УПП

Цитата момента



Родила царица в ночь
Не то…
Или не так?

Синтон - тренинг центрАссоциация профессионалов развития личности
Университет практической психологии

Книга момента



Наши головы заполнены мыслями относительно других людей и различных событий. Это может действовать на нас подобно наркотику, значительно сужая границы восприятия. Такой вид мышления называется «умственным мусором». И если мы хотим распрощаться с нашими отрицательными эмоциями, самое время сделать первый шаг и уделить больше внимания тому, что мы думаем, по-новому взглянуть на наши верования, наш язык и слова, которые мы обычно говорим.

Джил Андерсон. «Думай, пытайся, развивайся»

Читать далее >>


Фото момента



http://old.nkozlov.ru/library/fotogalereya/s374/
Мещера

Роберт Хайнлайн. Чужак в чужой стране

Скачать  Роберт Хайнлайн. Чужак в чужой стране

ЭКСМО-ПРЕСС 2000 год.

Все люди, боги и планеты в этом романе вымышлены. Если вдруг какие-то черты сходства с реальностью все же обнаружатся, автор готов выразить свое глубокое сожаление.

Р.А.Х.

Часть первая. Его сомнительное происхождение

Глава 1

Давным-давно жил да был марсианин по имени Валентайн Майкл Смит.

Члены первой экспедиции на Марс подбирались с учетом предположения, что самый главный враг человека — это он сам. В те времена, то есть спустя восемь лет после основания первой земной колонии на Луне, межпланетный корабль землян должен был лететь в свободном падении по орбите Терра — Марс ровно двести пятьдесят восемь суточных оборотов Терры и столько же обратно, а еще четыреста пятьдесят восемь таких же суток ждать на Марсе, пока обе планеты не сойдутся в позиции противостояния и не дадут возможность кораблю возвратиться домой.

Для успешного полета «Посланца» требовалась дозаправка на космической станции. Побывав на Марсе, корабль имел шансы вернуться только в том случае, бели он не разобьется при посадке, если на Марсе найдется достаточно воды, чтобы заполнить топливные баки, и если не случится еще что-нибудь из тысяч возможных неполадок.

Тем восьми людям, которым предстояло прожить почти три года по принятому на Терре исчислению времени в страшной тесноте, надо было вести себя по отношению друг к другу куда лучше, чем это обычно бывает у людей. Мысль о чисто мужской команде была быстро отброшена как нездоровая и чреватая нестабильностью. Решили, что оптимальный вариант — четыре супружеские пары, разумеется, при том условии, что можно будет добиться сочетания всех нужных профессий.

Эдинбургский университет — генеральный подрядчик проекта — передал задачу подобрать команду своему субподрядчику — институту социальных исследований. После того как отсеяли добровольцев из-за возраста, состояния здоровья, умственного развития, физической подготовки и темперамента, у института осталось около девяти тысяч кандидатов.

В команде должны были быть представлены профессии: астрогатора, врача, кока, механика, командира корабля, семантика, инженера-химика, инженера-электронщика, физика, геолога, биохимика, биолога, инженера-атомщика, фотографа, специалиста по гидропонике, инженера по ракетам. В результате получились сотни различных комбинаций, в каждой из которых было по восемь добровольцев, обладавших нужными профессиональными навыками. Было среди них и три комбинации, состоявшие только из супружеских пар, но, рассматривая эти комбинации, все специалисты по психодинамике, отвечавшие за психологическую совместимость экипажа, в ужасе всплескивали руками. Генеральный подрядчик предложил было снизить порог совместимости, но институт тут же заявил, что вернет полученную им символическую плату за работу — один доллар.

Компьютеры продолжали анализировать данные, которые все время менялись из-за смерти одних добровольцев, отказа других от участия в полете и появления новых. Капитан Майкл Брант — магистр наук, коммодор резерва космической службы, пилот и ветеран тридцати полетов на Луну, у которого были весьма прочные негласные связи внутри института, попросил свою агентуру подобрать ему несколько имен из числа незамужних добровольцев-женщин, одна из которых могла бы (вместе с ним, разумеется) завершить комплектование команды корабля; затем предполагалось пропустить через компьютер личные данные капитана в паре с каждой из претенденток и таким образом выбрать наиболее перспективную комбинацию.

Дело это кончилось тем, что капитан срочно вылетел в Австралию, где предложил руку и сердце доктору Уинифред Коберн — девице, девятью годами старше него.

Вот тогда-то огоньки компьютеров замигали, сразу же выскочили нужные карточки, и команда корабля оказалась сформированной в таком составе:

капитан Майкл Брант, командир, первый пилот, астрогатор, запасной кок, запасной фотограф, инженер-ракетчик;

доктор Уинифред Коберн-Брант, сорок один год, семантик, медсестра, заведующая складским хозяйством, историк;

мистер Френсис X. Сини, двадцать восемь лет, заместитель командира, второй пилот, астрогатор, астрофизик,фотограф;

доктор Ольга Ковалик-Сини, двадцать девять лет, кок, биохимик, специалист по гидропонике;

доктор Уорд Смит, сорок пять лет, физик, хирург, биолог;

доктор Мери Джейн Лайл-Смит, двадцать шесть лет, инженер-атомщик, инженер-электронщик, специалист-энергетик;

мистер Сергей Римски, тридцать пять лет, инженер-электронщик, химик, механик, специалист по приборам, криолог;

миссис Элеонора Альварес-Римски, тридцать два года, геолог, селенолог, специалист по гидропонике.

В команде были представлены все жизненно важные профессии, причем многие из них приобретались в срочном порядке в течение тех нескольких недель, которые оставались до отлета. Самое же главное, что все члены экипажа были психологически совместимы.

«Посланец» отбыл. Первые недели сообщения с корабля принимались многими радиолюбителями Земли. Потом сигналы стали слабее, и их пришлось ретранслировать через земные спутники радиосвязи. Члены команды были здоровы телом и бодры духом. Самое сложное, с чем пока случилось столкнуться доктору Смиту, был стригущий лишай; команда отлично адаптировалась к свободному падению, и уже через неделю спрос на средства от космической болезни полностью прошел. Если же у капитана Бран-та и возникали какие-то проблемы дисциплинарного характера, то он о них не сообщал ничего.

«Посланец» вышел на марсианскую орбиту чуть ниже орбиты Фобоса и две недели проводил фоторазведку поверхности Марса. После чего капитан Брант радировал: «Садимся завтра в 12.00 по земному времени, чуть южнее Лакус Соли». Никаких других сообщений от корабля больше не поступало.

Глава 2

Только через четверть земного столетия люди снова посетили Марс. Шесть лет спустя с того дня, как замолчал «Посланец», автоматический зонд «Зомби», спонсором запуска которого было La Societe Astronautique Internationale (Международное общество астронавтики. (Здесь и далее прим. перев.), пересек глубокий космос, вышел на околомарсианскую орбиту, пробыл на ней заданное время, а затем вернулся на Землю. Фотографии, сделанные роботом, изображали поверхность, по земным стандартам, весьма малопривлекательную. Приборы подтвердили сильную разреженность воздуха и непригодность атмосферы Марса для жизни человека.

Зато фотографии «Зомби» с полной ясностью доказали, что «каналы» — это инженерные сооружения; кроме того, кое-какие детали на снимках были условно идентифицированы как развалины городов. Новая экспедиция, вероятно, отправилась бы на Марс сейчас же, если бы не помешала Третья мировая война.

Война и вызванная ею задержка полета позволили теперь отправить к Марсу значительно более мощную экспедицию, нежели «Посланец». Корабль федерации «Победитель» имел на борту стопроцентно мужскую команду из восемнадцати космонавтов и еще двадцати трех поселенцев, тоже мужчин. Благодаря генераторам Лайл полет продолжался лишь девятнадцать дней. «Победитель» сел на Марсе к югу от Лакус Соли, так как капитан Ван Тромп решил поискать останки «Посланца». Вторая экспедиция на радиосвязь выходила ежедневно. Особый интерес представляли три радиограммы.

Первая — «Ракетный корабль «Посланец» найден. Спасшихся нет».

Вторая — «Марс — обитаем».

Третья — «Поправка к радиограмме 23/105. Найден спасшийся с «Посланца».

Глава 3

Капитан Виллем Ван Тромп был человек гуманный. Задолго до посадки на Землю он радировал: «Никаких пышных официальных встреч для моего пассажира устраивать не следует. Обеспечьте капсулу, искусственно снижающую тяготение, носилки, санитарную машину и вооруженную охрану».

Потом капитан послал корабельного хирурга, поручив ему удостовериться, что Валентайн Майкл Смит помещен в отдельную палату медицинского центра Бетесда, что там его уложили в гидравлическую постель и что он полностью гарантирован от нежелательных контактов со стороны. Сам же капитан Ван Тромп отправился на экстраординарное заседание Высшего Совета Федерации. Как раз когда Смита водружали на его кровать, его милость министр по делам науки брюзгливо выговаривал капитану:

— Капитан, даже признавая, что ваши полномочия как командира того, что, кстати говоря, является все же научной экспедицией, дают вам право распоряжаться организацией медицинского ухода с целью защиты здоровья временно вверенного в ваше попечение лица, я все же не вижу оснований, которые позволили бы вам вмешиваться в дела моего министерства. Ведь этот Смит — кладезь драгоценной информации!

— Полагаю, что так, сэр.

— Тогда почему же… — Министр повернулся к его милости министру по делам мира и безопасности: — Дэвид? Вы отдадите приказ вашим людям? Нельзя же, в конце-то концов, держать чуть ли не в прихожей профессора Тиргартена и доктора Окаджиму, уж не говоря о прочих!

Министр по делам мира бросил взгляд на капитана Ван Тромпа. Капитан отрицательно покачал головой.

— Но почему?! — возопил министр науки. — Вы же сами признались, что он не болен!

— Дайте же возможность капитану высказаться, Пьер, — посоветовал министр мира. — Мы вас слушаем, капитан.

— Смит не болен, сэр, — заговорил капитан, — но он чувствует себя плохо. Ему еще никогда не приходилось бывать в условиях земного тяготения. Он тут весит в два с половиной раза больше, чем на Марсе, а его мускулатура к этому еще не адаптировалась. Непривычно для него и земное атмосферное давление, которое нам представляется нормальным. В общем, все это ему чуждо, и такая ситуация означает слишком большую нагрузку на его нервную систему. Черт возьми, джентльмены, я сам устал как собака, хотя родился здесь, на Земле.

Министр науки выглядел чуть ли не оскорбленным.

— Если вас беспокоит истощение от повышенной гравитации, то разрешите вас заверить, дорогой мой, что мы тут все предусмотрели. В конце концов, я же и сам бывал в космосе! Мне эти ощущения знакомы… Этот человек… Смит… он должен…

Капитан Ван Тромп решил, что пришло время дать выход своему раздражению. Вспышку можно будет приписать усталости — вполне, кстати, реальной, — он и в самом деле чувствовал себя так, будто вернулся из вылазки на Юпитер. Поэтому он резко оборвал министра:

— Хм! «Этот человек Смит»! Этот человек! Неужели вы не понимаете, что он вовсе и не человек?!

— Что?

— Смит… вовсе… не… человек.

— Как это? Объяснитесь, капитан.

— Смит — разумное существо, предки у него — люди, но сам он все же больше марсианин, чем человек. Пока мы не появились на Марсе, он и в глаза не видал человека. Мыслит он как марсианин, чувствует как марсианин. Он выращен и воспитан расой, которая с нами ничего общего не имеет… У них даже секса нет! Он — человек по происхождению, но марсианин по адаптации к окружающей среде Марса. Если вам благоугодно довести его до безумия, а следовательно, потерять этот «кладезь информации», тогда тащите сюда свою тупоголовую профессуру! Уж они-то не дадут ему ни одного шанса на то, чтобы выжить на нашей идиотской планете! А впрочем, мне-то какое дело! Я свою работу выполнил!

Молчание было прервано Генеральным секретарем Дугласом:

— И вы отлично поработали, капитан. Если этому человеку, или этому человеко-марсианину, нужно несколько дней отдыха, я думаю, наука подождет, а потому вам лучше успокоиться, Пит. Капитан Тромп устал.

— Однако одно дело ждать не может, — вмешался министр общественной информации.

— Какое именно, Джок?

— Если мы не покажем «Человека с Марса» по стереовидению в ближайшие же часы, могут произойти бунты, мистер секретарь.

— Хм… Вы преувеличиваете, Джок. Вечером в новостях мы дадим кое-какую информацию о Марсе. Приступим к награждению капитана и команды. Полагаю, это будет завтра. Потом капитан Ван Тромп расскажет о своих приключениях… За ночь вы ведь отдохнете, капитан…

Министр покачал головой.

— Что, разве это не годится, Джок?

— Публика считает, что они привезли живого марсианина. Раз его нет, им нужен Смит, и нужен немедленно.

— Живой марсианин? — Генеральный секретарь Дуглас повернулся к капитану Ван Тромпу: — У вас есть кинофильмы о марсианах?

— Тысячи футов пленки.

— Вот вам и ответ, Джок. Когда показ наших новостей начнет приедаться, переходите на кино. Теперь, капитан, вот что… Как там с экстерриториальностью? Вы говорите, что марсиане не протестовали?

— Нет, сэр… впрочем, и «за» они тоже не были.

— Тогда я не понимаю вас.

Капитан Ван Тромп пожевал губами:

— Сэр, говорить с марсианами — все равно что говорить с собственным эхом. Возражений нет, но и результатов — тоже никаких.

— Возможно, вам следовало захватить с собой этого… как его… вашего семантика. Или он уже ждет вас в приемной?

— Махмуда, сэр? Доктор Махмуд нездоров. Небольшой нервный срыв, сэр.

Тромп подумал, что весьма достойным эквивалентом этому было бы выражение «пьян в стельку».

— Космическая эйфория?

— Отчасти. (Будь они прокляты, эти настырные жуки-землееды!)

— Хорошо, приводите его, когда оправится. Думаю, что и присутствие юного Смита нам не повредит.

— Возможно… — В голосе Тромпа не хватало убежденности.

Юный Смит в эти минуты напрягал все силы, чтобы остаться в живых. Его тело, непомерно стиснутое и ослабленное немыслимым состоянием пространства в этом непостижимом месте, наконец-то обрело успокоение в нежной мягкости Гнезда, куда эти новые Чужие поместили его. Он оставил попытки поддержать свое существование и переключил свой третий уровень на контроль дыхания и работы сердца.

Он понимал, что сжигает себя. Легкие трудились в том же режиме, что и на Марсе, сердце галопировало в безудержном старании успевать равномерно распределять поступающий снаружи в кровь кислород, и все это было жалкой попыткой преодолеть тяжесть непрерывно сжимающегося пространства, попыткой тщетной, так как происходила она в условиях душной, отравленной огромным количеством кислорода и гнетущей жарой атмосферы. Тогда он предпринял необходимые срочные меры.

Когда биение сердца снизилось до двадцати ударов в минуту, а дыхание стало почти незаметным, Смит потратил некоторое время на то, чтобы убедиться, что его тело не умрет, пока он будет заниматься другими делами. Убедившись, что с этим все в порядке, он частично активизировал свой второй уровень и освободил большую часть своего «я». Было очень важно разобраться в особенностях конфигурации множества новых событий, чтобы приспособить их к себе, а затем холить и лелеять, дабы и они стали добры к нему и не поглотили бы его без следа.

С чего же начать? С того ли момента, когда он покинул свой дом, увлекаемый теми Чужими, что потом стали его согнездниками? Или со своего прибытия в это гнетущее его Пространство? Снова на него обрушились волны света и грохота, сопровождавшие прибытие, неся изнуренному мозгу невыносимую боль. Нет, он пока еще не готов обнять этот расклад… тогда — назад… назад… назад, туда, где он еще не повстречался с этими Чужими, ставшими теперь Близкими… Назад, еще глубже в прошлое, назад, во времена, что предшествовали его выздоровлению, когда он впервые грокк, что чем-то отличается от своих собратьев по Гнезду… назад к самому Гнезду…

Свои мысли он даже не пытался облечь в земную символику. Тот примитивный английский язык, которому он недавно обучился, был пригоден для этой цели еще меньше, чем, скажем, для базарного крикливого торга индуса с турком. Смит пользовался английским как словарем с запутанным и неточным переводом. И его мысли — абстракции, рожденные чуждой и ни на что не похожей культурой, насчитывающей уже более полумиллиона лет, ушли в такую даль и так оторвались от человеческого опыта, что стали совершенно непереводимы.

В соседней комнате доктор Таддеус играл в криббедж (карточная игра) с Томом Мичумом — медбратом, специально приставленным к Смиту. Таддеус одним глазом поглядывал на циферблаты и шкалы приборов. Когда мерцающий огонек внезапно упал с девяноста двух пульсаций до двадцати, он кинулся в палату Смита; за ним последовал и Мичум.

Пациент плавал на мягчайшей поверхности гидравлической кровати. Он казался мертвым.

— Доктора Нельсона сюда! — рявкнул Таддеус. Мичум отозвался:

— Слушаюсь, сэр! — И добавил: — А не приготовить ли аппаратуру для вывода из шока?

— Доктора Нельсона! И без разговоров! — Медбрат выскочил за дверь. Интерн осмотрел пациента, стараясь, однако, не дотрагиваться до него. В палату вошел пожилой врач с затрудненными движениями человека, долго пробывшего в космосе и еще не привыкшего к земной силе тяжести.

— Что случилось, доктор?

— Почти прекратилось дыхание, температура и пульс две минуты назад внезапно упали очень резко.

— Что вы предприняли?

— Ничего, сэр… Ваши инструкции…

— Отлично. — Доктор Нельсон осмотрел Смита, взглянул на приборы — точно такие же, как и в дежурной комнате врачей. — Дайте мне знать, когда будут изменения. — И двинулся к выходу.

Таддеус был поражен:

— Но, доктор…

Нельсон остановился и спросил:

— Да, доктор? Каков ваш диагноз?

— Хм… Мне не хотелось бы вмешиваться в ваше лечение, сэр…

— Я только спросил, каков ваш диагноз?

— Хорошо, сэр. Шок, может быть, несколько нетипичный, — промямлил Таддеус, — но все равно шок, ведущий к летальному исходу.

Нельсон кивнул:

— Резонно. Но это особый случай. Я видел этого пациента в таком состоянии не менее десятка раз. Смотрите! — Нельсон поднял руку Смита и отпустил ее. Рука неподвижно замерла в воздухе.

— Каталепсия? — спросил Таддеус.

— Называйте, как хотите. В общем, старайтесь не беспокоить больного и зовите меня, если произойдут изменения. — Он осторожно вернул руку Смита в прежнее положение.

Нельсон ушел. Таддеус поглядел на пациента, тряхнул головой и вернулся в дежурку. Мичум взял свои карты.

— Продолжим?

— Нет.

— Док, если хотите знать, он сыграет в ящик еще до утра.

— Я тебя об этом не спрашивал. Поэтому сходи-ка ты покурить с охраной. Мне тут надо подумать кое о чем.

Мичум пожал плечами и присоединился к охранникам в коридоре. Они было вытянулись, но, увидев, что это всего лишь Мичум, снова расслабились. Тот морской пехотинец, что был повыше, спросил:

— Из-за чего переполох-то?

— Да пациент у нас разродился пятью близнецами, так мы все спорили, как их назвать. Слушайте, рожи, а у вас в заначке не найдется окурка? И огоньку заодно.

Другой морской пехотинец вытащил из кармана пачку сигарет.

— Ты что — окосел, что ли?

— Разве что самую малость. — Мичум сунул сигарету в рот. — Богом клянусь, джентльмены, я об этом пациенте ни хрена не знаю.

— А что это за приказ «Никаких женщин не допускать»? Он что — сексуальный маньяк?

— Все, что я знаю, так это то, что его сюда притащили с «Победителя» и предписали полный покой.

— С «Победителя»? — сказал первый пехотинец. — Ну, тогда все понятно.

— Что понятно-то?

— Да все. Не видал баб, не имел баб, не щупал баб вот уже несколько месяцев. И заболел, понял? Боятся, что ежели он доберется до бабы, то так и помрет на ней. — Он подумал. — Я бы на его месте обязательно помер, это уж точно…

Смит ощущал присутствие врачей, но он грокк, что их намерения исполнены добра. Никакой необходимости снова будить основную часть своего сознания не было.

В ранний утренний час, когда сестры милосердия начинают обтирать пациентов влажными полотенцами, Смит вернулся. Он ускорил биение сердца, участил дыхание и безмятежно оглядел помещение. Он рассматривал комнату, вознося хвалу всем деталям ее обстановки. Он видел ее впервые, так как, когда его сюда доставили, он был слишком сжат, чтобы раскрыться ей навстречу.

Комната была интересна. Такого на Марсе не увидишь, да и на нарезанные, как торт, клиновидные стальные каюты «Победителя» она тоже не походила. Восстановив в памяти события, связывающие эту комнату с Гнездом, Смит готов был принять ее, приласкать и в какой-то степени возлюбить.

И тут он почувствовал, что рядом с ним находится еще одно живое существо. «Дядюшка Долгоног» медленно спускался с потолка, тихонько вращаясь на своей паутинке. Смит рассматривал его с восторгом, гадая, не принадлежит ли он к его Гнезду.

Доктор Арчер Фрейм — интерн, сменивший Таддеуса, вошел в палату как раз в эту минуту.

— Доброе утро, — сказал он. — Как мы себя чувствуем?

Смит всесторонне рассмотрел этот вопрос. Первую фразу он расценил как чистое проявление вежливости, не требующее ответа. Вторую он перевел в нескольких вариантах. Если бы ее произнес доктор Нельсон, она означала бы одно; если бы капитан Тромп — другое, опять же скорее просто зн,к внимания.

Он ощутил ту тревогу, которая всегда охватывала его при попытках общения с этими существами, но силой принудил свое тело к покою, рискнув ответить:

— Чувствую себя хорошо.

— Хорошо! — эхом отозвалось существо. — Через минутку появится и доктор Нельсон. —  Готовы ли вы к завтраку?

Все эти символы были в словаре Смита, но ему было трудно поверить, что он расслышал верно. Он прекрасно знал, что он сам и есть пища, но не был уверен, что ему нравится чувствовать себя едой. Не было и предупреждения, что ему выпала такая высокая честь. Он не знал, что ситуация с продовольствием здесь такова, что наступил час снизить численность живых. Ему стало немного грустно, что так много вещей останутся неувиденными и он их не сможет грокк, но тем не менее ему даже в голову не пришло уклониться от этой чести.

Однако от необходимости переводить свой ответ его избавил приход доктора Нельсона. Судовой врач посмотрел на Смита, потом бросил взгляд на шкалы приборов и только затем обратился к пациенту:

— Желудок работал?

Это Смит понял, так как доктор Нельсон постоянно задавал такой вопрос.

— Нет.

— Ладно, с этим разберемся. Но сначала ты должен поесть. Санитар, принеси поднос.

Нельсон скормил ему три кусочка, а затем потребовал, чтобы Смит взял ложку и ел сам. Это было утомительно, но породило радостное чувство триумфа, так как это был первый поступок, который он совершил без посторонней помощи с тех пор, как его доставили в это странное и плохо организованное место. Он очистил тарелку и вовремя вспомнил, что следует осведомиться «кто это был?», чтобы помянуть добром своего благодетеля.

— Ты хочешь знать, что это такое? — ответил Нельсон. — Это было синтетическое пищевое желе, и, узнав это, ты вряд ли стал намного умнее, чем был раньше. Закончил? Ладно, тогда давай-ка вылезай из кровати.

— Прошу прощения? — Это был символ внимания, весьма полезный в случае нарушения контакта.

— Я сказал, чтобы ты вылезал из нее. Встань. Походи. Разумеется, ты слаб, как котенок, но знай, что, валяясь в этой кровати, ты никогда не накачаешь себе мускулатуру.

Нельсон открыл вентиль, вода начала выливаться. Смит подавил чувство страха, зная, что Нельсон заботится о нем. Через несколько минут он уже лежал на опустившемся дне кровати, и водонепроницаемая ткань морщинками облегала его тело. Доктор Нельсон сказал:

— Доктор Фрейм, возьмите его под другой локоть.

С помощью Нельсона, который ободрял и поддерживал его с одного бока, и другого доктора, который ему помогал, Смит преодолел борт кровати.

— Осторожно! Вставай! — командовал Нельсон. — Не надо бояться! Мы тебя подхватим, если упадешь.

Смит сделал усилие и попробовал стоять самостоятельно. Это был тощий молодой человек со слабо развитой мускулатурой и непропорционально широкой и выпуклой грудной клеткой. Волосы ему остригли еще на «Победителе», усы сбрили и наложили на них запрет. Самой бросающейся в глаза чертой Смита было открытое детское лицо, на котором глубоко сидели глаза девяностолетнего старца.

Он постоял, не поддерживаемый никем, затем попробовал шагнуть. Ему удалось сделать три заплетающихся шага, и лицо его расплылось в солнечной детской улыбке.

— Молодчина! — зааплодировал Нельсон. Смит попробовал сделать еще шаг, вздрогнул и неожиданно рухнул на пол. Врачи еле-еле успели подхватить его.

— Черт бы его побрал! — бушевал Нельсон. — Опять он в шоке! Ну-ка помогите уложить его в кровать! Хотя нет, сначала напустите в нее воду!

Фрейм отключил воду, лишь когда водонепроницаемая ткань поднялась до шести дюймов от края кровати. Они с трудом взвалили Смита на постель, так как он застыл в крайне неудобной позе человеческого эмбриона.

— Положите ему под шею подушку-валик, — распорядился Нельсон. — И зовите меня, если будет необходимость в моем присутствии. Сегодня днем мы снова с ним походим. Месяца через три он у нас будет прыгать по веткам не хуже обезьяны. Ничего с ним не случится!

— Хорошо, доктор, — отозвался Фрейм без особой уверенности в гтлосе.

— Ах, да… когда он выйдет из каталепсии, научите-ка его пользоваться гальюном. И пусть медбрат вам поможет, я не хочу, чтобы он снова падал.

— Хорошо, сэр… хм… а каким способом… я хочу сказать… как?

— Как? Да просто продемонстрируйте ему! В словах он еще слабо разбирается, но соображает не хуже партийного организатора в парламенте!



Страница сформирована за 0.92 сек
SQL запросов: 174