X
В это время Матиуш усвоил еще одну важную истину. Солдаты не могут вечно сидеть в окопах, иначе война никогда не кончится.
Пока на фронте было затишье, в столице кипела работа: в главном штабе разрабатывали план наступления. План заключался в следующем: собрать все силы в кулак, внезапно ударить по врагу и прорвать линию фронта. Противнику волей-неволей придется отступить, потому что в прорыв устремятся войска, зайдут с тыла и начнется бой не на жизнь, а на смерть.
Поручику присвоили зимой звание капитана. Матиуша наградили медалью. Как он обрадовался! Их отряд дважды отмечали в приказе по армии за отличное выполнение боевых заданий.
Как-то к ним в окопы явился важный генерал и зачитал приказ:
— «От имени его величества короля Матиуша Первого выношу роте благодарность за уничтожение вражеского порохового склада и за отвагу, проявленную в боях за родину. Возлагаю на роту почетное и тайное задание: с наступлением тепла прорвать линию фронта».
Это было большой честью.
Начались тайные приготовления. Подвезли снаряды, пушки. За передовой стояла наготове конница.
Солдаты поглядывают на солнышко. Ждут не дождутся теплых дней. Так и рвутся в бой!
Капитан придумал такую хитрость: чтобы ввести в заблуждение врага, будто у них мало сил, послать в атаку сначала только половину роты. Пусть постреляют для вида и возвращаются в окопы. А на другой день выступит вся рота и опрокинет легковерного противника.
Сказано — сделано.
Полроты пошло в атаку. Перед атакой капитан приказал артиллеристам открыть огонь по проволочным заграждениям, чтобы прорвать их и облегчить путь пехоте.
— Вперед! — скомандовал капитан.
Ох, до чего хорошо вырваться из затхлых, сырых окопов, мчаться во весь дух и кричать: «Ура! Вперед!» Враги увидели — прямо на них с винтовками наперевес бегут солдаты, и до того испугались, что даже не стреляли. Наши уже добежали до разорванной снарядами колючей проволоки, но тут послышалась команда к отступлению.
Матиуш с еще несколькими солдатами забежал слишком далеко, не услышал команды и попал в плен.
— Ага, струсили! Бежали как ошалелые, орали, будто невесть сколько их, а нас увидели — давай бог ноги! — в отместку за свою растерянность и страх издевались над пленными неприятельские солдаты.
Опять шел Матиуш в штаб, только не переодетый, как в прошлый раз, а в шинели. Теперь он был военнопленный.
— Ага, попался, голубчик! — узнав его, злобно воскликнул офицер. — Это из-за тебя взорвали зимой наш пороховой склад! Теперь ты так легко не отделаешься… Солдат отвести в лагерь для военнопленных, а мальчишка, как шпион, будет повешен.
— Я солдат! — запротестовал Матиуш. — Вы имеете право меня расстрелять, но не вешать!
— Ишь какой умник выискался! То он Томек, то солдат. Нет, голубчик, теперь-то мы тебя повесим как предателя.
— Права не имеете! — настаивал на своем Матиуш. — Тогда я тоже был солдатом. Перешел фронт по заданию командира и нарочно сел перед разрушенной хатой.
— Ну, довольно болтать! Отвести его под усиленной охраной в тюрьму. Военный суд завтра разберется. Если ты и вправду был солдатом, может, повезет тебе — получишь пулю в лоб, хотя я предпочел бы тебя вздернуть.
На другой день состоялся суд.
— Я обвиняю этого мальчика в том, — сказал на суде офицер, — что он зимой выследил, где находится наш пороховой склад, и донес врагу. Неприятельская артиллерия двенадцать раз промазала, на тринадцатый попала в цель, и склад взлетел на воздух.
— Признаешь ли ты себя виновным? — спросил седой генерал-судья.
— Нет! Все было не так. Этот офицер сам показал мне пороховой склад и велел разузнать, где у нас хранятся порох и снаряды, и донести ему. И в награду дал мне плитку шоколада… Разве я неправду говорю?
Офицер покраснел. Местонахождение пороховых складов — военная тайна, и он никому не имел права выдавать ее.
— Меня послали в разведку, а ваш офицер хотел сделать из меня шпиона.
— Да я не думал… Не знал… Не предполагал… Не сообразил… — оправдывался, заикаясь от волнения, офицер.
— Стыд и позор! — перебил его старый генерал. — Вас обвел вокруг пальца маленький мальчик. Вы поступили плохо и понесете за это заслуженное наказание. Но мальчик тоже виноват, и мы не можем его оправдать. Предоставляю слово адвокату.
— Господа судьи! — начал свою речь защитник. — Подсудимый, который называет себя то Вырвидубом, то Томеком по фамилии Палец, не виновен. Как солдат он обязан был подчиниться приказу командира. Его послали в разведку, и он пошел. Его, как и остальных, надо отправить в лагерь для военнопленных — таково мое мнение.
Генерал обрадовался в душе: ему было жалко мальчика. Но не подал виду: военным не полагается проявлять доброту и сочувствие к неприятельским солдатам.
Он склонился над книгой, где были записаны все военные законы, и стал искать место о военных шпионах.
— Ага, вот оно, нашел, — сказал он наконец. — «Гражданские лица, которые передают врагу сведения за денежное вознаграждение, подлежат повешению, а военные шпионы — расстрелу. В случае, если адвокат не согласен с решением суда, дело передается в высшую инстанцию и приведение приговора в исполнение откладывается».
— Я с решением суда не согласен, — заявил адвокат, — и требую передачи дела в высшую инстанцию.
Генерал и остальные судьи согласились.
Матиуша снова отвели в тюрьму. Тюрьмой называлась обыкновенная крестьянская хата. Больших каменных домов с решетками на окнах на фронте нет. Такая «роскошь» бывает только в городах. Под окнами и перед дверью хаты-тюрьмы поставили по двое часовых с винтовками и пистолетами.
Размышляет Матиуш о своей судьбе, но духом не падает, не теряет надежды: «Хотели меня повесить — и не повесили. Может, и пуля меня минет. Столько их над моей головой пролетало, а я — жив».
Он с аппетитом поужинал. Еда была очень вкусная. По существующему обычаю, приговоренных к смерти принято кормить сытно и вкусно. А Матиуша считали обреченным.
Сидит Матиуш у окошка и смотрит, как в небе кружат аэропланы. «Наши или неприятельские?» Не успел он додумать до конца, как рядом с тюрьмой разорвались одновременно три бомбы.
Что было потом, Матиуш не помнил. Бомбы посыпались градом. Одна угодила в хату-тюрьму, и все перевернулось вверх дном. Послышались крики, стоны, грохот… Матиуш почувствовал, как его взяли на руки, но он не мог поднять головы. В ушах стоял нескончаемый шум. Очнулся он на широкой кровати в роскошно обставленной комнате.
XI
— Как вы себя чувствуете, ваше королевское величество? — вытягиваясь в струнку, спросил тот самый старик генерал, который зимой вручал ему медаль.
— Я — Томек Палец, Вырвидуб, рядовой солдат, господин генерал! — вскричал Матиуш, вскакивая с кровати.
— Сейчас мы это проверим, — засмеялся генерал. — Эй, позвать сюда Фелека!
Вошел Фелек в форме пилота.
— Скажи-ка, Фелек, кто это?
— Его величество король Матиуш Первый.
Упорствовать дальше не имело смысла. Для поднятия духа солдат и всего народа необходимо было сообщить, что король Матиуш жив и находится на фронте.
— В состоянии ли ваше величество принять участие в военном совете?
— Да.
На военном совете Матиуш узнал следующее: по городу возили в автомобиле фарфоровую куклу. А во время аудиенции канцлер сажал куклу на трон, незаметно дергал за веревочку, и кукла кивала головой и отдавала честь
В автомобиль куклу вносили на руках. Король Матиуш, сообщали в газетах, дал обет до тех пор не ступать ногой на землю, пока последний враг не будет изгнан из пределов страны.
Уловка удалась: люди поверили. Хотя казалось немного странным, почему Матиуш и на троне, и в автомобиле всегда сидит в одной и той же позе, никогда не улыбнется, слова не вымолвит, только головой кивает да честь отдает.
И вот по городу поползли зловещие слухи. Весть о таинственном исчезновении Матиуша просочилась сквозь толстые стены дворца
Во вражеском стане тоже знали кое о чем из донесений шпионов, но особого значения этому до поры до времени не придавали. Была зима, а зимой на фронте обычно затишье.
Но когда стало известно, что войска Матиуша готовятся к наступлению, враги забили тревогу, засуетились и в конце концов выведали тайну.
И вот накануне наступления за большие деньги подкупили какого-то шалопая, он метнул камень и угодил прямо в куклу-короля.
Голова у фарфоровой куклы разбилась, и только рука продолжала приветственно подниматься. Столица была в смятении: одни впали в отчаяние, другие негодовали, что их так бессовестно обманули, третьи просто смеялись.
На другой день после вылазки, в результате которой Матиуш попал в плен, над окопами показались вражеские аэропланы, но они сбрасывали не бомбы, а листовки
«Солдаты! Министры и генералы вас обманывают. Короля Матиуша нет На троне с первых дней войны сидит фарфоровая кукла. Теперь, когда ее разбили, вы можете сами убедиться в этом! Бросайте оружие! Расходитесь по домам!»
С превеликим трудом уговорили солдат немного подождать. Но ни о каком наступлении не могло быть и речи.
Тогда Фелек без утайки рассказал все как есть.
Генералы обрадовались, позвонили капитану и приказали немедленно доставить Матиуша в штаб. Вообразите их растерянность и ужас, когда они узнали, что Матиуш в плену!
Как быть?
Если сказать возмущенным солдатам, что король Матиуш в плену, они не поверят. Раз обманутые, они ничему больше не будут верить. На чрезвычайном военном совете постановили атаковать врага с воздуха и в суматохе выкрасть Матиуша.
Аэропланы разделили на четыре эскадрильи: одна получила задание бомбардировать лагерь для военнопленных, другая — тюрьму, третья — пороховой склад, четвертая — штаб.
Так и сделали. Сбросили бомбы на дом, где размещался штаб. Офицеры в панике разбежались, и некому стало командовать. Бомбили и место, где, по предположению, находился пороховой склад, но на этот раз получилась осечка: порохового склада там не оказалось. Отряд пехоты под прикрытием авиации ворвался в лагерь для военнопленных, но, как известно, Матиуша там не было. Наконец с трудом разыскали его в тюрьме и без чувств доставили к своим.
— Задание выполнено отлично! Сколько мы потеряли аэропланов?
— Вылетело тридцать четыре, вернулось пятнадцать.
— Сколько времени продолжалась операция?
— Сорок минут с момента вылета до посадки на свои базы.
— Отлично, — сказал Матиуш. — Итак, назавтра генеральное сражение.
Офицеры пришли в восторг: «Вот здорово! Солдаты узнают, что король Матиуш жив, он сражался бок о бок с ними как рядовой солдат, а завтра он поведет их в атаку. За такого короля солдаты будут драться, как львы».
Застрекотал телеграф, затрещал телефон: на фронт и в столицу передавали срочные сообщения.
Ночью вышли экстренные выпуски всех газет. В газетах жирным шрифтом были напечатаны два воззвания: к народу и к солдатам.
Возмущенная толпа собралась перед особняком государственного канцлера. Раздавались крики, свист, брань, улюлюканье…
Перепуганные министры, как вороны, слетелись в ту ночь во дворец. Во что бы то ни стало надо выкручиваться и спасать свои шкуры! И в обращении к народу они написали: «Это было продиктовано государственными интересами».
Небывалое воодушевление охватило войска. Солдаты рвались в бой. С нетерпением ждали они наступления утра и беспрерывно спрашивали, который час.
На рассвете началась атака.
Против Матиуша воевали три короля. Одного сразу разбили в пух и прах и взяли в плен. Другого потрепали так, что раньше, чем месяца через три, ему не оправиться: у него захватили почти все пушки и половина солдат попала в плен. Остался третий король. Его войска находились в резерве.
Когда битва кончилась, собрался военный совет. На совет экстренным поездом прибыл из столицы военный министр.
Предстояло решить вопрос: преследовать неприятеля или нет?
— Преследовать! — категорически заявил главнокомандующий. — Уж если с двумя справились, то одного и подавно одолеем.
— Я не согласен! — возразил военный министр.
Началась перебранка.
Все ждали, что скажет Матиуш.
Слов нет, Матиушу очень хотелось преследовать врагов, которые собирались его повесить. И потом, погоня — это значит, на лошадях, а Матиуш за всю войну ни разу еще не ездил верхом. Сколько замечательных историй слышал он о том, как короли сражались и побеждали верхом на конях. А он только на животе ползал да сидел, скорчившись, в окопах… Хоть разок погарцевать бы на коне!
Но Матиуш вспомнил, как в самом начале войны они зашли слишком далеко на территорию врага и чуть из-за этого не проиграли войну. Вспомнил, что солдаты не уважали главнокомандующего, называли его недотепой. Вспомнил и обещание, которое на прощальной аудиенции дал чужеземным послам: победить, но условия мира продиктовать легкие.
Матиуш долго молчал, и все молча ждали.
— Где пленный король? — спросил он наконец.
— Здесь недалеко.
— Привести его сюда.
Ввели пленного короля в оковах.
— Снять оковы! — приказал Матиуш.
Королевский приказ немедленно привели в исполнение. Рослые часовые вплотную придвинулись к пленнику, чтобы он не убежал.
— Побежденный король! — сказал Матиуш. — Я по себе знаю, как тяжела неволя. Поэтому я дарую тебе свободу. Забирай остатки своего войска и уходи из моей страны.
Побежденного короля отвезли на автомобиле к границе, а дальше он пешком потопал восвояси.
XII
На другой день Матиуш получил ноту, подписанную тремя королями:
Король Матиуш,
Ты мужественный, мудрый и благородный правитель. Давай забудем вражду и будем жить в мире. Мы покидаем твою страну и уходим к себе. Согласен ли ты мириться?
Матиуш, конечно, был согласен.
Солдаты ликовали. Ликовали их жены, матери и дети. Кое-кто, правда, не испытывал радости; это были мошенники, для которых война — средство обогатиться. Но таких было немного.
На всех станциях по пути в столицу Матиуша встречали с триумфом.
На знакомом полустанке он велел остановить поезд и отправился навестить добрую стрелочницу.
— Пришел к вам кофе пить, — улыбаясь, сказал Матиуш.
Добрая стрелочница не знала, куда посадить дорогого гостя.
— Честь-то, честь какая… — бормотала она, и из глаз у нее катились слезы.
В столице короля возле вокзала ждал автомобиль. Но Матиуш потребовал белого коня.
Церемониймейстер схватился за голову, хотя в глубине души одобрил Матиуша: «Молодец! Королю полагается возвращаться с войны на коне, а не на резиновых шинах».
Матиуш медленно ехал верхом по улице, а изо всех окон высовывались люди, и особенно много было всюду детей. Они бросали под копыта коню цветы и громко кричали:
— Да здравствует король Матиуш! Да здравствует король Матиуш! Ура, ура!..
Матиуш старался сидеть прямо в седле, но силы у него были на исходе. Атака, плен, освобождение, военный совет, битва, триумфальное возвращение в столицу — все это утомило его. В голове шумело, перед глазами плыли огненные круги.
А тут еще какого-то разиню угораздило подбросить вверх шапку, да так ловко, что она угодила прямо в морду лошади. Пугливый норовистый конь из королевской конюшни шарахнулся вбок, и Матиуш, не удержавшись в седле, упал на мостовую.
Его тотчас же подхватили на руки, уложили в карету и галопом помчали во дворец.
Матиуш не расшибся, не потерял сознания, только погрузился в глубокий сон. Он спал, спал, спал до вечера, с вечера до утра, с утра до обеда.
— Жрать давайте, сто тысяч чертей! — гаркнул он, едва продрав глаза.
Лакеи побелели от страха.
Через минуту на кровати, около кровати и под кроватью стояло сто блюд с разными лакомствами.
— Немедленно убрать эти заморские деликатесы! — крикнул Матиуш. — Подать сюда тушеную капусту с колбасой и пиво!
Беда! Катастрофа! Несчастье! В королевском буфете — ни кусочка колбасы. Спасибо, выручил сержант дворцовой стражи.
— Погодите вы у меня, маменькины сынки, слюнтяи, бездельники, неженки, мямли, белоручки, растяпы, вот я возьмусь за вас! — посыпались как из рога изобилия солдатские словечки.
Матиуш уплетал колбасу так, что за ушами трещало, и посмеивался про себя: «Ничего, будут по крайней мере знать, что с войны вернулся настоящий король, которого надо слушаться!»
Он предчувствовал: после победы на войне его ждут не менее серьезные сражения с господами министрами.
Еще на фронте до него дошли слухи, что министр финансов рвет и мечет от ярости:
«Хорош победитель! А контрибуция где? Испокон века ведется, кто проиграл войну, тот платит контрибуцию. Ишь какой благородный! Ну и пусть сам хозяйничает, когда казна пуста. Посмотрим, чем заплатит он фабрикантам за пушки, сапожникам — за сапоги, за овес, горох, крупу — поставщикам. Пока шла война, они терпеливо ждали, а теперь требуют платы. А где взять денег, если в казне ни гроша!»
Вне себя был и министр иностранных дел:
«Где это видано — заключить мир без министра иностранных дел! Пустое место я, что ли? Даже чиновники надо мной смеются!»
А к министру торговли пристал с ножом к горлу фабрикант игрушек: «Плати за фарфоровую куклу — и никаких гвоздей!»
У канцлера совесть была нечиста. Оберполицмейстер боялся, как бы не узнали про его нелепые попытки найти короля.
Матиуш кое-что знал, кое о чем догадывался и решил навести порядок:
«Хватит, повластвовали! Пусть повинуются или убираются вон!» Нет, теперь он не станет просить канцлера остаться на своем посту, если тот прикинется больным.
Король облизал сальные губы, сплюнул на ковер и приказал вылить на себя ведро холодной воды.
— Вот это я понимаю, — настоящий солдатский душ! — удовлетворенно сказал он, надел на голову корону и пошел в аудиенц-зал. Там он застал только одного военного министра.
— А остальные где?
— Ваша милость, они не знали, что вы пожелаете заседать.
— Может, они воображают, что я, как до войны, засяду за уроки, с гувернером? А они будут делать, что им заблагорассудится? Не видать им этого, черт возьми, как своих ушей! Чтобы ровно в два часа все были в сборе. Такова моя королевская воля. Когда министры соберутся, повелеваю вам вызвать во дворец гвардейцев. Офицеру стоять у двери и ждать сигнала: когда я хлопну в ладоши, пусть входит с гвардейцами в зал. Скажу вам прямо, господин военный министр: если они захотят, чтобы все осталось по-старому, как до войны, я велю их арестовать, сто тысяч чертей и бочка пороха им в зубы! Только это тайна.
— Слушаюсь, ваше королевское величество! — Военный министр вытянул руки по швам и щелкнул каблуками.
Матиуш снял с головы корону и побежал в королевский парк. «Как давно я здесь не был!» — подумал он и, вспомнив Фелека, свистнул.
В ответ послышалось: «Ку-ку! Ку-ку!»
— Иди сюда, Фелек, не бойся! Теперь я настоящий король и не обязан ни перед кем отчитываться.
— А что отец скажет?
— Отцу скажешь, что ты королевский фаворит, и он тебя пальцем не посмеет тронуть!
— Кабы, ваше величество, соизволили выдать мне охранную грамоту…
— С удовольствием. Пойдем ко мне в кабинет.
Приглашать Фелека дважды не понадобилось…
— Господин статс-секретарь, прошу издать указ: с сегодняшнего дня Фелек назначается моим фаворитом.
— Ваше величество, осмелюсь доложить, такой должности при дворе никогда не было.
— А теперь будет! Такова моя королевская воля!
— Соблаговолите, ваше величество, подождать до заседания министров. Задержка пустяковая, зато все формальности будут соблюдены.
Матиуш уже готов был согласиться, но Фелек дернул его за рукав.
— Я требую, чтобы бумага была написана немедленно! — вспылил король.
Секретарь почесал за ухом и написал две бумаги. В одной говорилось:
Я, король Матиуш Первый, категорически требую, чтобы немедленно был написан и скреплен королевской печатью приказ о назначении Фелека придворным фаворитом. В случае непослушания виновному грозит суровая кара. Довожу сие до сведения статс-секретаря и собственноручной подписью удостоверяю.
Секретарь объяснил Матиушу, что иначе он не решился бы написать вторую бумагу о назначении Фелека придворным фаворитом. Матиуш сделал так, как просил статс-секретарь, и Фелек стал королевским фаворитом.
Матиуш показал Фелеку свои игрушки, книги. Они болтали, вспоминали войну, потом вместе пообедали, а после обеда побежали в парк.
Фелек позвал своих товарищей, и они весело провели время до заседания министров.
— Мне пора, — грустно сказал Матиуш.
— Будь я королем, нипочем не стал бы никого слушаться.
— Ты, Фелек, не понимаешь: мы, короли, не всегда делаем то, что нам хочется.
Фелек пожал плечами, выражая этим свое несогласие, и неохотно побрел домой. Хотя в кармане у него лежал приказ, подписанный самим королем, он чуял, что дома встретит его суровый взгляд отца и знакомый окрик: «Поди-ка сюда, бездельник! Ты где пропадал?»
Что следует обычно за этим коварным вопросом, Фелек отлично знал. «Но сегодня — другое дело», — утешил он себя.
XIII
Заседание началось. Министры жаловались и роптали.
«Казна пуста», — сетовал министр финансов. «Купцы во время войны разорились и теперь не платят налогов», — говорил министр торговли. «Вагоны после перевозки грузов на фронт пришли в негодность, требуется ремонт, а денег нет», — докладывал министр железных дорог. «Пока отцы были на войне, мальчишки совсем распустились, и учителя требуют, чтобы им повысили жалованье и вставили выбитые стекла», — заявил министр просвещения. «Поля не засеяны…» «Товаров мало…» И так целый час — жалобы, нарекания…
Канцлер выпил стакан воды. Это означало, что он собирается произнести длинную речь. Матиуш страшно не любил, когда канцлер пил воду.
— Господа, сегодняшнее наше заседание ни на что не похоже! Люди несведущие могут подумать, будто здесь собрались побежденные. А ведь мы победили! До сих пор было так: побежденные платили победителям контрибуцию. И это совершенно справедливо, потому что войну выигрывает тот, кто не скупится на пушки, порох, провизию для солдат. Мы не жалели денег и одержали победу. Наш отважный король Матиуш мог сам убедиться, что солдаты на фронте ни в чем не терпели недостатка. Так почему же, спрашивается, мы должны терпеть нужду в деньгах? Они первые напали на нас, но мы проявили великодушие и простили их. Спору нет, это очень благородно с нашей стороны. Но зачем же отказываться от контрибуции, то есть от возмещения военных расходов? От того, что принадлежит нам по праву? Отважный король Матиуш в порыве великодушия помиловал врагов — это поистине достойный и мудрый поступок. Однако отказ от контрибуции создал в стране исключительно тяжелое финансовое положение. Конечно, дело это поправимое, недаром мы прочли столько ученых книг, у нас за плечами колоссальный опыт, и если его величество король Матиуш соблаговолит отнестись к нам с прежним доверием, если он, как до войны, будет прислушиваться к нашим советам…
— Господин канцлер, кончайте эту волынку. Меня не проведешь, тут дело не в советах — просто вы по-прежнему хотите управлять страной, а я чтобы был пешкой в ваших руках. Так вот, я решительно заявляю «нет»! Сто тысяч чертей и бочка пороха вам в глотку, этот номер не пройдет!
— Но, ваше величество…
— Довольно! Я не согласен — и все! Такова моя королевская воля!
— Прошу слова! — сказал министр юстиции.
— Только покороче.
— В законодательном кодексе: том 814, часть XII, параграф 777555, страница 5, 14 строка, читаем: «Если наследник престола не достиг двадцати лет…»
— Господин министр, меня это не интересует.
— Понятно. Ваше величество хочет нарушить закон. Пожалуйста, наше законодательство предусматривает и это: параграф 105, 486…
— Господин министр, повторяю: меня это не интересует.
— Пожалуйста, есть у нас и такой закон: «Если король пренебрегает законами…»
— Сейчас же прекратите, холера вас возьми!
— О холере тоже есть закон. «В случае эпидемии…»
Потерявший терпение Матиуш хлопнул в ладоши, и в зал вошли гвардейцы.
— Отвести их в тюрьму! — приказал Матиуш.
— Об этом тоже вот говорится в законе! — обрадовано вскричал министр. — Это называется военной диктатурой… А вот это уже беззаконие! — завопил он, получив прикладом в бок.
Белые как мел министры гуськом прошествовали в тюрьму. Военный министр остался на свободе. Он отвесил королю низкий поклон и удалился.
Наступила гробовая тишина. Матиуш в одиночестве прогуливался по залу, заложив руки за спину, и каждый раз, проходя мимо зеркала, думал: «Я немного похож на Наполеона».
Но что же все-таки делать?
На столе — кипа бумаг. Подписывать или не подписывать? Почему на одних написано: «Разрешаю», на других: «Не разрешаю», на третьих: «Отложить»?
Может, он зря арестовал всех министров? А может, этого вообще не следовало делать? Конечно, он свалял дурака с этой контрибуцией. Поторопился. Надо было посоветоваться с министром финансов.
Но откуда ему было знать, что существует какая-то контрибуция? В самом деле, рассуждая здраво, чего ради победители должны расплачиваться за разрушения из собственного кармана? Ведь не они первые начали.
Может, написать королям письмо? Их ведь трое, значит, им легче возместить военные убытки, чем ему.
А как пишутся такие письма? Министр юстиции сказал: «Том 814». Сколько же всего этих томов? А он-то прочел всего-навсего два сборника сказок и жизнеописание Наполеона.
Бедный король совсем приуныл, но тут за окном послышалось кукование кукушки.
Кончилось проклятое одиночество!
— Послушай, Фелек, как бы ты поступил на моем месте?
— На месте вашего величества я бы играл в парке и на их заседания вовсе не ходил. Они бы делали что хотели, и я бы делал что хочу.
«Фелек не понимает, что долг короля — управлять страной и заботиться о благе своих подданных. Король не может, как простой мальчишка, играть все время в салочки да в лапту», — подумал Матиуш, но вслух ничего не сказал.
— Теперь уже поздно. Они в тюрьме.
— Ну и пусть сидят, если такова ваша королевская воля.
— А ты посмотри, сколько бумаг! Если я не подпишу их, остановятся фабрики, железные дороги…
— Ну тогда подпишите.
— Я без них, как без рук. Даже старые опытные короли не могут обойтись без министров.
— Тогда выпустите их.
Матиуш чуть не кинулся Фелеку на шею. Какой он догадливый! А ему такой простой выход в голову не приходил. В самом деле, ничего страшного не произошло. В любую минуту можно их выпустить, но с условием, чтобы они слушались его и ничего серьезного одни не предпринимали. Потому что это ни в какие ворота не лезет! Король, точно воришка, тащит тайком из собственного буфета колбасу для своего друга. Или украдкой рвет для него ягоды в собственном саду. Или с завистью смотрит из-за забора, как играют дети. Он тоже хочет играть. Он хочет, чтобы его учителем был капитан, под командой которого он воевал. Ведь ничего особенного он не требует: просто ему хочется жить как все дети.
Фелек спешил в город по делам и забежал одолжить немного денег: на трамвай, на папиросы, а если хватит, то и на шоколад.
— На, возьми, пожалуйста.
И Матиуш снова остался один.
Церемониймейстер явно избегал его, гувернер куда-то исчез, а лакеи сновали бесшумно, как тени.
«Наверно, они считают меня тираном?» От этой мысли Матиушу стало не по себе.
Их страх понятен: ведь предок Матиуша, Генрих Свирепый, убивал людей, точно мух.
Что же делать? Как быть?
Хоть бы пришел кто-нибудь.
И тут в комнату тихо вошел старый доктор. Матиуш очень ему обрадовался.
— У меня к вашему величеству очень важное дело, — робко промолвил доктор. — Но я боюсь, вы не согласитесь.
— Разве я тиран? — спросил Матиуш, пристально глядя ему в глаза.
— Никто этого не говорит. Просто у меня к вам очень большая просьба.
— В чем дело, доктор?
— Я пришел просить вас облегчить немного участь заключенных.
— Говорите смело, доктор. Я заранее на все согласен. Я не сержусь на них и скоро выпущу из тюрьмы, но с условием, чтобы они меня слушались.
— Вот это по-королевски! — воскликнул обрадованный доктор и стал перечислять просьбы заключенных: — Канцлер просит подушку, матрац и перину — у него болят кости, он не может спать на соломе…
— А я на голой земле спал, — заметил Матиуш.
— Министр здоровья просит зубную щетку и порошок. Министр торговли не ест черный хлеб и просит прислать ему белый. Министру просвещения нужна книга. Обер-полицмейстер от огорчения заболел, ему необходимо лекарство.
— А о чем просит министр юстиции?
— Ни о чем. В своде законов, в томе 745, сказано: «Заключенные министры имеют право подать прошение на высочайшее имя только спустя три дня после ареста». А они сидят три часа…
Матиуш приказал выдать заключенным белье, одеяла, подушки, отнести им обед из королевской кухни, а к ужину подать вино. Министра юстиции он велел привести под стражей к себе.
Когда министра привели, он любезно предложил ему сесть в кресло.
— Законно ли будет, если я выпущу вас завтра из тюрьмы? — спросил Матиуш.
— Не совсем, ваше величество. Впрочем, военная диктатура не признает законов. И если мы назовем это так, все будет в порядке.
— А если я их выпущу, имеют они право посадить меня в тюрьму?
— Нет, ваше величество. Хотя с другой стороны, в томе 949 есть оговорка о так называемом государственном перевороте.
— Ничего не понимаю, — признался Матиуш. — Сколько надо времени, чтобы во всем этом разобраться?
— Лет пятьдесят, — невозмутимо ответил министр.
Матиуш вздохнул. Корона всегда его тяготила, а сейчас она показалась ему тяжелее пушечного ядра.