– Три тысячи коку? – Торанага был возмущен.
– Да, господин, – сказала Марико. Они сидели на уединенной веранде в крепости. Дождь уже начался, но дневная жара еще не спала. Она чувствовала вялость, усталость и очень хотела, чтобы скорее пришла осенняя прохлада. – Извините, я не смогла больше торговаться с этой женщиной. Я говорила с ней почти до вечера. Извините, господин, но вы приказали мне заключить договор на прошлую ночь.
– Но три тысячи коку, Марико‑сан! Это грабеж! – на самом деле Торанага был рад, что у него появилась новая проблема, которая немного отвлечет его от вставших перед ним вопросов. Христианский священник Тсукку‑сан путешествует с Затаки, новоиспеченным регентом, что рождает новое беспокойство. Он проанализировал все маршруты нападения и отступления, каждый способ бегства, которые только можно было вообразить, и вывод был неутешителен: если Ишидо будет наступать быстро, он погиб.
«Я должен выиграть время. Но как?
Если бы я был Ишидо, я бы выступил сразу, не дожидаясь конца сезона дождей.
Я ставлю людей в то же положение, что и Тайко, когда я разгромил Беппу. Тот же самый план всегда будет выигрывать – это так просто! Ишидо не может быть так глуп, чтобы не видеть, что единственный реальный путь защитить Кванто – это завладеть Осакой и всеми землями между Эдо и Осакой. Поскольку в Осаке враги, Кванто в опасности. Тайко понимал это, почему еще он отдал ее мне? Без Кийямы, Оноши и чужеземных священников…»
Торанага с трудом отложил этот вопрос на завтра и целиком сконцентрировался на этой чудовищной сумме денег:
– Три тысячи коку! Это выходит за всякие рамки!
– Я согласна, господин. Вы абсолютно правы. Это целиком моя вина. Я даже думала, что и пять сотен будет слишком много, но эта женщина, Дзеко, не снизила цену. Хотя с ее стороны и была одна уступка.
– Что?
– Дзеко просила оказать ей честь, позволить снизить цену до двух тысяч пятисот коку, если вы окажете ей такую милость, согласившись повидаться с ней наедине.
– Мама‑сан отдаст пятьсот коку, только чтобы поговорить со мной?
– Да, господин.
– Почему? – подозрительно спросил он.
– Она объяснила мне, в чем причина, господин, но покорнейше просила, чтобы ей было позволено рассказать все вам самой. Я считаю, что ее предложение заинтересует вас, господин. И пять сотен коку… было бы сэкономлено. Ужасно, что я не смогла добиться лучшего соглашения, даже хотя Кику‑сан – куртизанка первого класса и полностью заслуживает этот статус. Я знаю, что я подвела вас.
– Согласен, – угрюмо сказал Торанага. – Даже тысячи было бы слишком много. Это Идзу, а не Киото!
– Вы совершенно правы, господин. Я сказала этой женщине, что ее цена так нелепа, что я сама не могу с ней согласиться, хотя вы и дали мне прямые указания завершить сделку в этот вечер. Я надеюсь, вы простите мне мое непослушание, но я сказала, что я бы сначала хотела проконсультироваться с уважаемой госпожой Касиги, матерью Оми‑сана, а уж потом подтвердить эту сделку.
Торанага просиял, его собственные тревоги забылись:
– Ах, так вы еще окончательно не договорились?
– Да, господин. Ничего не было окончательно договорено, пока я не смогу проконсультироваться с госпожой. Я сказала, что дам ответ сегодня в полдень. Пожалуйста, извините мою инициативу.
– Вам следовало заключить сделку, как я приказал! – Торанага в глубине души был доволен, что Марико так искусно дала ему возможность согласиться или не согласиться, не потеряв лица. Ему было неразумно самому отказываться от такого простого дела из‑за денег.
– Но ох‑ко, три тысячи коку… Вы говорите, контракт девушки будет стоить столько риса, что им возможно будет в течение трех лет кормить тысячу семей?
– Она стоит каждого зерна этого риса, они пойдут за нужного человека.
Торанага проницательно посмотрел на нее:
– О? Расскажите мне о ней и о том, что там произошло.
Она рассказала ему все – за исключением ее чувства к Анджин‑сану и глубине его чувства к ней. И того, что предложила ей Кику.
– Хорошо. Да прекрасно. Это было очень умно – сказал Торанага. – Он должен был очень ублажить ее, чтобы она в первый раз так стояла у ворот. – Большая часть Анджиро ждала этого момента, чтобы посмотреть, как будут вести себя эти двое – чужеземец и госпожа первого класса из Ивового Мира.
– Да.
– Ему стоило за это потратить три коку. Его слава побежит теперь впереди него.
– Да, – согласилась Марико, меньше всего гордясь успехом Блэксорна. – Она исключительная дама, господин.
Торанага был удивлен уверенностью Марико в ее сделке. Но пять сотен коку было более чем много. Это было почти столько, сколько зарабатывают Мамы‑сан за всю жизнь, а тут одна из них уступает пять сотен…
– Стоит каждого зерна, вы говорите? Мне трудно в это поверить.
– Для соответствующего человека, господин. Я верю этому. Не мне судить, кто будет этим человеком. В это время раздался стук в седзи.
– Да?
– Анджин‑сан у главных ворот, господин.
– Приведи его сюда.
– Слушаюсь, господин.
Торанага обмахнулся веером. Он украдкой следил за Марико и видел, как сразу же посветлело ее лицо. Он специально не предупредил ее, что послал за ним.
«Что делать? Все, что планировалось, все еще действует. Но теперь мне нужны и Бунтаро, и Анджин‑сан, и Оми‑сан даже больше, чем когда‑либо. И Марико очень нужна».
– Доброе утро, Торанага‑сама.
Он ответил на поклон Блэксорна и отметил, как он обрадовался, когда внезапно увидел Марико. После взаимных приветствий он сказал:
– Марико‑сан, скажите ему, что он выезжает со мной на закате. Вы тоже. Вы потом поедете дальше в Осаку.
Она почувствовала озноб:
– Да, господин.
– Я еду в Осаку, Торанага‑сама? – спросил Блэксорн.
– Нет, Анджин‑сан. Марико‑сан, скажите ему, что я собираюсь на день или два в Чузензи, на водный курорт. Вы оба будете сопровождать меня туда. Затем вы поедете в Осаку. Он продолжит свой путь до границы, потом один поедет в Эдо.
Он внимательно следил, как Блэксорн быстро и настойчиво стал что‑то ей говорить.
– Извините, Торанага‑сама, но Анджин‑сан почтительно просит разрешить ему занять меня еще несколько дней. Он говорит, что мое присутствие сильно ускорит его дело с кораблем. Потом, если вам будет угодно, он может сразу же взять одно из ваших небольших судов и отвезет меня в Осаку, а сам отправится в Нагасаки. Он считает, что это может сэкономить время.
– Я еще не решил, как поступить с его кораблем и командой. Может быть, ему не придется ехать в Нагасаки. Объясните ему хорошенько, что пока ничего не решено. Но я учту его предложение насчет вас и завтра сообщу о своем решении. Сейчас вы можете идти… О, да, последнее. Марико‑сан, скажите ему, что меня интересует его генеалогия. Он может написать, а вы переведите, подтвердив ее правильность.
– Да, господин. Это срочно?
– Нет. Когда он приедет в Эдо, времени у него там будет достаточно.
Марико перевела Блэксорну.
– Зачем ему это нужно? – спросил тот. Марико удивленно посмотрела на него:
– У нас все самураи ведут свои генеалогические записи, Анджин‑сан, где фиксируются также их поместья и земельные наделы. Как еще сюзерен может все согласовать между ними? Разве у вас не так? Здесь, по закону, все наши граждане заносятся в официальные списки, даже эта: отмечаются рождения, смерти, браки. Каждая деревня или поселок, городская улица имеют свой официальный свиток, куда все записывается. Как еще можно все это упорядочить?
– Мы таких записей не ведем, вернее, не всегда. И не всегда официально. Каждого записываете? Каждого?
– О, да. Даже эта, Анджин‑сан. Это весьма важно, правда? Это облегчает поиск преступников, не позволяет смошенничать при женитьбе, не так ли?
Блэксорна не слишком занимала сейчас эта проблема. Он решил разыграть другую карту в игре, в которую он вступил с Торанагой и которая, как он надеялся, должна привести к гибели Черного Корабля.
Марико слушала его внимательно, задавая иногда вопросы, потом повернулась к Торанаге:
– Господин, Анджин‑сан благодарит вас за ваши благодеяния и ваши многочисленные подарки. Он спрашивает, не окажете ли вы ему честь, выбрав ему двести вассалов. Он уверен, ваше руководство в этом деле будет для него очень ценным.
– Это стоит тысячу коку, – сразу сказал Торанага. Он заметил удивление на их лицах. «Я рад, что вы все еще так искренни, Анджин‑сан, при всей вашей кажущейся цивилизованности», – подумал он. – «Если бы я был игроком, я бы мог держать пари, что это не ваша идея – просить меня выбрать вам вассалов».
– Хай, – услышал он уверенный ответ Блэксорна.
– Хорошо, – решительно сказал он. – Раз Анджин‑сан так щедр, я приму его предложение. Тысячу коку. Это поможет другим самураям, которые нуждаются. Скажите ему, его люди будут ждать его в Эдо. Мы увидимся с вами завтра на закате, Анджин‑сан.
– Да. Благодарю вас, Торанага‑сама.
– Марико‑сан, проконсультируйтесь с госпожой Касиги сразу же. Как только вы утвердите сумму, я думаю, Дзеко согласится с вашим предложением, как бы ужасно оно ни казалось. Я полагаю, ей надо будет заплатить эту невероятную сумму полностью до завтрашнего вечера. Пошлите кого‑нибудь за ней сегодня вечером. Она может взять с собой куртизанку. Кику‑сан споет, пока мы будем разговаривать, да?
Он отпустил их, довольный, что удалось сэкономить полторы тысячи коку. – «Люди такие странные», – подумал он добродушно.
– У меня хватит денег, чтобы нанять команду? – спросил Блэксорн.
– О, да, Анджин‑сан. Но он не соглашается отпустить вас пока в Нагасаки, – сказала Марико. – Пятьсот коку будет более чем достаточно, чтобы прожить год, а еще пятьсот дадут вам около ста восьмидесяти кобанов золотом, чтобы набрать команду. Это очень большие деньги.
Фудзико с трудом поднялась и заговорила с Марико.
– Ваша наложница говорит, что вам не стоит беспокоиться, Анджин‑сан. Она может дать вам рекомендательные письма к ростовщикам, которые предоставят вам любой аванс, какой вы потребуете. Она все устроит.
– Да, но смогу ли я расплатиться со слугами? Как я заплачу за дом, Фудзико‑сан, всем остальным?
Марико была поражена:
– Пожалуйста, извините, но это, конечно, не ваше дело. Ваша наложница сказала, что она обо всем побеспокоится. Она…
Фудзико прервала ее, и обе женщины какое‑то время что‑то обсуждали.
– Ах, со дес, Фудзико‑сан! – Марико снова повернулась к Блэксорну. – Она говорит, вы не должны тратить время на обдумывание таких вещей. Сосредоточьтесь только на проблемах господина Торанаги. У нее есть ее собственные деньги, которые она может потратить, если будет нужно.
Блэксорн растерянно замигал:
– Она одолжит мне свои деньги?
– Ох, нет, Анджин‑сан, конечно, она отдаст их вам, если они потребуются. Не забывайте, это вопрос только этого года, – объяснила Марико, – на следующий год вы будете богаты, Анджин‑сан. Что касается ваших слуг, то в течение года они получат по два коку каждый. Не забывайте, Торанага‑сама дает вам вооружение и лошадей для них, и два коку достаточно, чтобы прокормить их вместе с лошадьми и семьями. И помните также, что вы отдали господину Торанаге половину своего годового жалованья, чтобы он подобрал вам людей лично сам. Это большая честь, Анджин‑сан.
– Вы так думаете?
– О, конечно. Фудзико‑сан всем сердцем согласна с этим. Вы очень предусмотрительны.
– Спасибо, – Блэксорн позволил себе немного показать, что он доволен. «Ты начинаешь опять напрягать мозги и думать как они, – с удовольствием сказал он себе, – да, это было мудро – объединиться с Торанагой. Теперь у тебя будут лучшие люди, чего бы ты никогда не добился сам. Что такое тысяча коку против Черного Корабля? И еще одну правильную вещь сказала Марико:
– Одна из слабостей Торанаги – его скупость.
Конечно, она не сказала этого прямо, только отметила, что Торанага сделал все, чтобы его огромное богатство стало больше, чем у любого другого дайме в государстве. Это замечание вместе с его собственными наблюдениями, – что одежда Торанаги была так же проста, как и его пища, что стиль его жизни мало отличался от жизни обычного самурая, – дали ему еще один ключ к пониманию этого человека.
Хвала Господу за Марико и старого монаха Доминго!»
Память Блэксорна вернула его в тюрьму, и он подумал, как близко он был к смерти и тогда, и потом, и даже теперь, со всеми его почестями. Все, что дает Торанага, он может и отобрать.
«Ты думаешь, он твой друг, но если он убил свою жену и приговорил к смерти любимого сына, как ты можешь ценить его дружбу или свою жизнь? Я не могу, – сказал себе Блэксорн, вспоминая свой обет. – Это карма. Я ничего не могу сделать с кармой, я все время рядом со смертью, так что здесь нет ничего нового. Я отдался карме во всей ее прелести. Я принимаю карму во всем ее могуществе. Я доверяю карме всего себя ка следующие полгода. Потом, к этому времени на следующий год я буду мчаться через Магелланов пролив, направляясь в Лондон, уходя из его рук…»
Фудзико что‑то говорила. Он посмотрел на нее. Бинты все намокали. Она со страдальческим видом лежала на футонах, служанка обмахивала ее веером.
– Она все вам устроит к утру, Анджин‑сан, – сказала Марико. – Ваша наложница говорит, что вам необходимы две скаковые лошади и одна вьючная. Один слуга и одна служанка…
– Будет достаточно одного слуги.
– Извините, но служанка должна ехать, чтобы ухаживать за вами. И, конечно, повар с помощником.
– Разве там не будет кухни, где мы… я могу есть?
– О, да. Но вы тем не менее должны иметь своих поваров, Анджин‑сан. Вы хатамото.
Он понял, что спорить бесполезно:
– Я поручаю все сборы вам.
– О, это так мудро с вашей стороны, Анджин‑сан, очень мудро. Теперь я должна пойти и уложиться, пожалуйста, простите меня, – Марико ушла счастливой. У них было мало времени на разговоры, только успели на латыни дать понять друг другу, что волшебная ночь никогда не кончается и, как и другая ночь, никогда не обсуждается, и обе будут вечно жить в их воспоминаниях.
– Ты.
– Я.
– Я была так горда, когда услышала, что она так долго стояла у ворот. У тебя такое прекрасное лицо, Анджин‑сан.
– На мгновенье я почти забыл, что ты сказала мне. Я чуть не поцеловал ее при всех.
– Ох‑ко, Анджин‑сан, это было бы непростительным промахом!
– Ох‑ко, ты права! Если бы не ты, я был бы без лица – червяк, извивающийся в пыли.
– А вместо этого ты большой, известный и, без сомнения, очень смелый. Тебе доставили удовольствие эти любопытные приспособления?
– Ах, прекрасная госпожа, в моей стране есть старый обычай: мужчина не обсуждает интимные вкусы одной дамы с другой.
– У нас тоже есть такой обычай. Но я спросила, доставили они тебе радость или нет, а не спросила, пользовались ли вы ими. Да, у нас есть точно такой же обычай. Я рада, что вечер тебе понравился. – Она дружески улыбнулась ему. – Это правильно – быть японцем в Японии, да?
– Я не могу достаточно отблагодарить тебя за то, чему ты научила меня, открыла мне глаза, – сказал он. – За… – он собирался сказать «за то, что любишь меня», но вместо этого добавил:
– За то, что ты есть.
– Я ничего не сделала. Ты все сам.
– Я благодарю тебя за все – и за твой подарок.
– Я рада, что ты получил большое удовольствие.
– Я жалею, что ты не получила удовольствия. Я так рад, что тебе тоже приказано ехать на курорт. Но почему в Осаку?
– О, мне не приказывали ехать в Осаку. Господин Торанага позволил мне съездить туда. У нас там поместье и семейный бизнес. Теперь там также и мой сын. Кроме того, я также могу доставить личные письма Киритсубо‑сан и госпоже Сазуко.
– Это не опасно? Помню твои слова – приближается война и Ишидо наш враг. Разве господин Торанага сказал не то же самое?
– Да. Но война пока еще не началась, Анджин‑сан. И самураи не воюют со своими женщинами, если женщины не воюют с ними.
– Но как же ты? Помнишь мост в Осаке, через ров с водой? Разве ты не пошла тогда со мной, чтобы обмануть Ишидо? А не ты взяла в руки меч во время боя на корабле?
– Это только для того, чтобы защитить своего сюзерена и свою собственную жизнь, когда ей угрожали. Это был мой долг и ничего больше. Для меня там опасности не было. Я была фрейлиной госпожи Ёдоко, вдовы Тайко, даже госпожи Ошибы, матери наследника. Мне выпала честь быть их другом. Я – в совершенной безопасности. Именно поэтому господин Торанага позволяет мне поехать. Но для тебя в Осаке небезопасно из‑за бегства Торанаги‑самы и из‑за того, как ты вел себя с господином Ишидо. Tак что ты никогда не высаживайся там. Нагасаки для тебя будет менее безопасен.
– Так он согласился, что я могу уйти?
– Нет. Пока нет. Но когда он согласится, там будет безопасней. У него есть власть над Нагасаки.
Он хотел спросить:
– Больше, чем у иезуитов? – Вместо этого сказал только:
– Я молюсь о том, чтобы он приказал тебе плыть морем в Нагасаки – тут он увидел, как она слегка вздрогнула. – Что тебя тревожит?
– Ничего, за исключением… за исключением того, что море меня не радует.
– Но он прикажет?
– Я не знаю. Но… – Она снова перешла на игривый тон и португальский язык, – но для вашего здоровья нам следует взять с собой Кику‑сан, да? Сегодня вечером вы опять войдете в ее Пунцовую Палату?
Он засмеялся вместе с ней:
– Это было бы прекрасно, хотя, – тут он остановился, с внезапной ясностью вспомнив взгляд Оми. – Вы знаете, Марико‑сан, когда я был у ворот, я заметил что Оми‑сан глядит на нее особым образом, как любовник. Ревнивый любовник. Я не знал, что они были любовниками.
– Я поняла, что он один из ее клиентов, Анджин‑сан. Любимый клиент, да. Но почему это касается тебя?
– Из‑за этого особенного взгляда. Очень странного.
– У него нет никаких особых прав на нее, Анджин‑сан. Она куртизанка первого класса. Она вольна принимать или отвергать кого захочет.
– Если бы мы были в Европе и я спал с его девушкой – вы понимаете, Марико‑сан?
– Думаю, что да, Анджин‑сан, но почему это должно касаться вас. Вы не в Европе, я повторяю, у него нет на нее никаких формальных прав.
– Я сказал, что он был ее любовником, в нашем смысле слова. Я на это должен обратить внимание?
– А что делать с ее профессией, с тем фактом, что она должна спать с клиентами?
В конце концов он поблагодарил ее еще раз и оставил эту тему. Но голова и сердце предупреждали его:
«Это не так просто, Марико‑сан, даже здесь. Оми по‑особенному относится к Кику‑сан, даже если у нее и нет такого чувства. Хотел бы я знать, был ли он ее любовником. Мне лучше иметь Оми другом, чем врагом. Может, Марико права? И секс и любовь у них действительно разные вещи?
Боже, помоги мне, я так запутался. Я должен научиться вести себя, как они, думать, как они, чтобы выжить. Их мироощущение гармоничней, полней нашего, это соблазняет полностью стать одним из них, раствориться в их массе, и все‑таки… дом там, за морем, где родились мои предки, где живет моя семья, Фелисите и Тюдор и Елизабет».
– Анджин‑сан? Пожалуйста, не беспокойтесь о деньгах. Я не выношу, когда вижу вас озабоченным. Простите, что я не могу поехать с вами в Эдо.
– Но мы все равно скоро увидимся в Эдо, не так ли?
– Доктор говорит, что я быстро поправляюсь, и мать Оми с ним согласна.
– Когда к вам придет доктор?
– На заходе солнца. Еще раз простите за то, что не смогу поехать с вами завтра.
Он снова задумался о своих обязанностях перед наложницей. Потом он отложил это дело подальше, так как появилась новая идея. Он обдумал ее и нашел прекрасной. И срочной.
– Я сейчас уйду, но скоро вернусь. Вы отдыхайте, понятно?
– Да. Пожалуйста, извините меня за то, что я не встаю и за… извините.
Он прошел в свою комнату, вынул из тайника пистолет, проверил его заряд и засунул под кимоно. Потом в одиночку отправился к Оми, но того не оказалось дома. Его встретила Мидори, предложила чаю, от которого он вежливо отказался. На руках у нее был двухлетний малыш. Она сказала:
– Извините, Оми скоро вернется. Не хотите ли подождать? Казалось, что она чувствует себя неловко, хотя была вежлива и внимательна. Он снова отказался и поблагодарил ее, сказав, что вернется позднее, потом пошел вниз к своему дому. Крестьяне уже подготовили участок земли для постройки.
Кроме кухонной утвари во время пожара спасти ничего не удалось. Фудзико не сказала ему, сколько будет стоить восстановление построек.
– Оно обошлось очень дешево, – сказала она, – пожалуйста, не заботьтесь об этом.
– Карма, Анджин‑сама, – сказал один из жителей.
– Да.
– Что здесь сделаешь? Не беспокойтесь, ваш дом скоро будет готов – лучше, чем прежний.
Блэксорн увидел, как Оми поднимается по холму, суровый и напряженный. Он пошел навстречу. Увидев его, Оми, казалось, несколько расслабился:
– Ах, Анджин‑сан, – сказал он сердечно. – Я слышал, вы тоже выезжаете с Торанага‑самой на рассвете. Отлично, мы можем поехать вместе.
Несмотря на все кажущееся дружелюбие Оми, Блэксорн был очень насторожен.
– Слушайте, Оми‑сан, я сейчас пойду туда, – он показал в сторону плато, – может, пойдемте вместе, а?
– Но сегодня там нет никаких учений.
– Понимаю, но, пожалуйста, пойдемте со мной. Оми видел, что рука Блэксорна на рукоятке его боевого меча в характерной крепкой хватке. Потом его острые глаза заметили, что за поясом у того что‑то заткнуто, и он сразу же понял по отдельным частям контура, что там спрятан пистолет.
– Человек, который имеет право носить два меча, должен уметь ими пользоваться, да? – спросил он с тонким намеком.
– Простите? Я не понял.
Оми сказал это снова, более простыми словами.
– Да, господин Ябу сказал: теперь вы самурай, поэтому вы должны научиться многому, для чего мы предназначены. Как действовать в качестве помощника при сеппуке, например, даже готовиться к своей собственной сеппуке, как мы все вынуждены делать. Да, Анджин‑сан, вам следует научиться пользоваться своим мечом, да?
Блэксорн не понял половины слов. Но он знал, что говорил Оми.
«По крайней мере, – с усилием поправил себя он, – я знаю, что он говорил вслух».
– Да. Верно, – важно сказал он ему, – пожалуйста, как‑нибудь, выучите – извините, научите меня, может быть? Пожалуйста. Я буду польщен.
– Да, мне хотелось бы научить вас, Анджин‑сан.
Волосы на затылке у Блэксорна от угрожающего голоса Оми поднялись дыбом.
«Осторожней, – поправил он себя, – не придумывай».
– Спасибо. А сейчас пойдем, может быть? Времени мало. Вы пойдете со мной? Да?
– Прекрасно, Анджин‑сан. Но мы поедем. Я скоро присоединюсь к вам, – Оми пошел вверх по склону, во двор своего дома.
Блэксорн приказал слуге оседлать своего коня и неловко влез в седло с правой стороны, как это принято в Японии и в Китае.
«Не думай, что он возьмет и научит тебя пользоваться мечом», – сказал он себе, поправляя локтем руки спрятанный пистолет, его спокойная теплота придавала уверенности. Эта уверенность испарилась, когда снова появился Оми. С ним было четверо самураев на лошадях.
Все вместе они поскакали по разбитой дороге в сторону плато. По дороге им попалось несколько отрядов самураев в полной военной амуниции, вооруженных, с командирами, на концах пик развевались флажки. Когда они подъехали к гребню хребта, перед ними оказался весь мушкетный полк, отправленный из лагеря походным порядком, каждый солдат стоял у своей лошади, навьюченной оружием, багаж был сзади, впереди стояли Ябу, Нага и другие офицеры. Пошел сильный дождь.
– А что, все войска выходят? – спросил удивленный Блзксорн, осадив лошадь.
– Да.
– Вы едете на курорт с Торанага‑самой, Оми‑сан?
– Я не знаю.
Инстинкт самосохранения Блэксорна говорил о том, что не нужно задавать других вопросов. Но на один вопрос ответ был нужен:
– А Бунтаро‑сама, – спросил он безразличным голосом, – он едет с нами завтра, Оми‑сан?
– Нет. Он уже уехал. Этим утром он был на площади, когда вы уходили из Чайного Домика. Вы не видели его там?
Блэксорн не смог заметить на лице Оми никаких особых чувств.
– Нет. Не видел, извините. Он тоже поехал на курорт?
– Думаю, что да. Но я не уверен, – дождь каплями стекал с конической шляпы Оми, завязанной у него на подбородке.
– А теперь скажите, зачем вы хотели, чтобы я приехал сюда с вами?
– Показать одно место, как я сказал, – прежде чем Оми смог спросить что‑нибудь еще, Блэксорн пришпорил лошадь и пустил ее вперед. Имея большие навыки в ориентировке на местности, он вспомнил точную привязку того места, где была трещина в земле.
Здесь он и спешился, сделав знак Оми подойти:
– Пожалуйста.
– Что это, а? – голос Оми стал напряженным.
– Пожалуйста, сюда, Оми‑сан. Один. Оми махнул рукой, приказав удалиться телохранителям, и ринулся вперед, пока не оказался над Блэксорном:
– Нан дес ка? – спросил он, рука его заметно сжала рукоятку меча.
– На этом месте Торанага‑сама… – Блэксорн не смог вспомнить слова, поэтому объяснил некоторые вещи с помощью рук, – понятно?
– Здесь вы вытащили его из земли, да? Так? Блэксорн посмотрел на него, потом специально перевел взгляд на его меч, потом опять вверх на него, опять не сказав больше ничего, и стер капли дождя с лица.
– Нан дес ка? – повторил Оми еще более раздраженно. Блэксорн все еще не отвечал. Оми внимательно посмотрел вниз на трещину, потом снова Блэксорну в лицо, тут его глаэа вспыхнули:
– Ах, со дес! Вакаримас! – Оми на мгновение задумался, потом крикнул одному из своих охранников:
– Сходи сейчас же за Мурой. Пусть приведет двадцать человек с лопатами!
Самурай ускакал. Оми послал остальных обратно в деревню, потом спешился и встал около Блэксорна.
– Да, Анджин‑сан, – сказал он, – это прекрасная мысль. Хорошая идея.
– Идея? Какая идея? – невинно спросил Блэксорн. – Я только показал вам место – подумал, что вы захотите увидеть то самое место, не так ли? Я вас, извините, не понимаю.
Оми сказал:
– Торанага здесь потерял свои мечи. Они очень ценные. Он будет счастлив получить их обратно. Очень счастлив, да?
– Ох‑ко! Это не моя идея, Оми‑сан, – сказал Блэксорн, – это идея Оми‑сана.
– Конечно. Спасибо, Анджин‑сан. Вы хороший товарищ и быстро соображаете. Мне следовало самому подумать об этом. Да, вы хороший друг, а нам потребуются хорошие друзья в ближайшее время. Война начинается, хотим мы этого или нет.
– Пожалуйста, извините. Я не понял, вы слишком быстро говорите. Повторите, пожалуйста.
– Рад, что мы друзья – вы и я. Поняли?
– Хай. Вы говорите война? Война сейчас?
– Скоро. Что мы можем сделать? Ничего. Не беспокойтесь, Торанага‑сама победит Ишидо и всех изменников. Это правда, понятно? Не беспокойтесь, ладно?
– Понял. Я сейчас уйду домой. Все в порядке?
– Да. Увидимся на рассвете. Еще раз благодарю вас.
Блэксорн кивнул. Но не ушел.
– Она красивая, да?
– Что?
– Кику‑сан. – Ноги Блэксорна были слегка расставлены, он готовился отпрыгнуть назад, вытащить пистолет, прицелиться и стрелять. Он отчетливо помнил тот невероятный, мгновенный выпад, когда Оми отрубил голову жителю деревни так неправдоподобно давно, и был готов ко всему. Он понял, что его единственным спасением было уладить дело с Кику. Оми никогда бы не простил этого. Оми считал бы такие плохие манеры глупостью. И, устыдившись своей слабости, он запрятал бы свою столь нетипичную для японца ревность далеко в тайники сознания. Из‑за того, что это было настолько чуждое и постыдное чувство, эта ревность зрела бы до тех пор, пока однажды в наименее подходящее время Оми бы не взорвался, слепо и яростно.
– Кику‑сан? – спросил Оми.
– Хай, – Блэксорн заметил, что Оми окаменел. И все равно был рад, что нашел время и место.
– Она хорошенькая, да?
– Хорошенькая?
– Хай.
Дождь усилился. Тяжелые капли падали в грязь. Лошади жалко дрожали. Оба мужчины промокли, но дождь был теплым и скатывался с них.
– Да, – сказал Оми, – Кику‑сан очень красивая, – и затем разразился стремительным потоком слов, которых Блэксорн не уловил.
– Достаточно слов, Оми‑сан, – все ясно, – сказал Блэксорн, – поговорим позже. А сейчас не надо. Понятно?
Оми, казалось, не слышал, но потом сказал:
– Будет еще много времени, очень много времени, Анджин‑сан, чтобы поговорить о ней, о вас, обо мне и о карме. Но я согласен, сейчас не время, да?
– Думаю, что я вас понял. Я вчера не знал, что Оми‑сан и Кику – хорошие друзья, – сказал он, продолжая гнуть свое.
– Она не моя собственность.
– Я теперь знаю, что она и вы хорошие друзья. Сейчас…
– Сейчас хватит. Это дело закрыто. Женщина ничего не значит. Ни‑че‑го.
Но Блэксорн упорно стоял на своем:
– В следующий раз я…
– Этот разговор окончен! Вы не слышите? Окончен!
– Ие, ие, ей‑богу!
Рука Оми потянулась к мечу, Блэксорн, сам не заметив этого, отступил на два шага назад. Но Оми не вытащил меч и Блэксорн не достал пистолет, хотя оба и приготовились к этому, но никто не хотел начинать.
– Что ты хочешь сказать, Анджин‑сан?
– В следующий раз я сначала спрошу – о Кику‑сан. Если Оми‑сан скажет «да», тогда да. Если нет – нет! Понятно? Как друг другу – да?
Оми слегка ослабил хватку на рукоятке меча.
– Я повторяю: она не моя собственность. Спасибо, что показали мне это место, Анджин‑сан. До свидания.
Оми подошел к лошади Блэксорна и подержал ее, пока тот садился.
Он взглянул на Оми. Если бы он мог потом выбраться живым, он бы прямо тут же прострелил голову этому самураю. Это было бы самым безопасным для него.
– До свидания, Оми‑сан, и благодарю вас.
– До свидания, Анджин‑сан, – Оми посмотрел, как отъезжал Блэксорн, и не спускал с него глаз, пока тот не одолел весь склон. Он отметил точное место трещины камнями и потом, в смятении чувств, уселся ждать на земле, погрузившись в свои мысли.
Вскоре появились забрызганные грязью Мура с несколькими крестьянами.
– Торанага‑сама попал в трещину точно в этом самом месте, Мура. Здесь остались его мечи. Принеси мне их до захода солнца.
– Слушаюсь, Оми‑сама.
– Если бы у тебя были мозги, если бы ты был заинтересован во мне, своем господине, ты бы уже это сделал.
– Пожалуйста, извините меня за глупость.
Оми уехал. Они недолго следили, как он уезжал, потом встали вокруг камней и начали копать. Мура понизил голос:
– Уо, ты завтра поедешь с багажом.
– Да, Мура‑сан, но как это сделать?
– Я предложу тебя Анджин‑сану. Ему все равно.
– Но его наложница, ох‑ко, она дошлая, – шепнул в ответ Уо.
– Она с ним не поедет. Я слышал, она сильно обожглась. Она потом поедет в Эдо на корабле. Ты знаешь, что делать?
– Один на один встретиться со святым отцом, ответить на его вопросы.
– Да, – Мура расслабился и заговорил в полный голос:
– Уо, ты можешь поехать с Анджин‑саном, он хорошо заплатит. Постарайся быть ему полезным, но не слишком, чтобы он не забрал тебя насовсем в Эдо.
Уо засмеялся:
– Ой, я слышал, Эдо такой богатый город, что там все мочатся в серебряные горшки, даже эта. А у женщин кожа – как морская пена и совсем без волос на лобке.
– Это правда, Мура‑сан? – спросил другой из деревенских. – У них нет волос на лобке?
– Эдо, это была только маленькая вонючая рыбацкая деревушка, ничем не лучше нашей Анджиро, когда я попал туда первый раз, – ответил им Мура, не переставая копать. – Это было в тот раз, когда мы с Торанага‑самой гонялись за Беппу. Мы тогда отрубили в общей сложности больше чем три тысячи голов. Что касается волос на лобке, то все девушки, которых я знал, были с волосами, кроме одной кореянки, но она сказала, что выщипала их все, волосок за волоском.
– Что только не сделают женщины, чтобы привлечь нас, да? – сказал кто‑то.
– Как мне бы хотелось посмотреть на это, – шамкая, сказал Ниндзин. – Да, мне бы хотелось посмотреть на Нефритовые Ворота без кустиков.
– Ставлю лодку рыбы против ведра навоза, что выдрать эти волосы очень больно, – присвистнул Уо.
– Будь я ками, я бы посетил Небесный Павильон Кику‑сан. Говорят, она родилась уже надушенной и без волос! Среди смеха Уо спросил:
– А есть разница, Мура‑сан, когда лезешь в Нефритовые Ворота без зарослей?
– Так получается плотней, чем в других случаях. Ээээ! Получается ближе и глубже, чем я пробовал до этого, а это важно, правда? Так я понял, что для женщины лучше, когда нет волос, хотя некоторые суеверные в этом вопросе и жалуются на зуд. Это все‑таки ближе и тебе, и ей – это сближение делает все по‑другому, правда? – Они засмеялись и нажали на работу. Яма под дождем становилась все глубже и глубже.
– Держу пари, Анджин‑сан много раз подбирался к ней очень близко, раз она так провожала его до ворот! Ээээ, что бы я ни отдал, чтобы быть на его месте, – Уо вытер пот с бровей. Как и все остальные, он носил одну набедренную повязку, бамбуковую коническую шляпу и был босиком.
– Ээээ! Я был там, Уо, на площади, и все видел. Я видел, как она улыбалась, и меня проняло до кончиков пальцев.
– Да, – сказал другой, – я думаю, что одна ее улыбка сделала бы меня твердым, как дуб.
– Но не таким большим, как у Анджин‑сана, да, Мура‑сан? – хихикнул Уо. – Ну‑ка, расскажи нам еще раз эту историю.
Мура обрадовался и снова рассказал про первую ночь и баню. Его рассказ раз от разу улучшался, но никто не возражал.
– О, надо же быть таким огромным! – Уо изобразил, как он несет такой член перед собой, и так расхохотался, что поскользнулся и грохнулся в грязь.
– Кто‑нибудь из вас думал, что этот чужеземец попадет из того подвала прямо в рай? – Мура оперся на лопату, переводя дыхание. – Я никогда не поверил бы в это – как в древнюю легенду. Карма, правда?
– Может быть, он был одним из нас – в прежней жизни – и вернулся с тем же разумом, но с другой кожей.
Ниндзин кивнул:
– Возможно. Должно быть, по тому, что святой отец сказал, я думал, что он будет очень долго гореть в дьявольской топке в аду, разве святой отец не сказал, что он наложил на него особое проклятье? Я слышал, он напустил на Анджин‑сана кару большого иезуитского ками, и, ох‑ко, я был очень напуган, – он перекрестился, и другие не обратили на это внимания, – но если вы меня спросите, я думаю, что иезуитская Мадонна вряд ли накажет его.
Уо сказал:
– Ну, я не христианин, как вы знаете, но, извините, мне кажется, что Анджин‑сан хороший человек и лучше, чем христианский отец, который воняет, ругается и пугает всех подряд. И он хорошо относится к нам, правда? Он по‑доброму ведет себя с людьми – говорят, он друг господина Торанаги, его нужно также уважать, правда? И не забывайте, Кику‑сан почтила его своей Золотой Щелью.
– Насчет золотой ты прав. Я слышал, ночь стоила ему пять кобанов.
– Пятнадцать коку за одну ночь? – выпалил Ниндзин. – Ээээ, как повезло Анджин‑сану! Его карма огромна назло врагам Бога Отца, Сына и Мадонны.
Мура сказал:
– Он заплатил один кобан – три коку. Но если вы думаете, что это много… – он остановился и заговорщически огляделся, чтобы удостовериться, что никто не подслушивает, хотя он, конечно, знал, что под таким дождем никого нет – и даже если бы они были, какое это имеет значение?
Все тоже прекратили работу и придвинулись поближе к нему:
– Да, Мура‑сан?
– Мне только что шепнули, что она собирается стать наложницей господина Торанаги. Он купил ее контракт сегодня утром. Три тысячи коку.
Это была умопомрачительная цифра, больше чем зарабатывала вся их деревня на рисе и рыбе за двадцать лет. Их уважение к ней увеличилось. И к Анджин‑сану, который соответственно был последним человеком на земле, который насладился с ней как с куртизанкой первого ранга.
– Ээээ! – промямлил Уо, не в силах говорить. – Столько денег – я не знаю, хочется ли мне плакать, мочиться или пукнуть.
– Не делай ничего, – лаконично ответил Мура. – Копай. Давай найдем мечи.
Все послушались его, каждый погрузился в свои мысли. Яма быстро углублялась.
Вскоре Ниндзин, снедаемый беспокойством, не смог больше сдерживаться и прекратил работу.
– Мура‑сан, пожалуйста, извините меня, но что вы решили с новыми налогами? – спросил он. Остальные тоже прекратили копать.
Мура продолжал копать так же методично и непрерывно.
– Что решать? Ябу‑сама говорит: «Плати», так мы и заплатим, правда?
– Но Торанага‑сама срезал наши налоги на четыре десятых, а теперь он наш сюзерен.
– Верно. Но господину Ябу снова отдали Идзу, а также Суругу и Тотоми – и снова сделали нашим повелителем, так кто же наш сюзерен?
– Торанага‑сама. Конечно, Мура‑сан, Тора…
– Ты хочешь пойти пожаловаться ему, Ниндзин? Да? Проснись, Ябу‑сама наш сюзерен, как было всегда. Ничего не изменилось. И если он обложит нас налогом, мы его заплатим. Конечно!
– Но это заберет все наши запасы. Все их, – в голосе Ниндзина прорывалась ярость, но все знали, что он говорит правду, – даже тот рис, что мы украли…
– Рис, который мы спасли, – цыкнул на него Уо, поправив его.
– Даже с ним будет недостаточно, чтобы протянуть зиму. Мы продадим лодку или две…
– Мы не продадим лодки, – сказал Мура. Он воткнул свою лопату в грязь и вытер пот со лба, перевязал тесемку шляпы и снова начал копать. – Работай, Ниндзин. Это все выскочит у тебя из головы завтра.
– Как мы протянем эту зиму, Мура‑сан?
– Мы еще должны протянуть лето.
– Да, – с горечью согласился Ниндзин. – Мы заплатили больше чем за два года налогов вперед, и этого еще недостаточно.
– Карма, Ниндзин, – сказал Уо.
– Война идет. Может быть, у нас появится новый хозяин, который будет лучше? – сказал еще один.
– Хуже он не будет – никто не может быть хуже.
– Не спорьте об этом, – сказал им всем Мура. – Вы живы – а вы можете умереть очень быстро, и тогда не будет Золотых Щелей, ни с зарослями, ни без них. – Его лопата наткнулась на камень, и он остановился. – Дай мне руку, Уо, старый дружище.
Вдвоем они вытащили камень из грязи. Уо шепнул тревожно:
– Мура‑сан, что если святой отец спросит об оружии?
– Скажи ему. И еще добавь, что мы готовы – что Анджиро готово.
