Глава 7. Птичница
— А может, ее там не будет, — сказал Майкл.
— Она всегда там, — ответила Джейн. — Вот увидишь.
Они шли вверх по Лудгейт-Хилл. В Сити у себя в конторе их ждал мистер Банкс. Утром он сказал миссис Банкс:
— Дорогая, хорошо бы Джейн с Майклом зашли сегодня за мной в контору, если, конечно, не будет дождя и ты не возражаешь. Мне вдруг захотелось пойти в кафе "Чай с пряниками". Я ведь так редко позволяю себе какое-нибудь баловство.
Миссис Банкс ответила, что подумает о его словах.
Весь день Джейн и Майкл с замиранием сердца наблюдали за мамой, но было похоже, что о словах отца она и думать забыла. Из ее разговоров явствовало, что у нее в голове счета из прачечной, новое пальто для Майкла, пропавший адрес тетушки Флосси и несчастная миссис Джексон, которая пригласила ее на чай во второй вторник месяца, а ведь знала, что в этот день пойдет лечить зубы.
И вот когда они совсем уже потеряли надежду, что мама вспомнит про слова отца, миссис Банкс вдруг сказала:
— Ну вот что, дети, хватит таращить на меня глаза. Одевайтесь поскорее. Вы сегодня идете с отцом в кафе "Чай с пряниками". Вы что, забыли?
Да разве они могли это забыть? Дело было не только в пряниках. Была еще Птичница — а это самое лучшее на свете!
Вот почему они в таком волнении шагали сейчас по Лудгейт-Хилл.
Мэри Поппинс шла между ними в своей новой шляпке и выглядела потрясающе. Каждые пять минут она смотрелась в зеркальные витрины — и каждый раз убеждалась, что шляпка была на месте, красные розы не превратились в какие-нибудь простенькие цветы, вроде маргариток. При этом она замедляла шаг, а Джейн с Майклом вздыхали, но не смели ничего сказать — вдруг Мэри Поппинс рассердится и будет назло по часу стоять у витрины и разглядывать себя не только спереди, но и с боков.
Но вот наконец подошли они к Собору Святого Павла, который построил много лет назад человек с птичьим именем — Христофер Рен. (У них дома жил однажды скворец по имени "Христофер".) Наверное, поэтому птицы так любят этот Собор и, конечно, по этой причине рядом с Собором жила старая Птичница.
— Вот она! — вдруг закричал Майкл и сплясал танец дикарей.
— Перестань паясничать, — сказала Мэри Поппинс и последний раз взглянула на отражение красных роз в витрине ковровой лавки.
— И опять поет свою песню! — воскликнула Джейн, крепко прижимая к груди ладошки — вдруг сердце от радости выскочит.
— Купите птичкам обед! Всего два пенни пакет! Купите птичкам обед! Два пенни пакет! — нараспев выкрикивала Птичница одну и ту же строчку, протягивая прохожим пакетики с хлебными крошками.
А вокруг нее порхали десятки, а может, сотни птиц, вились над головой, взлетали и снова падали вниз.
Мэри Поппинс называла всех птиц "воробушки". Все птицы для нее на одно лицо, высокомерно объясняла она. Но Джейн-то с Майклом знали — никакие это не воробьи, а голуби и горлинки. Среди них были болтливые, суетливые сизые голуби-бабушки; быстрые грубоголосые голуби-дядюшки; трезвонящие "денег-нет, денег-нет" голуби-папы и бестолковые, озабоченные нежно-голубые горлицы-мамы. Так, во всяком случае, казалось Джейн и Майклу.
Птицы кружили и кружили над головой Птичницы, а когда дети подошли, вдруг шумно взмыли вверх и сели на самую макушку Святого Павла, громко гуля и не обращая на Птичницу никакого внимания.
Сегодня была очередь Майкла покупать птицам еду. Джейн покупала в прошлый раз. Он подошел к Птичнице и протянул ей четыре полупенсовика.
— Купите птичкам обед! Всего два пенни пакет! — пропела Птичница, вложила ему в руку птичью еду и спрятала полученные монетки в складках широченной черной юбки.
— Если бы ваши пакеты стоили один пенс, я бы купил два, — сказал Майкл.
— Купите птичкам обед! Всего два пенни пакет! — опять прокричала Птичница, как кукушка, у которой только одна песня — "ку-ку", "ку-ку", о чем ее ни спросишь.
Джейн с Майклом и Мэри Поппинс высыпали крошки на землю, и скоро птицы сначала поодиночке, потом по две, по три стали слетать с купола.
— Дура полоротая, — презрительно сказала Мэри Поппинс, когда одна голубка, клюнув крошку, тут же выпустила ее из клюва.
Но остальные птицы клевали на зависть, громко воркуя, толкаясь и цокая лапками. Скоро все было съедено подчистую — ведь воспитанные голуби ничего не оставляют. Убедившись, что больше есть нечего, голуби одним мощным, рябящим в глазах движением вспорхнули и закружились над головой Птичницы, повторяя на своем языке ее бесконечную песню. Одна голубка опустилась ей на шляпку и села, поджав лапки, — точь-в-точь украшение на короне. А какой-то голубь принял новую шляпку Мэри Поппинс за розовый куст и сорвал клювом цветок.
— Ах ты, негодный воробей! — воскликнула Мэри Поппинс и махнула на него зонтом. Голубь, оскорбленный до глубины души, подлетел к Птичнице и назло Мэри Поппинс воткнул розу в шляпу Птичницы.
— Начинка для пирога, вот ты кто! — не на шутку рассердилась Мэри Поппинс. Бросила на него последний гневный взгляд и прибавила, обращаясь к детям: — Идемте скорее! Давно пора идти.
А голубь только рассмеялся, повернулся к Мэри Поппинс хвостом и презрительно тряхнул им.
— До свидания, — сказал Майкл Птичнице.
— Купите птичкам обед! — пропела та, улыбнувшись.
— До свидания, — подхватила Джейн.
— …всего два пенни пакет! — закончила Птичница и помахала детям.
Пошли все трое дальше — дети справа и слева, Мэри Поппинс в середине.
— А что будет потом, когда все уйдут? — спросил Майкл у Джейн.
Он хорошо знал, что будет, но по правилам игры должен спросить у Джейн, ведь это в общем-то ее история.
И Джейн стала рассказывать, а он вставлял то, что Джейн пропускала.
— Ночью, когда все спят… — начала Джейн.
— … и на небе зажигаются звезды, — прибавил Майкл.
— И даже если не зажигаются, все голуби слетают с купола Святого Павла и прыгают вокруг Птичницы, смотрят, не осталось ли где крошек. И если осталось, клюют, чтобы утром вокруг Собора была чистота. А когда наведут чистоту…
— Ты забыла, они еще купаются.
— Да, купаются и чистят перышки. Делают три круга над Птичницей. И после этого устраиваются на покой.
— Садятся к ней на плечи?
— Да, и на шляпу.
— И на корзину с пакетами?
— Да, и на корзину. Потом Птичница гладит перышки у них на голове и говорит им, что надо слушаться и хорошо себя вести.
— На птичьем языке?
— Да. А когда у них начинают слипаться глазки, она расправляет складки своей юбки, как мама-курица крылья, и все голуби и голубки — порх-порх-порх — прячутся к ней под подол. Спрячется последний голубь, она начинает покачиваться, кудахтать над ними, они засыпают и крепко спят до утра.
Майкл счастливо вздохнул. Он любил эту историю и мог слушать ее без конца.
— Это все правда, верно, Джейн? — как всегда, спросил он.
— Нет, — ответила, как всегда, Мэри Поппинс.
— Да, — сказала Джейн. Она лучше все знала.
Глава 8. Миссис Корри
— Два фунта сосисок. Самых лучших, свиных, — сказала Мэри Поппинс. — И поскорее, пожалуйста, мы очень спешим.
Мясник был толстый и красный, как его сосиски. Просторный фартук в белую и голубую полоску облегал его большой живот. Характер у него общительный. Облокотившись о деревянную колоду, он с восхищением смотрел на Мэри Поппинс.
— Спешите? — сказал он. — Как жаль! Я думал, вы зашли поболтать о том, о сем. Мы, мясники, как известно, любим хорошую компанию. А что может быть лучше, чем беседа с такой прелестной леди… — мясник вдруг осекся, увидев лицо Мэри Поппинс. Его выражение было ужасно. И мяснику очень захотелось сию минуту провалиться сквозь землю.
— Понимаю, понимаю, — лицо его густо покраснело. — Вы ведь спешите, конечно. Два фунта, вы сказали? Самых лучших, свиных? Сейчас будет готово.
Он подцепил крюком связку сосисок, висевших под потолком. Отрезал конец в три четверти ярда длиной, сложил их гармошкой, завернул сначала в белую бумагу, а потом еще в оберточную. И положил пакет на прилавок.
— Что-нибудь еще? — с надеждой спросил он. Лицо его все еще пылало.
— Ничего, — отрезала Мэри Поппинс, презрительно фыркнув. Взяла сосиски, быстро развернула коляску и с таким видом выкатила ее, что мясник понял — он нежданно-негаданно нанес покупательнице смертельную обиду. Но выйдя из лавки, Мэри Поппинс как ни в чем не бывало остановилась у витрины: хотела еще раз взглянуть со стороны, как выглядят ее новые туфли, — лайковые, блестящие, на двух пуговицах, они были верхом элегантности.
Джейн с Майклом шли сзади и гадали, когда Мэри Поппинс вычеркнет в своем списке последнюю покупку, но спросить не осмеливались — такое у нее было лицо.
Мэри Поппинс взглянула налево, направо, словно решала, куда пойти. "В рыбную лавку!" — наконец сообразила она и покатила коляску в соседнюю лавку.
— Одну мелкую камбалу, полтора фунта крупной, полфунта креветок и одного омара, — выпалила она на одном дыхании — понять ее мог разве только тот, кто каждый день слышит подобное.
Продавец рыбы в отличие от мясника был длинный и тощий: анфаса, казалось, у него совсем нет, только фланги. Вид у него был такой унылый, как будто он вот-вот заплачет. Джейн думала, что его, наверное, с детства гложет какое-то горе, а Майкл был уверен, что мама в младенчестве кормила его одним хлебом с водой и он никак не может это забыть.
— Что-нибудь еще? — таким безнадежным голосом спросил он, как будто не сомневался в ответе.
— Не сегодня, — ответила Мэри Поппинс.
Продавец рыбы печально покачал головой: он понял, что Мэри Поппинс ничего больше не купит.
Тихо вздыхая, он завернул покупки, обвязал пакет бечевкой и бросил в коляску.
— Скверная погода, — сказал он, вытирая рукой глаза. — Думаю, лета в этом году не будет. Впрочем, было ли оно когда-нибудь? Гмм, а вид-то у вас не очень цветущий, — он посмотрел на Мэри Поппинс. — Хотя и у всех других не лучше.
Мэри Поппинс гордо вскинула голову.
— Вы на себя посмотрите, — резко сказала она, распахнула дверь и так сильно толкнула коляску, что опрокинула банку устриц.
— Высказался! — фыркнула Мэри Поппинс и взглянула на ноги. "Вид не очень цветущий"! Это в новых-то туфлях, лайковых, блестящих, на двух пуговицах!" — вот что услышали Майкл и Джейн в ее восклицании.
На улице Мэри Поппинс опять заглянула в список покупок и стала что-то вычеркивать. Майкл нетерпеливо переступал с ноги на ногу.
— Мэри Поппинс, мы пойдем когда-нибудь домой? — наконец не выдержал он.
Мэри Поппинс подняла голову и уничтожающе посмотрела на него.
— Как получится, — коротко ответила она и стала складывать список вчетверо. Майкл чуть не стукнул себя за выскочившие слова.
— Ты можешь идти домой, если хочешь, — высокомерно произнесла она. — А мы идем покупать пряники.
Кончики рта у Майкла поехали вниз. Вечно он что-нибудь ляпнет! Он же не знал, что последними в списке — пряники.
— Тебе туда, — Мэри Поппинс махнула в сторону Вишневой. — Смотри не заблудись, — прибавила она, подумав.
— Мэри Поппинс, пожалуйста, возьмите меня с собой! Вы ведь пошутили? Пожалуйста, не сердитесь, — стал просить Майкл.
— Давайте возьмем его, Мэри Поппинс, — заступилась за брата Джейн. — Хотите, я покачу коляску? Только простите его.
Мэри Поппинс фыркнула.
— Если бы не пятница, — сказала она, грозно глядя на Майкла, — я бы— дзык! — и отправила тебя домой. Дзык — и все!
И Мэри Поппинс покатила близнецов дальше. Джейн с Майклом поняли, что она немного смягчилась, и вприпрыжку поспешили за ней, ломая голову, что бы могло значить это "дзык". Вдруг Джейн заметила, что они идут совсем не в ту сторону.
— Мэри Поппинс, мне послышалось, вы сказали, что мы идем покупать пряники. Но ведь наша кондитерская совсем в другой стороне… — осмелилась заговорить Джейн, но осеклась, увидев лицо Мэри Поппинс.
— Кто делает покупки — ты или я? — спросила Мэри Поппинс.
— Вы, — прошептала Джейн.
— Да? А я думала, что ты, — Мэри Поппинс презрительно усмехнулась.
Она легонько повернула коляску, свернула за угол и вдруг остановилась. Джейн с Майклом тоже остановились, чуть не налетев на нее, и увидели престранного вида лавчонку. Она была крошечная и какая-то замурзанная. В окнах висели фестоны из цветной бумаги, а с витринных полок уныло глядели выцветшие коробочки с шербетом, столетние карамельные палочки и древние леденцовые шарики на палочках. Между окон была маленькая темная дверца, куда Мэри Поппинс и втолкнула коляску; Джейн с Майклом вошли следом и попали в маленькую полутемную комнатку.
Вдоль трех ее стен тянулись прилавки со стеклянным верхом. Под стеклом были выложены ряды темно-бурых пряников, и на каждом горела звездочка, их было так много, что казалось — это они освещают комнату слабым сиянием. Джейн с Майклом огляделись — интересно, кто торгует в этой древней лавке, как вдруг Мэри Поппинс громко позвала:
— Фанни! Анни! Вы где? — ее голос несколько раз эхом отразился от темных стен. И тут же за прилавком возникли две великанши и поздоровались за руку с Мэри Поппинс. Потом перегнулись через прилавок и могучими, под стать росту, голосами приветствовали Джейн и Майкла.
— Здравствуйте, мисс… — Майкл помедлил, не зная, кто Анни, кто Фанни.
— Меня зовут Фанни, — сказала одна из сестер. — Какое "здравствовать!" Ревматизм замучил. Но все равно на добром слове спасибо.
Она говорила с такой скорбью, как будто первый раз в жизни ее так учтиво приветствовали.
— Какая прекрасная сегодня погода, — вежливо обратилась Джейн ко второй сестре, которая целую минуту не выпускала ее ладошку из своей огромной руки.
— А я — Анни, — представилась она плаксивым голосом и прибавила: — Не по милу хорош, а по хорошему мил.
Джейн и Майклу их манера говорить показалась весьма странной, но удивляться было некогда. Мисс Фанни и мисс Анни уже тянулись к коляске, и каждая поздоровалась за руку с одним из близнецов. Джон с Барбарой испугались и стали реветь.
— Что, что, что такое? Кто тут шумит? — раздался из глубины лавки тонкий голосок. Услыхав его, мисс Фанни и мисс Анни так испугались, точно попали в лапы к людоеду. Они заметались по лавке, словно искали уголок, куда бы спрятаться.
— Что тут происходит? — голосок с нотками любопытства прозвучал совсем близко, и из-за прилавка выскочила маленькая сухонькая старушонка, с маленьким, сморщенным личиком, тремя волосинками на голове, уложенными, однако, в модный пучок на макушке, и тонкими, как жердочки, ножками. Такой древней старухи Джейн с Майклом никогда в жизни не видели. Несмотря на это, она легко и весело подбежала к ним, точно молоденькая девушка.
— Что, что, что такое! Вот тебе на! Да ведь это, Господи прости, Мэри Поппинс с Барбарой и Джоном Банксами! Да тут, никак, и Джейн с Майклом! Какой приятный сюрприз! Какая приятная неожиданность! Последний раз я была так же приятно удивлена, когда Христофор Колумб открыл Америку. Даю честное слово!
Она сияла от радости, а ноги, обутые в мягкие сапожки, выделывали мелкие задорные па. Она подбежала к коляске и стала покачивать ее и делать козу тонкими скрюченными пальцами. Джон и Барбара сразу перестали плакать, загулили и засмеялись.
— Так-то лучше! — весело пискнула старушка. И вдруг сделала очень странную вещь — отломила два своих пальца и протянула Джону с Барбарой. Но это еще не все! На месте отломанных тотчас же выросли два новых. Джейн с Майклом видели все это собственными глазами.
— Это всего-навсего ячменный сахар, — объяснила старушка Мэри Поппинс. — Он им не повредит.
— Вы, миссис Корри, можете дать им что хотите. Из ваших рук им ничего не повредит, — ответила Мэри Поппинс с несвойственной ей любезностью.
— Как жаль, что это не мятные палочки, — вырвалось у Майкла.
— Иногда они бывают и мятными палочками, — с радостью сообщила миссис Корри. — И к тому же очень вкусными. Я сама их люблю грызть, особенно если не спится ночью. Мята очень полезна для желудка.
— А чем они будут в следующий раз? — спросила Джейн, проявляя вполне понятный интерес к пальцам миссис Корри.
— Это действительно вопрос! Не знаю, — пожала миссис Корри плечами.— Это непредсказуемо. Впрочем, можно попытаться угадать. "Почему бы не попытаться", как сказал Вильгельм Завоеватель своей матери, которая не советовала ему идти покорять Британию.
— Вам, наверное, очень, очень много лет, — вздохнув, сказала Джейн. Она так завидовала миссис Корри — столько прожить и все помнить! Вот бы и ей такую память.
Миссис Корри тряхнула маленькой головкой и залилась тоненьким смехом.
— Очень много лет! Да я сосунок по сравнению с моей бабушкой. Вот ей действительно очень, очень много лет. Но мое появление на свет восходит к незапамятным временам. Я, во всяком случае, помню, как создавали землю. Я была тогда желторотым подростком. Боже мой! Это был труд, скажу я вам!
Она вдруг замолчала и скосила на детей свои остренькие глазки.
— Да что это я! Совсем зарапортовалась, а гости мои ждут. Полагаю, душенька, — она повернулась к Мэри Поппинс, как видно, своей старой знакомой, — что вы пришли ко мне за пряниками?
— Вы не ошиблись, миссис Корри, — учтиво ответила Мэри Поппинс.
— Отлично. Фанни и Анни уже дали вам пряников? — Миссис Корри вопросительно посмотрела на Джейн и Майкла.
Джейн отрицательно покачала головой. А за прилавком послышался приглушенный шепот.
— Нет, мамочка, — едва слышно проговорила мисс Фанни.
— Мы как раз собирались дать, мамочка… — начала мисс Анни испуганно.
Выпрямившись во весь свой рост и бросив испепеляющий взгляд на дочерей-великанш, миссис Корри сказала тихим, полным ярости, устрашающим голосом:
— Как раз собирались дать? Вон что, оказывается! Потрясающе интересно! А кто, позволь тебя спросить, Анни, позволил вам раздавать мои пряники?
— Никто, мамочка. Я никому ничего не давала. Я только подумала…
— Она только подумала! Очень мило с твоей стороны. Буду очень тебе обязана, если ты перестанешь думать. В этом доме обо всем думаю я! — сказала миссис Корри тихим, но пронзительным голосом. И вдруг рассыпалась мелким хрипловатым смехом.
— Взгляните на нее! Нет, вы только взгляните! Трусишка-зайчишка! Рева-корова! — тыкала она узловатым пальцем в свою дочь.
Джейн с Майклом взглянули и увидели, как по огромному несчастному лицу мисс Анни катится большая слеза: но они не осмелились вмешаться — крошечная миссис Корри внушала им трепет, почти ужас. Правда, стоило миссис Корри отвернуться, Джейн улучила минуту и протянула мисс Анни свой носовой платок, который от одной слезы так намок — хоть выжимай. Мисс Анни и выжала его и только потом отдала Джейн.
— А ты, Фанни, интересно, ты тоже думала? — тонкий пронзительный голосок хлестнул вторую сестру.
— Нет, мамочка, — дрожа, ответила мисс Фанни.
— Ну, хоть ты, слава Богу, не думала! Подними это стекло!
Пляшущими пальцами мисс Фанни открыла стеклянный верх.
— А теперь, мои дорогие, — совсем другим голосом проговорила миссис Корри, глядя на Джейн с Майклом, и улыбнулась так ласково, что они устыдились: кого тут бояться — такая милая старушка, — подите сюда, мои птенчики, и выберите себе пряники, — продолжала она. — Пряники приготовлены сегодня по особому рецепту — я получила его от Альфреда Великого. Он очень хорошо стряпал, хотя, помню, печенье у него один раз подгорело. Сколько вам дать?
Джейн с Майклом посмотрели на Мэри Поппинс.
— Каждому по четыре, — сказала она. — Всего двенадцать. Значит, дюжину.
— Прибавлю еще один и будет чертова дюжина. — Миссис Корри озорно глянула на детей. — Ну, берите же!
И Джейн с Майклом взяли тринадцать душистых коричных пряников, у каждого наверху светилась звездочка из золотой бумаги. Майкл не удержался и откусил от одного кусочек.
— Вкусно? — прокудахтала миссис Корри. Майкл кивнул. Миссис Корри на радостях подхватила руками юбки и пустилась в пляс.
— Ура! Ура! Восторг! Ура! — выкрикивала она тонким голосом. Наконец остановилась, и лицо ее посерьезнело.
— Но вы должны знать, я даю пряники за плату. Труд должен вознаграждаться. С каждого из вас по три пенса.
Мэри Поппинс открыла кошелек и вынула три трехпенсовых монетки. И дала по одной Джейн и Майклу.
— А теперь, — скомандовала миссис Корри, — приклейте монетки к моему платью. Так поступают мои покупатели.
Дети взглянули на ее длинное черное платье. И действительно, все оно было усеяно трехпенсовиками, как платье принцессы бриллиантами.
— Скорее же! Подите сюда и прилепляйте, — повторила миссис Корри, потирая руки в предвкушении удовольствия. — Не бойтесь, они не попадают на пол.
Мэри Поппинс подошла первая и прижала свой трехпенсовик к воротничку.
И что вы думаете? Он приклеился!
Тогда и они прилепили свои монетки — Джейн на правое плечо, а Майкл на левый рукав.
— Поразительно! — развела руками Джейн.
— Ничего поразительного, — хихикнула миссис Корри. — Или, вернее, не более поразительно, чем все другое, о чем я могла бы рассказать, — и она подмигнула Мэри Поппинс.
— Боюсь, нам пора уходить, миссис Корри, — сказала Мэри Поппинс. — У нас сегодня на обед дрочена, а мне еще предстоит ее испечь. Эта миссис Брилл…
— Бедная кухарка? — спросила миссис Корри, прервав Мэри Поппинс.
— Бедная! — Мэри Поппинс презрительно фыркнула. — Я бы ее по-другому назвала.
— Ну что ж, — миссис Корри прижала указательный палец к носу и задумалась. Но скоро опять заговорила.
— Дорогая мисс Поппинс, — важно произнесла она. — Мне было очень приятно повидать вас, и я уверена, мои девочки получили от вашего визита не меньше удовольствия, — она махнула рукой в сторону двух печальных великанш. — Приходите еще вместе с Джейн, Майклом и младенцами и не откладывайте визит в долгий ящик. Вы уверены, что донесете пряники домой? — обратилась она к детям.
Они кивнули. Миссис Корри подошла к ним поближе — у нее на лице было странное, серьезное, даже испытующее выражение.
— Хотела бы я знать, — сказала она мечтательно, — что вы сделаете с бумажными звездами?
— Мы их спрячем на память, — ответила Джейн. — Мы так всегда делаем.
— Э-э… спрячете на память? А интересно, куда вы их спрячете? — миссис Корри сощурила глаза, и от этого взгляд ее стал еще более испытующим.
— Ну, свои я положу в левый верхний ящик комода под носовые платки,— сказала Джейн.
— А мои будут в коробке из-под обуви на нижней полке платяного шкафа, — поспешил добавить Майкл.
— Верхний левый ящик комода и коробка из-под обуви в платяном шкафу, — раздумчиво протянула миссис Корри, точно хотела заучить наизусть эти слова. Потом взглянула на Мэри Поппинс и слегка кивнула. Мэри Поппинс тоже ответила ей легким кивком. Казалось, их связывает какая-то общая тайна.
— Ну и прекрасно! — воскликнула, сияя, миссис Корри. — Вы даже не представляете, как я рада, что вы будете хранить свои звезды! Я это запомню. Я помню решительно все. Даже то, что бывало на обед у короля Артура каждое второе воскресенье. А теперь давайте прощаться. До скорого свидания. Са-а-амого скорого!
Голос миссис Корри становился все тише, тише и наконец совсем смолк; и в тот же миг, не понимая, как это случилось, Джейн с Майклом очутились на улице — шли позади Мэри Поппинс, которая опять изучала свой список намеченных покупок.
Они посмотрели по сторонам, обернулись назад.
— Что это, Джейн? — удивился Майкл. — Где же лавка?
— Ее нигде нет, — сказала Джейн, ища глазами древний домишко.
И они не ошиблись. Лавки не было. Как сквозь землю провалилась.
— Как странно! — воскликнула Джейн.
— Очень! — согласился Майкл. — А пряники какие вкусные.
И они стали откусывать пряники с разных сторон, превращая их то в человечка, то в цветок, то в чайник, и совсем забыли про лавку миссис Корри. А лавка и правда была очень странная.
…Вспомнили они о ней посреди ночи, когда свет везде в доме был погашен, а им полагалось видеть уже десятый сон.
— Джейн! Джейн! — прошептал Майкл. — Слышишь, кто-то идет по лестнице, на цыпочках.
— Ш-ш-ш, — зашипела Джейн, она тоже услыхала чьито осторожные шаги.
Дверь в детскую с легким скрипом отворилась, и кто-то вошел. Это была Мэри Поппинс, в пальто и шляпке, как будто она собралась гулять.
Она ходила по комнате быстрыми неслышными шагами. Джейн с Майклом наблюдали за ней, не шевелясь и смежив веки до щелочек. Первым делом Мэри Поппинс подошла к комоду, открыла ящик и тут же закрыла его. Потом на цыпочках подошла к платяному шкафу, открыла дверцу, наклонилась и не то положила что-то, не то что-то взяла — они не рассмотрели. Послышался легкий стук, дверца захлопнулась, и Мэри Поппинс поспешно вышла из детской.
Майкл сел в постели.
— Что она делала? — спросил он у Джейн громким шепотом.
— Не знаю. Может, она забыла перчатки или туфли… — Джейн вдруг замолчала. — Майкл, слышишь? — прошептала она.
Он прислушался. Откуда-то снизу, скорее всего из сада, доносились чьи-то взволнованные, приглушенные голоса.
Джейн соскочила с постели и знаком позвала Майкла. Босыми ногами прошлепали они к окну и выглянули наружу.
За оградой на тротуаре маячили одна маленькая фигурка и две гигантские.
— Это миссис Корри с мисс Фанни и мисс Анни, — прошептала Джейн.
Да, это были они. Престранная компания! Миссис Корри вглядывалась сквозь калитку во двор дома N 17. У мисс Фанни на плечах балансировали две длинные-предлинные лестницы, у мисс Анни в одной руке было ведро с чем-то похожим на клей, а в другой — огромная малярная кисть.
Стоя у окна, задернутого шторой, Джейн и Майкл ясно слышали голоса ночных визитеров.
— Она запаздывает, — сердито проговорила миссис Корри.
— Может, кто-нибудь из детей заболел, — робко предположила мисс Фанни, двигая плечами, чтобы лестницы не упали, — и она не может…
— Прийти вовремя, — докончила, нервно поеживаясь, мисс Анни.
— Тихо! — приказала кипящая гневом мамаша, и Джейн с Майклом явственно услыхали, как она прошептала: "Велика жирафа, да дура", — без сомнения относя эту поговорку к дочерям.
— Тс-с, — миссис Корри прислушалась, склонив поптичьи маленькую головку.
И тотчас же входная дверь тихонько скрипнула и послышались чьи-то шаги, ступающие по гравию. Это была Мэри Поппинс с корзинкой в руке, откуда шел слабый, таинственный свет. Миссис Корри улыбнулась и помахала рукой.
— Скорее, скорее, надо спешить! — сказала она подошедшей Мэри Поппинс и, взяв ее за руку, перевела взгляд на дочерей. — Веселее смотрите, вы, двое! — И она пошла вперед, сопровождаемая мисс Фанни и мисс Анни, которые, как ни силились смотреть веселее, ничего не могли с собой поделать. Они шли сзади, тяжело ступая и сгибаясь под тяжестью своей ноши.
Джейн с Майклом не отрывали от них глаз. Вот процессия спустилась по Вишневой, свернула налево и пошла вверх по склону холма. Наконец взобрались на самый верх, на поляну, поросшую травой, где не было ни одного дома, и там остановились.
Мисс Анни опустила ведро с клеем на землю, а мисс Фанни сбросила с плеч обе лестницы и поставила их так, чтобы получилась высокая, до самого неба, буква Л. И вместе с сестрой стала ее держать.
— Что они собираются делать? — изумленно воскликнул Майкл. Но Джейн ничего не ответила — еще минута, и он сам все увидит.
Как только лестницы были прочно установлены — один конец на земле, другой на небе, — миссис Корри, зажав под мышкой кисть, подхватила одной рукой юбки, другой взяла ведро и полезла по лестнице вверх, осторожно нащупывая ногами перекладины. Мэри Поппинс со своей корзинкой полезла по другой лестнице.
И тут началось нечто невероятное. Добравшись до верхней перекладины, миссис Корри окунула кисть в ведро и стала мазать клеем небо. А Мэри Поппинс взяла из корзины что-то блестящее и стала пришлепывать к намазанному клеем небу. Когда она убрала руку, они увидели, что она приклеила к небу золотую звездочку с пряника. И та сразу неистово засверкала, озаряя вокруг себя небо мерцающим золотистым светом.
— Это наши, — чуть не заплакал Майкл. — Наши звездочки с пряников. Она думала, что мы спим, тихонько вошла и взяла их.
А Джейн ничего не сказала. Она не отрываясь смотрела, как миссис Корри мажет кистью небо, а Мэри Поппинс приклеивает к нему звезды. Когда места на небе не хватало, мисс Фанни и мисс Анни двигали лестницы дальше.
Наконец работа была окончена. Мэри Поппинс перевернула корзинку и потрясла — корзинка была пуста. Тогда обе дамы спустились вниз, и процессия двинулась в обратный путь, мисс Фанни тащила на плечах лестницы, а мисс Анни позвякивала пустым ведром. На углу остановились, перекинулись о чем-то несколькими словами, Мэри Поппинс пожала всем руки и заспешила по Вишневой домой. А миссис Корри, пританцовывая в своих мягких сапожках, изящно подхватив юбки, исчезла в противоположном направлении вместе с громко топавшими дочками-великаншами.
Скрипнула садовая калитка. Зашуршал гравий под ногами. Отворилась входная дверь и тихонько закрылась. Джейн и Майкл услышали тихие шаги Мэри Поппинс по лестнице; она прокралась на цыпочках мимо детской, вошла в комнату, где спали близнецы, разделась и легла спать.
Как только звук ее шагов смолк, Джейн с Майклом переглянулись, не сказав ни слова, подошли к комоду и заглянули в левый верхний ящик — в нем ничего, кроме стопки носовых платков, не было.
— Я тебе говорил, — сказал Майкл.
Открыли платяной шкаф, заглянули в коробку, она тоже была пустая.
— Как это? Почему? — говорил Майкл, сидя на краешке постели и глядя несчастными глазами на Джейн.
А Джейн опять ничего не сказала. Она сидела рядом, обхватив руками коленки, и думала, думала. Но вот она откинула назад волосы и встала.
— Знаешь, что я хочу знать? — взглянула она на Майкла. — Звезды сделаны из золотой бумаги или золотая бумага из звезд?
Майкл не ответил. Да Джейн и не ожидала ответа. Она понимала, объяснить это может только кто-нибудь гораздо мудрее Майкла.
