Глава Двадцать Седьмая
– Но ведь должен быть какой‑то выход, адмирал, – терпеливо сказал дель Аква.
– Вы хотите совершить открытый акт войны против дружественной нации?
– Конечно, нет. Каждый находившийся в кают‑компании понимал, что они оказались в одной ловушке. Любой открытый акт прямо ставил их с Торанагой против Ишидо, чего они хотели избежать, на случай если вдруг в конце концов победителем станет Ишидо. В настоящее время Ишидо контролировал Осаку, столицу Киото и большинство регентов. А теперь, через дайме Оноши и Кийяму, Ишидо контролировал большую часть южного острова Кюсю, порт Нагасаки, главный центр всей торговли, и, таким образом, всю торговлю и Черный Корабль этого года.
Торанага сказал через отца Алвито:
– Какие трудности? Я только хочу, чтобы вы освободили от пиратов выход из гавани, не так ли?
Торанага неудобно сидел на почетном месте – стуле с высокой спинкой за большим столом. Алвито сидел рядом с ним, адмирал напротив, дель Аква сбоку от адмирала. Марико стояла за Торанагой, телохранители‑самураи ждали около дверей, напротив вооруженных моряков. Все европейцы понимали, что, хотя Алвито и переводил все, что говорилось в комнате, Марико присутствовала для того, чтобы между ними ничего не говорилось открыто против интересов ее господина и чтобы перевод был полный и точный.
Дель Аква наклонился вперед.
– Может быть, господин, вы можете направить на берег посланника господину Ишидо. Может быть, выход лежит в торговле. Мы могли бы предложить этот корабль как нейтральное место для переговоров. Может быть, таким путем мы могли бы предотвратить войну.
Торанага презрительно рассмеялся:
– Какая война? Мы не воюем, Ишидо и я.
– Но, господин, мы видели битву на берегу.
– Не будьте наивными! Кого убили? Несколько нищих ронинов. Кто кого атаковал? Только ронины, бандиты и несколько фанатиков.
– А во время засады? Мы поняли, что коричневые сражались с серыми.
– Бандиты атаковали нас всех, и серых, и коричневых. Мои люди сражались только для того, чтобы защитить меня. В ночных стычках ошибки бывают часто. Если коричневые убили серых или серые коричневых, это досадная ошибка. Что такое несколько человек для любого из нас? Ничего. Мы не на войне.
Торанага заметил их недоверие, поэтому добавил:
– Скажите им, Тсукку‑сан, что в Японии войны ведут армии. Эти нелепые стычки и попытки политических убийств только пробы, которые заканчиваются, если не удаются. Война началась не сегодня вечером. Она началась, когда умер Тайко. Даже до этого, когда он умирал, не оставляя взрослого сына‑наследника. Может быть, даже до этого, когда Города, главный правитель, был убит. Сегодняшний вечер не имеет значения.
Никто из вас не понимает нашего государства или нашей политики. Как вы можете понять? Конечно, Ишидо пытается убить меня. Так же как и многие другие дайме. Они делали так в прошлом и будут делать в будущем. Кийяма и Оноши – оба и друзья и враги. Поймите, если бы я был убит, это бы упростило все для Ишидо, настоящего моего врага, но только на какой‑то момент. Я сейчас в ловушке, и если ему повезет, то он получит только временное преимущество. Если мне удастся выбраться, ловушки больше никогда не будет. Но поймите меня правильно, все вы, что моя смерть не отодвинет войны и не предотвратит дальнейшие конфликты. Конфликтов не будет, только если умрет Ишидо. А сейчас нет открытой войны, ни с кем. – Он поудобнее устроился на стуле, – ему не нравился запах пищи, приготовленной на масле, и немытых тел. – Но у нас возникла срочная проблема. Мне нужны ваши пушки. Они нужны мне сейчас. Пираты перекрыли мне выход из гавани. Я говорил до этого Тсукку‑сану, что скоро каждый должен будет выбрать, на чьей он стороне. Где сейчас окажетесь вы, ваш руководитель и вся христианская церковь? А мои португальские друзья со мною или против меня?
Дель Аква сказал:
– Вы можете быть уверены, господин Торанага, мы все поддерживаем ваши интересы.
– Хорошо. Тогда сразу же разгоните пиратов.
– Это был бы акт войны, и в этом нет никакой выгоды для нас.
– Может быть, мы могли бы как‑то сторговаться? А? – сказал Феррьера.
Алвито не перевел этого, но вместо этого сказал:
– Адмирал говорит, мы только пытаемся избежать вмешательства в вашу политику, господин Торанага, мы торговцы.
Марико сказала Торанаге по‑японски:
– Простите, господин, это неправильный перевод. Это не то, что он сказал.
Алвито вздохнул:
– Я только заменил некоторые слова, господин. Адмирал не соблюдает некоторых правил приличия, так как он иностранец. Он не понимает по‑японски.
– А вы соблюдаете, Тсукку‑сан? – спросил Торанага.
– Я пытаюсь, господин.
– Что на самом деле он сказал?
Алвито перевел.
После паузы Торанага сказал:
– Анджин‑сан сказал мне, что португальцы были очень заинтересованы в торговле, но в торговле они не знают правил хорошего тона и не понимают юмора. Я понимаю и приму ваши объяснения, Тсукку‑сан. Но с этого момента, пожалуйста, переводите все точно как говорится.
– Да, господин.
– Скажите адмиралу следующее; «Когда конфликт разрешится, я расширю торговлю. Я хорошо отношусь к торговле. Ишидо – нет».
Дель Аква отметил перемену и надеялся, что Алвито загладил глупость Феррьеры.
– Мы не политики, господин, мы верующие и представляем веру и верующих… Мы поддерживаем ваши интересы. Да.
– Я согласен. Я рассмотрю. – Алвито перестал переводить, его лицо осветилось, и он на момент позволил Торанаге опередить его. – Извините, Ваше Преосвященство, но господин Торанага сказал: «Я рассмотрю вашу просьбу построить церковь, большую церковь в Эдо, как доказательство моего доверия к вашим интересам».
Много лет, с того момента, как Торанага стал господином Восьми Провинций дель Аква прилагал все усилия, чтобы получить такое разрешение. И получить от него это разрешение сейчас для третьего по величине города империи было бесценной уступкой со стороны Торанага. Отец‑инспектор знал, что пришло время решить проблему пушек.
– Поблагодарите его, Мартин Тсукку‑сан, – сказал он, пользуясь условной фразой, которую он предварительно согласовал с Алвито, договариваясь о том, как себя вести Алвито, такому поборнику веры, – и скажите, что мы всегда будем к его услугам. О, да, и спросите его, что он имел в виду, говоря о соборе, – добавил он для адмирала.
– Может быть, я могу говорить напрямую, господин, одну минуту, – начал Алвито говорить Торанаге, – мой господин благодарит вас и говорит, что то, о чем вы просили, видимо, возможно. Он всегда старается помочь вам.
– Стараться – абстрактное слово и недостаточное.
– Да, господин. – Алвито взглянул на телохранителей, которые, конечно, слушали, не подавая вида. – Но я помню, что вы раньше говорили: иногда бывает разумным стать абстрактным.
Торанага сразу понял его. Он махнул рукой, отпуская свою стражу.
– Подождите снаружи, вы все.
Они неохотно повиновались. Алвито повернулся к Феррьере:
– Нам пока не нужны ваши часовые, адмирал. Когда самураи ушли, Феррьера отпустил своих людей и взглянул на Марико. На поясе у него были пистолеты, а еще один он держал в сапоге. Алвито сказал Торанаге:
– Может быть, господин, вам бы хотелось, чтобы госпожа Марико присела?
Торанага снова понял, что он хотел сказать. Он подумал с мгновение, потом коротко кивнул и сказал не оборачиваясь:
– Марико‑сан, возьмите одного из моих телохранителей и найдите Анджин‑сана. Оставайтесь с ним, пока я не пришлю за вами.
– Да, господин.
Дверь за ней закрылась.
Теперь они остались одни. Их было четверо.
Феррьера сказал:
– Что предлагается? Что он предлагает?
– Будьте терпеливы, адмирал, – ответил дель Аква; его пальцы дрожали на кресте – он молился об успехе.
– Господин, – начал говорить Алвито Торанаге, – господин, мой повелитель говорит, что все, что вы просите, он попытается сделать в течение сорока дней. Он пошлет секретной почтой ваши слова об успехах в этом деле. Я буду курьером, с вашего позволения.
– А если он не добьется?
– Это произойдет не из‑за нежелания помочь, а из‑за намерения обдумать. Он дает вам свое слово.
– Перед христианским Богом?
– Да, перед Богом.
– Хорошо. Я сделаю это в письменном виде. Со своей печатью.
– Иногда полные соглашения, деликатные соглашения не следует сводить к письменным, господин.
– Вы хотите сказать, что, если я не дам письменного согласия, вы тоже не дадите?
– Я только напоминаю вам, что вы сами говорили, что самурайская честь более важна, чем кусок бумаги. Отец‑инспектор дает вам свое слово перед Богом, свое слово чести, как это делает самурай. Ваша честь очень много значит для отца‑инспектора. Я только подумал, что он будет расстроен, если вы ему не поверите. Вы хотите, чтобы я просил его что‑то подписать?
Торанага, помолчав, наконец сказал:
– Очень хорошо. Его слово перед Иисусом Христом, да? Его слово перед Богом?
– Я даю его по поручению отца‑инспектора. Он клянется на святом кресте, что попытается.
– И вы тоже, Тсукку‑сан?
– Я тоже дал вам свое слово, перед моим Богом, на святом кресте, что я буду делать все, чем я смогу помочь ему убедить господ Оноши и Кийяму быть вашими союзниками.
– В свою очередь я сделаю то, что я обещал раньше. На сорок первый день вы можете заложить камень в самый большой христианский собор в империи.
– А можно будет эту землю, господин, выделить нам сейчас же?
– Как только я прибуду в Эдо. А теперь? Что с пиратами? Вы прогоните их сразу же, сейчас?
– Если бы вы имели пушки, вы могли бы сами справиться с этим, господин?
– Конечно, Тсукку‑сан.
– Прошу прощения за такую дотошность, господин, но мы должны выработать план. Пушки не принадлежат нам. Пожалуйста, дайте мне минуту времени, – Алвито повернулся к дель Акве. – С собором все улажено. Ваше Преосвященство. – Потом он добавил для Феррьеры, начиная выполнять согласованный план: – Вам следует радоваться тому, что вы не потопили его, адмирал. Господин Торанага спрашивает, не возьмете ли вы десять тысяч дукатов золотом, когда поедете на Черном Корабле в Гоа, чтобы вложить их в золотой рынок в Индии. Мы были бы рады помочь в сделке с помощью наших источников там, поместив это золото для вас. Господин Торанага говорит, половина доходов – ваша.
И Алвито, и дель Аква считали, что ко времени, когда Черный Корабль вернется через шесть месяцев, либо Торанага будет снова президентом Совета регентов и, следовательно, более чем рад, что проведена такая выгодная сделка, либо он будет мертв.
– Вы будете иметь чистой прибыли четыре тысячи дукатов. Без всякого риска.
– А что взамен? Это больше, чем вся ваша годовая субсидия короля Испании всему обществу иезуитов в Азии. В обмен на что?
– Господин Торанага говорит, пираты не дают ему выйти из гавани. Ему лучше знать, пираты это или нет.
Феррьера ответил тем же самым деловитым тоном, что они оба знают только: это будет на выгоду Торанаге.
– Это плохой совет – поверить этому человеку. У его врагов все выигрышные карты. Христиане‑дайме против него. Наверняка два самых главных, я слышал это собственными ушами. Говорят, этот японец – реальный враг. Я верю им, а не этому безродному кретину.
– Я уверен, господин Торанага знает лучше нас, кто пираты, а кто нет, – невозмутимо сказал ему дель Аква, зная, какое будет решение, как знал это и Алвито. – Я думаю, вы не возражаете, чтобы господин Торанага сам имел дело с пиратами?
– Конечно, нет.
– У вас на борту много свободных пушек, – сказал отец‑инспектор. – Почему не дать их ему тайком? Продайте на самом деле. Вы продаете оружие все время. Он покупает оружие. Четыре пушки будет более чем достаточно. Будет легко перегрузить их с помощью баркаса, с запасом пороха и зарядов, опять украдкой. Тогда это дело будет решено.
Феррьера вздохнул.
– Пушки, Ваше Преосвященство, бесполезны на борту галеры. У нее нет пушечных портов, нет пушечного такелажа, нет пушечных пиллерсов. Они не смогут воспользоваться пушками, даже если бы у них были артиллеристы, которых у них нет.
Оба священника были поражены.
– Бесполезны?
– Абсолютно.
– Но, конечно, дон Феррьера, они могут приспособить…
– Эта галера непригодна для применения пушек без переделки, которая займет по крайней мере неделю.
– Что такое? – спросил Торанага подозрительно: что‑то не то, однако они пытаются это от него скрыть.
– В чем дело, спрашивает Торанага, – сказал Алвито. Дель Алвито знал, что почва уходит у них из‑под ног.
– Адмирал, пожалуйста, помогите нам. Пожалуйста. Я прямо прошу вас. Мы получили большие уступки для дела нашей веры. Вы должны поверить мне, и вы должны доверять нам. Вы должны помочь господину Торанаге как‑то выбраться из гавани, Я прошу вас от имени церкви. Один собор является огромной уступкой делу веры. Пожалуйста.
Феррьера не позволил себе показать радости такой победы. Мысленно он даже добавил себе значительности своему голосу: «Так как вы просите помочь от имени церкви, Ваше Преосвященство, я, конечно, сделаю все, что вы просите. Я выведу его из этой западни. Но в свою очередь я хочу, чтобы меня назначили адмиралом Черного Корабля на следующий год независимо от того, будет ли удачным этот год или нет».
– Это личное распоряжение короля Испании, его одного. Я не могу назначить на этот пост. Далее: я принимаю ваше предложение относительно золота, но я хочу, чтобы вы гарантировали, что у меня не будет проблем с вице‑королем Гоа, или здесь, с золотом, или с Черным Кораблем.
– Вы осмеливаетесь использовать меня и церковь как гарантов?
– Это только деловое соглашение между нами и этой обезьяной.
– Он не обезьяна, адмирал. Вам лучше помнить это.
– Далее: пятнадцать процентов груза этого года вместо десяти.
– Это невозможно.
– Следующее: дать слово, Ваше Преосвященство, перед Богом сейчас, что ни вы, ни один из священников, находящихся в вашем подчинении, никогда не будут угрожать мне отлучением от церкви, если я совершу в будущем акт святотатства, каких еще не было. И далее, ваше слово, что вы и ваши святые отцы будут активно поддерживать и помогать этим двум Черным Кораблям, – также перед Богом.
– И что же еще, адмирал? Конечно, это не все? Наверняка есть что‑то еще?
– Последнее: мне нужен этот еретик.
Марико посмотрела вниз на Блэксорна из дверей каюты. Он лежал в полубессознательном состоянии на полу, пытаясь выблевать свои внутренности. Боцман облокотился на койку, с вожделением разглядывая ее, видны были пеньки его желтых зубов.
– Он отравлен или пьян? – спросила она Тотоми Кану, самурая, стоящего рядом с ней, безуспешно пытаясь закрыть свои ноздри от запаха пищи и рвоты, запаха этого уродливого моряка перед ней и от постоянного запаха трюмов, который пропитал весь корабль. – Похоже, что он был отравлен, да?
– Может быть, и отравлен, Марико‑сан. Посмотрите на эту мерзость! – Самурай брезгливо махнул рукой в сторону стола: деревянные тарелки с остатками искромсанных кусков ростбифа, зажаренного с кровью; половинка скелета бойцового цыпленка; наломанные куски хлеба и сыра; пролитое пиво и масло; блюдо холодного мяса с жирной подливкой и полуопустошенная бутылка бренди.
Никто из них никогда не видел раньше мяса на столе.
– Что вам надо? – спросил боцман. – Здесь нет обезьян, ва‑каримасу? В комнате нет обезьян‑сан! – Он поглядел на самурая и отмахнулся от него: – Уходи! Писс аут! – Его глаза обратились на Марико: – Как тебя зовут? Имя, а?
