Крестьянская община
Основная масса народа России, собственно русские люди, которые несли в себе то, что называют духовной силой, это крестьяне. Даже к 1917 году их количество превышало 85 % населения страны. Как “технарь” скажу, что 85 % – это достаточно весомая величина: если есть 85 % вероятности получения какого-либо результата, то в ряде случаев его перестают контролировать – такой вероятности хватает.
Тот, кто хочет понять Россию, должен понять образ мыслей крестьян, ибо они суть России. Мы все вышли из крестьян, от силы во втором или третьем поколении. И в нас сидит крестьянский дух, русский дух. И когда поэт говорит: “Здесь русский дух, здесь Русью пахнет”,– значит здесь “пахнет” крестьянином, поскольку ничего более русского у нас нет.
Русские крестьяне никогда Не селились отдельно друг от друга, а вернее, много сот лет жили вместе, общинами, и именно эти общины они называли “мир”. Не зная правил мира и его основополагающих принципов, бессмысленно говорить о русских. Ибо мы все оттуда – из общины, из мира.
Обычный западный человек при переезде на другую квартиру нанимает за деньги машину и грузчиков, которые его перевозят. А 99 % русских в аналогичном случае приглашают приятелей, для которых покупают водки и закуски на сумму, превышающую ту, что они заплатили бы грузчикам, и после переезда устраивают с приятелями пьянку.
Все знают, что самой стабильной валютой в России остается бутылка, выпиваемая зачастую совместно. Почему? Ведь русские не пьют больше чем, скажем, французы.
Формально русский мир, русская община была уничтожена в столетней борьбе с бюрократией, но дух ее живет в нас. Он пока неистребим, и его нельзя не учитывать.
Каковы с точки зрения управления демократией основные особенности русской общины? Чтобы понять это, нужно ясно представить то, что есть сейчас, и то, что было раньше.
Сейчас законодатели регламентируют мельчайшие подробности нашей внутренней жизни, причем делают это одинаково (единообразно) для всего населения да еще и гордятся этим. Председатель Съезда народных депутатов СССР А. И. Лукьянов хвастался тем, что съезд за два года работы принял более 200 законодательных актов, а председатель Съезда народных депутатов Р.И. Хазбулатов – тем, что 700. А сколько они еще примут?
В этих актах регламентируется все, что бюрократия может придумать: численность армии, расходы на нее, количество налогов, зарплата учителей, продолжительность рабочего дня, число врачей, правила продажи и прочее, прочее, прочее. Повсюду слышишь, что у нас народная власть, но народ не имеет к ней отношения, так как команды всему населению сразу дает единая бюрократия из одного центра. Народ в законах и указах, как в тисках, но бюрократии раздолье.
Свободолюбивый русский народ этого не терпел и объединенный в общины долго оказывал сопротивление бюрократическому безумию.
Схема управления России изначально строилась таким образом. Царь, и законодатель и исполнитель, командовал, казалось бы, безраздельно всей Россией. Внешне это так, но никто не обращает внимания, что с точки зрения, с позиции народа он командовал в узких областях общественной жизни. Крестьянам очень редко приходилось сталкиваться с его командами, командами центра. Сначала царь занимался только внешней защитой, для чего и обязывал народ поступать согласно царской воле, а не так, как народ считает нужным, в трех случаях: при выплате податей, при отработке на дружинника, а позже на дворянина и при поставке рекрута в армию. Было еще уголовное право: царь с помощью своих законов преследовал уголовных преступников по всей территории России, но если крестьянин не был преступником, то его это не касалось. Впоследствии власть царя распространилась на промышленность, науку: строили и содержали университеты, поощряли искусства и т.д. Но и это касалось крестьянина только косвенно, через налог – подать.
Сколько раз в год крестьянину приходилось вспоминать, что у него есть царь, а у царя законы? Как часто он сталкивался с этими законами? Трижды в неделю с царским законом о барщине. А с остальными? Два-три раза в год, не более!
А нам, живущим ныне, сколько раз приходится сталкиваться с законами и указами, спускаемыми из столицы? Из области?
Вот пример из еще недавнего прошлого. Мы просыпались утром в квартире, размеры которой и плата за которую определялись в столице; надевали одежду, цена которой “спускалась” из Москвы; ели продукты, качество которых определялось центром; плата за проезд в транспорте, зарплата водителя, ширина автобусных кресел,– все это тоже решалось в столице. Колхозники и сеяли, и сажали, и убирали урожай только согласно указаниям свыше. Мы были опутаны бюрократическими цепями, причем чиновники заявляли, что все это для нашего блага а иначе никак невозможно. Сегодня эти же бюрократы штампуют все новые и новые законы и по-прежнему убеждают всех, что иначе невозможно.
Нет, можно! И раньше было можно, пока цари не спасовали перед бюрократами и мудраками. Русская крестьянская община не имела над собой никаких законов высшей власти, кроме приведенных выше, и в общественной и хозяйской жизни управлялась самостоятельно. Народ управлял собой сам. Как это еще назвать, если не демократией? Да, русские крестьяне не избирали всеобщим и тайным голосованием депутата, чтобы он якобы от их имени что-то там вещал в парламенте, причем сам не понимая, что- Но им этого и не требовалось, так как свои законы они устанавливали сами и каждый, подчеркнем, каждый оказывал непосредственное влияние на формирование этих законов.
Законы самоуправления в общинах были разные. Русская поговорка того времени гласила: “Что город, то и норов, что деревня, то и обычай”. Писаных законов не было, законы утверждались в виде обычаев, которые запоминались миром. Этим обычаям неукоснительно следовал каждый член общины. В этом плане каждая деревня, каждая община были отдельным государством – суверенным, как сказали бы нынешние мудраки.
Тем не менее, было несколько правил, обычаев, общих для всей России. Веками русские люди подмечали что требуется, чтобы дружно жить вместе, и в принципе они не далеко ушли от ортодоксального христианства или мусульманства. Главное – всеобщая справедливость, здесь русские не сделали никакого открытия, но интересны пути, которыми они обеспечивали эту справедливость.
Разумеется, что для России, жившей по принципу семьи, главным законом, или обычаем было то, что и община формировалась по принципу семьи, но без ее главы (отца). “Отцом” было собрание общины – коллективный орган управления, которое не было собранием представителей, каждый член общины автоматически был членом этого собрания, и его голос обладал таким весом, который и не снился, например, депутату самого старейшего в мире парламента – английского.
Из принципа русской семьи автоматически вытекал следующий принцип: ни один член общины не мог быть исключен из нее ни при каких условиях. Родился в общине либо был принят в нее – все, нет силы, способной тебя оттуда выдворить. Правда, в обычной семье отец мог отделить от себя сына, отдав ему часть имущества. А в общине, наоборот, ее член мог уйти из общины только добровольно, но ничего из общего имущества ему не полагалось. И тот, и другой принципы сохраняли справедливость, только в разных условиях. И в семье, и в общине человек был спокоен: какие бы решения не принимал отец или община, никакую несправедливость по отношению лично к нему никто не допустит.
Принципом семьи определялась еще одна особенность: община весьма пренебрежительно относилась к священному праву личной собственности вообще и крайне негативно к личной собственности на землю. У члена семьи не должно находиться в личной собственности то, с помощью чего существует вся семья. Непризнание личной собственности на землю – священная русская идея, пронесенная через тысячелетие. Собственность – только общая, земля должна находиться в распоряжении того, кто ее обрабатывает.
Еще один русский принцип, единый для всех общин: решение на собрании общины могло быть принято только единогласно. Община не утруждала себя подсчетом голосов. Если хоть кто-то был против, решение не принималось.
О возможности существования такого принципа парламентские мудраки и не подозревают. Действительно, как внедрить этот принцип? Ведь это тупик. Парламент не примет ни одного решения. В парламентах это невозможно, хотя сотни тысяч русских общин на протяжении тысячелетия существовали по этому принципу.
Необходимо понять следующее. Русский мужик, как и русский человек вообще, истинный демократ, то есть он всегда считал, что общественный интерес выше личного, причем не только считал так, но и руководствовался этим принципом. И на мирских сходках крестьяне исходили именно из интересов общины, следовательно, разногласий быть не могло. А парламент – это арена борьбы личных интересов, даже если это личные интересы групп, партий или слоев населения. Эти интересы различны, поэтому невозможно достичь единогласия.
Для крестьянина община – дом, в котором живет он и будут жить его дети. Разорение общины – разорение его лично. Крестьянин отвечал своей судьбой за принятое им решение. А в парламентах, особенно советских и постсоветских, депутаты за свои решения лично не отвечают, поэтому могут позволить себе голосовать за что угодно.
Крестьянские сходки, особенно по запутанным вопросам, могли длиться много вечеров подряд и порой принимали весьма грубую (на грани драки) форму. Там не стеснялись, обсуждая любые мелочи, даже если они затрагивали деликатные стороны чьей-либо жизни, которые в обычное время обсуждению не подлежали. Общинная проблема буквально выворачивалась наизнанку, рассматривалась абсолютно со всех сторон до тех пор, пока каждый член общины не начинал понимать, что предлагаемое решение – единственное, пусть его лично оно и не устраивает. И решение принималось только тогда, когда успокаивался последний спорящий. (С этих позиций сегодняшние парламентские бдения выглядят крайне позорно. Депутаты собираются обсуждать тяжелейшие государственные вопросы, но начинают с того, что договариваются, когда закончить свое собрание. А кто сказал, что этого времени хватит? Ведь вопрос еще и не начинали обсуждать!)
А могло ли быть так, что, несмотря на длительность обсуждения, какой-либо член общины, преследуя личный интерес, все-таки не соглашался? Да, могло. В этом случае, устав от споров, 200 или 300 человек могли уступить одному и принять решение, выгодное только этому человеку. Но община – не институт благородных девиц, •е члены – занятые тяжелой работой и достаточно решительные люди. Человеку, который пошел против мира, никто и ничего не Прощал. Он обязательно расплачивался за свою дерзость и часто вынужден был из общины уходить. У него происходили неприятности: тонула в болоте корова, сгорало сено, внезапно ломалось колесо подводы и так далее, пока человек не начинал понимать смысл поговорки: “Против мира не попрешь”.
Кулаки-мироеды всегда строили свои дома в центре села, поблизости от других домов, чтобы при пожаре пламя от их горящего дома перебросилось на соседние дома, зная, что только в этом случае их не подожгут.
А что давало единогласие при принятии решений отдельному человеку? Гарантию того, что твоим голосом, твоим личным интересом никто не пренебрежет. Поскольку в интересах общества учитывать интересы всех. Никто не прекратит прения, не выслушав твоего мнения. Можно много болтать об уважении к каждой отдельной личности, а можно уважение к ней ввести в закон. Можно утверждать, что раз в государстве свобода слова, значит это цивилизованное государство, забывая, что свобода слова без обязанности слушать – забава для мудраков. Что толку говорить, если тебе никто не собирается внимать? Крестьянская община России в отличие от подавляющей части российской интеллигенции, предпочитающей “мудрачествовать” на западный манер, это понимала.
Еще одно правило, общее для всех крестьянских общин, – соблюдение справедливости при распределении средства своего существования – земли. Способы распределения у общин были разные.
И наконец, общей для всех общин была коллективная ответственность по внешним обязательствам, по обязательствам уплаты налогов и поставок рекрутов в армию. Если, к примеру, в общине было 200 человек, обязанных платить подати царю, то ни один из них непосредственно свои положенные 12 рублей в налоговое ведомство не носил, все 2400 рублей платила община, а затем уже раскладывала эти деньги на членов общины.
Так же и с набором рекрутов. Если, к примеру, полагалось выставить в армию одного человека из 100, то военное ведомство не искало этих людей по деревням и селам. Общины сами определяли, кому служить, причем часто стремились купить рекрута на стороне, то есть найти здорового холостого мужчину, чтобы он за огромные по тем временам деньги, собранные миром, согласился пойти в солдаты. Если такого найти не удавалось, мир решал, из какой семьи взять солдата. И деньги выплачивались ему. Решение общины, “приговор мира” в этом случае обжалованию не подлежал, выбранного новобранца могли доставить к призывному пункту без его согласия, связанного.
Община выполняла свои обязательства добросовестно и требовала к себе такого же отношения. Если помещики или чиновники, нарушая законы и обычаи, наносили общине обиды, а законным путем добиться справедливости не удавалось, то община решалась на крайние меры. Одной из таких мер был бунт. Между тем и цари понимали, что причины бунта часто кроются в действиях властей, понимали, что пролитая кровь может вызвать огромное количество ответной. Поэтому при вспышке бунта государство всегда старалось погасить его без крови, пока это еще было возможно. Характерно, что орденом Св. Владимира, четвертая степень которого давала право на потомственное дворянство, награждались те офицеры и чиновники, которые могли прекратить крестьянские волнения, не прибегая к оружию. Это требовало мужества, так как возмущенная община переставала жалеть и свою, и чужую кровь.
Иногда община, не прибегая к бунту, могла сделать следующее.
Несколько мужчин убивали ненавистного помещика с семьей, а его дом поджигали. Затем они шли и сдавались властям. В России к смертной казни приговаривали в исключительных случаях. Поэтому суд приговаривал крестьян к какому-то сроку каторжных работ и ссылке в Сибирь. Брачные узы считались священными, тогда верили, что браки совершаются на небесах и не людям их разрывать. Поэтому согласно существовавшему закону семьи осужденных при желании отправлялись за казенный счет к месту каторги и ссылки, им также за счет казны назначалось содержание. Помимо этого, крестьяне регулярно собирали деньги и отправляли их осужденным, поскольку в их глазах это были не преступники, а герои, пострадавшие за мир.
