УПП

Цитата момента



Свободное время, которое у нас есть, это деньги, которых у нас нет.
А у меня — есть!

Синтон - тренинг центрАссоциация профессионалов развития личности
Университет практической психологии

Книга момента



Она сходила к хорошему мастеру, подстриглась и выкрасила волосы в рыжий цвет. Когда она, вся такая красивая, пришла домой, муж устроил ей истерику. Понял, что если она станет чуть менее незаметной и чуть более независимой, то сразу же уйдет от него. Она его такая серая и невзрачная куда больше устраивала.

Наталья Маркович. «Flutter. Круто, блин! Хроники одного тренинга»

Читать далее >>


Фото момента



http://old.nkozlov.ru/library/fotogalereya/s374/d4330/
Мещера-2009

Сигнальное поведение

Плач, улыбка, лепет, а позднее зов и определенные жесты — все эти реакции нетрудно отнести к категории социальных сигналов и все они имеют прогнозируемый результат — приближение матери к ребенку. Тем не менее обстоятельства, при которых издается сигнал, и влияние, которое он оказывает в каждом отдельном случае на те или иные компоненты материнского поведения, существенно различаются. Даже одна форма сигнального поведения — плач — имеет несколько разновидностей, причем каждая разновидность плача вызывается своим набором условий и имеет свою цель, отличную от других. Таким образом, при внимательном изучении обнаруживается, что различные виды сигналов, связанные с поведением привязанности, вовсе не взаимозаменяемы; скорее, каждый отличается от других и дополняет их.

Плач возникает в совершенно разных условиях и имеет несколько разновидностей1.

___________

1Источником сведений являются исследования Вулфом естественного хода развития плача у младенцев в четырнадцати семьях (Wolff, 1969) и личные беседы с моим коллегой д-ром Энтони Амброузом.



Примером может служить плач от голода или плач от боли. Плач от голода нарастает медленно. Сначала он довольно тихий и не ритмичный; но по прошествии некоторого времени он становится громче и ритмичнее, причем плач на выдохе чередуется со свистом на вдохе. В отличие от него плач от боли с самого начала громкий. Внезапный и долгий плач, вначале сильный, сменяется долгим периодом абсолютной тишины из-за остановки дыхания. В конце концов дыхание восстанавливается, и короткие судорожные вдохи ребенка чередуются с кашлем при выдохе.

Обе разновидности плача воздействуют на поведение матери, но обычно каждый по-своему. Вулф обнаружил, что плач от боли является одним из самых мощных стимулов, побуждающих мать сразу же спешить к ребенку. На плач, начинающийся тихо и слабо, ее реакция будет не столь незамедлительной. В первом случае она готова прибегнуть к чрезвычайным мерам ради ребенка, во втором — покачать его или накормить.

Улыбка и лепет появляются в совершенно иных ситуациях, чем плач, и оказывают совсем другое влияние на поведение матери2.

____________________

2Описание ранних стадий развития улыбки и лепета см. у Вулфа (Wolff, 1963). Обсуждение вопроса о влиянии улыбки на материнское поведение см. у Амброуза (Ambrose, 1960).



В отличие от плача, который очень сильно воздействует на поведение матери, начиная с момента рождения ребенка и далее, ни улыбка, ни лепет не оказывают особого влияния до четырехнедельного возраста. Улыбка и лепет в отличие от плача появляются, когда ребенок бодрствует и не испытывает какого-либо дискомфорта, т.е. не голоден, не оставлен в одиночестве и у него ничего не болит. И наконец, в то время как плач заставляет мать что-то предпринимать, чтобы защитить, накормить или утешить своего младенца, его улыбка и лепет вызывают у нее поведение совсем иного рода. Когда малыш улыбается и лепечет, мать улыбается ему в ответ, начинает «разговаривать» с ним, гладит и ласкает его и, возможно, берет на руки. В это время каждый из них, очевидно, испытывает радость от присутствия другого, в результате процесс их социального взаимодействия продлевается. Нелегко найти подходящий термин для обозначения этого очень важного компонента материнского поведения: может быть, его можно назвать поведением материнской нежности и любви (maternal loving bahaviour).

Улыбки младенца оказывают не только сиюминутное воздействие на поведение его матери, но, вероятно, они обладают и долговременным влиянием. Амброуз (Ambrose, 1960) описал потрясающее воздействие на мать первой адресованной ей улыбки младенца и то, как этот эпизод заставил ее в дальнейшем более чутко отзываться на его поведение. Когда мать устала и ребенок раздражает ее, его улыбка обезоруживает ее. Когда она кормит его или ухаживает за ним, его улыбка вознаграждает и подбадривает ее. Если пользоваться строго научным языком, можно сказать, что улыбка младенца так действует на мать, что в будущем вероятность ее быстрого отклика на сигналы ребенка увеличивается, а это может в какой-то степени способствовать его выживанию. Звуки довольного лепета младенца имеют, по-видимому, тот же длительный эффект.

Первоначально ни плач, ни улыбка, ни лепет не являются целекорректируемыми. Вместо этого ребенок подает сигнал, и партнер либо отвечает на него, либо нет. Когда партнер реагирует, плач обычно прекращается и улыбка исчезает. Например, всем известно, что хороший способ прекратить плач ребенка — взять его на руки и покачать или, может быть, поговорить с ним. Однако не все знают, что когда ребенка берут на руки, он также перестает улыбаться (Ambrose, 1960).

В основе лепета совершенно другие механизмы. Лепет младенца обычно вызывает ответную реакцию матери — она «разговаривает» с ним, так что возникает более или менее длинная цепь взаимных «обменов». Однако и в этом случае, если взять ребенка на руки, он перестает лепетать.

Когда сигнал остается без ответа, результат может быть разным. В одних случаях, например, когда ребенок плачет, он может подавать этот сигнал в течение длительного времени. В других случаях сигнал может прекратиться или смениться другим. Например, если на улыбку нет ответной реакции, ребенок не будет улыбаться бесконечно; часто улыбка сменяется плачем. Аналогичным образом ребенок постарше, который вначале зовет к себе мать, может затем заплакать, если она не подходит к нему.

Еще один, весьма отличный от всех остальных, вид сигнала, вызывающий значительный интерес, — это жест поднятых (или протянутых) рук. Его можно наблюдать у малыша примерно с полугодовалого возраста1, когда его мать появляется около кроватки. Он также часто встречается у ребенка, который еще ползает или учится ходить, когда он приближается к матери или когда она подходит к нему. Мать всегда понимает, что он хочет, чтобы его взяли на руки, и обычно соответствующим образом реагирует на этот жест.

_________________

1Самое раннее появление этой реакции у младенца может отмечаться в четырнадцать недель, самое позднее — в тридцать семь недель (Shirley, 1933).



Внешне жест поднятых рук у ребенка удивительно похож на движение протянутых вперед верхних конечностей детеныша обезьяны, когда тот пытается ухватиться за мать. Это движение встречается у детенышей приматов как звено в последовательности реакций, ведущих к цеплянию за мать. Поэтому нельзя исключить, что жест поднятых рук у маленького ребенка — это того же рода движение, ставшее ритуальным в осуществлении сигнальной функции.

Еще одна форма поведения, имеющая, очевидно, наиболее заметный сигнальный характер, но с самого начала являющаяся целекорректируемой, — это попытки ребенка привлечь и удержать на себе внимание матери. Среди двадцати трех младенцев, которых изучала Ширли (Shirley, 1933), впервые эта форма поведения была отмечена у малыша в возрасте около восьми месяцев; у половины детей она появилась двумя неделями позже.

Всем хорошо известно упорство, с которым малыши, начиная примерно с восьмимесячного возраста и старше, стараются привлечь к себе внимание родителей и не успокаиваются, пока не добиваются этого. Иногда оно становится источником раздражения. Нередко его считают, как, впрочем, и другие виды поведения привязанности, раздражающей особенностью маленьких детей — одной из тех, которые следует как можно скорее исправить. Однако, если к нему подойти как к компоненту поведения привязанности, оно становится более понятным и начинает восприниматься с большим сочувствием. В зоне эволюционной адаптированности, характерной для человека, жизненно важно, чтобы мать ребенка, которому еще не исполнилось трех-четырех лет, точно знала, где он и что делает. Она должна быть готова вмешаться в случае угрожающей ему опасности, а ребенку важно держать ее в курсе своих дел, где он находится и чем занимается, и продолжать это делать до тех пор, пока мать не подаст сигнал, что его «сообщение принято». Такое поведение, следовательно, имеет адаптивное значение.

Поведение приближения

Два хорошо известных примера форм поведения, которое приводит ребенка к матери и удерживает его около нее, — это, во-первых, само приближение, включая поиск матери и следование за ней (на основе имеющихся локомоторных средств), и, во-вторых, цепляние. К третьему примеру, не столь очевидному, как первые два, относится сосание, не связанное с насыщением, или хватание (удерживание) соска.

Приближение к матери и следование за ней обычно легко увидеть, как только ребенок начинает самостоятельно передвигаться. Очень скоро — как правило, в течение последней четверти первого года жизни — организация этого поведения приобретает свойства целе- корректируемой системы. Это значит, что стоит матери изменить свое местоположение, как соответствующим образом изменяется и направление движений ребенка. Постепенно когнитивный аппарат ребенка достигает стадии развития, на которой малыш уже способен представлять отсутствующие в поле зрения предметы и искать их — данная стадия, согласно Пиаже (Piaget, 1936), начинается в возрасте девяти месяцев. С этого момента можно ожидать, что ребенок будет не только тянуться к матери (приближаться) и/или следовать за ней, когда он видит или слышит ее, но также будет искать ее в привычных местах, если она отсутствует.

Чтобы достичь своей установочной цели — быть рядом с матерью, ребенок должен задействовать все имеющиеся в его распоряжении локомоторные навыки. Он будет ползти, поворачиваться, идти или бежать. Если у него серьезно нарушен двигательный аппарат, например в результате воздействия талидомида1*, он все равно достигнет своей цели, даже если для этого ему надо будет перекатываться (Decarie, 1969). Эти наблюдения показывают, что те системы управления поведением, о которых здесь идет речь, не только целекорректируемы, но и организованы на основе плана: они имеют общую цель и гибкие способы ее достижения.

__________

1*Талидомид — препарат, который принимался в 1960-х гг. беременными женщинами и стал причиной появления серьезных аномалий развития у детей, — главным образом, он нарушал формирование конечностей, которые в результате его применения могли даже отсутствовать. — Примеч. ред.



Хотя человеческий детеныш значительно менее искусен в цеплянии, чем его «дальние родственники» — детеныши обезьян, тем не менее у него имеется эта реакция сразу же после рождения. В последующие четыре недели эффективность реакции цепляния возрастает. Макгроу (McGraw, 1943) обнаружила, что в месячном возрасте младенец может в течение полминуты провисеть, уцепившись руками за палку. В западных странах отмечалось, что в дальнейшем эта способность младенцев идет на спад, и это, возможно, является результатом ее невостребованности. Примерно после полутора лет данная способность вновь возрастает, хотя к этому времени в ее основе уже лежат более сложные механизмы.

К числу условий, которые вызывают у младенца реакцию цепляния с первых недель его жизни и позднее, относится нагота, например, когда он раздетый лежит на коленях у матери, или резкое изменение его равновесия, если, к примеру, его мать прыгает или спотыкается1.

____________

1Я обязан своей дочери Мэри тем, что она обратила мое внимание на наготу ребенка, как на состояние, вызывающее у него реакции цепляния.



Позднее он крепко цепляется за мать, когда чувствует тревогу. Так, девятимесячный ребенок, находясь в новой для него ситуации, например на руках у незнакомой женщины, цепляется за нее настолько сильно, что если она попробует его посадить, то лишь с большим трудом ей удастся «оторвать его от себя» (Rheingold, личное сообщение).

Несмотря на то что одно время считалось, будто цепляние младенца является атавизмом, унаследованным с времен, когда люди жили на деревьях, нет причин сомневаться, что на самом деле — это не что иное, как «человеческий» вариант той же реакции цепляния, которая наблюдается у всех детенышей низших и человекообразных обезьян, и что она выполняет ту же функцию, хотя и менее эффективно. С точки зрения своей организации вначале цепляние представляет собой простую рефлекторную реакцию. Лишь позднее оно становится целекорректируемым действием.

Хотя сосание обычно рассматривается просто как способ принятия пищи, у него есть и другая функция. У детенышей всех приматов — как низших и человекообразных обезьян, так и у человека — процесс сосания груди или предмета, похожего на нее, занимает весьма значительное время, несмотря на то, что на получение пищи уходит лишь малая часть этого времени. У детей сосание большого пальца или пустышки — вполне обычное явление. Оно также характерно абсолютно для всех детенышей обезьян, когда те растут без матери. Однако если они растут с матерью, то сосут или хватают ртом сосок материнской груди. Поэтому в природных условиях основной результат сосания, не связанного с насыщением, и хватания груди состоит в сохранении детенышем тесного контакта с матерью. Это подчеркивают Хайнд, Роуэлл и Спенсер-Бут (Hinde, Rowell, Spencer-Booth, 1964), показывая, что когда детеныш макака-резуса цепляется за свою мать, если она бежит или на что-то карабкается, обычно хватается за нее не только обоими передними и задними конечностями, но также и ртом, он может держаться ртом за один или даже за оба соска, чем фактически обеспечивает себе пятую точку «сцепления» с матерью. В этих условиях хватание соска выполняет ту же функцию, что и цепляние.

Такие наблюдения свидетельствуют о том, что у приматов хватание груди и сосание имеют две разных функции, одна связана с питанием, а вторая — с привязанностью. Каждая из этих функций имеет самостоятельное значение, и предполагать, что питание имеет основное значение, а привязанность — лишь второстепенное, было бы ошибкой. На самом деле, сосание, не связанное с насыщением, занимает значительно больше времени, чем сосание с целью питания.

Если учесть две разные функции сосания, то не покажется удивительным, что движения, реализующие эти две формы поведения, различны: движения сосания, не связанного с насыщением, более поверхностны, чем движения сосания, связанные с питанием, на что обратила внимание Роуэлл (Rowell, 1965). У детеныша бабуина, которого она растила, эти две формы сосания особенно явно различались, потому что сосание, связанное с питанием, было всегда направлено на бутылочку, в то время как сосание, не связанное с насыщением, — на пустышку. Когда маленький бабуин был голоден, он всегда сосал бутылочку, а когда был встревожен, то сосал только пустышку: «То, что давало ему питание, имело крайне малое значение для обеспечения его безопасности» и, разумеется, наоборот. Пососав пустышку в случае беспокойства, детеныш бабуина быстро успокаивался и становился довольным.

Эти наблюдения позволяют объяснить, почему у ребенка столько времени занимает сосание, не связанное с насыщением. Если взять младенца в первобытном обществе, то у него сосание, не связанное с питанием, обычно направлено на грудь матери.

Младенцы, растущие в обществе иного типа, в таких случаях обычно сосут «заменитель» материнской груди — собственный большой палец или пустышку. Однако на какой бы объект ни было обращено сосание, ребенок, который имеет возможность что-то сосать, не получая при этом пищи, становится более спокойным и довольным, чем тот, который лишен такой возможности. Более того, так же как и детеныши обезьяны, ребенок предается сосанию, не связанному с питанием, именно тогда, когда огорчен или встревожен. Эти наблюдения хорошо согласуются с выводами, что у ребенка сосание, не связанное с питанием, является самостоятельным действием, отличным от сосания, направленного на питание; и что в зоне эволюционной адаптированности человека сосание, не связанное с питанием, составляет неотъемлемую часть поведения привязанности, прогнозируемый результат которого — близость к матери.

Этот раздел завершает краткое описание основных форм поведения, с помощью которых реализуется привязанность ребенка к матери. В следующих главах, посвященных онтогенезу, эти и другие формы поведения мы обсудим более подробно.

Интенсивность проявлений поведения привязанности

Из-за многообразия форм и последовательностей отдельных реакций поведения привязанности не существует простой шкалы его интенсивности. Каждая отдельная форма поведения привязанности может варьироваться по интенсивности, а кроме того, по мере возрастания его общей интенсивности возникает все больше его различных форм. Например, в случае слабо выраженного поведения привязанности обычно появляются улыбка, попытки спокойного передвижения, рассматривание и касание. В случае сильно выраженного поведения привязанности — это быстрые движения, направленные к матери, и цепляние за нее. Когда интенсивность высока, всегда присутствует плач, хотя он также иногда встречается и при низкой интенсивности поведения привязанности.

Организация систем, опосредствующих поведение привязанности

В одном из разделов гл. 5 приводится описание некоторых принципов, лежащих в основе различных способов организации системы управления поведением. Основное различие в их организации отделяет целекорректируемые системы от нецелекорректируемых. Хотя оба вида систем при их активации в зоне эволюционной адаптированности обычно приводят к специфическому прогнозируемому результату, способы их действия совершенно различны. В случае целекорректируемой системы прогнозируемый результат следует за ее активацией, поскольку в силу устройства такой системы она осуществляет непрерывный учет расхождения между установочной целью и процессом ее достижения. Примером служит стремительное «падение» сокола-сапсана на свою добычу. В системах иного рода установочная цель отсутствует и, следовательно, учет расхождений не требуется. Вместо этого прогнозируемым результатом является сам результат определенных действий, выполняемых в определенной последовательности в определенных условиях внешней среды. Примером этого вида систем может служить возвращение яйца с помощью специальных действий, которые проделывает гусыня, закатывая его обратно в гнездо.

Что касается систем, связанных с поведением привязанности, то некоторые из них организованы как целекорректируемые системы, в то время как другие основаны на более простых механизмах. Раньше остальных, конечно же, развиваются системы, которые не являются целенаправленными. Позднее, особенно начиная со второго года жизни ребенка, все более значительную и в конце концов доминирующую роль начинают играть целекорректируемые системы. Рассмотрим два примера нецелекорректируемых систем управления поведением, прогнозируемый результат действия которых — близость ребенка к матери. Когда четырехмесячный (или примерно такого возраста) ребенок после кратковременного отсутствия матери снова ее видит, он, как правило, улыбается. В ответ на это мать, скорее всего, подойдет к нему поближе, улыбнется и поговорит с ним или, может быть, погладит его или возьмет на руки. Таким образом, прогнозируемый результат улыбки ребенка — еще большая его близость к матери; но нельзя сказать, что в процессе достижения этого результата улыбка как-либо меняется в зависимости от того, видит ребенок, что идет его мать, или нет. В этом возрасте улыбка ребенка представляет собой паттерн фиксированного действия, который возникает в основном при виде лица его матери (в фас, а не в профиль). Улыбка усиливается под влиянием взаимодействия с матерью и исчезает, когда малыша берут на руки.

Вторым примером системы, которая при активации обычно ведет к близости, но не является целекорректируемой, служит плач. Когда маленький ребенок плачет, находясь в зоне своей эволюционной адаптированности, т.е. в пределах слышимости ответственной за него матери, прогнозируемым результатом плача будет то, что мать подойдет к нему. Однако здесь вновь можно видеть, что в первые месяцы жизни характер плача ребенка не зависит от того, далеко или близко находится мать, подходит она к нему или отходит, как это было бы в случае целекорректируемой системы.

Примерно после восьми месяцев, а особенно после года, наличие более сложных систем, опосредствующих поведение привязанности, становится очевидным. Нередко ребенок пристально следит за матерью: он с удовольствием играет, пока она рядом, но начинает настойчиво следовать за ней, стоит ей сдвинуться с места. Такое поведение ребенка становится понятным, если признать, что оно управляется системой, которая остается неактивной, пока мать находится в поле зрения или в пределах досягаемости ребенка, но которая способна активизироваться при изменении этих условий. Как только система активизируется, попытки приблизиться к матери (с соответствующей корректировкой цели) возобновляются. Они продолжаются до тех пор, пока ребенок снова не окажется в поле зрения или в пределах досягаемости матери, после чего система прекращает свое действие.

К другому виду целекорректируемого поведения, опосредствующего проявления привязанности, относится зов матери ребенком. Обычно в какой-то момент второго года жизни ребенок начинает звать свою мать иначе, чем раньше — совсем по-новому. Его призывный крик меняется в зависимости от того, как в тот момент он оценивает ее местонахождение и направление движения: если, по его оценке, мать находится далеко или уходит, он зовет ее громче и настойчивее, если же она поблизости или уже идет к нему, то его зов становится слабее и тише.

За целекорректируемой последовательностью поведенческих актов, таких как локомоции или зов, часто следует та или иная форма поведения привязанности, например, поднятие и протягивание ручек или хватание, прогнозируемый результат которых — физический контакт ребенка с матерью. В этом случае последовательность действий, очевидно, организована в виде цепочки, причем движения, связанные с поведением привязанности, возникают только тогда, когда дистанция между ребенком и матерью сокращается до определенных пределов.

ТИПИЧНОЕ ПОВЕДЕНИЕ ДВУХЛЕТНИХ ДЕТЕЙ В РАЗЛИЧНЫХ СИТУАЦИЯХ

Разнообразие конкретных форм поведения, опосредствующих привязанность, и конкретных сочетаний, в которые они могут объединяться у детей разного возраста в различных ситуациях, почти бесконечно. Тем не менее в определенном возрасте, скажем, после года и трех месяцев, какие-то формы поведения и их сочетания начинают встречаться у ребенка весьма часто, причем некоторые из них становятся типичными для определенного круга ситуаций. Эти ситуации определяются прежде всего тем, где находится и куда идет мать; кроме того, поведение ребенка зависит от того, в знакомой или новой ситуации он оказывается.

Далее делается попытка описать поведение, характерное для ряда вполне обычных ситуаций. Ввиду множества факторов, влияющих на поведение детей, огромных индивидуальных различий между ними и недостатка тщательных исследований, о нем можно составить лишь схематическое представление.

Поведение ребенка в присутствии матери, когда она остается на одном месте

Нередко годовалый или двухлетний ребенок в течение получаса или больше спокойно играет и исследует окружающий мир, используя в качестве «базы» для этого мать, когда она остается на одном месте. Свою близость к матери в такой ситуации ребенок поддерживает с помощью ориентировки на нее, при этом он держит в уме ее местонахождение и полагается на свои локомоции. Полностью отсутствуют плач, сосание и цепляние. Обмен взглядами, а время от времени и улыбками или прикосновениями дает каждому из них уверенность, что другой знает о его присутствии рядом.

Наблюдения за тем, как маленькие дети ведут себя, находясь вместе с матерью в уединенном уголке парка, приводятся в статье Андерсона (Anderson, 1971). Выбрав детей в возрасте от одного года и трех месяцев до двух с половиной лет, чьи матери спокойно сидели, разрешая малышам бегать в этом хорошо знакомом им месте, Андерсон в течение пятнадцати минут фиксировал движения каждого ребенка по отношению к матери. Наблюдения велись за тридцатью пятью детьми. Двадцать четыре из них на протяжении всего времени наблюдения оставались в радиусе примерно 65 м от матери, то удаляясь от нее, то возвращаясь обратно. Сами матери ничего не предпринимали для того, чтобы ребенок оставался рядом. Андерсон отмечает способность детей постоянно ориентироваться на мать и в то же время держаться на некотором расстоянии — вне зоны ее непосредственного контроля. Восемь из остальных одиннадцати детей уходили от матери дальше, привлеченные качелями или еще чем-то интересным; в каждом таком случае мать следовала за ребенком, сопровождая его. Только троих детей пришлось возвращать на место, поскольку они ушли слишком далеко или оказались вне поля зрения матерей.

Характерно, что постоянно ориентированные на мать дети двигались от матери или к ней короткими пробежками с остановками. Возвращаясь к матери, они совершали более длинные пробежки и при этом подпрыгивали. Нередко дети останавливались около матери и эти остановки были довольно продолжительными. Но чаще они останавливались на некотором расстоянии от нее, и тогда их остановки значительно сокращались.

Андерсон подчеркивает, что лишь изредка отлучки и возвращения ребенка имели какое-то отношение к происходящим событиям: «Без какой-либо иной видимой причины, кроме желания быть на ногах и находиться на некотором расстоянии от матери, ребенок высвобождается от нее и отбегает на несколько шагов, после чего приостанавливается до следующего «приступа» активности». Довольно часто, даже не взглянув на мать, он бежит к ней назад. Из сорока девяти эпизодов возвращений к матери, наблюдавшихся у семи детей, только два были вызваны обстоятельствами, так или иначе связанными с нею: в обоих случаях к матери подходила подруга.

Возвращаясь, ребенок может остановиться на некотором расстоянии от матери — в нескольких метрах от нее — или подбежать прямо к ней. Примерно в четверти случаев дети контактировали с матерью — они садились на колени, прислонялись к коленям или тянули мать за руку. Так же дети часто подходили близко к матери, но непосредственно не касались ее. В половине случаев дети останавливались на расстоянии.

Ни дети, ни матери не прибегали к речевому общению друг с другом, за исключением тех случаев, когда они были рядом. Находясь на расстоянии от матери, ребенок издавал те или иные звуки, но они адресовались только ему самому. Со своей стороны матери, предпринимая слабые попытки вернуть ребенка, звали его и, за редким исключением, это не давало результатов.

Хотя Андерсон не приводит на этот счет определенных сведений, из других источников нам известно, что, когда ребенок играет около матери, он часто старается привлечь ее внимание и не успокаивается, пока не добьется его. Характеризуя взаимодействие с матерью детей в возрасте одного года и одного месяца в домашней обстановке, Аппель и Давид (Appel, David, 1965) описывают одну такую пару, где мать и ребенок сравнительно редко вступали в контакт, так что их взаимодействие в основном сводилось к наблюдению друг за другом. Описав, как мать наблюдала за своим сыном и давала ему многочисленные предметы и игрушки, они продолжают:

«Боб сам подолгу наблюдает за своей матерью… Ему нужно, чтобы она поглядывала на него, и он не переносит, когда мать слишком поглощена своим занятием… Тогда он расстраивается и становится плаксивым — точно так же, как в случае, если мать уходит…»

Аппель и Давид описывают и другие пары, взаимодействие которых, в отличие от приведенного примера, происходит посредством одновременно тактильного и зрительного контакта.



Страница сформирована за 1.49 сек
SQL запросов: 190