Глава двенадцатая. ЛИНА
Лина поступила к Арсеньевым, когда у них только что родилась Динка. Взяли ее прямо из деревни, куда ездила Марина с детьми на летние месяцы. Родных у Лины не было, старшего брата Силантия забрили в солдаты, вести от него приходили редко. Первые дни Лина дичилась, по комнатам ходила на цыпочках и отвечала на вопросы шепотом. Чернобровая, румяная, с золотисто-карими глазами, в длинном деревенском сарафане и с толстой русой косой, Лина была настоящей русской красавицей, и знакомые Арсеньевых удивлялись:
“Где вы такую красоту выкопали?”
“Это я нашла! - с гордостью отвечала Марина, - Она не только красивая - у нее душа замечательная!”
“Барыня, миленькая…” - говорила Лина.
“Я не барыня! - обижалась Марина. - Не называй меня так, Линочка. Зови меня, как все, Марина Леонидовна”.
Лина мялась, путалась, не в силах запомнить такое длинное имя, и, не называя свою хозяйку никак, в случае надобности дергала ее за подол и объяснялась с ней по-своему:
“Иди… как тебя звать-то… запамятовала я опять”.
Лина приучалась к работе медленно. “Сронив” на пол чашку, она сильно пугалась и начинала плакать.
“Линочка, здесь нет злых людей, не бойся же так! Никто не обидит тебя, - с огорчением говорила ей Марина. - Ну, разбила и разбила! Так же и я могла разбить! Ведь не нарочно же!”
Через неделю после поступления Лины к Арсеньевым в семье случились два события: рассчиталась и уехала к сыну старенькая кухарка Агафья и заболела воспалением легких Мышка. Слабенькая Мышка болела очень тяжело, воспаление легких повторялось у нее четвертый раз. Мать и молоденькая тетка сбились с ног, отец вместе с ними просиживал ночи около постели девочки… Малайка бегал то за доктором, то в аптеку… На Лининых руках осталась заброшенная Динка и пустая, холодная кухня, в которой некому было истопить плиту и сварить обед. Видя всеобщее отчаяние и слезы, Лина вдруг почувствовала себя необходимой и, никого уже не спрашивая, как и что делать, вставала чуть свет, топила плиту, наваривала по-деревенски “пишшу” на целый день, купала и укачивала Динку, носила ее к матери кормить и, находя, что малышка орет с голоду, подкармливала ее манной кашей. Когда кризис миновал и Мышка начала поправляться, голоса в доме зазвучали громче и веселее, все вспомнили о маленькой Динке, отданной всецело на руки Лине.
“Надо бы подкармливать ее кашей”, - сказала мать.
“Ишь когда надумалась! - засмеялась Лина. - Уж без тебя подкармливаю! Разве она так орала бы? Она бы вам ни днем ни ночью спокоя не дала!”
Так Лина сделалась хозяйкой, перестала дичиться людей и, встречая на базаре кухарок из богатых домов, скромно выспрашивала у них рецепты городских кушаний. Марину она называла теперь милушкой, а Динку считала своим выкормышем и любила ее больше остальных детей. Нового человека Арсеньевы не брали, помогал по хозяйству Малайка, которым Лина командовала как хотела. Новый человек в доме был опасен: тревоги и волнения, связанные с революционной работой Арсеньевых, трудно было бы скрыть от чужих глаз и ушей. Лина многое видела, многое слышала, многое поняла и многого не поняла. Всех жандармов она называла “приставами” и больше всего боялась сыщиков. Сыщики мерещились ей везде и всюду. Случай, который вспомнил Олег, был такой: однажды молодой парень, заглядевшись на красивое, румяное лицо Лины, пожелал с ней познакомиться и начал частенько похаживать около дома Арсеньевых. Лина прибегала вся в слезах.
“Сыщик! Выглядывает чегой-то! Господи! Так бы и своротила ему скулы на сторону… Ведь заарестуют нас всех тута… урод неслыханный!”
Это было после арестов и обысков девятьсот седьмого года. В то время жандармское управление еще не имело сведений об отъезде Арсеньева и пыталось найти его след. Около дома Арсеньевых нередко появлялся сыщик.
“Ходит урод… ходит!” - жаловалась Лина, прибегая под вечер из булочной…
Однажды Катя решилась выйти. У ворот действительно прохаживался какой-то парень. Катя была сама еще очень молодой, но характер у нее был решительный и уже закаленный в постоянных опасностях. Она подошла вплотную к чужому человеку и строго спросила, что нужно ему около их дома. “Урод” оказался красивым парнем с кудрявой шевелюрой. Он смущенно снял картуз и молча стоял перед Катей, подавленный суровостью ее взгляда. Потом оказалось, что он мастеровой и что ему понравилась “куфарочка” из этого дома, но познакомиться с ней не решается - вот и ходит в пустой надежде около дома.
“Вы не подумайте чего-нибудь плохого…” умоляюще повторял парень.
Подозрительная Катя, не зная, чем кончить этот разговор, придумала выход:
“Пусть придет к нам ваша мать”, - сказала она. Парень обрадовался, и на другой день чинная старушка в кашемировой шали робко кланялась у порога. Семья оказалась хорошая, рабочая..
Лина расчувствовалась, поила старушку чаем, а под конец обратилась к ней с “покорнейшей и нижайшей” просьбой, чтобы парень не ходил у ворот: “Замуж я не пойду, а время провожать зря нечего”.
Всем было жаль красивого парня, но Арсеньевым Лина объяснила свой отказ тем, что раз уж померещился; ей в парне сыщик, то так и будет всегда мерещиться.
“Не смогу я его личность переносить”.
Парень долго писал слезные письма, получая всегда один и тот же ответ:
“Покорнейше и нижайше прошу: оставьте меня, девицу, в покое”.
Напомнив сестрам этот случай, Олег весело сказал:
- Конечно, это опять какой-нибудь из Лининых поклонников, поэтому он и не пришел к тебе на службу! А что ж, Малайка по-прежнему любит нашу недоступную красавицу? - спросил он.
- Любит, бедный, - вздохнула Марина.
Олег вдруг посмотрел на Катю и начал поспешно рыться в боковом кармане.
- Ой-ой-ой! Чуть я не забыл! Хорош друг! - Он вытащил сложенный вдвое конверт. - Вот, Катя, тебе письмо от Виктора. Я подозреваю, о чем он пишет. И, несмотря на нашу дружбу, отклонить его предложение сам я не решился. Напиши ему мягко, но окончательно, не оставляя никаких надежд. Он очень хороший человек - пожалуйста, не допускай никаких резкостей. Откажи мягко, но решительно, - повторил старший брат.
Катя вспыхнула, рассердилась:
- Почему я должна отвечать? Отвечайте сами!
- Кто - сами?
- Ты и Марина! - дернув плечом, сказала Катя.
- Но он же не нам делает предложение! Я, может быть, и не отказался бы от такого богатого жениха. Директор сахарного завода! Сколько одного варенья напарить можно! - пошутил Олег и снова строго сказал: - Бери письмо и отвечай, но помни, что обижать этого человека не за что. Он и так будет очень тяжело пережинать твой отказ, поэтому пиши просто, тепло, но решительно. Ты уже взрослая и сама понимаешь, что значит любовь… А Костя не приезжал? - живо спросил он сестер.
Катя еще гуще покраснела и, взяв письмо, вышла из комнаты.
- Костя приезжал несколько раз. Но ведь он все время занят… - Марина наклонилась к брату и что-то зашептала ему на ухо.
Олег покачал головой и глубоко вздохнул.
- Жаль мне нашу Катюшку, - тихо сказал он. - Много горя принесет ей эта любовь. Костя постоянно рискует своей головой… Ну, что делать… Напомни ему на всякий случай, что мой охотничий домик по-прежнему стоит в лесу. По счастью, наш граф не любит эти места, - улыбаясь, сказал Олег.
Катя спрятала письмо и, успокоившись, снова вошла в комнату. Беседа со старшим братом продолжалась до рассвета. Говорили о детях, о Саше, от которого давно нет писем. Олег жаловался на тягостную скуку в имении графа. От станции далеко, в прилегающем селе нет школы, кругом леса…
- Зато в моем распоряжении великолепные орловские рысаки, - грустно шутил Олег. - На моей обязанности следить, чтоб они не застаивались в конюшне. Ну вот я и езжу то к Виктору на сахарный завод, то за почтой на станцию… Кстати, Костя очень интересовался графскими лошадьми, так передайте же ему, что и лошади и охотничий домик в лесу по-прежнему в моем распоряжении. Его сиятельство приезжает на охоту по первой пороше, а до тех пор я полный хозяин в имении.
Когда Олег уехал и сестры легли спать, ночная роса уже высохла на цветах, птицы громко пели и Динка открыла глаза.
Глава тринадцатая. ВСТРЕЧА НА БЕРЕГУ
“Сегодня воскресенье, - думает Динка. - Мама целый день дома. Надо побежать на берег, пока все спят, и посмотреть на баржу. Если Ленька там, можно тихонько вызвать его и сказать, что я не нарочно. А если он захочет меня побить, то пускай бьет…”
Динка потихоньку сползает с кровати и смотрит на спящую Мышку. Что-то еще нужно сделать на берегу… Динка мучительно вспоминает и не может вспомнить. Что это такое было вчера вечером? Дядя Лека пел… Ой, да! “Есть на Волге утес…” Надо обязательно найти этот утес! На нём сидел и думал атаман Стенька Разин. Если Динка заберется туда, то “утес-великан все, что думал Степан, - все тому смельчаку перескажет…”.
Динка ищет платье, но платья нет ни у нее, ни у Мышки. В субботу Катя всегда отбирает их платья, а в воскресенье дает им чистые. Но, когда Катя проснется и принесет платье, будет уже поздно идти. Динка вспоминает, что в ящике для игрушек есть ее старое, прошлогоднее платье. Мама отдала его для кукол. Один рукав они с Мышкой уже оторвали, но самое платье, может, еще цело. Но, чтобы пройти на террасу, надо открыть дверь в мамину комнату и пробраться мимо Кати и мамы. Динка открывает окно и, цепляясь за подоконник, спрыгивает на землю. На террасе скрипучие половицы - Динка перелезает через перила. В ящике действительно лежит старое платье с вылинявшими синими цветочками. Один рукав его вырван от плеча, другой отрезан до половины.
“Ничего, - думает Динка, натягивая на себя платье. - Можно потом оторвать и второй рукав, тогда будет одинаково. Мало ли какие люди есть на свете! У одних такие платья, у других - другие…”
Динка замечает на полу свое яблоко. Но оно почему-то уже надкусано. Когда же она его надкусила? Ведь это яблоко было для Леньки… Вот дурка так дурка! Ешь теперь сама! Динка хватает яблоко и на цыпочках спускается в сад. В саду около палатки, где живет дедушка Никич, раздается тихое покашливание. Значит, он уже встал!
Динка, пригнувшись и прячась за кустами, бежит к забору. Отодвинув доску, помеченную красным карандашом, она выскакивает на дорогу. Теперь все! Беги да беги, не оглядывайся! Все, что встретится, все, что увидится, - все твое! Где идешь, где стоишь - никому до тебя нет дела. Забежишь за деревья и спрячешься, а деревья стоят и молчат; спрячут тебя и с места не сойдут.
- Айда! Айда! - подгоняет себя Динка.
Свежее утро холодит ей спину, короткое платье не закрывает голых коленок. Но солнце уже близко, с обрыва будет видно, как оно вылезает из воды, огромное, красное… Сначала до половины вылезет, потом присядет на воду отдохнуть, а потом не успеешь и оглянуться, как оно уже поднимется на . небо. Одно-одинешенько солнце, а всю землю греет, всех людей припекает и глядеть на себя не велит - не любит! Как засветит в глаза, так и ослепнешь!
Босые ноги легкие, они бегают хорошо. Вон уже и обрыв… Динка раздвигает кусты и смотрит на Волгу. Сердце у нее начинает сильно биться… Вон баржа… Только Леньки на ней не видно. Может, он в том домике, что стоит на палубе? Может он еще спит и хозяин его спит… Что же делать теперь?
Если спуститься на берег и спросить каких-нибудь дачников, где утес Стеньки Разина? По воскресеньям много приезжает дачников. Надо пойти подальше от пристани, туда, где купаются дачники, и подождать какого-нибудь дяденьку с полотенцем через плечо - такой, уж наверное, знает, где утес. Только бы не набежали Минька и Трошка… Она сама их найдет, когда побывает на утесе, они от нее не уйдут теперь! Дудки! Динка садится на обрыве и смотрит на солнце. Солнце уже совсем вылезло из воды, по Волге идут пароходы, тянутся плоты… “Что же это нет людей?” - беспокоится Динка и тихонько взглядывает на баржу. И там пусто… В воскресенье мама спит долго, а сегодня они с Катей провожали дядю Леку - может быть, еще дольше поспят? Не поискать ли самой этот утес? Динка идет по обрыву, держась за кусты, становится на самый край и, высунувшись, вглядывается в даль… Нет, нигде не видно большого камня, поросшего мхом…
А на берегу появляются уже дачники. Динка видит двух человек - женщину и мужчину. Мужчина в белом халате, как доктор. Он что-то рисует, глядя на обрыв. Рисует он на большом полотне, натянутом на рамку. И рамка эта с полотном стоит перед ним на трех деревянных ножках. “Художник! - догадывается Динка. - Интересно посмотреть, что он рисует”. Женщина укалывает ему на Волгу и что-то говорит. На ней белое платье и кружевная накидка. Когда она оборачивается к обрыву, видно ее нежно-розовое лицо, окаймленное черными локонами.
“Волосы черные, а красивая…” - удивляется Динка. Ей кажется, что красивее всех на свете ее мама, потому что у нее светлые волосы, но, оказывается, и с черными бывают красивые. Динка свешивается с обрыва. По склону, у самых корней среди зеленых пучков неудобно растущей травы, белеют нежные цветы кувшинок. Их трудно добыть, но Динке это нипочем. Она часто рвет кувшинки для мамы, но домой не приносит. Дома все знают, где растут эти цветы, и у Динки могут быть неприятности.
- Плывите к маме, - говорит она кувшинкам и пускает их на воду. Может, на середине реки они встретят мамин пароход…
С берега вдруг доносится звонкий смех. “Катись, серебряное яблочко, по серебряному блюдечку” - вот какой это смех! Злые люди так не смеются. И уж наверное, этот художник знает, где утес Стеньки Разина. “Сейчас я дам им кувшинки и спрошу про утес”, - решает Динка и, схватившись за куст, повисает над обрывом. Берег далеко, но выступающих по склону корней много, есть один даже такой толстый обломыш, что на нем можно и посидеть. Динка спускается медленно, держа во рту букетик кувшинок, руки у нее должны быть свободны. Внизу слышатся тихие голоса… Женщина а белом платье и художник, подняв головы, смотрят на девочку. Динка чувствует себя польщенной их вниманием, ей хочется похвастаться своей ловкостью. Она ускоряет движения, виснет на одной руке и, достигнув толстого корня, усаживается на нем, обрывая вокруг цветы.
- Она упадет, она упадет… - тревожно повторяет женщина, следя глазами за Динкой.
- Не упадет! - весело отвечает художник. - Она лазает как обезьянка.
Динке не нравится слово “обезьянка”, и настроение ее портится. Обезьянка - это опять та же Макака. Стоит перед ними “показываться” после этого! Зажимая в руке цветы, она быстро спускается и прыгает на песок. Половина рваного рукава свисает с ее плеча, сбоку на платье - дырка, прожженная утюгом, нечесаные волосы закрывают лоб и лезут на щеки. Она стоит в нерешительности, не зная, как назвать человека в белом халате, чтобы спросить у него про утес.
“Скажите, пожалуйста, художник…” Или: “Скажите, пожалуйста, господин…”
Динка хочет быть вежливой.
- Скажите, пожалуйста… - тихонько спрашивает она.
Но художник дергает за руку свою подругу.
- Смотри! Смотри, какая прелесть! - неожиданно говорит он, указывая на девочку. - Вот он, сюжет!
Динка вспыхивает ярким румянцем, глаза ее густо синеют от удовольствия. Никто еще никогда не говорил, что она прелесть. От восторга и благодарности она не знает, что делать. Отдать им цветы? Сказать спасибо?
- Что тебе нужно, девочка? - ласково спрашивает женщина.
Динка протягивает ей зажатые в руке цветы:
- Вот кувшинки… возьмите… - Она скашивает глаза на белый халат и, боясь обидеть этого человека, робко добавляет: - Поделитесь с ним.
- Спасибо! Я поделюсь? - смеется женщина и, порывшись в кармане, достает серебряную монетку. - Вот возьми… купи себе конфетку.
- Нет, - говорит Динка, отступая и пряча назад руки. - Нет! - Румянец сбегает с ее щек, глаза смотрят испуганно. - Я только хотела спросить вас: где утес Стеньки Разина?
- Что? Что? - растерянно переспрашивает женщина. держа в руке монетку и вопросительно глядя на своего спутника. - Какой утес?
- Утес Стеньки Разина, о котором поется в песне, - твердо отвечает Динка.
- Постой, постой… Есть такой утес! Но где он, я тоже не знаю. Ты говоришь, что о нем поется в песне? - с любопытством разглядывая девочку, вмешивается художник.
- “Есть на Волге утес, диким мохом оброс…” - мечтательно говорит Динка и, вздохнув от неудачи, поворачивается, чтобы уйти.
- Подожди… Мы придем сюда завтра. Я узнаю, где этот утес, хорошо? А потом я буду рисовать тебя - вот там, на обрыве. Я художник… Ты знаешь, что такое художник? - быстро и ласково говорит человек в белом халате.
- Я знаю… - Динка бросает беглый взгляд на полотно. “Но ведь он сказал, что я лазаю как обезьянка. Может, он и нарисует какую-нибудь обезьянку”. - Вы нарисуете меня красивой? - с беспокойством спрашивает она.
- Красивой? - Художник оглядывается на свою подругу, но та прячет лицо в кувшинки. - Послушай, тебе не нужно быть красивой. Я нарисую тебя такой, какая ты есть, - серьезно говорит художник и берет Динку за руку. - Ты будешь вон там на обрыве срывать цветы, а я буду тебя рисовать. Придешь?
Динка вспоминает, что завтра с утра мама уже уедет.
- Приду! - весело говорит она и, взмахнув рукой, указывает на обрыв. - Я буду там виснуть хоть целый день!
- Ой, боже мой! - смеется женщина.
- Нет, виснуть не надо. Приходи прямо сюда, и мы будем уже здесь, - улыбаясь, говорит художник.
Динка кивает головой и снова поворачивается, чтобы уйти.
- Но ведь мы можем уехать завтра! - беспокоится женщина. - Предупреди ее, что мы можем уехать.
- Я никуда не уеду, я с детства не видел Волгу! - сердится художник.
Динка торопится уйти. Когда взрослые заводят между собой ссору, то попадает и детям.
- Подожди, девочка! Ты скажешь нам завтра, зачем тебе нужен утес Стеньки Разина? - снова окликает художник.
- Нет, не скажу! - отвечает Динка и бежит по берегу. Солнце уже обливает горячим теплом ее голову и плечи.
Вон как далеко еще пристань! Надо посмотреть еще раз на баржу и бежать домой.
