ЗАДАЧИ-ТО ЕСТЬ
Кому-то мой скепсис в адрес угрозы потепления может показаться пренебрежением климатом вообще. Извините, как раз наоборот. Меня, наоборот, пугает, насколько современные горожане, составляющие большинство цивилизованного человечества, недооценивают роль погоды. Все потребляют в день свои 1,5—2 кг продуктов и считают, что появляются они прямо в подсобках магазинов.
Наши историки, частенько спорящие между собой, согласны в том, что толчком к падению династии Годуновых и Смутному времени послужила климатическая аномалия рубежа XVI— XVII веков. На Россию обрушилось похолодание — всего на один или два года. Тогда, в 1601 году, Волга в верхнем течении замерзла 18 августа; погибли оба урожая и озимых, и яровых культур. Годунов пытался поправить дело раздачей голодающим серебра, но это проблемы почему-то не решило. Трехлетнего голода государство не выдержало.
Сейчас, конечно, производство продовольствия распределено по всей планете (еще в начале XX века было не так), но переходящий запас зерна в мире сейчас рассчитан всего примерно на 60—70 дней.
Если чего, не дай Бог — проблемы неизбежны, тем более что продовольственно-избыточных стран остается все меньше. Население растет везде, даже в странах с низкой рождаемостью, поскольку народы, демографически избыточные, снабжают своей продукцией регионы стабильные. В Канаде в 1990 году было 25 млн. населения, а сейчас едва ли не больше 30. Мы все боимся неконтролируемой миграции в Россию, но “беженцы” не дураки, стараются ехать все же в богатые страны.
Стоит разразиться крупной погодной катастрофе или нескольким одновременно — и продовольствие будет взять негде. Локальные сельскохозяйственные катастрофы бывают везде. Мы до сих пор помним холодное, дождливое лето 1946 года, но (утешение, конечно, небольшое) по-своему страдают иногда даже американцы. Например, в январе 1995 года в Америке произошла такая вот неприятность: в окрестностях Вашингтона из-за аномально холодной погоды погиб весь урожай помидоров в открытом грунте.
И по закону больших чисел рано или поздно несколько таких неприятностей совпадут, что станет экспериментальной проверкой устойчивости нашей цивилизации. Необходимой, потому что возможно и худшее. Вполне вероятны не только случайно совпавшие во времени неурожаи, возможны и катастрофы мирового масштаба.
Мы знаем о коренных переменах климата благодаря работам палеоклиматологов. Но вероятные климатические потрясения редко связаны с потеплениями, это касается даже засух. Казалось бы, засухи бывают от жары — но, оказывается, напротив, именно в эпоху холодного климата в последний миллион лет воздух в умеренном поясе становится более сухим. Похолодания приносят вреда гораздо больше. Мало какие растения выдерживают падение температуры ниже нуля даже на несколько часов. Но и при температуре ниже +7° С процесс фотосинтеза останавливается. У каждого сорта есть определенные требования, выражаемые в произведении среднесуточной температуры на количество дней, когда температура благоприятна. Банану нужно полгода с температурой выше 18° С; у клюквы требования скромнее, но тоже есть. Растение может в нежаркое лето не накопить питательных веществ — и урожая не будет. Одно по-настоящему холодное лето человечество переживет без катастрофических потерь; два — уже вряд ли. Да и случиться может оно без глобальных изменений средней температуры, просто зима станет теплой. Много ли в ней будет радости?
Самая крупная катастрофа — конечно, очередной ледниковый период. Теперь известно, что переход к нему — процесс не постепенный. Словно где-то замыкает огромное реле, и средняя температура на огромных территориях падает на несколько градусов в течение всего нескольких лет. Так, последний ледниковый период начался именно так: переход к ледниковому периоду произошел за 15 лет (конец эймского периода, около 115 тысяч лет назад). Обратный переход к межледниковью (то есть к тому, что мы считаем нормальным состоянием) занял 70 лет. То есть земной климат не меняется непрерывно и не может быть каким угодно: у него есть два устойчивых положения, и он переходит из одного в другое. В каждом из них бывают и микроколебания, но незначительные.
Незначительные — в геологическом смысле. Для тех, кто живет в эпоху перемен, они очень даже значительны. То есть возможны и изменения климата на несколько градусов всего на несколько десятков лет, которые случались и в ледниковое время, и в межледниковое. И всегда эти изменения были в сторону похолодании. Например, в период “Молодых Драйя” (понятия не имею, почему этот период так называется) — 10,7—12 тысяч лет назад — произошло падение средней температуры на 7° С на протяжении 50 лет. По загадочным причинам случилось нечто вроде временного отключения Гольфстрима, и восток Северной Америки и Западная Европа оказались “на равных правах” со всеми территориями Земли, находящимися на соответствующей широте (напомню, что в Западной Европе благодаря Гольфстриму действует “климатический перекос” — без него там было бы несколько холоднее).
Подобные явления бывали и раньше, в ледниковый период. Правда, тогда наши предки не жили в Восточной Европе (она была подо льдом), но где-то же они жили! И так называемые “события Хайнриха” — резкие похолодания на 5—6° С на период от 100 до 1000 лет — причем на фоне ледникового периода — причиняли для них, несомненно, массу неудобств.
Как вы уже заметили, я нахожусь под влиянием основополагающего принципа: “обмороженных больше, чем ошпаренных”, выдвинутого современным философом А.Пляцем, к сожалению, не публикующимся. Холод для нас, приматов, гораздо опаснее, чем жара, иначе гориллы жили бы в тайге и тундре.
Последние 8 тыс. лет, согласно понятиям палеоклиматологов, отличались очень ровным климатом. Но это не значит, что так будет всегда. Что если случится даже малый ледниковый период? Даже если просто “отключится” Гольфстрим лет так на 50? Пока еще безо всякого ледникового периода? Летом-то там, в Западной Европе, будет терпимо, как и сейчас, а вот зимой — как в России. А парижане не привыкли к морозам.
Долговременное похолодание смертельно опасно для человечества. Причем под угрозой окажутся нации, внесшие наибольший вклад в развитие цивилизации, их территории, несомненно, станут в основном непригодными для жизни. Так что это угроза не только для них, но и для будущего человечества. Я хорошо отношусь к африканцам, а к азиатам отношусь даже еще лучше — но все-таки без европейской науки дальнейшее развитие человеческой культуры проблематично.
Моделирование климата Земли — не что-то высоконаучное, это наука, имеющая прямое отношение к нашей жизни. Если мы терпели всяческие лишения, защищаясь от угрозы ядерного нападения, то не должны скупиться на защиту от глобального похолодания, пока хотя бы в виде соответствующих исследований. Еще менее мы должны скупиться на общественную экспертизу — понимаю, звучит тривиально, как-то по-перестроечному, но контуры подобного механизма с использованием Интернета начинают вырисовываться. Научились же распределять работу по “раскалыванию” шифров между сотнями пользователей Интернета?
Такие меры необходимы. Не стоит надувать губы: “Когда еще этот ледниковый период начнется, может, через 20 тысяч лет…” Может, так, а может, он уже в этом году начался. Но неприятности бывают и чаще, чем раз в десятки веков. Археологи подробнее, чем основную часть территории нашей страны, изучили побережье Черного моря (археологи ведь тоже люди). В последние 2,5 тысячи лет — когда оно было уже плотно заселено — уровень воды бывал тремя метрами ниже и выше нынешнего. Проектируя терминал со сроком эксплуатации лет пятьдесят, нелишне бы знать — а не поднимется ли море через десяток лет? Много на дне Черного моря городов, немало и дорог, уходящих под воду. Там были не просто экономические потери — построить новый город вместо затопленного не всегда возможно.
Я не могу взять в толк: на Балтике в местах впадения в море крупных и даже некрупных, но судоходных рек, со времен раннего Средневековья стояли города. А вот в устье Невы в средние века, вплоть до Петра, города не было. Почему? Уж не была ли та территория затоплена? А если так, то кому, как не питерцам, заботиться о родном городе — вдруг опять все уйдет под воду?
Еще пример, хрестоматийный. На протяжении XX века уровень Каспия понижался. Это считалось закономерным следствием общего иссушения Средней Азии — одновременно высыхал и Арал, который сейчас, кстати, совсем не похож на свои изображения на географических картах.
С понижением Каспия пытались бороться.
Есть на восток от Каспия морской залив КараБогазГол; это природная сковородка для выпаривания соли. Из Каспия туда всегда текла небольшая речка, а в заливе вода испарялась. Идея была простой: испарение пресечь. После того как пролив в КараБогазГол из Каспия перегородили, залив высох. Пустынные ветры понесли сухую соль с его дна на тысячи километров вокруг, на поля Средней Азии. Но обмеление Каспия не остановилось.
А затем, через несколько лет, Каспий начал подниматься. Как оказалось, о грядущей трансгрессии (повышении уровня) Каспия предупреждали сразу несколько ученых. Но инерция борьбы с его понижением была сильнее, и лекарства оказались сильнее болезни.
Вот чуть-чуть было потерпеть до начала подъема воды и не строить эту дорогущую дамбу! Но кому должен верить хозяйственник? И с одной стороны ученые, и с другой.
Дамба теперь пронизана водопропусками. Она сослужила свою службу, “нанеся положенный ущерб”, но теперь КараБогазГол снова полезен, сдерживая подъем Каспия — под угрозой сельскохозяйственные земли и некоторые города.
И опять-таки — серьезного общественного обсуждения проблемы не было. Ведомства отстаивают собственный интерес; научные группировки блокируют оппонентов; допуск к прессе диктуется политикой СМИ, которая сама непонятно кем определяется. Как избежать контроля заинтересованных кругов при обсуждении касающегося всех вопроса — загадка. Это я не только о климате.
Кстати, а почему эти подъемы-то происходили? Мы же вроде бы выяснили, что причина не в ледниках? Ведь на протяжении последних тысяч лет заливались на несколько метров не только берега Каспия — все-таки это сравнительно небольшой внутренний водоем, причин колебаний объема воды может быть много. Но и на Средиземноморском побережье есть античные храмы, когда-то побывавшие на несколько метров в морской воде — а ведь Средиземное море — часть Мирового океана, со стабильным объемом, на который не то что Волга — и Амазонка не влияет. Откуда вода-то бралась?
Более того, от ранних эпох кое-где сохранились следы подъемов уровня моря даже на десятки метров — теоретически невозможные, если рассматривать только таяние и аккумуляцию воды в ледниках. А это из-за чего?
Возможно, поднимались или опускались участки морского дна или края материковых плит. Но не из-за выбросов углекислого газа. Точного ответа нет, к задачке с двумя трубами и бассейном проблема не сводится.
Неизвестно, а жаль, хотелось бы знать.
А ОН, МЯТЕЖНЫЙ, ПРОСИТ БУРИ
— Что такой грустный?
— У врача был. То нельзя, это нельзя…
— А ты дай ему тридцать долларов!
Ушел, бежит обратно веселый: “Все разрешил!”
Я не буду делать обзор всех мыслимых видов природных катастроф. Мы взглянули на глобальное потепление — согласитесь, именно об этом больше всего слышно. А вообще о катастрофах много литературы, благо, тема щекочет нервы читателя и тиражи окупаются. Что только не угрожает нам, несчастным страдальцам: сели и мели, градобитие и мордобитие, космические астероиды и зеленые гуманоиды. Перечни угроз найдете сами.
Нет, не улыбайтесь, знание это — об угрозах — не только занимательное, но и совершенно необходимое. Политикам — и местным, и высокопоставленным, и хозяйственникам — нужно обязательно о них знать. Я, конечно, не о нашествии марсиан или падении астероида говорю. Нельзя строить города там, где возможно семибалльное землетрясение; нельзя ставить турбазу рядом с руслом горной реки. Так отчего же строят и ставят? Потому что самый страшный гуманоид — человек. Причины часто не в ограниченности научного или практического знания; они в другом: если арматуру из бетонной стены можно выдернуть рукой, дело не в сейсмоопасности, источник катастрофы — в конкретном человеческом обществе.
Ну а если в горах расположен овраг, хотя бы и сухой — отчего-то же он образовался. Значит проносятся там иногда, раз в пятьдесят лет, селевые потоки. Как можно строить на его дне дом и растить там детей? Как это районный архитектор разрешил? Ах, не разрешал, пока не заплатили? Понятно…
В одних и тех же катастрофах богатые нации теряют в среднем меньше жизней, чем бедные (они-то — десятками тысяч), и причина, зачастую, не в технике, а в уровне организации общества. Он не следствие богатства, а, возможно, его источник.
Хотя и богатые нации не идеальны: как пишет с академическим юмором Кондратьев, уже после катастрофического разлива Миссисипи ученые обнаружили, что эти явления не случайная флюктуация, а имеют периодичность. В сто и пятьсот лет.
Вот бы раньше это выяснить, до жареного петуха, а не после!
Нас же интересует, сами понимаете, не опасность от акул для купальщиков Южной Калифорнии, а — бери выше! — будущее человечества в XXI веке. Природные ли катастрофы ему угрожают?
Несомненно, стихийные бедствия ни при чем. Глобальное потепление вызовет экономические потери. Но оно не вызовет повальной гибели землян от холода (естественно), да и от жары также — 3—4° можно перенести. Даже крайние пессимисты, если они ответственны (что можно отличить), не обещают повышения уровня моря более чем на 5—10 метров. Не факт, что это вызовет голод (некоторый резерв продовольствия есть, и при потеплении может увеличиться площадь пригодных для земледелия земель). Война за незатопленные места? Да, в принципе это возможно, если какая-то нация решит таким путем сменить место проживания. Правда, если рассуждать цинично, в основном пострадают бедняки. Не слишком сильные в военном отношении, они ничего не завоюют. Ну а если китайцы решат переселиться в Россию — то, давайте начистоту — сильно это повредит мировой цивилизации? Да никак. Хуже ей точно не будет.
Тем более что максимум повышения уровня в XXI веке, о котором предупреждают ученые — это от 10 до
В среднем в последнее время от природных катастроф на Земле погибали ежегодно около 140 тыс. человек. Причем половина жертв умерли от голода, лишь частично зависящего от природы.
Годовой же прирост численности населения Земли — 80 млн.. Следовательно, чтобы только остановить рост численности людей, нужна интенсивность катастроф в 500 раз выше по сравнению с нынешней. Это трудно представить, и специалисты по климату такого не обещают.
Грустно также, что эти современные ежегодные десятки тысяч жертв совершенно бессловесны. В 1970 году утонули не то 130, не то 300 тысяч человек в Бангладеш. Циклон на несколько дней поднял уровень моря, и реки разлились. Кто-нибудь заметил их гибель? Как-то повлияла она на развитие западной цивилизации? Да и нашей, честно говоря?
Для того чтобы природные катастрофы как-то отразились на цивилизации, нужно, чтобы эти катастрофы, пусть даже и меньших масштабов, затронули страны “золотого миллиарда”. Звучит цинично, но это так, лишь эта часть человечества делает до сих пор Историю.
Но для них “парниковый эффект” неопасен.
Злые языки утверждают, что бурная деятельность политиков против техногенного изменения климата нацелена на отвлечение внимания от другого процесса, более насущного и прагматичного. Не скрою, к таким злоязычным скептикам отношусь и я. Мне интересно даже не то, добрую или злую цель поставили себе эти заговорщики (несомненно, добрую; нет и не было заговоров для достижения плохих целей; средства — да, бывали всякие). Мне интересно — какую? И заодно, отразится ли это на моей стране?
Одно предположение есть. Нужно искать некое явление, с которым сама западная цивилизация бороться без дополнительного запугивания не может. У них существуют управляющие и управляемые, и способы воздействия на массы там хорошо и давно разработаны.
ОБ ОТВЕТСТВЕННОСТИ И ДОСТОВЕРНОСТИ
Для нас нет больше самоочевидного обоснования.
Нет больше безопасной основы для нашей мысли…
Вы скажете — а как же ученые? Я их упрекаю в фальсификации? Или в продажности? Да нет, зачем, хотя они и без меня еще и не такое друг про друга говорят, в вежливой форме.
Например, так: “Безответственная манипуляция общественным мнением” — “Лейпцигская декларация”, 1995 год. Или еще: “Углекислотная охота за ведьмами”; “Заговор с участием нескольких сотен ученых и политиков”.
Я не знаю случаев преднамеренной фальсификации, сделанной психически здоровым человеком в действительно научной среде. Но естественные увлечения в прогнозах, вызванные уверенностью в важности именно своей проблемы, вполне возможны — кто этого не знает?
Можно сделать такое, в общем-то обоснованное, замечание: не следует критиковать ученых за чрезмерное обилие гипотез и попытки вывести фундаментальные исследования в практическую плоскость. Не только политики и общественность могут спросить: “Чем вы там все это время занимались?”, но и ученые хотят предоставить людям практические результаты. Большинству хочется, чтобы их работа приносила пользу, чтобы она была заметна. Не всегда можно рассчитывать на признание широкой публики, даже если научный результат дался трудно, а разработанный для его получения метод дьявольски красив и остроумен. Чем больше касается простых граждан научная тема — считают ученые, — тем больше они ею будут интересоваться.
Ошибаются, конечно. Ни один автовладелец не знает, кто придумал бензин или синтетический каучук, или электрическое зажигание, или прикуриватель. Но это ошибка благородная; это ошибка, которая может сделать нашу жизнь, жизнь простых обывателей, лучше. Ведь если ученые замкнутся в “башне из слоновой кости” от внешнего мира, требуя от него лишь финансирования, разве создадут они что-либо ценное? Чтобы говорить о важности и полезности собственной работы, ученые, тем самым, вынуждены интересоваться проблемами обывателя, и это уже хорошо.
Но проблема остается. “Узкий специалист подобен флюсу — его полнота односторонняя”, — так сказал классик, и он был прав. В важности своей работы уверен каждый ученый — но как оценить их приоритетность? Кто обладает интеллектом и эрудицией, чтобы решить подобную задачу? Ау, есть такие? Оказалось, что для сохранения свободы и независимости нашей Родины было недостаточно лидерства в ракетно-ядерных технологиях — то есть ресурсы, а интеллектуальные в первую очередь, были распределены неправильно. Но это ошибка наша собственная. А возможна ведь и подобная ошибка в масштабах всего человечества.
Кроме того, существует в научном мире система грантов и научных премий. Тут уж, если не умеешь доказать важность и необходимость, автоматически лишаешься финансирования и “выходишь из бизнеса”, то бишь из науки, так что виртуозы по формированию общественного мнения просто не могли не вылупиться и из ученых.
В адрес не раз упоминавшейся здесь МГЭИК (организации, что ни говори, авторитетной в мире) пишут следующее: “Несколько американских специалистов, желая получить мощные компьютеры, предприняли усилия с целью запугать потенциальных спонсоров преувеличенными прогнозами опасных изменений климата в будущем. Эти сенсационные прогнозы были подхвачены СМ И, что возбудило людей, а для политиков открыло новую многообещающую сферу активности. Инициаторы кампании создали организацию с помпезным названием “Межправительственная группа экспертов по проблеме изменений климата” (МГЭИК) и выступили от имени ООН, правительств и средств массовой информации как эксперты в области климатологии. Декларации МГЭИК, принятые под лозунгом показного “научного консенсуса”, были полностью одобрены конференцией в Рио-де-Жанейро в 1992 году, которая была поставленным политиканами представлением, стоившим миллионы долларов налогоплательщикам. Со времени этой конференции обсуждение глобальных проблем окружающей среды проходило под доминирующим воздействием тезиса об “опасности СО2”. С другой стороны, ничего не было сделано, например, для спасения тропических лесов”.
Хотя данное выступление появилось в британском отраслевом журнале (Eng. and Mining J. — 1999. — Vol. 200, No. 2), выражающем интересы угольщиков и нефтяников, похожие высказывания можно слышать и от других специалистов. Всемирный энергетический совет (WEC) предупреждал, что “рекомендации МГЭИК основаны на сомнительных доказательствах, которые губительны для экономического роста, не имеют существенного значения для политиков, нереалистичны и сформулированы под влиянием научных кругов, имеющих целью обеспечение финансирования”.
Это очень плохо. Наука, вместо того чтобы давать прочные основы для принятия решений — наоборот, разрушает их. Не на что наступить, устойчивость почвы обманчива.
Тем не менее, нельзя затыкать ученым рот. Пусть предлагают самые неожиданные варианты развития событий; пусть предупреждают о совершенно невиданных угрозах — нужно лишь принимать это критически и иметь систему общественной проверки. Не уверен, что ученые с этим справятся сами: при огромном научном потенциале поразительно мало специалистов сотрудничают с комиссиями по борьбе с лженаукой. То ли из-за лени, то ли на всякий случай — стала же господствующей такая явная лженаука, как либеральная экономическая доктрина.
А ошибка — доверие не к тому, что правда — может дорого обойтись для общества. Дорого в обоих смыслах. Даже когда дело касается только выбора пути исследований — и затратив современная наука, и страшновато, что не то будет исследоваться, что нужно по-настоящему, позарез.
Порой говорят так: “Пусть, дескать, ученые строят себе модели на ЭВМ — не такое уж это дорогое занятие по сравнению, скажем, с исследованиями в военных целях”.
Отчасти это верно. Правда, получение исходного материала для компьютерного моделирования климата обходится недешево. Это и океанические, и наземные, и воздушные исследования, и дистанционное зондирование Земли со спутников (К. Кондратьев, кстати, специалист в этой области, и стал академиком по итогам Международного геофизического года (1958)). Его мнение таково, что спутниковые исследования дали меньше отдачи, чем могли бы, если бы были поставлены более конкретные задачи.
А такая конкретная задача есть, и это не глобальное потепление.
Ведь мы живем в межледниковый период. Рано или поздно он закончится. Так, может быть, разогревая атмосферу, мы отсрочим это неприятное явление? Или отменим вообще? Напомню, что во время ледникового периода ледник кончается примерно на севере Украины, на остальной ее части средняя температура июля +6° С, и так сто тысяч лет.
О какой России тогда можно будет говорить? Все население Восточной Европы состояло из нескольких тысяч неандертальцев, охотившихся на северных оленей, загоняя их на обрывы крымских гор. Вообще говоря, когда самая холодная страна мира борется с… потеплением (!), то независимый наблюдатель, какой-нибудь житель Альфы Центавра, неизбежно должен прийти к выводу, что местный уровень интеллекта землян коррелирует со среднеянварской температурой.
Проведу одну гипотетическую аналогию. Чем в основном занималась советская разведка после Второй мировой войны? Вряд ли только выяснением, что поделывает Солженицын в своем вермонтском поместье или какие именно шуры-муры крутит британский министр обороны с дамами полусвета. Наверно, была другая задача — не собираются ли наши будущие союзники по НАТО дать нам как-нибудь вдруг, в ночь с пятницы на субботу, так оказать, по мозгам? Пока офицеры отдыхают? Во имя идеалов свободного рынка и демократии?
Вот такая задача — предупреждение о внезапном ракетно-ядерном нападении — с лихвой оправдывала содержание дорогостоящей и хлопотной организации. Цель, как известно, оправдывает списание средств.
Так вот мне кажется, что главной задачей климатологов должно быть предупреждение о наступлении ледникового периода — по аналогии — “задача НЛП”. Если удастся понять механизм возникновения этого явления, то, может быть, удастся предложить и меры противодействия — сжечь, например, весь уголь на планете. Или еще что, а если ничего не получится — то хотя бы подготовиться к эвакуации, чтобы сохранить самое ценное. Ведь пережили же прошлые оледенения крокодилы, бегемоты и тропические леса — значит, не вся планета была под снегом. Вот такая компьютерная модель была бы нужна и полезна.
Не хочется готовиться к концу света, который наступит через миллиард лет? Есть и поближе, поконкретней задачи: почему реки в России высыхают? Там, где я ребенком плавал на колесном пароходе, сейчас можно вброд перейти, и таких рек много. Отчасти понятно, почему — лес вырубили, под Воронежем — с ума можно сойти — пойменные земли у Дона распахивают, отдали каким-то голландцам.
Ну так и создайте модель — сколько лесов нужно посадить, какие земли сельскохозяйственные из обихода вывести, чтобы реки снова водой наполнились!
В общем, цели определены, задачи поставлены, пусть кто-нибудь выполняет.
Надеюсь, итог моих рассуждений пока понятен — глобальное потепление — не то, что действительно угрожает современной цивилизации; более того, возможно, оно ей и не угрожает вообще.
Глобальное потепление из-за углекислого газа — не природно-техногенное явление. Это явление массовой психологии, сформированное совместными усилиями средств массовой информации и некоторых государственных органов.
То есть бить в рельс полезно. Но только в случае пожара. В большинстве других случаев без него лучше обойтись. Нужно ли объяснять, почему?
Уже написав этот раздел, задумался. Опять, заноют, этот Паршев ниспровергает авторитеты. То вопреки всем доказывает, что в Англии пальмы растут, то пророчит, что никто нам иностранных инвестиций в клювике не принесет (а мы уже карманы вот такие нашили), вот и сейчас — все, даже Кевин Костнер, даже вице-президент США Гор знают про глобальное потепление, а Паршев и тут упирается. Академик Фоменко какой нашелся от климатологии! Думаю так грустно, листаю книжечку — и читаю:
“Более 400 ученых, включая 67 нобелевских лауреатов, подписали Гейдельбергское обращение относительно необоснованности прогнозов катастрофического глобального потепления”.
Приехали. Что я, собственно, доказываю? Кто из нас дурак? Альберт Гор, утверждавший, что 98 % всех ученых согласны с “парниковой” гипотезой глобального потепления? Он-то точно не дурак, раз до такого поста дослужился без пары сотен голосов: если бы американцы научились выборы проводить, мог бы стать президентом Соединенных Штатов. Несомненно, верный и профессиональный слуга правящего класса. Значит, не дурак. Но тогда…
Кто кого кидает? И зачем?
Зачем? Можно предположить.
Люди у нас своеобразные, любят пострадать, обсудить в красках, какие они несчастные. Поэтому с удовольствием рассказывают друг другу, какие еще напасти сваливаются на их бедные головы.
Но, зная, что курение вредно — не бросают. Один мой знакомый (употребляю этот речевой оборот, хотя некоторых он страшно бесит; но не приводить же паспортные данные) попал на Каширку, в онкологический центр. И там, в ответ на его вопрос: “Может, мне курить бросить?” лечащий врач ему честно ответил: “Мы вам радиотерапию прописали, а это настолько вреднее курения, что если хотите — продолжайте”. Он-то бросил (дай ему Бог здоровья), но бывают и похрабрее. Есть, скажем, люди, чье благосостояние полностью зависит от их интеллекта. И они, зная, как на нем сказывается даже рюмка алкоголя — пьют, и не всегда рюмками.
Когда-то в нашей организации делили садовые участки, и они, естественно, достались боевым, заслуженным теткам. Тут как раз рассекретили все, что можно, и оказалось, что одно атомное предприятие находится в аккурат рядом с нашим кооперативом. Каюсь, я, имея доступ к ксероксу, сделал этот факт достоянием гласности. Неужели на волне Чернобыля, совсем ведь недавнего, кстати, мне не удастся хоть чего-то поиметь? Ну хоть дачку рядом с атомным объектом (я не радиофоб) недалеко от Москвы? Думаете, кто-нибудь отказался от участка, на что я так рассчитывал? Черта с два. Тогда я и понял, что внешняя, напускная трусость сочетается в нашем народе с глубоким внутренним пофигизмом. А в сочетании с инстинктом куркуля подобные качества оставляют мало места экологически обусловленному поведению.
Еще история: в окрестностях одного российского академического научного центра группа энтузиастов углядела роскошный луг, облюбованный для гнездования множеством шмелей. Возникла идея: а не создать ли биосферный энтомологический микрозаповедник, первый в Европе и чуть ли не в мире? Научная общественность горячо идею поддержала. Одновременно другая инициативная группа, из той же самой общественности, которой этот луг тоже понравился, застолбила на этом месте строительство садового кооператива. Вот тут-то и вспыхнула в научной общественности академического центра горячая битва! За заповедник? Ну что вы! За участки в кооперативе.
Это примеры из жизни людей, которых я знаю. Не думаю, что где-то — на Западе или на Востоке — люди иные.
Резюмирую: трудно добиться от массы разумного поведения в интересах не то что всего общества, тем более мировой цивилизации, даже в собственных интересах трудно!
А управлять нужно. Что такое управление людьми? Это искусство заставлять их делать то, что они сами не собирались. И рычагов всего два — выгода и вред. Если можно — манить выгодой. Или пугать вредом. Но это скелет метода, а где же искусство? Оно и состоит в том, что манить и пугать нужно уметь. Что-то человека не пугает, а что-то — очень сильно. Массы Запада хотят потреблять и, соответственно, загрязнять. Как не позволить им это делать? Ведь потребление — пункт первый кодекса прав и обязанностей человека в западном издании.
Верхи, по крайней мере, в странах Запада, умеют массой манипулировать — будем надеяться, чтобы не только в собственных интересах. Кстати, при управлении без дозирования информации не обойтись. Да чего там, “без дозирования” — врать порой нужно, да еще как! Лучше, конечно, без этого, но иначе пока у мастеров управления не получалось.
