7.3. Биоцид и экоцид, осквернение и разрушение среды обитания
Принципиальное отличие биоцида и экоцида как антиценностей от всех других действий человека, разрушающих мир ценностей, определяется специфической областью проявления деструктивности. Если практически во всех описанных выше случаях речь шла о связях в системах человек – человек, человек – общество, общество – общество, то феномены биоцида, экоцида, осквернения и разрушения среды обитания возникают в системах человек – живая природа, общество – живая природа, человек – природа (космос), общество – природа (космос).
Элементы биоцида (от греческого bios – жизнь и латинского ceado – убиваю) и экоцида (от греческого oikos – дом, жилище, местопребывание и латинского ceado – убиваю) практиковались человечеством издревле. Но долгое время они рассматривались как естественное биологическое или физическое проявление жизнедеятельности людей, как нормальное условие их существования, хотя с древних времен у некоторых людей возникали сомнения, скажем, в естественности убийства человеком животных и их поедания. Что же такое экоцид и биоцид? Чем отличаются они от других отношений агрессии в рамках биологических систем или систем человек-природа?
Если растения, животные и другие формы жизни, судя по всему, располагают своего рода экологическими инстинктами и встроенными в них, либо их окружающими природными регуляторами, то человек в своей жизнедеятельности не только следует естественной биологической целесообразности, но и в значительной мере свободен. Свобода же не имеет в себе никаких внутренних регуляторов.. В союзе с мышлением и познанием она тяготеет быть силой, которая не склонна налагать на себя какие-либо ограничения. Этот дух свободы и тяга к безграничному освоению мира практически всегда определял поведение человека в таких областях, как промышленность, сельское хозяйство, техника, военное дело и т.д. Начавшееся с эпохи Ренессанса и господствовавшее вплоть до середины XX в. (а возможно, и до сего дня), осмысление человеком самого себя как царя природы, вершины мироздания и космоэволюционного процесса, высшего продукта развития всего материального, породило много амбиций, ожиданий, самоуверенности, иллюзий, а также ошибок и недальновидных действий. Последнее становилось очевидным ввиду все новых негативных последствий воздействия человека на живую природу, которые грозили быть глобальными и необратимыми. Исчезновение многих видов животных, сокращение площадей пахотных земель, эрозия почвы, наступление пустынь, гибель лесов, интоксикация всего живого отходами промышленного производства, загрязнение атмосферы и воды, – все это и многое другое стало симптомами приближающейся глобальной экологической катастрофы.
Если учесть, что человечество накопило горы ядерного, химического и биологического оружия, то для любого здравомыслящего человека станут очевидными масштабы возможных глобальных катастроф, опасность той стези, на которую ступило человечество. Кажется, еще одно неосторожное движение и мировое сообщество, вместе со всем живым на Земле, рухнет в вырытую им самим могилу.
Мрачные последствия человеческой активности охватывают как живую природу, так и неживую. Речь идет не только о загрязнении воздуха, почвы, мирового океана, о непредсказуемых возможностях изменения климата, т.е. о некоторой интервенции человеческой самоуверенности и бездумия в собственно планетарные стихии, но и о вмешательстве в пределы солнечной системы и открытый космос. На абстрактном философском языке это можно обозначить как кризис транссубстанциальных коммуникаций. Если прежде мы видели альтернативу либо в господстве стихий и законов природы над человеком, либо в том, что мы истинные господа мироздания (и если в чем-то еще не достигли этого господства, то рано или поздно мы его добьемся), то теперь сложилось принципиально иное положение вещей, которое, видимо, требует пересмотра принципов самих транссубстанциальных коммуникаций. Ибо здесь возникает особого рода конфликт между такими субстанциями, как человек, общество и природа.
Начинающееся осознание человеком сложившейся ситуации, осмысление им антиценностных результатов своей деятельности в окружающей его среде чревато настоящей революцией в психологии, мышлении, этике, экономике, технологии, политике, а, по сути, во всех областях жизнепроявлений человека. Сложность задач, с которыми столкнулся человек в результате роста и одновременно осознания масштабов своей деструктивной деятельности, состоит в том, что необходимо выработать и ввести принципиально новые стандарты коммуникаций с природой, а также механизмы их соблюдения. Если например, механизмами установления оптимальных параметров производства является рынок и другие объективные социальные закономерности, а в основании юридического закона лежат базовые условия выживания личности в обществе, то является ли достаточным простое приспособление к условиям нашего выживания в экосистеме за счет, скажем, снижения потребления энергии и природных ресурсов, контроля за рождаемостью и других консервативных мер? Возможно, перед нами стоит более фундаментальная проблема, связанная с радикальным переосмыслением сущности как наших отношений с природой, так и ее собственной сущности как субстанциальной реальности. Возможен ли выход из ложного противопоставления: либо раб природы, либо ее господин? Что может означать для природы наносимый ей нами ущерб? Возможна ли альтернатива дилемме: либо антропоморфизация, одушевление (гилозоизация) природы, ее панлогизация и предписывание ей тотальной закономерности и детерминированности, либо ее иррационализация, ее восприятие как абсолютно слепой, молчаливой, в основе своей непонятной и неизвестной нам субстанции? Может быть, грозящие человечеству глобальные кризисы ставят перед ним проблему пересмотра «человеческой, слишком человеческой» картины мира и заставляют его ввести в нее некоторые предположения не антропоморфного и не «объективного» характера, а какие-то, пока не совсем нам ясные идеи «третьего» типа?
Влияние стереотипов мышления на подход к проблемам биоцида и экоцида совершенно очевидно. Ученые, общественные и государственные деятели, журналисты, – все, вовлеченные в решение этих проблем, так или иначе образуют два разных лагеря с противоположными точками зрения. Представители первого лагеря, объединяющего подавляющее большинство, сознательно или бессознательно исходят из антропоцентричной установки. Они желают сохранить прежнюю стратегию по сути паразитарного отношения к природе за счет пусть даже и выработки «экологического» сознания и этики, экологически чистых технологий и т.д. – но идея господства над природой, установка на него остается неизменной. Она лишь модернизируется. Да и общий научно-технический прогресс, как кажется, делает преодоление такой установки невозможным. Поэтому новое «экологическое» сознание оказывается своего рода троянским конем накануне очередной экспансии человека в природу.
Другие, составляющие меньшинство, занимают полярную позицию. Шокированные ужасающими картинами осквернения и разрушения природы, они полагают, что человек уже подписал себе смертный приговор, продемонстрировав тупиковость ветви эволюции, породившей его самого, свою обреченность как разновидности живого вещества в космосе. Он должен просто исчезнуть с лица планеты как глобальное зло, нечто несостоятельное и недостойное Земли и Вселенной. Такой приговор кажется призывом к коллективному самоубийству или к уничтожению человечества природой, – что является в их глазах справедливым актом возмездия за совершенные перед ней преступления.
Но едва ли ответы эгоизма и имперсонализма отражают реальное положение вещей и предлагают действительный выход из положения перед лицом надвигающегося глобального кризиса. Имеется, как минимум, еще один возможный подход к осмыслению и разрядке ситуации. Он состоит в более глубоком уяснении особых, во многом непривычных для нас равноправных отношений между человеческой и природной субстанциями.
В чем-то существенном это равноправие не похоже на эпистемологический конвенционализм, моральное единство, согласие и гармонию или на юридическую и политическую договоренность. Хотя бы потому, что материальная субстанция едва ли обладает соответствующими качествами, а приписывание их ей слишком рискованно и, видимо, неправомерно.
Сложность задачи состоит в том, чтобы учесть не только области частичной согласованности этих двух реальностей, но и аспекты их принципиальной несогласовываемости. Иначе говоря, надо «понять» и «усмотреть», опознать нечто принципиально непонятное и не усматриваемое привычными для нас методами. Нужно «обличить» то невидимое, что особым образом отличает ее от нас и, более того, что остается за рамками области единства и взаимоинтегрированности человека (общества) и природы.
Несомненно, здесь пригодятся некоторые принципы гуманистического мышления и психологии. Во-первых, мы должны отдать себе отчет в том, что мы имеем в виду, когда предполагаем вероятность равноправных отношений между человеком и природой, и какими могут быть последствия этого равноправия.
Задолго до изобретения ядерной бомбы Лев Шестов писал: «… А если бы человек додумался до способа уничтожить весь мир, всю Вселенную до последнего существа и даже неживого атома, – что, осталась бы и тогда природа спокойной или, при мысли о возможной гибели всего, ею сотворенного, она поколебалась бы, удостоила бы человека своего внимания, заговорила бы с ним, как равная с равным, и пошла бы на уступки?.. Есть, по крайней мере, вероятность того, что природа бы испугалась и согласилась посвятить человека в свои тайны» (Шестов Л. // Русская мысль, 1916, №2, с. 52).
При всей кажущейся метафоричности или метафизичности вопроса, как и наивности шестовского предположения, за ними кроется серьезная попытка преодолеть ложные стереотипы и догмы в системе отношений человек-природа. Во всяком случае вероломству и бесцеремонности познания и материальной деятельности человека приходит конец. Но какие карты он выложит на стол, что скажет, если природа заговорит с ним как равная с равным? Если только первые звуки ее голоса, неясно воспринятые и едва ли понятые нами, породили столько кризисных ситуаций и смятение во всех областях мировосприятия, то какова будет наша реакция, если она в полный голос заговорит с нами, вступит с нами в равноправный и полномасштабный «переговорный процесс»? Готовы ли мы к диалогу с природой?
Кто знает, может быть речь пойдет об уточнении и пересмотре демаркационной линии, границ между человеком и материальным миром, о «демилитаризованных» зонах, и человек вынужден будет дать обязательство не вступать в них обычным знаниевым, техническим, индустриальным, энергетическим или каким-либо иным традиционным для него образом. Возможно, будут выявлены зоны рискованных областей человеческого существования как материального существа. Возможно, будет уточнен статус естественных тайн, заповедников природы, куда проникновение человека обычным образом будет запрещено по взаимному согласию сторон… И не в этом ли может состоять тот радикальный пересмотр основных принципов гуманистической гносеологии, о допустимости которого, с принципиально антидогматических позиций самого гуманизма, мы говорили выше?
В любом случае будет возрастать роль глобального баланса человека и природы. Вероятностность, негарантированность и рискованность существования человека будут увеличиваться в одних отношениях и уменьшаться в других. Но, видимо, главное состоит в том, чтобы мы успели выработать навыки адекватного обращения с тайнами природы и ничто, с неизвестностью, неожиданностью, невероятностью и невозможностью как таковыми, а не как с феноменами и реальностями, которые якобы только и ждут, чтобы человек превратил их в нечто им противоположное: тайну – в самоочевидность, неизвестность – в известное, неожиданность – в предсказуемость, невероятное – в вероятность, а невозможность – в возможное и действительное.
Признание современной физикой не только порядка, но и хаоса во Вселенной, как кажется, указывает на общие перспективы переосмысления человеком сущности транссубстанциальных коммуникаций. Традиционные рациональные (логические), аксиологические, антропоморфические, пантеистические, мистические, паранормальные способы освоения внешнего мира должны быть со временем частью отброшены, а частью дополнены новыми способами его опознания и обживания. В выработке этих способов позитивную роль смогут сыграть современный скептицизм, вероятностное и пробабилистическое мышление, принципы фаллибилизма, плюрализма, свободы и творчества, т.е. те методы, которые составляют сущность гуманистического стиля мышления и психологии.
Таким образом, преодоление столь мощных антигуманных проявлений человека, какими являются биоцид и экоцид, выходит за рамки преодоления или обуздания собственно античеловеческого. Поскольку они угрожают иным, окружающим нас реальностям, эти деструктивные феномены могут быть названы и антиприродными, субстанциально подрывающими человека, природу и сами отношения между ними. Это преодоление предполагает как творческий возврат к созидательным, гармоничным и «взаимовыгодным» отношениям между человеком и средой его обитания, так и выявление ее новых параметров и атрибутов, выработку новых принципов ценностных транссубстанциальных коммуникаций и, как сказал бы Шестов, нового измерения мышления.
7.4. Обман, дезинформация, внушение, манипулирование
Сфера античеловечности и антиценностей многолика и тяготеет к тому, чтобы проникнуть во всю внутреннюю и внешнюю реальность человека: от семьи и обыденного мышления до экологии и космоса. Одной из таких антиценностей является ложь, обман.
В собственном смысле обман – это преднамеренная корыстная ложь, введение человека в заблуждение, чреватое нанесением ущерба его достоинству, здоровью, его имуществу и т.д.
Форм лжи невероятное множество, но все они бросают вызов человечности, добру, человеческим ценностям, разнообразными способами извращая и подрывая их. Все они заключают в себе элементы предательства, коварства, поругания таких высоких достоинств и ценностей, как доверие, открытость, благорасположение, участие, кооперативность, сочувствие и сострадание. Чаще всего носители и «сеятели» антиценностей лжи и обмана рассчитывают именно на эти качества гуманности в своей экспансии в разум, в сознание и нравственные чувства своих жертв. Когда обман, внушение, дезинформация и манипулирование удаются, сама личность жертвы теряет столько своей подлинности, сколько лжи сумели ей «трансплантировать» «слуги дьявола». Хорошо если личности удается так или иначе распознать эту ложь и освободиться от нее, но и в этом случае останется горечь разочарования, осторожность может перерасти в подозрительность, доверие смениться недоверчивостью, открытость замкнутостью, сострадательность – равнодушием или черствостью.
Особенно сложной, мало контролируемой и, так сказать, трудно избегаемой проблемой является обман, дезинформация и манипулирование, бытующие в информационном пространстве, главными субъектами и создателями которого стали сегодня средства массовой информации: газеты, журналы, радио и телевидение. Главная беда состоит здесь не столько в технических причинах сбоев в информации и возникновении самой дезинформации, и даже не в заведомой лжи источников и «трансляторов» информации, а в кажущейся неразрешимости противоречия между свободой слова, печати, юридическим и формальным правом на получение и распространение любой информации, любыми средствами, независимо от государственных границ, с одной стороны, и теми критериями объективности, достоверности и верифицируемости информации, которыми могут или должны обладать как сами средства информации, так и ее массовые потребители.
Недостаток владения этими критериями, а иногда просто отсутствие каких-либо возможностей проверки сообщаемых фактов (особенно читателями, зрителями или слушателями) порождают у людей фундаментальное чувство недоверия по отношению к любым средствам информации, ко всему говорящемуся, вскармливают подозрительность и цинизм.
В решающей степени тут повинны некоторые профессиональные принципы современной журналистики, в первую очередь сенсационизм, т.е. ориентация на такие события и новости, которые могут захватить внимание потребителя и обеспечить информационному каналу известность, популярность, влиятельность и финансовое процветание. «Информация не получается и не сообщается, она делается и продается», – таков, похоже, общий лозунг средств массовой информации.
Принцип «сенсация любой ценой» дает заведомо неадекватную, несбалансированную информационную картину страны и мира. Эта несбалансированность порождает и соответствующий эмоционально-психологический и нравственный дисбаланс. Известно, что для журналиста, как правило, срабатывают стереотипы «хорошая новость – это не новость», и потому сенсационность чаще всего оказывается связанной с сообщениями о катастрофах, убийствах, стихийных бедствиях и т.п.
Речь, разумеется, не идет о каких-либо ограничениях на передачу сообщений негативного содержания. Речь идет о таком информационном балансе, чтобы он удовлетворял наиболее значимым, а в идеале, гуманным социальным, политическим, экономическим, нравственным, эстетическим, познавательным, как и бытовым и зрелищно-развлекательным потребностям.
Нередко представители масс-медиа парируют обвинения в том, что их деятельность является скорее негативной и деструктивной, чем позитивной и жизнеутверждающей, указанием на то, что они не более чем зеркало общественной жизни, что служить таким зеркалом – их прямой долг. И в этом смысле «нечего на зеркало пенять, коли рожа крива». Но это отнюдь не вся правда: ведь эти же представители масс-медиа с не меньшим, а скорее с большим, хотя и тщательно скрываемым, упорством стремятся быть четвертой властью и так или иначе являются ею. Так что же такое пресса – зеркало или власть? Или с виду зеркало, а по сути власть? А разве может быть властное зеркало беспристрастным, а беспристрастное зеркало властным? Ведь власть – это страсть и воля, господство и подчинение. Средства массовой информации, увы, стремятся к власти и господству или как минимум к тому, чтобы быть хорошо оплаченными орудиями того и другого.
Как и всякая власть, журналистика подвержена коррупции и бюрократизму. Как и всякая власть, она развращает, порождая свою собственную область антиценностей: от прямых экономических преступлений и лжи до нравственного или физического развращения людей. Что «творит» одна только бульварная, порнографическая и неомистическая пресса! Она засоряет историю, культуру, нравственность, все, к чему она прикасается. Раковая опухоль или как минимум источник интоксикации в средствах массовой информации – это коммерческая реклама. Экономически для СМИ она, возможно, и оправдана, если пресса и средства электронной информации выброшены в рынок и лишены адекватной финансовой государственной и общественной поддержки. Но никакие оправдания не устраняют неизбежных дурных свойств рекламы и их антигуманных последствий. По самой своей сути реклама не может не заключать в себе хотя бы элементов дезинформации и внушения, она всегда безальтернативна и склонна завышать ценность того, что она предлагает потребителю. Наглость рекламы и соответствующих средств массовой информации проявляется уже в том, что они беспардонно врываются в наши дома, вторгаются в наши умы, оскорбляют нравственные представления или эстетический вкус, полагая, что им все позволено и навязывая себя по принципу «стерпится-слюбится». В итоге мы платим за крохи содержащейся в рекламе информации неоправданно высокую морально-психологическую цену. В целом реклама – это один из современных видов насилия, унижения человека.
Но средства массовой информации не двусмысленны и не двулики. Они многолики. То же самое «зеркало» обладает собственной двусмысленностью. Когда журналисты обращаются к этому образу, они не только тщатся заверить публику в беспристрастности и объективности поставляемой ими информации, но соответственно и в своей личной честности, порядочности и т.п. Главное, на что при этом они тайно или явно претендуют – это быть защитниками, представителями и выразителями интересов, чувств, потребностей и чаяний народа. То есть средства массовой информации – это «зеркало души народа», сама его душа, его честь, ум и совесть, а журналист – сама персонификация и народа, и его души.
Одна из отвратительных, но в чем-то и смешных вещей, которую нередко предлагают сопережить нам печать, радио и телевидение – это чувства «глубокого и искреннего» возмущения и поруганного достоинства, которые испытывают журналисты, когда четвертую власть «обижают», скажем, президент, парламент или какой-нибудь чиновник. Вместо того, чтобы решать свои «властно-семейные» проблемы законным образом, пресса, с повадкой оскорбленной невинности, обращается к своим потребителям, апеллируя к лучшим чувствам рядового гражданина. Но именно этого рядового гражданина, его заботы, мечты, дела и жизнь, – она, что называется, в упор старается не видеть. Куда важнее для нее блеск и сенсация, роскошь и громкие преступления, слава и позор сильных мира сего. В этих тенденциях заключен едва ли не весь букет антиценностей информационного общения: пристрастность, лицемерие, как форма обмана, внушение и манипуляция сознанием и самими добродетелями потребителя информации.
Пресса может и обязана выполнять важные ценностные функции. В демократическом обществе она является борцом за свободу и права человека, а при переходе к демократии – едва ли не важнейшим средством ее достижения. Однако в конечном счете гарантом свободы является не пресса и не закон, а контроль со стороны общества, сам народ, оказавшийся способным завоевать себе права и свободы, в том числе и свободу слова. Это исключает или должно исключать любые тенденции прессы к патернализму и властности, в этом особый позор снобизма и высокомерия прессы по отношению к любому гражданину. И это тем более делает неприемлемыми всякие формы обмана и манипулирования, подрывающие и извращающие ценности человеческой свободы, достоинства и разума.
В той мере, в какой средства массовой информации являются относительно самостоятельной социальной и психологической властью, они требуют и соответствующего к себе отношения: критичности, жесткости и трезвости оценки, разумной дистанцированности, осторожности и осмотрительности. Любая власть, в том числе и информационная, заключает в себе нечто угрожающее безопасности и благополучию человека. Поэтому все, что связано с потенциально антигуманными и антиценностными ресурсами средств массовой информации, должно находиться под самым строгим контролем как со стороны официальных ветвей власти – законодательной, исполнительной и судебной, – так и со стороны главной человеческой власти – власти сознания, разума, независимости, свободы, здравого смысла и человечности конкретного живого человека.
Обман, дезинформация, внушение и манипулирование бытуют не только в газетах, на радио и телевидении. Они способны вызревать и гнездиться практически везде: в сознании личности и общественном сознании, в различных властных и других социальных структурах. Специфические формы оно принимает в науке и искусстве, в нравственных отношениях, в религии и церкви. Универсальных и простых средств борьбы с этими врагами человечности и человеческих ценностей, по-видимому, не существует. Однако само осознание угрозы этих антиценностей уже помогает нам лучше опознать их и уклониться от контакта с ними, избежать их разрушительного влияния. Реализм гуманистического мышления требует признания и того факта, что каждый из нас, как бы искренне он ни желал быть совершенным и порядочным, несет в себе как минимум способность, может даже неосознанно, прибегать к дезинформации, внушению, манипулированию другими людьми. Таким образом, речь идет о контроле и самоконтроле, осмотрительности, свободе, скептицизме и критичности, объективности, здравом смысле и других гуманистических качествах, защищающих нас от бесчеловечности окружающих, а их – от нашей потенциальной или реальной антигуманности.
