчит и злится - представляешь?

Петропавел изо всех сил старался сохранить серьезность:

- Да как он хоть выглядит, этот Муравей- разбойник?

Ой ли-Лукой ли принял церемонную позу и начал:

- Народное воображение рисует его могучим и громадным - о трехстах двенадцати головах и восьми шеях, с тремя когтистыми лапами, по- крытыми чешуей речных рыб. Его грудь спрятана под панцирем пятисот восьмидесяти семи черепах, левое брюхо обтянуто кожей бронтозавтра, а правое…

- Довольно-довольно, - остановил лавину ужасов Петропавел. - С народным воображением все понятно. А на самом-то деле он какой?

- Да ты что, муравьев никогда не видел? - удивился Ой ли-Лукой ли и, как показалось Петропавлу, поскучнел. - Ну, черненький, должно быть, невзрачный такой, мелкий… Букашка, одним словом. Но суть не в том, каков он на самом деле, - суть в том, каким мы его себе представляем. - Ой ли-Лукой ли набрал в легкие воздуха, чтобы продолжить повествование, но Петропавлу удалось встрять:

- Какой же смысл приписывать кому бы то ни было признаки, которыми он не обладает? В ответ Ой ли-Лукой ли произнес вот что:

- Все-таки ты зануда. И ханжа. Можно подумать, сам ты никогда не приписывал никому признаков, которыми тот не обладает! В этом же вся прелесть - видеть нечто не таким, каково оно на самом деле!

- Что-то не нахожу тут особенной прелести, - сознался Петропавел. - Во всяком случае, сам я стараюсь этого не делать.

- Но ведь делаешь? - с надеждой спросил Ой ли-Лукой ли. - Или ты никогда не был влюблен? Каждый ведь в кого-нибудь влюблен. Я даже знаю одного, который влюблен в Спящую Уродину, так вот он…

- Боже мой, кто это? - Петропавла ужаснула подробность имени.

- Неважно! - отмахнулся Ой ли-Лукой ли, - он утверждает, что красивей ее нет никого на свете - полный бред! Но, кроме того, он готов поклясться, что она самая чистая и светлая душа в мире. Не- понятно, когда он успел это выяснить: на моей памяти - а я старше его лет на… несколько! - Спящая Уродина ни разу не проявляла вообще никаких качеств, ибо все время спала как убитая. Теперь подумай о той, в которую ты влюблен!.. Петропавел проницательно улыбнулся:

- Той, в которую я влюблен, я ничего не приписываю. Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что внешность у нее не фонтан и ума особенного нет, и вообще…

- Ты или не влюблен, или дурак. Петропавел даже не успел оскорбиться - так быстро, с ветки на ветку, исчез Ой ли-Лукой ли в ЧАЩЕ ВСЕГО, оставив после себя в воздухе обрывок странным образом видоизмененной "Песенки герцога":

Серьги красавицы -словно пельмени…



Страница сформирована за 0.91 сек
SQL запросов: 170