УПП

Цитата момента



Говорят - счастье - это когда тебя понимают. Ничего не имею против. Но лично я никогда не страдала от недостатка понимания, хуже, если чего-то не понимала я. Почему он это сказал, почему не проводил - не хотел или действительно устал??? Почему не хочет встретиться, почему не берет трубку и не отвечает на литературные шедевры, оставленные мной на его автоответчике? Разлюбил? А может, и не было ничего? Когда говорит, что скучает - врет? Как объяснить этот полный любви взгляд, страстные объятия и… его молчание? Боюсь посмотреть в глаза, отступаю, хочу исчезнуть, уйти, убежать. Холодно. Тянусь за сумкой. - Подожди, - перехватывает руку, - иди ко мне… Улыбается, принимает улыбку в ответ. Смеемся. Нам очень хорошо вместе. В эту минуту весь мир принадлежит только нам.
Миледи переживает

Синтон - тренинг центрАссоциация профессионалов развития личности
Университет практической психологии

Книга момента



Случается, что в одной и той же семье вырастают различные дети. Одни радуют отца и мать, а другие приносят им только разочарование и горе. И родители порой недоумевают: «Как же так? Воспитывали их одинаково…» Вот в том-то и беда, что «одинаково». А дети-то были разные. Каждый из них имел свои вкусы, склонности, особенности характера, и нельзя было всех «стричь под одну гребёнку».

Нефедова Нина Васильевна. «Дневник матери»

Читать далее >>


Фото момента



http://old.nkozlov.ru/library/fotogalereya/s374/d4612/
Мещера-Угра 2011

Эрнест Цветков. Великий Менеджер или Мастер Влияния.
Кодекс оптимального поведения

Купить книгу можно на ЛитРес

Введение в психономику, или от приватной психотерапии - к магической драматургии бытия

Эта книга не является ни теоретическим трудом в строгом смысле этого слова, ни фундаментальным исследованием, претендующим на какие-либо новации в сфере научной или псевдонаучной, которую почитатели последней определяют еще как паранаучную (что, видимо вызвано парацелесообразными парасоображениями).

И, тем не менее, материал этих страниц является документом - в том смысле, что всякая беллетристика, равно как и философствование, сведены к минимуму, необходимому лишь для того чтобы возможно было передать сюжет, который, в свою очередь, здесь отнюдь не является атрибутом чего-то, что могло бы претендовать на литературную продукцию. Ибо представляемый текст действительно не есть литература, а если все-таки и литература, то не художественная.

Впрочем, я рискую забраться слишком глубоко и превратить краткое введение в расширенный дискурс, а потому спешу возвратиться непосредственно к теме.

Непосредственная же тема этой книги - психономика, хотя изложена она в форме, вроде бы и не предполагающей подобную в такого рода жанрах, от которых мы ожидаем известной строгости и упорядоченности в подаче материала.

Пытаясь же объяснить мотивы своих невольных вольных прегрешений, я не нахожу иной причины, как в желании передать определенный, четкий и конкретный опыт работы, а не спекулятивный блеф концептуальных потуг. Под непосредственной же работой подразумеваются процессы, которые разворачиваются на семинарах, тренингах, индивидуальных консультациях и сеансах - с их сюжетом, драматургией и динамикой.

В этом смысле композиция настоящего опуса сюжетна и содержит свою внутреннюю драматургию, позволяющую обнаруживать глубинную логику происходящих событий.

Необходимые комментарии, поясняющие суть тех или иных действий, их механику, расшифровывающую то, почему и как они работают, приводятся непосредственно в самом повествовании. В этом отношении оно свободно и диалогично и потому не скованно стандартами правил научно-декларативных жанров, являющихся исключительно авторским монологом.

Также считаю нужным, хотя и не столько уж необходимым, сделать еще одну оговорку относительно действующих лиц и персонажей. Они реальны, и обнаруженное с ними сходство не окажется случайным, если таковое обнаружится. Быть может, вымышлены лишь их имена.

Что касается некоторых сцен, которые являются, скажем, в первой главе "Великого Менеджера", то они столь же реальны, как и та бумага, на которой написаны. Другое дело, что сам метод их написания сюрреалистичен, то есть таков, что использует не только наглядную, вещественную действительность, но и реальность, о которой человек зачастую не подозревает, между тем как последняя может быть для него определяющей и предопределяющей все его бытие. Примером подобной реальности могут послужить сновидения, фантазмы, продукты и импульсы бессознательной деятельности вообще.

Таким образом, используемый здесь подход вполне обоснованно можно обозначить как сюрреализм. И если существует сюрреализм в искусстве (кстати, великий патриарх его - Андре Бретон - был психиатром - случайно ли?), то почему бы не быть сюрреализму в психотерапии?

Психономика - это сюрреализм в психотерапии. Начало же психотерапевтическому сюрреализму положил основатель психоанализа, З.Фрейд, который однажды осмелился задать вопрос - а не управляет ли человеком то, что прикрыто от него самого?

"Великий Менеджер" - книга об этом. Кто же является подлинным Великим Менеджером каждого из нас, проясняется в моей новой попытке закинуть очередной зонд в Бессознательное.

Завершая свой краткий экскурс на территорию неопознанных смыслов, я полагаю, что было бы нелишним сделать на ее карте кое-какие пометки, которые можно обозначить как ОСНОВНЫЕ ПОСТУЛАТЫ И КАТЕГОРИИ ПСИХОНОМИКИ. В принципе они дублируют базовые положения, указанные в моих предыдущих работах ("Мастер Самопознания" и "Танец дождя"), но если они уместны и здесь, то почему бы их не повторить?

ПОСТУЛАТЫ И КАТЕГОРИИ ПСИХОНОМИКИ

1. Все влияет на все

2. Все есть энергия

3. Жизнь человеческая есть борьба за обладание энергией

4. Эта борьба происходит в следствии базовой программы, определяющей цель существования как отдельной особи, так и общества в целом - программы выживания

5. Программа выживания тотально обуславливает поведение человеческой особи во всех ее аспектах - физическом, эмоциональном, ментальном

6. Программа выживания является врожденной

7. Ум есть организация автоматической тотальной записи всех моментов настоящего, в которых присутствует особь

8. Умом записывается каждое событие - независимо от его значимости, интерпретации, осознаваемости, фиксируемости

9. Цель ума и его базовая запрограммированная функция - выживание особи

10. Адаптация особи к миру начинается с ее идентификации с кем-либо или чем-либо, иными словами, только посредством подражания, отождествления, особь способна развиваться и приспосабливаться к окружающей среде

11. Поэтому целью ума является выживание особи и того, чем или кем особь себя считает, с чем или с кем себя отождествляет

12. Ум работает для выживания того, с чем себя особь отождествляет, как будто это необходимо для самой особи

13. Эго - состояние, когда особь отождествляет себя с умом

14. Когда особь начинает отождествлять себя с умом, а целью ума является выживание особи, то получается, что целью ума становится собственное выживание

15. Ум всегда ищет подтверждения своей правоты, а так же оправдания и согласия, что вытекает из его стремления к выживанию

16. Ум пытается найти подтверждение того, что он жив и что ничего не угрожает его выживанию

17. Это подтверждение постоянно ищется на трех уровнях

1) Физическом

2) Эмоциональном

3) Ментальном

18. На физическом уровне угрозу для выживания ума представляют боль, травмы, состояние шока, бессознательности

19. Подтверждением того, что ум жив на физическом уровне, являются удовольствие, страхи, стремление к борьбе с болезнями и укреплению телесного здоровья.

20. На эмоциональном уровне угрозу для выживания ума представляют ситуации отвергания, нелюбовь, отказ, отсутствие длительного отношения

21. Подтверждением того, что ум жив и закреплением этих позиций, то есть борьбой за выживание в данном случае является скрытность, манипулятивность, принятие ролей

22. На ментальном уровне угрозу для выживания ума представляет его неправота

23. Подтверждением того, что ум жив на ментальном уровне, и его борьбой за выживание является обретение и закрепление позиций собственной правоты

24. Концепциями выживания в контексте личностных установок являются следующие:

1) "Больше, лучше, по-другому" исходя из этой концепции, особь полагает, что ее жизнь станет более удовлетворительной, если у нее будет "Больше", "Лучше" или "По другому"

2) "Недостаточность". Эта концепция отражает систему отрицательных установок типа "не хватает времени, денег, сил, энергии, обаяния и т.д."

3) "Противостояние" эта позиция раскрывается как система приверженностей чему-либо и следующее отсюда враждебное отношение к иной

системе ценностей

4) "Нужно, чтобы как у других". Это позиция конформного слияния с распространенными и доминирующими в данной локальной среде мнениями, суждениями, стереотипами поведения, отклонение от которых является предосудительным с точки зрения этой среды.

25. Основная ошибка человека - представление о том, что он есть то, на что он похож

26. Основная ошибочная программа ума - человек есть то, с кем или с чем он себя отождествляет

27. Главная стратегия психономики (сквозное действие) - перекодирование негативных программ или запуск механизмов, позволяющих нейтрализовать стойкие блокирующие отождествления

28. Цель психономики (сверхзадача) - высвобождение связываемой отождествлением энергии и перенаправление ее на создание конкретных результатов, в получении которых заинтересован человек

ЧАСТЬ I. ПРЕДАНИЕ МАСТЕРА КОДЕКС
ОПТИМАЛЬНОГО ПОВЕДЕНИЯ

ПРОЛОГ

Он слегка, одними краешками губ улыбнулся и умер

ГЛАВА 1. ГОСТИ. ПСИХОДЕЛИЧЕСКИЕ СНЫ
ИЛИ МАГИЧЕСКАЯ ЯВЬ?

Хотя кое-кто и поговаривал еще с утра, что гроза нависла смутной угрозой над иссушаемым, испепеленным днем, все же по мнению большинства обитателей того крохотного кусочка Вселенной, который именуется Москвой, ничто таковой не предвещало. И это несмотря на то, что над землей довольно назойливым, хотя в то же время и неопознанным летающим объектом нависла жирная лиловая туча.

К полудню деревья притихли, и стало парить.

А часам к четырем тишина на несколько секунд стала абсолютной, мир замер, словно перед фотосъемкой, затем последовала сама фотосъемка - блеснула бесшумно вспышка молнии, огненным зигзагом вспоров набухшее небо. И несколькими мгновениями спустя грохнул гром. Его раскаты стремительно пронеслись над Сретенкой, заглушив автомобильные гудки, и рассыпались по паутине тихих переулков. Из какой-то глухой подворотни с визгом шарахнул ветер, взметая перед собой столбы пыли и - обрушился ливень, будто он только и дожидался того, чтобы хлынуть, через распоротое брюхо отяжелевшего, как туша левиафана, неба. Сточные канавы заполнились пузырящейся водой.

Несмотря на то, что на улице еще были видны торопливые прохожие, раскрывшие свои спасительные зонтики, улица стала выглядеть пустынной.

Как-то быстро стемнело, и в зарождающихся сумерках на вымершей притихшей Сретенке возник странный субъект - пожилой, седовласый, с зачесанной назад волнистой шевелюрой, с неподвижным, будто застывшим, темно-коричневым взглядом из-под нависающих колючих бровей, одетый в черный в тонкую белую полоску английский костюм и производящий профессорским обликом своим впечатление внушительное. И, тем не менее, еще нечто необычное примешивалось к его располагающей импозантности - на золоченой цепочке рядом с ним ступал, чуть прихрамывая, здоровенный взъерошенный грач, угрюмо и даже с оттенком какой-то злобы мерцающий антрацитовыми глазами.

Седовласый и грач медленно вышли из Большого Сухаревского переулка как раз в тот момент, когда прогрохотали первые трескучие раскаты обрушившейся грозы, и хлынул ливень.

Седовласый то ли опечаленно, то ли укоризненно покачал головой и неожиданно быстрым размашистым шагом пройдя несколько кварталов, подхватил на руки нахохлившуюся птицу и нырнул в приземистый и унылый Сергиевскй переулок, где и исчез.

А на улице уже творилось Бог знает что. Вода, словно ожившая и взбесившаяся, исхлестывала тротуары, и, по-видимому, началось великое половодье, если не сказать потоп.

Ах как сладко под мерный шум дождя погружаться в сон, когда все тело в истоме, голова тяжелеет, веки смыкаются, но вы еще не забываете все напрочь и еще смакуете это состояние блаженной дремоты, продлеваете удовольствие, как кошка, заигрывающая с мышкой, и уж только потом отдаетесь мягким ласкающим волнам наплывающих на вас видений.

Арчибальд Иванович Востриков, в кругу приятелей и знакомых просто Арчибальд, а в ласковом и замкнутом кругу заботливых притязаний своей тетушки совсем уж просто - Арчибальдушка, пребывал сейчас именно в таком состоянии, когда, отвоевав какие-то права в извечной и жестокой борьбе с соседкой своей по коммунальной квартире, сорокалетней вдовствующей Дашей, он с гордым видом победителя удалился в свою комнатушку, где его и принял в добрые объятия древний полинялый диван.

И напрасно поверженная Даша нарочито гремела кухонной утварью. Далек был Арчибальд Иванович от мира кастрюль и газовых конфорок, ох как далек! Он нежился, он томился, как молоко на медленном огне и блаженствовал, овеваемый причудливыми видениями. Его пухленькие губки вытянулись в причмокивающую дудочку, а намечающееся брюшко, которое может намечаться, когда перевалило за тридцать, тихо колыхалось в такт медленному размеренному дыханию.

А видения его действительно были причудливы, никогда он таких еще не видывал за свою добросовестную законопослушную жизнь. Он впоследствии рассказывал, что как только закрыл глаза, тут же будто бы провалился куда-то, и его со всех сторон обступила тьма, как лубопытствующие зеваки обступают какое-нибудь происшествие, приключившееся по вине такого же, как и они, зеваки.

Было сладостно, но отчего-то и жутковато. Едва проступающим, но все же ощутимым диссонансом приглушенно зазвучали нотки беспокойства в его безмятежно посапывающей душе. Внезапно он ярко и ощутимо, настолько ярко и так ощутимо узрел пред собой огромную смоляного цвета птицу, то ли ворона напоминающую, то ли грача, что хотел уж было зажмуриться, но глаза его и так были закрыты. И он только подивился необычайной живости образа.

Птица с деловым видом и старательно чистила большой клюв о сильные крючковатые лапы, затем вдруг уставилась на Вострикова и каркающим фальцетом вопросила: "Чего же ты нежишься, Арчибальд? Пока ты тут нежишься, вода затопляет улицы, милиция в панике, и прийдется, наверное, плоты строить. А ты безмятежно устроился и храпачка давишь?".

На мгновение птица умолкла, прищелкнув пролетающую мимо мошку, но, проглотив насекомое, продолжила: "А между тем, если хочешь знать, пока ты тут храпачка давишь, соседка твоя Дарья дусту в щи тебе сыплет. Так что завтра будешь щи с дустом жрать. Ну да ладно, ты, я вижу, никак не реагируешь. Что с тебя возьмешь? Дрыхни дальше". И столь же внезапно, как и появившись, птица взмахнула тяжелыми крылами, сорвалась с места и полетела прочь. А бедный Арчибальдушка, услыхав про соседский дуст, предназначенный в его щи, изо всех сил старался проснуться, но, увы, попытки его были бесплодны, словно управляли им теперь более могучие внешние силы, природа которых представлялась ему таинственной и непостижимой. И почти тотчас новое видение ворвалось в его растревоженный сон - седовласый крупный объект с насупленным взором вонзил в него острые зрачки и, вдруг, с неожиданной мягкостью в голосе тихо и чуть печально вымолвил: "Ты все спишь, Арчибальдушка. Ну что ж, спи, спи. Гляди только, как бы пожалеть об этом не пришлось". Востриков что-то силился крикнуть к ответ, но звук его застрял где-то в глубине гортани, и ему пришлось быстро глотнуть, чтобы застрявший звук не мешал дышать.

На этом кошмар внезапно оборвался, и Арчибальд Иванович Востриков пробудился - вспотевший и с ощущением разбитости, голова его гудела, и перед глазами все качалось. Он посмотрел в окно, отчего под ложечкой у него засосало, и он тоскливо склонил голову. За окном висели неподвижно грач на массивной золотой цепи и гривастый с неподвижным, чуть подернутым задумчиво-печальной дымкой, взором.

Он смотрели на него в упор. Он больно зажмурился. Когда же открыл глаза, их уже не было, а за окном висела лишь мутная пелена бесконечного дождя.

"Однако, нервишки? - подумал вконец расстроенный Арчибальд Востриков. - Какая-то ерунда мерещится. А, может, это все Дашка проклятая? Ведь вот не послушал я тетушку свою, когда она приезжала ко мне, высмеял, как и подобает здравомыслящему человеку. А ведь говорила она мне, что соседка моя колдунья. Самая настоящая колдунья. И что накаркает она мне неприятностей. Эх тетушка, мудрая у тебя голова. Во мрачные годы инквизиции орудовать бы тебе. Выдающейся фигурой бы стала. Не тетя, а Великий инквизитор. Нюх у тебя на ведьм феноменальный. А, может, она мне и наслала все эти кошмары." И снова у Арчибальдушки что-то заныло в душе, словно нечто тяжелое несколько раз внутри перевернулось, и он почувствовал то ли голод, то ли тревогу, то ли страх. В комнате его возле серванта восседал строгий гривастый господин и держал на руках вымокшую нахохлившуюся птицу, напоминающую обликом своим не то ворона, не то грача. Хотя и изрядно намокший, он все же демонстрировал вид гордый и величественный, быть может в эту минуту он сам напоминал большую взъерошенную, но торжественно настроенную птицу. Арчибальд Иванович Востриков оставался убежденным и закоренелым матерьялистом еще с тех пор, когда в свои младые и задорные комсомольские годы страстно заправлял кружком юного атеиста в районном Доме Культуры, однако на этот раз осенил он себя крестом.

Посетители ж при этом не исчезли, а преставительный господин скривился в тонкой улыбочке, покачал головой наподобие сердобольной бабушки, собирающейся отсчитать нашкодившего внука, медленно проговорил: "Ах Арчибальдушка, Арчибальдушка, взрослый и рассудительный ты человек, а осеняешь себя крестным знамением. Ну, положим, ты даже от чистого сердца решил испробовать силу креста, но ведь всякий поступок должен быть уместен. В данном случае Ваш поступок, господин Востриков, не уместен! Ибо мы не привидения и уж тем более не нечисть. Ты понял?!" - и мужчина на последнем слове грозно повысил интонацию. И грач пыхнул на сконфуженного и пристыженного Арчибальдушку своими непроницаемо черными с золотым отливом очами. У Арчибальдушки же отвисла нижняя губа и теперь висела каким-то беспомощным придатком, и выражение лица приняло от этого вид глуповатый. Он молча кивнул и шумно сглотнул слюну, и при этом кадык его судорожно взметнулся к подбородку.

- Но, ближе к делу, - вдруг перейдя на металлический тон, сказал строгий господин, не меняя голоса, продолжил. - События повернулись, к сожалению так, что ты вынужден будешь нам помочь.

- С большой охотой, - выпалил не ожидавший от себя такой горячей готовности помогать этим странным субъектам Арчибальд Востриков.

- Ну вот и хорошо, вот и хорошо, - кивнул загадочный посетитель, - только что за несносная манера перебивать говорящего?

- Покорно извиняюсь, - пролепетал Арчибальд. В его взбудораженном мозгу тем временем уже созрело решение, а вместе с тем и план действий. Он все понял. Его будто бы озарило. Это вовсе никакие не привидения и не галлюцинации, и не нечисть, и какой только вздор ему мог прийти в голову, а он еще сгоряча принял Дашу за колдунью и вообще повел себя глупо. Все гораздо проще. Это - бандиты, орудующие гипнозом и телепатией. То, что они за окошком висели - это результат, конечно, наведенного внушения, так как не могут нормальные люди (птица не в счет) свободно висеть в воздухе на высоте четвертого этажа. Да Арчибальдушка, в дурацкую ты влип историю! Однако чувство страха тут же сошло с него, как только он понял с кем имеет дело. Теперь его мозг работал четко, он быстро и красиво просчитывал различные комбинации и вариации. Из этой ситуации надо выпутываться. Как? Каким-то образом необходимо оповестить милицию, а для этого следует под самым невинным предлогом выйти из комнаты и суметь в двух словах объяснить Даше, которую теперь волей-неволей приходится брать в союзницы, в чем дело и предупредить, чтобы она сработала оперативно и потихоньку позвонила в милицию. Ввязываться с ними в бой не имеет смысла, ибо они, во-первых, могут быть вооружены, а во-вторых, он уже испытал на себе их мощное психическое влияние. Значит, надо тянуть время. Основная задача - выиграть время.

У Арчибальда Вострикова вся цепочка рассуждений проскочила с быстротой импульса в электрической цепи. И он, выдержав паузу (ладони намокли, сердце чуть не вышибало ребра), стараясь казаться изысканным и вежливым, участливо спросил:

- Кстати, не хотите ли горячего чайку? У меня и медок есть. Небось промокли все, иззябли.

- Чайку горячего можно, - внезапно каркнул не то ворон, не то грач, до этого молчавший и только бесцеремонно зыркавший своими зловещими глазами, - только если ты в милицию пойдешь, ты до нее не дойдешь. Разве тебе неизвестно, о чем нам поведал Михаил Афанасьевич?

Арчибальд почувствовал озноб, а мигом позже - испарину, просочившуюся крохотными капельками на его гладком, и по его предположению, побледневшем лбу. Он понял, что все рухнуло. Пропал он, Арчибальд Иванович Востриков, пропал, но тут его отчаянные мысли прервал назойливый каркающий фальцет:

- Ну, где ж ты? Иди ставь чаек. А заодно загляни в свою кастрюлю со щами. Эта прихиндейка уже сыпанула туда порядочную порцию дусту, - и, обратившись к задумавшемуся своему хозяину, явно смягчился (аж каркать перестал, отметил про себя Арчибальд): - Вам покрепче, Мастер?

Тот лишь легким кивком дал понять, что ему покрепче.

Арчибальд подпрыгнул и на отяжелевших ногах поплелся на кухню, извечную арену жестокой, длящейся вот уже десять лет без передышек и мирных периодов, войны с соседкой по коммунальному бытию, вдовствующей Незлобиной Дарьей Васильевной.

Он запалил конфорку, и унылые язычки синего пламени высветили из мрачных сумерек облупленные стены закоптелой кухоньки. Из его кастрюли несло отвратительной кислятиной. Он приподнял крышку, и в нос ему ударил резкий запах вздыбившихся щей. "Ах ты, чертовка!", - вырвалось в сердцах у Вострикова. На время он даже банду свою забыл. И тут ему померещилось, что из сырого угла на него скалится Даша, открывая неровный ряд кривых, фосфоресцирующих в голубых отблесках горящей конфорки, зубов. "У, ведьма", - жалобно застонал Арчибальд и бессильно погрозил видению кулаком. Но видение соседки Незлобиной исчезло, и на ее месте уже воцарилась птица. Она с интересом и даже каким-то веселым любопытством смотрела на Арчибальдушку, после чего гаркнула зло и отрывисто: "Не видишь разве, что чайник уже кипит во всю?" Арчибальд понуро выключил газ, и кухня погрузилась во мрак. Но на улице уже зажгли фонари, и их унылые блики заползли в размазанное от воды окно, и Арчибальд теперь стал различать контуры предметов. Он с удивлением увидел, как грач приподнялся со своего места, чуть вразвалочку подошел к его кастрюльке и, приподняв крышку крылом, шарахнулся, сдавленно воскликнув: "Ну и вонища, однако!" Затем он, одним крылом прикрыв свой клюв, другим, исхитрившись, схватил столовую ложку, зачерпнул кислую пену, да и бухнул ее в бидончик, где Даша держала свой любимый яблочный квас. Затем он опять все привел в порядок, крышку водрузил на место и коротко скомандовал:"Пошли".

Позже Арчибальд Иванович Востриков усиленно пытался сообразить и представить себе, как птица может использовать крылья в качестве рук и хватать ими ложки, а тем более приподнимать крышки. По этому поводу он даже консультировался с одним своим знакомым, который в свое время поместил несколько заметок в журнале "Юный натуралист". Но и тот категорически отверг такую возможность - чтобы птица крыльями хватала столовые ложки и приподнимала кастрюльные крышки.

Но в тот момент изумленный Арчибальд особенно усиленным размышлениям не предавался, он схватил тяжелый чайник, прихватил баночку с медом и, сделав пару шагов, очутился у себя в комнате, будто кто-то перенес его одним махом через уродливо искривленное пространство старой обшарпанной квартирки.

Тут уж он проникся доверием и даже некоторой симпатией к непрошенным посетителям. Он даже несколько повеселел. Разговорчивый грач взглянул на него насмешливо и ласково-иронично проскрипел:"А ты все же, малость плутоват, Арчибальдушка". Арчибальдушка же чувствовал себя свободней в странной компании. Слегка наглея, как бы между прочим, спросил, прихлебывая горячий чаек:

- Но кто же вы такие, позвольте вас спросить? Если не секрет, конечно.

- Каков нахал? - оскаблился грач. - А, Мастер, что вы скажете?

- Полетит с нами, - буркнул, даже не взглянув в сторону Арчибальдушки, Мастер.

- Куда? - обомлел Арчибальдушка. Внутри у него опять что-то заныло.

- Излишнее любопытство никогда не доводило до добра.

- Но я не умею летать!

- Этому несложно научиться. А медок у тебя знатный.

- Липовый. Тетечка привезла, - заплетаясь пролепетал Арчибальдушкин язык. - А вещи какие с собой брать?

- Вещи? - Маэстро задумчиво поскреб квадратный, как спичечный коробок, подбородок. - Вещей не надо! Вещи только мешают полету.

Арчибальд издал нечленораздельный звук, и губы его вновь вытянулись в капризную дудочку. Он готов был захныкать, как маленький ребенок. Ему страсть как не хотелось никуда улетать, куда-то срываться, нестись в безымянную промозглую мглу. Но, кажется, полет неизбежен - слишком торжественный вид у этих двоих. Грач уже обсох и теперь был пышен и величав, и гладкие перья его, словно отполированные, ослепительно горели даже при свете тусклой пластиковой люстры, а седовласый, сделавшийся черезвычайно серьезным и принявший облик суровый, резко поднялся.

- Значит, не полетишь с нами?

Арчибальдушка съежился, втянул голову в плечи, сгорбился, и тело его обмякло.

- Ну что ж, насилу мы тебя заставить не можем.

- Насилу не можем, - хриплым эхом отозвался грач, - хотя это в наших силах.

- Оставайся, Арчибальд Востриков и воюй с Дашей. Завтра у вас будет жаркая схватка. Но окажи одну услугу.

- Пожалуйста, пожалуйста, - пропел воодушевленный Арчибальд.

- Как видишь, ливень еще хлещет, а нам бы не очень хотелось простужаться. Но мы у тебя и так засиделись. Потому нам нужен зонтик.

Арчибальду было жалко отдавать свой черный большой зонтик, но тут снова вмешался несносный грач:

- А может, останемся, Мэтр? Мне здесь явно начинает нравиться. Тем более, что этот тип не очень то горит желанием оказать нам маленькую услугу. А куда ж мы в такую погоду полетим?

- Нет, что вы, что вы! - взвился Арчибальд, слегка задетый тем, что его назвали типом. - Возьмите зонтик, ради бога. Если не возьмете, я обижусь.

- Ну что ж, - вздохнул грач, - если он так просит, то придется взять.

И тут в руке у седогривого появился раскрытый туго натянутый черный блестящий зонт.

- Что ж, Арчибальдушка, за услугу, приют и чай спасибо. А нам пора. Может быть, еще свидимся. Всего.

И седовласый мэтр, слегка поклонившись, бесшумно вылетел в потолок, за ним последовал и спутник его в зияющую прореху, Бог знает откуда взявшуюся, от которой в разные стороны разбежались причудливые линии трещин.

Вылет гостей длился не более секунды. Пробоина затянулась, словно ее и не было никогда. Только люстра тихо покачивалась. Арчибальду отчего-то стало грустно. Он тоскливо посмотрел в черный квадрат окна и полушепотом протянул: "Кто же вы-ы-ы?" Но его протяжное "Вы-ы-ы" подхватил с завыванием воюющий с оконными рамами ветер и смял, и разорвал в клочья, и утопил в бурлящем водовороте водосточных труб.

И какой-то предательский голоск зашевелился в нем: "Полетел бы с нами, тогда узнал бы. А может… эх, да ну тебя." И Арчибальд, покусывая губы отошел от окна.

А с кухни доносилось звяканье алюминия, нержавеющей стали, шипение чего-то убегающего с огня и Дашино ворчливое причитание.



Страница сформирована за 1.25 сек
SQL запросов: 190