Приход новых иностранцев
После отъезда кузины мы идем в город посмотреть, что там происходит.
На каждом углу стоят танки. На ратушной площади — множество грузовиков, джипов, мотоциклов, простых и с колясками. Всюду множество иностранных солдат. На рыночной площади, которая не заасфальтирована, они ставят палатки и полевые кухни.
Когда мы проходим мимо, они улыбаются нам, что-то говорят, но мы пока не понимаем их речи.
Кроме солдат, на улицах никого нет. Двери домов заперты, окна тоже, витрины магазинов закрыты решетками или жалюзи.
Мы идем домой и говорим бабушке:
— В Городке все тихо.
Она хмыкает:
— Это они отдыхают. Вот погодите, увидите, что вечером будет!
— А что будет, бабушка?
— Для начала — обыски. Они пройдут по всем домам и все обыщут. Ну, и возьмут себе все, что им понравится. Я одну войну пережила уже, я знаю. Нам-то бояться незачем — взять у нас нечего, и я знаю, как с ними говорить.
— Но что они будут искать, бабушка?
— Шпионов, оружие, боеприпасы, часы, золото, женщин.
Действительно, во второй половине дня солдаты начинают систематически обыскивать дома. Если им не отвечают, они дают выстрел в воздух, а затем ломают дверь.
Многие дома стоят пустыми. Жители ушли насовсем или прячутся в лесу. Дома без хозяев и магазины солдаты обыскивают так же тщательно.
Вслед за солдатами по брошенным домам и магазинам идут воры. Это в основном дети, старики и некоторые женщины — те, кто не боится и беден.
Мы встречаем Заячью Губу. Она тащит охапку платьев и туфель. Она говорит нам:
— Поторопитесь, пока что-то еще остается. Я уже три раза сходила в магазин. Мы идем в магазин «Книги и канцелярские товары» — дверь выбита и здесь. В магазине только несколько детей — они берут карандаши, цветные мелки, ластики, точилки и школьные ранцы.
Мы не спеша отбираем то, что нужно нам: многотомную энциклопедию, карандаши, бумагу.
На улице старик и старуха дерутся из-за копченого окорока. Вокруг них собралась толпа, люди подзуживают стариков и смеются над ними. Старуха ногтями царапает лицо старика и наконец убегает, унося окорок.
Мародеры напиваются краденым спиртным допьяна, дерутся, бьют окна и витрины разграбленных домов и магазинов, крушат посуду и ломают все, что им не нужно или что они не могут унести.
Солдаты тоже пьют и снова идут по домам — на этот раз они ищут женщин. Повсюду слышны выстрелы и крики насилуемых женщин. На ратушной площади солдат играет на аккордеоне. Другие солдаты поют и пляшут.
Пожар
Уже несколько дней мы не видели свою соседку — она не выходит в сад. Не видели мы и Заячью Губу. Мы идем посмотреть, что с ними.
Дверь домика распахнута. Мы входим. Хотя на улице ярко светит солнце, внутри темно, потому что окна очень маленькие.
Когда наши глаза привыкают к темноте, мы видим соседку. Она лежит на кухонном столе. Ее ноги свисают со стола, а руки она прижимает к глазам. Она не движется.
Заячья Губа лежит на постели. Она голая, Между ее раздвинутых ног — целая лужа из крови и спермы. Ее ресницы слиплись — теперь уже навсегда, а ее губы растянуты и открывают черные зубы в вечной улыбке: Заячья Губа мертва.
Соседка говорит нам;
— Уходите.
Мы подходим к ней и спрашиваем:
— Так вы не глухая?
— Нет. И не слепая. Уходите.
Мы говорим:
— Мы хотим вам помочь.
Она говорит:
— Мне не нужна помощь. Мне уже ничего не нужно. Уходите.
Мы спрашиваем:
— Что здесь произошло?
— Сами не видите? Она ведь умерла, да?
— Да. Это были новые иностранцы?
— Да. Она сама их зазвала. Она вышла на дорогу и знаками звала их в дом. Их было двенадцать или пятнадцать. И они ее трахали один за другим, а она только кричала: «О, хорошо, хорошо! Давайте, давайте, все по очереди!» Она умерла счастливой — затраханная насмерть. А я не могу умереть! Я не знаю, сколько я уже тут лежу без еды и питья. А смерть все не приходит. Она никогда не приходит, если ты зовешь ее сам. Ей нравится мучить нас. Я зову ее вот уже много лет — а она не слышит меня.
Мы спрашиваем:
— Вы действительно хотите умереть?
— Чего я могу еще хотеть? Если вы и впрямь хотите мне помочь, подожгите дом. Я не хочу, чтобы нас нашли — вот так.
Мы говорим:
— Но это же будет очень больно.
— А это уж не ваше дело. Подожгите дом, и все, если, конечно, вы на это способны.
— Да, сударыня, мы на это способны, Положитесь на нас. Мы перерезаем ей гордо бритвой, потом идем и сливаем немного бензина из бака армейского грузовика. Мы поливаем бензином тела и стены дома. Потом мы поджигаем дом и идем к себе.
Утром бабушка говорит:
— Дом соседки сгорел. Они обе были внутри — и она, и ее дочь. Верно, девчонка оставила что-нибудь на огне — с дурочки станется,
Мы идем к дому соседки, чтобы забрать кур и кроликов, но другие соседи уже растащили их ночью.
Конец войны
Уже несколько дней мы видим, как победоносная армия новых иностранцев — которую мы теперь называем армией-освободительницей — идет мимо бабушкиного дома.
Танки, пушки, бронеавтомобили и грузовики Освободителей день и ночь идут через границу. Фронт уходит все дальше и дальше в глубь соседней страны.
В противоположном направлении движется другой поток: идут пленные, побежденные. Среди них много людей и из нашей страны. Пленные все еще в форме, но без оружия и без знаков различия. Они бредут, опустив голову, к станции, где их сажают в вагоны и увозят. Никто не знает, куда и надолго ли их увозят.
Бабушка говорит, что их везут далеко, в холодные и безлюдные края, где их заставят работать так тяжело, что никто не вернется. Все они умрут от холода, непосильного труда, голода и разных болезней.
Через месяц после освобождения нашей страны война заканчивается совсем, и Освободители занимают нашу страну— люди говорят, навсегда. Поэтому мы просим бабушку научить нас их языку. Она говорит:
— Что я вам, учительница? Как я вас учить-то буду?
Мы говорим:
— Очень просто, бабушка. Просто говорите с нами весь день на их языке — в конце концов мы начнем понимать.
Вскоре мы знаем достаточно, чтобы переводить, когда местные говорят с Освободителями, Мы пользуемся этим и становимся посредниками при обмене того, что в избытке у военных: сигареты, шоколад, табак, — на то, что есть у жителей: вино, водка и фрукты.
Деньги ничего не стоят, все только меняются.
Девушки спят с солдатами за шелковые чулки, украшения, духи, часы и прочие вещи, которые солдаты набрали в освобожденных городах.
Бабушка больше не ходит на рынок со своей тележкой. Наоборот — теперь к ней приходят хорошо одетые дамы и умоляют продать им курицу или колбасу за перстень или серьги.
Люди получают продовольственные карточки. С четырех часов утра у мясных и хлебных лавок выстраиваются длинные очереди. Остальные магазины закрыты — им нечем торговать. Не хватает всего.
Но у нас с бабушкой есть все, что нам нужно. Сколько-то времени спустя у нашей страны снова появляется свое правительство и своя армия, правда, и правительство и армия находятся под контролем наших Освободителей. Их флаг висит на всех общественных зданиях. Повсюду портреты их Вождя. Они учат нас своим песням и танцам; они показывают в кинотеатрах свои фильмы. В школах введено обязательное изучение языка наших Освободителей, а все остальные иностранные языки запрещены. Запрещено критиковать наших Освободителей или наше новое правительство, запрещены шутки о них. Достаточно доноса, чтобы любого человека бросили в тюрьму без суда и следствия. Люди — и мужчины, и женщины — исчезают без следа, никто не знает за что, и их семьи больше ничего про них не слышат.
Границу восстановили. Теперь ее невозможно перейти.
Нашу страну окружили колючей проволокой; теперь мы полностью отрезаны от остального мира.
Школа, опять открылась
Осенью все дети опять идут в школу — кроме нас. Мы говорим бабушке:
— Бабушка, мы не хотим идти в школу. Она говорит:
— Надеюсь, что так: вы мне дома нужны. К тому же, что вы там еще можете узнать нового?..
— Ничего, бабушка, совершенно ничего.
Вскоре мы получаем письмо. Бабушка спрашивает нас:
— Что тут написано?
— Тут написано, что вы несете за нас ответственность и что мы обязаны явиться в школу.
Бабушка говорит:
— Киньте это в печку. Я неграмотная, вы тоже. Никто из нас это письмо не прочел.
Мы сжигаем письмо. Через несколько дней приходит еще одно. В нем сказано, что, если мы не пойдем в школу, бабушка будет наказана по закону. Мы бросаем в печку и это письмо и говорим бабушке:
— Бабушка, не забудьте, что один из нас глухой, а другой слепой.
Еще через несколько дней приходит какой-то человек. Он говорит:
— Я — инспектор начальных школ. В вашем доме проживает двое детей, по возрасту подпадающих под закон о всеобщем образовании. Вы получили уже два письменных предупреждения.
Бабушка говорит:
— Вы о письмах? Не знаю, не читала. Я неграмотная, и дети тоже. Один из нас спрашивает:
— Кто это? Что он говорит?
Другой отвечает:
— Он спрашивает, умеем ли мы читать. На кого он похож?
— Он высокий, и лицо у него злое.
Мы начинаем кричать вдвоем:
— Уходи! Не трогай нас! Не убивай нас! Помогите!..
Мы прячемся под стол,
Инспектор спрашивает бабушку:
— Что это с ними?
Бабушка говорит:
— Ох, бедняжки всех боятся! Они пережили ужасные вещи в Большом Городе. К тому же один глухой, а другой слепой. Глухой поэтому рассказывает слепому, что он видит, а слепой объясняет глухому, что он слышит. А иначе они ничегошеньки не понимают.
Мы продолжаем кричать под столом:
— Спасите, спасите! Все рушится! Я не могу выдержать этот грохот! Я ничего не вижу!..
Бабушка объясняет:
— Видали? Когда кто-нибудь их пугает, они слышат и видят то, чего нет.
Инспектор кивает:
— У них галлюцинации. Их надо положить в больницу.
Мы кричим еще громче. Бабушка говорит:
— Это еще хуже! В больнице-то все и случилось. Они навещали свою мать — она там работала. А тут бомбежка, как раз когда они были в больнице. Они видели взрывы, убитых и раненых; они и сами были несколько дней без сознания.
Инспектор говорит:
— Бедные ребята! А где их родители?
— То ли померли, то ли пропали. Сгинули. Кто знает, что с ними!
— Это, должно быть, тяжкая ноша для вас.
— Что поделаешь. Я — единственная, кто у них остался. Перед уходом инспектор пожимает бабушке руку:
— Вы очень добрая женщина,
Вскоре мы получаем еще одно письмо — в нем написано, что мы освобождены от посещения школы в связи с физическими травмами и психическим состоянием.
Бабушка продает виноградник
К бабушке приходит офицер. Он хочет, чтобы она продала свой виноградник. Армия хочет построить на его месте казарму для пограничников. Бабушка говорит:
— А чем вы мне заплатите? Деньги нынче ничего не стоят.
Офицер говорит:
— В обмен за вашу землю мы проведем в ваш дом водопровод и электричество.
Бабушка говорит:
— Не нужны мне ваши водопровод и электричество. Я всю жизнь без них прекрасно обходилась.
Офицер говорит:
— Мы ведь могли бы реквизировать ваш виноградник и ничего вам не платить. Собственно, мы так и сделаем, если вы откажетесь продать его. Армии нужен ваш участок. Передать его нам — ваш патриотический долг.
Бабушка открывает рот, чтобы сказать что-то, но тут вмешиваемся мы:
— Бабушка, вы уже старая, и вам не так легко работать. Виноградник — это лишняя работа для вас, а родит он плохо, пользы от него мало. С другой стороны, стоимость дома существенно возрастет после проведения в него воды и электричества.
Офицер говорит:
— Ваши внуки гораздо сообразительнее вас, бабушка.
Бабушка говорит:
— Еще бы. Что ж, обсуждайте это дело сними. Пусть они решают. Офицер говорит:
— Но мне понадобится ваша подпись.
— Я подпишу что хотите. Правда, писать я не умею.
Бабушка плачет, встает и говорит нам:
— Разбирайтесь сами.
Она уходит в виноградник.
Офицер говорит:
— Бедная старуха. Она любит свой виноградник, да?.. Так что — мы договорились?
Мы говорим:
— Как вы сами только что отметили, этот участок земли представляет большую ценность в ее глазах — он весьма дорог ей как память. Безусловно, армия не станет лишать заработанной честным тяжким трудом собственности бедную пожилую женщину, которая к тому же является уроженкой страны наших героических Освободителей.
Офицер говорит:
— Вот как! Она, значит, по происхождению…
— Вот именно. Она безупречно говорит на их языке. И мы тоже, кстати. И если вы намерены злоупотребить…
Офицер быстро говорит:
— Нет, нет, ничего подобного! Что вы хотите за виноградник?
— В дополнение к уже оговоренным водопроводу и электричеству нам нужна ванная.
— Еще что? И где вы хотите эту вашу ванную?
Мы ведем его в свою комнату и показываем, где надо пристроить ванную:
— Вот здесь: чтобы дверь выходила в комнату. Семь-восемь квадратных метров, ванна, раковина, душ, нагревательная колонка, ватерклозет.
Он долго глядит на нас, потом говорит:
— Ладно, это можно.
Мы добавляем:
— И кроме того, нам нужен радиоприемник. Купить его невозможно.
Он спрашивает:
— Но уж это-то все?
— Да, все.
Он смеется:
— Ладно, будет у вас и ванная, и радио. Но лучше б я торговался с вашей бабкой!
Болезнь бабушки
Однажды утром бабушка не выходит из комнаты. Мы стучимся к ней, зовем, но она не отзывается.
Тогда мы ломаем оконную раму и пролезаем внутрь.
Бабушка лежит на кровати. Она неподвижна. Но она дышит, и сердце бьется. Один из нас остается с ней, второй бежит за доктором.
Доктор осматривает бабушку. Он говорит:
— У вашей бабушки инсульт — кровоизлияние в мозг.
— Она умрет?
— Сказать наверняка невозможно. Возраст весьма преклонный, но сердце в порядке. Давайте ей вот эти лекарства, три раза в день. И кто-то должен будет ухаживать за ней.
Мы говорим:
— Мы сами будем за ней ухаживать. Что надо делать?
— Кормить, мыть. Вероятно, она навсегда останется парализована.
Доктор уходит. Мы делаем пюре из овощей и кормим бабушку маленькой ложкой. Вечером в ее комнате пахнет очень скверно. Мы снимаем одеяло и видим, что матрас весь измаран испражнениями.
Мы покупаем у крестьянина свежей соломы, покупаем детские клеенчатые штанишки и пеленки.
Мы раздеваем бабушку, купаем ее, меняем постель. Бабушка такая худая, что детские штанишки ей впору. Мы меняем ей пеленки несколько раз в день.
Неделю спустя бабушка начинает немного шевелить рукой. А однажды утром она начинает ругать нас:
— Сукины дети! Быстро мне курицу жарьте! Откуда, по-вашему, у меня будут силы, чтоб поправиться, — с вашей размазни овощной, что ли? И молока козьего принесите! Надеюсь, вы хоть хозяйство не совсем забросили, пока я тут лежала?
— Нет, бабушка, не забросили.
— А ну, помогите мне встать, бездельники!
— Бабушка, вам надо лежать, так доктор велел.
— Доктор, шмоктор! Дурак он, ваш доктор! «Навсегда останется парализована», сказал тоже! Я вот ему покажу, как я парализована!
Мы помогаем бабушке подняться, ведем в кухню и сажаем за стол. Когда курица готова, она съедает ее целиком, одна. После еды она говорит:
— Ну, чего ждете? Сделайте мне крепкую палку! Поторапливайтесь, лодыри, я хочу сама проверить хозяйство!
Мы бежим в лес, находим подходящее деревце, бегом возвращаемся домой и под присмотром бабушки вырезаем клюку нужного размера. Бабушка хватает ее и грозится:
— Ну задам я вам, коли не все в порядке!
Она выходит в сад. Мы идем чуть поодаль. Потом она идет в уборную, и мы слышим, как она бормочет:
— Штаны! Ишь чего придумали! Совсем спятили!..
Когда она возвращается в дом, мы заглядываем в выгребную яму. Бабушка бросила туда штаны и пеленки.
Бабушкин клад
Как-то вечером бабушка говорит:
— Заприте окна и двери. Я хочу поговорить с вами, и никто не должен нас услышать.
— К нам больше никто не приходит, бабушка.
— Все равно. Пограничники все время шляются вокруг, сами знаете, а с них, станется подслушивать под окнами. И еще принесите мне карандаш и бумагу.
Мы спрашиваем:
— Бабушка, вы хотите что-то написать?
Она кричит:
— Делайте, как сказано! Не задавайте дурацких вопросов! Мы закрываем окна и двери, приносим ей карандаш и бумагу, Бабушка, сидя за столом напротив нас, рисует что-то на листке бумаги.
Она шепчет:
— Вот где спрятано мое сокровище…
Она дает нам листок. Там нарисован прямоугольник, крест, а под крестом кружок. Бабушка спрашивает:
— Вам ясно?
— Да, бабушка, ясно. Но мы это давно знаем,
— Что?.. Что это вы давно знаете?
Мы отвечаем шепотом:
— Что ваши драгоценности зарыты под крестом на могиле дедушки. Несколько минут бабушка молчит, потом говорит;
— Я должна была сама догадаться. И давно вы знаете?
— Очень давно, бабушка. Мы догадались, как только увидели, как вы ухаживаете за дедушкиной могилой.
Бабушка тяжело дышит:
— Н-ну, хорошо, волноваться не из-за чего, Все равно это ваше. Вы, пожалуй, достаточно умны, чтобы сообразить, как распорядиться драгоценностями.
Мы говорим:
— Сейчас толку от них немного. Бабушка говорит:
— Немного, тут вы правы. Придется подождать. Вы сможете подождать, а?
— Конечно, бабушка,
Некоторое время мы все молчим, наконец бабушка говорит:
— И вот еще что. Я хочу, чтобы вы знали: когда у меня будет еще один удар, я не желаю ваших купаний, штанов и пеленок.
Она встает, роется на полке среди своих бутылок и пузырьков, достает маленькую синюю бутылочку:
— Вот. Вместо ваших вонючих лекарств выльете это в первую же кружку молока.
Мы молчим. Она кричит:
— Вам ясно, сукины дети?
Мы молчим. Она говорит;
— Вы что, боитесь вскрытия, потаскухино отродье? Не будет никакого вскрытия. Кто станет возиться со старухой, которая померла после второго удара?
Мы говорим:
— Вскрытия мы не боимся, бабушка. Но что, если вы и во второй раз сможете поправиться?
— Нет. Не смогу. Я это знаю. Так что лучше будет покончить со всем этим сразу.
Мы молчим, и бабушка плачет:
— Вы не знаете, каково это — быть парализованной. Все видеть, все слышать и не мочь пошевелиться. Если вы даже этого для меня сделать не можете, значит, вы просто твари неблагодарные, значит, я змей вскормила на своей груди!..
Мы говорим:
— Не плачьте, бабушка. Мы это сделаем; если вы правда хотите, чтобы мы это сделали, — мы это сделаем.
Папа
Когда приезжает папа, мы втроем трудимся на кухне, потому что идет дождь. Папа встает у порога, расставив ноги и сложив руки на груди. Он спрашивает:
— Где моя жена?
Бабушка хмыкает:
— Ну-ну! Стало быть, у нее и впрямь муж был!
Папа отвечает:
— Да, я муж вашей дочери. А это мои дети.
Он смотрит на нас и добавляет:
— Вы сильно выросли. Но ничуть не изменились.
Бабушка говорит:
— Твоя жена — моя дочь — доверила детей мне.
Папа говорит:
— Лучше бы она доверила их кому-нибудь другому. Так где она? Мне говорили, что она уехала за границу, Это правда?
Бабушка говорит:
— Это все дела прошлые. Где ты был столько времени?
Папа говорит:
— В плену. А сейчас я хочу найти свою жену. Не пытайтесь скрыть от меня что-либо, Ведьма старая!
Бабушка говорит:
— Славно же ты благодарить меня за все, что я сделала для твоих детей.
Папа орет:
— Плевать мне на это! Где моя жена?
Бабушка говорит:
— Тебе плевать? На своих сыновей и на меня?.. Ну что ж! Сейчас я тебе покажу, где твоя жена!
Бабушка идет в сад, мы следуем за ней, В саду она своей палкой показывает на клумбу, которую мы разбили на маминой могиле:
— Вот где! Вот где твоя жена! В земле!
Папа говорит:
— Она мертва?.. Но отчего? Когда?..
Бабушка говорит:
— Мертва. Это был снаряд. За несколько дней до конца войны.
Папа говорит:
— Хоронить людей где попало не разрешается.
Бабушка отвечает:
— Мы похоронили ее там, где она погибла. И это не «где попало» — это мой сад. Это был мой сад, еще когда она была маленькой девочкой.
Папа глядит на мокрые цветы и говорит:
— Я хочу увидеть ее.
Бабушка говорит;
— Не стоит. Не годится тревожить мертвых.
Папа говорит;
— В любом случае надо похоронить ее на кладбище. Все должно быть по закону. Принесите мне лопату.
Бабушка пожимает плечами:
— Принесите ему лопату.
Мы стоим под дождем и смотрим, как папа уничтожает наш маленький цветник и роет яму. Он доходит до одеял и снимает их. Там лежат два скелета — большой и маленький, маленький сцеплен с ребрами большого.
Папа спрашивает:
— Что это? Что это на ней?..
Мы говорим:
— Это младенец. Наша маленькая сестричка.
Бабушка говорит:
— Я же говорила тебе, что не надо тревожить мертвых. Пойдем на кухню, вымоешь руки.
Папа не отвечает. Он глядит на два скелета в яме. По его лицу текут капли пота, слез и дождя. Он с трудом выбирается из ямы и уходит не оборачиваясь. Его руки и одежда вымазаны глиной.
Мы спрашиваем бабушку;
— Что нам делать?
Она говорит:
— Зарыть яму, конечно. Что еще остается?
Мы говорим:
— Идите домой, бабушка. Мы все сами сделаем.
Мы на одеяле относим скелеты на чердак, а там раскладываем кости сушиться на соломе. Потом мы спускаемся в сад и заваливаем яму, в которой теперь никто не лежит.
Потом мы в течение нескольких месяцев чистим и полируем мамин череп и остальные кости и кости малышки, потом мы аккуратно собираем скелеты, связывая кости кусочками тонкой проволоки. Закончив эту работу, мы вешаем мамин скелет на балку крыши, а скелет младенца привязываем ей на шею.
Папа возвращается
Несколько лет папа не появляется.
За это время у бабушки случился новый инсульт, и мы помогли ей умереть, как она и просила. Теперь она похоронена рядом с дедушкой. Перед тем как могилу раскопали, мы достали клад и закопали его под лавкой перед нашим окном, где до сих пор лежат винтовка, патроны и гранаты.
Однажды вечером приходит папа и спрашивает:
— А где ваша бабка?
— Умерла.
— Вы одни живете? И как вы справляетесь?
— Прекрасно, папа.
Он говорит:
— Я пробрался сюда тайно. Вы должны мне помочь.
Мы говорим:
— Вы несколько лет не давали о себе знать.
Он показывает нам руки. На пальцах нет ногтей. Они вырваны с корнем.
— Я только что вышел из тюрьмы. Меня пытали.
— За что?
— Не знаю. Просто так. Я — политически ненадежный тип. Мне нельзя работать по профессии. Я под постоянным наблюдением. Мою квартиру регулярно обыскивают. Я не могу больше жить в этой стране.
Мы говорим:
— То есть вы хотите перейти границу.
Он говорит:
— Да. Вы здесь живете, вы должны знать…
— Да, мы знаем. Границу перейти невозможно.
Папа опускает голову, смотрит некоторое время на руки, потом говорит:
— Должно же быть где-то слабое место. Какой-то способ пробраться…
— Рискуя жизнью — да.
— Лучше умереть, чем оставаться здесь.
— Вы должны решить сами, когда будете знать все факты, папа.
Он говорит:
— Я слушаю.
Мы объясняем:
— Первая проблема состоит в том, чтобы добраться до первых рядов заграждений из колючей проволоки так, чтобы не наткнуться на патруль и не быть замеченным со сторожевой вышки. Это возможно. Мы знаем время патрулирования и расположение вышек. Высота заграждений полтора метра и ширина один метр. Поэтому понадобятся две доски. По одной можно влезть на ограду, вторую надо положить сверху, чтобы можно было пройти по проволоке, Но если вы потеряете равновесие, то упадете в середину и не сможете выбраться.
Папа говорит:
— Равновесие я не потеряю.
Мы продолжаем:
— Затем вам надо будет взять эти две доски, чтобы таким же образом перебраться через следующие ряды колючей проволоки, которые находятся в семи метрах от первых.
Папа смеется:
— Детская забава!
— Да, но промежуток между заграждениями заминирован.
Папа бледнеет:
— Значит, это невозможно.
— Нет, возможно, если очень повезет. Мины заложены зигзагами в виде буквы У. Поэтому, если бежать по прямой, вы рискуете наступить только на одну. Если бежать широкими шагами, то будет примерно один шанс из семи, что вы проскочите.
Папа думает немного и говорит:
— Я рискну.
Мы говорим:
— Тогда мы готовы помочь вам. Мы пойдем с вами до первого ограждения.
Папа говорит:
— Хорошо. Спасибо. Кстати, поесть у вас найдется?..
Мы даем ему хлеба с козьим сыром. Мы предлагаем ему вина, еще с бабушкиного виноградника. В стакан с вином мы подливаем несколько капель сонного настоя, который бабушка хорошо умела готовить из растений.
Мы отводим папу в свою комнату и говорим:
— Спокойной ночи. Выспитесь как следует. Мы разбудим вас завтра.
Мы ложимся на скамейках в углу кухни, как прежде.
