XXI
Однако похоже, что Б-ценности суть то же, что и Б-факты. Реальность тогда является совокупностью фактических ценностей или ценностных фактов.
Б-ценности можно рассматривать как Б-факты (или абсолютную реальность) на высших уровнях ясности (озарения, пробуждения, инсайта, Б-познания, мистического восприятия и т.п.) (Maslow, 1962, глава 6). Когда совпадают высшие уровни развития личности, развития культуры, ясности, эмоционального освобождения (от страхов, подавления, защит) и невмешательства, появляются достаточные основания утверждать, что не зависящая от человека реальность наиболее ясно видится в своей собственной (не зависящей от человека) природе, наименее искаженной вмешательством наблюдателя [Mas/ow, 1966). Тогда реальность описывается как истинная, хорошая, совершенная, интегрированная, живая, закономерная, красивая и т.п. Таким образом, понятия, описывающие реальность, которые наиболее точно и адекватно подходят для описания того, что воспринимается, суть те же понятия, что традиционно считаются понятиями ценностными. Традиционная дихотомия между сущим и должным оказывается свойством нижних уровней жизни и преодолевается на высших ее уровнях, где достигается слияние фактов и ценностей. По очевидным причинам эти понятия, одновременно являющиеся описательными и нормативными, могут быть названы «слова-сплавы».
И «любовь к внутренним ценностям», достигаемая на уровне слияния, является тем же самым, что «любовь к абсолютной реальности». Преданность фактам здесь подразумевает любовь к фактам. Самое непреклонное стремление к объективности восприятия, то есть попытка максимально исключить искажающий эффект наблюдателя и его страхов, желаний и эгоистичных расчетов, приносит эмоциональный, эстетический и аксиологический результат, на который указывали и к которому приближались величайшие и наиболее ясно мыслящие философы, ученые, художники и духовные новаторы и лидеры.
Созерцание высших ценностей становится тем же самым, что созерцание природы мира. Поиск истины (в ее полном определении) может быть тем же, что поиск красоты, порядка, единства, совершенства, правоты (в их полном определении), и, таким образом, истину можно искать через любую другую Б-ценность. Становится ли тогда наука неотличимой от искусства? Религии? философии? Является ли фундаментальное научное открытие о природе реальности и также духовным или аксиологическим утверждением?
Если все это так, тогда наше отношение к реальному, или, по крайней мере, к реальности, мимолетные впечатления от которой мы получаем, когда мы на высоте и она также на ее высоте, не может более оставаться «холодным», чисто когнитивным, рациональным, логическим, отстраненным, безучастным соизволением. Эта реальность вызывает также теплый, эмоциональный ответ, любовь, преданность, лояльность, порой даже пиковые переживания. В своей высшей точке, реальность не просто истинна, закономерна, упорядочена, интегрирована и т.д. — она также хороша, прекрасна и достойна любви.
Если взглянуть на это в другом аспекте, то можно сказать, что мы предлагаем здесь имплицитные ответы на величайшие вопросы религии и философии, вопрос о предмете философского поиска, предмете религиозного поиска, о смысле жизни и т.д.
Предлагаемая здесь теоретическая структура является набором гипотез, требующих проверки и верификации. Это система фактов» различного уровня научной надежности, клинических и персонологических наблюдений, а также простых интуитивных догадок. Или, иными словами, я верю во все это до проведения верификации, которая, я убежден, будет проведена. Но вы, читатель, не обязаны в это верить. Вам необходимо быть более недоверчивым, даже если мои утверждения похожи на правду, даже если они вполне убедительны. В конце концов, это всего лишь набор догадок, которые лишь могут быть верными и которые требуют проверки.
Если человек идентифицируется с Б-ценностями и они становятся определяющей характеристикой его Я, значит ли это, что этот человек идентифицируется и с реальностью, с миром, с космосом и что они становятся определяющими характеристиками его Я? Что может означать подобное утверждение? Конечно же, все это напоминает классическое слияние мистика с миром или с Богом. Это также напоминает различные восточные варианты подобной концепции, например, слияние индивидуального Я с миром и растворения Я в нем.
Можно ли считать, что мы пытаемся осмыслить возможность существования абсолютных ценностей, по крайней мере в таком же смысле, в каком реальность может считаться абсолютной? Если что-то подобное окажется имеющим смысл, будет ли это просто гуманистическим или же оно будет сверхчеловеческим?
Здесь мы подходим к пределам смыслопередающей способности этих слов. Я привожу их лишь потому, что хочу оставить двери открытыми, ответы неокончательными, проблемы нерешенными. Эта система, вне всяких сомнений, не закрыта.
XXII
Человек не просто является частью природы, и она не просто является частью человека, но он также должен быть, хотя бы в минимальной степени, изоморфным природе (подобным ей) для того, чтобы быть в ней жизнеспособным. Природа «эволюционировала» человека. Его приобщение к тому, что его превосходит, таким образом, не должно определяться как неприродное или сверхприродное. Оно может рассматриваться как «биологический» опыт.
А.Хешель (Heschel, 1965, с. 87) утверждает, что «подлинная реализация человека зависит от его приобщения к тому, что его превосходит». И, конечно же, в определенном смысле это верно. Но этот смысл необходимо раскрыть.
Мы увидели, что не существует абсолютной пропасти между человеком и лежащей вне его реальностью. Он может идентифицироваться с этой реальностью, включать ее в собственное определение своего Я, быть верным ей как самому себе. Тогда человек становится ее частью и она становится частью его. Он и она частично совпадают.
Подобная формулировка позволяет перейти на следующий уровень рассуждении, то есть к теории биологической эволюции человека. Человек не только часть природы, но он должен в определенной степени быть изоморфным ей. Он не может находиться в полном противоречии с внечеловеческой природой. Он не может быть полностью отличным от нее, иначе бы он сейчас не существовал.
Сам факт подобной жизнеспособности доказывает, что человек, по меньшей мере, совместим с природой, приемлем для нее. Он признает ее требования и, как вид, уступает им, по крайней мере в том, что необходимо для сохранения жизнеспособности. Природа его не казнила. Образно говоря, он в достаточной степени политик, чтобы принять законы природы, непринятие которых означало бы смерть. Он уживается с ней.
Другими словами, в определенном смысле человек подобен природе. Когда мы говорим о его слиянии с природой, возможно, что отчасти мы подразумеваем именно это. Возможно, что его трепет перед природой (восприятие ее как истинной, хорошей, прекрасной и т.д.) однажды будет понят как определенное самопринятие или самопереживание, как способ быть самим собой и полностью дееспособным, способ быть в своем доме, некоторая биологическая аутентичность, «биологический мистицизм». Вероятно, мы можем рассматривать мистическое или предельное слияние не просто как приобщение к тому, что в наибольшей мере достойно любви, но и как слияние с тем, что есть, поскольку человек принадлежит ему, является подлинной его частью, является как бы членом семьи — «Тем направлением, в отношении которого наша уверенность все возрастает, является концепция того, что мы в сущности едины с космосом, а не чужды ему» (Murphy, 1947).
Этот биологический, или эволюционный, вариант мистического опыта, или пикового переживания, — которые, возможно, в этом не отличаются от опыта духовного или религиозного — вновь напоминает нам о том, что мы должны непременно перерасти устаревшее употребление термина «высшее» как противоположности «низшему», или «глубинному». Самое «высшее» переживание — радостное слияние с абсолютным, доступное человеку, — может одновременно рассматриваться как глубочайшее переживание нашей подлинной личной животности и принадлежности к виду, принятие нашей глубинной биологической природы как изоморфной природе в целом.
Мне представляется, что подобная эмпирическая или, по крайней мере, натуралистическая формулировка делает менее необходимым или соблазнительным определять «то, что превосходит человека» как нечеловеческое и неприродное или сверхприродное, как то делает А.Хешель. Приобщение человека к тому, что его превосходит, может рассматриваться как биологический опыт. И, хотя нельзя сказать, что вселенная любит человека, можно утверждать, что она, по меньшей мере, принимает его без враждебности, позволяет ему существовать, расти и, временами, испытывать великую радость.
XXIII
Б-ценности не то же самое, что наше личное отношение к ним или наша эмоциональная реакция на них. Б-ценности вызывают в нас некоторое «чувство обязательности», а также ощущение недостойности.
Б-ценности следует отличать от нашего человеческого отношения к ним, по крайней мере в той степени, насколько это возможно для такой непростой задачи. Перечень подобных отношений к высшим ценностям (или реальности) включает: любовь, трепет, восхищение, смирение, почтение, ощущение своей недостойности, изумление, удивление, восторг; экзальтацию, благодарность, страх, радость и т.д. (Maslow, 1970, с. 94). Очевидно, что это эмоционально-когнитивные реакции человека, отражающие нечто отличное от него, или, по крайней мере, вербально отделимое. Конечно же, чем сильнее человек сливается с миром в великом порыве мистического переживания, тем в меньшей степени проявляются эти эмоциональные реакции и тем больше Я как отдельная структура.
Я думаю, что основной причиной необходимости этого разделения (помимо очевидных преимуществ в теоретическом и исследовательском аспектах) является то, что значительные пиковые переживания, озарения, опыты отшельничества, экстаз, мистические слияния происходят не часто. Даже наиболее чуткие к ним индивиды проводят в этих исключительных состояниях относительно небольшую долю объективного времени. Гораздо больше времени проводится в относительно спокойном созерцании и наслаждении абсолютным, открывшемся в великом озарении (а не в слиянии с ним). Таким образом, стоит говорить о «лояльности» абсолютному в духе Дж.Ройса (Royce, 1908), о долге, ответственности, о преданности ему.
Помимо этого, разрабатываемая здесь теоретическая модель делает невозможным рассмотрение реакций на Б-ценности как в чем-либо произвольных или случайных. Исходя из сказанного выше, гораздо естественнее судить об этих реакциях как об обязательных в некоторой степени, необходимых, вызванных, уместных; в том или ином смысле, Б-ценности переживаются как стоящие или даже требующие любви, трепета, преданности. Я допускаю, что полностью человечный человек не может не иметь таких реакций.
Нам также не следует забывать о том, что встреча с этими высшими фактами (или ценностями) зачастую вызывает у человека острое сознание собственной недостойности, собственных недостатков и несоответствий, собственной экзистенциальной незначительности, конечности и бессилия как человека и как представителя человеческого вида.
XXIV
Словарь для описания мотивов должен быть иерархичным, в особенности потому, что метамотивы (или мотивы роста) должны описываться иначе, чем базовые (дефицитарные) потребности.
Это различие между внутренними ценностями и нашим к ним отношением также приводит к введению иерархизированного словаря для описания мотивов (в широком и всеобъемлющем понимании этого слова). В другой работе я уже указывал на уровни удовлетворения, удовольствия, счастья, соответствующие иерархии потребностей вплоть до метапотребностей (Maslow, 1966). Помимо этого, мы должны учитывать, что само понятие «удовлетворенность» трансцендируется на уровне метамотивов или мотивов роста, где удовлетворение может быть бесконечным. То же относится и к понятию счастья, которое также может быть полностью трансцендировано на высших уровнях, где оно способно обернуться космической печалью, спокойствием или безэмоциональным созерцанием. На низших уровнях (уровнях базовых потребностей), конечно же, можно говорить о том, что что-то нас влечет, что мы чего-то отчаянно жаждем, в чем-то нуждаемся, как, например, в случае нехватки кислорода или чувства сильной боли. По мере подъема по иерархии базовых потребностей более адекватными становятся такие слова, как желание, предпочтение, выбор. Но на высших уровнях, то есть на уровнях метамотивации, все эти слова становятся субъективно неадекватными. Метамотивированные чувства более успешно описываются такими понятиями, как приверженность, преданность, стремление, любовь, восхищение, боготворение, очарованность.
Помимо этих чувств нам несомненно придется иметь дело с непростой задачей по поиску слов, способных передать смысл понятия «ощущаемая уместность», долг, соответствие, справедливость, любовь к тому, что само по себе достойно любви, что требует любви, что призывает к любви, к тому, что нужно любить.
Но все эти слова все еще подразумевают разделенность желающего и желаемого. Каким образом мы можем описать то, что происходит, когда эта разделенность трансцендируется и возникает некоторая степень идентичности или слияния желающего человека и объекта его желания? Или слияния человека, который желает, с тем, что, в определенном смысле, желает его?
Все это можно сформулировать как трансценденцию (в духе Спинозы) дихотомии «свобода воли-детерминизм». На уровне метамотивации человек свободно, радостно и всем сердцем приемлет собственные детерминанты. Человек выбирает и «волит» свою судьбу не вынужденно, не «эго-дистонически», а с любовью и энтузиазмом. И чем значительнее озарение, тем более слияние свободной воли и детерминизма является «эго-синтонным», созвучным эго.
XXV
Б-ценности стимулируют поведенческие проявления, или «празднование», а также индуцируют субъективные состояния.
Следует согласиться с тем, как А.Хешель (Heschel, 1965, с. 117) делает ударение на понятии «празднование», которое он определяет как «…акт выражения уважения или почтения по отношению к тому, в чем человек нуждается или что чтит… Его суть заключается в привлечении внимания к возвышенным или величественным аспектам жизни… Праздновать — это значит разделять великую радость, участвовать в вечной драме».
Следует отметить, что человек не только уважительно наслаждается высшими ценностями и созерцает их, но также и то, что эти ценности нередко вызывают внешние или поведенческие реакции, которые, конечно же, гораздо легче изучать, чем субъективные состояния.
Здесь мы обнаруживаем еще одно феноменологическое значение «чувства должного». Празднование Б-ценностей ощущается как нечто должное и правильное, как приятная необходимость, так, будто защищать, насаждать, развивать, делить с другими и праздновать их является нашим долгом перед этими ценностями, чем-то справедливым, правильным и естественным.
XXVI
Существуют определенные педагогические и терапевтические преимущества разделения мира (или уровня) бытия и мира (или уровня) дефицитарности, а также признания языковых различий между этими уровнями.
Я нахожу чрезвычайно полезным для себя различать мир бытия (Б-мир) и мир дефицитарности (Д-мир), то есть вечное и «практическое». Это помогает хотя бы в составлении стратегии и тактики хорошей и полной жизни, в выборе своей собственной жизни, а не детерминированной кем-то другим. Так просто забыть об абсолютном в суматохе повседневной жизни, особенно для молодого человека. Так часто мы лишь реагируем на стимулы, на поощрение и наказание, на экстремальные обстоятельства, на боль и страх, на требования других, лишь на поверхностные аспекты. Необходимо конкретное, сознательное, волевое усилие, по крайней мере на первых порах, для того, чтобы обратить свое внимание на подлинные вещи и ценности — например, попытавшись уединиться, приобщиться к великой музыке, к хорошим людям или к красоте природы. Только по мере практики эти стратегии становятся простыми и автоматическими, так что человек цвет в Б-мире даже без особого желания или усилия, живет oдиной жизнью», «метажизнью», или «бытийной жизнью».
Я считаю, что данный словарь помогает также учить других в большей мере осознавать ценности бытия, язык бытия, объединяющего сознания и т.д. Терминология, конечно же, неуклюжа и порой может раздражать эстетический вкус, но свою задачу она выполняет (Maslow, 1970. Приложение I: Пример Б-анализа). В любом случае, она уже доказала свою операциональную пользу при планировании исследований.
Здесь возникает субгипотеза, связанная с тем, что я порой замечал: высоко развитые или зрелые индивиды («металичности»?) при первой же встрече необычайно быстро устанавливают между собой связь на высочайшем уровне жизни с помощью того, что я называю Б-языком. Об этом факте я пока скажу лишь то, что он свидетельствует о действительном и реальном существовании Б-ценностей, о том, что они легко воспринимаются одними и не воспринимаются другими и что общение с этими другими также может быть подлинным и действительным, но должно происходить на более низком и менее зрелом уровне значимости или смысла.
Я пока еще не знаю, как проверить эту гипотезу, поскольку обнаружил, что некоторые люди могут пользоваться словарем, на деле его не понимая, как некоторые люди охотно рассуждают о музыке или любви, не переживая их по-настоящему.
Мне также кажется, хотя и не вполне отчетливо, что вместе с этой простотой общения с помощью Б-языка также приходит интимность, чувство того, что и тот и другой преданы одному и тому же, работают над одними задачами, чувствуют взаимную симпатию, родство, и, возможно, служат одному делу.
XXVII
«Внутренняя совесть» и «внутренняя вина» в основе своей имеют биологические корни.
Вслед за рассмотрением Э.Фроммом «гуманистической совести» (Fromm, 1941) и пересмотра К.Хорни фрейдовской концепции «Сверх-Я» (Нотеl, 1939), другие гуманистические авторы сходятся в том, что существует «внутренняя совесть» помимо Сверх-Я, а также «внутренняя вина» как заслуженное самонаказание за измену внутреннему Я.
Я считаю, что биологическое укоренение теории метамотивации может еще больше прояснить и обосновать эти взгляды.
К.Хорни и Э.Фромм, протестовавшие против конкретного содержания фрейдовской теории инстинктов, возможно, в силу слишком некритичного принятия ими социального детерминизма, отвергли какие-либо варианты биологической теории и «теории инстинктов». Это была серьезная ошибка, что еще яснее из контекста данной главы.
Индивидуальная биология человека вне всякого сомнения является неотъемлемой частью «Реального Я». Быть собой, быть естественным или спонтанным, быть аутентичным, выражать собственную идентичность — все это биологические формулировки, поскольку они подразумевают принятие собственной конституциональной, темпераментальной, анатомической, неврологической, гормональной и инстинктоидно-мотивационной природы. Подобное заявление вполне соответствует взглядам З.Фрейда и неофрейдистов (не говоря уже о К.Роджерсе, К.Юнге, У.Шелдоне, К.Гольдштейне и др.). Это уточнение и оформление того, что нащупывал З.Фрейд, смутно увиденной необходимости. Поэтому я считаю, что эта концепция лежит в echt-фрейдистской [от нем. подлинный] или эли-фрейдистской традиции. Я думаю, своими различными теориями инстинктов Фрейд пытался сказать что-то подобное. Я также считаю, что эта формулировка является принятием и усовершенствованием того, что пыталась сказать К.Хорни своей концепцией Реального Я.
Если моя более биологическая интерпретация внутреннего Я подтвердится, обретет основание и разделение невротической вины и вины внутренней, возникающей в результате измены своей природе и попытки быть тем, чем данный человек не является.
Но с учетом всего вышесказанного, нам следует включить внутренние ценности или бытийные ценности в данное внутреннее Я. Тогда, теоретически, можно ожидать, что измена истине, справедливости, красоте или любой иной Б-ценности повлечет за собой внутреннюю вину (метавину?), вину заслуженную и биологически обоснованную. Все это аналогично боли, которая на самом деле является благом, поскольку сообщает нам, что мы делаем с собой что-то вредное. Когда мы изменяем Б-ценностям, это причиняет нам боль и, в определенном смысле, мы должны испытывать эту боль. Более того, это подразумевает реинтерпретацию «потребности в наказании», которую, в позитивном аспекте, можно переформулировать как желание путем искупления вновь почувствовать себя «чистым» (Mowrer, 1964).
XXVIII
Данная теоретическая модель выполняет целый ряд религиозных функций.
С точки зрения вечного и абсолютного, к которому всегда стремилось человечество, может оказаться, что Б-ценности также, в определенной степени, выполняют и эту роль. Они существуют per se, сами по себе, независимо от прихотей человека. Они воспринимаются, а не придумываются. Они трансчеловечны и трансиндивидуальны. Они существуют за пределами жизни индивида. Их можно считать некоторой формой совершенства. Можно предположить, что они способны удовлетворить стремление человека к определенности.
Но при всем этом они в определенном смысле являются и человеческими. Они не только принадлежат человеку, но и являются его частью. Они требуют поклонения, почтения, празднования, жертвования. Они стоят того, чтобы ради них жить и умирать. Созерцание их или слияние с ними несет человеку самую великую радость из всех, что он способен испытать.
В этом контексте и бессмертие приобретает вполне определенное и эмпирическое значение, поскольку ценности, принятые человеком в качестве определяющих характеристик его Я, живут и после его смерти, то есть, в некотором реальном смысле, Я человека трансцендирует смерть.
Все это распространяется и на остальные функции, которые пытались взять на себя организованные религии. Похоже, что все или почти все виды специфически религиозного опыта, описанные в любой традиционной религии — теистической или нетеистической, восточной или западной — на ее особом языке, могут быть ассимилированы в данной теоретической модели и выражены в эмпирически значимой форме, то есть сформулированы в виде, доступном для проверки.
Примечания
1 В основу данной главы положены заметки, составленные в марте-апреле
2 Полнее эта тема рассматривается в моей книге «The Psychology of Science: A Reconnaissance» (Maslow,
3 Я использую здесь прописные буквы так, как это делает О.Вейнберг 4 Значение утраты пиковых переживаний для стиля жизни было очень хорошо раскрыто во «Введении в новый экзистенциализм» Колина Уилсона (Wilson, 1967).
5 Я был вынужден придумывать термины, поскольку английский язык несправедлив по отношению к хорошим людям. В нем нет достаточного набора слов для обозначения добродетелей. А некоторые прекрасные слова оказались дискредитированы, например «любовь».
6 Дальнейшие исследования доступны каждому, кто в них заинтересован. Некоторые такие исследования выполнены мною совместно с моими студентами. Например, в одном очень простом эксперименте, осуществленном только для того, чтобы показать, что это можно сделать, мы обнаружили, что для студенток колледжа источником пиковых переживаний чаще всего является то, что их любят, а для студентов-мужчин — победы, успехи, преодоления и достижения. Это совпадает как с нашим обыденным знанием, так и с клиническим опытом. Можно осуществить много других исследований того же типа; здесь открывается широкое поле, особенно теперь, когда мы знаем, что пиковые переживания можно целенаправленно вызывать с помощью фармакологических средств.
7 С самого начала я хочу избежать смешения слова «должно», как я его здесь использую, с «невротическим долженствованием», рассматриваемым К.Хорни, например, в главе 3 ее книги «Невроз и развитие личности» (Homey, 1950)*. То, чего ожидают от человека, часто является внешним, произвольным, априорным, ориентированным на совершенство — одним словом, нереалистичным. Я же использую здесь слово «должно» для характеристики внутренних качеств организма, реального потенциала, который может быть реализован и которому надо реализоваться под тяжестью причиняемых болезнью страданий.
8 Достижение идентичности, аутентичности, самореализации и т.д., разумеется, не решает автоматически все этические проблемы. Даже после того, как постепенно исчезают псевдопроблемы, остается много реальных. Но, конечно, даже эти реальные проблемы лучше поддаются решению, если с ними работать без шор на глазах. Честность по отношению к самому себе и хорошее знание своей собственной природы — это обязательные предпосылки аутентичных нравственных решений. Но я не хочу сказать, что достаточно быть аутентичным и знать себя. Аутентичное знание себя, разумеется, недостаточно для многих решений, хотя абсолютно необходимо. Я также оставляю в стороне здесь несомненные воспитательные функции психотерапии, то есть невольное приобщение пациента к ценностям психотерапевта уже потому, что последний задает образец. Возникают вопросы: что является главным, а что — второстепенным? Что нужно максимизировать, а что — минимизировать? Стремимся ли мы, применяя вскрывающую психотерапию, к чистому самооткрытию пациента? Какие цели являются правильными с прагматической точки зрения? Я хотел бы также отметить, что отказ «навязывать себя» пациенту или приобщать его к своим ценностям может быть достигнут либо посредством фрейдовской «зеркальной отстраненности» от пациента, либо на основе проникнутой бытийной любовью «встречи» в терминах экзистенциальных психотерапевтов.
9 Реальное Я также частично конструируется и изобретается.
10 Одновременное принятие и слияние, казалось бы, противоречащих друг другу восприятии находит многие параллели в религиозном языке. Проиллюстрируем это примером из письма религиозной женщины: «Я нахожу параллель между идеей «рост или сохранение» и дихотомической идеей «эгоизм или альтруизм», с одной стороны, и идеей «актуальное или потенциальное», с другой. Бог видит и любит нас в нашем нынешнем состоянии и в то же время видит наш потенциал и требует от нас роста для реализации этого потенциала. По мере того, как мы становимся более богоподобными, не можем ли мы также принимать любого человека в его нынешнем состоянии, одновременно поощряя его к следующему шагу в направлении роста?».
11 «Неверный», «плохой», «точный» — тоже такие познавательно-оценочные слова. Еще одной иллюстрацией может быть рассказ о преподавателе английского языка, назвавшем студентам два некрасивых слова, которых он не хотел бы видеть в их сочинениях. Одно из них — «lousy» («вшивое»), другое — «swell» («шикарное»). После выжидательной паузы один студент спросил: «Так что это за слова?».
12 Под рубрикой «восприятие должного» я объединяю несколько различных видов восприятия. Один из них — восприятие векторно-гештальтных (динамических, направляющих) аспектов перцептивного поля. Другой — восприятие будущего как существующего теперь (иначе говоря, восприятие потенциалов и возможностей для будущего роста и развития). Третий — это объединяющий тип восприятия, при котором относящиеся к вечности символические аспекты перцепта воспринимаются одновременно с его конкретными, непосредственными и ограниченными аспектами. Я не могу с уверенностью сказать, насколько сходным или отличным от этого является то, что я назвал «онтификацией», — осознанное восприятие деятельности как цели, а не только как средства. Поскольку это все же разные операции, я пока буду рассматривать их отдельно.
13 Эти заметки еще не представлены в окончательном виде и не образуют полной структуры. Они основываются на идеях, изложенных в моих книгах «К психологии Бытия» и «Мотивация и личность» (Maslow, 1954; 1962 b), и развивают эти идеи в направлении их идеального предела. Заметки были написаны в период моей работы в качестве гостя-стипендиата в Западном институте поведенческих наук в Ла Джолла (Калифорния) в
14 Здесь и ниже имеется в виду креативность, свойственная самоактуализирующимся людям.
15 Смотри главу 3 моей книги «К психологии Бытия» (Maslow, 1962).
16 Речь идет о докладах Шарлотты Бюлер, Херберта Фингаретта, Вольфганга Ледерера и Алана Уоттса, представленных 15 декабря
Д-р Фингаретт обсуждает философскую проблему моральной вины и поднимает глубокий вопрос, всегда ли поведение должно отражать внутреннее принятие (на некотором уровне осознания) желания, стоящего за поступком. Положительный ответ автора на этот вопрос ведет к некоторым интересным выводам, касающимся различия между моральной и невротической виной.
Д-р Ледерер делится своим опытом психоаналитика, специально останавливаясь на тех важных событиях, которые привели его к убеждению, что в наше время психотерапия должна быть ценностно-ориентированной. Психотерапевт не может более «…слушать долго и молча, со свободно плавающим вниманием, без критики, не давая советов — не будучи вовлеченным в дела пациента». Ценности входят в психотерапию, когда психотерапевт оказывается в достаточной мере освобожденным, чтобы следовать своему собственному пониманию и совести в терапевтическом взаимодействии с сегодняшним пациентом — молодым человеком, не нашедшим своей идентичности.
Доклад д-ра Уоттса содержит то, что для западного читателя может предстать как новая и в то же время принципиально важная концептуализация человеческой природы. Исходя из даосистских традиций, он описывает человека и окружающий мир, границей между которыми, принадлежащей и тому и другому, является поверхность кожи. Из таких рассуждений вытекает концепция поведения единого поля, и выводы, значимые для любой теории ценностей и нравственности».
17 Как можно понять, студенты подкрепляли своими улыбками случайные кивки профессора. — Ред.
18 Рут Бенедикт (1887-1948) была профессором антропологии в Колумбийском университете и поэтом (под псевдонимом Энн Синглтон). Главной областью ее интересов были американские индейцы. Во время Второй мировой войны она была экспертом по японской культуре, обеспечивая пропаганду союзников против Японии. В числе ее книг: «Паттерны культуры», «Раса, наука и политика», «Хризантема и меч». (Примечание Х.Ансбахвра, редактора американского издания.) 19 В оригинале употреблены те же термины «secure» и «insecure», которые применительно к обществам и культура мы переводим как «уверенный» и «неуверенный». — Ред.
20 Эта глава основана на заметках, сделанных весной
Формальное описание семинара в проспекте гласило: «Утопическая социальная психология: семинар для дипломников по специальностям «Психология», «Социология», «философия» и любым социальным дисциплинам. Обсуждение избранных утопических или эвпсихических сочинений. Семинар будет посвящен эмпирическим и реалистическим вопросам: насколько хорошее общество допускает человеческая природа? Насколько хорошую человеческую природу допускает общество? Что возможно и осуществимо, а что нет?» 21 Приложение Б — в качестве этого приложения в оригинальном издании книги Маслоу помещена статья Маслоу А., Рэнд X., Ньюмэн С.// Некоторые параллели между сексуальным и доминантным поведением приматов и фантазиями пациентов в психотерапии (с. 351-368 издания
22 Я размышлял над возможностью того, что «познание» в этой легенде также означает «познание» в старом значении этого слова — совокупление, то есть, съев яблоко, люди открыли запретную сексуальность, потеряв невинность именно в этом смысле, а не согласно традиционной интерпретации. Отсюда, возможно, и проистекает традиционная христианская антисексуальность.
23 Перечень, усовершенствованный по сравнению с главой 6 книги «К психологии Бытия» (Maslow, 1962). В главе 7 названной книги приводятся характеристики личности, осуществляющей Б-познание (своего Я) в пиковых переживаниях.
24 Я настолько уверен в этом, что предлагаю основать компании, занимающиеся мета-мотивационными исследованиями. Они должны быть столь же прибыльны, как и те, что специализируются на так называемых мотивационных исследованиях.
