Поведение ребенка за столом
ВОТ ЕЩЕ ОДИН СОВЕТ - КАК САДИТЬСЯ ЗА ОБЕД!
|
|
Если так держать, то с ложки |
|
Вот как держат дети ложку: |
|
|
|
Те, кто есть умеют сами, |
|
Как показано вот тут – |
|
|
|
Осторожно в рот несут. |
|
Скатерть, платье не марай, |
|
Кто из вас не был свидетелем своеобразных внушений, которые некоторые матери делают детям перед тем как идти с ними в гости. Поправляя костюмчик или завязывая бант, мать говорит: «Смотри же, веди себя хорошенько, не клади локтей на стол, не болтай ногами, не чавкай, скажи: здравствуйте, до свидания, спасибо, пожалуйста…» Можно с уверенностью сказать, что такая попытка ускоренного и показного обучения, которая к тому же предпринимается от случая к случаю, никакой пользы не принесет. Ребенок только поймет и запомнит, что в гостях почему-то нужно изображать из себя какого-то другого мальчика или девочку, а вернувшись домой, можно оставить все эти «спасибо» и «пожалуйста» до следующего раза, когда мама опять поведет в гости, или ждать случая, когда гости придут к вам.
Мало толку получается и в тех случаях, когда обучение ребенка правилам поведения за столом сводится либо к мелочным, непрекращающимся придиркам, либо, что еще значительно хуже, к раздраженным окрикам: «Как ты сидишь! Как ты держишь ложку! Опять испачкал скатерть!»
Такие окрики способны только испортить жизнерадостное настроение и аппетит ребенка.
Ребенку нужно помогать правильно сидеть за столом, мягко, но настойчиво поправить его, если он ошибся. Надо вводить в обиход постепенно новые полезные привычки и навыки, объясняя их разумность и удобства.
Вместо того, чтобы заявлять ребенку, что локтей на стол во время еды не кладут, покажите ему, что они при этом займут много места за столом и что широко расставленные локти мешают сидящему рядом. Такие же примеры вы легко отыщите, обучая ребенка сидеть за столом спокойно, не разваливаться на стуле, не облокачиваться на спинку стула, не болтать ногами, не играть предметами сервировки, не вставать из-за стола без разрешения, не наклоняться низко над тарелкой, не садиться ни слишком далеко, ни слишком близко от своего прибора.
Даже трех-четырехлетнему ребенку можно разъяснить разумность правила брать пищу с общего блюда не рукой или своим прибором, а теми общими приборами, вилками, ложками, лопаточками, что лежат у общего блюда. Детям старшего возраста объясняют, что хлеб, пирожки, печенье, фрукты, сахар (если к нему не подано специальных щипчиков) в виде исключения принято брать с общего блюда или вазы непосредственно рукой, так как эти продукты не пачкают рук, а главное, они могут быть отделены и взяты к себе на тарелку без прикосновения к остальным, лежащим на общей тарелке.
Ребенку надо разъяснять, что во всех случаях, когда нужно взять что-нибудь с общего блюда, нельзя копаться и перебирать куски, а следует быстро выбрать то, что по вкусу и в то же время близко и удобно расположено.
Старшим детям показывают, как нужно намазать на хлеб икру, масло, паштет и т. п., предварительно положив необходимое количество этих продуктов из общей посуды на свою тарелку.
Нужно воспитать в ребенке уважение к хлебу, к пище, созданной напряженным трудом многих людей. Поняв и усвоив это, он не будет оставлять недоеденных кусков, скатывать хлебные шарики, говорить «это невкусно» и не забудет сказать спасибо, окончив еду.
Взрослые, собираясь после работы за общим столом, естественно, обмениваются впечатлениями дня, они совмещают еду и беседу. Маленький ребенок не может без ущерба для своей еды разговаривать. Он отвлекается, рассеивается, ест либо наспех, кое-как, либо вовсе прекращает еду. Поэтому, пока ребенок мал, нужно следить, чтобы он поменьше разговаривал за столом, и уж во всяком случае не следует позволять ему слишком громко говорить, смеяться, прерывать разговор взрослых.
За общим столом не делайте вашего ребенка центром всеобщего внимания. Избегайте демонстрирования за столом его «талантов», приучайте ребенка к сдержанности.
НАУЧИТЕ ВАШЕГО РЕБЕНКА ВЕСТИ СЕБЯ ЗА СТОЛОМ ХОРОШО.
Нужно ли детям принимать участие в праздничном обеде
Существует широко распространенная традиция отмечать праздничные дни и семейные торжества приемом гостей, торжественным обедом или ужином. Такой обед или ужин, как правило, запаздывает, так как далеко не все приглашенные собираются вовремя, и, следовательно, неизбежно нарушается режим дня, и ребенок ест без аппетита.
Помимо этого, возникает и ряд других неудобств: ребенок садится за праздничный стол, на котором расставлены острые и пряные закуски и кушанья. Они вредны для маленького ребенка, но он, естественно, настоятельно будет требовать эти аппетитно приготовленные блюда.
Поэтому разумней и правильней не сажать ребенка за общий стол в дни праздничных приемов гостей. Для того же, чтобы не лишать ребенка удовольствия отметить праздник, следует накануне, а если возможно в тот же день, пригласить к нему нескольких его маленьких друзей и угостить их сладостями и фруктами.
Обязательное условие хорошего воспитания, правильного поведения ребенка за столом —личный пример родителей. Не к чему говорить ребенку: «Не отвлекайся от еды, не играй за столом — это вредно», если вы сами, произнося эту фразу, подняли глаза от газеты, которую читаете за обедом.
Все общепринятые правила поведения и навыки разумны. В их основе лежит забота о покое и удобствах. Они воспитывают в ребенке требовательность к себе, стремление к чистоте, порядку, аккуратности, дисциплинированности и вежливости.
ГОСТИПРИИМСТВО – ХОРОШАЯ ЧЕРТА, ВОСПИТЫВАЙТЕ ЕЕ В ВАШЕМ РЕБЕНКЕ
ЛЕВ КАССИЛЬ. ПРИЯТНОГО АППЕТИТА
Нельзя сказать, что у Вити плохой аппетит. Куда там!.. Баба Женя, которая по старости лет вышла на пенсию, перестала ходить на работу и остается дома с Витюшкой, не нарадуется на него:
— Вот молодчина-мужчина!.. За двоих уплетает. Не успела на стол поставить, отвернулась — он уже добавки просит. Кушай, кушай, Витенька, на здоровье.
Так идет дело в обыкновенные, будничные дни, когда отец и мать на работе, а в маленькой кухоньке, где баба Женя ловко управляется у газовой плиты, вкусно пахнет манной кашей с вишневым вареньем или блинчиками с повидлом. И после прогулки с той же бабой Женей не терпится скорее очутиться за столом, крытым скользкой веселенькой клеенкой, и напихать полный рот какой-нибудь, как говорит баба Женя, вкусноты. А если при этом прольется что-нибудь на клеенку — эка беда! Бабушка тут же чистой тряпочкой подотрет и только заметит не очень сердито:
— Ты не спеши, не жадничай, поглядывай на ложку, а то несешь мимо рта за ворота!
Потом баба Женя садится на табурет, сложив руки на фартуке, и молча сидит, одобрительно поглядывая на внука, который занят серьезным и обязательным делом: он ест.
И Витя знает, что, пока он не доест все, что ему полагается, никакие разговоры невозможны. Баба Женя просто не отвечает на его вопросы и только молча показывает глазами в тарелку.
Так бывает в будни.
Но если рассказать об этом Витиным родителям, оба они —и папа и мама —не поверят. Да они и не верят бабе Жене, когда она расхваливает Витю за то, что тот хорошо вел себя и отличился за обедом. В обычные дни отцу и матери редко приходится сидеть с Витей за одним столом. Утром бабушка кормит Витю одного на кухне, чтобы не нашуметь и не поднять раньше времени родителей, которые уходят на работу позднее.
Но зато в воскресенье… Вот в воскресный день как раз и начинаются все «затрапезные» обиды, которые шутник отец любит называть «страданиями молодого Виктора». В этот день все совершается не так, как всегда, а то, к чему целую неделю приучала внука баба Женя, идет насмарку.
Во-первых, меняется весь распорядок дня, и обед собирают совсем не в установленный час, а как придется. До этого Витя отправляется с родителями погулять. По дороге заходят к знакомым, где Витю угощают конфетами, орехами, сладкими пирожками. На обратном пути покупают на бульваре мороженое. Есть после этого уже совсем не хочется.
Во-вторых, обедают, конечно, не на кухне, а в общей комнате. К обеду готовятся долго и озабоченно. Мама и бабушка тщательно перетирают тарелки, сосредоточенно перешептываются, склоняясь над плитой.
Ко всему еще отец, который зашел после прогулки навестить сослуживца, задерживается, и мама нервничает, то и дело поглядывая на часы.
— Один раз в неделю и то не может вовремя… — волнуется мама. — Все пересохнет … А ребенку давно уже пора есть.
— Давай я Витюшку накормлю? — предлагает бабушка Женя.
— Ну что ты,— отмахивается мать.— В кои-то веки раз ребенку можно с отцом пообедать,
со всеми вместе…Витенька, ты очень проголодался или потерпишь?
— Потерплю, потерплю, — кричит Витя.—Я, мама, даже ни капельки есть не хочу. Я могу все время терпеть.
Но вот появляется отец. Оказывается, он тоже готов потерпеть, потому что у знакомого кой-чего перехватил, и глаза у него веселые, сытые.
— Ну, наконец-то, — говорит мама,— скорей, скорей обедать! Совсем ребенка заморили. Витя, мой руки. Мама, суп сняла? Не остыл?..
— Погодите,— просит отец, — дайте передохнуть немножко. Ну нельзя же так1
— Ребенку уже два часа назад пора было обедать,— объясняет мама.
Отец огорчается, но пробует перетянуть Витю на свою сторону.
— Что, Витюха? Заморили тебя голодом? А я тебе кое-что принес…
— После, после, потом покажешь. Непорядок это. Сперва обедать, — вмешивается баба Женя.
— Ну, обед от нас не убежит, — упрямится папа. — Не грех когда и нарушить порядок. Гляди, Виктор!..
Он извлекает из кармана пальто коробочку, достает из нее металлическую зеленую в желтых пятнах лягушку с плоскими раскоряченными лапками, вставляет ключик куда-то ей под брюшко, заводит, как часы, ставит на пол, отпускает, и лягушка начинает скакать по полу. Она смешно прыгает по кругу, а за ней по-лягушечьи прыгают на корточках папа и сын. Завод у лягушки кончается, но ключик делает свое дело, и лягушка скачет с новой силой. Напрасно мама сердится и зовет всех в десятый раз к столу, где стынет уже разлитый по тарелкам суп, а баба Женя, махнув на все полотенцем, сердито уходит на кухню подогреть второе. Наконец, договариваются с мамой на том, что лягушку положат на стол перед прибором Вити и он сможет все время любоваться ею.
И вот все сели. Впрочем, отец тут же вскакивает и включает радио: «Уж обедать всем вместе, так с музыкой…» А по радио передают выступление Краснознаменного ансамбля песни и пляски. Из репродуктора по всей комнате разливается песня: «То ли луковичка, то ли репка…»
— У-у! Я знаю, как дальше, — кричит Витя и поет во все горло: «То ль забыла, то ли любит крепко…»
— А ты, видно, не крепко помнишь, что за столом не поют! —строго останавливает мать.— — И не болтай ногами под столом. Сиди как следует, если уж тебя со всеми посадили обедать. Разбаловала тебя бабушка.
— Ну, понятное дело, за все бабушка виноватая, — ворчит баба Женя.
Отец тем временем пробует суп и морщится.
— А суп сегодня не того, не получился, брандахлыста какая-то. И отдает канифолью, что ли.
— Суп хороший, настоялся. На два дня сготовила, — пробует возразить баба Женя.
— Мама, я не хочу супа, —заявляет Витя.
— Это еще что за новости?
— Он невкусный, — и Витька водит ложкой по тарелке.
— Не выдумывай, пожалуйста.
— А папа тоже сказал, что суп барахлистый… И с канителью.
Тут уже сердится папа.
— А ты рассуждай поменьше и помалкивай. Твоего мнения никто не спрашивает. Слушаешь все, чего тебе совсем не надо… Ешь! Знаешь верную пословицу: «Ешь пирог с грибами, держи язык за зубами».
Пирог баба Женя приготовила не с грибами, а с капустой, в чем Витя убеждается, поковыряв пальцем под вкусно поджаренной корочкой. Так что это уже обман в пословице. А вот интересно, как можно есть и держать язык за зубами? Витя пробует приставить язык к нёбу, потом осторожно прикусывает его зубами, скосив глаза вниз. Но в это время рассерженная мама сует ему в рот ложку, полную супа. Он фыркает, отплевывается, проливая на себя горячий суп.
— Срам! Большой парень, а кормят с ложки, — говорит отец. — Не умеешь сидеть за столом со всеми. Завесь ты его чем-нибудь.
— Никогда я его не завешиваю,— обижается за Витю баба Женя, —и с ложки его не кормлю.
— Мама, я же вижу, что у мальчика полное отсутствие аппетита,— возражает мать.—Капли какие-нибудь что ли у врача выписать?
— Да он без вас ест прекрасно! Только успевай подавать.
— Ага… Значит, во всем мы с папой виноваты. Очень приятно слышать родителям, да еще в выходной,— обижается теперь уже мама.
Отец, вяло прихлебывая суп, пододвигает к себе сегодняшний номер «Огонька» и углубляется в кроссворд, который еще начал решать с утра.
— Так… Водопад в Америке — семь букв. Ну, это понятно. Ниагара. Великий композитор — десять букв. Чайковский, что ли?
— Не Чайковский, а Чуковский, — поправляет уже завешенный салфеткой Витя.
— А ты ешь и не лезь во взрослые разговоры, — замечает мама. — И оставь в покое лягушку. Если сел обедать, не занимайся посторонними делами.
Витька вздыхает и смотрит завистливо на отца, для которого картинки в журнале —дело за столом не постороннее. Потом он видит, как мама воровато сует кусочек пирога кошке Фроське, которая трется о ножки ее стула. Витя тоже пробует украдкой напоить лягушку супом с ложки…
По радио грянула веселая плясовая. Слышен рассыпчатый гром каблуков.
Попробуй, усиди на месте под такую музыку!
— Опять ноги?! — говорит мама, заглядывая Вите под стул.
— Это, положим, я,—признается папа и продолжает легонько отбивать ногой так ты лихой пляски.
Тут звонит телефон. Отец с места тянется за трубкой.
— А-а-а, Иван Аркадьевич. Что ж ты? Собирался ведь заглянуть, а? Спускайся!.. Что? Новости есть? Ну, ну?..
Отец, изловчившись, зажимает трубку между вздернутым плечом и склоненным ухом, чтобы высвободить руку, в которую он перекладывает ложку, так как другой рукой начинает вписывать буквы в квадратики кроссворда.
— Кончай ты разговоры,—вполголоса просит мать.— Ну, что это за еда такая? Придет Иван Аркадьевич, тогда и поговорите всласть.
Но отец продолжает оживленно болтать по телефону с приятелем — соседом из верхней квартиры.
— Придет?—шепотом осведомляется мать.— Скоро?
Отец несколько раз утвердительно кивает головой. Мама быстро снимает с себя передник, в котором она сегодня помогала на кухне бабе Жене, достает из сумочки, лежавшей на буфете, пудреницу, круглую, похожую на солонку, открывает тут же возле тарелки и, спешно дожевывая пирог, «приводит себя в порядок», как в таких случаях говорит папа.
Кошка Фроська, бродившая до сих пор под стульями, вспрыгивает на диван, дотягивается до края стола и потом осторожно, одной лапкой, пододвигает себе кусок пирога с блюда.
— Брысь! — кричит мама, и Фроська с позором удирает на кухню.
— Вот тварь подлая, — сердится баба Женя, — знает, когда баловать. У меня же сроду себе не позволит, а тут привыкла, что со стола дают. Сами привадили.
Отец отодвигает недоеденную тарелку супа, показывая, что он есть больше не в силах, и, не отрывая уха от трубки, принимается теперь левой рукой катать из хлебного мякиша шарики. Он это очень здорово умеет делать! Витька глаз с него не сводит. А отец, накатав несколько маленьких кругляшей, все продолжает разговаривать по телефону, то посмеиваясь, то приговаривая: «Да ну, что ты говоришь? Потеха! А что он Семену Петровичу сказал?.. Здорово! А тот?..» И все еще продолжая что-то чертить в журнале, он другой рукой берет нож и, надавливая им с разных сторон на хлебные шарики, превращает их один за другим в аккуратные кубики.
И от всех этих развлечений есть Вите уже совсем расхотелось. Теперь он пытается тоже катать из выщипанного свежего хлеба шарики, заталкивая их в рот лягушке. При этом лягушка, в которой, должно быть, еще осталось немного завода, внезапно подскакивает. Перепуганный Витька отдергивает руку и задевает торчащую из тарелки ложку. На столе растекается лужа. Чтобы как-нибудь загладить свою вину, Витька запихивает уже не лягушке, а себе в рот огромный кусок пирога. Но мама заметила большое жирное и мокрое пятно на скатерти.
— Добаловался!
Тогда Витька начинает реветь громче, чем радио, размазывая слезы по щеке, которую изнутри оттопыривает пирог.
— Да тише вы, на самом деле! Я же ничего не слышу! — сердится отец и объясняет в трубку:—Не дадут спокойно, понимаешь, ни пообедать, ни радио послушать, ни с человеком поговорить толком! — Свободной рукой он показывает, чтобы Витьку убрали из-за стола, и весь погружается вслух, притиснув ухо к зажатой между щекой и плечом трубке.—Так что, не понял я, что там Семен Петрович-то?..
Витьку убирают. Он стоит в углу и уже не ревет. Баба Женя, уйдя на кухню, сердито громыхает там посудой. И только мама сидит одна молча за столом, рассеянно выковыривая вилкой хлебный мякиш из лягушки, которая растопырила все свои четыре железные лапки на сальном пятне, расплывшемся по скатерти. Папа выяснил уже все, что нужно было ему, о Семене Петровиче. Повесив трубку на рычажок, он оборачивается к углу, где несет наказание сын.
— Ну, отбыл свой срок?— благодушно спрашивает папа.—Иди сюда. Шагай. Брось дуться. Лопнешь.
Витька, насупившись и раздувая одну щеку, бредет из угла к отцу. Папа сажает его к себе на колено и начинает легонько и быстро подбрасывать. Витька что-то мычит, но папа не слушает его.
— Гоп-гоп!.. Кто скачет, кто мчится под хладною мглой? Ездок запоздалый, с ним сын молодой!.. Здорово? Это мы с тобой, Витька, ездоки запоздалые. Видишь, мама уже второе ест.
Но Витька на всем скаку вдруг давится, багровеет, закашлявшись, и у него изо рта вываливается тот недожеванныи кусок пирога, которым Витька намеревался утешить родительский гнев, когда пролил суп на скатерть. От обиды Витька не мог проглотить его и держал все время за щекой.
Отец вскакивает, отряхиваясь и вытирая пиджак салфеткой. А мама поспешно уводит Витьку, ревущего пуще прежнего, на кухню к бабе Жене. Там он и обязан теперь дообедать.
Е. А. ТАЮРИНА.
За маму… за папу!..
Леночка — чудный ребенок! И понимает буквально все. Одно плохо — нет аппетита. Каждая кормежка — мученье для окружающих. Но… «питание — это основное. Ребенок должен получить свою норму, чего бы это ни стоило!». Так говорит бабушка и, когда папа и мама уходят на работу, она самоотверженно приступает к самому трудному номеру программы.
— А где там дедушка?— говорит она очень сладко. —Дай нам скорее кашку. Леночка хочет «ням-ням».
Дедушка неловко несет в полотенце кастрюлю, локтем придерживая газету.
— Получайте ваше «ням-ням»… и не пора ли вам называть вещи своими именами? — Но деду не отвечают. Кормят Леночку!
— Ах, как вкусно, — причмокивает бабушка.— Мы никому не дадим нашу кашку, ни Гале не дадим, ни Сашке…
Дедушка вздыхает: зачем прививать ребенку инстинкт собственника? Но он уж не вмешивается, «чтоб не отвлекать».
— И киске не дадим, — продолжает бабушка с упоением,—уходи, киска. Запьем витаминчиками… они полезные…
Леночка морщится и откидывает голову, ложка попадает на подбородок…
— А где собачка? Ой, не пускайте к нам собачку, мы хорошо кушаем…
Дедушка покорно идет к двери, грозит пальцем и говорит зловеще: «Уходи, собачка!».
Леночка напряженно смотрит на дверь, рот сам собой открывается… Бабушка не зевает, она засовывает в рот ложку каши, за ней вторую…
— А рыбий жир вы не забыли? — напоминает дедушка.
— Ну, ладно, потом… не будем ее нервировать.
Леночка тянет с себя салфетку и хнычет.
— А кто это плачет?! — говорит дед так удивленно, словно впервые в жизни видит эту картину. — А ну, какие у деда часики? Как они делают тик-так…
Леночка отталкивает дедушку испачканной в каше рукой. И тут выясняется, что девочка мокрая.
— Скорее другие штанишки, ребенок начнет икать! — командует бабушка.
Штанишки сменили, бабушка бежит разогревать кашку, а Леночка старается получше использовать деда.
Девиз этого дома — «все для ребенка». Здесь для ребенка не жалеют ничего. Дедушка снимает с лампы обезьянку, которая спокойно висела там лет десять, Леночка получает папин блокнот, мамины бусы, попутно стягивает с деда очки.
А когда снова приносят кашу, снова начинается плач. Леночка уже усвоила, что во время питания можно требовать все, что угодно. В этом шуме, когда дедушка лает и барабанит ложкой по чайнику, а бабушка поет, можно получить все, кроме ножниц… А когда каши набивается в рот слишком много, ее легко вытолкнуть обратно.
— Разве можно выплевывать?! Фу, как нехорошо!
Леночка надувает губки, а ее обиженные глаза говорят: «А разве это хорошо? Не дают открыть рот, сразу напихивают и напихивают»
Но вот каша подходит к концу, бабушка вытирает вспотевший лоб.
— Пододвинь нам кисель, дед, и можешь идти работать… только дай, пожалуйста, шахматы. Кисель она очень хорошо ест под шахматы…
— Нельзя же поощрять все капризы! С вашим «питанием» даже кони теряют головы,— каламбурит дед ворчливо, но все же дает шахматы, потому что питание — это основное.
Идут годы, но проблема питания Леночки все еще не разрешена.
— Надо оставить ее разок без обеда, — предлагает дедушка и сует внучке леденец.
— Надо просто капельку терпенья, а его-то у нас и нет, — вздыхает папа.
— Философствовать легко, а вот попробуй те накормить,—возмущается мама.
А Леночка слушает и, тоскливо подперев голову рукой, лениво болтает ложкой в супе. Перед ней безрукий петрушка с запачканным носом — он уже снял пробу с обеда — и куча книжек. Яркие картинки быстро теряют свой блеск от частого общения с супом и рыбьим жиром, но это неважно. Папа снабжает литературой бесперебойно — у ребенка надо развивать вкус к книге с самого раннего возраста.
— Четыре года, а не можешь есть сама. Дай ложку! — бабушка садится рядом, и начинается критический обзор знакомых детей:
— Ты знаешь, почему Саша худой и бледный? Он ест без хлеба. И Галочка плохо ест…— она слабенькая и ее не возьмут в детский сад.
— А меня возьмут?
— Конечно! Ты же будешь хорошо есть, не будешь огорчать бабушку… Ты будешь здоровая, румяная…
— Я буду сильнее Сашки, — оживляется Леночка, — я его обгоню на велосипеде.
— Только не вертись… Вот еще одну ложку за маму… Теперь за папу — ты ведь добрая девочка…
Леночка ворчит:
— Ты сама говорила одну ложку…
— Но ведь нужно за папу, а то он обидится…
— И не купит книжки, да?
— Да… а за деда? Постой… куда ты?
— Я не могу есть за всех, — сердится Леночка.
Она отталкивает тарелку, проливая на скатерть суп, и встает из-за стола. У полки с игрушками Леночка тарахтит какими-то грузовиками, разбрасывает кубики. Потом берет со стола мамину сумку и пытается открыть молнию, а бабушка ходит за ней с тарелкой и кое-как между делом проталкивает холодные блинчики, в которые вложила всю душу.
Если мама дома, она резко прекращает эту непедагогическую кормежку.
Мама усаживает Елену на стул, говорит ей, что она несносный ребенок, что ее никто не любит и никому даже в голову не придет покупать ей игрушки.
Знакомые, бесконечно повторяемые слова Лена не слушает. А расстроенная мама — она уже опоздала куда-то — садится рядом, берет дочь крепко за шейку так, что два длинных пальца вдавливаются в щеки. Голова в тисках, за щеками целый склад. Леночка едва ворочает языком, но просит:
— Прочитай про лодырей или про ревушку…
Леночка знает толк в книгах.
— Ничего не буду читать, — говорит мама строго, — жуй!
— Ну тогда дай конфетку!
— Нет конфетки, не выдумывай!
— Нет, ты не выдумывай. Я видела в сумке.
— Съешь все второе — тогда получишь.
— А ты дай, я только подержу.
Мама дает конфетку, и ей удается пристроить еще две—три ложки.
— Вот ты ломаешься, — укоряет мама, — а другие дети были бы счастливы получить такой обед.
— А сейчас они не счастливы? — спрашивает Леночка, развертывая конфетку.
— Это еще что? — мама шлепает по руке. Не больно, но обидно, и Леночка плачет.
Если при этом бывает папа, он возмущается:
— Ты сама дала конфету, а теперь набрасываешься на ребенка!—и папа уходит, не допив свой чай.
Тогда снова приходит бабушка. Раз никто не может спокойно покормить ребенка, а все только дергают его, — бабушка берет питание в свои руки.
Пока мама и бабушка спорят о том, кто больше портит ребенка, Леночка отправляет конфету в рот. Наступает затишье.
Мама садится у окна с книжкой, а бабушка начинает увлекательную историю про зайца, который очень правильно питался и стал до того сильным что никто не мог его победить.
— И волк не мог? — удивляется Леночка, отодвигаясь от очередной ложки.
— Не мог,— говорит бабушка твердо, а ее ложка продолжает свое трудное дело. — Никто, никто не мог.
— Никто, никто, — иронически повторяет Леночка. — А слон?—Из набитого до отказа рта что-то вываливается.
Мама вскакивает. Оказывается она вовсе не читала книжку, а слушала про зайца.
— Ну что за ребенок! Вся перемазалась — форменный поросенок!
— И форменный поросенок не мог?
Мама вытирает стол и говорит, чуть не плача:
— Вот у Марии Ивановны пятеро ребят. И все здоровы. И аппетит всегда есть… И, наверно, так с ними не нянчатся. Нет, я уйду, я не могу этого видеть.
Но мама не уходит. Она опять берет книгу и опять не читает. Она думает: что делать, что делать?!
