Ябу еще раз взглянул на мечи. Блэксорн сидел перед ним на почетном месте, скрестив ноги на подушке, с одной стороны от него сидела Марико, сзади него стоял Игураши. Они находились в главной комнате крепости.
Оми кончил рассказывать.
Ябу пожал плечами:
– Ты вел себя неправильно, племянник. Это обязанность наложницы защищать Анджин‑сана и его имущество. Конечно, он теперь имеет право носить мечи. Да, ты неправильно провел это дело. Я ясно дал понять, что Анджин‑сан здесь мой почетный гость. Извинись перед ним.
Оми немедленно опустился перед Блэксорном на колени и поклонился:
– Извините меня за ошибку, Анджин‑сан. – Он слышал, что у чужеземцев принято извиняться. Он поклонился еще раз и спокойно вернулся назад на свое место. Но внутри себя он не был спокоен. Теперь он был полностью поглощен идеей: убить Ябу.
Он решил сделать неслыханную вещь: убить своего сюзерена и главу своего клана. Но не потому, что он был вынужден публично извиниться перед чужеземцем. В этом Ябу был прав. Оми знал, что он был без необходимости ретив, хотя Ябу по глупости предложил ему отобрать пистолеты сразу же в этот вечер. Он знал, что ими можно было пожертвовать и оставить пока в доме, чтобы затем украсть или позднее как‑нибудь испортить.
И Анджин‑сан был совершенно прав, отдав пистолеты своей наложнице, сказал он себе, так же как и она тоже была права, поступив таким образом. Она, конечно, спустила бы курок, ее цель была ясна. Не было секретом, что Усаги Фудзико ищет смерти. Оми также знал, что, несмотря на его решение убить Ябу, он пошел бы на смерть, и его люди отобрали бы у нее пистолеты. Он умер бы достойно, как положено встречать смерть, и мужчины и женщины рассказывали бы его трагическую историю следующим поколениям. Песни и стихи и даже пьеса Нох, все такое возвышенное, трагическое и смелое, о трех из них: преданной наложнице и преданном самурае, которые оба достойно умерли из‑за жестокого чужеземца, который пришел из восточных морей.
Нет, решение Оми не имело ничего общего с этим публичным извинением, хотя и эта несправедливость добавилась к той ненависти, которая теперь мучила его. Главная причина была в том, что сегодня Ябу публично оскорбил мать и жену Оми перед крестьянами, продержав их в ожидании несколько часов на солнце, как простых крестьян, а потом отпустил, даже не выразив им никакого почтения.
– Это ничего не значит, мой сын, – сказала его мать, – это его право.
– Он наш сюзерен, – Мидори, его жена, говорила это со слезами стыда на щеках.
– И он не пригласил никого из вас приветствовать его и его офицеров в крепости, – продолжал Оми, – на угощении, которое вы устроили. Только еда и саке стоили одно коку!
– Это наша обязанность, сын мой. Наша обязанность делать все, что пожелает господин Ябу.
– И приказ, касающийся отца?
– Это не приказ пока еще. Это слух.
– В письме отец говорит, что он слышал, будто бы Ябу собирается приказать ему обрить голову и стать священником или совершить сеппуку. Жена Ябу тайком хвасталась этим!
– Это нашептал вашему отцу шпион. Нельзя так доверять шпионам. Извини, но твой отец не всегда мудр, мой сын.
– А что будет с вами, мама, если это окажется правдой?
– Все, что ни случится, это карма. Ты должен принимать ее.
– Нет, эти оскорбления невыносимы.
– Пожалуйста, мой сын, принимай их как есть.
– Я дал Ябу ключи от корабля, научил его, как вести себя с чужеземцами и как выбраться из ловушки Торанаги. Моя помощь значительно повысила его престиж. С этим символическим подарком меча он теперь второй в армиях востока после Торанаги. И что мы получили взамен? Одни грязные оскорбления.
– Принимай свою карму.
– Ты должен, мой муж, я прошу тебя, слушаться госпожу, твою мать.
– Я не смогу жить с этим позором. Я отомщу, а потом убью себя, и эти оскорбления будут смыты.
– Последний раз, мой сын, я прошу тебя, принимай свою карму.
– Моя карма – уничтожить Ябу.
Старая госпожа вздохнула:
– Очень хорошо. Ты мужчина. Ты имеешь право решать. Что будет, то будет. Но убить самого Ябу еще ничего не значит. Мы должны составить план. Его сын также должен быть убран, и еще Игураши. Особенно Игураши. Тогда твой отец будет главой клана, так как это его право.
– Как мы это сделаем, мама?
– Мы составим план, ты и я. И будем терпеливыми. Потом мы должны посоветоваться с твоим отцом. Мидори, ты тоже можешь дать совет, но постарайся не давать глупых, ладно?
– А как же господин Торанага? Он подарил Ябу свой меч.
– Я думаю, что Торанага хочет только, чтобы Идзу было сильным вассальным княжеством. Он больше не хочет искать союзников, как это делал Тайко. Ябу полагает, что он союзник, но, кажется, Торанага не любит союзников. Наш клан будет процветать как вассальный по отношению к Торанаге. Или как вассал Ишидо! Кто выберет, а? И как осуществить убийство?
Оми вспомнил, какая волна радости охватила его, когда было принято окончательное решение.
Он чувствовал ее и сейчас. Но на лице его ничего не отразилось, он смотрел, как служанки, тщательно подобранные в Мисиме для Ябу, разносили зеленый чай и вино. Оми посмотрел на Ябу и Анджин‑сана, Марико и Игураши. Все ждали, когда заговорит Ябу.
Комната была большая, в ней было много воздуха, достаточно для того, чтобы здесь могло собираться за ужином с вином и беседой до тридцати человек офицеров. Было еще много комнат и кухонь для охраны и слуг, имелся и сад, окружающий дом, и хотя все было искусственное или временное, построено было прекрасно и к сроку и удобно для обороны. Расходы были сделаны из увеличившегося надела Оми и совсем его не беспокоили. Это был его долг.
Он выглянул через открытые седзи. На переднем дворе было много часовых. Конюшня. Крепость окружал ров. Частокол был устроен из гигантских стволов бамбука, плотно подогнанных друг к другу. Большие центральные столбы поддерживали черепичную крышу. Стены были сделаны из легких раздвигающихся перегородок – седзи, некоторые в виде ставень, большинство их покрыто, как обычно, промасленной бумагой. Добротные плахи для пола были сделаны из бревен, подобранных в зоне прибоя, пол был покрыт татами.
По распоряжению Ябу Оми объехал четыре деревни, собирая материал для строительства крепости и другого дома, а Игураши достал хорошие татами, футоны и прочие вещи, которые нельзя найти в деревне.
Оми был горд своей работой, на плато за холмом был готов полевой лагерь для трех тысяч самураев, которые охраняли дороги, ведущие в деревню и к берегу моря. Теперь деревня была надежно защищена со стороны суши. С моря всегда возможно было предупредить сюзерена о необходимости скрыться.
«Но я не сюзерен. Кому я буду служить теперь? – спрашивал себя Оми. – Икаве Джикье? Или непосредственно Торанаге? Даст ли мне Торанага в обмен то, что я хочу? Или Ишидо? До Ишидо так трудно добраться. Но теперь ему можно многое рассказать…»
Сегодня в полдень Ябу вызвал Игураши, Оми и четырех капитанов и начал осуществлять тайный план подготовки пяти сотен самураев, цель которого – научить их владеть огнестрельным оружием. Игураши был назначен командиром, Оми должен был командовать одной из сотен. Они обдумали, как включать людей Торанаги в свои отряды, когда те приедут, и как нейтрализовать этих чужаков, если они окажутся изменниками.
Оми предложил на другой стороне полуострова создать еще одно строго секретное соединение из трех отрядов по сто самураев в каждом, которые будут тайно готовиться в качестве резерва.
– Кто будет командовать людьми Торанаги? – спросил Игураши.
– Это не имеет значения, – сказал Ябу, – я назначу пять офицеров‑адъютантов, которым будет приказано при необходимости перерезать ему глотку. Паролем для убийства этого командира и всех чужаков будет «Сливовое дерево». Завтра, Игураши‑сан, вы подберете мне таких людей. Я утверждаю каждого лично, никто из них тем не менее не должен быть посвящен в мой план.
Теперь, когда Оми наблюдал за Ябу, он испытывал экстаз мести. Убить Ябу будет легко, но убийство должно быть хорошо рассчитанным. Только тогда его отец или его старший брат смогут установить контроль над кланом и Идзу. Ябу подошел к главному:
– Марико‑сан, пожалуйста, скажите Анджин‑сану, я хочу, чтобы завтра он начал учить моих людей стрелять из ружей, я хочу научиться вести бой, как они, чужеземцы.
– Но, простите, ружья будут доставлены только через шесть дней, Ябу‑сан, – сказала Марико.
– Для начала их достаточно и у моих людей, – ответил Ябу, – начинать надо завтра.
Марико поговорила с Блэксорном.
– Что он хочет знать о войне? – спросил тот.
– Он сказал: «Все».
– Что в особенности?
Марико спросила Ябу.
– Ябу‑сан спрашивает, принимали ли вы участие в сражениях на суше?
– Да. В Нидерландах. Один раз во Франции.
– Ябу‑сан говорит: «Превосходно». Он хочет знать стратегию боя у европейцев, как ведутся битвы в ваших странах. Детально.
Блэксорн на мгновение задумался. Потом он сказал: – Скажите Ябу‑сану, я могу обучить любое количество его людей, мне понятно его желание. Он много узнал от монаха Доминго о том, как воюют японцы. Монах был сведущ и весьма озабочен. «В конце концов, сеньор, – сказал старик, – это важно знать, разве не так, как ведут войны язычники? Каждый отец должен защищать свою паству. И разве наши доблестные конкистадоры не авангард нашей матери‑церкви? Я был с ними перед сражениями в Новом Свете и на Филиппинах. Я знаю войну, сеньор. Это был мой долг – Божья воля – изучать войну. Может быть. Бог послал вас ко мне, чтобы я научил вас, на случай, если я умру. Слушайте, моя паства здесь, в этой тюрьме, была моими учителями в японском военном деле. Поэтому теперь мне известно, как воюют их армии и как их можно победить. И как они могут победить нас. Помни, сеньор, я скажу тебе по секрету: никогда не соединяй японскую ярость с современным оружием и современными методами. Или на земле они погубят нас».
Блэксорн поручил себя Богу. И сказал: – Передайте господину Ябу, что я могу ему помочь. И господину Торанаге. Я могу сделать их армии непобедимыми.
– Господин Яоу говорит, что если ваша информация окажется полезной, он увеличит ваше жалованье, которое дал вам Торанага, с двухсот сорока коку до пятисот коку через месяц. Поблагодарите его.
– Спасибо. Но скажите, что я сделаю для него все это при следующих условиях: он должен отменить свой декрет об этой деревне, через пять месяцев вернуть обратно мой корабль и команду.
Марико сказала:
– Анджин‑сан, вы не можете заключать с ним сделку, как торговец.
– Пусть сделает мне одолжение. Как почетному гостю и благодарному вассалу.
– Ябу‑сан говорит, что деревня – это ерунда. Жителям деревни необходим огонь под задом, чтобы заставить их что‑то делать. Они не стоят вашего беспокойства. Что касается корабля, то это на усмотрение господина Торанага. Он уверен, что вы скоро его получите обратно. Он просит меня передать ваше требование господину Торанаге сразу же, как я приеду в Эдо. Я это исполню, Анджин‑сан.
– Пожалуйста, извинитесь перед господином Ябу, но я настаиваю на отмене этого декрета. Сегодня же вечером.
– Он же только что сказал нет, Анджин‑сан. Это будет не очень красиво с вашей стороны.
– Да, я понимаю. Но, пожалуйста, скажите ему снова. Для меня это очень важно… я прошу.
– Он говорит: «Вы должны быть терпеливы. Жители деревни – это не ваша проблема».
Блэксорн кивнул: – Благодарю вас. Я понял. Пожалуйста, поблагодарите Ябу‑сана и скажите ему, что я не могу жить с таким стыдом.
Марико побледнела:
– Что?
– Я не могу жить со спокойной совестью, зная, что деревню ждет такая участь. Я обесчещен. Это против моих христианских принципов. Я сейчас же совершу самоубийство.
– Самоубийство?
– Да. Я так решил.
Ябу прервал:
– Нан дза, Марико‑сан?
Запинаясь, она перевела все, что сказал Блэксорн. Ябу спрашивал еще, она отвечала. Потом Ябу сказал: – Если бы не ваша реакция, это могло бы быть шуткой, Марико‑сан. Почему вы так озабочены? Почему вы думаете, что он способен совершить это?
– Я не знаю, господин Ябу. Он кажется… Я не знаю… – Ее голос замер.
– Что вы скажете, Оми‑сан?
– Самоубийство противно христианскому учению, господин. Они никогда не кончают самоубийством, как мы. Как делают самураи.
– Марико‑сан. Вы ведь христианка. Это правда?
– Да, господин. Самоубийство – смертельный грех.
– Игураши‑сан? Что вы думаете?
– Это блеф. Он не христианин. Помните первый день, господин? Помните, что он сделал со священником? И что он позволил сделать с ним Оми‑сану, чтобы спасти мальчика?
Ябу улыбнулся, припомнив тот день и вечер, который за ним последовал:
– Да, согласен. Он не христианин, Марико‑сан.
– Но извините, я не понимаю, господин. Что за история со священником?
Ябу рассказал ей, что случилось в первый день между священником и Блэксорном.
– Он оскорбил крест? – спросила она, явно пораженная.
– И бросил его обломки в пыль, – добавил Игураши. – Это все блеф. Если эта история с деревней так опозорила его, как он может оставаться здесь после того, как его обесчестил Оми, помочившись на него?
– Что? Извините меня, господин, – сказала Марико, – но я снова ничего не понимаю.
Ябу сказал Оми:
– Расскажи, что произошло.
Оми так и сделал. Она была в шоке от этой истории, но ничем не показала этого.
– После этого Анджин‑сан был полностью усмирен, Марико‑сан, – закончил Оми, – без оружия он всегда смирный.
Ябу отпил саке: – Скажите ему следующее, Марико‑сан: само убийство – не в обычае чужеземцев. Это против его христианского Бога. Так как же он может покончить с собой?
Марико перевела. Ябу внимательно следил за тем, что отвечал Блэксорн.
– Анджин‑сан с великим смирением извиняется, но он говорит, обычай или нет, но этот позор слишком велик, чтобы его вынести. Он говорит, что… что он в Японии, он хатамото и имеет право жить согласно нашим законам, – ее руки дрожали. – Вот что он сказал, Ябу‑сан. Он имеет право жить по нашим законам.
– Чужеземцы не имеют прав.
Она ответила:
– Господин Торанага назначил его хатамото. Это дает ему право, да?
Бриз тронул седзи, они зашуршали.
– Как он может совершить самоубийство? А? Спросите его.
Блэксорн вынул короткий, острый, как игла, меч и аккуратно установил его на татами, направив на себя.
Игураши сказал спокойно: – Это блеф! Кто слышал, чтобы варвар поступил, как цивилизованный человек?
Ябу нахмурился, от возбуждения у него замедлился ритм сердцебиений: – Он смелый человек, Игураши‑сан. В этом нет сомнения. И странный. Но это? – Ябу хотел посмотреть на сам акт, стать свидетелем проявления характера чужеземца, посмотреть, как он пойдет на смерть, пережить с ним экстаз ухода. Усилием воли он остановил нахлынувшее чувство собственного удовольствия. – А вы что посоветуете, Оми‑сан? – спросил он хрипло.
– Вы сказали в деревне, господин: «Если Анджин‑сан не научится удовлетворительно». Я советую вам сделать небольшую уступку. Сказать ему, что все, чему он научится в течение пяти месяцев, будет удовлетворительно, но он должен в свою очередь поклясться своим Богом, что никогда не расскажет об этом в деревне.
– Но он не христианин. Как эта клятва может связать его каким‑то обязательством?
– Я считаю, что он своего рода христианин. Он против Черных Мантий, и вот это важно. И пусть он поклянется именем своего Бога, что он приложит все свои умственные усилия к учению. Поскольку он очень умен, он за пять месяцев сделает большие успехи. Таким образом, ваша честь будет спасена, его – существует она или нет – тоже спасена. Вы ничего не потеряете, а только выиграете. Очень важно, что он по своей собственной свободной воле станет вашим союзником.
– Вы считаете, что он убьет себя?
– Да.
– А вы, Марико‑сан?
– Я не знаю, Ябу‑сан. Извините, я ничего не могу посоветовать вам. Несколько часов назад я бы сказала нет, он не совершит самоубийства. Теперь я не знаю. Он… с тех пор, как сегодня вечером за ним пришел Оми‑сан, он стал… другой.
– А как думаете вы, Игураши‑сан?
– Если вы уступите ему сейчас, а он наверняка блефует, он будет использовать этот же самый трюк каждый раз. Он хитер, как лисица‑ками. Все равно в один прекрасный день вам придется сказать «нет», господин. Я бы советовал вам сказать это сейчас. По‑моему, он вас надувает.
Оми покачал головой: – Господин, пожалуйста, извините меня, но я должен повторить, вы очень рискуете. Если это блеф – а это вполне может быть – этот гордый человек исполнится ненависти при всей своей внешней покорности и не станет помогать вам. Он требовал чего‑то как хатамото, титул которого ему присвоен, он говорит, что он хочет жить согласно нашим обычаям по своей собственной воле. Разве это не огромный шаг вперед, господин? Я советую проявить осторожность. Используйте его к вашей выгоде.
– Я так и хочу, – хрипло сказал Ябу.
Игураши произнес: – Да, он необходим нам, мы не обойдемся без его знаний. Но его поведение должно быть контролируемым – вы это много раз говорили, Оми‑сан. Он варвар. Этим все сказано. Да, я знаю, что он теперь хатамото и с сегодняшнего дня может носить два меча. Но это не делает его самураем. Он не самурай и никогда им не станет.
Марико знала, что она одна могла бы понять Анджин‑сана лучше всех. Но он был непредсказуем. Его поведение не поддавалось логике и ставило ее в тупик.
Зеленые глаза Блэксорна глядели куда‑то вдаль. На лбу блестели капельки пота. «Неужели это от страха? – подумал Ябу, – страх, что его игра будет разгадана? Неужели он блефует?»
– Марико‑сан?
– Да, господин?
– Скажите ему… – горло Ябу внезапно пересохло, грудь заболела, – скажите Анджин‑сану, что приговор деревне остается.
– Господин, извините меня, пожалуйста, но я бы убедительно просила вас послушаться совета Оми‑сана.
Ябу не глядел на нее, он видел только Блэксорна. Жилка на его лбу запульсировала. «Анджин‑сан настаивает на своем. Ну и пусть. Давайте посмотрим: варвар он или хатамото».
Голос Марико был еле слышен: – Анджин‑сан, Ябу‑сан говорит, что приговор деревне остается в силе.
Блэксорн слышал слова, но они не трогали его. Он чувствовал себя спокойным и уверенным. Жизнь переполняла его. Он ждал их решения. Остальное он предоставил Богу. Он был погружен в свои мысли, в его голове звучали слова Марико:
«Есть легкое решение – умереть. Выжить здесь вы можете, живя согласно нашим порядкам…» … Приговор деревне остается в силе.
«И вот теперь я должен умереть.
Мне следует бояться. Но я не боюсь.
Почему?
Я не знаю. Мне известно только, что с того момента, как я действительно решил, что единственный способ жить здесь по‑человечески – это поступать согласно их обычаям, рисковать жизнью, может быть, умирать – страх смерти пропал. «Жизнь и смерть – одно и то же…» Оставить карму карме. Я не боюсь умереть.»
За седзи начал накрапывать легкий дождь. Он опустил взгляд на нож.
«Я прожил хорошую жизнь», – подумал он.
Глаза Блэксорна вернулись к Ябу. – Вакаримас, – сказал он очень отчетливо, и хотя это слово произнесли его губы, казалось, что говорил кто‑то еще.
Никто не двинулся с места.
Он видел как бы со стороны, как его правая рука подняла нож. Потом его левая рука также обхватила рукоятку, лезвие стояло твердо и было нацелено в сердце. Теперь слышался только звук его уходящей жизни, он становлися все громче и громче, пока он не смог больше слушать. Его душа требовала вечной тишины.
Крик привел в действие все рефлексы. Его руки безошибочно направили нож в цель.
Оми был готов остановить его, но он не ждал такого внезапного и яростного рывка Блэксорна. Оми двумя руками схватился за нож Блэксорна, его пронзила боль, и из левой руки закапала кровь. Он со всей силой хотел помешать кормчему сделать последнее усилие. И тут ему помог Игураши. Вместе они остановили удар. Нож отвели. Тонкая струйка крови бежала по коже Блэксорна в том месте, куда вошел кончик ножа.
Марико и Ябу не двигались.
Ябу сказал: – Скажите ему, что деревня вне опасности, Марико‑сан. Прикажите ему – нет, просите его поклясться именем своего Бога, как сказал Оми‑сан.
