6
После того, как мы отобедали, и я научился искусству есть под водой, о котором я расскажу подробнее, если в этом возникет необходимость, мы встали из-за стола, накрытого в высоком мраморном зале, декорированном красными и коричневыми сетями и лесками, и пошли назад по длинному коридору, все вниз и вниз, ниже самого моря по спиральной лестнице, которая светилась и сверкала в окружающей нас абсолютной темноте. Шагов через двадцать мой брат вдруг энергично сказал: - К черту! - сошел с лестницы и стал плыть рядом с ней.
- Так быстрее, - пояснила Мойра.
- И нам долго идти, - подсказала Дейдра, которая знала об этом, конечно, по Эмберу.
Мы сошли с лестницы и поплыли вниз, сквозь темноту, рядом со светящейся лестницей. Прошло десять минут, прежде чем мы достигли дна, но когда наши ноги коснулись пола, то стояли мы на земле и вода совсем не чувствовалась.
Несколько небольших факелов в нишах освещали нам путь.
- Почему эта часть океана, являясь дубликатом Эмбера, тем не менее так не похожа на то, что мы видели до сих пор? - спросил я.
- Потому что так должно быть, - ответила Дейдра, и ответ ее вызвал во мне раздражение.
Мы стояли в огромной пещере, из которой по всем направлениям уходили туннели. По одному из них мы и пошли. Путь наш был долог, я уже потерял счет времени. Вскоре начались боковые ответвления, с дверями или решетками, прикрывающими выходы. У седьмого по счету такого входа мы остановились. Он был закрыт тяжелой дверью из цельной плиты, обитой металлом, раза в два выше моего роста. Глядя на эту дверь, я припомнил легенды о размерах тритонов.
Затем Мойра улыбнулась улыбкой, предназначавшейся для меня одного, вытащила большой ключ из связки, висевшей у нее на поясе, и сунула его в скважину.
Повернуть его, однако, у нее не хватило сил. Возможно, этой дверью давно никто не пользовался.
Рэндом что-то пробурчал и рука его ухватилась за ключ, небрежно отбросив при этом руку Мойры в сторону. Он взялся за ключ правой рукой и повернул.
Раздался щелчок. Затем он толкнул дверь ногой, и мы уставились внутрь комнаты.
Она была размером с залу, и в ней было выложено то, что называлось Лабиринтом. Пол был черный и блестел как стекло. И Лабиринт был на полу.
Он сверкал как холодный огонь, которым и был на самом деле, дрожал и переливался, и вся комната, казалось, меняла очертания в этом свете. От него исходило тонкое ощущение яркой, непреодолимой силы, выложенной одними кривыми, хотя у самого центра было несколько прямых линий. Он напоминал мне те фантастически сложные, непередаваемые узоры, которые иногда машинально рисуешь, водя пером по бумаге, но только в натуральную величину. Я как бы угадывал слова "Начало здесь" с другой его стороны. Сам Лабиринт был примерно сто ярдов в поперечнике в самом узком месте и ярдов сто пятьдесят в длину.
У меня звенело в голове, в висках застучала кровь, потом пришла привычная уже боль. В моем мозгу как бы что-то вспыхнуло. И если я был Принцем Эмбера, то где-то в моей крови, в моих нервах, моих генах этот Лабиринт был каким-то образом закодирован, так, чтобы я мог правильно отреагировать, пройти этот проклятый путь.
- Черт, я бы не отказался сейчас от сигареты, - сказал я, и девочки захихикали, хотя слишком быстро и с большой готовностью, так что видно было, что они нервничают.
Рэндом взял меня за руку и сказал: - Это - тяжелое испытание, но в нем нет ничего невозможного, иначе нас здесь бы сейчас не было. Иди очень медленно и, главное, не позволяй, чтобы тебя хоть что-нибудь отвлекало. Не волнуйся, когда с каждым твоим шагом будет подниматься вверх сноп искр. Они не могут причинить тебе вреда.
Все время ты будешь чувствовать сильный поток, проходящий сквозь тебя, и через некоторое время станешь как пьяный. Но продолжай все время концентрироваться их, не забудь, продолжай идти! Не останавливайся, что бы ни произошло, и не сворачивай с пути, иначе, вполне возможно, ты будешь убит.
Все то время, пока он наставлял меня, мы шли вперед. Мы шли по правой стене, огибая Лабиринт, двигаясь к его дальнему концу. Девушки шли за нами.
Я наклонился и шепнул ему в ухо: - Я пытался отговорить ее от того, что она тебе уготовила, но без всякого успеха.
- Я так и подумал, что ты это сделаешь. Не беспокойся. Я могу выдержать даже год стояния на голове, а может, меня отпустят и пораньше, если я уж очень им надоем.
- Они выбрали для тебя девушку по имени Виаль. Она слепая.
- Великолепно. Великолепнейшая шутка.
- Помнишь о том Регентстве, о котором мы говорили? - Да.
- Будь добр к ней, останься здесь весь год полностью, и я не останусь в долгу.
Молчание. Затем он сжал мне руку, ухмыльнувшись.
- Твоя подружка, а? На кого она похожа? - Договорились? - медленно спросил я.
- Договорились.
Затем мы очутились в том месте, откуда начинался Лабиринт, у самого угла комнаты.
Я двинулся вперед и посмотрел на линию, выложенную огнями, нрдалеко от моей правой ноги. Единственное освещение этой комнаты составлял сам Лабиринт. Вода вокруг холодила.
Я пошел вперед, поставив на огненную тропинку левую ногу. Вокруг поднялись белоголубые искры. Затем я сделал шаг правой ногой и почувствовал тот поток, о котором говорил Рэндом. Я сделал следующий шаг. Раздался треск, и я почувствовал, как у меня начали подниматься на голове волосы. Я сделал еще один шаг. Затем тропинка стала круто заворачивать почти обратно. Я сделал еще с десяток шагов и мне показалось, что я начал испытывать определенное сопротивление. Как будто передо мной вырос черный барьер из непонятного вещества, который толкал меня обратно с той же силой, с которой я шел вперед.
Я боролся с этим сопротивлением, продолжая идти вперед. Внезапно я твердо узнал, что это называется Первая Вуаль. Пройти ее означает Достижение. Хороший знак, говорящий о том, что я действительно был частью Лабиринта. Каждый шаг, каждое поднятие ноги внезапно потребовало от меня колоссального напряжения, из волос тоже начали сыпаться искры.
Внезапно давление резко снизилось. Вуаль расступилась передо мной так же резко, как и возникла. Я прошел ее, и в результате что-то приобрел.
Я видел перед своим взором бумажную кожу и торчащие во все стороны кости мертвых Аушвица. Я знал, что присутствовал в Нюрнберге. Я слышал голос Стефана Спендера, читающего наизусь "Вену", и я видел премьеру Брехта "Мать Отвага", поставленную на сцене. Я видел, как ракеты вылетали из стальных коробок Пенемюнде, Вандерберге, Кеннеди, Кызыл-Кумах, и я своими собственными руками трогал Великую Китайскую Стену. Мы пили вино и пиво, и Шухнур сказал, что в стельку пьян и пошел к девкам. А однажды я был в зеленых лесах Западной Резервации и за один день добыл три скальпа. Когда мы маршировали, я напевал себе под нос "К моей блондинке", и эта песня прижилась. Я помнил, я помнил мою жизнь в том Отражении, которое ее обитатели звали "Земля". Еще три шага - и я держал в руке окровавленную шпагу, и видел трех мертвецов, и себя на лошади, на которой я ускакал после того, как во Франции произошла Революция. И еще, еще так далеко, что…
Я сделал еще один шаг.
Шаг к мертвым. Они были повсюду вокруг меня. Стояла жуткая вонь - запах гниющей плоти - и я слышал вой собаки, которую избили до смерти.
Клубы черного дыма застилали все небо, а ледяной ветер обдал меня каплями редкого дождя. В горле у меня все пересохло, руки тряслись, голова горела как в огне. Я шел, спотыкаясь, сквозь туман горячки, которая сжигала меня.
Придорожные канавы были заполнены отбросами, дохлыми кошками и испражнениями; со скрипом, звякая колокольчиком, мимо проехала похоронная телега, обдав меня грязью и холодной вонью.
Долго ли я блуждал - не знаю. Очнулся я, когда какая-то женщина схватила меня за руку, а на ее пальце я увидел кольцо с Голубой Смертью. Она отвела меня к себе в комнату, но увидела, что у меня нет совсем денег и что-то несвязно пробормотала. Потом ее раскрашенное лицо исказил страх, смывший улыбку с ее красивых губ, и она убежал, а я свалился на ее кровать.
Посже, опять-таки не помню, насколько позже, огромный верзила, наверное, хозяин проститутки, вошел в комнату, отхлестал меня по щекам и стащил с постели. Я уцепился за его правый бицепс и повис. Он полунес, полутолкал меня к дверям.
Когда я понял, что он собирается выгнать меня в холод, на улицу, я сжал его руку сильнее, протестуя. Я стал сжимать ее изо всех сил, изо всех оставшихся, невнятно моля его о приюте.
Затем, сквозь пот и слезы, застилавшие мне глаза, я увидел, как его лицо исказилось и услышал страшный крик, вырвавшийся из его крепко сжатых зубов.
В том месте, где я сжал ему руку, кость была сломана.
Он оттолкнул меня левой рукой и упал на колени, плача. Я сел на пол, и в моей голове на минуту прояснилось.
- Я… остаюсь… здесь, - сказал я с трудом, - пока не поправлюсь.
Убирайся. И если ты вернешься, я тебя убью.
- У тебя чума! - закричал он. - Завтра телега приедет за твоими костями! - с этими словами он плюнул, с трудом поднялся на ноги и, спотыкаясь, вышел вон.
Я каким-то чудом добрался до двери и задвинул ее на тяжелый засов.
Потом я вернулся на кровать и заснул.
Если за моими костями действительно приезжали на следующий день, то ничего не испытали, кроме разочарования. Потому что через десять часов в середине ночи я проснулся в холодном поту и понял, что моя лихорадка побеждена. Я был очень слаб, но в полном рассудке. Тогда я понял, что пережил чуму.
Я взял плащ мужчины, висевший в шкафу, и немного денег, лежащих в ящике стола.
Затем я вышел в ночь и пошел в Лондон, и был год чумы, и я не знаю, зачем я шел…
Я не помнил, ни кем я был, ни что я там делал.
Вот так все и началось.
Я уже глубоко проник в Лабиринт, и снопы искр непрерывно поднимались под моими шагами, достигая колен. Я уже больше не знал, в каком направлении двигаться, и где теперь находятся Дейдра, Рэндом и Мойра. Сквозь меня неслись какие-то бурные потоки, даже мои глазные яблоки, и те, казалось, вибрировали. Затем я испытал такое ощущение, как будто щеки мои кололи булавками, а шея моя внезапно похолодела сзади. Я стиснул зубы, чтобы они не стучали.
Амнезия у меня произошла вовсе не в результате автокатастрофы. Память свою я потерял еще во времена правления Елизаветы 1. Флора, должно быть, решила, что после аварии ко мне вернулась память. Она знала о моем состоянии. Я внезапно был поражен мыслью, что она оставалась в этом Отражении Земля специально для того, чтобы не терять меня из виду. Значит, с конца 16 века. Этого я пока не мог точно сказать. Но я узнаю.
Я быстро сделал еще шесть шагов, дойдя до конца дуги и выходя на прямой отрезок пути. Я сделал первый шаг вперед по этому отрезку, и с каждым последующим шагом против меня начал воздвигаться второй барьер, Вторая Вуаль. Передо мной был поворот направо. Еще один, и еще.
Я был принцем Эмбера. Это было правдой. Нас было пятнадцать братьев и шестеро из нас были мертвы. У нас было восемь сестер, и две из них тоже были мертвы, а может быть, и четыре! Все мы проводили очень много времени, путешествуя по Отражениям или находясь в наших собственных Вселенных. Это академический вопрос, хоть он и является одним из основных вопросов философии, может ли тот, кто владеет властью над Отражениями, создавать свои собственные Вселенные. Не знаю точно, что говорит в конечном итоге по этому вопросу философия, но с практической точки зрения мы это могли.
Начался другой поворот, и у меня возникло такое ощущение, как будто я иду сквозь липкий клей.
Один, два, три, четыре… Я с трудом поднимал свои не желающие подниматься сапоги и ставил их на место один за другим. В голове у меня стучало, а сердце билось так, как будто в любую минуту грозило разорваться на тысячу кусков.
Эмбер! Идти снова было легко, когда я вспомнил Эмбер.
Эмбер был самым великим городом, который когда-либо существовал или будет существовать. Эмбер был всегда и всегда будет, и любой другой город, где бы он не нходился, когда бы он ни существовал, был всего лишь Отражением одной из Теней Эмбера в одной из его фаз. Эмбер, Эмбер, Эмбер! Я помню тебя.
Я никогда тебя больше не забуду. Я думаю. в глубине души я и не забывал тебя никогда все эти долгие века, пока я путешествовал по Отражению Земля, потому что часто по ночам сны мои тревожили видения твоих зеленых и золотых пиков, башен, твои разлетающиеся террасы. Я помню твои широкие улицы и проспекты, цветов золотых и красных. Я помню сладость твоего воздуха, башни, дворцы; все прелести, которые в тебе были, есть и всегда будут. Эмбер, бессмертный город, давший частицу своей жизни городам в мире, я не могу позабыть даже в тот день, в Лабиринте Рэбы, когда я вспомнил тебя в отражении стен после первого хорошего обеда, на который я накинулся изголодавшийся, после любви с Мойрой - но ничего не может сравниться с тем удовольствием и любовью, которые я испытал, вспомнив тебя, и даже сейчас, когда я стою, созерцая Двор Хаоса, рассказывая эту историю единственному человеку, который ее слушает с тем, чтобы он, может быть, повторил ее, если захочет, чтобы хоть рассказ этот остался жить после того, как я умру здесь; и даже сейчас я вспоминаю тебя с любовью, о город, в котором я был рожден, чтобы властвовать.
Еще десять шагов, затем искрящаяся филигрань огня возникла передо мной.
Я наблюдал за ней, а пот струился с моего тела и быстро смывался водой.
Я был на грани срыва, на какой-то тонкой грани, что даже воды комнаты, казалось, стали двигаться непрерывным потоком в моем направлении, грозя смыть меня, унести из Лабиринта. Я боролся изо всех сил, сопротивляясь.
Инстинктивно я знал, что уйти из Лабиринта до того, как я прошел его весь, означает верную смерть. Я не осмелился оторвать взгляд от того огня, который переливался передо мной, не осмелился оглянуться назад, чтобы посмотреть, много ли прошел и сколько мне еще осталось. Потом ослаб, и новые воспоминания вернулись ко мне, воспоминания о моей жизни принца Эмбера.
Нет, я не стану вам о них рассказывать, не просите; они мои - жестокие и разгульные, благородные и… воспоминания моего детства в великом дворце Эмбера, над которым развевалось зеленое знамя моего отца Оберона с белым единорогом, скачущим во весь опор. Рэндом прошел через Лабиринт. Даже Дейдра прошла через него. Значит, я, Корвин, пройду его вне всяких сомнений, каким бы ни было сопротивление. Я вышел из филигранного столба огня и пошел по Великой Кривой. Силы, формирующие Вселенную, упали мне на плечи, стали строить меня по своему подобию.
У меня, однако, было преимущество перед любым другим человеком, проделавшим этот путь. Я знал, что один раз уже шел через Лабиринт, а следовательно, могу сделать это и сейчас. Это помогало мне против того неестественного страха, который накатывал на меня черными облаками и уходил только для того, чтобы потом нахлынуть с удвоенной силой. Я шел через Лабиринт и вспоминал все то время, пока я еще не провел долгие века на Отражении Земли, и другие Отражения, некоторые из которых были дороги и близки моему сердцу, а одно из которых я любил больше всех остальных, если не считать Эмбера. Я прошел еще три поворота, прямую линию и несколько крутых виражей, и вновь ощутил власть над тем, чего я никогда не терял - власть над Отражениями.
Десять поворотов, после которых голова моя была как в тумане, короткий вираж, прямая линия и Последняя Вуаль. Двигаться было мучением. Вода вокруг меня стала ледяной, а потом закипела. Казалось, давила она на меня со всех сторон. Я боролся, переставляя одну ногу за другой. Искры взлетал до моей талии, потом до груди, до плеч. Они зарябили у меня перед глазами. Они окружили меня со всех сторон. Я с трудом видел сам Лабиринт.
Затем - короткий вираж, окончившийся темнотой.
Шаг, другой… При последнем шаге возникло ощущение, что шагаешь через бетонную стену.
Я прошел.
Затем я медленно повернулся и посмотрел назад, на тот путь, который я проделал. Я не мог позволить себе роскошь упасть на колени. Я был принцем Эмбера и, клянусь богом, ничто не могло заставить меня показать слабость перед моими подданными. Ничто, даже Лабиринт! Я весело помахал рукой в направлении, которое счел правильным. Могли они меня видеть или нет - это уже совсем другой вопрос. Затем я на секунду остановился и задумался. Теперь я знал ту власть, которую дает Лабиринт.
Пройти по нему назад будет совсем нетрудно.
Но к чему беспокоиться? Правда, у меня не было с собой колоды Карт, но сам Лабиринт мог сослужить мне такую же службу…
Они ждали меня - мой брат и сестра, и Мойра, у которой бедра были как мраморные колонны.
Дейдра сама может о себе позаботиться, пусть теперь делает, что хочет, ведь, в конце концов, мы спасли ей жизнь. Я не чувствовал себя обязанным защищать ее от всяческих опасностей изо дня в день. Рэндом застрял в Рэмбе на год, если у него, конечно, не хватит смелости броситься в Лабиринт, добраться до его центра и использовать его силу. Что касается Мойры, то мне было очень приятно с ней, и, может быть, когда-нибудь я навещу ее еще раз, и все такое… Я закрыл глаза, наклонил голову. Однако за секунду до этого я увидел какую-то мелькнувшую тень.
Рэндом?! Все-таки рискнул? Как бы там ни было, он все равно не знал, куда я собираюсь направиться. Никто этого не знал.
Я открыл глаза и увидел себя в центре такого же Лабиринта, только зеркального его отражения.
Мне было холодно, я чертовски устал, но я был в Эмбере, в настоящей комнате, я не в том ее отражении, в котором я только что находился. Из Лабиринта я мог переместиться в любое место Эмбера, куда бы я только ни пожелал.
Однако попасть обратно - вот в чем проблема.
Поэтому я стоял, не двигаясь, и размышлял.
Если Эрик занял королевские покои, я тогда найду его именно там. А может, в тронном зале. Но тогда мне придется добираться обратно до Лабиринта своими силами и вновь попасть в центр, чтобы воспользоваться имеющейся там силой.
Я переместился в одно из потайных мест дворца, о которых знал. Это была квадратная комнатка без окон, свет в которую проникал сверху через узкие наблюдательные щели. Я закрыл изнутри единственную выдвижную дверь, обмахнул пыль со скамейки у стены, расстелил на ней свой плащ и прикорнул, чтобы немного вздремнуть. Если кому-нибудь придет в голову добраться до меня сверху, я услышу его задолго до того, как он успеет это сделать.
Я заснул.
