Сила условного рефлекса
В этой главе рассказывалось о применении аверсивной терапии для лечения мужчины, возбуждавшегося при виде колясок и дамских сумочек, а также для лечения гомосексуальных наклонностей. Однако наилучшей иллюстрацией возможностей аверсивной терапии, по-видимому, является ее применение для лечения алкоголизма. Ее использовали в этих целях в течение многих лет, а лечение алкоголизма, возможно, имеет самую долгую историю в практической психологии. Для лечения алкоголизма также используют метод выработки условного рефлекса. Сеанс терапии происходит в тихой затемненной комнате, в которой редкие пятна света играют на бутылках со спиртным, стоящих на столе перед пациентом. Кроме врача и пациента в комнате больше никого нет. Врач делает пациенту инъекцию смеси рвотного, эфедрина (стимулятора, улучшающего выработку условного рефлекса) и пилокарпина (вызывающего обильное пото- и слюновыделение и, таким образом, дополняющего симптомы, вызываемые рвотным препаратом). В результате пациент начинает испытывать тошноту и оказывается в состоянии, в котором даже незначительный прием алкоголя немедленно вызывает у него рвоту.
Проблема с использованием этого метода заключается в трудности поддержания у пациента тошноты, которая вот-вот может перерасти в рвоту; поэтому врачу нужно обладать большим практическим опытом и хорошим знанием особенностей пациента. Разумеется, между сеансами пациенту необходимо давать прохладительные напитки и воду, для того чтобы не допустить возникновения отвращения к приему любой жидкости. Подобный курс лечения прошли тысячи пациентов, самым известным из которых, возможно, является знаменитый в прошлом футболист Джордж Бест (хотя в его случае лечение оказалось не до конца успешным). Около половины пациентов, прошедших курс такой терапии, воздерживались затем от приема алкоголя минимум от двух до пяти лет, а 25% — в течение десяти-тринадцати лет; некоторым требовалась дальнейшая помощь в организации лечения в течение еще нескольких лет. Если учесть эффект этих сеансов лечения в последующие годы, то общий показатель воздержания от приема спиртного в результате проведения терапии составит около 51% для всех пациентов. Это весьма высокий показатель по сравнению с другими методами лечения алкоголизма.
Случай мужчины, сексуально возбуждавшегося при виде колясок и дамских сумочек, свидетельствует об эффективности использования условных рефлексов при лечении нарушений полового поведения. Подкрепление поведения приводит к появлению мужских и женских «стандартов», варьирующихся как внутри культур, так и между культурами. Примером, взятым из западных культур, может служить женская фигура. Например, в 1920-х годах женщины стремились иметь плоскую грудь. Сегодня, по-видимому, наблюдается противоположная тенденция. И стала бы Мерилин Монро с ее формами такой же культовой фигурой в наши дни, когда все большей популярностью пользуются худощавые женщины? Вероятнее всего, ее бы убедили (выработка условного рефлекса) сесть на диету, чтобы сделать фигуру более соответствующей сегодняшним вкусам.
Еще одним примером власти условных различий в разных культурах является функция женской груди. В западном обществе грудь выполняет дополнительную роль сексуальной приманки. Однако такая картина наблюдается не во всех культурах. У некоторых народов функция груди ассоциируется исключительно с кормлением младенцев. Жители островов, расположенных в южных морях, никак не могли понять того интереса, который проявляли белые матросы к ничем не прикрытым бюстам туземных женщин.
Гомосексуализм был исключен из перечня психических нарушений в 1970-х годах, но этот факт не положил конец применению аверсивной терапии для исправления нетрадиционной сексуальной ориентации. Хотя этот метод больше не признается Американской психиатрической ассоциацией как допустимый метод лечения гомосексуальных наклонностей, многие терапевты по-прежнему продолжают его использовать — особенно участники движения за исправительную терапию, которые традиционно применяют аверсивную терапию для лечения педофилов и других людей, совершающих преступления на сексуальной почве. Более гуманной и физически более безопасной разновидностью аверсивной терапии является скрытая сенсибилизация, которую также применяют к таким пациентам. Она подразумевает использование описаний девиантных или аверсивных стимулов, которые воображает себе пациент вместо того, чтобы подвергаться их воздействию напрямую. Сходная процедура, называемая аверсивной терапией, вызывающей стыд, подразумевает воздействие на пациента посредством общественного осуждения его ненормального поведения.
Ученые неоднократно проводили исследования эффективности аверсивной терапии при лечении педофилии, эксгибиционизма и трансвестизма. В большинстве случаев в качестве аверсивных стимулов использовали тошноту и лишение сна под воздействием лекарств. В целом, было проведено довольно мало контролируемых исследований с большим числом пациентов, и поэтому сделать какие-то надежные выводы об эффективности таких методов лечения не представляется возможным.[63]
Дикий мальчик из Авейрона: история Виктора
Девятого января 1800 года из леса вблизи деревни Сен-Сернен, расположенной на юге Франции, вышел мальчик в возрасте одиннадцати-двенадцати лет. Он передвигался в вертикальном положении, но не мог говорить и издавал лишь бессмысленные звуки. Он был одет в превратившуюся в лохмотья рубашку и совершенно не стеснялся своей наготы. Его схватили, когда он проник в огород местного дубильщика кож, чтобы накопать там овощей для еды. Как часто бывает в таких небольших деревнях, молва быстро разнесла новость о поимке «дикаря». Так началась история дикого мальчика из Авейрона,[64] как его стали с тех пор называть, — дикого ребенка, о котором вскоре заговорила вся Европа.
История обнаружения
По сохранившимся описаниям, мальчик имел рост примерно метр сорок, белую (но слегка смугловатую) кожу, круглое лицо, острый нос, спутанные темно-каштановые волосы и сотни маленьких шрамов, покрывавших все его тело. Кроме того, у него на горле был еще один шрам длиной 41 мм. Эти шрамы породили спекуляции о том, что в какой-то период времени с ним плохо обращались и перерезали ему горло, прежде чем оставить одного. Его правая нога была слегка подогнута вовнутрь, так что при ходьбе он немного прихрамывал. Было быстро установлено, что он не получил «домашнего» воспитания: он мочился и испражнялся в любом месте, где испытывал в этом потребность. Он предпочитал есть только картофель, который сначала бросал в костер, а затем, обжигаясь, быстро запихивал себе в рот. Всем, увидевшим его в первые дни (а среди них было много просто любопытных людей), было ясно, что он в течение какого-то времени жил в лесу один и был полностью лишен каких-либо социальных контактов. Через два дня мальчика поместили в сиротский приют в местечке Сент-Африк и дали ему имя Жозеф.
В приюте Жозеф сразу замкнулся в себе и начал испытывать своего рода депрессию; по сообщениям очевидцев, он не издал ни единого звука в течение двух недель. Он отказывался практически от любой еды, за исключением картофеля, и пил только воду. Он разрывал любую одежду, которую на него надевали, и спал только на полу. Все его органы чувств были в полном порядке, но он уделял внимание только еде и сну. Директор приюта быстро понял, что у него появился уникальный индивид, который заинтересует в равной степени и ученых, и дилетантов. Он назвал мальчика «феноменом» и разослал письма в парижские газеты с предложением о том, чтобы обследованием ребенка занялось государство. История о «enfant sauvage de L'Aveyron» — «диком ребенке из Авейрона» стала в Париже главной темой разговоров. Наконец-то появилась возможность проверить на практике философские идеи Жан-Жака Руссо…
В своих ранних сочинениях Руссо утверждал, что человек является, в сущности, хорошим, «благородным дикарем», пока он пребывает в «природном состоянии» (состоянии, в котором находятся все другие животные и в котором он находился до возникновения цивилизации и общества), и что «хорошие» люди сделались несчастными и испорченными в результате своего опыта жизни в обществе. Он считал общество «неестественным» и «развращенным» и был уверен в том, что его дальнейшее развитие принесет человеку еще больше несчастий. Обнаружение «дикого ребенка» давало людям возможность проверить эти взгляды и подробно изучить ребенка, который вырос таким, каким его создала природа, и не испытал «противоестественных» влияний общества.
В то время в Париже существовал знаменитый институт для глухонемых, директором которого был Рош-Амбруаз Кукуррон Сикар (Roche-Ambrois Cucurron Sicard), уважаемый ученый и общепризнанный эксперт в области обучения глухих. Прочитав об этом случае, Сикар написал два письма с просьбой о взятии ребенка под опеку государства с целью проведения научных исследований. Одно из писем было направлено Люсьену Бонапарту, брату Наполеона и министру внутренних дел молодой республики. При наличии таких влиятельных друзей казалось неизбежным, что ребенок окажется объектом пристальных исследований в Париже.
Однако местный комиссар правительства заявил, что мальчик останется в приюте на какое-то время, чтобы власти могли проверить правдивость этой истории (существовали опасения, что это мистификация), и что родители из окрестных мест, дети которых пропали и не были найдены, могли бы прийти и выяснить, не является ли этот мальчик их сыном. В этот период Жозеф начал постепенно делать свою диету более разнообразной: он стал есть горох, зеленые бобы, грецкие орехи и ржаной хлеб. Через четыре месяца он уже ел мясо, но, по-видимому, ему было безразлично, является ли оно вареным или сырым. Он имел обыкновение собирать остатки еды и закапывать их в саду, возможно, для того, чтобы съесть их позднее.
Годы изоляции
Были предприняты попытки выяснить подробности этой истории. Необходимо было найти ответы на многие интригующие вопросы. Был ли мальчик «дитем природы»? Был ли он действительно диким ребенком или же просто слабоумным, оставленным в лесу за несколько недель до его обнаружения? Мог ли он сам заботиться о себе в условиях дикой природы? Как долго мальчик жил в одиночестве? Где и как он жил?
В полученных рапортах сообщалось, что голого мальчика видели примерно два-три года тому назад в окрестностях деревни Лакон (Lacaune), расположенной примерно в семидесяти милях к югу от Сен-Сернена. Он питался корнями и желудями и убегал от всякого, кто пытался к нему приблизиться. Иногда замечали, что он передвигается на четвереньках, но позднее выяснили, что он делал это только в состоянии крайней усталости. Отсутствие на его коленях мозолей указывало на то, что он ходил в вертикальном положении. По-видимому, крестьяне из окрестных деревень знали о его существовании и относились к нему просто как к какой-то диковинке, не заслуживающей особого внимания. Имелись сообщения о том, что однажды, в 1798 году, его поймали и выставили напоказ на деревенской площади, однако он сумел убежать и пропал из поля зрения примерно на один год. Затем в июне 1799 года на него случайно наткнулись три охотника и взяли его в качестве трофея. Одна местная вдова присматривала за ним в течение нескольких недель; она научила его готовить картофель и дала ему рубашку, в которой его и увидели несколько месяцев спустя. Благодаря доброте, проявленной вдовой, мальчик, по-видимому, начал охотнее идти на контакты с людьми и стал часто попадаться на глаза местным крестьянам. Иногда он подходил к отдельно стоящим крестьянским домам и садился поблизости, ожидая, пока ему вынесут какую-нибудь еду. Один крестьянин регулярно давал мальчику картофель, который тот пек на костре и поедал горячим. Насытившись, он снова исчезал среди окрестных холмов, чтобы спрятаться там от посторонних глаз.
По сути, крестьяне относились к нему как к дикому животному, регулярно появляющемуся у их домов. Хотя они видели в нем человеческое существо, но не считали себя обязанными попытаться поймать его или дать ему одежду. В те дни людям нередко приходилось видеть «деревенских дурачков», живших рядом с ними, и поэтому дикий мальчик был отнесен крестьянами к той же категории. Мальчик вполне мог продолжать вести подобный образ жизни, но по какой-то причине он решил двинуться на север и дошел до Сен-Сернена. Местный комиссар в течение нескольких недель пытался выяснить, что произошло с мальчиком в прошлом, но не нашел каких-либо надежных сведений, позволяющих объяснить, как ребенок оказался совершенно один в лесу. Впоследствии появилось множество выдуманных историй о ребенке, брошенном на съедение волкам, и других подобных ужасах.
Чтобы проверить, не является ли данный случай мистификацией, Жозефа подвергли нескольким довольно примитивным испытаниям. Например, ему дали зеркало, чтобы оценить его реакцию. Он не узнал себя и даже попытался протянуть руку, чтобы схватить картофель, увиденный им в зеркале. Имелись также сомнения относительно того, как он сумел пережить относительно суровые зимы, характерные для этой области Франции. К тому же мальчик предпочитал подолгу сидеть около огня. Чтобы проверить его способность переносить холод, его раздели и вывели морозным вечером на улицу. Он этому никак не сопротивлялся и, по-видимому, даже получил удовольствие от такой прогулки на свежем воздухе. Отсюда был сделан вывод о том, что он, подобно кошкам и собакам, был довольно нечувствительным к холоду, но при любой возможности предпочитал располагаться поближе к теплу.
Дальнейшее обследование в Париже
После пяти месяцев пребывания в местном приюте мальчик продемонстрировал слабый прогресс. Люди, отвечавшие за его воспитание, испытывали разочарование и утверждали, что он по-прежнему больше похож на животное, чем на человека. Было решено, что лучше всего отправить его для дальнейшего обучения в Париж. К сожалению, по дороге в столицу он заболел оспой, что серьезно задержало его в пути. Тем не менее, 6 августа 1800 года на почтовой карете он был доставлен в институт для глухонемых, который располагался в Люксембургском саду. Жозефа немедленно передали в руки Сикара. В первые две недели Сикар был настолько занят другими делами, что Жозеф оказался фактически брошенным еще раз. Он к тому времени заметно растолстел, ему стало нравиться, когда его щекочут, и довольно часто его видели смеющимся, хотя никто с уверенностью не знал, над чем же он смеется на самом деле. Однако эти видимые признаки прогресса наблюдались на фоне удручающего поведения. Жозеф по-прежнему не пользовался туалетом и совершенно открыто демонстрировал все проявления естественных функций своего организма. Его не интересовало практически ничего, кроме пищи и сна. Действительно, как отмечалось в отчетах, «вся его суть была сконцентрирована в желудке». Он практически не уделял никакого внимания происходящему вокруг него и ничем не интересовался. Он стал равнодушным практически ко всему, избегал других детей, находившихся в институте, но никогда не вел себя нечестно или подло по отношению к другим людям.
Имеются противоречивые сведения о свободе, которой пользовался Жозеф в институте. В одних отчетах утверждается, что он был полностью предоставлен сам себе и никогда не пытался сбежать (что было для него вполне возможным); в других же отчетах сообщается, что его часто сажали на цепь, чтобы предотвратить попытки бегства. Но в любом случае, для Жозефа в эти три месяца, по-видимому, не было сделано ничего, и, в результате, его состояние стало ухудшаться. Он начал пачкать свою постель и наносить себе различные повреждения, а также бить и царапать тех, кто за ним ухаживал. Его часто посещали любопытные люди, которые за определенную мзду получали от смотрителей возможность увидеть «дикого ребенка». Эти посетители постоянно докучали Жозефу, который бесцельно слонялся по коридорам здания и институтскому саду в самом жалком состоянии. Сикар, этот «великий воспитатель», в данном случае, по-видимому, полностью игнорировал свои обязанности. Жозеф, о котором недавно говорила вся страна, вновь стал всеми забытым и покинутым ребенком. Есть подозрение, что Сикар счел этот случай безнадежным и решил вовсе не браться за него, чтобы не рисковать своей репутацией. Позднее была создана еще одна комиссия для систематического измерения и уточнения способностей Жозефа. Ее выводы совпали с выводами Сикара: Жозеф является «идиотом», обладающим исключительно животными инстинктами, развившимися у него в период пребывания в лесу, и поэтому ему ничем нельзя помочь.
Если бы такой ребенок был обнаружен сегодня (как в случае Джини, описанном в главе 1), его подвергли бы множеству психологических тестов для выяснения недостатков его развития и причин их возникновения. В числе последних, возможно, обнаружилась бы «органическая» причина, т. е. недостаток мог иметь физическое происхождение (например, травма мозга) или «функциональная» причина, имеющая не физическое происхождение. Функциональное объяснение недостатка предполагает, что он вызван внешними обстоятельствами, в то время как органическое объяснение предполагает, что недостаток является врожденным. Во многих отношениях эти различия соответствуют предмету спора о соотношении ролей природы и воспитания, возникшего в связи со случаем Джини. Был ли Жозеф рожден с «органической» проблемой или же его проблемы стали следствием его ограниченного воспитания? С учетом дефицита надежной информации по данному случаю дать однозначный ответ на этот вопрос невозможно. Однако, помимо шрама на горле, который мог появиться у него вследствие травмы, полученной во время «дикой» жизни, или в результате попытки другого человека перерезать мальчику горло, прежде чем бросить его в лесу, у Жозефа нельзя было найти никаких следов других физических повреждений. В 1967 году Бруно Беттельгейм (Bruno Bettelheim)[65] исследовал этот случай и пришел к выводу, что, возможно, Жозеф страдал одной из форм аутизма, хотя невозможно узнать, был ли он рожден с этой аномалией (способствовавшей тому, что он был брошен взрослыми) или же она развилась у него за годы одиночества. Однако другие эксперты в этой области считают маловероятным то, что страдающий аутизмом мальчик или просто «идиот» сумел бы прожить в одиночку в лесу в течение пяти или шести лет. Действительно, можно утверждать, что мальчик в раннем подростковом возрасте, сумевший выжить в период многолетнего пребывания в лесу, должен был бы обладать замечательно высоким уровнем интеллекта (однако общепризнано, что страдающие аутизмом также могут быть очень умны).
