О технике анализа сопротивления характера
Кроме содержания сновидений, ассоциаций, оговорок и других сообщений пациента, заслуживает особого внимания то, как пациенты рассказывают о своих сновидениях, делают оговорки, производят ассоциации и формируют сообщения.*
___________________
* Форма выражения является гораздо более важной, чем собственно содержание. Сегодня, чтобы добраться до решающе важных детских переживаний, мы используем только форму выражения. Именно форма выражения, а не содержание, приводит нас к биологическим реакциям, лежащим в основе психических проявлений.
Случаи строгого соблюдения основного правота достаточно редки, и требуются долгие месяцы аналитической работы, чтобы исподволь внушить пациенту необходимость открытости. То, как пациент говорит, смотрит, здоровается с аналитиком, лежит на кушетке, изменения его голоса, соблюдаемый им уровень общепринятой вежливости и т.д.- важные ключи к пониманию скрытых сопротивлений, с помощью которых пациент противостоит основному правилу. А поскольку они поняты, то могут быть устранены с помощью интерпретации. Должно интерпретироваться не только то, что говорит пациент, но и то, как он это говорит. Аналитикам часто приходится сталкиваться с тем, что анализ не продвигается, ибо пациент не производит «материал». Под материалом обычно понимается содержание ассоциаций и коммуникаций. Но когда пациент молчит или однообразно повторяет одно и тоже - это также материал, который должен быть использован полностью. Редко встречается ситуация, когда пациент вообще не выдает никакого материала, и мы должны обвинять лишь себя, если не можем использовать как материал само поведение пациента.
Конечно, нет ничего нового в утверждении, что поведение и форма коммуникаций имеют аналитическое значение. Мы хотим этим сказать, что они дают нам возможность для анализа характера очень определенным и относительно сложным способом. Отрицательный опыт, полученный при анализе некоторых невротических личностей, учит нас, что вначале форма коммуникаций имеет гораздо большее значение, чем их содержание. Скрытые сопротивления очень часто встречаются у бесконечно вежливых и корректных пациентов, более того, всегда проявляющих обманчиво позитивный перенос или восторженно и монотонно кричащих о своей любви к аналитику; у тех, кто воспринимает анализ как своего рода игру; у «надежно защищенных», исподтишка смеющихся над всем и вся. Это перечисление можно продолжать до бесконечности.
Чтобы подчеркнуть, что отличает анализ характера от анализа симптома, и лучше разъяснить общую идею нашего тезиса, рассмотрим два случая. Первый относится к двум мужчинам с преждевременной эякуляцией, у одного из них пассивно-женственный характер, у другого - фаллически-агрессивный. Второй случай - две женщины с расстройствами приема пищи, одна с компульсивным характером, вторая с истерическим.
Преждевременная эякуляция пациентов-мужчин имеет одинаковое бессознательное значение: страх перед (отцовским) фаллосом. На основе страха перед кастрацией, лежащего в основе симптома, оба пациента производят перенос негативного восприятия отца на аналитика. Они ненавидят аналитика (отца), потому что чувствуют в нем врага, ограничивающего их удовольствие, и каждый из них чувствует бессознательное желание избавиться от него. В то время как фаллически-садистский характер хочет избавиться от опасности кастрации с помощью брани, пренебрежения и угроз, пассивно-женственный становится все более и более доверчивым, все более пассивно преданным, все более идущим навстречу пожеланиям аналитика. У обоих характер формирует сопротивление: первый реагирует на угрозу агрессивно, второй убирает ее с помощью компромиссов, уклончивости и показной преданности.
Конечно, сопротивление пассивно-женственного характера является более опасным, поскольку пользуется хитростью. Он производит изобильный материал, вспоминает младенческие переживания, кажется великолепно адаптированным - но в глубине души таит упрямство и ненависть. Поскольку он так себя ведет, то не решается проявить свою истинную сущность. Если аналитик не обратит внимания на его поведение и будет просто заниматься тем, что он производит, то, как говорит нам опыт, никакие усилия и разъяснения аналитика не изменят состояния этого пациента. Может случиться даже, что пациент вспомнит свою ненависть к отцу, но не сможет пережить ее, пока полностью не поймет значение своего обманчивого поведения в переносе, то есть пока не начнется глубинная интерпретация его ненависти к отцу.
В отношении женской пары следует сказать, что у обеих женщин основное содержание позитивного переноса - то же, что и у проявившегося симптома: фантазия об оральной феллации. Однако сопротивление, вытекающее из этого позитивного переноса, полностью отличается по форме его проявления. Женщина, страдающая, например, от истерии, будет вести себя робко и опасливо молчать; женщина с компульсивным неврозом будет упрямо молчать и вести себя с аналитиком холодно и надменно. При переносе сопротивления здесь используются разные средства для отражения позитивного переноса: в первом случае это - тревожность, во втором - агрессия. Можно сказать, что в обоих случаях ид выражает одно и то же желание, которое по-разному отражает эго. А форма этой защиты у обеих пациенток всегда будет оставаться неизменной: женщина, страдающая от истерии, всегда будет защищаться через проявление тревожности, а женщина с компульсивным неврозом всегда будет защищаться через проявление агрессии, вне зависимости от того, какое бессознательное содержание находится на грани прорыва. Другими словами, сопротивление характера пациента не меняется и исчезает только вместе с неврозом.
Защита характера является формой выражения нарциссической личности, запечатленной в психической структуре. В дополнение к известным сопротивлениям, мобилизованным против каждого нового кусочка бессознательного материала, существует и постоянный фактор сопротивления, базирующийся на бессознательном и относящийся не к содержанию, а к форме. Мы называем этот постоянный фактор «сопротивлением характера».
На основе всего сказанного выше подытожим самые важные черты сопротивления характера.
Сопротивление характера выражено не содержательно, а формально, в рамках типичного поведения индивидуума, в том, как он обычно говорит, ходит и жестикулирует, и в его характерных привычках (как он улыбается или хмурится, говорит связно или бессвязно, вежлив или агрессивен). Для сопротивления характера важно не то, что пациент говорит или делает, а то, как он говорит и поступает; не то, что он видит в сновидениях, а то, как он трактует их, сокращает, искажает и т. д.
Сопротивление характера у пациента не изменяется в зависимости от содержания. Различные характеры производят одинаковый материал различным образом. Позитивный отцовский перенос у женщины, страдающей от истерии, выражается и отражается по-иному, чем у пациентки с компульсивным неврозом. В первом случае механизмом защиты служит тревожность, во втором - агрессия.
Сопротивление характера, проявившееся в той или иной форме, можно определить с помощью содержания материала, проследив его к инфантильным переживаниям и инстинктивным интересам как невротический симптом.
В повседневной жизни характер играет ту же роль, какую он играет в качестве сопротивления в лечении: роль аппарата психической защиты. Следовательно, мы говорим о «сопротивлении характера» эго против внешнего мира и ид.
Если проследить формирование характера с раннего детства, мы обнаружим, что в это время сопротивление характера вытекает из тех же причин и служит тем же целям, что и сопротивление характера в текущей аналитической ситуации. Проекция сопротивления характера анализу отражает его инфантильное происхождение. А ситуации, которые кажутся случайными, но на деле порождены сопротивлением характера анализу, - полная копия тех детских ситуаций, что послужили причиной формирования характера. Итак, в сопротивлении характера функция защиты есть сочетание проекции младенческих отношений на внешний мир.
С точки зрения структуры, характер в повседневной жизни и сопротивление характера при анализе служат средством избегания того, что неприятно, попыткой утвердить и сохранить психический (пусть даже и невротический) баланс, и потребить вытесненную инстинктивную энергию или энергию, избежавшую вытеснения. Ограничение несвязанной тревоги или - что равнозначно - поглощение блокированной психической энергии является одной из главных функций характера. Инфантильный элемент продолжает жить и действовать в невротическом симптоме так же, как он содержится, продолжает жить и действовать и в характере. Это объясняет, почему существенное ослабление сопротивления характера обеспечивает несомненное и прямое приближение к центральному инфантильному конфликту.
Как эти факторы влияют на используемую технику анализа характера пациента? Есть ли существенные различия между анализом характера и обычным анализом сопротивлений? Различия есть, и они относятся:
1) к последовательности интерпретации материала;
2) к самой технике интерпретации сопротивлений.
В отношении первого пункта: говоря об «отборе материала», мы должны быть готовы встретить важное возражение. Нам скажут, что любой отбор противоречит основному принципу психоанализа: аналитик должен следовать за пациентом, должен позволить пациенту вести себя. Каждый раз, когда аналитик производит отбор, он рискует пасть жертвой собственного субъективного взгляда. Прежде всего, мы должны указать, что в том отборе, о котором мы сейчас говорим, речь не идет об игнорировании аналитического материала. Однако психоаналитик должен интерпретировать материал в соответствии со структурой невроза. Весь материал обязательно будет интерпретирован, вопрос лишь в том, что на определенный момент одна деталь оказывается важнее другой. Мы также должны понять, что аналитик всегда каким-то образом производит отбор, ведь даже систематизацию отдельных деталей сновидения вместо последовательной их интерпретации он делает осознанно. И поскольку это происходит, аналитик производит также субъективную селекцию, когда рассматривает только содержание, а не форму коммуникаций. Следовательно, сам факт, что пациент в аналитической ситуации производит материал самых разных видов, заставляет аналитика делать отбор интерпретируемого материала. Необходимо осуществить лишь правильный отбор, т. е. отбор, соответствующий данной аналитической ситуации.
С пациентами, которые в силу определенных черт своего характера неоднократно пренебрегали основным правилом, а также во всех случаях, когда личность противодействует аналитику, необходимо из хаоса материала выделить сопротивление характера и аналитически проработать его значение. Естественно, это не означает, что остальным материалом можно пренебречь. Напротив, все, что дает нам понимание значения и природы определенной черты характера, является ценным и приветствуется. Аналитик просто откладывает анализ и, что еще важней, интерпретацию того материала, который не имеет непосредственного отношения к сопротивлению переноса, - до тех пор, пока сопротивление характера не будет понято и устранено хотя бы в основных чертах. В третьей главе я попытался указать на опасности проведения глубокой интерпретации до того, как устранено сопротивление характера.
В отношении второго пункта: обратим внимание на некоторые особые проблемы техники анализа характера. Во-первых, мы должны предчувствовать возможное непонимание. Мы утверждали, что анализ характера начинается с выделения и последовательного анализа сопротивления характера. Это не значит, что необходимо заставить пациента отбросить агрессию, обман, не говорить бессвязно, следовать основному правилу и т. д. Такие требования не только противоречат аналитической процедуре, но и попросту бесполезны. Во-вторых, хочу еще раз подчеркнуть, что описываемое здесь не имеет ничего общего с так называемым обучением пациента и тому подобным. При анализе характера мы спрашиваем себя, почему пациент обманывает, говорит бессвязно, эмоционально блокирован и т. д., мы пытаемся возбудить интерес пациента к особенностям его характера, чтобы с его помощью разъяснить их значение и природу через анализ. Иными словами, мы просто выбираем из личностной сферы черту характера, которая диктует основное сопротивление, и, если возможно, показываем пациенту поверхностные отношения характера и симптомов. Но потом мы предоставляем ему решать, хочет он или нет использовать эти знания для того, чтобы изменить свой характер. В своей основе, наша процедура здесь не отличается от подобной при анализе симптома; единственная разница состоит в том, что при анализе характера мы должны изолировать черту характера и представлять ее пациенту вновь и вновь, пока он не сможет понять и осознать ее как беспокоящий его компульсивный симптом.
Как ни странно, в ходе этого процесса выясняется, что личность меняется - по крайней мере, временно. И поскольку анализ характера развивается, тот толчок, что положил начало сопротивлению характера в переносе, автоматически появляется на поверхности в незамаскированной форме. Применив это к нашему примеру пассивно-женственного характера, мы можем сказать, что чем старательней пациент препятствует своей склонности к пассивной преданности, тем более агрессивным он становится. Ведь его женственное, преданное поведение было, в основном, энергетической реакцией против вытесненных агрессивных импульсов. Рука об руку с агрессивностью, однако, появляется инфантильная тревожность перед кастрацией, которая некогда послужила причиной трансформации агрессии в пассивно-женственную позицию. Так, с помощью анализа сопротивления характера мы добираемся до центра невроза - до эдипова комплекса.
Давайте, однако, не будем обманываться. Изоляция и объективизация, как и аналитическая работа по выявлению сопротивления характера, обычно занимает много месяцев, требует больших усилий и, что самое важное, упорства и терпения. Когда достигнут прорыв, работа аналитика, порождаемая эффективным переживаниями пациента, обычно продвигается семимильными шагами. Если же сопротивление характера пациента остается незатронутым, если аналитик просто следует за пациентом, постоянно интерпретируя содержание представленного им материала, такие сопротивления будут с течением времени образовывать балласт, избавиться от которого станет почти невозможно. Когда такое происходит, аналитик может не сомневаться в том, что все его интерпретации пропали зря, что пациент продолжает во всем сомневаться, принимая объяснения лишь для вида или втайне смеясь над всем. Если в самом начале аналитик пренебрег работой с этими сопротивлениями, то на поздних стадиях, когда уже даны существенные интерпретации эдипова комплекса, он начинает чувствовать, что попал в безнадежную ситуацию.
Я уже пытался опровергнуть точку зрения, что сопротивления не могут быть устранены, пока не известно, чем они были вызваны в раннем детстве. В начале лечения аналитику просто необходимо различать текущее значение сопротивлений характера и то, для какой цели необходим инфантильный материал. Этот материал нам необходим для устранения сопротивления. Если в самом начале аналитик удовольствуется фактом наличия сопротивления и интерпретацией его текущего значения, то через недолгое время появится и инфантильный материал и с его помощью сопротивление будет устранено.
Когда ударение делается на первоначально отвергавшийся факт, невольно возникает впечатление, что другие факты потеряли свою важность. Если в данной работе мы делаем такое сильное ударение на анализе формы реакции, то это вовсе не означает, что мы пренебрегаем содержанием. Мы просто хотим добавить то, что не было ранее оценено по достоинству. Наш опыт учит нас, что анализу сопротивлений характера должно быть отдано абсолютное первенство; но это вовсе не значит, что до определенного времени анализ сводится лишь к сопротивлениям характера, а затем аналитик берется за интерпретацию содержания. Эти две фазы, анализ сопротивлений и анализ инфантильных переживаний, в большой степени перекрывают друг друга. Просто в начале анализа первенство следует отдать анализу характера (подготовка анализа с помощью анализа), а на последующих этапах основное ударение падает на интерпретацию содержания и младенческих переживаний. Впрочем, это - не жесткое правило, его применение зависит от поведенческих образцов отдельного пациента. Интерпретация инфантильного материала одного пациента начинается раньше, другого - позднее. Впрочем, следует строго придерживаться одного правила: следует избегать интерпретаций глубинного материала, даже в случае появления вполне ясного материала, пока пациент не готов воспринять его. В этом, конечно же, нет ничего нового. Но, исходя из самых разных вариантов работы аналитика, важность понимания того, что подразумевается под «подготовкой к аналитической интерпретации», очевидна. Решая это, мы обязательно должны разделять то содержание, которое напрямую относится к сопротивлению -характера, и то, которое относится к другим сферам опыта. Обычно в начале анализа пациент подготовлен принять первое, но не второе. В целом, общая идея анализа характера заключается в том, чтобы достичь максимально возможной гарантии в подготовительной аналитической работе и в интерпретации младенческого материала. Здесь мы сталкиваемся с важной задачей исследования и систематического описания различных форм характера и - в зависимости от этого - различных сопротивлений переносу. Техника работы в таких ситуациях диктуется их структурой.
Техника работы в отдельных ситуациях, связанных со структурой сопротивления характера
Теперь мы обратимся к проблеме техники анализа характера в отдельных ситуациях и к тому, как эта техника проистекает из структуры сопротивления характера. Для иллюстрации возьмем пациента, который с самого начала оказывает сопротивление. В данном случае сопротивление характера имеет весьма сложную структуру; существует много определяющих факторов, взаимодействующих друг с другом. Я попытаюсь объяснить причины, побудившие меня начать интерпретацию именно с определенного элемента сопротивления. Станет также понятно, что последовательная и логичная интерпретация защиты эго и механизма этой защиты ведет к самому ядру основных младенческих конфликтов.
Случай с проявлением комплекса неполноценности
Тридцатилетний мужчина обратился к аналитику, считая, что он не может «по-настоящему наслаждаться жизнью». Он не мог сказать, действительно ли он чувствует себя больным. На самом деле он не думал, что действительно нуждается в лечении. Но он чувствовал, что должен сделать что-нибудь. Он слышал о психоанализе - возможно, он поможет ему понять самого себя. Он не был уверен, что у него есть какие-нибудь симптомы. Выяснилось, что у него очень слабая потенция; он редко вступает в сексуальные отношения, с неохотой сближается с женщинами, не получает удовольствия от сношения и, кроме того, страдает от преждевременной эякуляции. Он очень слабо осознавал свою импотенцию. Он, как он выразился, примирился со слабостью потенции. Есть много мужчин, которым это не нужно.
По его поведению и манерам сразу становилось ясно, что он крайне заторможен и угнетен. Во время разговора он не смотрел в глаза собеседнику, говорил мягко, нерешительно, приглушенным голосом, смущенно прокашливаясь. При всем этом, однако, было видно, что он изо всех сил старается преодолеть застенчивость и казаться уверенным в себе. Впрочем, все признаки чувства неполноценности были налицо.
Пациент, ознакомившись с основным правилом, стал говорить мягким, неуверенным голосом. Первые коммуникации включали в себя воспоминания о двух «ужасных переживаниях». Однажды, ведя машину, он сбил женщину, которая в результате умерла. В другой раз он попал в ситуацию, когда он помогал делать операцию трахеотомии человеку, который задыхался (во время войны пациент был санитаром). Он не мог вспоминать об этих случаях без ужаса. Во время первых сеансов он говорил о своем доме однообразным, несколько монотонным, мягким и неуверенным голосом. Как предпоследний ребенок среди многих братьев и сестер, в семье он был на втором плане. Любимцем родителей был старший брат, примерно на 20 лет старше его. Брат много путешествовал и видал всякие виды. Дома он хвастал своими приключениями, и, когда он возвращался из путешествия, «весь дом крутился вокруг него». Хотя зависть и ненависть к брату были ясно видны из содержания его рассказа, пациент стал неистово отрицать эти чувства в ответ на мои осторожные расспросы. Он заявил, что никогда не чувствовал ничего подобного по отношению к брату.
Потом он стал рассказывать о матери, которая очень любила его; она умерла, когда ему было семь лет. Говоря о ней, он тихо заплакал, устыдился своих слез и долго молчал. Казалось ясным, что мать была единственным человеком, от которого он получал внимание и любовь, и ее смерть стала для него тяжелым ударом, так что он не мог удержаться от слез, вспоминая о ней. После смерти матери он прожил пять лет в доме своего брата. Его все более растущая враждебность к властной, холодной и неприветливой натуре брата стала очевидной не из того, что он говорил, а из того, как он говорил.
Потом в нескольких не слишком содержательных предложениях он упомянул о том, что у него есть друг, который любит его и восхищается им. После этой коммуникации наступила долгая пауза. Через несколько дней он рассказал о сновидении: он видел себя в незнакомом городе. Он был со своим другом, но у друга было другое лицо. Поскольку для целей анализа пациент покинул город, в котором жил раньше, то логично было заключить, что человек из его сна - это аналитик. Тот факт, что пациент отождествляет его с другом, мог быть интерпретирован как показатель зарождающегося позитивного переноса; но ситуация в целом свидетельствовала против этого, и даже против такой интерпретации. Сам пациент узнал аналитика в друге, но ничего к этому не добавил. Поскольку он или молчал, или монотонно выражал сомнения о своей возможности проводить анализ, я сказал ему, что он точно так же никогда не осмеливался выразить старшему брату свою враждебность и даже не решался подумать об этом сознательно. Это было правильно, но я допустил ошибку, интерпретируя его сопротивление так глубоко. Интерпретация не достигла цели, и я ждал несколько дней, наблюдая за его поведением, выясняя, какое значение имеет это сопротивление для текущей ситуации. Вот что было мне ясно: в дополнение к перенесению ненависти к брату, существовала еще и сильная защита против женственной позиции (сновидение о друге). Естественно, я не мог идти на риск и интерпретировать в этом направлении. Поэтому я продолжал указывать на то, что он, по той или иной причине, избегает меня и анализа. Он согласился с этим и добавил, что его образ жизни был всегда таким - жестким, недоступным, оборонительным. Хотя я постоянно и настойчиво на каждом сеансе и при каждой возможности привлекал его внимание к его упорству, меня поражал тот монотонный голос, которым он твердил свои возражения. Каждый сеанс начинался с одних и тех же высказываний: «К чему все это? Я ничего не чувствую; анализ не влияет на меня; я не смогу довести это до конца; я не могу; мне ничего не приходит в голову; анализ не влияет на меня» и т. д.Яне мог понять, что он старается выразить. Но было понятно, что именно в этом лежит ключ к пониманию его сопротивления.*
