УПП

Цитата момента



Творить – значит оступиться в танце. Неудачно ударить резцом по камню. Дело не в движении. Усилие показалось тебе бесплодным?
Антуан де Сент-Экзюпери

Синтон - тренинг центрАссоциация профессионалов развития личности
Университет практической психологии

Книга момента



Мужчину успехи в науке чаще всего делают личностью. Женщина уже изначально является личностью (если только является) и безо всякой там науки. Женственность, то есть нечто непередаваемое, что, по мнению Белинского, «так облагораживающе, так смягчающе действует на грубую натуру мужчины», формируется у женщин сама собой - под влиянием атмосферы в родительской семье…

Кот Бегемот. «99 признаков женщин, знакомиться с которыми не стоит»

Читать далее >>


Фото момента



http://old.nkozlov.ru/library/fotogalereya/d4097/
Белое море

Ян Ларри. Необыкновенные приключения Карика и Вали

Купить книгу можно на ЛитРес

ГЛАВА ПЕРВАЯ

 Неприятный разговор с бабушкой. Мама беспокоится. Джек идет по горячим следам. Странная находка в кабинете профессора Енотова. Таинственное исчезновение Ивана Гермогеновича.

 В тот час, когда мама накрывала белой скатертью стол, а бабушка резала хлеб к обеду, и произошли эти очень странные, удивительные, невероятные события. Именно в это время Карик и Валя уже летели высоко над городом в неизвестный мир, где поджидали их необыкновенные приключения.

 - Вот и обед, - ворчливо сказала бабушка, - а ребята где-то собак гоняют. И где они - ума не приложу!.. Никогда не приходят вовремя… Раньше, когда я была маленькой…

 - Ах, - сказала мама, - они и не завтракали даже. Голодные, наверно, как волки.

 Она подошла к открытому окну, легла на подоконник.

 - Кари-и-и-ик! Ва-а-а-аля-я! - закричала мама. - Идите обедать!

 - Ну как же, - заворчала бабушка, - так они и спешат. Им, поди, не до обеда теперь. Ты обедать их зовешь, а они, может быть, в затяжные прыжки играют. Им, может, не обед нужен, а "скорая помощь".

 - Какие еще затяжные прыжки? Да и зачем им "скорая помощь"?

 - Да мало ли что может случиться с непослушными детьми, - сказала бабушка.

 Она взяла клубок шерсти, вытащила из кармана фартука вязальные спицы и длинный, недовязанный шерстяной чулок. Спицы засновали в ее руках, вытягивая из клубка толстую шерстяную нитку.

 - Ты Валерика знаешь? - спросила бабушка.

 - Какого Валерика?

 - Да один он у нас во дворе… баловник. Сынок управхоза. Ведь что надумал… Достал где-то большой зонтик, устроил из него парашют и сиганул с балкона пятого этажа, как воздушный десантник.

 - Ну и что?

 - А ничего особенного. Зацепился штанами за трубу и повис вниз головой. Висит и орет. Вызвали, конечно, "скорую помощь". Врач посмотрел и побежал звать пожарную команду. С полчаса, наверное, висел… Ну, сняли, конечно. А он уж весь синий. Еле дышит. Врач ему и массаж сделал, и укол, а надо бы его ремешком полечить, чтобы не баловался больше. Вот какие они озорные теперь… Когда я была маленькой…

 - Ах, - сказала мама, - Карик и Валя не будут прыгать с зонтиком. У нас ведь и зонтика-то нет.

 - Ну знаешь, ребята могут придумать что-нибудь и похуже зонтика. Вон в соседнем дворе один безобразник изобрел подводную лодку. Сколотил ее из бочки и опустился в яму с водой. Хорошо еще, что погружение это дворник заметил. Еле откачали озорника. А то недавно еще трое космическую ракету запустили. Одному зубы выбило, а двум другим…

 - Нет, нет, - замахала руками мама. - Не надо! И слушать не хочу… Ну что вы, в самом деле, пугаете меня.

 И она снова подошла к окну и снова крикнула:

 - Карик! Валя! Идите обедать!

 - Когда я была маленькой… - начала бабушка. Мама отмахнулась нетерпеливо.

 - Да вы уж сколько раз рассказывали об этом. Они не сказали вам, куда собираются пойти? Бабушка сердито пожевала губами.

 - Когда я была маленькой, - сказала она, - я всегда говорила, куда иду. А теперь такие дети растут, что хотят, то и делают… Хотят - на Северный полюс едут, а то и на Южный… Или, например, передавали недавно по радио…

 - Что, что передавали? - поспешно спросила мама.

 - А ничего! Утонул какой-то мальчик! То и передавали.

 Мама вздрогнула.

 - Ну, - сказала она, - это… это вздор! Карик и Валя не пойдут купаться!

 - Не знаю, не знаю, - бабушка покачала головой, - купаются они или не купаются, не скажу, а только давно пора обедать, а их все нет и нет. Где они?

 Мама провела ладонью по лицу. Не говоря ни слова, она быстро вышла из столовой.

 - Когда я была маленькой… - вздохнула бабушка.

 Но что делала бабушка, когда была маленькой, мама так и не узнала: она уже стояла посреди двора и, щуря глаза от солнца, оглядывалась по сторонам.

 Посреди двора, на желтой песочной горке, лежал зеленый совочек Вали, рядом валялась выцветшая тюбетейка Карика. И тут же, вытянув все четыре ноги, грелся на солнышке рыжий толстый кот Анюта. Он лениво жмурился и так вытягивал ноги, словно хотел подарить их маме.

 - Где же они, Анюта?

 Кот сладко зевнул, взглянул на маму одним глазом и перевернулся лениво на спину.

 - Ну куда же, куда они делись? - бормотала мама.

 Она прошлась по двору, заглянула в прачечную и даже посмотрела в темные окна подвала, где лежали дрова.

 Ребят нигде не было.

 - Ка-ари-ик! - еще раз крикнула мама.

 Никто не отозвался.

 - Ва-а-аля! - закричала мама. "Ав-ав-гав-гав-гау-у!" - взвыло где-то совсем рядом.

 В боковом подъезде сильно хлопнула дверь. Во двор, волоча за собой гремящую цепь, выскочила большая остромордая собака овчарка.

 Жирный кот Анюта одним прыжком взлетел на поленницу дров.

 "Тссс! - зашипел он, поднимая лапу. - Прош-ш-шу не ш-ш-шу-уметь!"

 Собака гавкнула сердито на Анюту, с разгона взлетела на горку и стала кататься по песку, поднимая густые столбы пыли, потом вскочила, отряхнулась и с громким лаем бросилась на маму.

 Мама отскочила в сторону.

 - Назад! Нельзя! Пошел прочь! - замахала она руками.

 - Джек! Тубо! К ноге! - раздался из подъезда громкий голос.

 Во двор вышел, переваливаясь, толстый человек в сандалиях на босую ногу, с дымящейся папиросой в руке. Это был жилец четвертого этажа - фотограф Шмидт.

 - Ты это что же, Джек? А? - спросил толстяк строго и погрозил толстым пальцем. Джек виновато вильнул хвостом.

 - Экий дурень! - засмеялся фотограф. Притворно зевая, Джек подошел к хозяину, присел и, звеня цепью, старательно почесал задней лапой шею.

 - Хорошая погодка сегодня, - приветливо улыбнулся толстяк, обращаясь к маме. - Вы не собираетесь на дачу? Самое время теперь - грибки собирать, рыбу ловить.

 Мама взглянула на толстяка, на собаку и недовольно сказала:

 - Опять вы ее, товарищ Шмидт, без намордника выпустили. Ведь она же у вас настоящий волк. Так и смотрит, как бы кого цапнуть.

 - Это вы про Джека? - удивился толстяк. - Ну что вы! Мой Джек и ребенка не тронет. Он смирный, как голубь. Хотите погладить его?

 Мама махнула рукой:

 - Ну вот, только и дела у меня, что собак гладить. Дома обед стынет, в комнатах не прибрано, а тут еще ребят дозваться никак не могу… И куда пропали - не понимаю. Ка-а-арик! Ва-а-аля! - снова закричала она.

 - А вы приласкайте Джека, попросите его хорошенько. Скажите ему: "Ну-ка, Джек, разыщи поскорее Карика и Валю". Он их мигом найдет.

 Шмидт наклонился к собаке, потрепал ее по шее.

 - Найдешь, Джек?

 Джек тихонько взвизгнул и, неожиданно подпрыгнув, лизнул фотографа в губы.

 Толстяк отшатнулся, брезгливо сплюнул и вытер губы рукавом.

 Мама засмеялась.

 - Напрасно смеетесь, - сказал Шмидт. Кажется, он очень обиделся. - Мой Джек великолепная ищейка. Дайте ему понюхать какую-нибудь вещь Карика или Вали, и он найдет их, где бы они ни были. Это же премированная ищейка. Он идет по следам человека, как паровоз по рельсам. Дайте ему что-нибудь: игрушку ребят, рубашку, тюбетейку - и вы сами увидите, какой он замечательный следопыт.

 Мама нерешительно пожала плечами, однако, подумав, наклонилась, подняла с земли зеленый совочек Вали и тюбетейку Карика.

 - Ну что ж, - сказала она, - пусть понюхает. Это - вещи моих ребят.

 - Прекрасно! - потер руки Шмидт. - Замечательно! Очень хорошо!

 Он сунул под нос Джека совочек и тюбетейку.

 - Ну-ка, Джек, - скомандовал Шмидт, - покажи, как ты умеешь работать. Ищи, Джек! Ищи, собачка!

 Джек взвизгнул, пригнул голову к самой земле и, вытянув хвост, побежал по двору широкими кругами.

 За ним бодро мчался фотограф.

 Добежав до поленницы дров, Джек остановился и вдруг, подпрыгнув, встал на задние лапы, а передние положил на поленницу. Нос Джека очутился перед мордой кота Анюты.

 "Р-р-ра-аз-зо-ор-р-р-ву!" - зарычал Джек. Кот вскочил, изогнулся в дугу и, сверкнув зелеными глазами, зашипел, как змея: "Меня? Ш-ш-ш-али-ш-ш-шь!"

 Джек попытался схватить его за хвост. Кот ощерился и закатил Джеку такую оплеуху, что бедный пес завизжал от боли и от досады, но тотчас же оправился и с громким лаем снова кинулся на Анюту. Кот зашипел еще громче, поднял лапу и закричал на своем кошачьем языке: "Пош-ш-ш-шел вон! Заш-ш-ш-ш-шибу!"

 - Ну-ну, довольно, Джек, - сказал сердито фотограф. - Не отвлекаться! - И он так сильно натянул поводок, что собака присела на задние лапы. - А теперь ищи!

 Сердито тявкнув на кота, Джек побежал дальше. Он обежал весь двор, остановился у водосточной трубы и, шумно втягивая ноздрями воздух, посмотрел на хозяина.

 - Понятно! Все понятно, Джек! - кивнул головою фотограф. - Ты хочешь сказать, что они сидели тут и, наверно, играли с Анютой? Прекрасно! Но куда же они пошли отсюда? Ну? Ищи, ищи, собачка!

 Джек заюлил, завертелся волчком, поскреб лапами землю под трубой, потом с громким лаем помчался к парадному подъезду.

 - Ага, ага, вы видите? - крикнул Шмидт. - Он уже напал на след.

 Шаркая сандалиями, фотограф вприпрыжку побежал за собакой.

 - Если найдете ребят, пошлите их домой! - крикнула мама и направилась через двор к воротам.

 "Наверное, они в соседнем дворе", - подумала она и, уже не обращая внимания на Джека и его хозяина, вышла за ворота дома.

 Натягивая с силой цепочку, Джек тащил толстяка по лестнице вверх.

 - Тише, тише! - пыхтел толстяк, еле поспевая за собакой.

 На площадке пятого этажа Джек на секунду остановился, взглянул на хозяина, потом, отрывисто тявкая, бросился к дверям, обитым клеенкой и войлоком. На дверях висела белая эмалированная дощечка с надписью:

 ПРОФЕССОР ИВАН ГЕРМОГЕНОВИЧ ЕНОТОВ

 Пониже была приколота записка:

 Звонок не действует. Прошу стучать.

 Джек с визгом подпрыгивал, царапал когтями клеенчатую обивку двери.

 - Тубо, Джек! Тут просят стучать, а не визжать.

 Фотограф Шмидт пригладил ладонью прическу, обстоятельно вытер платком потное лицо, потом согнутым пальцем осторожно постучал в дверь. За дверью послышались шаркающие шаги. Щелкнул замок. Дверь приотворилась. В щели показалось лицо с мохнатыми седыми бровями и желто-белой бородой.

 - Вы ко мне?

 - Простите, профессор, - смущенно сказал фотограф, - я только хотел спросить вас…

 Но не успел толстяк договорить, как Джек вырвал из его рук поводок и, чуть не сбив профессора с ног, бросился в квартиру.

 - Назад! Джек! Тубо! - закричал Шмидт. А Джек уже громыхал цепью где-то в конце коридора.

 - Извините, профессор, Джек так молод… Разрешите войти. Я сейчас же уведу его обратно.

 - Да, да… Конечно, - рассеянно сказал профессор, пропуская в квартиру Шмидта, - войдите, пожалуйста! Надеюсь, ваша собака не кусается?

 - Очень редко! - успокоил профессора Шмидт. Фотограф переступил порог. Закрыв за собой дверь, он сказал негромко:

 - Тысяча извинений! Я на одну минутку… У вас, товарищ профессор, должны быть ребята… Карик и Валя! Из второго этажа…

 - Позвольте, позвольте… Карик и Валя? Ну да! Конечно. Прекрасно знаю. Очень славные ребята. Вежливые, любознательные…

 - Они у вас?

 - Нет! Сегодня их не было у меня.

 - Странно! - пробормотал толстяк. - Джек так уверенно шел по следу…

 - А может быть, это вчерашний след? - вежливо спросил профессор.

 Но Шмидт не успел ответить. В дальней комнате звонко залаял Джек и тотчас же что-то загремело, задребезжало, зазвенело, как будто на пол упал шкаф или стол с посудой. Профессор вздрогнул.

 - Да ведь он перебьет все! - закричал он плачущим голосом и, схватив Шмидта за рукав, потащил за собой по темному коридору.

 - Сюда! Сюда! - бормотал он, толкая дверь. Как только профессор и фотограф переступили порог комнаты, Джек кинулся хозяину на грудь, взвизгнул и с лаем бросился назад.

 Он носился по комнате, волоча за собою цепочку, обнюхивал книжные шкафы, вскакивал на кожаные кресла, вертелся под столом, бестолково бросался из стороны в сторону.

 На столе звенели, подпрыгивая, колбы и реторты, качались высокие прозрачные стаканы, дрожали тонкие стеклянные трубочки.

 От сильного толчка качнулся, сверкнув на солнце, микроскоп.

 Профессор еле успел подхватить его. Но, спасая микроскоп, зацепил рукавом сияющие никелем чашечки каких-то сложных весов.

 Чашечки упали, подпрыгнули и со звоном покатились по желтому паркетному полу.

 - Что же ты, Джек, - угрюмо сказал фотограф, - оскандалился? Лаешь, а зря. Ну? Где же ребята?..

 Джек наклонил голову набок. Насторожив уши, он внимательно смотрел на хозяина, стараясь понять, за что же его ругают.

 - Стыдно, Джек, - неодобрительно покачал головой фотограф, - а еще ищейка! С дипломом! За кошками тебе гоняться, а не по следу идти! Ну, пошли домой! Извините великодушно, товарищ профессор, за беспокойство!

 Фотограф неловко поклонился и шагнул было к двери. Но тут Джек словно взбесился. Он схватил своего хозяина зубами за брюки и, упираясь лапами в скользкий паркетный пол, потащил к столу.

 - Да что с тобой? - удивился толстяк.

 Повизгивая, Джек снова принялся бегать вокруг стола, а потом прыгнул на диванчик, который стоял перед открытым окном.

 Положив лапы на подоконник, он коротко, отрывисто залаял.

 Шмидт рассердился.

 - Тубо! К ноге! - закричал он, хватая собаку за ошейник, но Джек упрямо мотнул головой и снова бросился к дивану.

 - Ничего не понимаю! - развел руками фотограф.

 - Наверное, мышь за диваном! - попробовал догадаться профессор. - А может, корка хлеба завалилась или кость? Я ведь часто и обедаю тут. - Он подошел к дивану, отодвинул его от стены.

 Что-то зашуршало и мягко шлепнулось на пол.

 - Корка! - сказал профессор. Джек рванулся вперед. Он протиснулся между стеной и отодвинутым диваном, завертел хвостом и, кажется, схватил что-то зубами.

 - А ну, что там у тебя? Покажи! - крикнул фотограф.

 Джек попятился, мотнул головой, круто повернулся к хозяину и положил к его ногам детскую стоптанную сандалию.

 Фотограф растерянно повертел находку в руках.

 - Кажется, детская обувь, так сказать…

 - Гм… Странно, - сказал профессор, разглядывая сандалию, - очень странно!

 Пока они вертели в руках находку, Джек вытащил из-за дивана еще три сандалии: одну такую же и две поменьше.

 Ничего не понимая, профессор и толстяк смотрели то друг на друга, то на сандалии. Шмидт постучал согнутым пальцем по твердой подошве одной сандалии и неизвестно для чего сказал:

 - Крепкие! Хорошие сандалии!

 А Джек между тем вытащил из-за дивана синие трусики, потом еще трусики и, прижав их лапой к полу, негромко тявкнул.

 - Это еще что такое? - совсем уже растерялся профессор.

 Он нагнулся и протянул к трусикам руку, но Джек, оскалив зубы, так зарычал, что профессор поспешно отдернул руку.

 - Какой у него, однако, неприятный характер! - смущенно сказал профессор.

 - Да, он у меня не очень вежливый! - согласился фотограф.

 Он взял трусики, встряхнул их и, аккуратно сложив, передал профессору.

 - Прошу!

 Профессор покосился на Джека.

 - Нет, нет, не надо, - сказал он, - я и так все вижу… Ну да… ну да… Вот и метки!.. "В" и "К" - Валя и Карик! - И потрогал пальцем белые буквы, вышитые на поясах трусиков.

 Толстяк вытер ладонью потное лицо.

 - Ванна в квартире есть? - деловито спросил он.

 - Нет, - сказал профессор, - ванны нет! Но если вам нужно вымыть руки, то…

 - Да нет, - запыхтел толстяк, - вымыться я и дома могу. Я думал, что они разделись и купаются в ванне. Понятно?

 - Да, конечно, - кивнул головой профессор. - Впрочем, не совсем понятно.

 - Видите ли, - важно сказал фотограф, - если ребята сбросили трусики, - значит, они решили искупаться. Что еще они могут делать без трусов и без сандалий? Ничего не понимаю! - развел руками Шмидт.

 Он широко расставил ноги, заложил руки за спину и, опустив голову, долго смотрел на желтые квадратики паркета, потом выпрямился и сказал уверенно:

 - Ничего! Мы их найдем! Они здесь, профессор! Они просто прячутся! Будьте уверены! Мой Джек никогда не ошибается.

 Профессор и фотограф обошли все комнаты, заглянули на кухню и даже осмотрели чулан.

 Джек уныло плелся за ними.

 В столовой толстяк открыл дверцы буфета, сунул голову под стол, а в спальне пошарил руками под кроватью. Но ребят в квартире не было.

 - Куда же они спрятались? - бормотал фотограф.

 - А по-моему, - сказал профессор, - они не приходили сегодня.

 - Вы думаете? - задумчиво переспросил Шмидт. - Думаете, что их не было? А ты как думаешь, Джек? Здесь они или нет?

 Джек тявкнул.

 - Здесь?

 Джек тявкнул еще раз.

 - Ну так ищи! Ищи, собачка!

 Джек сразу повеселел. Он бросился назад и снова привел профессора и Шмидта в кабинет. Тут он опять прыгнул на подоконник и стал громко лаять и визжать, как бы уверяя своего хозяина, что ребята ушли из квартиры через окно.

 Шмидт рассердился:

 - Да что с тобой сегодня, Джек? Уж не думаешь ли ты, что ребята прыгнули во двор с пятого этажа? Не хочешь ли ты сказать, что они улетели, как мухи или стрекозы?

 Профессор быстро повернулся к фотографу, схватил его за руку.

 - Что такое? Какие мухи? Нет, вы понимаете, что вы говорите?

 Фотограф развел руками и смущенно улыбнулся:

 - Да вот мой Джек так думает! Профессор схватился руками за голову.

 - Какой ужас! - прошептал он, бледнея, Фотограф взглянул на профессора и пробормотал:

 - Что с вами? Вам нехорошо? Выпейте воды! Он шагнул было к столу, на котором стояли графин с водой и стакан, но профессор вдруг закричал так, будто наступил босыми ногами на раскаленное железо.

 - Стоп! Стоп! Ни с места!

 Испуганный фотограф застыл с поднятой ногой, не смея шевельнуться, и даже перестал дышать.

 Профессор стремительно протянул руку к столу, схватил стакан с бесцветной жидкостью, торопливо поднес его к глазам и посмотрел на свет. Потом быстро выхватил из кармана большую лупу с черной костяной ручкой.

 - Не двигайтесь! - крикнул он Шмидту. - Пожалуйста, не двигайтесь! И собаку держите покрепче! А лучше возьмите ее на руки! Прошу вас!

 Перепуганный толстяк растерянно поглядел на профессора и, не спрашивая его больше ни о чем, сгреб собаку в охапку, крепко прижав ее к животу.

 "Кажется, старик с ума спятил!" - подумал он.

 - Так и стойте! - крикнул профессор. Держа перед глазами лупу и согнувшись в три погибели, он принялся внимательно осматривать квадратики пола один за другим.

 - И мне долго придется стоять, профессор? - робко спросил фотограф, с тревогой следя за странными движениями профессора.

 - Ставьте ногу сюда! - крикнул профессор, указывая пальцем на ближайшие квадратики паркета.

 Шмидт неловко поставил ногу и так крепко прижал к себе Джека, что тот забился на руках и тихонько взвизгнул.

 - Молчи! - прошептал Шмидт, со страхом следя за профессором.

 - Теперь - вторую ногу! Ставьте ее сюда! Толстяк безропотно повиновался. Так, шаг за шагом, профессор довел онемевшего от удивления фотографа до дверей.

 - А теперь, - сказал профессор, широко распахнув двери, - а теперь уходите, пожалуйста!

 Дверь захлопнулась перед носом Шмидта.

 Со звоном щелкнул французский замок. Толстяк выпустил из рук Джека и, теряя сандалии, кинулся вниз по лестнице тяжело дыша, поминутно оглядываясь.

 Джек с громким лаем мчался за ним.

 Так они добежали до отделения милиции.

 А к вечеру во двор въехала машина с красными полосами по бортам. Несколько милиционеров выскочили из машины, вызвали дворника, потом поднялись на пятый этаж, где жил профессор Енотов.

 Но профессора дома не оказалось.

 На дверях его квартиры висела приколотая блестящими кнопками записка:

 Не ищите меня. Это бесполезно. Профессор И. Г. Енотов

ГЛАВА ВТОРАЯ

 Чудесная жидкость. Загадочное поведение трусиков и сандалий. Необыкновенное превращение в самой обыкновенной комнате. Приключение на подоконнике. Карик и Валя отправляются в удивительное путешествие.

 А дело было так. Накануне того дня, когда исчезли ребята, Карик сидел вечером в кабинете профессора Енотова.

 В такие часы он любил беседовать с Иваном Гермогеновичем.

 Весь кабинет погружен в полумрак; из темных углов поднимаются к потолку длинные черные тени; кажется, - там притаился кто-то и глядит на светлое пятно над большим столом.

 Голубые огоньки спиртовок тянутся, вздрагивая и раскачиваясь, к закопченным донышкам стеклянных колб. В колбах что-то булькает и клокочет.

 Сквозь фильтры медленно просачиваются и звонко падают в бутыль прозрачные капли.

 Карик залез с ногами в большое кожаное кресло.

 Прижав подбородок к столу, он внимательно следил за ловкими руками профессора, стараясь не дышать, не шевелиться.

 Когда профессор работает, он насвистывает разные песенки, а иногда рассказывает Карику забавные истории о своем детстве, о дальних странах, где пришлось ему побывать, о разных удивительных зверях, которых он видел в Америке, Африке и Австралии.

 Вот и сейчас, засучив рукава халата, насвистывая, Иван Гермогенович работал, склонившись над столом, переливая синие, красные, черные жидкости из одного стаканчика в другой, помешивая их стеклянной палочкой и то и дело взбалтывая. Карик следил за каждым движением профессора, словно перед ним был фокусник или волшебник.

 Иван Гермогенович схватил большую стеклянную колбу с густой маслянистой жидкостью, разлил ее по узким длинным стаканам, понюхал и вдруг засмеялся:

 - А ведь, кажется, получается! Попробуем проверить раствор, подбросим в него вот эти белые кристаллики.

 Он подцепил роговой ложечкой из черной банки белые крупинки и принялся бросать их по одной в приготовленные стаканчики.

 И вдруг жидкость закипела, в ней появились белые хлопья, которые начали медленно опускаться на дно, и тотчас же она превратилась в темно-фиолетовую, а белые хлопья стали золотистыми.

 - Победа! - закричал Иван Гермогенович. - Ура! Это величайшая победа! Наш труд увенчался успехом! Теперь нам остается только угостить подопытного кролика нашей волшебной жидкостью, и тогда…

 - И что тогда будет? - спросил Карик.

 - О, тогда ты увидишь такое, чего никто еще в мире не видел.

 Он щелкнул пальцами и громко запел:

 О жидкость - чудо и краса!

 Творить мы будем чудеса!

 Карик невольно поморщился: пел профессор хотя и очень громко, но у него не было слуха, и все песни поэтому он распевал на один мотив, похожий на завывание ветра в трубе.

 - А если кролик не станет пить? - спросил Карик.

 - Как это не станет? Заставим выпить… Но это уже завтра… А сейчас… - Иван Гермогенович взглянул на часы и засуетился: - Ай-яй-яй, Карик! Как мы засиделись!.. Одиннадцать часов… Да… Одиннадцать часов и две минуты.

 Карик понял, что ему пора идти домой. Вздохнув, он нехотя слез с кресла и спросил:

 - А завтра вы не начнете без меня?

 - Ни в коем случае, - мотнул головой профессор. - Ведь я же обещал тебе.

 - А Валю можно привести?

 - Валю? - профессор подумал. - Ну что ж… Приходи с Валей.

 - А вдруг ничего не получится?

 - Все получится, - уверенно сказал профессор, гася спиртовки.

 - И кролик превратится в блоху?

 - Ну нет, - засмеялся профессор, - кролик так и останется кроликом.

 - А люди могут уменьшаться?

 - А почему же нет?

 - Ну как же, - нерешительно сказал Карик, - человек все-таки царь природы и… вдруг…

 - И вдруг?..

 - И вдруг… Он будет меньше мухи… Это же…

 - Что?

 - Это же неприлично!

 - Почему?

 - Не знаю! Бабушка говорит, - неприлично. Мы с Валей читали недавно книжку про Гулливера и лилипутов, а бабушка взяла да и порвала ее. Она говорит, неприлично изображать людей крошечными. Бабушка рассердилась даже. Она сказала: человек больше всех животных, а потому все и подчиняются ему.

 - А почему же прилично человеку быть меньше слона?

 - Так то же слон!

 - Глупости, мой мальчик, человек велик не ростом, а своим умом. И умный человек никогда не подумает даже, прилично или неприлично выпить уменьшительную жидкость и отправиться в странный мир насекомых, чтобы открыть многое такое, что очень нужно и полезно человеку. Да и, кроме того… А впрочем, пора, мой друг, и по домам.

 - А скажите, Иван Гермогенович…

 - Нет, нет. Больше я ничего не скажу. Довольно. Отложим разговор до завтра! Иди, дружок, домой. И я устал, да и тебе пора уже спать.

 Всю ночь Карик ворочался с боку на бок. Во сне он видел розового слона, да такого крошечного, что его можно было посадить в наперсток. Слон ел компот, бегал по столу вокруг тарелок и так шалил, что рассыпал всю соль, а сам чуть не утонул в горчице. Карик достал его из горчичницы и принялся обмывать в блюдечке, но слон вырывался и толкал Карика хоботом в плечо. Потом он прыгнул ему на голову и сказал голосом какой-то знакомой девочки:

 - Карик, что с тобой? Что ты кричишь? Карик открыл глаза. У кровати стояла, завернувшись в одеяло, Валя.

 - Ага! Ты уже проснулась, - сказал Карик. - Очень хорошо. Одевайся быстрее.

 - Зачем?

 - Надо идти. Пойдем к Ивану Гермогеновичу. У-ух, что там будет сегодня… Такие чудеса! Такие чудеса!

 - А что?

 - Одевайся быстрее!

 - Я надену трусики и сандалии! - сказала Валя, торопливо заправляя кровать.

 - Надевай что хочешь, только побыстрее! Разыскивая сандалии, Карик рассказывал шепотом:

 - Ты понимаешь, как он здорово придумал!..

 - Придумал?

 - Ну да! Иван Гермогенович придумал… Такую жидкость придумал… Понимаешь?

 - Вкусную? Да? - спросила Валя, застегивая ремешки сандалий.

 - Очень вкусную… Хотя неизвестно еще… Для кроликов жидкость!.. Сегодня он даст им попить этой жидкости, а как они выпьют - тогда… Уй-юй-юй!

 - Ой, как интересно! - всплеснула руками Валя.

 - И знаешь, что с ними будет? С кроликами? Валины глаза широко открылись.

 - Ну и что же с ними будет? - спросила она почему-то шепотом.

 - С ними? - Карик подумал немного и сказал честно: - Пока еще неизвестно, будет что-нибудь с ними или не будет, но… Мы сейчас увидим… Это же пока только опыты. Пошли быстрее!

 Карик, а за ним Валя закрыли за собою дверь и тихонько прошмыгнули через мамину комнату.

 Мама крикнула что-то вслед, но Карик схватил Валю за руку и, погрозив ей пальцем, быстро потащил за собой.

 - Молчи, - зашептал Карик, - а то начнется сейчас: зубы чисти, умывайся, одевайся, завтракай, ногами за столом не болтай… Обязательно опоздаем!

 Перебежав двор, они юркнули на парадную лестницу, взбежали, не останавливаясь, на пятый этаж. Карик первым схватил ручку двери, на которой висела записка со словами:

 Звонок не действует. Прошу стучать.

 Карик постучал, но никто не отозвался. Тогда он потянул на себя ручку двери, и она вдруг открылась.

 Ребята вошли в полутемную переднюю. Здесь было прохладно. В углу поблескивало большое зеркало. Сверху с большого шкафа смотрели на ребят бронзовые и мраморные головы. На вешалке висели шуба профессора, пальто и темный плащ, похожий на шахматную доску.

 В квартире было тихо. Где-то очень далеко, наверное на кухне, капала из крана вода. В столовой размеренно постукивали часы.

 - Наверное, Иван Гермогенович у себя в кабинете! - сказал Карик. - Идем быстрее!

 Но и в кабинете профессора не было.

 Ребята решили подождать его.

 Окна профессорского кабинета были раскрыты настежь. Яркое летнее солнце щедро освещало большой белый стол. Он весь был заставлен пузатыми банками, колбами и ретортами. Между банками стояли в стаканах пучки очень длинных стеклянных трубочек. Ослепительно сверкали на солнце никелированные чашечки, матово светились фарфоровые ступки, весело сияли медные части микроскопа. Резвые солнечные зайчики стремительно проносились по потолку, скользили по стенам, прыгали по колбам и ретортам.

 Громоздкие и важные стояли вдоль стен стеклянные шкафы с толстыми и тонкими книгами.

 Названия книг прочитать еще можно было, но для того чтобы понять прочитанное, нужно, наверное, очень и очень долго учиться. Золотыми буквами на корешках книг написаны такие названия: "Экология животных", "Гидробиология", "Хирономиды", "Аскариды".

 Эти книги, пожалуй, лучше всего было не трогать.

 Ребята молча обошли кабинет, покрутили немножко винтики микроскопа, посидели по очереди в кожаном кресле, на спинке которого лежал, раскинув пустые рукава, белый халат профессора, а потом стали рассматривать банки, колбы и реторты.

 - А в какой банке вкусная жидкость? - спросила Валя. - Ты сказал, что Иван Гермогенович придумал вкусную жидкость.

 - Ой, Валька, - строго сказал Карик, - ты лучше отойди от стола и ничего не трогай!

 - Я не трогаю! - вздохнула Валя и придвинулась совсем близко к высокому узкому стакану, который был наполнен доверху золотистой жидкостью. Со дна стакана поднимались маленькие светящиеся пузырьки и беззвучно лопались на поверхности. Жидкость, похожая на газированную воду, наверное, была такая же прохладная. Валя осторожно взяла высокий стакан. Он был холодный, как лед. Она поднесла стакан к лицу и понюхала. Вода пахла персиками и еще чем-то незнакомым, но очень, очень вкусным.

 - Ой, как хорошо пахнет! - закричала Валя.

 - Поставь на место! - сказал сердито Карик. - Ничего не трогай. Может быть, это отрава. Отойди от стола. Слышишь?

 Валя поставила стакан на место, но от стола не отошла: жидкость так хорошо пахла, что хотелось понюхать ее еще раз.

 - Валька, отойди! - сказал Карик. - А то я маме скажу. Честное пионерское!

 Валя обошла вокруг стола, посидела в кресле, но скоро вернулась обратно и нечаянно очутилась опять перед стаканом.

 - А знаешь, Карик, это же газированная вода! - сказала она, и вдруг ей так захотелось пить, будто весь день она ела копченые селедки.

 - Не трогай! - крикнул Карик.

 - А если мне хочется пить? - спросила Валя.

 - Иди домой и пей чай.

 Валя ничего не ответила. Она подошла к окну, посмотрела вниз, а когда Карик отвернулся, быстро подскочила к столу и, схватив стакан, отхлебнула немножко.

 - Вот вкусно-то! - прошептала Валя.

 - Валька, ты с ума сошла! - закричал Карик.

 - Ой, Карик, как вкусно! Попробуй! - И она протянула стакан брату. - Холодная и очень вкусная… Никогда такой не пила.

 - А вдруг это отрава? - сказал Карик, недоверчиво посматривая на жидкость.

 - Отрава бывает горькая, - засмеялась Валя, - а это очень вкусное.

 Карик переступил с ноги на ногу.

 - Наверное, дрянь какая-нибудь! - сказал он, нерешительно протягивая руку к стакану.

 - Совсем не дрянь. Попробуй. Пахнет персиками, а на вкус как ситро. Только еще вкуснее.

 Карик оглянулся по сторонам. Если бы в эту минуту вошел профессор, у него с Кариком, пожалуй, произошел бы очень неприятный разговор. Но в кабинете была только Валя, поэтому Карик торопливо отпил несколько глотков и поставил стакан на прежнее место.

 - А ведь правда вкусно! - сказал он. - Только больше не пей, а то Иван Гермогенович заметит. Давай лучше посидим на окне. Наверное, скоро придет Иван Гермогенович и мы начнем делать опыты.

 - Хорошо, - вздохнула Валя и посмотрела с сожалением на стакан с такой вкусной жидкостью.

 Ребята забрались на диван, который стоял около стола, а с дивана перебрались на подоконник.

 Свесив головы вниз, они лежали, болтая ногами и рассматривая сверху далекий двор.

 Внизу бродил кот Анюта. Он был такой маленький, как будто игрушечный.

 - У-ух, как высоко! - сказала Валя и плюнула вниз. - Ты бы прыгнул?

 - Прыгнул, - ответил Карик, - с парашютом прыгнул бы.

 - А без парашюта?

 - Без парашюта? Нет, без парашюта с такой высоты не прыгают.

 Мимо окон проносились ласточки, хватая на лету мошек. Сизые голуби садились на балконы и подоконники.

 - Стрекоза! - закричала вдруг Валя. - Смотри, смотри!

 Прямо на ребят мчалась, может быть, спасаясь от ласточек, голубая стрекоза. Увидев ребят, она застыла неподвижно в воздухе, потом ринулась в сторону и с такой силой ударилась в стекло открытого окна, что упала на подоконник замертво.

 - Моя! - крикнул Карик.

 - Нет, моя! - закричала Валя. - Я первая увидела ее.

 Стрекоза лежала на подоконнике между Кариком и Валей, беспомощно перебирая крошечными лапками.

 Карик протянул руку к стрекозе, и вдруг ему показалось, что он теряет трусики; он торопливо нагнулся, но не успел их подхватить - трусики скользнули вниз, а вслед за ними упали с ног и сандалии.

 Карик хотел спрыгнуть с подоконника на диван, стоявший у окна, но диван вдруг быстро помчался вниз, точно лифт с верхнего этажа.

 Ничего не понимая, он растерянно посмотрел по сторонам и тут увидел, что вся комната как-то странно растягивается и вверх и вниз.

 - Что это? - испуганно закричал Карик.

 Стены, пол и потолок раздвигались, как мехи огромной гармошки.

 Люстра мчалась вместе с потолком вверх. Пол стремительно уходил вниз.

 Прошло не более минуты, а комнату уже нельзя было узнать.

 Высоко над головой покачивался гигантский стеклянный стратостат, обвешанный сверкающими на солнце прозрачными сосульками.

 Это была люстра.

 Глубоко внизу раскинулось необозримое желтое поле, расчерченное ровными квадратами. На квадратах валялись четырехугольные бревна с обожженными концами. Рядом с ними лежала длинная белая труба, на которой огромными буквами было написано:

 "БЕЛОМОРКАНАЛ".

 Один конец ее был опален и покрыт густой шапкой серого пепла.

 В стороне, точно кожаные горы, стояли черные кресла, а белый халат профессора покрывал их, как вечный снег покрывает горные вершины.

 Там, где стояли книжные шкафы, теперь поднимались небоскребы из стекла и коричневых балок. Сквозь стекла можно было видеть большие, как пятиэтажные дома, книги.

 - Карик, что это? - спокойно спросила Валя, рассматривая с любопытством чудесное превращение комнаты.

 Тут только Карик заметил Валю. Она стояла возле него без сандалий и без трусиков.

 - Смотри, Карик, смешно как! - засмеялась она. - Это опыты начались? Да?

 Но не успел Карик ответить, как рядом что-то зашумело, застучало. Густые тучи пыли поднялись над подоконником. Валя вцепилась Карику в плечо. В ту же минуту дунул ветер. Пыль взлетела вверх и медленно рассеялась.

 - Ай! - крикнула Валя.

 На том месте, где только что лежала крошечная стрекоза, шевелилось толстое, длинное, как бревно, коленчатое тело с огромным крюком на конце.

 Покрытое бирюзово-голубыми пятнами, коричневое тело судорожно сжималось. Суставы двигались, то наползая друг на друга, то выгибаясь в сторону. Четыре огромных прозрачных крыла, покрытых густой паутиной сверкающих жилок, дрожали в воздухе. Чудовищная голова билась о подоконник.

 - Кари-ик! - прошептала Валя. - Кто это?

 - Ш-ш-ш!

 Осторожно ступая, Карик пошел по подоконнику, который теперь был похож на деревянную автостраду, но, сделав несколько шагов, испуганно остановился.

 Он стоял на краю пропасти.

 Ему показалось, что он смотрит вниз с высоты Исаакиевского собора.

 И тогда Карик понял, что случилось. Он повернулся к Вале, взял ее за руку и, заикаясь от ужаса, сказал:

 - Это… Это, наверное, была вода для кроликов… Понимаешь?.. Опыт профессора удался… Только уменьшились не кролики, а мы с тобой.

 Валя ничего не поняла.

 - А это что такое? - спросила она, указывая на чудовище, которое неподвижно лежало на подоконнике.

 - Это?.. Стрекоза!

 - Такая громадная?

 - Совсем не громадная, - уныло сказал Карик, - она такая же, как была. Зато мы с тобой стали крошечными… Вроде блохи…

 - Вот интересно-то! - обрадовалась Валя.

 - Дура! - рассердился Карик. - Ничего интересного нет… Посадят нас теперь в банку и станут рассматривать через микроскоп.

 - А по-моему, - уверенно сказала Валя, - рассматривать не будут. Иван Гермогенович придет и сделает нас опять большими.

 - Да-а, большими! Он даже не заметит нас!

 - А мы закричим!

 - Не услышит!

 - Не услышит? Почему? Разве он глухой?

 - Он-то не глухой, а голоса теперь у нас, наверное, как у комаров.

 - Ну да? - недоверчиво улыбнулась Валя и что было силы крикнула: - Эге-ей! Мы зде-е-есь! Она взглянула на Карика и спросила:

 - Ну что? Плохо слышно?

 - Для нас - хорошо, а для Ивана Гермогеновича - плохо.

 - А что же теперь будет с нами?

 - Ничего особенного. Смахнут тряпкой с подоконника, растопчут ногами - вот и все…

 - Кто смахнет?

 - Да сам же Иван Гермогенович.

 - Смахнет тряпкой?

 - Ну да! Станет пыль вытирать и смахнет! С пылью!

 - А мы… А мы… А мы… Слушай, Карик, я уже придумала… Знаешь что, мы сядем на стрекозу. Иван Гермогенович увидит дохлую стрекозу и обязательно положит ее к себе на стол, а мы тогда заберемся под микроскоп, и он увидит нас… Ну конечно, увидит! И сделает опять большими… Залезай скорее на стрекозу.

 Валя схватила Карика за руку.

 - Садись!

 Помогая друг другу, ребята проворно вскарабкались на стрекозу, но лишь только они уселись, как стрекоза зашевелилась, застучала громыхающими крыльями, тяжело заворочалась и запыхтела, как машина.

 Ребята почувствовали, как под ними начало выгибаться сильное мускулистое тело.

 - Ой, она живая. Слезай скорей! - взвизгнула Валя.

 - Ничего, ничего. Держись крепче. Ребята крепко обхватили руками и ногами туловище стрекозы, но она изгибалась всем телом, пытаясь освободиться от неприятной ноши. Карик и Валя качались, подскакивая, точно на пружинах.

 - Сбросит! Ой, сбросит! - визжала Валя.

 - Подожди! - крикнул Карик. - Я ей… Вот, стой-ка!

 Он дополз до головы стрекозы, перегнулся и изо всей силы ударил ее несколько раз кулаком по глазам.

 Стрекоза вздрогнула, изогнулась и замерла.

 - Кажется, опять сдохла, - сказала Валя.

 - Посмотрим.

 Карик слез со стрекозы, обошел ее вокруг, потом схватил двумя руками прозрачное, как слюда, крыло и попробовал приподнять ее.

 Стрекоза не шевелилась.

 - Сдохла, - уверенно сказал Карик, вскарабкиваясь на стрекозу.

 Некоторое время ребята сидели молча, посматривая то и дело на дверь, но скоро им стало скучно, и они принялись рассматривать стрекозу. Карик забрался на крыло и попробовал оторвать его от туловища. Но крыло держалось очень крепко. Тогда Карик прыгнул на голову стрекозы и постучал пятками по ее глазам.

 - У-ух, глазища-то какие! Видишь?

 - Ага.

 Робко протянув руку, Валя осторожно дотронулась до холодных, точно вылитых из хрусталя, глаз.

 - Страшные!

 У стрекозы в самом деле были удивительные глаза - огромные, выпуклые, вроде стеклянных фонарей. Покрытые тысячами ровных граней, они светились изнутри голубовато-зелеными огнями. И эти странные глаза глядели сразу и на Карика, и на Валю, и на двор, и на небо, и на потолок комнаты, и на пол. Казалось, в каждом глазу светились тысячи отдельных зеленоватых глаз и все они смотрели внимательно и зорко. А перед этими огромными глазами, на самом краю головы, сидели еще три маленьких коричневых глаза, и они тоже очень зорко следили за ребятами.

 - Знаешь, - сказала Валя, - все-таки она живая, она смотрит, Карик, видишь?

 - Ну и что же?

 - Надо убить ее еще раз. Вдруг она оживет?.. Ты знаешь, чем питаются стрекозы?

 - Кажется, травой или соком цветов, - неопределенно сказал Карик. - Хорошо не помню. А что?

 - Боюсь, как бы она не съела нас, если оживет. Кто знает, что она привыкла есть? Давай лучше убьем ее еще один раз.

 Валя спустила было ноги на пол, пытаясь слезть со стрекозы, но в это время в квартире как будто грохнул взрыв. Потом раздался мерный, тяжелый топот.

 - Что это? - замерла Валя.

 - Это… Ур-ра! Это Иван Гермогенович идет! - радостно закричал Карик.

 Валя поспешила занять прежнее место. Дверь хлопнула. В окно ударила волна воздуха. В кабинет вошел человек-гора с бородой, похожей на стог белого хлопка.

 Тут Карик и Валя закричали что было силы:

 - Иван Гермогенович!

 Человек-гора открыл широко глаза. Ладонь величиной с обеденный стол взлетела вверх и остановилась у скрученного раковиной уха, из которого торчали в стороны седые пучки волос, толстые, как рисовальные карандаши.

 Он посмотрел по сторонам, прислушался, пожал недоумевающе плечами.

 - Иван Гермогенович! Ива-ан Ге-ермо-о-ге-ено-вич! - крикнули вместе Карик и Валя.

 Человек-гора шумно вздохнул. В комнате все загудело. Ребята чуть было не слетели вместе со стрекозой вниз, на каменный двор.

 - К на-ам! Сюда-а! Человек-гора шагнул к столу.

 - Ур-ра! - закричал Карик. - Он слышит!

 - Мы здесь! Зде-есь! - надрывалась Валя. Человек-гора остановился.

 - К на-ам! Сюда! Мы здесь! - кричали ребята.

 Человек-гора подошел к окну.

 Но вдруг стрекоза шевельнулась, затрещала слюдяными крыльями, подняла на подоконнике густое облако пыли и вместе с Кариком и Валей провалилась вниз, в синий воздушный океан.

 - Держись! - закричала Валя, хватая Карика за шею.



Страница сформирована за 0.78 сек
SQL запросов: 169