Глава шестьдесят вторая. АРЕСТ КОСТИ
Потрясенная неожиданной встречей и странным нарядом Кости, Динка бросилась к нему.
- Костя! Ты что? Откуда? У нас во дворе жандармы… И дворник Герасим… И жандармский офицер. Может, это обыск? - торопливо зашептала она.
Костя сдвинул брови и, крепко сжав ее плечо, бросил взгляд на дверь черного хода.
- Ты с мамой?
- Нет… я одна… Костя, уходи… Через сарайчик, там еще никого нет… - снова зашептала в испуге Динка. Она вдруг поняла, что жандармы пришли к ним.
- Я не могу уйти, - быстро сказал Костя и вошел в комнату. - Останься здесь! - строго приказал он Динке, прикрывая за собой дверь.
Динка растерянно оглянулась на спрятавшегося за дверью Леньку и приникла к щели.
“Почему он не уходит? - взволнованно думала она, глядя, как Костя торопливо роется в брошенном на стуле пиджаке… И вдруг сердце ее сжалось, глаза широко раскрылись. Костя вытащил из-под одежды револьвер и, остановившись посреди комнаты, внимательно оглянулся вокруг. - Это револьвер, который он отнял у того сыщика”, - быстро сообразила девочка, с ужасом глядя, как Костя вдруг решительно подошел к печке и, присев на корточки, начал выбрасывать из нее дрова.
Ей вспомнился рассказ Леньки про обыск у Степана… “Всю печку разворошили”, - сказал ему тогда сапожник; вспомнились рассказы Мышки, как жандармы рылись даже в горячей золе…
“Костя, не туда… не туда…” - хотела она крикнуть.
Но Костя, видимо, и сам решил, что это место ненадежно, и, вскочив на ноги, снова оглядел комнату. Сердце Динки замерло от тревоги… Она видела, как Костя остановился около детской кроватки и, наклонившись, взял оттуда большую Алинину куклу…
“Зачем это?” - подумала Динка, пытаясь разглядеть, что делает с куклой Костя. Но в щелку была видна только часть комнаты, и Кости там не было…
- Дина! - вдруг тихо позвал он, выходя из соседней комнаты и держа в руках туго завернутую в одеяльце куклу. - Сядь на стул и держи свою куклу. Не разворачивай ее и не выпускай из рук. Поняла? - строго спросил он, придвигая девочке стул.
Динка, задохнувшись от волнения, молча кивнула головой и, усевшись на стул, положила на колени куклу.
“Ленька!..” - вдруг вспомнила она и, когда Костя ушел в соседнюю комнату, торопливо развернула куклу и, зажмурившись от страха, вытащила тяжелый холодный предмет. Не глядя на него и не дыша, Динка выскользнула в коридор и бросилась к черному ходу… В полумраке навстречу ей выступил Ленька. Девочка сунула ему в руку револьвер и толкнула к двери:
- Беги, Лень, беги…
Ленька понял и, прыгнув с крыльца, мгновенно исчез в темноте. Динка заперла дверь на ключ и, вернувшись в комнату, снова завернула куклу в одеяло и уселась на свой стул. Костя, не обращая на нее внимания, рвал какие-то бумажки, вытряхивал карманы. Потом, подбежав к столу, бросил бумажки в самовар… Динка снова сползла со стула и, собрав в печке уголь, тоже бросила его в самовар, чтоб закрыть белеющие в трубе бумажки.
Костя мягко улыбнулся ей и, пробегая мимо, сказал:
- Не бойся и не вставай с места!
Сильный стук в парадную дверь, как удар грома, прокатился по коридору.
- Кто там? - спокойно спросил Костя.
Динка поправила свою шляпку, дрожащими руками завязала под подбородком бант и приросла к стулу…
Коридор заполнился вошедшими людьми, затопали большие сапоги…
Костя открыл дверь в комнату и, бросив быстрый взгляд на Динку, остановился у стола. Жандармский офицер прошел вперед и, оглядев обе комнаты, молча направился в кухню. В комнате остался жандарм, в дверях стояли понятые, дворник Герасим пошел за офицером в кухню.
- Госпожа Арсеньева занимает две комнаты? - послышался из коридора голос жандармского офицера.
- Так точно… две комнаты с кухней, - ответил дворник Герасим.
- Ты уверял меня, что в квартире никто не бывает, однако здесь, видимо, ночуют неизвестные лица…
Динка взглянула на Костю, но лицо Кости было непроницаемо спокойно. Из коридора было слышно, как заискивающе оправдывался в чем-то дворник Герасим.
Динка подумала о Леньке… Если бы его поймали, то, наверное, привели бы сюда. Она облегченно вздохнула и ободряюще улыбнулась Косте, но Костя молча глядел, как, отодвинув на середину комнаты стол, жандарм, вытянувшись, встал за спинкой стула. Офицер, придерживая рукой шашку и звеня шпорами, вошел в комнату, подтянув изящным движением брюки, сел за стол и похлопал белыми пальцами по клетчатой папке, которую услужливо положил перед ним жандарм.
- Ну что ж, молодой человек, я вынужден приступить к своей неприятной обязанности, - словно сожалея о принятой на себя роли, сказал он, обращаясь к Косте. - Ваше имя и отчество?
Костя назвал себя. Дальше следовали еще какие-то мелкие подробности о возрасте, о роде занятий… Офицер спрашивал, Костя отвечал… Динка внимательно следила за вопросами, мельком взглядывая то на Костю, то на офицера. Но вот Офицер, прочитав вслух Костин адрес, постучал пальцами по столу.
- Скажите, пожалуйста, почему вы очутились здесь, в этой квартире, когда вам заведомо известно, что госпожа Арсеньева проживает сейчас на даче? - ехидно спросил он, склоняя набок гладко прилизанную голову.
Но Костя не успел ответить.
- Потому что я заблудилась на пристани, и Костя привел меня сюда! Мы сейчас поедем на дачу! - бойко выкрикнула со своего стула Динка и, поправив одной рукой шляпку, крепче прижала к себе куклу.
- Девочка заблудилась, и мы зашли сюда взять некоторые вещи, - спокойно подтвердил Костя, не глядя на Динку.
- Так… Предположим, что так… Но не можете ли вы сказать, когда это было? В котором часу?
Костя пожал плечами, словно припоминая…
- Это было, когда вы стояли во дворе и снимали белые перчатки. Мы с Костей прошли мимо вас… Вы спрятали свои перчатки в карман… - поспешно уточнила Динка.
- Так точно, ваше благородие, они прошли-с сторонкой, когда ваше благородие снимали перчаточки, - подобострастно сказал дворник Герасим.
- Так… так… Я снимал перчатки, а ключи от квартиры, вероятно, были у госпожи Арсеньевой, а не у ее дочки. Так каким же образом вы, молодой человек…
Динка вытащила из кармана ключ и, зажав его в кулаке, показала офицеру:
- У меня был тоже… Я Косте сразу сказала… Вот! От черного хода! - затараторила она.
Жандармский офицер чуть приметно шевельнул бровями и, не оборачиваясь, приказал стоявшему за его стулом жандарму:
- Возьмите и испробуйте!
Жандарм поспешно взял у Динки ключ и, вернувшись, доложил, что он действительно отрывает и закрывает дверь черного хода. Жандармский офицер лениво откинулся на спинку стула.
- Перейдем к обыску! - сказал он.
“Ищите!” - с торжеством подумала Динка, крепче усаживаясь на свой стул и покачивая на коленях куклу. Колючие, злые глаза ее впились в холеное, парикмахерское лицо с черными завитыми усиками… В соседней комнате жандармы двигали столы, открывали шкафы и комоды, выбрасывали на пол вещи, встряхивали матрасы
- Вы не имеете права делать обыск в отсутствие хозяйки квартиры! - возмущенно сказал Костя.
- Прошу не указывать, - сухо сказал жандармский офицер, записывая что-то в тетрадь.
Один из жандармов вынес из комнаты завязанное в узел платье и, бросив его на пол перед офицером, поднял вверх старое, порыжевшее пальто и дешевые подержанные брюки.
- Найдено-с за комодом, - доложил он.
Офицер, брезгливо морщась, отодвинул свой стул. Жандарм вывернул карманы пальто, встряхнул брюки.
- Думаю, что этот маскарадный костюм не принадлежит госпоже Арсеньевой, - с кривой усмешкой сказал офицер.
Динка, почувствовав, что он снова ловит на чем-то Костю, мгновенно вмешалась:
- Это мама купила Никичу! Это наше! - быстро сказала она
Привычка постоянно выкручиваться и что-то придумывать в свое оправдание безошибочно подсказывала ей, где таится опасность.
- Так точно, ваше благородие… У них есть такой пьющий старик, - кашлянув в руку, подтвердил дворник Герасим.
- Уберите! - махнул рукой офицер.
Обыск передвинулся в комнату, где сидел офицер. Понятые стояли в дверях; жандармы выбирали из ящика письменного стола бумаги, шарили за обивкой дивана, снимали со стен картины, бросали на пол одеяла, подушки… Костя стоял рядом с Динкой, молчаливый и спокойный… Один из жандармов, присев на корточки перед печкой, начал выбрасывать оттуда полуобгоревшие дрова и золу. Офицер, отодвинувшись к стене, внимательно наблюдал за обыском… Когда последние дрова были выброшены и жандарм, засучив рукава, начал выбрасывать накопившуюся золу, Динка мельком взглянула на Костю.
“Хорошо, что ты не спрятал в печку…” - говорил ее взгляд, а губы едва удерживали торжествующую улыбку.
- Ничего нет-с.. - поднимаясь с колен, заявил жандарм и еще раз для верности пошарил в печке рукой.
Динка посмотрела в лицо офицеру и неожиданно фыркнула.
- Полезайте в трубу! - сострила она.
Офицер рассвирепел.
- Выведите девочку в коридор! Обыщите и выведите! - гневно закричал он
Динка испуганно вскочила. Лицо Кости покрылось серой бледностью.
- Не трогайте ребенка! - строго остановил он, подошедшего жандарма и, наклонившись к Динке, сказал: - Сними пальто и выйди в коридор!
Динка, придерживая одной рукой куклу, послушно сняла пальто и пошла к двери.
- Оставьте здесь куклу, - глядя ей вслед, сказал офицер.
- Прекратите, наконец, издевательство над ребенком! - возмутился Костя - Я буду жаловаться!
- Я тоже буду жаловаться! Это моя кукла! - отталкивая от себя жандарма, крикнула Динка. Черные усики офицера задергались.
- Я вынужден буду прибегнуть к насилию! - с угрозой сказал он.
Герасим поспешно обежал стол и, нагнувшись к Динке, испуганно прошептал;
- Позвольте куколку, барышня!.. - Потом, умоляюще взглянув на Костю, добавил: - Господни офицер могут перейти к насилию!
Костя взял у девочки куклу и молча положил ее на с гол, Притихшая Динка не сопротивлялась, но глаза ее жадно искали Костиного взгляда, а рука, поймав его руку, крепко сдавила ее. Но Костя не шевельнулся. Взгляд его был прикован к офицеру, который не спеша развернул одеяльце, повертел в руках скомканную кружевную накидку и, подняв вверх куклу, тщательно осматривал ее…
Лицо Кости посветлело; он машинально повернул голову в сторону Динки и, встретив ее смеющийся взгляд, удивленно поднял брови…
Девочку вывели в коридор. Герасим вынес ей стул и тихо сказал:
- Подремлите пока, барышня.
Обыск длился долго… Динка сидела и слушала, как звенит в кухне посуда, грохочут кастрюли, хлопают дверцы плиты…
Огромная тяжесть навалилась вдруг на ее плечи, глаза смыкались… Она очнулась, когда рядом с ее стулом раздался голос Кости:
- Герасим, возьмите девочку к себе и первым утренним пароходом поезжайте на дачу.
Динка вскочила. Костю уводили… Она поняла и с криком вцепилась в него:
- Костя! Костя! Куда ты?
Костя крепко прижал ее к себе:
- Я завтра приеду к вам на дачу. Ступай к дяде Герасиму и ложись спать. Расскажи маме все, что здесь было, - тихо шепнул он, прижимаясь к ее щеке, и еще тише добавил: - Спасибо, умница…
Динка сдержала готовые брызнуть слезы: политические не плачут, они держатся гордо и независимо… как мама, как Костя…
- Возвращайся скорей, Костя, - сказала она шепотом, разжимая руки.
Костю увели… На дворе зацокали копыта лошади. Дворник Герасим запер все двери и, гремя связкой ключей, подошел к девочке.
- Пойдемте, барышня… чайком вас напою, уложу спать, а завтра к мамаше поедем… - ласково сказал он.
- Нет-нет! - решительно запротестовала Динка. - Я буду ночевать здесь. Я ничего не боюсь! Дайте мне мой ключ, и я сама завтра поеду к маме! Спасибо, дядя Герасим!
Она была уверена, что где-то неподалеку бродит вокруг дома Ленька. Может быть, он притаился в сарайчике и ждет. когда все уйдут…
- Я ни за что не пойду… я не боюсь, - повторила девочка.
Дворник открыл парадную дверь и выглянул во двор:
- Пойдемте, барышня… Глубокая ночь на дворе. Ночи теперь длинные, осенние… Забоитесь одна в пустой квартире, ась?..
Но Динка не пошла. Герасим удрученно развел руками и, отдав ей ключ от черного хода, предупредил:
- Запирайтесь хорошо!.. Вот тут и крючочек! Да с огнем-то поаккуратней… Ложитесь вот на диванчик и загасите свечу, А то, не ровен час, пожар…
Для успокоения Герасима Динка улеглась на диване и потушила свечу.
Дворник вышел и, постояв на крыльце, направился к себе в дворницкую. А Динка снова зажгла свечу и, поставив ее в коридоре на пол, села под дверью черного хода. Она ждала Леньку… Но Ленька был далеко…
Глава шестьдесят третья. ЛЕНЬКА-БУБЛИК
Ленька сидел на корме парохода, туго запахнув свой пиджак и подозрительно оглядывая едущих людей. Рубашки на мальчике не было, и неудобный тяжелый предмет, который он прятал за пазухой, прижимался к его голой груди, упираясь холодным дулом в сердце.
“Интересно, взведен у него курок или не взведен? - с опаской думал, Ленька, боясь лишний раз пошевелиться. - Ведь револьвер небось Меркурия этого… Заряженный… Ну как стрельнет?”
Ленька поднял голову. Прямо над ним золотыми точками рассыпались по небу звезды; разбегаясь к берегу широкими волнами, река отражала огни парохода, ветер освежал лицо и трепал волосы… Ленька снова подумал о револьвере. Спущен у него курок или нет? Мальчику не терпелось вытащить его из-за пазухи и хорошенько осмотреть, но он преодолел это желание и стал думать о другом.
“Может, был обыск, а может, не был. Все равно Макаку выручать нужно. И револьвер подальше запрятать… И на дачу сходить, а то приедет мать, а девчонки нет…”
Ленька осторожно поправил револьвер, на всякий случай выпустив дуло под мышку.
“Теперь если и стрельнет, так мимо. Скорей бы с парохода сойти, а то по толканули бы…”
Но публика в этот час было мало, и Ленька, благополучно сойдя с парохода, заспешил на утес. На пустынном берегу он вытащил спрятанный под пиджаком револьвер и гордо понес его перед собой на вытянутой руке.
“Эх, стрельнуть бы разок…” - мелькнула у него заманчивая мысль, но стрелять он, конечно, не решился. Нужно было поскорей и подальше спрятать эту опасную вещь. Хорошо, что удалось вынести ее из квартиры… А то обязательно арестовали бы Костю… Да еще если бы узнали, чей револьвер, так и вовсе плохо было бы…
Ленька сильно забеспокоился. Когда он вбежал в сарайчик, ему послышались голоса… Значит, обыск все-таки был… И Костю могли арестовать, а с кем же осталась Макака? Может, сидит одна в квартире… А тут мать приехала, бросится искать, подумает - утонула девчонка…
Ленька осторожно поднялся на обрыв; положив на землю револьвер, вытащил из кустов доску и перешел на утес. Там, выбрав за камнем укромное место, он разгреб в песке глубокую ямку, завернул револьвер в свою рваную рубаху и тщательно заложил его большим камнем. Потом, оглянувшись, снова перешел на обрыв и так же тщательно запрятал в кустах доску. После этого, почувствовав себя освободившимся от одного важного дела, он побежал на дачу. В темноте ноги его часто сбивались с тропинки, выступавшие из земли корни саднили босые пятки…
Ленька вспомнил, как такой же темной ночью по этой тропинке бежала на утес Макака предупредить его о грозящей опасности. Вспомнил, как, сидя на обрыве, она плакала от страха, и сердце его защемило глубокой жалостью. Что, если и сейчас она сидит одна и плачет? Успеет ли он на последний пароход? Сколько времени сейчас? И, не думая уже больше ни о чем, кроме Макаки, он обежал знакомый забор и направился к калитке. В окнах дачи горел свет, терраса тоже была освещена, оттуда доносились громкие взволнованные голоса.
“Мать приехала…” - догадался Ленька, но, открыв калитку, остановился как вкопанный. Прямо перед ним стояла Алина. В темноте белело ее платье, из-под шляпки, которую она еще не успела снять, испуганно блеснули глаза…
- Здравствуйте… - растерянно пробормотал Ленька.
Волосы его липли ко лбу, пиджак распахнулся, обнажая голую грудь. Алина в испуге попятилась назад, но Ленька быстро сказал:
- Беги к матери. Скажи, что Динка ночует на городской квартире. Там и Костя…
- Она… жива? С ней ничего не случилось? - растерянно спросила Алина.
- Жива… Только, слышь, Алина… Во дворе были жандармы… Может, Костю увели… Я сейчас еду туда… Беги к матери! - строго сказал Ленька и, повернувшись, исчез.
Алина хотела еще что-то спросить, но в темноте был слышен только шорох кустов и топот босых ног. Девочка бросилась к матери.
- Мама, мама! Динка жива, она на городской квартире… Она с Костей! - вбегая на террасу, кричала девочка. Марина в изнеможении опустилась на стул.
- Кто тебе сказал? - шепотом спросила она, прижимая руку к сильно бьющемуся сердцу.
- Кто сказал? - тревожно повторила за сестрой Катя.
Мышка с надеждой взглянула на сестру.
- Мне сказал… тот мальчик… тот самый, что тогда приходил на площадку… - заторопилась Алина.
Никич, серый от пережитых волнений, оторвался от перил.
- Это Ленька-Бублик… Ему можно верить, - с облегчением сказал он.
Глава шестьдесят четвертая. ПАРОХОД "НАДЕЖДА”
На пристани горели слабые огни. Последний пароход давно ушел. Ленька в отчаянии присел на бревна и опустил голову. С базарной площади доносился деревянный стук колотушки, У трактира “Букет” слышался одинокий испитой голос заблудившегося пьяницы. По Волге плавали красные огоньки, указывающие пароходам на мель. Темная вода набегала на берег, выметая на мокрый песок кучи сора. Ночная сырость забиралась под пиджак, волосы Леньки стали влажными, босые ноги закоченели…
Ленька думал о Косте, о Макаке… Если при обыске ничего не нашли, то Костя не оставит Макаку одну. Но у Кости могли найти и другие запрещенные вещи; кроме того, Леньке было уже ясно, что побег из тюрьмы Николая Пономаренко устроен с помощью Кости - значит, его вообще могли разыскивать… А может, уже выплыл где-нибудь труп сыщика и на Костю легло подозрение в убийстве? От этой мысли по телу Леньки пробежал озноб. Что делать тогда? Сознаться? Рассказать, как было дело, пойти на вечную каторгу?..
Ленька натянул на голову пиджак, спрятал в рукава онемевшие от ночного холода руки.
Ну что ж, на каторгу так на каторгу! Не допустит же он, чтоб пострадал за него другой человек. Да еще такой человек, как Костя… Спаситель дяди Коли…
Ленька вспомнил ночную борьбу на обрыве, ясно ощутил в своих руках поднятый край доски, услышал короткий вскрик и глухое падение тела, но в душе его уже не было ни страха, ни тяжести.
“Не человека я убил, а предателя. И опять убью, коль повстречаю еще раз такого гада!” - с упрямым спокойствием подумал он и поднял голову.
Далеко-далеко на Волге виднелось светлое пятно. Пятно это росло, ширилось и словно бежало по темным волнам, освещая путь идущему пароходу. Ленька оглянулся на пристань - там замигали вдруг огни, послышались голоса… Мимо бревен, сонно покашливая и поеживаясь, прошли грузчики. Ленька встал и, жмурясь, как от солнца, поглядел на Волгу. Свет делался все ярче, пароход приближался… Издали донесся длинный певучий гудок. Потом стал слышен стук колес… Пароход дал еще один гудок, широко развернулся и замедлил ход… На берегу все задвигалось, зашумело; мимо мальчика пробежали запоздавшие грузчики.
Широко раскрыв глаза, Ленька смотрел на подходивший к пристани пароход. Он был похож на сказочную белую птицу лебедь, и на борту его четко и красиво вырисовывалось. одно слово: “Надежда”.
У Леньки дрогнуло сердце, и в один миг он очутился на пристани…
Пароход причаливал медленно и важно. За решетчатыми бортами палубы пробегали матросы. Они были похожи друг на друга, как близнецы. Их черные ленты взлетали над синими матросскими воротниками, и рубахи, вздуваясь от ветра, белели, как гребни крутых волн. А на капитанском мостике стоял высокий, красивый человек, и Ленька, как во сне, слышал его звучный голос и слова, обращенные к грузчикам:
- Разгрузка начнется завтра. Ложитесь, ребята, спать! Отдыхайте пока. Мы простоим здесь долго.
На первый утренний пароход прибежали Марина и Катя. Продрогший за ночь и ослабевший от волнений Ленька, увидев их еще издали, обрадовался:
“Едут за Макакой… Я теперь там не нужен… Пойду на утес, согрею чаю”.
Он вспомнил оставленный Макакой Линин пирог, укрытую от дождей и ветров пещеру, ватное одеяло и, почувствовав вдруг манящее тепло своего угла, горько улыбнулся:
“Последние денечки на свободе доживаю. Завтра поговорит с капитаном Вася, и уйду я на матросский харч, под начальство чужого человека…”
Ленька тихо побрел по берегу… Белоснежный пароход “Надежда”, показавшийся ему ночью сказочным лебедем, теперь хмуро и неприязненно вырисовывался в предутреннем тумане, палуба его была пуста, огни погашены… Этот пароход, о котором мальчик столько мечтал в голодные дни и суровые осенние ночи, отнимал у него теперь самое дорогое: вольную жизнь, независимость и Макаку. Правда, взамен он снимал с него уличное звание бездомного бродяги, наделяя его достоинством работающего человека, облекая в черные брюки и матросский воротник. Но сейчас все эти блага меркли перед домашним уютом его пещеры, перед разлукой с единственным близким существом - Макакой.
И Ленька брел к себе домой, беззащитный и слабый, как выпавший из гнезда птенец; как подбитый орел, ковылял он на свой утес, волоча но песку обломанные крылья.
