Глава 11. МАЗОХИСТСКИЙ ХАРАКТЕР
ВВЕДЕНИЕ
Социально-экономическое освещение проблемы мазохизма, т. е. клиническое опровержение теории инстинкта смерти, представляет собой огромный шаг вперед в понимании неврозов. Человеческое страдание вызывается не «биологической волей к страданиям», т. е. «инстинктом смерти», а гнетущим социальным давлением на биопсихический аппарат. А это открывает путь для критики порождающих неврозы социальных условий, путь, ранее блокированный гипотезой о биологической воле человека к страданиям.
Сексуально-экономическое решение проблемы мазохизма также учитывает в первую очередь биологическую основу неврозов. Страх, который характеризует мазохизм, привел к пониманию вегетативного аппарата жизни.
Так как аналитическая характерология базируется на определенных идеях об инстинктах, мы выбрали мазохистские инстинкты для иллюстрации особого типа невротичного характера.
Мазохизм считался особой инстинктивной целью, в основе которой лежало стремление к поиску удовлетворения в переживании боли или моральной деградации. Так как и в том и в другом случае отсутствует наслаждение, с самого начала встал вопрос о природе мазохизма: как может что-то неприятное инстинктивно желаться и даже обеспечивать удовлетворение? Обратиться к технической терминологии - значит просто отложить решение: термин «алголагния» (наслаждение болью) был предложен для объяснения того, что кто-то хочет получить наслаждение от избиения или унижения. Некоторое авторы угадали правильные взаимосвязи, когда они опровергли представление о том. что мазохист действительно хочет собственного избиения; они утверждают, что избиение само по себе играет промежуточную роль в переживании приятного самоунижения (Крафт - Эбинг). Однако основная формулировка остается: то, что нормальный человек чувствует как неприятное, воспринимается мазохистом как приятное или, по крайней мере, служит источником удовольствия.
Психоаналитическое исследование скрытого содержания и динамики мазохизма, как в его нравственных, так и в эрогенных компонентах, привело к новым открытиям. Фрейд доказал, что мазохизм и садизм не являются абсолютными противоположностями, что одна инстинктивная цель никогда не возникает без другой. Мазохизм и садизм проявляются как антитезисная пара; одно может внезапно измениться на другое. Таким образом, это вопрос диалектической антитезы, которая является отходом от активной позиции к пассивной, в то время как идейное содержание остается тем же самым. Фрейдовская теория развития либидо различает три стадии детской сексуальности: оральную, анальную и генитальную - и относит садизм к анальной стадии. Позже было обнаружено, что каждая стадия сексуального развития характеризуется соответствующей формой садистской агрессии. Исследуя эту проблему, я смог обнаружить в каждой из этих трех форм садистской агрессии реакцию психического аппарата на специфическую фрустрацию соответствующего частичного импульса либидо. Согласно этой концепции, садизм каждой стадии происходит из-за смешивания самого сексуального влечения и деструктивного импульса против человека, ответственного за его фрустрацию:
- оральный садизм (фрустрация сосания - деструктивный импульс, кусание);
- анальный садизм (фрустрация анального наслаждения - раздавливание, избиение);
- фаллический садизм (фрустрация генитального наслаждения - протыкание, прокалывание).
Эта концепция полностью соответствует первоначальной формулировке Фрейда, гласящей, что деструктивные чувства (наиболее частой причиной которых является фрустрация инстинкта) первоначально направлены против внешнего мира и поворачиваются против себя лишь позже, т. е. когда они также сдерживаются фрустрацией и страхом, а в конце становятся саморазрушением. Садизм становится мазохизмом, когда он поворачивается против самого человека;* супер-эго становится агентом наказания в отношении эго. Чувство вины возникает из конфликта между любовным стремлением и деструктивным импульсом.
_________________
* «В случае пары противоположностей мазохизм - садизм процесс может быть представлен в следующем виде:
(а) Садизм состоит в применении насилия или власти к другому человеку как объекту;
(б) Этот объект оставляется и заменяется самим субъектом. С поворотом против себя также происходит смена активной инстинктивной цели на пассивную;
(в) В качестве объекта снова ищется другой человек; этот человек вследствие изменения, которое произошло с инстинктивной целью, должен принять роль субъекта.
Случай (в) и есть то, что обычно называется мазохизмом. Здесь удовлетворение также следует пути первоначального садизма, пассивное эго помещает себя обратно в фантазию на свою первую роль, которая фактически была принята внешним субъектом. Если, кроме того, существует более непосредственный мазохизм, выводимый не из садизма вышеописанным способом, то вряд ли мы на него натолкнемся». [«Инстинкты и их превращения»], Зигмунд Фрейд. Полное собрание психоаналитических работ. Т. XVI.
1914-1916.
Концепция, что мазохизм является вторичным образованием, позже была отброшена самим Фрейдом в пользу другой, состоящей в том, что садизм - это мазохизм, направленный против внешнего мира. В этой новой формулировке первичный, или эрогенный, мазохизм полагался первичным биологическим стремлением к саморазрушению.**
_____________
** «Если не обращать внимания на небольшую неточность, можно сказать, что инстинкт смерти, действующий в организме, т. е. первичный садизм, - идентичен мазохизму». [Фрейд. «Экономические проблемы мазохизма».]
Утверждение Фрейда было основано на предположении об «инстинкте смерти», постулированном как антитеза эросу. Таким образом, считалось, что первичный мазохизм является независимым проявлением биологического инстинкта смерти, основанного на процессах диссимиляции в каждой клетке организма (эрогенный мазохизм).
Представители теории инстинкта смерти в поддержку своих утверждений ссылались на физиологические процессы разложения. Тереза Бенедек основывает свои аргументы на исследовании Эренберга. Этот биолог открыл, что даже у неструктурированных простейших может быть обнаружен противоречивый процесс. Некоторые процессы в протоплазме не только определяют усвоение пищи, но одновременно приводят к осаждению веществ, ранее бывших растворенными. Первое структурное строение клетки необратимо ввиду того, что растворенные вещества превращаются в твердые нерастворимые вещества. То, что усваивается, является частью процесса жизни; то, что появляется с усвоением, - это изменение в клетке, с определенной точки зрения, более высокой структуризации, и когда она начинает преобладать, жизнь прекращается и наступает смерть. Это имеет смысл, особенно если рассмотреть окостенение тканей в старости. Но именно этот аргумент опровергает предположение существования стремления к смерти. То, что зафиксировалось и стало неподвижным (т. е. то, что остается позади как шлак жизненного процесса), мешает жизни и ее основной функции, чередованию напряжения и расслабления, основного ритма метаболизма в удовлетворении потребности в пище и полового удовлетворения. Это нарушение жизненного процесса представляет собой точную антитезу того, что мы хотим познать как основную характеристику инстинкта. Процесс отвердевания все более расшатывает ритм напряжения и расслабления. Если принять эти процессы за основу инстинкта, мы будем вынуждены изменить нашу концепцию инстинктов.
Если, более того, тревога представляет собой выражение «высвобожденного инстинкта смерти», все же нужно будет объяснить, зачем «фиксированные структуры» могут стремиться к высвобождению. Сама Бенедек говорит, что мы рассматриваем структуру, т. е. нечто жестко зафиксированное, как что-то враждебное жизни только тогда, когда она тормозит жизненные процессы.
Если составляющие структуру процессы аналогичны инстинкту смерти; если, более того, как утверждает Бенедек, тревога соответствует внутреннему восприятию этого преобладающего отвердевания, т. е. процессу умирания, тогда мы должны будем допустить, что тревога отсутствует в годы детства и юности и все сильнее проявляется с возрастом. Но это абсолютно не так. Кроме того, в период полового созревания функция тревоги наиболее выражена, что связано с сексуальными ограничениями. Согласно этому допущению, следует искать инстинкт смерти и в удовлетворенных людях, поскольку они так же подвержены биологическому процессу разложения, как и неудовлетворенные.
Последовательно следуя теории Фрейда, я изменил начальную формулу так: тревога возникает через превращение либидо; другими словами, тревога - это тот же процесс возбуждения в нейровегетативной системе, который в сенсорной системе ощущается как сексуальное удовольствие.*
_____________
* См.: Райх. Функция оргазма. Глава 4.
Клинические наблюдения указывают на то, что первоначально тревога есть не что иное, как ощущение сокращения, воображаемая опасность становится эмоционально окрашенной тревогой только тогда, когда происходит застой сексуальной энергии. Навязанные обществом ограничения на сексуальное удовольствие ускоряют этот застой, который проходит параллельно с формирующими структуру процессами, таким образом ускоряя процесс умирания. Однако это - не доказательство происхождения тревоги из этих процессов, а только калечащая жизнь мораль, отрицающая секс.
Эта новая формулировка концепции мазохизма автоматически является результатом изменения в этиологической формуле невроза. Существенное значение истинного убеждения Фрейда было таково: психическое развитие осуществляется на основе конфликта между инстинктом и внешним миром. Вторая последовавшая концепция на самом деле не отвергала полностью первую, но в значительной мере уменьшала ее важность. Теперь же психический конфликт понимается как результат конфликта между эросом (сексуальностью, либидо) и инстинктом смерти (стремлением к самоуничтожению, первоначальным мазохизмом).
Клинической основой для этой гипотезы, которая с самого начала порождала наиболее глубокие сомнения, явился особый, на самом деле озадачивающий факт, что некоторые пациенты приходят не для того, чтобы отказаться от страданий, а ищут неприятные ситуации вновь и вновь. Это противоречит принципу удовольствия. Таким образом, можно было предположить, что имеется внутреннее, скрытое желание поддержать страдание или пережить его заново.*
______________
* «Страдание само по себе - это то, что оно обозначает.»
Осталось непонятным, как это «желание страдать» следует понимать: как первичную биологическую тенденцию или как вторичное образование психического организма. Удалось установить потребность в наказании, которое - согласно гипотезе инстинкта смерти - появилось, чтобы удовлетворить самонаказанием потребность в бессознательном чувстве вины. И последовавшая после опубликования «За пределами Принципа Удовольствия», психоаналитическая литература, особенно труды Александера, Рика и Нунберга, видоизменила, и достаточно сильно, формулу невротического конфликта.**
_________________
** Теория инстинкта смерти доминирует в литературе по психоанализу. Фрейд описывал теорию инстинкта смерти как гипотезу, существующую вне клинического опыта. В книге «За пределами Принципа Удовольствия» мы читаем в конце: «…будьте готовы оставить путь, по которому кто-то временно пошел, когда выясняется, что ни к чему хорошему он не приведет». Тем не менее, гипотеза стала клинической «теорией»; это был не только отказ - это не привело ни к чему хорошему. Некоторые аналитики даже утверждают, что у них есть прямое доказательство инстинкта смерти.
Первоначально считалось, что невроз - это результат конфликта между инстинктом и внешним миром (либидо - страх наказания). Теперь же говорят, что невроз является результатом конфликта между инстинктом и потребностью в наказании (либидо - желание наказания), т. е. получаем полную противоположность сказанному ранее. ***
______________
*** «Стержень всей психологии неврозов содержится во фразе, что вина может быть искуплена через наказание, через страдание». [Александер. «Нервозы и индивидуальность». Международный журнал психоанализа, XII (1926). С. 342.]
«Удовлетворение этого бессознательного чувства вины, вполне возможно, является самым мощным препятствием преимуществу от болезни - в сумме сил, борющихся против его выздоровления и отказывающихся сдаться болезни. Страдание, вызванное неврозами, является фактором, который делает их значимыми для развития мазохистских тенденций. [Фрейд. «Экономические проблемы мазохизма»).
Такая концепция находилась в полном соответствии с новой теорией инстинктов, основанной на антитезе между эросом и инстинктом смерти. Эта новая теория прослеживала психический конфликт к внутренним элементам и скрывала важнейшую роль фрустрации и наказания, осуществляемых внешним миром. В первоначальной теории утверждалось, что страдание приходит «из внешнего мира, от общества». Теперь же говорится, что оно появляется «от биологического желания страдать, из инстинкта смерти и потребности в наказании». Эта новая формулировка преградила и без того сложную дорогу в социологию человеческого страдания, в сторону которой первоначальная психологическая формула психического конфликта сделала значительный шаг. Теория инстинкта смерти, т. е. теория саморазрушающих биологических инстинктов, приводит к культурной философии человеческого страдания. Считается, что человеческое страдание неискоренимо, потому что разрушительные импульсы и импульсы самоуничтожения неуправляемы. С другой стороны, первоначальная формулировка психического конфликта приводит к критике общественной системы.
Благодаря сдвигу источника страдания из внешнего мира во внутренний мир и его сведению к биологической тенденции, один из аналитических и кардинальных принципов психологии, «принцип удовольствие-неудовольствие», был серьезно подорван. Данный принцип представляет собой основной закон психического аппарата, в соответствии с которым к удовольствию стремятся, а неудовольствия избегают. В предыдущей концепции удовольствие и неудовольствие - или, иными словами, психическая реакция на стимулы удовольствия и неудовольствия - определяют психическое развитие и психические реакции. «Принцип реальности» не противоречил принципу удовольствия; он просто подразумевал, что в ходе развития и вследствие влияния внешнего мира психический аппарат должен использоваться, чтобы отказываться от мимолетных преимуществ удовольствия. Эти «два принципа психического функционирования» могут быть применены, поскольку мазохизм был рассмотрен как желание выдержать страдание, возникающее из запрета стремления принести боль или страдание другому лицу. Мазохизм в этом понятии полностью укладывается в рамки принципа удовольствия, хотя остается неясным, как же страдание может быть приятным. С самого начала это противоречило природе и значению функции удовольствия. Неудовлетворенное или заторможенное удовольствие может превратиться в неудовольствие, гораздо труднее понять, как неудовольствие могло стать удовольствием. Короче, даже первоначальная концепция общепринятого принципа удовольствия не решила основную загадку мазохизма, т. е. сказать, что мазохизм заключается в удовольствии, полученном из неудовольствия, - значит не сказать ничего.
Утверждение «повторяемого принуждения» было принято большинством аналитиков в качестве удовлетворительного решения проблемы страдания. Оно прекрасно сочеталось с гипотезой инстинкта смерти и теорией потребности в наказании, но было весьма сомнительным в двух аспектах. Во-первых, оно нарушило логичный принцип удовольствия, в целом эвристически и клинически полезный. Во-вторых, оно внесло в хорошо обоснованную теорию принципа удовольствия-неудовольствия явный метафизический элемент, недоказанную и «недоказуемую» гипотезу, затормозившую развитие аналитической теории. Было указано, что биологическое принуждение представляет собой повторение неприятных ситуаций. «Принцип повторяемого принуждения» не имел особого значения в качестве основного биологического принципа, поскольку был просто термином. Принцип удовольствия-неудовольствия может быть обоснован психологическими законами напряжения и релаксации. Повторяющееся принуждение было принято, ибо каждый инстинкт стремится установить состояние покоя и, более того, испытать удовольствия, однажды уже пережитые, на что, безусловно, нечего возразить. Таким образом, понятно, что эта формулировка имела полезное приложение к нашему пониманию механизма напряжения и релаксации. Рассмотренное в этом свете, повторяющееся принуждение лежит целиком в рамках принципа удовольствия; в самом деле, принцип удовольствия собственно объясняет желание повторить принуждение. Ранее я довольно неудачно определил инстинкт как природу удовольствия, которое должно повторяться. Таким образом, в рамках принципа удовольствия, повторяющееся принуждение - это немаловажное теоретическое допущение.
Клиническая проблема мазохизма настойчиво требовала решения и привела к гипотезам инстинкта смерти, повторяющегося принуждения вне принципа удовольствия и потребности в наказании как основе невротического конфликта. В полемике, направленной против Александера, который построил целую теорию личности на основе этих гипотез, я попытался видоизменить теорию потребности в наказании. Даже по отношению к желанию страдать, я полагался на старую теорию мазохизма как окончательное возможное объяснение. Вопрос о том, как неудовольствие может быть преодолено, т. е. стать удовольствием, уже витал в воздухе, но в то время я не мог уделить ему большого внимания. Неудовлетворительной была и гипотеза эрогенного мазохизма, специфического расположения ягодиц и эротизма кожи. воспринимающей боль как удовольствие (Садгер). Но почему мазохист воспринимает как удовольствие то, что другие воспринимают как боль и неудовольствие в той же эрогенной зоне, когда их бьют? Сам Фрейд частично ответил на этот вопрос. В фантазии «Ребенок, которого бьют», он проследил первоначальную ситуацию удовольствия: «Не меня. а моего соперника бьют». Но это не объяснило, почему избиение сопровождается получением удовольствия. Все мазохисты открыто признают, что удовольствие ассоциируется у них с фантазией об избиении или с фактическим самоистязанием и что они могут чувствовать удовольствие или могут достичь полового возбуждения только с этой фантазией.
Долгие годы исследований случаев мазохизма не привели к какому-либо решению. Читатель наверняка удивится, узнав, как мало мы продвинулись в анализе собственно мазохистского опыта удовольствия, несмотря на долгие годы аналитической работы. Углубленно изучая функцию удовольствия у мазохиста, я установил любопытный факт. который поначалу меня весьма озадачил, но в то же время позволил полностью понять секс-экономику, а следовательно, и специфические основы мазохизма. Утверждение, что мазохист испытывает неудовольствие как удовольствие, оказалась неверным. Мазохист стремится к удовольствию, как и любой другой человек. Однако у него нарушен механизм, вызывающий это стремление. Это заставляет мазохиста испытывать ощущения, которые доставляют удовольствие нормальному человеку, как неудовольствие в том случае, если они превышают некоторую интенсивность. Мазохист, будучи так же, как и нормальный человек, далеким от стремлений к неудовольствию, демонстрирует сильную непереносимость психических напряжений и страдает от большого количества неудовольствия, что не проявляется ни в каких других неврозах.
Обсуждая проблему мазохизма, я хочу перейти не к извращениям мазохистов, как это делают обычно, а к основам реакций в характере. В качестве иллюстрации приведу пример одного пациента, которого я анализировал в течение почти четырех лет. Его случай дал ответы на вопросы, остававшиеся в течение долгого времени неразрешенными.
ПАНЦИРЬ МАЗОХИСТСКОГО ХАРАКТЕРА
Люди, имеющие мазохистский характер, как правило, редко проявляют извращения. Поскольку понимание сексуальной экономики может прийти только с пониманием реакций характера, мы проследим путь, которым обычно следует любой психоанализ, в котором аналитик, не удовлетворясь теоретическим объяснением случая, хочет, чтобы пациент достиг генитального удовлетворения с оргазмической силой.
Формирование каждого характера, как мы указали ранее, базируется на двух функциях: это, во-первых, защита эго от внешнего мира и от инстинктивных требований; во-вторых, потребление излишней сексуальной энергии, произведенной половым воздержанием. Если это верно для формирования каждого характера, тогда способ, которым эти основные функции выполняются эго, - весьма специфичен. В этом процессе каждый тип характера вырабатывает собственный механизм. Разумеется, недостаточно знать только основные функции характера пациента; необходимо в кратчайшее время изучить, как именно характер выполняет эти задачи. Поскольку характер связывает существенные части либидо (или тревоги); поскольку, более того, мы вынуждены освобождать эту сексуальную энергию от хронического закрепления в характере и направлять ее как в генитальный аппарат, так и в систему сублимации, мы с помощью анализа характера проникаем к центральному элементу функции удовольствия.
Давайте определим самые заметные свойства мазохистского характера. Они находятся индивидуально во всех невротических характерах и не составляют в совокупности мазохистский характер до тех пор, пока они все не соберутся вместе и не определят основной оттенок личности и его типичных реакций. Типичная черта мазохистского характера представляет собой хроническое, субъективное чувство страдания, которое проявлено объективно и выражается в постоянном стремлении жаловаться. Дополнительные свойства мазохистского характера - это хронические стремления причинять себе боль и унижать себя («моральный мазохизм») и интенсивная страсть мучить других, от которой мазохист страдает не меньше, чем его объект. Общим для всех мазохистских характеров является неловкое, атаксическое поведение, выражающееся в их манерности при общении с людьми.
Немаловажно, что в некоторых случаях этот характерно-невротический синдром проявляется открыто, тогда как в других он скрывается за внешней маской.
Мазохистское отношение, что верно и для других характеров, отражено не только в обращении к объекту, но и к самому себе. Отношения, первоначально направленные к объектам (и это зачастую важно), сохранялись к интроецированным объектам, в отношении супер-эго. То, что поначалу было внешним, а затем трансформировалось во внутреннее, должно выйти наружу при аналитическом переносе. Обращение пациента с аналитиком в процессе переноса повторяет то, что было приобретено в детстве.
Пациент, анализ которого мы рассмотрим, не вдаваясь в подробности его болезни, начал со следующих жалоб: он совершенно не мог работать и был социально апатичным с шестнадцати лет. В половой сфере имелось серьезное мазохистское извращение. Он никогда не стремился к связи с девушками, а мастурбировал по ночам в течение нескольких часов, что характерно для прегенитальной структуры либидо. Он вертелся на животе и сжимал половой член, в то же время представляя, что мужчина или женщина бьет его кнутом. Когда он чувствовал приближение эякуляции, он сдерживался и ждал, пока возбуждение не захватывало его полностью, чтобы тогда все начать заново. Он мастурбировал так ночь за ночью, а зачастую и днем, пока наконец, окончательно измученный, не достигал эякуляции, когда сперма уже не вырывалась ритмично, а просто вытекала. Впоследствии он чувствовал себя разбитым, крайне утомленным, неспособным что-либо делать, раздражительным, измученным. Особенно трудным для него был подъем с постели утром. Несмотря на давящее чувство вины, он не мог положить конец этому «упражнению в постели». Позднее он сказал, что это была «трясина мазохизма». Чем больше он избегал этого, тем меньше ему удавалось избавить себя от «мазохистского уклона», тем глубже это поглощало его. До того, как он пришел к аналитику, этот вид сексуального опыта продолжался в течение ряда лет. Влияние такого опыта на личность пациента и на его эмоциональную жизнь было губительным.
Первое впечатление, которое он на меня произвел, было впечатление человека, который едва держался на ногах. Он прилагал огромные усилия, чтобы казаться благовоспитанным и сдержанным, и рассказывал о своих планах: он хотел стать математиком. Как показал анализ, это стремление оказалось хорошо запутанным заблуждением, в котором он рисовал себя годами бродящим по рощам Германии, обдумывающим математическую систему, которая могла бы изменить весь мир. Я объяснил ему, что это стремление служило компенсацией его чувства полной бесполезности, чувства, тесно связанного с его способом мастурбации, который он сам считал «грязным» и «жалким». С детства математик рассматривался им как чистый, бесполый человек. Для нашего обсуждения несущественно, что у пациента имелись все признаки начальной шизофрении гебефренического типа; важно, что «чистая» математика играла роль барьера, защищающего от «грязного» ощущения самого себя, которое появилось в результате анального типа мастурбирования.
С освобождением его сексуального поведения мазохистские проявления явились во всей красе. Каждый сеанс начинался с жалобы, за которой следовала откровенно детская провокация мазохистского типа. Когда я просил его дать мне более точную формулировку какой-либо из его мыслей, он сводил на нет мои усилия восклицаниями: «Нет, я не буду. Нет, я не буду! Нет, я не буду!» В связи с этим выяснилось, что в возрасте между четырьмя и пятью годами, он прошел фазу буйного упрямства, которое сопровождалось воплями. Самого простого происшествия было достаточно, чтобы спровоцировать эти «припадки крика», которые, как он сказал, ввергали его родителей в отчаяние, беспомощность и ярость. Такие припадки могли продолжаться в течение нескольких дней до полного истощения. Позднее он сам отождествил этот период упрямства с предвестником действительного мазохизма. Первые фантазии о том, что его бьют, появились, когда ему было около семи лет. Перед тем как лечь спать, он не только представлял, что его клали на колени и били; зачастую он запирался в ванной комнате и пытался бить себя. Сцена из его третьего года жизни, которая проявилась лишь на второй год анализа, может быть рассмотрена как травматическая. Он играл в саду и весь вымазался. В доме были гости, и его отец, с наклонностями психопата и садиста, привел мальчика в дом и положил его на кровать. Мальчик тут же перевернулся на живот и стал ждать ударов с огромным любопытством, которое смешивалось с беспокойством. Отец всыпал ему по первое число, но мальчик испытал чувство облегчения - типичный мазохистский опыт, полученный им впервые.
Доставили ли удары ему удовольствие? Анализ отчетливо установил, что он боялся значительно большего наказания в тот момент. Он лег на живот, чтобы защитить от отца гениталии.*
_____________
* Это явление было подчеркнуто Фрейдом в статье «Экономические проблемы мазохизма». Однако его клиническое исследование приводит не к подтверждению гипотезы изначального мазохизма, а к ее отвержению.
Поэтому удары по ягодицам принимались с колоссальным чувством облегчения: они были относительно безвредными по сравнению с ожидаемым ущербом его половому члену. Таким образом он смягчил свой страх.
Описывая, как он мастурбировал в последующие годы, пациент обычно говорил: «Это было так, как будто мой живот был прикручен к спине винтами». Поначалу я думал, что это было имитацией фаллической сексуальности; лишь позднее я понял, что это носило оборонительный характер. Половой член должен быть защищен; лучше пусть бьют по ягодицам, чем повредят половой член. Этот основной механизм определил и роль фантазии об избиении. То, что первоначально было страхом наказания, позднее стало мазохистским желанием. Иными словами, мазохистскую фантазию об избиении породило ожидание более сурового наказания. Формулировка Александера, что половое удовольствие ожидается благодаря удовлетворению потребности в наказании, также должна быть проинтерпретирована в этом свете. Никто не наказывает себя для того, чтобы «подкупить» свое супер-эго, а затем наслаждаться удовольствием, свободным от тревоги. Мазохист стремится к деятельности, приносящей удовольствие, так же, как и любая другая личность, но вмешивается страх наказания. Мазохистское самонаказание - это не исполнение пугающего наказания, а скорее исполнение более мягкого, заменяющего наказания. Таким образом, это представляет собой особый вид защиты от наказания и тревоги. Пассивно-женская отдача наказывающему лицу, типичная для мазохистского характера, также может быть понята в этом контексте. Наш пациент однажды выпячивал ягодицы так, чтобы, как он сказал, его побили; на самом деле, это желание быть битым было желанием представить себя женщиной (полностью в соответствии с фрейдовской интерпретацией пассивной фантазии об избиении как о заменителе пассивно-женского желания). Немазохистский пассивно-женственный характер выполняет эту функцию отражения опасности кастрации через простейшую анальную отдачу. У него нет потребности в мазохистской идее или фантазии быть избитым, чтобы отразить тревогу.
Это обсуждение прямиком приводит нас к вопросу о том, можно ли стремиться к неудовольствию. Тем не менее, мы хотим отложить решение этого вопроса, чтобы сначала установить основу этого стремления через характеристический анализ мазохиста.
В случае нашего пациента, в процессе аналитического лечения период детского упрямства стал восстанавливаться в совершенно несдержанной и нескрываемой форме. Фаза анализа, связанная с его припадками крика, длилась около шести месяцев, но она успешно завершилась полным исчезновением этой реакции. После этого она не появлялась вновь в этой инфантильной форме. Вначале было не легко заставить пациента реактивировать акты упрямства его детства. Его поза математика служила для защиты от этого. В конце концов, благородный человек, математический гений, не делал этого. Более того, он избегал этого. Чтобы открыть и устранить такой слой характера, как защита от тревоги, он целиком должен был быть реактивирован. Когда пациент прибегал к своим «Нет, я не буду! Нет, я не буду!», я попытался объяснить ему это, но мои усилия были полностью проигнорированы. Тогда я стал сознательно имитировать поведение пациента, но я доводил до конца все имитации его поведения словами «Нет, я буду!», поскольку была достаточно специфическая аналитическая ситуация, которая подсказала мне принять эту меру. Я бы не зашел с ним так далеко, как я со временем стал делать в остальных случаях. Однажды он бурно прореагировал на мои последовательные попытки устранить его сопротивление. Я взял инициативу в свои руки и сказал ему, чтобы он вел себя естественно. В ответ на эту просьбу он бросился на кушетку, издавая нечленораздельные звериные вопли. Особенно буйная атака произошла, когда я рассказал ему, что он защищал отца, просто маскируя сдерживаемую ненависть, которую он чувствовал к нему. Я не сомневался в том, что ему надо было рассказать, что имелось некоторое рациональное объяснение его ненависти. Тогда его действия стали принимать поразительный характер. Он ревел так ужасно, что напугал всех соседей. Но я знал, что это был единственный путь достичь его самых глубоких аффектов. Имелся единственный способ, чтобы он заново испытал детский невроз полностью и эмоционально - и не просто для воспоминания. Это дало ему возможность понять свое поведение.
Многие пациенты-мазохисты провоцируют аналитика с помощью типичного мазохистского молчания. Наш пациент делал это с помощью инфантильной злобы. Но это был лишь поверхностный слой его поведения. Было необходимо проникнуть глубже. Однако аналитики делают это редко, поскольку придерживаются мнения, что мазохист стремится к наказанию для удовлетворения чувства вины. Эта точка зрения обычно рассматривается для объяснения глубинного значения мазохистской провокации. Фактически, это вопрос не наказания, а введения аналитика (или его прототипа, родителя) в заблуждение. Пациент заставляет аналитика действовать так, чтобы иметь рациональное основание для упрека: «Видите, как плохо вы обращаетесь со мной». В любом случае это провоцирование аналитика является одной из главных сложностей в анализе мазохистского характера. До тех пор пока его самое глубокое намерение не понято, никакой прогресс не может быть достигнут.
Следует иметь в виду, что мазохист провоцирует аналитика сознательно, говоря ему: «Вы нехороший человек; вы не любите меня; вы обращаетесь со мной ужасно; я прав, ненавидя вас». Оправдание ненависти и уменьшения чувства вины с помощью этого механизма являются просто промежуточным процессом. Основная проблема мазохистского характера заключается не в его чувстве вины и не в его потребности в наказании, а в обоих факторах сразу. Если чувство вины и потребность в наказании рассматриваются как проявления биологического инстинкта смерти, тогда это действительно раскрывает рационализацию ненависти и провокации объекта можно рассматривать как окончательное объяснение. В ходе анализа необходимо выяснить, почему мазохист пытается ввести аналитика в заблуждение.
Генетически и исторически, за такой провокацией лежит глубокое разочарование в любви. Мазохист особенно любит провоцировать те объекты, к которым он вначале испытывал любовь, но затем они его разочаровали. Вероятно, ему не хватало родительской любви, когда он еще был ребенком. Следует отметить, что сильная потребность в любви согласуется с реальными разочарованиями, испытываемыми мазохистским характером. Эта потребность предотвращает реальное удовольствие и имеет специфический внутренний источник.
Со временем пациент понял, что не сможет привести меня в бешенство, и хотя его поведение осталось таким же, но умысел стал иным. Постоянно приводя себя в состояние противоречия, он нейтрализовал постоянный страх наказания; быть плохим доставляло ему удовольствие. И ничего нельзя было сделать с его желанием быть наказанным, хотя я не обнаружил никаких доказательств такого рода желания.
Затем он начал непрерывно жаловаться на свое ужасное состояние, говорил о трясине, из которой он не мог себя освободить и из которой я не помогал ему выбираться. Способ мастурбирования оставался неизменным и ежедневно ввергал его в плохое настроение, которое постоянно выражалось в скрытых упреках. Мне трудно было перейти к конкретной аналитической работе. Я не мог показать ему свою злость, так как в этом случае я должен был рискнуть всем будущим успехом лечения. В связи с этим я стал имитировать его поведение. Когда я открыл дверь, чтобы позволить ему войти, он стоял там с угрюмым, искаженным болью, помятым лицом и был воплощением несчастья. Я начал говорить с ним на его детском языке; а затем лег на пол и начал дрыгать ногами и вопить так же, как и он. Сначала он был удивлен, но неожиданно разразился совершенно не невротичным смехом. Произошел прорыв, правда, пока только временный. Я продолжил эти процедуры до тех пор, пока он сам не начал себя анализировать. Теперь мы могли продолжать.
Каково было значение этих провокаций? Это был его способ просьб любви, способ, свойственный всем мазохистским характерам. Он нуждался в доказательствах любви, чтобы уменьшить внутреннее напряжение и тревогу. Эта потребность любви непосредственно зависела от степени напряжения, произведенного его неудовлетворительной формой мастурбации. Чем «грязнее» он себя чувствовал, тем сильнее отражался мазохизм в его поведении, т. е. более настоятельной становилась его потребность в любви, которую он искал всеми возможными средствами. Но почему эта потребность любви проявлялась так косвенно и завуалированной Почему он так упорно защищал себя от каждого толкования его привязанности? Почему он продолжал жаловаться?
Его жалобы выявили следующую стратификацию по отношению к их значению, соответствующему генезису его мазохизма: «Видите, какой я несчастный - любите меня!», «Вы не любите меня достаточно - вы плохо относитесь ко мне!», «Вы должны любить меня; я заставлю вас полюбить меня. Если вы не полюбите меня, я рассержу вас!». Мазохистская страсть к мучениям, жалобам, провокациям и страданиям - мы обсудим их динамику позднее - может быть объяснена придуманной или действительно неосуществимой чрезмерной потребностью в любви. Этот механизм присущ именно мазохистскому характеру.
Каково значение чрезмерной потребности в любви? Данные об этом предоставляются анализом предрасположенности к тревоге, которая всегда имеется в мазохистских характерах. Имеется непосредственное соответствие между мазохистским отношением и потребностью в любви, с одной стороны, и напряжением неудовольствия и предрасположенностью к тревоге (или угрозой потери любви) - с другой. Первое не противоречит предрасположенности к тревоге как источнику мазохистской реакции, поскольку она связана с неудовлетворенной потребностью в любви. Так же как жалобы представляют скрытую потребность в любви и безнадежную попытку заставить полюбить себя, общее формирование мазохистского характера имеет в своей основе тщетную попытку освободить себя от тревоги и неудовольствия. Это невыполнимо, поскольку как он ни старается, он никогда не освободит себя от внутреннего напряжения, которое постоянно грозит превратиться в тревогу. Следовательно, чувство страдания соответствует конкретному факту: постоянному огромному внутреннему волнению и предрасположенностью к тревоге. Мы поймем эту ситуацию лучше, если сравним ее с блокированием аффектов в невротическом характере. В этом случае, в связи с потерей психической подвижности, блокируется и тревога. Но внутреннее напряжение полностью снимается хорошо функционирующим аппаратом характера. Отсутствует беспокойство. Когда оно появляется, это говорит о повреждении или, вернее, о декомпенсации панциря характера.
Мазохистский характер неадекватно пытается связать внутреннее напряжение и угрозу тревоги, добиваясь любви через провокацию и вызывающее поведение. Такой способ выражения потребности в любви специфичен для мазохистского характера. И он не достигает цели, потому что вызывающее поведение и провокации направлены на личность, которую он любит и от которой требует любви. Таким образом, страх потери любви и внимания увеличивается, нарастает и чувство вины, от которого каждый хочет освободиться. Все это для предмета любви становится весьма мучительным. Этим объясняется особое поведение мазохиста, который все больше и больше запутывается в ситуации страдания и все более интенсивно пытается из нее выпутаться.
Правда, эти отношения можно найти и в других характерах; они относятся исключительно к мазохистскому характеру, лишь когда проявляются вместе. Каковы причины такого рода сочетания отношений?
Мы говорили до сих пор о чрезмерной потребности в любви со стороны мазохистского характера. Сейчас следует добавить, что эта потребность в любви основывается на страхе остаться в одиночестве, который был испытан в самом раннем детстве. Мазохистский характер не переносит одиночества даже больше, чем потерю требуемой любви. Таким образом, тот факт, что мазохистские характеры зачастую одиноки, связан с вторичным механизмом, воплощенным в словах: «Посмотрите, как я несчастен, одинок и опустошен!». Однажды, обсуждая взаимоотношения с матерью, наш пациент воскликнул с волнением: «Остаться одному - значит умереть; моя жизнь кончена!». Я часто выслушивал эти слова, выражаемые другими людьми с мазохистским характером, правда, формулировались они каждый раз по-разному. Мазохистский характер не может перенести потерю объекта (мазохистское цепляние за объект любви). Он не может переносить даже потерю контакта. Когда это случается, он будет стараться восстановить его своими неадекватными способами, т. е. добиваясь сочувствия его несчастьям. Каждый мазохист, является ли он мазохистом исключительно в моральном или в открыто эрогенном смысле, имеет специфическое эрогенное основание для этого чувства. Перейдем к обсуждению половой структуры мазохиста.
Тот факт, что эротизм кожи у мазохистов играет особую роль, известен благодаря нескольким авторам-психоаналитикам (Садгер, Федерн и др.). Однако они пытались рассмотреть эротизм кожи как непосредственную основу мазохистского извращения, тогда как анализ показывает, что кожа играет эту особую роль только тогда, когда различные элементы разочарования совпадают. Лишь страх остаться одиноким основывается непосредственно на страхе, который возникает, когда контакт с кожей любимого человека потерян. Давайте начнем с поисков синдрома, который относится к коже у эрогенного мазохиста. В той или иной форме всегда можно найти стремление к деятельности, включающей кожу, или хотя бы соответствующую фантазию: быть сжатым, тереться щеками, быть избиваемым плетьми, быть связанным - что угодно, действующее на кожу. Ягодицы играют немаловажную роль в связи с этим, но лишь косвенно - в анальном закреплении. Общее для этих стремлений - желание почувствовать тепло кожи, первоначальная цель - это не желание боли. Объект, которого бьют хлыстом, не хочет испытывать боль; скорее боль терпят ради «горения». И наоборот, холод внушает отвращение. Некоторые мазохисты даже доходят до фантазий, что их кожа сгорает. Наш пациент, «упражняющийся в постели», также стремится к удовлетворению желания тепла кожи.
В терминах психологии тревоги, сокращение периферийных сосудов повышает тревогу (бледность в случае испуга; ощущение холода; озноб, производимый страхом, и т. д.). И наоборот, ощущение теплой кожи, вызванное более сильным притоком крови к периферическим сосудам, представляет собой специфический атрибут удовольствия. Психологически, внутреннее напряжение определяется ограничением тока крови. С другой стороны, сильный ток крови по телу, снимает внутреннее напряжение, а следовательно, и психологическую основу тревоги. С психологической точки зрения, снимающий страх эффект оргазма по существу основывается на этом процессе, который представляет собой изменение в циркуляции крови с расширением периферийных сосудов и снятием напряжения в органах.
Нелегко понять, почему контакт тела с любимым человеком имеет эффект снятия тревоги. По всей вероятности, это может быть объяснено тем фактом, что, психологически, тепло тела в вышеупомянутом смысле и возбуждение периферии тела в ожидании материнской защиты снимают или хотя бы смягчают внутреннее напряжение*.
_____________
* Энергия оргона, открытая в 1939 году, объясняет это явление. Смягчение тревоги ребенка телесным контактом с матерью объясняется оргонным расширением биосистемы ребенка, который тянется к матери. Наблюдается контакт между оргонными полями двух организмов.
Подробное обсуждение этих фактов приведено ниже.
Для нашего нынешнего исследования достаточно, что периферическое расширение сосудов, которое облегчает внутреннее напряжение и тревогу, представляет эрогенное основание мазохистского характера. Его более поздние попытки избежать потери контакта - просто дублирование психологического процесса возбуждения. Остаться одному в мире означает замерзнуть и быть незащищенным, т. е. находиться в невыносимом состоянии напряжения.
В связи с этим может возникнуть вопрос о роли, которую играет оральное закрепление у мазохиста. На основе того, что мы знаем, нельзя объяснить всю специфическую важность этого. Однако оно всегда имеется в некоторой степени во всех характерах, имеющих прегенитальную фиксацию. Не может быть сомнений в том, что оральные требования в значительной степени способствуют ненасытности мазохистской потребности в любви. Но оральная «жадность» в мазохизме является скорее регрессивным результатом раннего разочарования в объекте любви и страха быть опустошенным, чем первичной причиной мазохистской потребности в любви. Несколько случаев ясно дали понять, что ненасытная потребность в любви является следствием иного источника. Здесь страх остаться в одиночестве может быть прослежен к той фазе развития, в которой насильственные агрессии и начальное детское половое любопытство, в противоположность оральным и анальным импульсам, резко ограничивались любимым родителем или опекуном. В результате развивался сильный страх наказания, препятствующий развитию генитальности. Нашему пациенту позволялось есть столько, сколько он хотел; на самом деле поощрялось его стремление есть. Ему разрешено было ложиться в постель с матерью, чтобы обнять ее, ласкать ее и т. д. О его функциях выделения тщательно заботились. Однако когда он взялся за дальнейшие исследования возможностей полового удовлетворения и проявил интерес к гениталиям матери, то сразу испытал всю полноту родительской строгости.
Таким образом, оральные требования не только способствуют мазохизму, но и являются причиной возникновения депрессии, как происходит в других формах неврозов. На основе того, что нам уже известно: особого сочетания эротизма кожи, анальности и страха остаться в одиночестве, которые пытаются разрешить через контакт тела, - можно говорить о специфической характеристике мазохизма.
Ненасытная потребность в любви имеет специфический подтекст: «Согрейте меня» («Защитите меня»). Подтекст «Бейте меня» выражает то же стремление, но в уже измененной форме. Может показаться, что мазохистский характер не получил достаточной любви и именно по этой причине развилась такая сильная потребность в любви. Но следует также иметь в виду, что он страдал от серьезных любовных разочарований. Зачастую к этому предрасполагает сильная избалованность. Мазохистский характер очень предрасположен к анальности или эротизму кожи; он формируется в результате специфической комбинации внешнего влияния на эрогенную восприимчивость кожи и на половой аппарат в целом. Это сочетание влияний специфически определяет мазохистский характер. Только после того, как изучены эти влияния, можно понять другие характерные свойства мазохиста.
