Жить, взаимодействовать и творить как четвертой, вырастающей из мира действительности, – это естественный удел и дело человека. Его вертикаль – наше Я – уже заявляет Вселенной о своей человечности и готовности к субстанциальному сотворчеству со всеми действительностями мира.
Осталось сделать совсем немного. Ничто, скорее всего, мы уже знаем, поскольку его и в нем знать-то нечего, т.е. ничто и в ничто и есть ничто. (Хотя обживание ничто – вопрос открытый.) Бытие, судя по всему, уже исчерпывается нами в знании и технологии. Каких-нибудь лет 100 или 200 – и мы уже в конце пути к бытию.
Неизвестность – это опознание всевозможного.
Так что осталось пройти два пути: один – к неизвестности, другой – к человеку. Скорее всего, помимо других мы движемся сразу по двум этим путям. К себе и к земле обетованной.
Ну что же, вглубь, вверх и вперед! А там видно будет.
Франк С.Л. Непостижимое: Онтологическое введение в философию религии / В кн.: Франк С.Л. Сочинения. М.: Изд-во «Правда», 1990. С. 197. В дальнейшем ссылки на С. Франка даются по этому изданию.
«Такого рода суждение лишь по внешнему своему выражению бессубъектно… в действительности оно тоже направлено на какой-то предмет… только здесь предмет остается не определенным, не обозначен в понятии». (Франк С.Л. Непостижимое. С. 200.)
Разумеется, мышление как биохимический процесс – это не ничто, но мышление здесь рассматривается со стороны его содержания, когда оно становится «ничтойной» формой содержания, абстрактной логикой и т.д., т.е. когда оно понимается как динамическое многообразие форм, заключающих в себе какие угодно содержания, т.е. то, что мыслится.)
Попытка выразить эту интуицию зафиксирована мною в эссе «Разговор с собою о смысле…» (См. Кувакин В.А. Личная метафизика надежды и удивления. М., 1993. С. 90-106).
Замешанная на ничто негативность сознания сказывается в особого рода «безразличии» сознания по отношению к истокам своих содержаний. «…На самом деле, – замечает Вл. Соловьев, – в чистом сознании нет никакого различия между кажущимся и реальным, – для него все одинаково действительно…» (Соловьев В.С. Сочинения в 2-х т. Т.1, М.: Мысль, 1988. С. 773).
Соловьев В.С. Сочинения в 2-х т. Т.1, М.: «Мысль», 1988. С.796.
Точнее (насколько это здесь возможно) говоря, они, может быть, и объемлют друг друга, но по-своему, а не так тотально и абсолютно, как каждая из них объемлет себя в своей самотождественности.
Об этом, как мы убедимся ниже, со всей определенностью говорит Франк в работе «Непостижимое».
Говоря о взаимозависимости знания и незнания, Д.И. Дубровский выделяет четыре гносеологических ситуации: знание о знании, незнание о знании, знание о незнании, незнание о незнании. (Ук. соч. С. 85).
Я слышал рассказ о человеке, идеально подбиравшем краски для автомобилей. Никто не мог понять, как он это делал. Сам он тоже этого не мог описать. Критерием «точности» был момент, когда у него, по его словам, «мурашки по телу начинали бегать». Это, видимо, и есть незнаниевое опознание.
Человек умеет скрываться и нередко делает это. В детстве мы испытываем особое возбуждающее чувство сокрытости и риска во время игры в прятки. Существует бесчисленное множество способов ухода человека в неизвестность – от молчания до бегства в леса или какие-то иные глухие места на земле. Каждый из нас что-то скрывает и от себя, и от людей.
12] Напомним, что неизвестность принципиально негеометрична, т.е. не имеет никакой постоянной или переменной формы, длины, ширины, так же как и какой-то пространственности. Но именно потому, что она – неизвестность, нельзя сказать, что все это акцидентально (не сущностно) невозможно для нее. Поскольку в отношении неизвестности можно сказать все, что угодно, то можно сказать, что у нее есть «геометрия», только неизвестно какая, т.е. геометрия неизвестности. Возможно даже, что у нее сколько угодно геометрий, в том числе и любая бытийственная и любая теоретическая, чистая, т.е. ничтойная геометрия. Эти «геометрии» так таинственно непредсказуемы «по форме и содержанию», что о них только и можно сказать и да, и нет и неизвестно как, и неизвестно что.
Франк С. Непостижимое. С. 189.
Франк С. Непостижимое. С. 203-204.
С.Л. Франк. Непостижимое. С. 300.
Этимология этого слова не менее удивительна, чем слово «неизвестность». Изначально, невежество, по Далю, сродни словам «неведение», «неведомое», «незнаемое», «неизвестное», «невегласие». Пребывать в неведении – это не только не знать, быть глупым и несведущим, но и «быть» в неизвестности, пребывать в ней. «Неизвестность томит», – говорится в словаре В. Даля.
Кувакин В.А. Личная метафизика… С. 164-165.
Прагматизм отличается пристальным вниманием к реальности неопределенности, отличающейся от гносеологически трактуемой неизвестности тем, что первая относится к опыту как реальной ситуации, в которой слиты познание, познающий и познаваемое. Для прагматизма неизвестность как неопределенность в высшей степени эвристична, а не абстракто-метафизична. Она является источником новизны как в знании, так и в действии, т.е. неопределенность (неизвестность) – это прежде всего новый опыт и в этом ее исключительная ценность.
Лавров П.Л. Философия и социология. Т. 2. С. 633.
К счастью, сегодня принципы свободного исследования разрушают все прежде возведенные барьеры на пути познания. Разум заявил о своих правах на этическое и политическое познание, на независимое исследование заявлений о паранормальных и мистических феноменах. Но это отнюдь не выводит его за пределы морали и права, как хотели бы это понять моральные абсолютисты, религиозные и политические догматики.
Кувакин В.А. Твой рай и ад. С. 324.
Булгаков С.Н. Свет невечерний… С. 91. «Ничто – лукаво в русском языке, ибо оно выражает себя неточно, фальшиво. Точнее было бы сказать, нечто. Но оно, это не-что обозначило себя как некое неопределенное что. Нечто – всегда что. Но только еще неопределенное. Сбой русского языка: вместо не-что ни-что, – особенно озадачивал С. Булгакова» (Кувакин В.А. Личная метафизика… С. 77.)
Булгаков С.Н. Свет невечерний. С. 131. С.Н. Булгаков, один из русских гениев философско-богословской мысли, дает развернутую концепцию ничто в указываемой здесь работе (см. с. 88-154), однако он не проводит принципиальных различий между ничто и неизвестностью.
Подробнее об этом см. соответствующие статьи в любых изданиях опубликованных в СССР и РФ «Философских энциклопедий».
«Еще одна забава языка: “бы”. Бы – нечто среднее между ничто в смысле не-что и бытием; бы – уже не ничто, но еще и не бытие; бы – это незавершенное, сомневающееся, рождающееся, возможное и невозможное, желательное, должное быть или бытие. Если бы…Что бы…Хорошо бы… Можно было бы…И напротив, бы – это быть или бытие, перестающее быть, уже не быть, а бы; уже не бытие, а бы» (Кувакин В.А. Личная метафизика надежды и удивления. С. 77). Завирусованность современного русского языка выражением «как бы» отражает специфику текущего социально-культурного контекста, именно его переходность – старого уже нет, а новое настолько неясно или непривычно, что его «как бы» еще нет. Действительность потеряла свои привычные очертания, ввиду чего и сам человек стал колебаться в себе и в своих суждениях, т.е. приобрел статус «как бы». Но для большинства это оказалось приемлемым, так как сняло с индивида бремя ответственности за слова и дела, за ложь и аморализм, т.е. фактически за все, что он ни делал или говорил. Оборотной стороной этого практического, познавательного, гражданского и морального дезертирства стало ухудшение реальных условий его существования. Антропологический, социальный и аксиологический эскейпизм оказался «соавтором» всеохватывающей коррупции, равнодушия, насилия и беззакония всех этажей человека и общества: от внутреннего мира человека до партий власти. «Как бы» – вульгарно-лингвистическое, психологическое и профанное выражение беспомощного, безвольного, и безответственного состояния «зависания» человека между старым и новым, хорошим и плохим, прошлым и настоящим, понятным и непонятным, устойчивым и колеблющимся, существующим и несуществующим, реальным и виртуальным.
Важно при этом различать открытие и творчество. В первом случае мы открываем нечто уже заведомо бытийное. Во втором – делаем что-то такое, в результате чего не бывшее никогда и нигде становится действительным бытием.
Об этом он говорит во многих своих работах, но более всего в работе «На весах Иова» и «Киргегард и экзистенциальная философия».
Франк С.Л. Непостижимое. С. 233-290.
Сегодня уже очевидно, что подлинной «основой» всего и вся является безосновность. Все стоит под знаком беспочвенности. Субстанциальное единое начало исчезло, превратившись в бесконечно многообразный самоподдерживающийся поток творчества из себя всего и вся. Самотворчество мира превратило его в клубящий из себя процесс, творческая causa sui втягивает в себя все субстанциальные основы.
В научных трактатах М.В. Ломоносова, но особенно в его одах, присутствует острое желание заглянуть «за край», за границы видимого. Подлинно свободному разуму Ломоносова присуща такая безграничная смелость, что он задается вопросами традиционно метафизического свойства: «Скажите, что нас так мятет?», «И что малейших дале звезд? / Несведом тварей вам конец? / Скажите ж, коль велик Творец?» (Ломоносов М.В. Избр. произв. В 2-х тт. Т. 2, М.: Наука, 1986. С. 214). Трактат А.Н. Радищева «О человеке, его смертности и бессмертии» – яркий опыт опознания одного, самого значимого феномена неизвестности – смерти. Экзистенциальной заслугой этого исключительно искреннего и честного человека было создание принципиально открытого по своим итогам сочинения. Он имел мужество сказать и да, и нет как смертности, так и бессмертию человека, заняв фактически адекватную позицию перед лицом неизвестности.
«…Я хочу понять так, чтобы быть приведенным к неизбежно необъяснимому; я хочу, чтобы все то, что необъяснимо, было таково не потому, что требования моего ума не правильны (они правильны, и я вне их ничего понять не могу), но потому, что я вижу пределы ума своего. Я хочу понять так, чтобы всякое необъяснимое положение представлялось мне как необходимость разума же, а не как обязательство поверить» (Толстой Л.Н. Собр. соч.: В 22-х тт. Т. 16. С. 163).
Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: В 30 тт. Т. 5, М., 1973. С. 104-105.
Соловьев В.С. Теоретическая философия / Соловьев В.С. Сочинения: В 2 т. Т. 1, М.: «Мысль», 1988 . С. 794.
Шестов Л. Апофеоз беспочвенности: Опыт адогматического мышления. Л.: Изд-во ЛГУ, 1991. С. 114.
«…Нужно перестать слишком дорожить безопасностью и быть готовым никогда не выйти из лабиринта». (Там же. С. 59).
Шестов Л. На весах Иова: Странствования по душам. Париж: YMCA-Press, 1975. C. 220.
Шестов Л. Апофеоз беспочвенности. С. 35
Там же. С. 43. Здесь же, в предисловии к этой работе он прямо заявляет, что подлинное знание – это незнание. (Там же. С. 45).
Там же. С. 51. Шестов известен своим неподражаемым талантом демонстрировать невозможность принимать какое-то мировоззрение или философию всерьез и жить строго в соответствии с ее принципами. Его «странствования по душам» известных философов, художников и богословов – рассказы о том, как все великие либо рабствовали у своих идей, либо впадали в отчаяние, видя невозможность жить по идее. Поэтому он пересматривает понятие философии, понимая ее как безграничную свободу, скепсис, фантазию и дерзновение, как последнюю и отчаянную борьбу. «…Философия есть искусство, стремящееся прорваться сквозь логическую цепь умозаключений и выносящее человека в безбрежное море фантазии, фантастического, где все одинаково возможно и невозможно». (Там же. С. 59).
«…Скептицизму не обязательно быть последовательным…» (Там же. С. 74). Работы позднего Шестова религиозно окрашены. Это было отступлением от установок, зафиксированных им в трудах, опубликованных до революции. Но даже и в случаях обсуждения «природы» трансцендентного Шестов твердо держался убеждения, что Бог – это сокрытый, таинственный, непознаваемый Бог, что если он что-то и ожидает от человека, то только одного – невозможного.
Франк С.Л. Непостижимое. С. 187.
Не могу не заметить в этой связи, что я склонен признавать бóльшую правду Шестова, защищавшего идею разрыва между известным и неизвестным. Думаю, что мир принципиально плюрален, множественен, изначально многообразен. Это созвездие, имя которому «Неизвестность-Ничто-Бытие». К нему мчится Человек как новая субстанция, новая звезда, рожденная этой троицей, но сотворяемая окончательно только при участии самого себя – Человека. Человек, как бы фантастически это ни звучало – вырастая из них, одновременно мчится к этим субстанциям именно для того, чтобы не просто самому стать и пребывать субстанцией, causa sui, но чтобы соучаствовать в творчестве мира, со-творить с ними, жить в удивительном, творческом космоэволюционном процессе в качестве деятельного и равного среди равных. Но это может случиться, если только он увидит, почувствует, опознает и овладеет в возможной для него степени теми «частями» неизвестности, ничто и бытия как различных действительностей, которые ему даны генетически и как действительности, взаимодействующей с миром. Сказать, что это не «действительности» (несколько непривычный, кажется, неуместный термин), а «реальности» было бы неточно, так как первые две – неизвестность и ничто – не вещны, а действительность – это, по меньшей мере, то, что действует на нас и с чем мы взаимодействуем. Реальность – это, в точном смысле, лишь материальное, предметное, вещное бытие.
