УПП

Цитата момента



К концу сказки Добро победило Разум.
Господи, с ума можно сойти!

Синтон - тренинг центрАссоциация профессионалов развития личности
Университет практической психологии

Книга момента



Устройство этой прекрасной страны было необычайно демократичным, ни о каком принуждении граждан не могло быть и речи, все были богаты и свободны от забот, и даже самый последний землепашец имел не менее трех рабов…

Аркадий и Борис Стругацкие. «Понедельник начинается в субботу»

Читать далее…


Фото момента



http://old.nkozlov.ru/library/fotogalereya/d4097/
Белое море

Фредерик Саломон Перлз Фриц Перлз. Гештальт-Подход и Свидетель Терапии

ПРЕДИСЛОВИЕ

Две книги - "Гештальт-подход" и "Свидетель терапии" - можно рассматривать как одну. Фриц Перлз держал их план в голове и работал над ними обеими незадолго до своей смерти. Мне кажется, что ему понравилось бы такое соединение.

"Гештальт-подход" несомненно станет одной из основных книг в литературе по гештальту. Мне кажется, что Фриц вполне преуспел в выполнении поставленной им перед собой задачи. "Любой разумный подход к психологии, не прячущийся за профессиональным жаргоном, должен быть понятен интеллигентному читателю и должен основываться на фактах человеческого поведения." - Фриц написал "Гештальт-подход", потому что его уже не удовлетворяли две предыдущие теоретические работы. Как "Это, голод и агрессия" (1947), так и "Гештальт-терапия" (1950) трудны для чтения, и обе они устарели.

За прошедшие два десятилетия Фриц многое почерпнул из различных источников, - в особенности из восточных религиозных учений, медитации, психоделического опыта и работы с телом. Еще более важно, что два десятилетия он жил, любил, боролся и практиковал психотерапию. В своей уникальности Фриц не ограничивал себя ролями врача, врага, харизматического овода, любовника, грязного старикашки, артиста или писателя. Он не старел, в том смысле, как мы представляем себе старение на Западе; годы совершенствовали его способность жить в настоящем и виртуозность в искусствах, которые он практиковал.

Большую часть "Гештальт-подхода" Фриц написал в Эсалене. Он продолжал работать над книгой в Кауичене, куда переехал в мае 1969 года. Кауичен - маленький лесной городок на озере, в пятидесяти милях к северу от Виктории, на Ванкувер Айленд, в Британской Колумбии. Фриц хотел создать здесь гештальтистское сообщество. Я полагаю, что он не предопределял форму, которую оно примет. Он надеялся на возникновение жизненного стиля, способствующего возрастающему сознаванию, когда каждый будет интегрировать ранее отчужденные части своей личности и принимать ответственность за состояние собственного сознания. Он хотел создать центр, где терапевты могли бы жить и обучаться в течение нескольких месяцев.

Я был в Кауичене последние два месяца пребывания там Фрица. Он говорил, что никогда не был более счастливым. Неторопливо, в ногу с происходящим, он учил, занимался терапией, играл, любил и писал.

Фрица все более беспокоило, что многие терапевты подражали его техническим приемам, не понимая толком его представлений в целом. Он хотел в единой форме, пригодной для обучения, соединить свою жизненную философию, теорию и практику психотерапии. Он просил меня опубликовать книгу "Свидетель терапии", в которой использовались бы фрагменты теории из "Гештальт-подхода" и тексты его терапевтических сессий и лекций в Кауичене, расшифрованных с киносъемки. Он передал мне эти материалы, уезжая из Кауичена в начале декабря 1969 года. Фриц собирался вернуться весной и закончить эту работу. Он умер той зимой. Я попросил Ричарда Бэндлера отредактировать эти материалы.

"Гештальт-подход" может читаться как самостоятельная книга, но он также служит введением к текстам "Свидетеля терапии". Ричард Бэндлер выбирал преимущественно те фрагменты киносъемки, которые понятны сами по себе и являются введением в гештальт-работу. Включены также несколько фрагментов, представляющих более сложные и развернутые гештальт-сессии; другие фрагменты такого рода войдут в следующие тома.

Предполагается выпустить еще два тома, по своей форме подобные этому. Каждый из них будет начинаться дидактическими материалами, преимущественно из лекций Фрица в Кауичене. Эти лекции неформальны, иногда они производят большое эмоциональное впечатление, демонстрируя влияние восточной философии на Фрица. За ними последуют фрагменты более развернутой гештальт-работы, записанные на магнитофон или отснятые камерой. Фриц любил эти записи и рекомендовал интенсивное изучение фильмов со стенограммой в руках. Стенограммы будут прокомментированы опытными гештальт-терапевтами, которые хорошо знали Фрица.

Роберт С.Спитцер, д.м., гл. редактор "Science and Behavior Books"

ВВЕДЕНИЕ

Современный человек живет на низком уровне жизненной энергии. Хотя в общем он не слишком глубоко страдает, но при этом он столь же мало знает об истинно творческой жизни. Он превратился в тревожащийся автомат. Мир предлагает ему много возможностей для более богатой и счастливой жизни, он же бесцельно бродит, плохо понимая, чего он хочет, и еще хуже - как этого достичь. Он не чувствует возбуждения и пыла, отправляясь в приключение жизни.

Он, по-видимому, полагает, что время веселья, удовольствия и роста - это детство и юность, и готов отвергнуть саму жизнь, достигнув "зрелости". Он совершает массу движений, но выражение его лица выдает отсутствие какого бы то ни было реального интереса к тому, что он делает. Он либо скучает, сохраняя каменное лицо, либо раздражается. Он, кажется, потерял всю свою спонтанность, потерял способность чувствовать и выражать себя непосредственно и творчески.

Он хорошо рассказывает о своих трудностях, но плохо с ними справляется. Он сводит свою жизнь к словесным и интеллектуальным упражнениям, он топит себя в море слов. Он подменяет саму жизнь психиатрическими и псевдопсихиатрическими ее объяснениями. Он тратит массу времени, чтобы восстановить прошлое или определить будущее. Его деятельность - выполнение скучных и утомительных обязанностей. Временами он даже не сознает того, что он в данный момент делает.

Эти утверждения могут показаться огульными, но пришло время, когда это необходимо высказать. За последние пятьдесят лет человек стал в гораздо большей степени понимать самого себя. Мы невероятно много узнали о физиологических и психологических механизмах, посредством которых мы поддерживаем свое равновесие под давлением постоянно изменяющихся условий жизни. Но в то же время мы не научились в равной степени радоваться себе, использовать свои знания в своих интересах, расширять и углублять свое ощущение жизни (aliveness) и роста.

Понимание человеческого поведения ради самого понимания - приятная интеллектуальная игра, приятный (или мучительный) способ убивания времени, но оно может не оказаться полезным для повседневных дел жизни. По-видимому, многое в невротической неудовлетворенности собой и нашим миром происходит из-за того, что, проглотив целиком многие термины и представления современной психиатрии и психологии, мы не разжевали их, не попробовали на вкус, не попытались использовать наше словесное и интеллектуальное знание как силу, которой оно могло бы быть.

Напротив того, многие используют психиатрические представления в качестве рационализации, в качестве способа продлевания неудовлетворительного поведения. Мы оправдываем нынешние трудности прошлым опытом, мы купаемся в своих несчастьях. Мы используем свои знания о человеке как оправдание для социально-деструктивного или саморазрушительного поведения. Вырастая из детского "Я не могу с этим справиться", мы начинаем говорить "Я не могу с этим справиться, потому что…" - потому что мама отвергала меня в детстве, потому что я не умею обходиться со своим эдиповым комплексом, потому что я слишком интровертирован и пр.

Между тем психиатрия и психология не предназначались для того, чтобы оправдывать невротическое поведение, лишающее человека возможности жить, реализуя максимум своих способностей. Цель этих наук не просто в том, чтобы предложить объяснения поведения; они должны помочь нам обрести самопознание, удовлетворение и способность опираться на себя (self-support).

Возможно, что одна из причин подобного искажения психиатрии состоит в том, что слишком многие классические теории превращаются своими сторонниками в окаменевшую догму. В попытке вместить самые различные формы и тонкости человеческого поведения в прокрустово ложе излюбленной теории, многие психиатрические школы игнорируют те аспекты человеческой жизни, которые упрямо не поддаются объяснению в терминах застарелых представлений. Вместо того, чтобы отказаться от теории, которая не соответствует фактам, или изменить ее, они пытаются переделать факты, чтобы они соответствовали теории. Это не способствует ни более глубокому пониманию, ни разрешению человеческих трудностей.

Эта книга предлагает новый подход к человеческому поведению - в его актуальности и его потенциальности. Она написана в убеждении, что человек может жить более полной и богатой жизнью, чем живет большинство из нас, что человек еще даже не начал раскрывать тот потенциал энергии и энтузиазма, который в нем заложен. Книга стремится свести воедино теорию и ее практическое применение к проблемам повседневной жизни и к методам психотерапии. Сама теория основана на опыте и наблюдениях; она росла и менялась с годами практики и применения, и она продолжает развиваться.

Часть первая: ГЕШТАЛЬТ-ПОДХОД

1. ОСНОВАНИЯ

Гештальт-психология

Любой разумный подход к психологии, не прячущийся за професссиональным жаргоном, должен быть понятен интеллигентному заинтересованному читателю и должен основываться на фактах человеческого поведения. Если это не так, с этим подходом в принципе что-то не в порядке. В конце концов, психология имеет дело с наиболее интересным для человека предметом - с нами самими и с нашими ближними.

Понимание психологии и нас самих должно быть последовательным. Не умея понять себя, мы не можем понять, что мы делаем, не можем рассчитывать на решение своих проблем и должны отказаться от надежды жить удовлетворяющей нас жизнью. Однако понимание "себя" предполагает нечто большее, чем обычную работу ума. Оно требует также чувств и сенситивности.

Представленный здесь подход основывается на предпосылках, которые нельзя называть ни смутными, ни безосновательными. Напротив, это преимущественно предположения здравого смысла, легко подтверждаемые опытом. Фактически они лежат в основе большей части современной психологии, хотя часто их формулируют в сложных терминах, которые, поддерживая в авторе чувство собственной важности, скорее запутывают читателя, нежели служат прояснению сути дела. К сожалению, психологи, как правило, принимают их как само собой разумеющиеся и оставляют на заднем плане, а между тем их теории все дальше уходят от реального и наблюдаемого. Но если мы выразим эти предпосылки явно и просто, мы получим возможность использовать их в качестве меры основательности и полезности наших представлений, что позволит нам предпринимать исследования с удовольствием и с пользой.

Первую предпосылку мы введем посредством иллюстрации. Мы сказали, что предлагаемый в этой книге подход во многих отношениях нов. Это не означает, что он никак не связан с другими теориями человеческого поведения или с другими применениями этих теорий к проблемам повседневной жизни или психотерапевтической практики. Это не означает также, что наш подход состоит целиком из новых и революционных элементов. Большая часть его элементов может быть найдена во многих других подходах к нашему предмету. Новы здесь в основном не отдельные фрагменты, из которых должна состоять теория; уникальность, дающая нам право претендовать на внимание читателя, придает подходу способ их использования и организации.

В этом последнем предложении выявлена первая основная предпосылка нашего подхода, состоящая в том, что факты, восприятия, поведение или феномены приобретают свою специфику и определенное значение благодаря своей специфической организации.

Эти представления первоначально разрабатывались группой Немецких психологов, работавших в области восприятия. Они показали, что человек не воспринимает отдельные, не связанные между собой элементы, а организует их в процессе восприятия в значимое целое. Например, человек, который входит в комнату, где находятся другие люди, воспринимает не передвигающиеся пятна цвета, и даже не лица и тела по отдельности; он воспринимает комнату и находящихся в ней людей как некоторое единство, в котором один из элементов, выбранный из многих других, выделяется, в то время как остальные составляют фон. Выбор определенного элемента среди других определяется многими факторами, совокупность которых может быть объединена общим термином интерес. Пока длится определенный интерес, все целое представляется осмысленно организованным. Лишь если интерес полностью отсутствует, восприятие перестает быть целостным и комната распадается на множество несвязанных объектов.

Рассмотрим, как этот принцип может действовать в простой ситуации. Предположим, что комната, о которой идет речь, - гостиная во время вечеринки. Большая часть гостей уже пришла, остальные постепенно собираются. Входит хронический алкоголик, жаждущий выпивки. Для него другие гости, а также стулья, диван, картины на стенах - все это несущественно, это фон. Он направляется к бару; из всех объектов в комнате именно бар является для него фигурой.

Входит другая гостья; она — художница, и хозяйка квартиры недавно купила ее картину. Ее прежде всего интересует, где и как висит эта картина; ее она выбирает среди всех прочих объектов в комнате. Ее, как и алкоголика, могут совершенно не интересовать люди в комнате, она направляется к своей картине как стремящийся домой голубь.

А вот молодой человек, который пришел на вечеринку, чтобы встретиться со своей нынешней подружкой. Он оглядывает собравшихся, разыскивая ее, и, когда находит, она становится для него фигурой, а все остальное - фоном.

Для гостя, который переходит от одной группы к другой, с дивана на софу, от хозяйки к коробке с сигаретами, гостиная оказывается совершенно разной в разные моменты. Когда он участвует в разговоре в определенном кружке гостей, этот кружок и этот разговор являются для него фигурой. Когда он, постояв, чувствует себя уставшим и хочет сесть, фигурой становится свободное место на диване. По мере перемен его интереса меняется его восприятие комнаты, людей и объектов в ней, и даже самого себя. Фигура и фон меняются местами; они не остаются столь постоянными, как у того юноши, который весь вечер прикован к своей возлюбленной.

Но вот приходит новый гость. Он, как многие из нас на вечеринках, вообще не хотел сюда идти, и у него здесь нет никаких действительных интересов. Для него вся сцена остается неорганизованной и бессмысленной, пока не произойдет чего-нибудь, что привлечет его внимание и интерес.

Психологическая школа, основывающаяся на подобных наблюдениях, называется "гештальт-психологией". "Гештальт" - немецкое слово, для которого трудно найти точный английский эквивалент. Гештальт - это паттерн, конфигурация, определенная форма организации индивидуальных частей, которая создает целостность. Основная предпосылка гештальт-психологии состоит в том, что человеческая природа организована в виде паттернов или целостностей, и только таким образом может быть воспринята и понята.

Гомеостаз

Наша следующая предпосылка состоит в том, что жизнь и поведение управляются процессом, который в науке называется гомеостазом, а проще - приспособлением или адаптацией. Гомеостаз - это процесс, посредством которого организм поддерживает свое равновесие и, соответственно, здоровое состояние в изменяющихся условиях. Иными словами, гомеостаз — это процесс удовлетворения организмом своих потребностей. Поскольку потребности эти многочисленны и каждая из них угрожает равновесию организма, гомеостатический процесс продолжается непрерывно. Вся жизнь характеризуется этой постоянной игрой равновесия и неравновесия в организме.

Если гомеостатический процесс до некоторой степени нарушается, так что организм слишком долго остается в состоянии неравновесия, - это значит, что он болен- Если процесс гомеостаза терпит полную неудачу, - организм умирает.

Вот несколько поясняющих это примеров. Функционирование человеческого организма требует поддержания в определенных рамках содержания сахара в крови. Если содержание сахара падает ниже уровня нормы, соответствующие железы выделяют адреналин, который заставляет печень превратить в сахар запасы гликогена; сахар попадает в кровь, и уровень его содержания в крови повышается. Все это происходит чисто физиологически, организм этого не сознает. Но падение уровня сахара в крови производит и другой эффект: оно сопровождается ощущением голода. Организм восстанавливает свое равновесие, удовлетворяя эту потребность посредством еды. Пища переваривается, определенное ее количество превращается в сахар, который сохраняется в крови. Таким образом, в том, что касается еды, гомеостатический процесс требует сознавания и определенных произвольных действий со стороны организма.

Когда уровень сахара поднимается выше нормы, поджелудочная железа выделяет больше инсулина, что заставляет печень уменьшить количество сахара. В этом также помогают почки: сахар выходит с мочой. Этот процесс, как и ранее описанный, является чисто физиологическим. Но содержание сахара в крови может быть уменьшено и произвольным образом, в результате сознавания и соответствующего действия. Хронические трудности гомеостатического процесса, проявляющиеся в постоянно преувеличенном количестве сахара в крови, в медицине называются диабетом. Организм диабетика не может управлять собственным процессом. Однако пациент может осуществлять контроль, искусственно увеличивая количество инсулина, то есть принимая его в виде таблетки, что понижает уровень сахара до нормы.

Возьмем другой пример. Здоровье организма требует, чтобы количество воды в крови также поддерживалось в определенных пределах. Если оно падает ниже этого уровня, уменьшается потение, слюноотделение и мочеиспускание, и ткани тела передают часть содержащейся в них жидкости в систему кровообращения. Тело в такие периоды сохраняет воду. Это физиологическая сторона процесса. Но когда количество воды в крови становится слишком малым, индивид чувствует жажду и предпринимает возможные для него действия, чтобы поддержать необходимое равновесие: он выпивает некоторое количество жидкости. Если количество воды в крови слишком велико, происходят противоположные процессы, так же как и в случае увеличения количества сахара.

Проще можно сказать об этом так: в терминах физиологии потеря воды в крови называется дегидрацией; химически это может быть выражено как потеря определенного количества единиц Н20; сенсорно это ощущается как жажда, симптомы которой состоят в сухости рта и беспокойстве; психологически это переживается как желание пить.

Таким образом, мы можем назвать гомеостатический процесс процессом саморегуляции, посредством которого организм взаимодействует со своей средой. Хотя приведенные примеры содержат сложную деятельность организма, это простейшие и элементарнейшие функции, служащие выживанию индивида и, благодаря этому, вида в целом. Необходимость поддерживать количество сахара и воды в крови в определенных пределах жизненно необходима для каждого животного организма.

Но есть и другие потребности, не столь критически связанные с вопросами жизни и смерти, в которых также действует процесс гомеостаза. Человек лучше видит двумя глазами, чем одним. Но если один глаз болен или разрушен, человек может продолжать жить. И хотя теперь это не двуглазый, а одноглазый организм, он скоро научается эффективно функционировать в этой ситуации, удовлетворяя свои потребности путем соответствующего приспособления.

Организм имеет потребности в психологических контактах, так же как и в физиологических; они ощущаются каждый раз, когда нарушается психологическое равновесие, так же как физиологические потребности ощущаются, когда нарушается физиологическое равновесие. Психологические потребности удовлетворяются посредством психологической стороны гомеостатического процесса.

Нужно, однако, ясно понимать, что психологические процессы не могут быть отделены от физиологических; каждый из них содержит элементы другого. Потребности, которые по своей природе являются прежде всего психологическими, и гомеостатические приспособительные механизмы, посредством которых они удовлетворяются, составляют часть предмета психологии.

Люди имеют тысячи потребностей на чисто физиологическом уровне и тысячи потребностей на социальном. Чем в большей степени они представляются нам существенными для выживания, чем больше мы с ними отождествляемся, тем с большей интенсивностью мы направляем нашу деятельность на их удовлетворение.

И здесь статичные представления старых психологических теорий могут помешать правильному пониманию. Замечая определенные общие побуждения, характерные для всех живых созданий, теоретики постулировали "инстинкты" как силы, направляющие жизненные процессы, и описали невроз как подавление этих инстинктов. Мак-Дауголл представил список из четырнадцати инстинктов. Фрейд считал, что наиболее фундаментальными и важными являются Эрос (секс или жизнь) и Танатос (смерть). Но если мы рассмотрим все возможные нарушения органического равновесия, мы обнаружим тысячи различных по интенсивности инстинктов.

Теория инстинктов имеет и еще одну слабую сторону. Можно согласиться с тем, что потребность действует как принудительная сила во всех живых созданиях, проявляясь в двух существенных тенденциях: тенденции выживания в качестве индивида и вида, и тенденции развития. Это фиксированные цели. Но способы, которыми они удовлетворяются, различны в различных ситуациях, для различных видов и для различных индивидов.

Если выживанию нации угрожает война, граждане берутся за оружие. Если выживанию индивида угрожает низкий уровень сахара в крови, он ищет пищу. Шехерезаде угрожал смертью султан, и во избежание этой перспективы она в течение тысячи и одной ночи рассказывала ему сказки. Должны ли мы считать, что она обладала "сказко-рассказывательным" инстинктом?

По-видимому теория инстинктов смешивает потребности с их симптомами и со средствами, используемыми для их удовлетворения, и из этой путаницы возникает представление о подавлении (repression) инстинкта.

Инстинкты (если они существуют) не могут подавляться, они вне досягаемости нашего сознавания (awareness) и таким образом - вне досягаемости произвольных действий. Мы, например, не можем "подавить" потребность в выживании; но мы можем вмешиваться, - и делаем это, - в ее симптомы и признаки. Это делается посредством прерывания текущего процесса, посредством препятствования самому себе в выполнении того действия, которое соответствует потребности.

Но что происходит, если несколько потребностей (или, если хотите, инстинктов) возникают одновременно? Здоровый организм, по-видимому, действует по принципу иерархии ценностей. Поскольку он не способен подобающим образом делать более одной вещи одновременно, он обращается к доминирующей потребности выживания прежде, чем к какой-либо иной. Он действует по принципу "сначала самое важное" (first things first).

Однажды в Африке я наблюдал группу оленей, пасущихся в сотне ярдов от спящих львов. Когда один из львов проснулся и зарычал от голода, олени мгновенно умчались. Представьте на минутку себя в шкуре оленя, предположите, что вы мчитесь, спасая свою жизнь. Через некоторое время вы начнете задыхаться, и тогда вам придется замедлить свой бег или вообще остановиться, пока вы не передохнете; в этот момент потребность в дыхании более важна, является более существенной потребностью, чем бег, так же как ранее потребность убежать была важнее потребности в еде.

Формулируя этот принцип в терминах гештальт-психологии, мы можем сказать, что в каждый момент доминирующая потребность организма выходит на передний план в качестве фигуры, а остальные, по крайней мере временно, отступают на задний план. Фигура - это та потребность, которая наиболее остро требует удовлетворения; она может быть, как в нашем примере, потребностью сохранить саму свою жизнь; в менее острых ситуациях она может быть физиологической или психологической потребностью.

Мать, например, нуждается в том, чтобы ее ребенок был удовлетворен и счастлив; дискомфорт ребенка создает дискомфорт для матери. Мать маленького ребенка может спокойно спать под звуки уличного шума или грозы, но сразу же проснется, если ее ребенок заплачет в соседней комнате.

Чтобы человек мог удовлетворить свою потребность, завершив тем самым гештальт, и перейти к другим делам, ему необходимо сознавать свои потребности и уметь обращаться с собой и со своей средой, потому что даже чисто физиологические потребности могут удовлетворяться лишь во взаимодействии организма и среды.

Холистическая доктрина

Один из наиболее определенно наблюдаемых фактов относительно человека состоит в том, что он является целостным организмом. И тем не менее этот факт полностью игнорируется традиционными школами психиатрии и психотерапии, которые, как бы они ни описывали свой подход, основываются на старом разделении психики и тела (mind-body split).

С появлением психосоматической медицины тесная связь между психической и физической деятельностью становится все более очевидной. И все же, из-за устойчивых представлений о психофизическом параллелизме, даже этот прорыв в понимании не приносит тех плодов, каких от него можно было бы ожидать. Стремление придерживаться категории причинности порождает представление о функциональном расстройстве как физической болезни, вызванной психической причиной.

По-видимому, в психологическом мышлении происходит следующее. Мы видим, что человек способен функционировать на двух качественно различных уровнях: уровне мышления и уровне действия. Различие между ними и их кажущаяся независимость друг от друга производят на нас большое впечатление. И мы предполагаем, что это различные роды материи. Это вынуждает нас постулировать некую до сих пор не обнаруженную структурную единицу, - психику или "ум" (mind), которая была бы носителем психической деятельности.

С появлением глубинной психологии, основывающейся на наблюдении, что человек не является полностью рациональным созданием, ум, который прежде считался исключительно носителем разума, становится также местоположением туманного бессознательного, а также структурой, способной проявлять волю не только по отношению к телу, но и по отношению к самой себе. Иными словами, ум способен вытеснять (repress) мысли и воспоминания, которые его беспокоят. Он может переносить симптомы из одной области тела в другую. Он становится небольшим "богом из машины", контролирующим нас во всех отношениях.

Поскольку количественный анализ физиологических процессов развивался гораздо быстрее, чем психических, мы склонны считать, что о теле положительно известно гораздо больше, чем о психике. Мы не спорим с научными фактами физиологии или анатомии. Мы можем описать сердце, печень, мышечную систему или систему кровообращения; мы знаем, как они работают. Обнаружив, что человеку присуща способность выполнять определенные физические и физиологические действия, мы потеряли чувство восхищения их изумительной эффективностью.

Мы также знаем многое о мозге и его функционировании, и с каждым днем узнаем все больше. Но пока мы не продвинемся еще дальше в этих исследованиях, мы все же лишь в очень ограниченной степени понимаем одну из фундаментальных способностей человека - способность Учиться и пользоваться символами и абстракциями. Эта способность кажется связанной со значительным развитием и сложностью мозга человека. И она так же естественна для человека, как его способность сжимать кулаки, ходить или осуществлять половой акт.

Эта способность пользоваться символами проявляется в том, что мы называем умственной (психической) деятельностью, направлена ли она на создание научных теорий или на тривиальную фразу о погоде. Даже то, что мы считаем низшим порядком умственной деятельности, требует значительной способности обращаться с символами и комбинировать абстракции. Точно также то, что мы считаем низким уровнем физической деятельности, - например, состояние сна, - требует значительного использования присущих нам физиологических способностей. Мышцы во время сна не так активны, как в бодрствующем состоянии, но некоторая степень активности непременно присутствует.

Даже самый закоренелый бихевиорист должен предполагать наличие у человека способности к использованию символов и абстрагированию (иначе он сам был бы лишен возможности обсуждать эту проблему). Что же делает человек, когда пользуется этой присущей ему способностью? Я полагаю, что он символически действует, выполняя посредством символов то, что мог бы сделать физически. Если он обдумывает научную теорию, он мог бы записать ее или рассказать о ней словами; а записывание и разговор - физические действия. Поистине замечательно, что человек может выдумывать научные теории, но в действительности это не более замечательно, нежели то, что он может писать и говорить.

Мышление, разумеется, не единственная психическая деятельность, которая нам свойственна. Ум (mind) обладает и другими функциями.

Существует функция внимания. Когда мы говорим: "Я направил свой ум на проблему," — мы не имеем в виду, что вытаскиваем изнутри себя некое физическое тело и с глухим стуком шмякаем его куда-то. Мы подразумеваем, что концентрируем значительную часть своей деятельности и чувственного восприятия вокруг определенной проблемы. Мы также говорим о сознавании (awareness), которое можно считать смутным двойником внимания. Сознавание более диффузно, чем внимание, оно подразумевает восприятие скорее расслабленное, нежели напряженное, причем восприятие более целостное.

Мы говорим также о воле. Здесь область внимания или сознавания очень ограничена в объеме, человек сосредотачивается на том, чтобы предпринять и выполнить определенную последовательность действий, направленных на достижение определенной цели.

Во всех этих психических деятельностях связь между тем, что мы делаем, и тем, что мы думаем, вполне ясна. Когда мы сознаем нечто, или сосредотачиваем на чем-то свое внимание, или стараемся применить к чему-то свою волю, мы демонстрируем по крайней мере некоторые признаки, посредством которых наблюдатель может обнаружить наличие этих процессов. Человек, который старательно сосредотачивается на понимании того, что говорит другой, скорее всего подастся вперед на своем стуле; все его существо как бы направится в сторону того, что его интересует. Человек, который решил не брать пятый кусок торта, скорее всего сделает нерешительное движение в его сторону, а затем внезапно его рука остановится, и он возвратит ее назад, не донеся до блюда с тортом.

Но вернемся к области мышления. Именно здесь возникает большая часть путаницы. Мышление включает целый ряд Различных деятельностей - сновидение, воображение, теоретизирование, предвосхищение, - которые максимально используют нашу способность манипулировать символами. Для краткости давайте назовем все это деятельностью фантазии, а не мышления. Мы, как правило, связываем Представление о разумности (reason) с мышлением, а со сном связываем представление о неразумности (unreason), но в этих двух деятельностях много общего. Однако я хочу Подчеркнуть, что совершенно не имею в виду назвать "фантазию" чем-то нереальным, странным или ложным.

Деятельность фантазии, в том широком смысле, в каком я использую это слово, означает использование человеком символов для воспроизведения реальности в уменьшенном масштабе. Она основывается на реальности, поскольку сами символы первоначально возникают из реальности. Символы возникают как метки для объектов и процессов, а позже развиваются в метки для меток и метки для меток для меток. Символы могут в конце концов очень далеко уходить от реальности, даже вообще ей не соответствовать, но возникают они из реальности.

То же относится и к деятельности фантазии, которая является внутренним использованием символов. Здесь воспроизведение реальности может далеко отклоняться от оригинала, от реальности, из которой оно первоначально возникает. Но каким-то образом оно всегда связано с реальностью, имеющей значимое существование для фантазирующего человека. Я не вижу реального дерева в своем уме, но соответствие между реальным деревом в моем саду и деревом моей фантазии достаточно, чтобы дать мне возможность связать одно с другим.

Когда я размышляю над какой-то проблемой, пытаясь решить, как я буду действовать в определенной ситуации, я как будто делаю две вполне реальные вещи. Во-первых я как бы разговариваю о своей проблеме; в реальности я мог бы так поговорить со своим другом. Во-вторых, я воспроизвожу в уме ситуацию, в которую вовлечет меня мое решение. Я предвосхищаю в фантазии то, что произойдет в реальности, и хотя соответствие между воспроизведением в фантазии и действительной ситуацией может не быть абсолютным, так же как не абсолютно соответствие между деревом в моем уме и деревом в моем саду, или между словом "дерево" и реальным деревом, - оно достаточно для того, чтобы основывать на нем свои действия.

Таким образом умственная деятельность по-видимому сберегает для индивида время, энергию и работу. Так, например, рычаг обеспечивает, при приложении небольшой силы на одном конце создание значительной силы на другом. Если я подкладываю один конец рычага под пятисотфунтовый камень и наваливаюсь на другой конец, я могу поднять предмет, который иначе не смог бы даже пошевелить.

Когда я фантазирую или сосредотачиваю свое внимание на проблеме, я использую внутри себя небольшое количество доступной мне энергии, чтобы создать большое количество эффективно распределенной телесной энергии внешним образом. Мы обдумываем проблемы в фантазии, чтобы быть способными разрешить их в реальности. Домохозяйка не отправляется в магазин без представления о том, что она собирается купить; она заранее решает, что ей нужно, и это позволяет ей в магазине действовать эффективно. Ей не нужно перебегать от витрины к витрине, решая каждый раз, нужно ли ей все то, что можно купить. Она экономит время, энергию и деятельность.

Теперь мы можем дать определение функций ума и умственной деятельности для целостного организма, который мы называем человеком. Умственная деятельность - это, по-видимому, деятельность целостного человека, проходящая на более низком энергетическом уровне, чем те деятельности, которые мы называем физическими. Используя слово "более низкий", я не имею в виду никакого ценностного суждения, а просто указываю на то, что умственная деятельность требует меньшего расходования телесной субстанции, чем физическая. Все мы согласны с тем, что сидящий за столом профессор тратит меньше калорий, чем землекоп.

Как вода превращается в пар при нагревании, так телесная деятельность переходит в латентную, личную деятельность, которую мы называем умственной, посредством уменьшения интенсивности. И наоборот, как пар превращается в воду при охлаждении, так скрытая, личная деятельность, которую мы называем умственной, превращается в явную телесную деятельность при возрастании интенсивности. Организм воздействует или реагирует на среду с большей или меньшей интенсивностью. По мере уменьшения интенсивности физическое поведение превращается в умственное; по мере возрастания интенсивности умственное поведение превращается в физическое.

Следующий пример поможет сделать эти представления еще более ясными. Когда человек реально нападает на противника, он явно осуществляет интенсивную телесную деятельность. Его мышцы сжимаются, сердце бьется быстрее, адреналин в больших количествах выделяется в кровь, его дыхание становится быстрым и поверхностным, челюсти сжимаются и твердеют, все тело напрягается. Когда он говорит о том, как он не любит этого человека, он все еще демонстрирует значительное количество явных физических признаков этого, хотя и меньше, чем в действительной драке. Когда он чувствует гнев и лишь думает о том, чтобы напасть на врага, явных физических признаков, - хотя они и не исчезают совсем, - становится меньше, и они менее интенсивны, чем при реальной драке, и даже чем при разговоре о враге. Поведение человека менее интенсивно; явное физическое поведение превращается в скрытую умственную деятельность.

Наша способность действовать на уровне уменьшенной интенсивности, то есть осуществлять умственное поведение, дает огромные преимущества не только индивидуальному человеку, который может таким образом разрешать свои проблемы, но и всему виду в целом. Энергия, которую люди экономят благодаря способности обдумывать нечто вместо того, чтобы явно действовать в каждой ситуации, может быть использована для обогащения их жизни. Человек может изготовлять и использовать орудия, которые в еще большей степени экономят его энергию, и тем самым создают дальнейшие возможности обогащения жизни.

Но и это еще не все. Человеческая способность создавать и комбинировать абстракции, изобретать символы, создавать искусства и науки, - все это тесно связано со способностью фантазии. Фундаментальная способность создавать и использовать символы усиливается благодаря своим реальным продуктам: каждое поколение наследует фантазии всех предыдущих поколений и таким образом аккумулирует все большее знание и понимание.

Это представление о человеческой жизни и человеческом поведении устраняет раз и навсегда проблематичность и неудовлетворительность психофизического параллелизма, с которым психология пыталась справиться со времен своего возникновения. Оно дает нам возможность не рассматривать психическую и физическую стороны человеческого поведения как независимые сущности, которые могут существовать независимо друг от друга и от самого человека (к чему логически неизбежно приводили представления старой психологии), а понимать человека как он есть — как целое, а его поведение - как его проявления на явном уровне физической деятельности и на скрытом уровне психической деятельности. Если мы поняли, что мысли и действия состоят из одного и того же материала, мы можем переводить их с одного уровня на другой.

Таким образом, мы можем наконец ввести в психологию холистичские представления - представления о едином поле, которые ученые всегда стремились создать и к которым подводит нас современная психосоматика.

В психотерапии эти представления дают нам возможность иметь дело с целостным человеком. Теперь мы видим, что его психические и физические действия тесно связаны друг с Другом. Мы можем наблюдать человека более точно и использовать наши наблюдения более осмысленно, ибо область наших наблюдений неимоверно расширилась. Если психическая и физическая деятельность принадлежат к одному порядку, мы можем наблюдать и ту, и другую как проявления одного и того же: человеческого бытия. Ни пациент, ни терапевт не ограничены теперь словами и мыслями пациента; оба они могут принимать во внимание то, что пациент делает. То, что он делает, дает ключи к тому, что он думает, и то, что он думает, дает ключи к тому, что он делает и что он хотел бы делать.

Между уровнями мышления и действия существует промежуточная стадия, стадия игры, и в терапии, при тщательном наблюдении, мы замечаем, что пациент разыгрывает множество вещей. Он сам узнает, что означают его реальные действия, фантазии и игровые действия, если только мы привлечем к ним его внимание. Он сам обеспечит себя интерпретациями.

Обретя переживание самого себя на трех уровнях -фантазирования, игры и действия, - пациент начнет лучше понимать самого себя. Тогда психотерапия превращается из раскопок прошлого, - в поисках вытеснения, эдиповских конфликтов и первичных сцен, - в опыт жизни в настоящем. В живой ситуации пациент учится интегрировать свои мысли, чувства и действия не только в кабинете терапевта, но и в своей повседневной жизни. Очевидно, что невротик не чувствует себя целостным человеком. Его конфликты и незаконченные дела разрывают его на части. Но признавая, что он, как человек, является целым, он становится способным восстановить свое чувство целостности, принадлежащее ему по праву рождения.



Страница сформирована за 0.76 сек
SQL запросов: 191