ЗНАЧЕНИЕ ЦЕРКОВНОЙ СРЕДЫ
Если мы начинаем трудиться над высвобождением сердца из уз мира, нужно ли нам избегать всяких отношений с людьми? Нет, не об этом шла речь выше. Речь шла о том, чтобы освобождать сердце от зависимости от мнения людского, но при этом обретать сердце свободным в собственном отношении к людям и обращении к ним. Собственно, нашим отношением должно быть отношение христианской любви. Это милосердие ко всякому, кто в жизни унижен, оказался за чертой бедности, не способен поучаствовать не только в людях, но и в себе самом (калека, сирота, беспомощный по какой угодно причине). Это участие в ближних (родных, знакомых, друзьях, сотрудниках) ради их спасения, т.е. помощь им прежде всего в серьезных жизненных затруднениях, помощь честная, чистая, бескорыстная, ради них самих и ради правды в жизни. Затем это помощь ближним в обретении и стоянии в нравственных смыслах жизни, когда все вокруг против совести и ближний один остался в колебаниях, следовать ли ему своей совести или переступить через нее. Наконец, это помощь в духовных стремлениях ближних, в их потребности оглашения и воцерковления, неспешной, внимательной помощи, поддерживающей, но не опережающей, участвующей по его силам, насколько он способен принять и понести эту помощь, не нагружающей его, но открывающей ему возможность жизни и умножая в нем жизнь.
Это участие в иных общинно-церковных начинаниях, которые совершаются в приходе и через которые начинает обретаться церковная общинная жизнь – праздники, помочи, взаимные молитвы (чтения Псалтири по кругу, сорокоуста за страждущих, молитв по соглашению о болящих, в жизненных затруднениях пребывающих, попавших в бедствие, о рожающих, о умирающих), участие в именинах, крестинах, венчаниях и свадьбах, похоронах и поминовениях, чтение Псалтири по усопшим.
Во всем этом проявляется христианская любовь, проявляется как деятельная, действительно участливая, собирающая общину воедино. Иной она и не может быть.
Почему об этом мы говорим в книге о семейных отношениях? Потому что без этих проявлений любви как отдельными домочадцами, так и всей семьею по отношению к внешним людям не будет правды любви и в самой семье друг ко другу. Любовь христианская нигде не закрывается сама в себе; разве только на время для молитвы к Богу. Это и есть признак истинной любви – простой, открытой, благорасположенной, благожелательной и благопопечительной, радушной, жизнедарной. В такой любви нет корысти, нет чувственности, нет себялюбия. И ради изгнания всех этих пороков семья устанавливает в своих обычаях и традициях по возможности все названные проявления любви.
Тогда некогда будет предаваться праздности, да и гостевания примут совершенно иной, не праздный вид. Тогда некогда будет смотреть телевизор, читать пестрые газеты, внимать скоротечным новостям мира (мира страстного, пребывающего в разных греховных разборках друг с другом). Тогда не будет маяться душа в домашнем безделии и неведении, чем занять время. Тогда не будут увлекать чувственные развлечения друг с другом в составе собственной семьи, тем более не будет времени, да и не в настроение будет ссориться между собою и препираться из-за домашних мелочей.
Многое в собственных отношениях друг ко другу станет иным, если сердце будет воспитываться в свободе благочестивых отношений к людям.
Почему же нам нужно быть свободными не только в отношении к людям, но и в обращении к ним? Для чего нам нужны люди, чем они полезны нам?
Душа человеческая несет в себе не только образ Божий, но и стремление уподобиться Богу в добродетелях. Эта потребность уподобления в детском возрасте проявляется в подражании родителям и старшим, или же более умеющим, более знающим. Она — основа нашего ученичества в жизни. С обретением веры, потребность уподобления обращается непосредственно к Иисусу Христу. Не только жить так, как Он наставляет нас всем порядком и чином нашей церковной жизни, не только следовать наставлениям Евангелия, но во всем подражать Ему в нраве, в характере своей личной жизни. Воцерковляться — значит, обретать нрав Христов. Так как это невозможно без Самого Господа, Он и дает нам Себя Самого. И в Таинстве Причастия Его Тела и Крови Он входит в нас, чтобы усвоить Себе и Собою обожить, обновить, т.е. вложить в нас добродетели, присущие Ему Самому.
Где же мы можем встретиться с живыми добродетелями Христовыми, помимо Евангелия, помимо описаний житий святых? В самих себе — по совершающемся в нас Таинстве, а больше того — в людях Церкви, в том Его благочестивом народе, который Господь созидает как Свою Церковь. Для души христиански настроенной, естественно искать благочестивых встреч с церковными людьми. Это обращение к образцу и примеру благочестия имеет совсем иную природу, нежели собирание мнений людских о себе и зависимость от них.
Мы обращаемся к христианам, чтобы иметь живое впечатление от их обращения с нами. В этом обращении есть две стороны. Одна, когда кто-либо из благочестивых людей натыкается в нас на что-либо безобразное, и указует на это. «Уклонись зла и сотвори благо» — мы много раз читали это в Псалтири, знаем даже наизусть эти слова, более того, возможно не раз наставляли ими кого-либо из ближних. Но вот это самое действие кто-то из христиан произвел со мною, причем в том, что я в себе никак не признавал за зло. Произвел так, что я сразу принял в себе это зло, мало того, пережил и стыд, и скорбь за себя по этому поводу, и сокрушение, и раскаяние, и немедленное желание просить у него прощение, и скорбь о том, что я огорчил Бога и покаянное чувство к Нему. Вместе с тем зло как пробка выскочило из меня, и я в одно мгновение как-то разом отрезвел, восстал над собой и остепенился. Как можно было так со мною сделать? Как можно было так любить меня и так точно и праведно обойтись со мной? Как можно было так ударить по совершаемому мною злу и при этом не задеть моего самолюбия, ни в чем не унизить меня, не поставить ниже, хуже его?
Возможно ли было без этой живой встречи с добродетелью пережить все это? Узнать все это? И какой благодарностью исполняется сердце после этого целительного прикосновения! И как благоговейно трепетно оно пребывает теперь в изумлении перед необъяснимостью добродетели, с которой Господь сподобил пережить встречу. Вот оно что – Христианство! Вот какова несказанная глубина его живого проявления. Вот какова неповторимая тайна и сила Самого Христа в Его чадах.
Другая грань этого выражения — «сотвори благо».
Вспоминаю, как-то на территории Троице-Сергиевой Лавры я направлялся к Преподобному Сергию, к его мощам. Прямо посреди площади наткнулся на нищего калеку безногого, передвигавшегося с помощью рук на низенькой тележке. Он остановил меня и попросил милостыни. У меня были последние деньги, которые я оставил на электричку обратно в Москву. С жадным чувством на сердце и одновременной дерзкою ловкостью я, не моргнув глазом, ответил: «Прости, я сам без денег». Что произошло после этого, я до сих пор не могу ни рассказать толком, ни описать. Он весь вдруг преобразился навстречу мне. Светом, радостью, непередаваемым движением любви, прощения, одновременно и оправдания, и благословения одарил он меня в одном-едином, для меня совсем неожиданном дыхании. Он что-то сказал при этом. Слова его, любящие, совершенно освобождающие меня от какой бы то ни было обязанности к нему, эти слова я услышал, но вскоре забыл их. Они, сделав свое дело, совсем утонули в том светлом движении его души ко мне, которое произвело во мне неведомое до этого дня впечатление.
На какой-то момент удовлетворенный этою свободой от нужды подавать милостыню, я по инерции прошел сколько-то метров и вдруг остановился. Я не мог дальше идти. Я не мог оставаться с удержанными у себя деньгами. Мне нужно было немедленно вернуться назад и все-все отдать ему. Непременно все и еще что-то, что можно было бы. Я не знал, что, я знал только, что это нужно сделать. Я бросился назад, но на том месте, где только что была встреча с ним, я не нашел его. Я обыскал все дорожки, обежал всю Лавру, вышел за ворота, осмотрел всю площадь. Я не нашел его. Прошло уже много лет, а встреча эта не уходит из сердечной памяти и всегда особо подвигает меня к милостыни всякому, кто в чем-либо мне отказывает или что-либо у меня просит.
Этот случай особый. Но как много у каждого из нас может быть встреч с живою добродетелью в людях, даже нам ранее известных. Как порою неожиданно может нам открыться человек, если только быть внимательным к этим встречам. Единодушие, о котором говорит в своих поучениях Авва Дорофей, обретается как раз этой способностью обращаться в людях к их добрым проявлениям, к добродетелям, не замечая худого в их характерах, научиться обращаться с людьми мимо худого в их характерах прямо к самой богодарованной душе, находить со всяким человеком лучик добрых отношений и всегда оставаться в этом лучике его чистоты, правдивости, добра или еще какого иного качества, и не выпадать за пределы этого лучика. За пределами — мрак, а внутри лучика все ясно, просто и чисто. Как важно научиться умению с каждым удерживать обращение к добродетельному в человеке, обретая с ним единодушие. А единодушие, в свою очередь, есть, как говорит Авва Дорофей, матерь всех добродетелей. Так через добродетели других и в тебе начнут проявляться добродетели.
Вот две стороны, ради которых всякой доброй семье необходима церковная среда. Слышащий в себе потребность уподобления Христу всегда будет искать и всегда найдет в ком и чему учиться, даже в людях, не отличающихся добродетелями. Тем более, в людях искренне церковных.
И опять «Сотницы» отца Петра Серегина.
«Ищущие находят, а не ищущие и небрегущие проходят мимо сокровищ. Апостол Нафанаил признал в Иисусе Христе – Мессию потому, что искал Его и ждал. А вожди Израиля, заботившиеся только о своих материальных выгодах, удобствах и почете среди людей, не могли признать Мессией бедного Странника, от Которого они не могли получить ни богатства, ни славы.
Повторность и глубина переживаний зависит от того, в чем мы видим и ищем жизнь свою. Мы стремимся жить. Но в чем мы ее хотим найти и ищем, определяется направлением нашей жизни; это дело нашей воли. Если мы стремимся к свету, по Евангелию, мы имеем и око светлое, и существо свое светлое, очищенное. А если кто обратится в область тьмы, он не увидит своей нечистоты, не будет очищать себя – останется скверным и будет оскверняться еще больше. И духовное зрение его, отвратившееся от духовного света, будет пребывать во тьме и видеть существа и предметы тьмы, и делать дела тьмы. Во тьме и зрение приспосабливается для тьмы. Итак, начало нашего пути в том, чего мы хотим и на что направляем нашей волей нашу жизнь».
«Если мы будем любить людей без мысли о Христе, то любовь наша будет похотлива (с уклоном к животной), корыстная (ожидающей взаимности или отплаты), и такая любовь неизбежно окончится разочарованием или даже неприязнью и гневом.
Часто бывает и так, что если человек любит одного человека любовью недостойной, относясь к предмету любви, как к предмету удовольствия, стараясь этот предмет (человека) прикрепить к себе, тогда ненавидит кого-нибудь другого, иногда даже без причины. Так любовь несовершенная легко превращается в нашем сердце в гнев, лишает нас счастья, отравляет жизнь и не допускает к блаженству вечному. Для того, чтобы чувство любви в нашем сердце было наиболее чистым, продолжительным и святым, мы должны освободить сердце наше (усилием воли) от грубых страстных переживаний и гнева.
Будем любить людей нам близких, но не по слепой привязанности, а по заповеди Его (Ин. 13,34): «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга» чисто, бескорыстно, во имя Его. Для этого от нас потребуется некоторое самоотвержение: с памятью о Нем мы должны прощать недостатки ближним нашим, стремиться послужить им, а не дожидаться, когда они нам служить будут. Сокращать, подавлять свое самолюбие с памятью о том, что мы дети (по вере) нашего Небесного Отца, Который есть вечная, всепрощающая любовь и Источник блаженства вечного. Это маленькое самоотвержение и раскроет сердце наше к познанию Его, и мы увидим Его. А когда наше сердце увидит Его, то испытает такую радость, которую не может дать ничто в мире… Разве дети Такого Отца могут ненавидеть друг друга?»
СПОСОБ РАБОТЫ
Другой недоволен моими действиями. Свое недовольство проговаривает мне, бросает упрек, задевает мое самолюбие, рождает острое желание резко отреагировать, ответить тем же, попрекнуть, дать отпор, унизить, стукнуть… Способ работы над собой требует сдержаться. Ни полусловом, ни полуфразой не выдать своего бурлящего состояния. Промолчать. Выслушать сказанное и согласиться:
— Хорошо, я все понял.
Способ требует такого действия независимо от того, прав или не прав другой. Если другой нервничает, я сдерживаюсь и соглашаюсь, принимая все упреки и любые выговоры. Поэтому способ требует такого действия, независимо от силы и степени низведения идущей со стороны другого. Более того, чем острее другой задевает самолюбие, тем отчетливее необходимость действовать по предложенному способу. То, что сегодня в способе покажется абсурдным, по прошествии уже полугода будет восприниматься иначе. Нужно лишь начать работу.
При этом важно помнить главное: не торопиться. Это значит, с одной стороны, не ждать немедленных результатов, а с другой — не торопиться поставить другого в известность, что я начал работу с такого-то числа, подразумевая под этим требование взаимности и желание прекратить идущие от него и задевающие самолюбие упреки.
Это может показаться невероятным, но такие упреки будут продолжаться до тех пор, пока в ответ на них будет идти мое возмущение. А там, где снимутся возмущения, спустя некоторое время сойдут на нет и упреки со стороны другого. Таковы причудливые внешне, но простые по глубокой сути законы общения. В действительности за ними стоит вселюбящий Промысл Божий.
Следуя предложенному способу, важно помнить о бережности к другому. Да, именно в условиях откровенной агрессии со стороны другого помнить о бережности к нему. Ведь бережность — это одно из ведущих свойств любви. А любовь бескорыстна и щедра беспредельно. В лучах этой щедрости бережность становится естественным проявлением человека. В любых условиях, в том числе в условиях активного и очень обидного низведения со стороны другого. Там же, где обретается бережность, обида на другого снимается, вместо нее приходит сострадание и сочувствие. Сострадающее сердце видит боль другого и видит причины этой боли. В этом его мудрость. Поэтому оно действительно и по-настоящему способно при любом состоянии другого помогать ему, в данном случае помогать своей сдержанностью и даже согласием с упреками. Даже согласием с несправедливостью.
Исполнить это возможно верою в Промысл Божий. Самоукорением можно устоять. Смирением же можно услышать за обвинениями ближнего волю Божию, смирением возможно иметь в сердце утешение Божие, смирением услышать в сердце дыхание мудрости, дыхание любви.
Не беритесь за исполнение сразу всех способов работы. Будет срыв. Очередность включения в работу приведенных здесь способов нежелательно менять. Последовательность имеет немаловажное значение. Если человек вдохновится мировыми достижениями тяжелоатлетов и на тренировках будет пытаться брать сразу большой вес, он рискует надорваться, поэтому желательно помнить о последовательности движения.
УПРАЖНЕНИЯ ДЛЯ САМОНАБЛЮДЕНИЯ
Упражнение 13
Солгал, похвастался, нафантазировал.
Вопрос 1. Зачем-то привираю. Приукрашиваю?
Вопрос 2. Зачем?
Вопрос 3. Я всегда так делаю?
Вопрос 4. Для чего?
Упражнение 14
Собрались жены и обсуждают недостатки мужей. Или собрались мужья, чтобы позлословить по поводу своих жен. В этой атмосфере легко и даже само собой идет рассказ о недостатках другого.
Вопрос 1. Зачем я здесь? Зачем я слушаю, каковы другие? Сравнивая со своей ситуацией, сознаю ли, что все неприятное мне в другом, (в моем супруге) оттеняется, выпячивается, а в отдельных случаях становится гнетущим для меня?
Вопрос 2. Сознаю ли я последствия такого общения?
Вопрос 3. Почему говорить о недостатках другого и злословить по поводу этих недостатков или жаловаться и просто рассказывать другим о них (мол, знайте какой он, она у меня) доставляет мне внутреннее полу-ликование, полу-удовлетворение? Почему живут во мне оттенки злорадства, легкого торжества? Что это — во мне?
Вопрос 4. Почему не бегу я прочь от таких разговоров, даже, напротив, стремлюсь к ним активно? Почему тянут они меня, дают тонкое чувство удовлетворенного успокоения, словно камень с души снимают? Что успокаивается во мне после этих разговоров? Что?
Вопрос 5. Есть два отношения к этому "что" — удовлетворить и через это снять его остроту и второй — заместить чистым, светлым чувством, вспомнив заповедь Божию о любви к ближнему. Почему я делаю первое?
Вопрос 6. Почему не утверждение и поиск светлого в другом занимают меня прежде всего, а утверждение и поиск в другом, по моим представлениям, темного? Сознаю ли я, что такая сосредоточенность на отрицательном губит во мне светлые чувства? Где при этом моя вера? Где Господь?
Вопрос 7. Почему не обнаруживаю я в себе светлого чувства к другому, почему не утверждаю в себе чистоту отношения к нему? Я боюсь иллюзий? Значит досада на другого и обида за себя лучше, чем светлое отношение, которое помогает мне проявлять действительную душевную щедрость?
Вопрос 8. Почему мне жалко себя?
Вопрос 9. Разве душевная щедрость и любовь к другому возможны, когда я вслух и про себя говорю и думаю о другом плохо?
Вопрос 10. Почему же я допускаю насмешку над другим, в его присутствии и без него? Разве внутреннее чувство удовлетворенности от его смущения и неловкости на мои злые или мягко-ироничные шутки сохранит во мне чистоту отношения к нему?
Вопрос 11. Почему подобные развлечения доставляют мне удовольствие? Мои удовольствия подобного рода — что это?
