16. Синанон и Эвпсихия
Прежде всего, чтобы заранее предупредить какое-либо неверное толкование моих слов, должен признаться, что я жил весьма а замкнутой и уединенной жизнью. Я не знал вообще ничего о многом из того, что происходит здесь, и одна из причин моего приезда заключается в моем желании с новой для меня точки зрения посмотреть на жизнь людей, живших не так изолированно, как я. Хотелось посмотреть, что нового я могу узнать. Вам я могу быть полезен как наивный с вашей точки зрения человек, тот, кто новыми Глазами смотрит на привычные для вас вещи и, может быть, видит что-то, для вас привычное и потому незаметное. Возможно, я смогу вам помочь, рассказав о своей реакции на то, что я узнал, и о вопросах, которые у меня возникли.
По профессии я психолог — теоретик и исследователь. В прошлом я занимался клинической психотерапией, но в ситуации, которая очень сильно отличается от здешней, использовал иные методы и работал с другими типами людей — со студентами колледжей в частности и представителями привилегированных групп вообще. Всю жизнь я учился быть осторожным с людьми, быть мягким и деликатным по отношению к ним, обращаться с ними, как с хрупким фарфором. Из происходящего здесь меня в первую очередь заинтересовали свидетельства того, что такой подход, возможно, в целом неверен. Из того, что я читал о Синаноне, и того, что я увидел здесь, напрашивается вывод о том, что представления о человеке как о хрупком сосуде, о том, что нельзя говорить с людьми резко, поскольку это может их травмировать или им повредить. идея о том, что люди с легкостью разрыдаются, сломаются или покончат с собой, стоит лишь на них накричать, — все эти представления, возможно, устарели.
Основное положение, на котором основывается работа ваших групп, заключается в том, что люди крепки, а не хрупки. Они могут вынести многое. Лучше всего обращаться с ними прямо, а не ходить вокруг да около, или излишне деликатничать с ними, или пытаться обойти их с тыла. Необходимо сразу бить в суть. Я предложил называть это «терапией без соплей» («no-crap therapy»). Она служит тому, чтобы снять механизмы защиты, отключить рационализацию, убрать камуфляж, прорваться за обтекаемость и вежливость, принятые в этом мире. Можно сказать, что мир наполовину ослеп, а то, что я видел здесь, является восстановлением зрения. В ваших группах люди не желают терпеть обычный камуфляж. Они попросту срывают его и отказываются выслушивать всякую ерунду, какие-либо оправдания или уклончивые ответы.
Поинтересовавшись, я узнал, что такой подход работает прекрасно. Совершил ли кто-нибудь самоубийство или как-нибудь иначе сломался? Нет. Сошел ли кто-нибудь с ума от столь жесткого обращения? Нет. Я наблюдал за этим: разговор шел напрямую, и все было прекрасно. Это противоречит всему, чему нас учили, и это очень важно для меня как для психолога-теоретика, пытающегося понять суть человеческой природы. Встает реальный вопрос о природе людей. Насколько люди сильны? Насколько они выносливы? Очень важный вопрос заключается в том, сколько правды люди могут вынести. Насколько она для них полезна, а насколько вредна? Здесь мне на ум приходит строка из Т.С.Элиота: «Слишком много действительности для человечества губительно». Он хочет сказать, что люди не могут посмотреть в глаза реальности. С другой стороны, тот опыт, который вы получаете здесь, свидетельствует не только о том, что люди могут принять правду, но также и о том, что она может быть весьма полезна или терапевтична. Она убыстряет процесс. И это так даже тогда, когда правда причиняет боль.
От своего друга, очень интересующегося Синаноном, я услышал о наркомане, прошедшем через это и впервые в жизни испытавшем настоящую интимность, истинную дружбу, подлинное уважение. Это был его первый опыт честности и прямоты, и впервые в жизни он почувствовал, что может быть самим собой и что люди его за это не убьют. Это было приятно: чем больше он был самим собой, тем больше его за это любили. И он сказал то, что произвело на меня сильнейшее впечатление. Он думал о своем друге, которого любил и которому, по его мнению, все это могло сильно помочь. Он сказал нечто, на первый взгляд совершенно безумное: «Очень жаль, что он не наркоман, потому что будь он наркоманом, он смог бы попасть в это прекрасное место». В своем роде это маленькая Утопия, место, отделенное от остального мира, в котором вы можете испытать подлинную прямоту, истинную дружбу и уважение, создаваемые честностью, и стать частью настоящей группы, работающей совместно как единое целое.
Здесь я понял еще одно: может быть, именно здесь существуют элементы совершенного общества, а безумие остается снаружи. Довольно давно я работал с индейцами племени блэкфут. Они замечательные люди. Меня интересовал этот тип личности, так что я провел с ними некоторое время и узнал их гораздо лучше. И все равно я испытал довольно странное чувство. Я приехал в резервацию, считая, что индейцы — музейный экспонат, наподобие коллекции бабочек. Затем постепенно мое мнение стало меняться. Индейцы в резервации были порядочными людьми, а белые, жившие в деревне, представляли собой сборище самых отпетых негодяев и подонков, каких я только встречал, и чем больше я узнавал их, тем более парадоксальным все начинало казаться. Где же здесь был истинный приют для убогих? Кто же здесь был надсмотрщиком, а кто находился под присмотром? Все перемешалось и стало таким, каким и должно быть в небольшом совершенном обществе. Там была создана не богадельня, а скорее оазис в пустыне.
Еще одна мысль пришла мне в голову в ходе беседы за обедом. Происходящий здесь процесс, по сути, ставит вопрос о том, что вообще нужно людям. Мне кажется, существует достаточное количество доказательств, что то, в чем люди как человеческие существа действительно нуждаются, можно перечесть по пальцам. Это довольно простые вещи. Люди нуждаются в чувстве защищенности и безопасности, в том, чтобы о них заботились, пока они малы, так, чтобы они чувствовали себя в безопасности. Это во-первых. Во-вторых, они нуждаются в чувстве принадлежности, к семье, клану или группе, к которой они будут ощущать себя по праву причастными или принадлежащими. В-третьих, им нужно ощущать, что их любят, что они заслуживают любви. И, в-четвертых, им необходимо чувство уважения и положительной самооценки. Вот практически и все. Можно говорить о психологическом здоровье, о том, что для того, чтобы быть зрелым и сильным, взрослым и креативным, по большей части необходимо, чтобы требования этой психологической медицины выполнялись — это похоже на роль витаминов. Но если это так, значит большинство населения Америки страдает от недостатка этих «витаминов». С помощью множества различных уловок пытаются скрыть правду, но правда заключается в том, что средний американский гражданин не имеет настоящего друга в этом мире. Очень немногие обладают тем, что психолог мог бы назвать настоящей дружбой. Браки также далеки от этого идеала. Можно сказать, что наши проблемы, явные проблемы — неспособность сопротивляться алкоголю, неспособность сопротивляться наркотикам, неспособность сопротивляться преступности, неспособность сопротивляться ничему — все они обусловлены неудовлетворенностью этих психологических потребностей. Вопрос заключается в том, предоставляет ли Дейтоп эти психологические «витамины». Как мне показалось, пока я бродил по этому месту, — предоставляет. Напомню, в чем они заключаются: во-первых — безопасность, свобода от тревоги, свобода от страха; во-вторых — принадлежность (необходимо принадлежать к группе); в-третьих — любовь (должны быть люди, которые вас любят); и, наконец, уважение (необходимо получать уважение от других людей). Возможно, Дейтоп потому и эффективен, что предоставляет среду, в которой люди могут все это получать.
У меня возникло множество новых впечатлений и идей. Я задавал тысячи вопросов и проверял тысячи гипотез, но похоже, что все они — часть одного целого. Позвольте мне объяснить это следующим образом: считаете ли вы, что эта искренняя честность, эта прямота, которая временами выглядит жестокой, обеспечивает основу для безопасности, любви и уважения? Она причиняет боль, и это неизбежно. Каждый из вас прошел через это. Считаете ли вы это верным путем? Накануне я присутствовал на интервью с новым кандидатом в коммуну. Шпаги были обнажены, ни 6 какой деликатности не было и речи. Разговор шел напрямую, в лоб. Итак, кажется ли вам, что это то, что вам помогает? Это один из вопросов, на который я очень хотел бы услышать ответ. Другой вопрос заключается в том, обеспечивает ли этот тип группового функционирования, где все делается сообща и о всех заботится группа, чувство принадлежности, было ли это чувство прежде? Вполне возможно, что эта жестокая честность не является оскорбительной, а скорее служит основой для уважения и дружбы.
Я помню, как довольно давно, еще до появления групповой терапии, слушал одного аналитика. Он также говорил о честности. То, что он говорил, в то время казалось странным, может быть даже бессердечным или жестоким: «Я возлагаю на своих пациентов самый большой груз тревоги, который только они могут вынести». Понимаете ли вы, что это значит? Он выкладывает им столько, сколько они могут вынести, поскольку чем больше они смогут выдержать, тем быстрее все пойдет. Это выглядит не так уж и странно в свете того, что происходит здесь.
Это подводит нас к идее воспитания и пониманию Дейтопа в качестве воспитательного учреждения. Это оазис, небольшое совершенное общество, которое обеспечивает то необходимое, что другие общества не обеспечивают, хотя должны бы. Дейтоп поднимает вопрос о воспитании в целом и о том, как различные культуры его используют. Воспитание — это не только книги и слова. Уроки Дейтопа важны для воспитания в более широком смысле — они важны для понимания того, как стать хорошим взрослым человеком.
[Примечание. С этого момента завязалась дискуссия, представлявшая собой оживленный обмен мнениями между д-ром Маслоу и жителями Дейтопа. К сожалению, многие интересные замечания членов коммуны не сохранились на пленке, поэтому оставшаяся часть этой стенограммы содержит лишь высказывания д-ра Маслоу, которые были достаточно полными и самодостаточными для того, чтобы быть понятными вне контекста дискуссии.] О Дейтопе и теории самоактуализации. В принципе, каждый может достичь самоактуализации. Если кому-то это не удается, то лишь потому, что произошло что-то, блокировавшее процесс. Здесь к этому пониманию добавилось, что стремление к зрелости, ответственности, хорошей жизни настолько сильно, что люди в гораздо большей степени, чем я предполагал, могут выдержать все то жесткое обращение, которому вы их подвергаете. По меньшей мере, это верно для некоторых людей. Людям как бы приходится пробиваться сюда через боль, стыд и тому подобное. Это произвело на меня сильное впечатление, так как свидетельствует о том, что потребность в самоактуализации на самом деле сильнее, чем я предполагал. Конечно же, те люди, которые здесь собрались, изначально могли это выдержать. Кто же не мог? Скольких людей эта честность отпугнула, оказавшись для них чересчур болезненной?
О развитии ответственности. Похоже, что один из способов воспитания зрелости заключается в том, чтобы предоставить людям ответственность, исходя из того, что они способны нести ее, позволить им бороться и работать в поте лица. Позволить им самим добиваться всего вместо того, чтобы всячески их оберегать, потакать им или делать все за них. Конечно, с другой стороны существует вообще полное отсутствие заботы, но это другая крайность. Мне кажется, то, что здесь происходит, как раз является развитием чувства ответственности. Вы не слушаете всякую ерунду, которую вам говорят, и все, что вам надо сделать, вы делаете сами. Никакие оправдания и отговорки не принимаются.
Я могу проиллюстрировать это примером из жизни индейцев блэкфут. Это люди сильного характера, с чувством собственного достоинства, и они были самыми бесстрашными воинами. Они были сильны духом, они могли выстоять. Если бы можно было пронаблюдать за тем, как они становятся такими, думаю, причина оказалась бы в огромном уважении, с которым блэкфут относятся к своим детям. Могу привести пример. Я помню маленького ребенка, толком еще не умевшего ходить, который пытался открыть дверь хижины — у него не получалось. Это была большая, тяжелая дверь, и, как он ни давил на нее, она не открывалась. Американцы бы встали и открыли для него дверь. Индейцы блэкфут же сидели битых полчаса и смотрели, как ребенок пытается открыть дверь, пока он не смог это сделать сам. Ему пришлось попотеть, зато потом все хвалили его за то, что он смог это сделать сам. Я хочу сказать, что индейцы блэкфут уважают ребенка больше, чем американцы.
Другой пример. Мне очень нравился маленький мальчик, которому было где-то семь-восемь лет. Когда я к нему присмотрелся, оказалось, что он был довольно богатым парнем по меркам индейцев блэкфут. Ему принадлежало несколько лошадей и коров, и он владел узелком лекарств, обладавших особой ценностью. Один взрослый хотел купить этот узелок, бывший самой ценной вещью у мальчика. Его отец рассказал мне, что сделал маленький Тедди, когда получил это предложение (не забывайте, что ему было семь лет). Он ушел далеко от поселения, чтобы поразмыслить в одиночестве. Он ушел на двое или трое суток, жил бивачной жизнью и думал. Он не спросил совета у отца или матери, и они сами ему ничего не сказали. Он вернулся и объявил свое решение. Не могу себе представить, чтобы мы позволили такое семилетнему ребенку.
О новой социальной терапии. Это мысль, которая может оказаться интересной для вас по профессиональным соображениям. Появились новые вакансии на должность активиста — должность, для которой требуется скорее личный опыт, чем книжное образование. Это что-то среднее между сельским священником и учителем. Вы должны заботиться о людях. Вы должны работать с ними в непосредственном контакте, а не на расстоянии; вы должны обладать наиболее полным знанием человеческой природы, которое только возможно. Я предложил называть это «социальной терапией». Похоже, что последние пару лет это направление развивается довольно активно. Наиболее успешно работают люди без всяких ученых степеней — те, кто на своем опыте знает жизнь улицы. Они знают, с чем имеют дело, знают, например, когда надо надавить, а когда стоит обращаться помягче.
Когда одну треть населения Америки и около 98% остального мира составляют люди, которых можно охарактеризовать как «непривилегированные слои», когда вдруг возникло стремление обучить грамоте безграмотных, а в психиатрии — стремление помочь людям достигнуть зрелости и ответственности, возникает острая нехватка людей для этой работы. У меня сложилось впечатление, что обычное академическое образование может здесь в чем-то помочь, но его недостаточно. В настоящее время многое из этого ложится на плечи социальных работников, а типичный социальный работник, насколько я знаком с их подготовкой, мало понимает, что же происходит на самом деле. То есть ему не хватает личного опыта. Так что, возможно, стоит укомплектовать все эти службы, по меньшей мере частично, людьми, умудренными опытом, а не напичканными лекциями. Одна из интересных сторон коммуны Дейтоп заключается в том, что ею управляют люди, прошедшие сквозь все переделки реальной жизни. Вы знаете, как обращаться с людьми, находящимися с вами в одной лодке. И это настоящая работа, возможно — новая профессия.
О происходящей социальной революции. Я могу в течение получаса приводить примеры того, как она происходит в разных областях жизни. Изменяются церкви, изменяется религия. Происходит революция. В некоторых областях она происходит быстрее, чем в других, но все они развиваются в одном эвпсихическом направлении, то есть в направлении более полноценно человечных людей. Это путь людей настолько сильных, творческих и исполненных радости, насколько люди вообще способны жить, радоваться жизни, быть психологически и физически здоровыми. Можно упомянуть эвпсихическую религию, возникающую сейчас. У меня есть книга «Эвпсихическое управление» (Maslow, 1965) о положении на производстве, заводах и т.д. Там также происходит революция. В некоторых местах вся организация труда строится так, чтобы быть благоприятной, а не губительной для человеческой природы. Такие порядки способствуют развитию человеческой природы, а не подавляют ее.
Существуют книги и статьи, с тех же позиций рассматривающие супружество, любовь и секс. Все они направлены к некоторому идеалу, указывающему нам направление, в котором мы идем, дорогу, по которой человек шагает прямо и смело, как настоящий человек, достигший максимального развития.
Конечно же, основная масса общества все еще играет роль балласта. Но существует столько точек роста, столько разнообразных областей, что можно смело назвать это движением будущего. Это не единственное место на земле, где обсуждаются подобные вещи, будьте в этом уверены. Существуют десятки других.
О большинстве из них мы не слышим, потому что они развиваются самостоятельно и независимо. Я знаю, что если у меня возникла хорошая идея, какое-то открытие, какая-нибудь прекрасная задумка, значит, коль скоро я смог до нее дойти, то одновременно еще несколько человек работает над ней. Это всегда реакция на то, что происходит вокруг, и наиболее чуткие люди восприимчивы к этому.
Все это происходит и в сфере образования. Мне кажется, что, если бы мы собрались и объединили весь свой опыт, позитивный или негативный, вместе мы смогли бы содрать шкуру с чертовой системы образования. Да, это сказано резко, но нужно считаться с реальной действительностью, реальными человеческими потребностями и человеческим развитием, а не с устаревшими традициями тысячелетней давности.
Говорить об эвпсихическом образовании непросто. Мне кажется, что вы также могли бы в этом помочь, отнесясь ко всему так, как я уже предлагал, то есть как к пилотажному эксперименту. Представьте, что весь мир стоит за вашей спиной и смотрит, к чему приведет вся ваша работа — что сработает, а что нет, что хорошо, а что плохо, что получится, а что потерпит неудачу.
Отчасти мы можем добиться успеха потому, что США — самая богатая страна в мире. Мы можем позволить себе посиживать здесь вместо того, чтобы вкалывать в поле за щепотку риса просто ради выживания. Нельзя назвать это роскошью, однако мы можем сидеть и говорить при этом, что на Земле совсем немного таких обществ, где вы могли бы потратить столько времени на разговоры и при этом не умереть с голоду. В этом смысле мы и представляем собой пилотажный эксперимент, где идеи проходят обкатку. Вы можете рассматривать свой опыт как практический урок или так, как биологи рассматривают растущую верхушку растения. Это не полностью иной мир, а точка роста, как все это можно оптимистично назвать. Когда же вы настроены пессимистически, остальная часть общества, конечно же, представляется мертвым грузом. Она традиционна, консервативна, старорежимна. Нам преподают всякие уроки морального воспитания, которые, может быть, были хороши в 1850 году. В определенной степени это зависит от вашего настроения. Но я считаю, что справедливо говорить о том, что это не просто тихая заводь. Возможно, это точка роста человечества.
О группах встреч. Позвольте мне кое-что вам рассказать. Я был только в одной группе встреч — вчера вечером — и не знаю, как бы я повел себя, пробудь я в ней подольше. За всю мою жизнь со мной ни разу не обращались с такой прямотой. Это разительный контраст по сравнению с обычным миром, миром университетской профессуры. Заседания кафедр, конечно же, не имеют ничего общего с этими встречами. Заседания эти практически бессмысленны, и я стараюсь по возможности их избегать — сплошная вежливость, никто слова поперек не скажет. Вспоминаю об одном профессоре, который не смог бы сказать «дерьмо», будь он в нем хоть по самые уши. Здесь же все по-другому, меня это вчера даже несколько выбило из колеи. В моем мире все так вежливы потому, что стараются избежать конфронтации. Вокруг полно благочестивых старых дев — я имею в виду «старых дев» мужского пола. Мне кажется, было бы здорово, если бы вы попали на одно из наших заседаний и по-настоящему в нем поучаствовали. Это бы просто все перевернуло. И мне кажется, так-то оно было бы лучше.
Важнейший вопрос для исследования. Здесь вновь возникает вопрос, который я уже несколько раз задавал. Это очень важный вопрос, и как я полагаю, ответ вам на самом деле неизвестен: почему одни остаются здесь, а другие — нет. Или иначе: если рассматривать Дейтоп как нечто вроде образовательного учреждения, то для какой доли населения и в какой степени оно может принести пользу? Сколько клиентов вы предполагаете принять? Для скольких людей это не подойдет? Нужно помнить, что люди, которые вообще сюда не обращаются, не учитываются при подсчете процента неудач.
Вы преодолели препятствия, вы преодолели страх. Что же вы думаете о тех людях, которые не смогли этого? В чем разница между ними и вами? Это практический вопрос, поскольку вы будете «выпускниками», вам в будущем предстоит управлять местами наподобие этого. Тогда вы столкнетесь с вопросом, как сделать так, чтобы больше людей оставалось у вас.
О психотерапии. Подобная проблема стоит и перед психоанализом, перед индивидуальной терапией. Теория, выведенная психоаналитиками и психотерапевтами на основании опыта, заключается в том, что именно прямота отпугивает людей от терапии. Так что они работают с людьми очень осторожно и выжидают по нескольку месяцев, прежде чем взяться за истинную проблему. Сначала пытаются установить взаимоотношения, а потом — приложить немного давления. Здесь же все наоборот, никто не ждет по полгода, интенсивная терапия начинается сразу. Это вопрос о том, что наиболее эффективно и для кого, для скольких людей. По сравнению с обычной психоаналитической процедурой, похоже, что здесь все происходит гораздо быстрее.
Это напоминает мне кое о чем еще. Теория, которой меня учили и которой я руководствовался в психотерапии, заключалась в том, что, если дать людям правду, особой пользы это не принесет. Надо помочь им самостоятельно открыть правду о себе. И считается, что на это требуется немало времени, поскольку правда — это не самая приятная вещь. К ней надо подходить постепенно. Хочу вам сказать, что по сравнению с этой картиной, этой процедурой, правду здесь просто выкладывают прямо вам в лицо. Никто не сидит и не ждет по восемь месяцев, пока вы дойдете до нее самостоятельно. По крайней мере те, кто остается, принимают эту правду, и похоже, что она идет им на пользу. Это противоречит всей психологической теории.
О самопознании и группах. Так или иначе, группа помогает. Никто, кстати, не знает — почему. Известно только, что каким-то образом она помогает. У меня накопилась масса впечатлений, которые я еще не переработал. Я еще не знаю, что из всего этого можно вывести, потому что требуется время на то, чтобы все обдумать. На основании того, что мы говорили накануне, у меня складывается впечатление, что обратная связь от группы дает вам то, что вы не получили бы и за сто лет индивидуального психоанализа. Разговор о том, как кто-то выглядит, и о том, как вас видят другие, когда еще шесть человек подтверждает, что вы производите именно такое впечатление, на деле может открыть глаза. Вероятно, сформировать собственную идентичность или истинный образ самого себя невозможно, если вам неизвестно, как вас воспринимает остальной мир. Это новая идея. В психоанализе ее нет. То, как вас воспринимают другие, не учитывается. Важно лишь то, что вы сами, своими ощущениями сможете открыть в себе, в своей натуре, в своих снах и фантазиях.
Мне кажется, что, если бы я пробыл подольше с этой группой, я бы услышал вещи, ранее мной никогда не слышанные, как если бы здесь была кинокамера, которая могла бы мгновенно показывать мне, как меня видят другие. Тогда бы я мог все взвесить и обдумать, задать себе вопрос: правы они или нет? Какова доля правды во всем этом? Мне кажется, таким образом я узнал бы больше о самом себе. Это знание самого себя помогло бы в поисках идентичности.
Когда преодолеешь боль, самопознание становится довольно приятной вещью. Приятно знать что-то, а не теряться в догадках по поводу этого. «Может быть, он не заговорил со мной, потому что я плохой, может быть, они так вели себя, потому что я плохой?» Для среднего человека жизнь — это лишь смена разных «может быть». Он не знает, почему люди улыбаются ему, а почему нет. Очень приятно, когда не надо гадать. Хорошо иметь возможность знать это.
17. Об эвпсихическом управлении
Одним из основных вопросов является то, какие условия труда, какие виды труда, какие типы управления и какое вознаграждение или плата будут способствовать здоровому развитию человеческой природы до ее самой высшей точки. То есть, какие условия труда оптимальны для самореализации? Этот вопрос можно перевернуть и спросить: при условии сравнительного процветания общества и наличия здоровых или нормальных людей, чьи базовые потребности — в питании, жилище, одежде и т.д. — получают удовлетворение, как оптимально использовать таких людей для достижения целей и ценностей организации? Как лучше всего с ними обращаться? При каких условиях они будут лучше всего работать? Какие вознаграждения, материальные или нематериальные, будут наиболее эффективны?
Эвпсихические условия труда зачастую благоприятны не только для личной самореализации, но и для повышения производительности организации, ее «здоровья» и процветания.
Тогда можно по-новому подойти к проблеме управления (в любой организации или любом обществе): как организовать социальные условия в каком-либо сообществе таким образом, чтобы цели индивида совпали с целями организации? Когда это возможно? Когда это невозможно? Или опасно? Каковы силы, благоприятствующие социальной и индивидуальной синергии? Каковы, с другой стороны, силы, обостряющие антагонизм между обществом и индивидом?
Очевидно, что эти вопросы затрагивают глубочайшие проблемы личной и общественной жизни, социальной, политической и экономической теории и даже философии вообще. Например, моя книга «Психология науки» (Maslow, 1966) демонстрирует необходимость и возможность для гуманистических наук выйти за пределы созданных ими же рамок свободной от ценностей, механоморфической науки.
Можно также считать, что классическая экономическая теория, основывающаяся на неадекватной теории человеческой мотивации, также может быть революционизирована, если принять реальность высших человеческих потребностей, включая стремление к самоактуализации и любовь к высшим ценностям. Я уверен, что нечто аналогичное должно быть верным и для политических наук, для социологии, для всех наук о человеке и обществе и связанных с ними профессий.
Все это подчеркивает, что речь идет не о каких-либо новых приемах управления, о каких-то «уловках» или поверхностных методах, с помощью которых можно было бы более эффективно манипулировать людьми вопреки их собственным интересам. Это не руководство по эксплуатации.
Нет, это скорее четкое противопоставление одной базовой системе ортодоксальных ценностей другой, более современной системы ценностей, претендующей не только на большую эффективность, но и на большую близость к истине. Она основывается на некоторых поистине революционных последствиях открытия того, что человеческая природа недооценивалась, что человек имеет природу более высокого порядка, которая так же «инстинктоидна», как и его низшее естество, и что эта высшая природа включает в себя потребность в осмысленном труде, в ответственности, в творчестве, в справедливости, в том, чтобы делать то, что приносит пользу, и в том, чтобы делать это хорошо.
В рамках такой новой системы рассматривать «плату» исключительно в ее денежном выражении уже невозможно. Удовлетворение потребностей низшего уровня действительно может быть обеспечено с помощью денег но когда эти потребности уже удовлетворены, людей будут мотивировать только высшие формы «платы», то есть чувство принадлежности, любви, достоинства, уважения, благодарности, чести, а также возможность самоактуализации и развития высших ценностей — истины, красоты, эффективности, справедливости, совершенства, порядка, законности и т.д.
Здесь о многом может поразмыслить не только марксист или фрейдист, но и политический или военный функционер, жесткий начальник или либерал.
18. О низких жалобах, высоких жалобах и метажалобах
Основной принцип, на котором базируется вся концепция, можно сформулировать в следующем виде: люди могут жить на разных уровнях мотивационной иерархии, то есть «высокой» жизнью или жизнью «низкой», ограничиваться борьбой за существование или счастливо жить в эвпсихическом обществе, когда все базовые потребности удовлетворены и можно предаваться размышлениям о сути поэзии, или математики, или о чем-нибудь еще в этом роде.
Определить мотивационный уровень жизни человека можно несколькими способами. Например, о нем можно судить по тому, над какими шутками человек смеется. Для человека, живущего на низшем потребностном уровне, наиболее смешным будет самый жестокий и грубый юмор, вроде зрелища старушки, которую кусает собака, или городского дурачка, над которым издеваются дети. Юмор же в духе Авраама Линкольна — юмор философского, познавательного типа — вызывает скорее улыбку, а не животный хохот, в нем нет ничего, связанного с жестокостью или насилием. Этот юмор более высокого порядка совершенно непонятен человеку, живущему на низших потребностных уровнях.
Еще одним примером проявления различий мотивационного уровня нашей жизни в разных симптомах и поведенческих актах могут служить проективные тесты. С помощью теста Роршаха можно определить, к чему человек стремится наиболее активно, чего он желает, в чем нуждается. Все полностью удовлетворенные базовые потребности обычно забываются человеком и исчезают из сферы сознания. Удовлетворенные базовые потребности в определенном смысле просто перестают существовать, по крайней мере — в сознании. Таким образом, то, чего человек хочет, желает и к чему стремится, обычно находится на более высоком уровне мотивационной иерархии по сравнению с тем, на котором находится он сам. Концентрация на данной конкретной потребности означает, с одной стороны, что потребности более низкого порядка уже удовлетворены, а с другой — что потребности, более высокие по отношению к текущим желаниям человека, еще не вошли в сферу потенциальных потребностей данного человека, так что он о них Даже и не думает. Об этом можно судить с помощью тестов Роршаха. Об этом можно также судить на основании сновидений и их анализа.
Я также считаю, что, сходным образом, уровень жалоб или, другими словами, уровень желаний человека, может служить индикатором мотивационного уровня его жизни, и, если уровень жалоб изучить в контексте производственной обстановки, он может служить критерием уровня здоровья всей организации, особенно при наличии достаточно обширной выборки.
Возьмем к примеру, рабочих, живущих в условиях авторитаризма и жестокой борьбы за выживание, когда страх, нужда и даже голод вполне возможны и определяют выбор работы, стиль поведения начальства, степень покорности, с которой рабочие будут принимать жестокость, и т.д. У таких рабочих, высказывающих соответствующие жалобы и ворчащих на жизнь, неудовлетворенными скорее всего будут оставаться потребности низших уровней иерархии. К самому низшему уровню относятся жалобы на холод и сырость, опасность для жизни и усталость, плохое жилье и неудовлетворенность разнообразных биологических нужд.
Конечно же, наличие таких жалоб в современной производственной ситуации будет свидетельствовать о чрезвычайно плохом управлении и чрезвычайно низком уровне жизни в организации. В обычной производственной ситуации такой род неудовлетворенности, такие низкие по своей сути жалобы возникают редко. В своем позитивном аспекте — в отражении желаний или нужд, опережающих то, что доступно в данный момент, — эти жалобы находятся примерно на том же низком уровне. Так, мексиканский рабочий, к примеру, может высказывать позитивные жалобы в отношении безопасности и охраны труда, жаловаться на произвольные увольнения, на то, что он не может планировать семейный бюджет. поскольку не знает, как долго еще продержится на этой работе. Он может жаловаться на полное отсутствие охраны труда на произвол бригадира, на унижения, которые ему приходится сносить, чтобы не потерять работу и т.д. Я считаю, что низкими жалобами мы можем называть те, которые относятся к биологическому уровню и уровню безопасности, а, возможно, также и к уровню потребности в общении и принадлежности к неформальной группе.
Более высокие потребностные уровни по большей части связаны с оценкой и самооценкой, где встают проблемы достоинства, автономии, самоуважения, уважения со стороны других, чувства собственной ценности, получения похвалы, вознаграждения за Свои достижения. Жалобы на этом уровне скорее всего будут относиться к чему-либо, связанному с потерей достоинства или угрозой самооценке и репутации. Что же касается метажалоб, то я связываю их с метамотивами, свойственными самоактуализирующейся жизни. Более точно эти последние можно в совокупности охарактеризовать как бытийные ценности. Эти метапотребности в совершенстве, справедливости, красоте, истине и подобных вещах проявляются и в производственной ситуации, где предметом жалоб может быть недостаток эффективности (даже если это и не влияет на заработок данного конкретного человека). Тем самым человек заявляет о несовершенстве мира, в котором он живет (опять же, это не эгоистическая, а, как ее можно охарактеризовать, альтруистическая философская жалоба не-личного порядка). Он может также жаловаться на то, что от него скрывают часть правды и фактов, или же его жалоба может касаться других препятствий на пути свободного общения.
Это желание правды, честности, полноты фактов является не базовой, а одной из метапотребностей, и люди, которые могут позволить себе предъявлять жалобы такого порядка, несомненно живут на очень высоком метамотивационном уровне. В циничном обществе, управляемом ворами, тиранами или нечистоплотными людьми, таких жалоб не услышишь — жалобы будут более низкого уровня. Претензии в отношении справедливости — это также метажалобы, и я встречаю множество их в протоколах исследования жизни рабочих в организациях с хорошим управлением. Такие люди могут жаловаться на несправедливость, даже если она лично им приносит финансовую выгоду. Другим примером метажалобы является жалоба на то, что добродетель осталась не вознагражденной, на то, что вознаграждение получили недостойные, — то есть на отсутствие справедливости.
Другими словами, из всего вышесказанного можно сделать вполне достоверный вывод о том, что люди будут жаловаться при любых условиях. Эдема не существует, обрести рай на Земле невозможно, разве только на несколько мгновений. Какие бы блага Люди ни получали, невозможно представить, чтобы они остались полностью удовлетворены ими. Это само по себе являлось бы отрицанием высших ступеней развития человеческой природы, поскольку это означало бы, что в подобной точке любое дальнейшее совершенствование было бы невозможным — а это, конечно же, абсурдная мысль. Невозможно себе представить, чтобы даже миллионы лет дальнейшего развития привели к подобному абсолютному совершенству. Люди всегда смогут принять любые возможные блага, любую возможную удачу и вознаграждение. На некоторое время они останутся полностью удовлетворены этими благами. Затем же, как только они к ним привыкнут, эти блага позабудутся, и люди начнут развиваться дальше в поиске все более высоких благ, не переставая стремиться к еще большему совершенству. Мне это представляется вечным, продолжающимся бесконечно процессом (Wilson, 1965).
Считаю нужным подчеркнуть эту мысль, поскольку в литературе по управлению я встречаю существенные признаки разочарования и утраты иллюзий, а порой и вообще отказ от самой идеи просвещенного управления и возврат к авторитарному типу управления, поскольку те, кто наделен полномочиями управления, сильно разочарованы отсутствием благодарности и продолжением жалоб при улучшении условий. Но, согласно теории мотивации, не следует ожидать прекращения жалоб — следует ожидать лишь того, что эти жалобы по своей природе будут становиться все более высокими. В принципе это соответствует моему описанию человеческой мотивации как бесконечного процесса, переходящего на все более высокие уровни по мере улучшения условий. Это также перекликается с моей концепцией уровней фрустрации. В ней я отверг понимание фрустрации как чего-то неизменно плохого и взял за основу положение о том, что существуют иерархии фрустрации и что переход от низшего фрустрационного уровня к высшему является признаком благополучия, хороших социальных условий, личной зрелости и т.д. Наличие жалоб на состояние программ озеленения города, негодование женских комитетов по поводу того, что за розариями в парке недостаточно ухаживают, само по себе прекрасно, поскольку это свидетельствует о высоком уровне жизни этих людей. Когда кто-то жалуется на состояние розариев, это означает, что он сыт, что у него хороший кров, что его жилище отапливается, что ему не приходится бояться бубонной чумы или убийства, что телефонная связь и пожарная охрана работают эффективно, что правительство, система образования и местное руководство хороши и что удовлетворены многие другие требования. Вот что важно: не надо рассматривать жалобу высшего уровня точно так же, как любую иную жалобу; ее следует использовать в качестве индикатора всех тех требований, которые были удовлетворены для того, чтобы сделать подобную жалобу теоретически возможной.
Если просвещенные и умные руководители достаточно глубоко проникнутся этой идеей, они будут ожидать, что улучшение условий повлечет за собой описанное выше повышение уровня жалоб и фрустрации, а не того, что улучшение условий приведет к исчезновению всех жалоб. Существует определенная опасность, что они могут разочароваться и обозлиться после того, как столько усилий и средств будет затрачено на улучшение условий труда, а жалобы не прекратятся. Необходимо научиться обращать внимание на то, вырос ли сам уровень этих жалоб. Это и является настоящей проверкой, и именно этого следует ожидать. Более того, я считаю, что мы должны научиться этому радоваться, а не просто оставаться удовлетворенными этим.
Однако здесь возникают некоторые проблемы особого рода. Одной из них является вопрос о том, что считать справедливостью, а что — несправедливостью. Конечно же, будет множество мелких жалоб, возникающих при сравнении себя с другими — может быть, у кого-то лучше освещение, более удобное кресло, повышенный оклад или еще что-нибудь в этом роде. Все это может привести к исключительной мелочности, когда люди сравнивают, у кого больше стол в кабинете, у кого больше цветов в вазе и т. д. Зачастую нам придется делать конкретное, применимое лишь для данного единичного случая суждение о том, выражает ли жалоба стремление к справедливости на уровне метапотребностей либо это лишь поверхностное проявление иерархии доминантности, борьбы за место в этой иерархии, попытки подняться по лестнице престижа. Или может статься (несколько подобных примеров приведено в книге Дальтона), что по контексту можно будет четко отнести жалобу к проявлению потребности в безопасности. Я запомнил один пример, когда стали замечать, что, когда секретарша начальника проявляла дружелюбие к одному человеку, а с другим была нелюбезна, это означало, что последнего скоро должны были уволить. Другими словами, нужно делать предположение об уровне мотивации, сообразуясь с каждой конкретной ситуацией.
Более сложным будет попытаться проанализировать, какой Смысл имеют деньги в мотивационном аспекте. В мотивационной иерархии деньги могут играть практически какую угодно роль. Они могут относиться к низшим, средним, высшим ценностям и даже метаценностям. Конечно же, при попытке определить конкретный уровень потребностей я в некоторых случаях попросту терпел неудачу. Тогда я просто признавал такой случай неопределимым и больше не пытался вычислить его место в мотивационной иерархии.
Естественно, будут и другие случаи, плохо поддающиеся определению. Возможно, наиболее спокойным было бы вообще не пытаться определить их. Разумеется, если проводить огромное и тщательное индивидуализированное исследование, можно дополнительно проинтервьюировать людей для того, чтобы выяснить действительную мотивацию жалобы, скажем, по поводу денег. Но в настоящем исследовании это не представляется возможным, а равно и необходимым. Это особенно верно в том случае, когда мы применяем какой-либо критерий для сравнения двух выборок, используемых в экспериментальных целях, например работников хорошо управляемого завода и завода с плохим управлением.
Что принимать за действительно плохие условия. Следует помнить, каковы действительно предельно плохие условия. В литературе по менеджменту не приводится ни одного примера действительно плохих условий, являющихся привычными для временного или неквалифицированного рабочего, порождающих ситуацию почти гражданской войны. За полюс шкалы можно принять что-либо наподобие лагеря военнопленных, тюрьмы или концентрационного лагеря. В рамках США это может быть мелкое предприятие с одним или двумя работниками, действующее в условиях жесткой конкуренции и борьбы за выживание, когда важен каждый цент и босс может продержаться, лишь выжимая из своих подчиненных все до последней капли, доводя их до отчаяния, так что они просто вынуждены уволиться, поскольку он пытается заработать на жизнь, вцепившись в них и высасывая из них максимально возможную прибыль. Не стоит разделять заблуждения насчет того, что крупная корпорация с относительно плохим управлением является образцом «плохих условий» — условия там далеко не так плохи. Следует помнить о том, что 99% человечества отдало бы несколько лет своей жизни за то, чтобы получить работу в наиболее плохо управляемой крупной корпорации нашей страны. Нужна более широкая шкала для сравнения. Я думаю, что в исследовательских целях было бы желательным начать составлять коллекцию действительно плохих случаев, встречающихся в нашей практике.
Еще одна проблема. В последнее время начало обнаруживаться еще одно обстоятельство, которое удивило меня, когда я впервые с ним столкнулся. Хорошие условия, оказывающие благоприятное влияние на развитие большей части популяции, могут оказать на некоторое число людей негативное, порой даже катастрофическое воздействие. Если авторитарным личностям предоставить свободу и оказать доверие, это лишь усугубит их плохое поведение. Свобода действий и ответственность могут привести к тому, что человека зависимого и пассивного охватят тревога и страх. Я знаю об этом пока еще не так много, поскольку начал замечать подобные примеры лишь несколько лет назад. Но следует учитывать эту возможность. Необходимо накопить большое количество реальных примеров, прежде чем мы начнем формулировать какие-либо теории по этому поводу и, конечно же, прежде чем приступим к каким-либо экспериментам. Все это можно сформулировать следующим образом: существует достаточное количество людей, близких к психопатологии, которые готовы легко поддаться на соблазн украсть, но никогда этого не осознают, поскольку работают в условиях постоянного контроля, когда этот соблазн практически не проявляется в их сознании. Предположим, к примеру, что в каком-либо банке будет введен «либеральный» уклад, будут сняты все способы контроля, уволены детективы и т. д. и сотрудникам будет оказано полное доверие. В такой ситуации, конечно же, найдется один служащий из десяти или двадцати — я в действительности не знаю, каков этот процент, — который впервые в своей сознательной жизни окажется лицом к лицу с соблазном украсть. И некоторые из них поддадутся ему, если будут думать, что это им сойдет с рук.
Очень важным моментом здесь является то, что хорошие условия отнюдь не обязательно сделают всех людей растущими самоактуализирующимися личностями. Реакция на это в случае определенных неврозов будет совсем иной. Люди с определенной конституцией или темпераментом гораздо менее склонны реагировать именно таким образом. И, наконец, та незначительная доля клептомании и садизма, которая присуща каждому человеку на Земле, в этих «хороших условиях», когда человеку полностью доверяют и предоставляют свободу действовать в соответствии с собственными представлениями о чести, может проявиться со всей силой. Я вспоминаю, как работала подобная система доверия в мою бытность студентом Корнельского университета в 1926 и
Все описанные выше идеи и методы в принципе могут использоваться во многих социально-психологических ситуациях. В колледжах, например, об уровне просвещенности всего сообщества можно судить по уровню жалоб преподавателей, администрации и студентов. В подобной ситуации может существовать целая иерархия жалоб и актуальных потребностей. То же самое верно и для брака, а может даже и оказаться индикатором совершенства брака, его здоровья, о котором можно будет судить по уровню жалоб супругов. Жена, которая жалуется на то, что ее муж однажды забыл подарить ей цветы или на то, что он кладет слишком много сахара в кофе, несомненно находится на совершенно ином уровне, чем женщина, жалующаяся на то, что муж разбил ей нос, выбил ей зубы или пырнул ее ножом. То же самое может распространяться и на жалобы детей в отношении родителей. Или на жалобы детей в отношении школы или учителей.
Я думаю, что смогу обобщить все это, сказав, что теоретически о здоровье или уровне развития любой человеческой межличностной организации можно судить с помощью того же метода оценки уровня жалоб в иерархии. При этом следует помнить, что насколько совершенными бы ни были брак, школа, колледж или родители, люди постоянно будут видеть пути их улучшения, то есть жалобы будут присутствовать всегда. Следует также исходить из того, что жалобы следует подразделять на негативные и позитивные: если сделать невозможным в какой-либо момент удовлетворение базовых нужд или поставить его под угрозу, мгновенно будут возникать острые жалобы, хотя пока такие нужды удовлетворяются, человек обычно не обращает на это внимания или принимает как должное. То есть, если спросить человека, чем хорошо его жилье, ему вряд ли придет в голову указать на то, что его ноги не промокают, поскольку полы не затоплены, или на то, что в своем офисе ему не приходится беспокоиться о клопах и тараканах. Он просто примет это все как должное и не отметит в качестве плюсов. Но если эти принимаемые как должное условия исчезнут, конечно же, поднимется большой шум. Другими словами, удовлетворение этих потребностей не вызывает радости или благодарности, хотя его отсутствие вызывает яростные жалобы. С другой стороны, противоположностью этому являются позитивные жалобы или предложения по улучшению. Сюда в целом относятся замечания в отношении вещей, находящихся на более высоком уровне мотивационной иерархии, того, что лежит как бы перед нами и является следующим предметом наших желаний.
В принципе, исследование жалоб можно довольно просто продолжить в первую очередь сбором реальных примеров исключительно плохих начальников и исключительно плохих условий. Например, одного знакомого мне обойщика, лютой ненавистью ненавидящего своего босса, но не имеющего возможности найти лучшее место работы, поскольку в этой отрасли их просто нет, постоянно доводит до белого каления то, что начальник подзывает его свистом, а не зовет по имени. Это оскорбление повторяется постоянно и намеренно и приводит моего знакомого во все большее и большее бешенство. Другой пример встретился мне во времена моей учебы в колледже, когда я работал в гостиничных столовых и ресторанах. Я был зачислен официантом на летнюю работу в курортном отеле (где-то около
Наконец, 4 июля, в День независимости, в гостиницу съехалось триста-четыреста гостей, и нас попросили проработать большую часть ночи, готовя шикарный десерт, красивый на вид и очень сложный в приготовлении. Все сотрудники собрались и решили сделать это без лишних жалоб, но затем, после того, как мы подали первое блюдо праздничного ужина, мы все ушли с работы и уволились из отеля. Для работников это, конечно же, была большая материальная жертва, поскольку было уже поздно искать другую хорошую работу, а может, и любую работу вообще, однако ненависть и жажда мести были столь сильны, что наслаждение от этого я испытываю и по сей день, тридцать пять лет спустя. Вот что я называю действительно плохими условиями, и вот что я имею в виду под гражданской войной.
В любом случае, сбор примеров подобного обращения может послужить основой для составления списка, с помощью которого люди, работающие в хороших условиях, смогут лучше осознать все свои преимущества и блага (которые они обычно не замечают и принимают как должное, как норму). То есть, вместо того, чтобы просить их высказать свои жалобы, возможно стоит предложить им список действительно плохих условий и спросить, происходят ли эти вещи с ними. Например, водятся ли там насекомые, или помещение не отапливается, либо оно напротив слишком жаркое или слишком шумное и опасное, проливаются ли на них опасные химикаты и причиняются ли им увечья, терпят ли они побои или им приходится работать на опасном оборудовании без средств безопасности и т.д. Каждый, кому предложат такой список из двухсот подобных пунктов, сможет осознать, что отсутствие этих двух сотен негативных факторов само по себе является благом.
