Глава16. ПАТТЕРНЫ ПРИВЯЗАННОСТИ И УСЛОВИЯ ИХ ФОРМИРОВАНИЯ
Нас формируют и заново создают те, кто полюбил нас; и хотя любовь может пройти, мы, тем не менее, остаемся их созданиями, хорошо это или плохо.
ПРОБЛЕМЫ, ТРЕБУЮЩИЕ РЕШЕНИЯ
Если удовлетворительное развитие привязанности так важно для психического здоровья, как это считается, то необходимо уметь отличать благоприятное протекание развития от неблагоприятного, а также знать, какие условия способствуют тому или другому. К сожалению, на эти вопросы нет простых ответов.
На самом деле решения требуют четыре разные группы проблем:
а) как выглядит диапазон вариаций поведения привязанности в каждом конкретном возрасте и с учетом каких аспектов лучше всего описывать эти вариации?
б) какие условия выступают в качестве предпосылок развития для каждого из нескольких видов паттернов (форм) привязанности?
в) насколько устойчив каждый вид паттернов в конкретном возрасте?
г) каким образом каждый из паттернов связан с последующим личностным развитием и психическим здоровьем?
Хотя имеется множество исследований, целью которых было ответить на эти и другие, связанные с ними вопросы (см.: прекрасный обзор Caldwell, 1964), трудно сделать какие-либо определенные выводы. Дело в том, что эти вопросы чрезвычайно сложны, и никакое исследование не способно дать на них исчерпывающие ответы. Более того, значительная часть проведенных до сих пор исследований не отвечала поставленным задачам — либо в теоретическом, либо в эмпирическом плане.
В теоретическом плане не удовлетворительны были распространенные представления о привязанности как «зависимости». Например, различные оценки (показатели) зависимости, которые Сирс использовал в своем исследовании, предположив, что «поведение явной зависимости» у маленьких детей отражает «единое влечение или структуру привычек», практически не обнаружили никакой взаимосвязи. В результате сам Сирс пришел к выводу, что «представление о зависимости как о некой общей характеристике несостоятельно» (Sears, Rau, Alpert, 1965).
В эмпирическом плане в качестве предпосылок обычно выбирались и исследовались такие факторы, которые были связаны с определенными практическими методами ухода за детьми, например, с особенностями кормления, отлучения от груди, приучения к опрятности и дисциплине, т.е. факторы, которые, как мы теперь понимаем, лишь косвенно связаны с привязанностью; кроме того, информацию об этих и других факторах обычно получали ретроспективно от самих родителей, а следовательно, со всеми неточностями и искажениями, которые присущи этому методу. Поэтому необходимо начинать все сначала.
В предыдущей главе были описаны условия, предположительно способствующие (или препятствующие) развитию привязанности к какому-либо одному лицу. Это, во-первых, чуткость реагирования данного лица на сигналы ребенка и, во-вторых, объем (длительность времени) и характер взаимодействия между ребенком и лицом, к которому он привязан. В таком случае основные данные, которые необходимы для того, чтобы ответить на наши вопросы, можно получить только из «первых рук», т.е. из подробных отчетов непосредственных наблюдателей за взаимодействием матерей с их детьми. В последние годы было предпринято несколько таких исследований и опубликованы предварительные данные, касающиеся в основном лишь первого года жизни. Они весьма многообещающи. Однако в настоящее время на некоторые из них опираться трудно, поскольку данные относительно поведения привязанности ребенка и данные, касающиеся объема и формы (паттерна) взаимодействия между ребенком и его матерью, не всегда четко разделены. Но, как мы видели в гл. 13, поведение привязанности у ребенка — это только один из компонентов, входящих в более широкую систему взаимодействия матери и ребенка.
Тем не менее исследования, о которых идет речь, обладают немалой ценностью для достижения нашей цели. Ведь если мы хотим понять паттерны поведения привязанности и факторы, обусловливающие различия в поведении детей, мы постоянно должны иметь в виду более широкую систему, в которой поведение привязанности — это лишь одна из ее составляющих, мы также должны учитывать различия в паттернах взаимодействия, которые имеют место в парах мать — ребенок. В этом отношении весьма поучительны некоторые новые описания взаимодействия между матерями и детьми, полученные «из первых рук». Например, работы Дэвид и Аппель. Во-первых, эти исследования дают впечатляющее представление о чрезвычайно широком диапазоне различий в характере взаимодействия пар, которые выявляются при их сравнении. Во-вторых, они подтверждают, что к тому времени, когда возраст ребенка достигает одного года, каждая пара мать — ребенок обычно вырабатывает в высшей степени характерный для нее паттерн взаимодействия. В-третьих, они демонстрируют, что в довольно легко узнаваемой форме эти паттерны сохраняются на протяжении, по крайней мере, двух или трех лет (Appell, David, 1965; David, Appell, 1966, 1969)1. Читать описания различных, совершенно не похожих одна на другую пар крайне интересно.
_________
1Среди множества отмеченных ими различий в паттернах взаимодействия приводятся следующие: общая длительность и интенсивность (quantity) взаимодействия, обычно имеющего место между ребенком и его матерью; время взаимодействия с матерью относительно всего периода бодрствования (в процентах); продолжительность их цепочек взаимодействия, а также кто его начинает и завершает; обычная манера взаимодействия пары, например, мать и ребенок смотрят друг на друга, прикасаются друг к другу, мать держит ребенка на руках, и обычное расстояние между ними; реакции ребенка на разлуку; его реакции на незнакомого человека — как в присутствии, так и в отсутствие матери; реакции матери в ситуации, когда ее ребенок исследует окружающий мир или знакомится с другими людьми.
Самое сильное впечатление при чтении этих описаний, представляющих портреты диад мать — ребенок, производит та степень согласованности (the degree of fit) их взаимодействия, которой достигают многие из них в результате годичного периода «узнавания» друг друга. Очевидно, что в процессе этого взаимодействия каждый член пары сильно меняется во многих отношениях. За исключением редких случаев, как бы ребенок ни вел себя, для матери его поведение легко прогнозируемо, и она реагирует на него тем или иным типичным для нее образом; и наоборот, каково бы ни было поведение матери, для ребенка это поведение ожидаемо и он тоже, как правило, отвечает характерным для него образом. Каждый из них формирует другого.
По этой причине, рассматривая паттерны привязанности, свойственные разным детям, необходимо также постоянно обращаться к особенностям ухода и заботы о ребенке, которые характерны для разных матерей.
КРИТЕРИИ, ИСПОЛЬЗУЕМЫЕ ПРИ ОПИСАНИИ ПАТТЕРНОВ ПРИВЯЗАННОСТИ
Одним из самых наглядных критериев, используемых при описании поведения привязанности ребенка, служит реакция протеста (или ее отсутствие) против ухода от него на короткое время матери. Если у ребенка наблюдается реакция протеста, то насколько она сильна. Этим критерием пользовался Шаффер для оценки степени привязанности (Schaffer, Emerson, 1964а). Однако Эйнсворт обнаружила, что один этот критерий недостаточен и даже может ввести в заблуждение. Анализируя свои наблюдения за детьми из племени ганда, она пишет (Ainsworth, 1963):
«У отдельных детей… которые, казалось, были наиболее прочно привязаны к своим матерям, слабо проявлялось поведение протеста или страх разлуки; скорее, они показывали силу привязанности к матери своей готовностью использовать ее в качестве надежной базы, опираясь на которую они могли исследовать окружающий их мир и устанавливать другие привязанности. Может сложиться впечатление, что тревожный, не чувствующий себя защищенным ребенок сильнее привязан к матери, чем счастливый и спокойный малыш, который, очевидно, воспринимает ее заботу как должное. Тогда что можно сказать о ребенке, который цепляется за свою мать, боится окружающего мира и людей и даже не пытается сдвинуться с места, чтобы исследовать предметы и других людей, — что он сильнее привязан к матери или просто чувствует себя менее защищенным?»
Очевидно, что представление о силе избирательной привязанности к одному человеку (или нескольким лицам) само по себе недостаточно, чтобы быть полезным (так же и представление о зависимости как едином влечении). Нужны новые понятия. Но для их выработки понадобится время, и едва ли они появятся прежде, чем эти важные явления получат свое более систематическое описание. Шагом вперед в этом направлении стало бы описание привязанности ребенка на основе различных форм поведения в конкретных условиях. К ним следовало бы отнести следующие формы поведения:
а) поведение, направленное на инициирование взаимодействия с матерью, включая ее приветствие: например, приближение, дотрагивание, обнимание, карабканье на нее, прятание лица у нее в коленях, зов, разговор, поднятие ручек и улыбка;
б) ответное поведение на инициирование взаимодействия со стороны матери, которое позволяет поддерживать взаимодействие: оно включает все перечисленные выше реакции, а кроме того, наблюдение;
в) поведение, цель которого — избежать разлуки: например, следование, цепляние, плач;
г) исследовательское поведение (с учетом того, какова его направленность в присутствии матери);
д) попытки избегания (страх), здесь особенно важна направленность этих попыток в присутствии матери.
Условия, которые следует учитывать в процессе наблюдения за поведением ребенка, должны включать, как минимум, местонахождение и передвижения матери, присутствие или отсутствие других лиц, обстановку (предметную среду) и состояние самого ребенка. Приведенный ниже список дает некоторое представление о том многообразии условий, которые нужно принимать во внимание.
1. Местонахождение и передвижения матери:
— присутствует,
— уходит,
— отсутствует,
— возвращается.
2. Другие люди:
— знакомые люди присутствуют или отсутствуют,
— незнакомые люди присутствуют или отсутствуют.
3. Обстановка (предметная среда):
— знакомая,
— не вполне незнакомая,
— совсем незнакомая.
4. Состояние ребенка:
— здоров, болен или испытывает боль,
— полон сил или испытывает усталость,
— голоден или сыт.
Следует подчеркнуть, что часто поведение ребенка, когда он устал или испытывает боль, говорит очень о многом. В то время как обычный ребенок в таких случаях почти наверняка идет к матери, этого скорее всего не сделает ни тот ребенок, который стал безразлично-отстраненным в результате долгого отсутствия материнской заботы, ни ребенок, страдающий аутизмом. Робертсон описал, как вел себя отстраненный ребенок в ситуации, когда испытывал сильную боль (см.: Ainsworth, Boston, 1952), а Беттельхайм (Bettelheim, 1967) — поведение ребенка, больного аутизмом.
Вероятно, на практике даже с помощью нескольких условий, взятых из помещенного выше полного списка, можно дать адекватную картину поведения данного ребенка. Если это действительно так, то проявление привязанности ребенка можно представить с помощью графического профиля, на котором будут обозначены показатели его поведения в разных (указанных выше) условиях. Эйнсворт сама использовала такой подход как при проведении наблюдений в естественных условиях, так и при планировании своих экспериментов.
Конечно, для полноты картины было бы также необходимо составить дополнительный профиль поведения матери ребенка, включая то, как она реагирует на его проявления привязанности в каждой из предложенных ситуаций и как и когда она сама инициирует взаимодействие. Только сделав это, можно будет увидеть паттерн взаимодействия между ними и понять в нем роль ребенка.
НЕКОТОРЫЕ ПАТТЕРНЫ ПРИВЯЗАННОСТИ, НАБЛЮДАЕМЫЕ У РЕБЕНКА К КОНЦУ ПЕРВОГО ГОДА ЖИЗНИ
Цель данного раздела — кратко рассмотреть некоторые виды паттерна привязанности, обычно наблюдаемые к моменту первого дня рождения ребенка. Анализируются только паттерны, встречающиеся у домашних детей, воспитывающихся матерью (или кем-то, кто постоянно ее замещает); паттерны, включая девиантные, которые имеют место у детей, разлученных с матерью или лишенных материнской заботы, представляют собой большую и особую проблему, требующую самостоятельного анализа.
Хотя данные, опубликованные Эйнсворт, пока носят предварительный характер, они собраны более систематически, чем данные, содержащиеся в других источниках. Поэтому для примеров мы будем обращаться к ее работе.
В настоящее время Эйнсворт проводит краткосрочное лонгитюдное исследование поведения привязанности в течение первых двенадцати месяцев жизни у детей из белых американских семей, принадлежащих к среднему классу. Наблюдения за матерью и младенцем ведутся в домашней обстановке по четыре часа в день через каждые три недели. Собираются данные о поведении каждого участвующего в исследовании ребенка во многих типичных домашних ситуациях (как в присутствии, так и в отсутствие матери), а также данные о реакциях матери на поведение малыша. В то же время проводится сбор данных о поведении ребенка, когда он остается с другими членами семьи и с незнакомыми людьми. Кроме того, был создан целый ряд коротких экспериментальных ситуаций, в которых велись наблюдения за каждой парой. Эти исследования проводились накануне первого дня рождения ребенка. Наблюдения начинались с эпизода, когда мать и ребенок приходят в новую для них комнату, наполненную игрушками, а затем разыгрывались разные ситуации, каждая из которых длилась около трех минут. Сначала к паре присоединялась незнакомая женщина; затем мать уходила, оставляя ребенка с незнакомкой, потом мать возвращалась; после этого мать оставляла младенца в комнате одного; ситуация несколько разряжалась, когда через некоторое время возвращалась незнакомая женщина; и, наконец, в комнату снова входила мать. Недавно Эйнсворт и Уиттиг (Ainsworth, Wittig, 1969) опубликовали статью с результатами наблюдения за поведением в экспериментальной ситуации четырнадцати пар (общая выборка этого исследования составит тридцать шесть пар).
Хотя в каждом эпизоде этого эксперимента можно было наблюдать значительное разнообразие паттернов поведения четырнадцати младенцев, сходство большинства из них часто поражало так же, как и различия. Например, в течение первых трех минут (когда ребенок находился в комнате наедине с матерью) все дети, кроме двоих, проводили это время, деловито изучая новую обстановку, но в то же время не выпуская из поля зрения свою мать, никакого плача практически не было. Хотя при появлении незнакомого человека исследовательская активность почти у всех детей несколько снижалась, тем не менее никто не плакал. Однако после того как мать уходила, оставив ребенка наедине с незнакомой женщиной, поведение более чем у половины детей резко менялось, а различия в их реакциях становились намного заметнее.
На основе особенностей поведения детей после ухода матери четырнадцать участников эксперимента можно было разделить на две группы. В первой группе, состоявшей из шести детей, уход матери, казалось, не производил большого впечатления: они продолжали исследовать обстановку и плакали мало или вообще не плакали. Однако все они проявляли понимание того, что мать ушла — приближались к двери и даже пытались открыть ее, что свидетельствовало об их желании (в большинстве случаев не очень сильном) пойти за ней.
Остальные восемь малышей после ухода матери сильно плакали: несмотря на то, что она старалась удалиться как можно тише; пятеро были очень встревожены, огорчены и отказывались от утешений со стороны незнакомой им женщины. Среди этих восьми детей шестеро так же, как в первой группе, откровенно проявляли желание присоединиться к матери, причем половина из них — слишком сильное. Остальные двое, хотя и были очень обеспокоены, не обнаруживали такого желания и выглядели беспомощными и потерявшими надежду.
В поведении детей при возвращении матери вновь было много общего: все, кроме двоих, сразу же направились навстречу к ней, плачущие обычно затихали, особенно если их брали на руки. Пять малышей буквально вцепились в своих матерей.
Второй эпизод начинался только после того, как матери удавалось успокоить своего ребенка. На этот раз мать вновь уходила, оставляя ребенка одного. Так же, как в первом случае, после ухода матери многие дети реагировали на это бурно: они плакали или пытались следовать за ней, иногда барабанили в дверь и/или пытались ее открыть. Но такую реакцию проявляла уже большая часть детей, причем значительно интенсивнее, чем раньше. (Неизвестно, была ли эта реакция такой, потому что рядом с детьми никого не было, или потому что на них повлиял первый уход матери, или то и другое вместе.)
Вернувшись после второго ухода, все матери, кроме одной, брали детей на руки. На этот раз в мать крепко вцепились не менее десяти детей, в то время как после первого ухода таких было лишь пятеро. Как только ребенок оказывался на руках у матери, его плач обычно постепенно затихал.
Анализ поведения каждого ребенка в двух ситуациях, где они разлучались с матерью, показал, что больше половины детей в обоих случаях реагировали одинаково, однако во втором случае более интенсивно, чем в первом. Например, трое детей были мало обеспокоены разлукой в обоих случаях, но все же каждый раз они старались присоединиться к матери. Четверо всякий раз сочетали большую или меньшую тревогу с попытками присоединиться к матери. Один ребенок и в том, и в другом случае был крайне огорчен уходом матери, но не обнаруживал желания вернуть ее.
У остальных шестерых детей различия в поведении были ярче. Двое не плакали в первом случае, но сильно плакали во втором, причем каждый пытался присоединиться к матери. Другие трое, которые в первом случае плакали и также пытались следовать за матерью, плакали и во втором случае, однако попыток присоединиться к ней не делали. Один малыш был сильно огорчен в обоих случаях, но если в первом случае он не пытался присоединиться к матери, то во втором делал такие попытки.
Обсуждая полученные результаты, Эйнсворт указывает на бессмысленность стараний выстроить поведение этих детей в простой линейной последовательности по силе привязанности: ясно, что здесь требуется оценка по нескольким параметрам.
Одним из наиболее существенных качеств привязанности ребенка Эйнсворт считает степень ее надежности (security). Например, годовалый ребенок, уверено исследующий незнакомую ему обстановку, использующий при этом свою мать в качестве надежной базы, которого не тревожит и не расстраивает приход чуждого человека, который знает, где находится его мать, когда ее нет рядом, и приветствует ее возвращение, способен иметь, по мнению Эйнсворт, надежную привязанность независимо от того, огорчается ли он из-за временного ухода матери или в течение короткого периода может спокойно переносить ее отсутствие. И напротив, Эйнсворт считает привязанность ребенка ненадежной, если он не исследует незнакомую обстановку даже в присутствии матери, очень пугается незнакомого человека, а также если в отсутствие матери он чувствует растерянность и беспомощность, а по ее возвращении не приветствует ее1.
__________
1В результате дальнейшего анализа полученных данных Эйнсворт (сообщение в личной беседе) пришла к выводу, что особенно весомым показателем надежной привязанности может оказаться то, как ребенок реагирует на возвращение своей матери после ее кратковременного отсутствия. Данные Эйнсворт позволяют предположить, что ребенок с надежной привязанностью демонстрирует организованную последовательность целекорректируемого поведения: после приветствия матери и приближения к ней он или стремится к тому, чтобы его взяли на руки и он мог прижаться к матери, или остается около нее. Другие дети показывают реакции двух видов: или их не интересует возвращение матери, или их огорчение и вспышки раздражения не сопровождаются попытками подойти к ней.
Важное значение предложенной Эйнсворт характеристики привязанности с точки зрения ее надежности-ненадежности подтверждается ее данными о том, что дети, которые в экспериментальной ситуации ведут себя противоположным образом, демонстрируют такое же разное поведение и находясь у себя дома. Эйнсворт отмечает, что ребенок, демонстрирующий надежную привязанность в экспериментальной ситуации, обычно и дома спокоен и активен, когда мать находится поблизости; он плачет, только если недомогает, у него что-то болит или когда мать отсутствует. Напротив, ребенок с ненадежной привязанностью в экспериментальной обстановке и дома обычно ведет себя пассивно, он нервничает даже в присутствии матери, причем плачет часто и по малейшему поводу.
Оценка привязанности ребенка как надежной или ненадежной имеет большое значение для врача-клинициста. Вполне уместно, по- видимому, обратить внимание на аналогичную характеристику младенчества и раннего детства, которую Бенедек (Benedek, 1938) называет «доверительными отношениями», Кляйн (Klein, 1948) — «интроекцией хорошего объекта», а Эриксон (Erikson, 1950) — «базальным доверием». Можно полагать, что эта характеристика оценивает личностный аспект развития, непосредственно связанный с психическим здоровьем.
Другой попыткой подобного рода является шкала оценки «доверия к матери», предложенная Ярроу (Yarrow, 1967), основной особенностью которой, заимствованной у Бенедек, является развитие у ребенка определенных ожиданий в отношении матери. (Ярроу еще предстоит описать, как составлена и применяется эта шкала.)
Если будет показана устойчивость оценок и предсказательная валидность шкалы надежной-ненадежной привязанности, по Эйнсворт, и/или шкалы доверия к матери, по Ярроу, в отношении дальнейшего развития личности, они будут иметь большое значение. В частности, они сделают возможным систематические исследования условий, приводящих к тому, что у детей развиваются столь разные формы (паттерны) поведения привязанности.
УСЛОВИЯ, ВЛИЯЮЩИЕ НА ОСОБЕННОСТИ ПОВЕДЕНИЯ РЕБЕНКА ПЕРВОГО ГОДА ЖИЗНИ
Очевидно, что тот конкретный паттерн поведения привязанности, который формируется у любого ребенка, отчасти зависит от особенностей и склонностей, привносимых ребенком и матерью в свое взаимодействие, а отчасти от влияния каждого из них на другого в этом процессе. На практике всегда трудно определить, в какой степени поведение каждого из партнеров является результатом их исходных склонностей, а в какой степени на него повлияло поведение партнера. Поскольку число возможностей практически бесконечно, а систематические исследования их еще только начинаются, можно привести лишь несколько примеров таких исследований.
Предрасположенности младенца и их влияние на поведение матери
В своей недавней работе Мосс (Moss, 1967) показал, что в первые месяцы жизни существуют большие различия в поведении младенцев во время сна и во время плача, а также в том, как эти реакции влияют на поведение матери. Мальчики отличаются от девочек в этом отношении. Мосс обнаружил, что в младенческом возрасте мальчики обычно спят меньше, а плачут больше, чем девочки. Возможно, поэтому, считает Мосс, мальчикам до трехмесячного возраста матери уделяют в среднем больше внимания, чем девочкам; мальчики также имеют больше физического контакта с матерями (их чаще держат на руках или качают). Как это влияет на будущее взаимодействие, неизвестно, но было бы удивительно, если бы такого влияния не было.
Другая причина особенностей поведения младенцев — нейрофизиологические нарушения в результате неблагоприятного протекания пренатального и перинатального развития: существуют убедительные данные, показывающие, что у детей с такими нарушениями проявляется ряд негативных тенденций, которые могут прямо или косвенно влиять на паттерн поведения привязанности, развивающейся впоследствии. В исследовании, в котором поведение двадцати девяти мальчиков с асфиксией при рождении в течение первых пяти лет жизни сравнивалось с поведением контрольной группы, Юкко (Ucko, 1965) обнаружил ряд значительных различий. Мальчики, страдавшие асфиксией, с самого начала были более чувствительны к шуму и спали беспокойнее, чем дети из контрольной группы. На них сильнее действовали изменения в окружающей обстановке: например, перемены, связанные с семейным отдыхом, переездом или с короткой разлукой с одним из членов семьи. При поступлении в детский сад и в школу значительно больше таких детей испытывали чувство тревоги, страха и цеплялись за мать, чем это имело место среди детей контрольной группы. Когда была проанализирована вся информация о первых пяти годах их жизни, оказалось, что малыши, страдавшие от асфиксии, чаще попадали в разряд «очень трудных» или «преимущественно (much of the time) трудных», чем дети из контрольной группы (тринадцать детей из числа страдавших асфиксией против двоих из контрольной группы). Более того, степень нарушений у этих детей значимо коррелировала со степенью тяжести зафиксированной при рождении асфиксии.
Очевидно, имеющиеся у этих малышей особенности не только сами сохранялись, по крайней мере до некоторой степени, но и оказывали влияние на характер реагирования матери. В подтверждение этого Прехтль (Prechtl, 1963) приводит следующие данные. Он описывает два синдрома, часто встречающиеся у младенцев с минимальной мозговой дисфункцией: 1) малоподвижный, апатичный ребенок, который слабо реагирует и мало плачет; 2) легко возбудимый младенец, который не только реагирует на малейший раздражитель и часто плачет, но и склонен проявлять внезапные и непредсказуемые переходы он сонливого состояния, когда его трудно расшевелить, к противоположному состоянию, когда он не засыпает и его трудно успокоить. Хотя при обоих синдромах состояние в течение первого года улучшается, ребенок, страдающий одним из них, создает для матери значительно больше проблем по сравнению с ребенком, у которого нормальный уровень возбудимости. Например, апатичный малыш инициирует меньше общения, приносит своей матери меньше удовлетворения и поэтому ему меньше уделяется внимания, в то время как легко возбудимый и непредсказуемый младенец способен довести свою мать до изнеможения. В результате она может проявлять повышенную тревожность при уходе за ним, или отчаяться в своих стараниях делать все, как следует, в результате чего у нее появится склонность к его отвержению. И в том, и в другом случае паттерн поведения матери может стать существенно иным, а не тем, каким он мог бы быть; в то же время Сандер (Sander, 1969) показал, что если мать обладает спокойным, уравновешенным характером, такое изменение, возможно, и не произойдет.
Другие данные относительно различного влияния, которое оказывают на поведение матерей младенцы с исходно разными (или, по крайней мере, очень рано появившимися) отклонениями, приведены в работе Ярроу (Yarrow, 1963), изучавшего поведение детей, воспитывающихся приемными родителями и попечителями. Он обнаружил следующее: даже когда младенцы одного возраста и пола в первые недели жизни находились в одном и том же доме, где за ними ухаживали люди, заменявшие им родителей, активному ребенку уделялось значительно больше внимания, чем пассивному по той простой причине, что он, требуя к себе внимания, вознаграждал того, кто за ним ухаживал.
В качестве примера резко различного поведения и получаемого опыта общения Ярроу приводит пример с двумя шестимесячными мальчиками, которых практически с самого рождения воспитывала одна приемная мать. С первых дней своей жизни один из мальчиков, которого звали Джек, был относительно пассивным, а другой, Джордж, довольно активным. Джек «не проявлял никакой инициативы в общении. Он не стремился к контакту с людьми, у него не было реакций приближения… если не спал, он большую часть времени пребывал в состоянии пассивного спокойствия и сосал пальцы». Джордж, наоборот, в том же возрасте «был очень настойчив в своих требованиях и постоянно стоял на своем, пока не добивался желаемого… [он] чутко реагировал на стимулы, связанные с общением, и брал на себя инициативу в поисках ответной реакции от других». Неудивительно, что эти мальчики получали совершенно разный в количественном и качественном отношении опыт общения. В то время как Джорджа «и его приемная мать, и приемный отец, и все дети часто брали на руки и играли с ним», Джек «подолгу лежал в своем манеже… в дальнем углу столовой, не участвуя в общей жизни семьи». Одинаковым был только физический уход за этими малышами.
Примеры такого рода заставляют понять, в какой степени сам ребенок играет ту или иную роль в формировании собственной среды. Однако нельзя считать, что все исходно имеющиеся наклонности поведения проявляются сразу же после рождения — так, как это описано в этой книге. Напротив, вероятнее всего, некоторые из них заявят о себе спустя месяцы или годы. Но до тех пор пока у нас не будет методов определения таких особенностей, обсуждение их сводится к чистым предположениям.
